Н и н а. На счастье. Сели!
Все присаживаются.
Встали!
Все поднимаются.
Л а в р е н к о. А що цэ вы, дивчино, так розглядалы?
Н и н а. Принесите мне из Польши цветок. (Уходит.)
Ю з е ф. Бардзо гарна пани. Красивая.
Д а л и е в. Красивая, уважаемый Юзеф, есть не красавица, а та, которую муж очень любит.
Ю з е ф. Согласен. Но и пан согласится, что встретить перед разведкой таку пани — бардзо добра примета.
Разведчики двинулись.
Музыка.
Двадцатые числа апреля. Берлинское направление. Сумерки. Наскоро сделанный указатель со стрелкой «До Берлина 19 км». По гудкам грузовиков и тягачей, по грохоту гусениц и стремительным бликам синих фар угадывается интенсивное движение, которым виртуозно дирижирует регулировщица К л а р а.
К л а р а (строго). Эй, с колясочками! Стоп! Назад ходу нет! Движение одностороннее: только на Берлин! (Подозрительно.) А почему заграничный плакат?
Н и н а (появляется в форме младшего лейтенанта). Это датчане, надо пропустить. Наши вызволили из концлагеря.
К л а р а. Сейчас пропустим освобожденную Данию. (Машет флажком, уходит на шоссе.)
Приходит Е р и к е е в с катушкой провода.
Н и н а. Теперь — обходный провод вдоль фольварка.
Е р и к е е в. Вы бы покемарили. Вторые сутки без сна.
Н и н а (весело). На Берлин же!.. Ладно, двадцать минут. (Садится на ящик. Задремала.)
Ерикеев уходит. Возвращается К л а р а.
К л а р а (устало). Нюшка сменила меня. (Садится рядом с Ниной.)
Н и н а (проснулась). А вы здесь только вдвоем?
К л а р а. Еще ефрейтор. Пленных повел на пункт. Выходят из лесу — и хенде хох! Чистое кино.
Н и н а (улыбается). Здесь веселее, чем в санитарках?
К л а р а. Ну! Здесь мне даже полковники улыбаются… Интересно, какие платья будут носить после победы? Перед самой войной забрала я из мастерской креп-жоржетовое. Васильковое, а отделка белая. Боюсь, из моды вышло.
Н и н а. И в немодном хороша будешь.
К л а р а. Не смейся. Ты вот красивая. Не так даже красивая, как интересная. Шарм. Ну и офицерское звание, штаб дивизии. Наверно, влюбляются пачками, да?
Н и н а. Один бы полюбил.
К л а р а. А ты в него влюблена?
Н и н а. Нет. (Помолчав.) Я люблю его.
К л а р а. Разлюби!.. Не можешь, да? Невозможного нет. (Оживилась.) Забыла же того женоненавистника, а как переживала на Западном фронте! И этого забудешь… Слушай, а слезами не пробовала? Попробуй. Для самых бесчувственных наши слезы — как прямой наводкой!
Н и н а. Не родился человек, из-за кого заплачу.
К л а р а (после паузы). А может, все-таки любит?
Н и н а. Другую.
К л а р а. А тебе какое дело! Эх, не так уж, видно, любишь, а то дралась бы за свою любовь… Вольнонаемным, конечно, удобнее — и за косы оттаскать разлучницу можно… А ты еще партийная, да?
Нина отрицательно покачала головой.
Нет?! Ну я бы на твоем месте… Почему не подаешь?
Пауза.
Н и н а. Хотя бы потому, Клара, что разлучница-то вроде я.
К л а р а. Женатик? Многодетный, да?..
Нина молчит.
Большой начальник, Нина?
Н и н а. Герой Советского Союза.
К л а р а. Плохо! Скажут, на Героя нацелилась! Да еще от другой отбиваешь… Это против партийного устава, да?
Н и н а. Против совести. В партию надо, когда… чиста каждой мыслью.
Прибегает Ш о ф е р, из разбитных, с ведром.
Ш о ф е р. А где тут, девчаточки, водичка?
Н и н а. Среди девчаточек есть офицер.
Ш о ф е р. Извиняюсь, я полагал, вы — медицина.
Н и н а. Обратитесь, как положено.
Ш о ф е р (подтянулся). Товарищ младший лейтенант, разрешите…
Н и н а (Кларе). Покажите ему, где вода.
К л а р а. Белый сарай видишь? А слева — водоем.
Слышны беспорядочные выстрелы.
Ш о ф е р. Не волнуйтесь, у меня в кабине автомат.
Н и н а. Принесите! Всем водителям вооружиться!
Шофер убегает. Подползает Е р и к е е в.
Е р и к е е в. Немцы, товарищ младший лейтенант.
Н и н а. Сколько их?
Е р и к е е в. С десяток.
К л а р а. Может, они сдаваться?
Е р и к е е в. Эти — нет.
Возвращается Ш о ф е р с автоматом.
Ш о ф е р. Сыграю им траурный маршок композитора Шопена!
Н и н а. Без моей команды — ни выстрела. (Кларе.) Передай приказ водителям: занять круговую оборону!
Клара убегает.
Ш о ф е р. Обороняться? Под Берлином? Истребить их надо!
Н и н а. Я предложу им сложить оружие.
Ш о ф е р. Разрешите — я. Как-никак мужской голос.
Н и н а. Ничего, советский голос — и женский хорош. (Сложив ладони рупором, по-немецки.) Немедленно выходить по одному, бросить оружие! Выходить по одному! Живо!
В ответ слышатся выстрелы.
З а т е м н е н и е.
Полуразрушенный дом на пылающей окраине Берлина. М а к с и м о в, заглядывая в блокнот, диктует Т е л е г р а ф и с т к е.
М а к с и м о в. «Москва, «Красная звезда». Абзац. Первый из фронтовых знакомых, кого я встретил на берлинской окраине, был политработник Ратоян. Но побеседовать с подполковником не удалось. Он спешил на передний край, на захваченную станцию берлинского метро. Сегодня, 22 апреля 1945 года, везде, даже на самых горячих точках, проводятся беседы о 75-летии со дня рождения Ленина…»
Т е л е г р а ф и с т к а. У нас во время беседы грохнулся «юнкерс». Почти рядом.
М а к с и м о в. «Воины Солодухина достойно отмечают эту дату: ворвались в Берлин! Помню, под Москвой Солодухин хорошо сказал: «Заря победы только-только забрезжила над Подмосковьем», а молодая партизанка Гаранина добавила, что заря победы обязательно взойдет над Берлином. И сейчас мысли уносят наших воинов под Москву, где они все гордо называли себя москвичами…»
Т е л е г р а ф и с т к а. Точно! Я елецкая, а говорила — москвичка!
Вбегает Н и н а, сгоряча не замечает Максимова.
Н и н а. Катюха, закрывай контору!
М а к с и м о в (горячо). Но я — в газету! (Узнал ее.) Нина!
Н и н а (обрадовалась). Здравствуйте!.. Ничего не могу сделать — приказ комдива. Выдвигаемся ближе к рейхстагу. (Начинает собирать аппаратуру.) К Унтер-ден-Линден!
Т е л е г р а ф и с т к а. По-русски — улица под липами.
М а к с и м о в (жалобно). Нина, но мне в газету…
Н и н а. А вы передайте от танкистов. Их узел на Лейпцигерпляце.
Т е л е г р а ф и с т к а. По-русски — Лейпцигская площадь.
З а т е м н е н и е.
29 апреля 1945 года. Вечер. Берлин. В полуразрушенной комнате наблюдательный пункт генерал-майора Ташилова, чья дивизия с боями приближается к рейхстагу. Т а ш и л о в у стереотрубы. Слушает сообщение разведчиков Д е д у н о в а и Д а л и е в а. А д ъ ю т а н т записывает. В безопасном углу — зачехленное Красное знамя.
Д е д у н о в. Ну и надолбов на мосту Мольтке! Не счесть! Зато прямой путь танкам к рейхстагу.
Д а л и е в. А лично сам рейхстаг, товарищ генерал, очень некрасивая архитектура. Мы подползли бы ближе, только из музкомедии ихняя артиллерия безобразно бьет.
Т а ш и л о в. Что за музкомедия?
Д а л и е в. Оперетта. И кругом — сирень, сирень!
Д е д у н о в. Разрешите, на карте покажу. (Показывает.)
Т а ш и л о в. Театр «Комише Опер»… (Адъютанту.) Передайте Гнездилову, надо с этой опереттой кончать. (Разведчикам.) Вы, орлы, как всегда, не подвели. (Кивает на Адъютанта.) Их сообщение передать командиру корпуса. (Пожимает им руки.) Передайте подполковнику, что Красное знамя будет вручено вашему полку. К Первомаю должно красоваться на рейхстаге! (Адъютанту.) Покажи разведчикам, заслужили.
Адъютант расчехляет знамя. Далиев и Дедунов застывают перед знаменем, которое вскоре ознаменует победу над врагом.
Д а л и е в. Хорошее знамя. Гордое. Но недопустимо плохо нарисованы цифры нашего корпуса. Один подумает — девять, другой подумает — ноль. Все будут любоваться, а нашему уважаемому командиру корпуса будет морально очень грустно.
Т а ш и л о в. Цифры подправим. Ну, орлы, успеха вам.
Д а л и е в и Д е д у н о в. До свидания, товарищ генерал. (Уходят.)
А д ъ ю т а н т (вернувшись к записям). Как именовать — «дом Гиммлера» или «гестапо»?
Т а ш и л о в (у стереотрубы). Именуй хоть логовом — главное, что оно в наших руках… Написал?
А д ъ ю т а н т. Так точно. (Подает Ташилову донесение.)
Т а ш и л о в (подписал). Пусть Нина сама передаст.
А д ъ ю т а н т. Слушаюсь. (Уходит.)
Входит Л о з о в о й. Он уже в чине подполковника, на груди «Золотая Звезда».
Л о з о в о й. Товарищ генерал, разрешите?.. Из штаба фронта.
Т а ш и л о в. Здравствуйте. (Просмотрел документ.) Слушаю.
Л о з о в о й. Маршал приказал танкистам из своего резерва помочь вашей дивизии… И, конечно, соседней.
Т а ш и л о в. Хорошая весть!
Л о з о в о й. Сейчас еду в танковую бригаду. Она у Моабита. Должен познакомиться с вашими планами. И увязать с танкистами.
Т а ш и л о в. Вот мой приказ. И карта. (Показывает.)
Лозовой делает пометки на своей карте.
Л о з о в о й. Самый крепкий орешек — Тиргартен.
Т а ш и л о в. Да, оттуда попытаются рассечь мои батальоны.
Л о з о в о й. Не сочтете ли вы, товарищ генерал, целесообразным направить своего связиста и рацию к танкистам?