– Ну, тут ты как раз прям в гуще толпы, – сказал Рентон. – Хотя ты у нас же идейный торчок, да, Дон? «Мир слишком дерьмов, чтобы оставаться в нём трезвым».
Дон выудил из недр бардачка «Руки Вверх!», сунул кассету в магнитолу и пританцовывая запел:
– А-ай-ай, девчонка! Где взяла та-а-акие ножки? Вот ведь на редкость дебильная попса! Ни одной приличной рифмы, не то что мысли! А как задорно! Практически порно! – восхищался он, ёрзая на сиденье в такт музыке. – Тоже, кстати, наши, пускают по вене, особенно тонкий.
Короче, тема наркотиков табуированной не была. Но и не была основной. Просто в то время и правда торчал каждый второй.
И вот сидят они на диване, и тут влетает моя мамаша. В джинсах на бедрах, в коротком топе, с ярким макияжем, подскакивает к ним и с воплем «НААААААА!» суёт им в лица живого рака. Те отпрянули, шарахнувшись в разные стороны, а она в восторге взвизгнула, захохотала и ускакала на кухню. Парни переглянулись, Хуан первый обрел дар речи:
– Ни хуя себе у тебя старшая сестра!
– Это не сестра. Это мама.
– Так она же уделанная в говно, по-моему.
– Нет. Она всегда такая.
– Снимаю шляпу. Может, нам не стоит больше беспокоиться, что тебя не отпустят? Потому что, судя по её состоянию, она может о тебе вообще не вспомнить.
Мы уехали в «Разлив». Долго-долго ехали, Рентон потихоньку веселел, Хуан играл в диджея, меняя уцелевшие пять кассет, перематывая на прикольные, по его мнению, песни и предвкушая шикарные выходные. С нами в машине был ещё Микаэль, который был взят исключительно из-за умения играть на гитаре и ради Репки. Мне он нравился внешне, но по характеру он был самым циничным, самым жестким и самым злым. Гораздо хуже Злого, который больше паясничал, чем был жестоким на самом деле. Хотя многие со мной не соглашались.
Приехали, нас вышли встречать две девушки: Репка и Наташа. Обе были русые, длинноволосые, Репка более крупная, здоровая, с овальным типично русским лицом. Она улыбалась, смеялась, была искренне рада, что мы приехали. Наташа была невысокого ростика, хрупкая и очень красивая. От таких девочек трудно оторвать взгляд, они как магнит. Я стояла и глазела на неё, думая, что ей очень идет её имя и что она, как Хозяйка Медной горы из сказки Бажова, зачаровывает красотой. И она это прекрасно знала. Она ничем не выдала своих эмоций по поводу нашего приезда, просто в упор вопрошающе смотрела на Рентона своими зелёными глазами и спустя пять минут игры в гляделки ушла в свой домик. Она была уверена, что он пойдет за ней. Он не пошёл.
Нам своего домика не предполагалось, мы были на базе зайцем, но никто дискомфорта по этому поводу не ощущал. Я, как опытная туристка, сперва расстроилась, что у нас ни палаток, ни спальников, на что Хуан сказал, что не парься, впишемся куда-нибудь. Мы заняли на берегу одно из костровых мест. У «Разлива» был свой прекрасный пляж. Его коса далеко тянулась в обе стороны вдоль берега, оканчиваясь подступившим вплотную сосновым бором. Песчаный берег посередине делил длинный бетонный пирс, выдаваясь далеко в море, так что сверху напоминал летящего вдаль журавля. Ещё недавно сюда причаливали большие белые «Омы», флагманы речного судоходства, и стремительные «Ракеты» на подводных крыльях, самые быстрые из всех речных судов. Теперь пирс был пристанищем рыбаков и местом променада отдыхающих.
Дровами нам служил тут же наваленный топляк, так что далеко ходить не надо было. Мы привезли с собой несколько ящиков пива, всякой копченой рыбы и огромный пакет травы. Этой травой можно было накурить всю базу, и ещё бы осталось.
– Понеслась душа в рай! – потер руки Мика, и действительно понеслась.
В начале всего этого безобразия, примерно на середине первого ящика, на бревнышко между мной и Рентоном, который подозрительно часто оказывался рядом, присела Наташа и начала с ним полушёпотом о чём-то беседовать. Рентон отвечал ей сначала хмыканьем, потом резкими «нет», а потом отвел её в сторону, и они там орали друг на друга уже в полный голос. Возвращаясь к костру, Рентон крикнул, что у него уже есть девушка, спасибо, больше не надо. Наташа вернулась, тихо села напротив и стала испепеляюще на меня смотреть. Рентон пододвинулся поближе и слегка приобнял меня за плечи. Я подумала, что он просто решил таким образом отделаться от бывшей: прикинуться, что мы пара, чтобы та отвязалась. Я даже стала ему подыгрывать.
С сумерками на пляж начали стекаться отдыхающие, намечался какой-то праздник, то ли посвящение в разливцев, то ли что-то ещё подобное. Мы решили, что так дальше накуриваться у костерка будет слишком палёво, и переместились в домик к девушкам.
Домик представлял собой одну большую крышу углом, едва вмещал два узких топчана и крошечный столик между ними, по ощущениям был уже и меньше купе в поезде и почему-то запирался изнутри на тонюсенький хлипенький крючок. Мы набились в него, как селёдки в бочку, уселись на кровати по трое, забили очередную папиросу и почти закончили курить, как дверь с треском открылась, и на пороге появился Нептун.
Пожилой, но прекрасно сложенный и мускулистый, как и подобает бессмертному властителю океанов, с длинной седой бородой, в которой застряли обрывки водорослей, с обнажённым торсом со стекающими по овальным соскам каплями воды, он стоял и грозно зыркал на нас исподлобья. На его талии висела юбка из мочала, в руках сверкал трезубец, а на голове переливалась огнями самоцветов золотая корона. Мы вытаращились на него своими красными, похожими на помидоры, глазами, так и держа недокуренный косяк на весу. Микаэль громко спросил, все ли видят Нептуна, или накрыло до такой степени только его одного? Мы подтвердили, что Нептуна видят все. Нептун стоял и не двигался в проходе, так что сбежать, минуя его, было невозможно. Хуан смешно поджал коленки к груди, прижал кулаки ко рту и прошептал: «Вот это прё-о-от!» Рентон крепко зажмурился, потом открыл глаза, потёр их, опять зажмурился, стараясь проверить, видит ли он Нептуна и с закрытыми глазами? Девчонки начали сдавленно хихикать.
А я, как уже повелось, выдала:
– Уважаемый Нептун, а почему у вас очки на лбу? Вы прямо в них из моря вышли?
– Нет, – сказала коллективная галлюцинация растерянно. – Я просто забыл их снять, вернулся из-за этого, но, похоже, ошибся домиком. Извините меня, ребята, ради бога!
Развернулся и вышел, закрыв за собой дверь.
Крыша домика взорвалась, отделилась от земли и с невероятной скоростью умчалась в космос, подгоняемая хохотом шести разорванных ртов.
Потом я уже совсем плохо соображала. Помню дискотеку какую-то на поляне, помню, как прыгала под «Ну где же ручки, ну где же ваши ручки?» и медляк с Рентоном. Меня ещё насмешило то, как комично мы, должно быть, смотримся: я метр с кепкой и он почти два метра. Я едва доставала ему до плеч, мы танцевали и смеялись над этим.
А потом Мика с Хуаном пошли вписываться на ночь в дом к девчонкам. И если Репка радостно вписала Микаэля, так как между ними давно уже что-то было, то Наташа очень неохотно согласилась на компанию Хуана. Тот посетовал, что не видать ему, похоже, в этой жизни секса, но пошёл, больше-то вариантов не было.
Я спросила, а где же буду спать я? На что Рентон ответил, что мы будем спать комфортнее всех: в машине. Даже в этот момент мне как-то не пришло в голову, что намечается что-то большее, чем отрубиться до завтра.
Мы разложили сидушки, достали из багажника плед. Я открыла дверь, уселась на заднее сиденье машины и стала снимать ботинки. Пальцы мои плохо слушались, шнурки никак не поддавались, тогда Рентон присел на корточки рядом, начал помогать их развязывать, стянул сначала один ботинок, потом второй и вдруг стал целовать мои босые ноги. Потом встал на колени, приблизился и поцеловал меня в губы. Я не сопротивлялась. Я вдруг подумала: а почему бы и нет, меня вообще-то ничего не держит. Или, вернее, эта мысль только вскользь зацепила моё сознание, проваливающееся в пучину возбуждения. Он стянул с меня джинсы, начал ласкать сначала кончиками пальцев. Он был гораздо опытнее Краша, в тысячу раз более умелый, никуда не спешил и сначала почти довел меня до оргазма ласками, а потом вошёл, двигаясь плавно и уверенно, с нарастающей амплитудой. Мы синхронно кончили, выгибаясь и вздрагивая от удовольствия.
И это было просто офигенно! Но по-настоящему насладиться моментом не получилось, потому что в это мгновение в дверь машины постучали.
Стекла запотели изнутри, поэтому не было видно, кто же там стучит. Мы подумали, что пришла охрана базы выгонять нас нафиг с территории. Рентон быстро натянул штаны, даже кеды искать не стал и выскочил на улицу.
Там стояла Наташа. Сперва она сделала вид, что пришла стрельнуть сигарету. Но тут же поняла, что сейчас происходило в машине, и начала орать, пыталась заглянуть внутрь, открыть двери, которые каким-то чудом были все, кроме водительской, закрыты изнутри. Рентон же молча подошёл, взял её за шиворот, развернул в сторону домика и сказал холодно и спокойно: «Пошла вон».
Я в это время одевалась. Когда Наташа ушла, Рентон заглянул внутрь и спросил:
– Пойдем, может, на берег сходим? Курить хочу.
Я вылезла из машины, и мы пошли на берег. Уже занимался рассвет, над морем небо было розовато-фиолетовым, вода – чернильно-синей, между ними висела едва различимая белесая дымка. Кое-где по длинной песчаной косе горели костры, народ продолжал гулять и радоваться короткому сибирскому лету, выпивая каждый погожий денек до самого донышка.
Я разулась и уселась у самой кромки. Прохладная вода лизала пальцы, пятки тонули в мелком песочке, было тепло, в воздухе вились тучи зеленых комариков, бестолковых вездесущих насекомых, ковром покрывавших сырой топляк в линии прибоя, набивавшихся в фонари на пирсе неподалеку и засорявших растянутые в проемах кнехтов паутины.
Рентон сначала молча курил немного в стороне, потом подошёл, пристроился сзади меня на бревно, вытянул свои длинные ноги в воду, руками обнял меня, а голову положил на плечо.