Повесть в диалогах
Дипломатическая акция, о которой вы сейчас узнаете, была совершена на самом деле. Причем суть ее изложена точно. Однако считаю своим долгом заметить, что место действия, а также имена действующих в повести лиц несколько изменены. Причина? Наверно, она заключается в том, что, и обращаясь к истории, автор все же остается писателем, а не становится историком.
Итак, время действия — 1919-й и 1920-й годы.
Впрочем, сначала представим себе несколько картин, характерных для наших нынешних дней.
Аэродром в Париже. Почетный караул. Автомобиль с советским флагом, эскортируемый мотоциклистами, проезжает по улицам Парижа. В автомобиле — один из советских руководителей и президент Франции.
Торжественно проезжает автомобиль с советским флагом по улицам Стокгольма. Эскорт мотоциклистов…
Автомобиль с советским флагом под эскортом мотоциклистов медленно движется по старинной улице Амстердама. В нем советский представитель. Прохожие и люди в окнах, в том числе и в окнах отеля «Лебедь», приветственно машут флажками.
Но для того, чтобы стало так, надо было совершить нечто почти невероятное.
Вспомним карту Советской республики, какой была она в 1919 году. С севера, востока, юга и запада тянутся черные стрелы от змеящейся линии, обозначающей расположение войск интервентов и белогвардейцев.
Еще не исполнилось и двух лет Советской республике. После первой мировой войны и революции — война гражданская. Со всех сторон на молодое государство наступали вражеские войска. Юденич с запада рвался к Петрограду. Деникин с юга продвигался к Москве. В июне пал Харьков, затем — Царицын. В сентябре деникинские войска захватили Курск. В октябре корпус Шкуро, идя на соединение с корпусом Мамонтова, овладел Воронежем. Деникин захватил Орел и начал продвигаться к Туле — центру производства оружия и последнему крупному городу на пути к Москве. Вокруг страны была создана экономическая блокада. Внутри страны — голод, разруха, свирепствовал тиф. Республика не имела ни с кем никаких дипломатических и торговых отношений. Западный мир только того и ждал, чтобы неокрепшая Страна Советов погибла. Надо было выстоять. Создать армию. Защитить республику. Пробить блокаду. Вернуть из плена в семьи, к труду кормильцев — крестьян, рабочих. Восстановить хозяйство. И начать жить мирной жизнью.
Многие, очень многие (в том числе совсем не глупые люди) считали все это делом немыслимым. Несбыточными мечтами.
Кабинет Максимова в Наркоминделе. Максимов критически осматривает двух девушек — Лялю и Веру. Ляля в кожанке, Вера в теплом жакете.
М а к с и м о в. Вы думаете так ехать? В этих нарядах?
В е р а. А в чем?
Л я л я. У меня ничего другого нет.
М а к с и м о в. У вас есть платья с воланами?
Л я л я. Откуда?
В е р а. Да и зачем?
М а к с и м о в. Так надо.
Входит мужчина в гимнастерке без знаков различия. Он бережно несет перед собой тарелку, покрытую салфеткой. Под мышкой у него папка.
— Вот, — говорит он. — Я принес.
Он снимает с тарелки салфетку. Там сверкают брильянты.
— Распишитесь, пожалуйста, — говорит мужчина, подавая Максимову папку.
Максимов пересчитывает камни и расписывается. Мужчина, захлопнув папку и бросив взгляд на брильянты, выходит.
— Придете через два часа, — говорит Максимов девушкам. — Захватите с собой иголки с нитками. Будут вам платья с воланами. Зашьете в воланы эти камушки. Поменяем в Голландии на валюту.
Мчится поезд.
Поезд приближается к пограничной станции.
Максимов с двумя секретаршами проходит таможенный досмотр за границей. Таможенники роются в вещах, встряхивая каждый носовой платок, рубашку. Максимов невозмутимо и аккуратно все снова укладывает: носовые платки — по складке, рубашки — тщательно выравнивая рукава и воротничок. Таможенник наблюдает эту сцену. Девушки нервничают. На них, под распахнутыми шубками, платья с воланами.
Максимов с двумя секретаршами едет в жестком купе старомодного вагона. Шпик в проходе покуривает. Когда Ляля выходит из купе, шпик неторопливо следует за ней.
Максимов сидит на палубе старенького жалкого пароходика с высокой дымящей трубой. Ляля и Вера расположились у перил. Неподалеку два других шпика бесцеремонно разглядывают их и пересмеиваются. Максимов взглядом подзывает секретарш. Те садятся рядом.
В старом фиакре с фонарем и торчащим хлыстом Максимов и две секретарши подъезжают к небогатому отелю, Новый шпик следует за ними на велосипеде, изредка даже придерживаясь за крыло фиакра.
Портье за стойкой долго рассматривает паспорт Максимова и отрицательно качает головой.
Фиакр с Максимовым и секретаршами трогается. Шпик влезает на велосипед.
В другом отеле портье пожимает плечами.
В третьем — портье разводит руками.
Максимов говорит по телефону. Шпик скучающе стоит неподалеку, гоняя ногой коробок спичек. Он делает это довольно ловко и с неподдельным увлечением.
— Хорошо, мистер Мэйсон, — говорит в трубку Максимов, — мы подъедем к отелю «Лебедь». Но мы будем сидеть в фиакре и не войдем в отель до тех пор, пока вы туда не прибудете. До скорой встречи.
Фиакр подъезжает к отелю «Лебедь». В подъезде отеля Максимова уже ждет Мэйсон. Это англичанин, мужчина средних лет, в штатском, но с закрученными усами и военной выправкой. Когда фиакр останавливается, Мэйсон приподнимает шляпу.
Максимов приподнимает свою шляпу фасона «дипломат». Рукопожатие, при котором оба пытливо глядят друг на друга без улыбки и не наклоняют головы. Затем оба входят в отель. Девушки остаются сидеть в фиакре.
В холле четыре шпика и хозяйка отеля, госпожа ван Бруттен. Хозяйка, ни слова не говоря, выходит. Возвращается и кладет перед Максимовым ключ. Максимов идет к дверям. Два шпика выходят за ним наружу.
На улице швейцар сгружает чемоданы. Девушки следят за этим, а шпики скучающе глядят на небо. Максимов расплачивается с извозчиком и возвращается в отель.
Швейцар перетаскивает багаж. Максимов, подойдя к Мэйсону, обращается к нему, кивая на шпиков:
— А эти кто?
М э й с о н. Никто.
М а к с и м о в. Тогда — зачем?
М э й с о н. Мы заботимся о вашей безопасности.
М а к с и м о в. Благодарю вас, мистер Мэйсон. К сожалению, я не располагаю соответствующим штатом, чтобы ответить столь же любезным вниманием. Остается надеяться, что вы побережете себя сами. Итак, завтра в десять утра у мистера О’Крэди. До свиданья.
Максимов, швейцар и две девушки с вещами поднимаются по узкой и крутой витой лестнице отеля…
Максимов, Ляля и Вера оглядывают бедный трехкомнатный номер. Он состоит из гостиной и двух спален. В средней комнате — гостиной — стоит граммофон.
Раздается стук в дверь.
— Войдите, — говорит Максимов по-английски.
Входит девушка в кружевном чепчике и фартучке. Сделав книксен, она произносит по-голландски:
— Мефрау ферзукт у бенедн те комен.
— Ду ю спик инглиш? — спрашивает Максимов.
Девушка отрицательно качает головой: дескать, нет, по-английски не говорю. Потом уточняет:
— Мефрау спрект энгелс.
Когда она выходит, Максимов спрашивает у Ляли:
— Что она сказала?
Л я л я. Что хозяйка просит вас вниз. А потом ответила вам, что хозяйка говорит по-английски.
М а к с и м о в. Ага, значит, если эта девушка и не говорит по-английски, то, по крайней мере, понимает.
В холле отеля хозяйка что-то говорит Максимову. Он останавливает ее жестом, вынув записную книжку, начинает записывать. Четыре шпика, расположившиеся в разных позах, откровенно поглядывают на них. Максимов, Делая записи, демонстративно игнорирует шпиков. Когда хозяйка кончает свой монолог, Максимов, вынув деньги, платит. Хозяйка пересчитывает.
Вернувшись и поглядев на Веру и Лялю, которые, уже сняв шляпки и шубки возятся с вещами, Максимов говорит:
— Ну и штучка эта хозяйка! Значит, так. После одиннадцати вечера женщины не могут прийти в гости ко мне, а мужчины — к вам. Номера нам сдали с завтраком. Хотите ешьте, хотите — нет, но платить платите. Чаевые прислуге — раз в неделю, через хозяйку. Такси заказывать через портье. Это, наверное, чтобы он заказал еще одно для шпиков. Их там в холле четверо маются. Разговаривала она со мной так, будто я потенциальный убийца. Но деньги — вперед за неделю. Горничная, которая приходила, ее дочь. Зовут — Марселла.
Л я л я. Дочь хозяйки отеля — горничная?
М а к с и м о в. У них это водится.
Л я л я. Богатые же люди?
М а к с и м о в. Не очень. А вы думаете, богатые обязательно бездельники, а бедные — труженики? Бывает и наоборот. Ляля, где мои газеты?
— Неужели вы будете сейчас работать? — Ляля подает газеты.
М а к с и м о в. И вы тоже.
Л я л я. Но нам надо помыться с дороги. Привести себя в порядок.
М а к с и м о в. Полчаса вам хватит?
Девушки переглядываются.
— Хорошо, — соглашается Максимов. — И подготовьте шифровку в Москву о размещении.
Девушки проходят к себе в комнату, прикрывают дверь и начинают переодеваться. Максимов разворачивает на столе газеты. Убирает из-под газет старомодные шляпки, оставленные девушками. Перелистывает газету. Думает. Подходит к закрытой двери и стучит в нее.
— Ой, нельзя… Одну минутку! — говорит Ляля, которая в это время склонилась над умывальником.
М а к с и м о в. Нет, нет, я не захожу. Но еще одно дело. Срочно. Купите себе новые шляпки.
Роскошный отель «Империал» на одной из фешенебельных улиц Амстердама. Яркий солнечный день. Внушительный швейцар у входа.
Богато обставленные апартаменты англичан. Анфилада комнат. В одной из них сидит молодой человек и читает книгу. Его зовут Боб. У окна стоит уже знакомый нам Мэйсон.
Когда часы на камине показывают без пяти десять, входит О’Крэди. Это молодцеватый, средних лет, спортивного вида мужчина с рыжей шевелюрой. Боб вежливо Поднимается, но О’Крэди говорит: