— Сидите, сидите, Боб.
— Может, заставим их ждать? — спрашивает Мэйсон.
О’Крэди отрицательно качает головой. Взял у Боба книжку и, взглянув на обложку, спрашивает:
— Учебник русского языка?
— Да. Вы не знаете, сэр, как надо произносить эту букву?
И Боб показывает в учебнике жирно напечатанную букву «Ы».
О’Крэди разводит руками.
— Похоже на шестьдесят один, — говорит О’Крэди, пожав плечами.
— А вы, сэр? Не знаете? — обращается Боб к Мэйсону.
Тот не отвечает. Возмущенно отходит к окну и смотрит на улицу.
— «Ы»! — говорит Боб, поглядев в учебник.
— Что? — встрепенулся Мэйсон.
— Она так произносится, сэр. Эта буква.
Мэйсон с отвращением снова отворачивается к окну.
Улицы Амстердама. По ним следует фиакр, в котором сидят Максимов и Вера.
Итак, начинается первый день переговоров об обмене пленных. Возвращение максимального числа советских граждан — это первая, но далеко не главная часть заседания, ради которого Максимов прибыл в эту страну и едет сейчас в фиакре. Вторая и главная — использование любой затяжки с переговорами для прорыва дипломатической и экономической блокады. Что до официального Лондона, то он далеко не сразу решил пойти на эти переговоры. Тогдашний премьер-министр Ллойд Джордж считал, что тяжелое экономическое и военное положение Советской республики, во всяком случае, позволяет английской стороне диктовать практически почти любые условия. А министр иностранных дел Керзон и военный министр Черчилль поначалу вообще не видели смысла входить в переговоры с обреченным, как они полагали, правительством. Во всяком случае, Керзон так и не дал согласия пустить советского представителя для переговоров в Лондон. Керзон с раздражением оторвался от своих дел, дабы напутствовать лейбориста О’Крэди так. «Никакой проблемы. Пустяковое дело, которое надо решить в два-три дня. И возвращайтесь к своим обязанностям».
Что до О’Крэди, то он находил справедливым поменять тридцать пять англичан на тридцать пять русских Прикомандированный к нему представитель Интеллидженс сервис Мэйсон и это считал чрезмерным.
К отелю «Империал» подъезжает фиакр. Из него выходят Максимов и Вера.
Мэйсон, увидевший их из окна, говорит:
— Приехали. С ним его секретарша.
— Без полминуты десять, — сказал О’Крэди. — Они точны. Встретьте их, Мэйсон. Вы сядете стенографировать тут, — обращается он к Бобу, когда Мэйсон выходит. — Переговоры будут вестись по-английски. Так что ваш русский язык не понадобится.
— Есть, сэр.
Взяв со стола книгу Боба и раскрыв ее, О’Крэди спрашивает:
— Как, вы говорите, произносится эта буква?
— «Ы».
— Это вместо «И», что ли?
— Нет. «И» у них тоже есть.
О’Крэди с удивлением глядит на Боба, когда двустворчатая дверь распахивается. Легкая заминка в дверях. Пропустив вперед Веру, Максимов и Мэйсон смотрят друг на друга, Мэйсон делает рукой приглашающий жест, Максимов повторяет этот жест. Мэйсон также, но менее определенно. Максимов проходит первым.
Обмен поклонами. Рукопожатия. Максимов с удовольствием замечает, что О’Крэди и Боб приятно поражены привлекательной внешностью Веры.
— Как вы поживаете? — спрашивает Веру О’Крэди.
— Благодарю. А как вы?
— Что? Спасибо.
О’Крэди, Максимов и Мэйсон садятся за один стол, Боб и Вера — за другие. Максимов усаживается поудобнее, с таким выражением, будто рассчитывает находиться тут долго. О’Крэди внимательно за ним наблюдает.
О’К р э д и. Как вы доехали, мистер Максимов?
М а к с и м о в. Превосходно.
О’К р э д и. Как отель?
М а к с и м о в. Все в порядке.
О’К р э д и. Не приступим ли мы к делу, мистер Максимов?
М а к с и м о в. Охотно, мистер О’Крэди, охотно.
О’К р э д и. Правительство его величества рассмотрело ваше предложение об обмене тридцати пяти британских офицеров, находящихся в вашем плену. Мы решили пойти вам навстречу. Нам было нелегко организовать ваш приезд и размещение здесь. Но так или иначе… Мы готовы выслушать ваши конкретные предложения.
М а к с и м о в. Однако поскольку вы сами отметили, что инициатива переговоров исходила от нас, — очередь за вами: сообщите ваши условия.
Боб, стенографируя, умудряется одновременно поглядывать на Веру. Его взгляд скользит от носка туфелек Веры вдоль по ее юбке и кофточке и переходит на тонкую шейку. Вера ощущает взгляд Боба и поднимает на него глаза. Боб, подмигнув, с новой энергией погружается в работу.
О’К р э д и. Именно потому, что инициатива обмена ваша, мы ждем от вас условий.
М а к с и м о в. Разумеется, мы их выскажем. Но раз вы согласны на обмен, хотелось бы знать, какие варианты для вас приемлемы.
О’К р э д и. Вот мы и хотим выслушать ваши условия, дабы определить, входят ли они в рамки наших полномочий. Не будем препираться, мистер Максимов. Ваш товар, ваша цена.
М а к с и м о в. Что же, при такой постановке вопроса я готов сделать уступку.
На лице О’Крэди только внимание.
М а к с и м о в. Очевидно, возможны два варианта: человек на человека и всех на всех.
Максимов это произносит, точно идет по тонкому льду и пробует его, нимало не окрашивая сказанного своим отношением. Предупредительно спрашивает:
— Какой из этих двух вариантов вам кажется предпочтительней?
Мэйсон с напряжением глядит на О’Крэди.
О’К р э д и. Мы не знаем точного числа ваших граждан, находящихся у нас в плену, а потому голова за голову, пожалуй, реальней.
На лице Максимова — полнейшее удовлетворение, которое он, казалось бы, почерпнул от согласия всех присутствующих. Кивая головой, он говорит:
— Но, учитывая все трудности, которые пришлось преодолеть, чтобы эта встреча состоялась, желательно, чтобы обмен был радикальным.
Карандаши Веры и Боба летают по бумаге.
М а к с и м о в. То есть чтобы к этому вопросу больше не возвращаться. В этом смысле вариант всех на всех имеет свои достоинства.
Боб с удивлением посмотрел на Веру. Она продолжает писать. Боб спешит ее догнать. Мэйсон встрепенулся.
М э й с о н. То есть всех русских в английском плену на всех англичан в русском?
Он поводит глазами на О’Крэди: дескать, не ослышался ли? Но О’Крэди внимательно глядит на Максимова.
— Но у нас, — продолжает Мэйсон, — русских намного больше!
Максимов пожимает плечами:
— В конце концов, чем больше вы отдадите нам военнопленных, тем от больших забот мы вас избавим.
М э й с о н. Вряд ли вам стоит об этом беспокоиться.
М а к с и м о в. К сожалению, приходится.
Он достает документ и зачитывает.
— «Мы, русские военнопленные лагеря Гарделеген, в числе 4500 человек, обращаемся к вам, господин председатель, и всем представителям бернской конференции с покорнейшей просьбой об оказании содействия в скорейшей отправке нас на родину». Это они писали на конференцию Второго Интернационала. Конечно, если бы они писали вам, мистер Мэйсон, то вы были бы в курсе. Но читаю далее: «Пусть нас ожидают на родине лишения, пусть ожидает смерть, мы все готовы это принять, чем оставаться здесь, в чужой нам стране, хотя бы один лишний день». Прочитать письма еще из двух лагерей или этого достаточно?
О’К р э д и. Вернемся к вашим предложениям об обмене. Итак?
М а к с и м о в. Всех на всех. Уж менять так менять, не так ли?
О’К р э д и. Вы настаиваете на своем предложении?
М а к с и м о в. Да. Вариант человек на человека нас не устраивает.
О’Крэди встает, Мэйсон тоже.
О’К р э д и. В таком случае я вынужден буду потребовать перерыва для уточнения своих полномочий.
М а к с и м о в (неторопливо вставая, дружелюбно). Я только прошу ускорить по возможности это уточнение.
О’Крэди делает неопределенный жест, который можно толковать как угодно. И — «Сделаем все возможное», и — «Сколько выйдет, столько выйдет».
Поклоны без рукопожатий. Боб торопится открыть перед Верой дверь. Максимов и Вера уходят.
М э й с о н (возмущенно воздевает руки). И это при их положении на фронтах!
О’Крэди задумался и следит через окно, как Максимов и Вера садятся в фиакр.
О’К р э д и. Семьи пленных офицеров не дают Керзону покоя. Это козырь в руках Максимова.
М э й с о н. А мы можем его здесь мариновать. Это наш козырь. У них нет денег. Всего две секретарши.
О’К р э д и. Две красивые секретарши? Это немало. (Смотрит на Боба, тот отвечает ему понимающим взглядом.) Как, вы говорите, Боб, эта буква? Шестьдесят один?
Б о б. «Ы».
О’К р э д и. Это звучит.
Улица Амстердама. Фиакр с Максимовым и Верой заворачивает за угол. Максимов останавливает извозчика, расплачивается с ним, и далее они с Верой идут пешком. Идут молча. Максимов сосредоточен, почти суров. По дороге Вера заходит в одну продуктовую лавочку, затем в другую. Максимов в это время ожидает ее снаружи, взяв у Веры папку. Они останавливаются около книжного магазина, газетного киоска, — Максимов рассматривает витрину и делает отметки в своей записной книжке. Так они доходят до отеля «Лебедь». В это время из подъезда выходит морской офицер — молодой и красивый. Пройдя мимо Максимова, он приветствует его. Максимов отвечает на приветствие.
М а к с и м о в. Кто это?
В е р а. Жених Марселлы.
М а к с и м о в. Мы вчера приехали, а вам уже это известно?
В е р а. Женщины мгновенно узнают о подобных обстоятельствах.
М а к с и м о в. Особенно когда часть обстоятельств облачена в пышную морскую форму. Кстати, заметьте, опыт показал: чем военная форма пышней, тем армия менее боеспособна. Однако займемся каждый своим делом.
Они расстаются. Вера входит в отель, Максимов идет дальше один.
Маленький голландский городок Маркен. По существу, это большой поселок, где жители сохранили старинный уклад и носят национальную одежду.
Дипломат должен знать все: почем мясо, часто ли его едят, что читают, кому молятся, из-за чего бастуют, каковы цены на рынке, что волнует грузчиков, клерков, что с биржевым курсом и еще много разного. Не говоря уже о прессе, газетных новостях и прогнозах. Это неважно, что большинство прогнозов не сбывается. Важно другое — с какой целью их делают? Истинное мнение? Пробный шар? Провокация? Зондаж? Или приоткрытые объятия?