— Да это ты зря, — попробовал отмахнуться Юрасик, но зашелся в каком-то гнусном, булькающем кашле и с трудом добавил: — Мне бы аспиринчику да растереться.
— Это очень хороший доктор, цирковой. Он любого артиста за пару часов на ноги поставить может. Его Равшан зовут.
— Салам, — прошипел Юрасик, но врач не ответил, потому что открыл свой чемоданчик, стоящий на столике, и рылся там.
«Ох, только бы не уколы!» — подумал Юрасик, с детства боявшийся острых предметов.
Лена сказала, что пойдет поставить чайник, и выпорхнула из комнаты, а Равшан, отвернувшись от Юрасика, что-то протирал спиртом — в комнатенке завоняло поликлиникой.
— Колоть будешь, друг? — безнадежно спросил Юрасик.
— Почти, — ответил Равшан, поворачиваясь к нему, держа в пальцах что-то невидимое.
Через полчаса Юрасик с ног до головы был утыкан тонюсенькими, золотыми, как сказал Равшан, иголками. Особенно досталось ушам и предплечьям, и Юрасик подумал, что он сейчас похож на дикобраза. Золотого… Как из восточной сказки.
— Полежите так полчасочка, — сказал Равшан. — Только не двигайтесь.
— Да куда ж тут…
— И не разговаривайте.
Равшан вышел, а снова отплывший в никуда Юрасик, как сквозь тонкое марево, слышал, как он что-то обсуждает с Леной в коридоре.
«А как я теперь Ленке объясню, что нужно забрать у меня из кабинета этого писклявчика? Она ж подумает, что я опять брежу… А, ладно, она поймет… Знает же, что может быть в нашем деле».
Откуда-то потянуло сладким, малиновым запахом. Юрасик очнулся оттого, что врач осторожно вынимал из него золотые прутики.
— Ленок, ты вот что… — сказал Юрасик, когда девушка, присев рядом, стала, чуть ли не с ложечки, поить его чаем с малиной.
— Может, потом, Юра?
— Нет, нельзя… Ты сейчас поезжай ко мне в офис…
— Ой, ну не надо о делах, а?
— Да слушай ты!
Юрасик поперхнулся чаем, и собиравший свои вещи Равшан оглянулся на них.
— Вот ключ от моего кабинета… Никого не пускай, пока не разберешься… в том, что там найдешь…
— А что… я там найду?
— Ничего страшного, трупов нет. Просто мы с Андрюхой вчера опять напортачили, и надо, чтоб дед немного подработал результат.
По Лениному лицу пробежала тень — она явно не понимала, что происходит, и не знала, верить ли полыхающему малиновым жаром Юрасику.
— Сделаешь?
— Д-да…
— Кабинет не запирай, ключ оставь у Кати.
— Да… Я сейчас поеду, отвезу Равшана, заверну в офис и вернусь к вам…
— Не получится, — усмехнулся Юрасик.
— Почему?
— Тебе из офиса сразу к деду ехать придется. Ну, поймешь там…
— А как же вы?
— Ты мне таблетки привезла?
— Да.
— Вот я буду лежать и лечиться. Свободны, ребята, спасибо всем.
Лена не стала спорить, посмотрела на него задумчиво, накинула куртку, и они с врачом исчезли. Юрасик услышал, как завелась и отошла машина, и решил поспать. Чувствовал он себя получше, но слабым ужасно. Вот лицо-то будет у Ленки, когда она войдет к нему в кабинет и обнаружит там, верно, уже совсем отчаявшегося малютку… Ему стало смешно, но смеяться он не стал, чтобы опять не закашляться.
День прошел в перемежающихся видениях его офисной работы, каких-то обрывков цирковых номеров в черно-белом исполнении с Никулиным в коротких клоунских брючках, но Лубянка не появлялась. Сильно он ее напугал. Нет, ну четыреста баксов ему пришить!.. Юрасик глотал таблетки, пил оставленный Леной в термосе чай с малиной и пытался смотреть телевизор.
Уже ближе к вечеру позвонила Лена. Вежливо, но явно подавляя смех, осведомилась о здоровье и сказала:
— С вами тут хотят поговорить… Только вы не очень ругайтесь, ладно?
— Ладно… Давай. Але?
Конечно, это был Андрей, рассыпавшийся в благодарностях, что даже на одре тяжкой болезни Юрасик о нем не забыл, не бросил…
— Ты сам-то как?
— Не очень, но лежать не буду… Я к вам завтра приеду.
— Лучше делом займись.
— А я по делу и приеду. Надо же роспись заканчивать. У нас же с вами пятнадцатого числа контракт заканчивается.
— Хорошо. Ленке трубочку дашь?
Побормотав, что Юрасик — «титан» и «гигант», Андрей передал трубку Лене.
— Лен, когда завтра ко мне поедешь…
— Завтра Катя к вам повезет Равшана…
— А зачем мне Катя с твоим золотым дикобразом?
— Катя хотела привезти бумаги на подпись, а курс лечения у Равшана — минимум пять сеансов. Иначе даже хуже может стать.
— А, ну тогда ладно… Дед не сильно скандалил?
— Как вам сказать, чтоб вы поверили?
Юрасик просто увидел, как лукаво прищурились Ленины глаза.
— Понял. Главное, все живы. «Но не все здоровы».
Вечер и ночь прошли для Юрасика так же паршиво, как и день. Нос не дышал, голова болела. Оставалось надеяться, что к выходным он поправится настолько, чтобы снова приняться за дела. Он упускал сейчас главное — самому проследить за тем, как развивается интрига с похищенными фургонами. Не позвонишь же, в самом деле, Крулю и не скажешь: «Знаешь, я тут, сам не знаю у кого, топнул пять тонаров с начинкой. Больше не получилось — я как-то измельчал после этого, а потом еще и загрипповал. Вот мне б теперь разузнать, как себя чувствует хозяин?» Или Андрею поручить, когда он завтра подъедет? Такое, впрочем, можно было удумать только очень больной головой…
Утром Юрасика разбудила Катя, привезшая молчаливого Равшана с иголками, сумку с продуктами и файл с документами. Они еще не уезжали, а Юрасик лежал, утыканный, как подушка для иголок, когда появился Андрей.
Он ввалился в комнату и радостно сообщил:
— Здгасте всеб… У бедя тоже дасборг, Юдий Петгович!
— Пасипа, обгадовал, — не растерялся Юрасик, вызвав приступ смеха у Кати и некое подобие улыбки у по-восточному невозмутимого Равшана. — Вот скажу доктору, чтоб он тебе пару золотых в одно место вогнал, будешь у меня знать!
Равшан с готовностью повернулся к Андрею, оценивающе окидывая его взглядом. Но тот, пользуясь тем, что стоял в двери и изловить его было трудно, сослался на срочную творческую работу и убежал наверх дорасписывать зал.
Потом иголки из Юрасика вынули, Катя накромсала бутербродов им с Андреем на обед и вместе с врачом уехала в Москву. В доме стало тихо. Юрасик подремывал, прислушиваясь к тому, что делает Андрей, но из зала никакие звуки не доносились.
К середине дня проголодавшийся и не любивший есть в одиночестве Юрасик встал и натянул треники. На неверных ногах, с протестующей против движения поясницей и слегка дрейфующей на зюйд-зюйд-вест головой, он пошел посмотреть, что делает бывший мальчик-с-пальчик, и пригласить на бутерброды с ветчиной.
Художник не халтурил, нет. Надев что-то похожее на просвинцованный передник врача-рентгенолога, он ловко разрисовывал стены по контурам, которые уже видел Юрасик. Зал уже более чем наполовину был покрыт картиной, изображающей великосветский бал. Андрей поправлял личики у девушек в невесомых платьишках и ордена на мундирах важных старцев, как бы пришедших на праздник к Юрасику. Андрей, не прекращая ловко работать кисточкой, оглянулся в сторону остановившегося в дверях Юрасика.
— Вам не вдедно встабать, Югпетгович?
Юрасик хмыкнул.
— Нос выболтай, «дудожник».
— Вы на бедя еще сегдитесь?
— Пока болею, сержусь. Кончай мулевать, пойдем пожуем, а то мне одному скучно.
Видя, что отходчивый Юрасик уже не сердится, Андрей быстро положил инструмент, снял фартук и пошел за ним следом.
— Андрюх, не в службу, а в дружбу, чайник там поставь, а то меня еще водит.
— Конечно, конечно.
В комнате рядом с той, где когда-то хранилось фокусниково имущество, уже оборудовали вполне приличную кухню, с газовой плитой, обеденным столом и мойкой.
— Там в холодильнике Катя чего-то оставила. Ты не стесняйся.
Они жевали бутерброды, и под чаек Юрасик наконец спросил:
— А как там… с тобой вышло-то? Поведай.
Андрей зябко повел плечами:
— Если б вы могли прочувствовать то, что я пережил за эти сутки в образе… — Он повертел головой, не найдя слов.
— Ну, я это тоже прочувствовал, да и сутки-то ты «в образе» не пробыл. Я сразу Ленку за тобой отправил.
— Да? Но вы представляете, Юрьпетрович, в этом… облике время воспринимается по-другому. Я уже начал думать, что вы про меня забыли, и я просидел там как минимум три дня. Хотя по режиму освещенности это было объективно не так… Вы знаете, что у вас в кабинете мыши водятся?
— Ну да?
— Ага. Такие огромные…
Юрасик прыснул, закашлялся и запил смех чаем.
— А что Лена сказала, когда тебя увидела?
— Да что тут скажешь… Минут пять, наверное, в себя приходила. Потом так хохотать начала, что Катя стала в дверь стучать.
— А Ленка?
— Посадила меня в сумочку, и мы поехали к Георггеоргичу…
— …Лечиться.
— Ага!
— А дед чего?
— Да просто в восторг пришел от результатов, что-то сразу записывать в блокнот бросился, пометки для новой программы делать… Но потом ничего… Нашел что-то среди оборудования, все сделал как положено, чистенько… Мастер!..
— Всех мы с тобой позабавили… Вопрос, как на нашу акцию клиент откликнется. Вот я тут лежу распластанный и ничего узнать не могу.
— А вы телевизор не смотрели? Там в столичных новостях упоминали…
— Ну да?!
— Угу.
— И чего говорят?
— Что у милиции нет версий исчезновения фургонов, кроме конкурентной борьбы.
— Это не страшно.
— А вы собираетесь… возвращать эти?
— Вернем, почему нет? Только пусть придут и попросят.
Дальнейшие расспросы прекратил многозначительный взгляд Юрасика. Андрей решил сменить тему и спросил:
— Юрьпетрович, нравится вам роспись зала?
— Нравится, — честно признался Юрасик. — Даже не хочется мебель ставить. Людики твои — как живые.
— А особой мебели и не надо. Поставим пять-шесть банкеток, посередине — фуршетный стол. Молодые гости плясать будут, пожилые посидят… Очень оригинально. Уверяю вас, такого в Москве ни у кого нет.