Тут на столе рядом с пустыми тарелками заверещал мобильник Юрасика. Он откашлялся, чтобы звучать посолиднее:
— Краснов слушает.
— Юрьпетрович, это Лена…
Кажется, это была Лена-сестра.
— Я никак не могу с вами поговорить. Ваш секретарь все время говорит, что вас нет…
(Юрасик не велел никому рассказывать, что он захворал — нет его, и все, оставьте сообщение.)
— …а Валера с ребятами закончили работу и хотят, чтобы вы ее приняли, ну и соответственно…
Голос у Лены-кузины был недовольный и раздраженный, скорее всего, она дозванивалась до него весь день, а верная Катя стояла, как редут на Бородинском поле.
— Да, ты извини, Лен, но я второй день типа с температурой валяюсь, весь в горчичниках и аспирине «упса». Так что извини, не смогу пока выехать на рабочее место.
— Да?.. — растерялась Лена-кузина. — Извините, ох, а я! Извините… — Она почему-то поспешно бросила трубку.
— Пожалуйста, — ответил Юрасик уже в пустое пространство комнаты.
Андрей за это время убрал остатки пиршества и пошел дорисовывать фигуры. После обеда Юрасика разморило. Он принял таблетки и поглядел на часы. Было половина четвертого.
«Подремлю часик, посмотрю телевизор. Может, скажут что-нибудь про наш рейд».
Но он проспал почти до самого вечера, сквозь сон слышал, как ушел, пожелав здравия, Андрей. Юрасик через щелочки чуть приоткрытых глаз заметил, что за окном стемнело.
Разбудило его негромкое, но настойчивое скребышение во входную дверь. Юрасик проснулся, но открывать не спешил. Постучали еще и еще. Кажется, поодаль тарахтела на холостых оборотах машина. Нечистая совесть Юрасика подсказала ему, что прибыли выяснять отношения хозяева минимизированных тонаров. Разумная часть сознания возразила, что это — полная чушь. Но появление еще кого-то было еще большей чушью.
Юрасик, постанывая, сполз с койки и на цыпочках, не зажигая света, подкрался к двери и прислушался. В дверь снова негромко, но настойчиво постучали, и девичий голосок позвал:
— Юрьпетрович, Юрьпетрович, это Лена! Откройте, пожалуйста!
Юрасик подтянул штаны теплого, шикарного спортивного костюма, который он приспособил для боления, и открыл замок.
На пороге с большой сумкой в руках стояла покрытая голубым пушистым платочком Лена. Как всегда, Юрасик не сразу различил, какая это из двух Лен, но по недоуменно-расстроенному лицу все-таки определил, что это Лена-сестра. Поодаль на дороге виднелось такси с невыключенным мотором.
— Здравствуйте, Юрьпетрович. Можно войти?
— Да заходи, конечно.
— Я сейчас, только такси отпущу. Не стойте на холоде, ладно?
— Как скажешь.
Лена плюхнула сумку Юрасику под ноги и убежала к машине. В не бог весть как работающей голове Юрасика пробежало какое-то воспоминание. Тут вернулась Лена, прикрыла за собой входную дверь и остановилась на пороге комнаты. Юрасик успел слегка разровнять одеяло на койке и теперь, чувствуя, как вытянулась его удивленная физиономия, ждал, что скажет девушка.
— Юрьпетрович, — начала она нервно, — вы не представляете, как мне стыдно за сегодняшнее…
— Ты чё, Лен? Ты сядь, а?
Она сделала маленький шажок вперед.
— Я не представляла, что вы больны, и так резко с вами говорила.
— Да ладно, проехали… Я не велел Кате говорить, что слег… Да ты сядь, сядь.
— Я вам кое-что тут привезла.
Лена выскочила из комнаты, вернулась с сумкой и стала выкладывать на стол пакет с апельсинами, какие-то коробки и банки. Юрасик аж закрутился на месте.
— Ленк, ну ты, ей-богу, — ну зачем это?
— Вы же здесь один…
— Ох, беда мне с вами… Если у меня нет жены, это ведь не значит, что мне стакан воды подать некому… Вчера Лена, сеструха твоя, приезжала, врача с золотыми иголками привезла…
— Лена здесь бывает? — удивилась девушка, замерев с какой-то банкой в руке.
— А почему нет? Я сам ее вызвал, как сотрудника, на задание по нашему проекту. Сегодня Катя приезжала, тоже всего навезла, Андрей весь день работал.
Лена с серьезным видом, даже нахмурившись, слушала Юрасика.
— Что, не надо было мне приезжать?
— Да ну что ты, я очень рад тебя видеть, но тарахтеть вечером в такую даль… Давай я тебе своего шофера вызову с джипом. — Юрасик стал искать мобильник.
— Вы хотите, чтобы я уехала?
— Ну, ночевать здесь пока негде — я сам как живу, ты видишь? Как последнее чмо.
На часах было начало седьмого, шофер еще был в офисе, и Юрасик приказал Саше мчаться к нему. Лена была расстроена еще больше, чем когда приехала. Видимо, она рассчитывала на более радостный прием. Заметив это, Юрасик, через силу резвясь, хотя ему хотелось лечь, предложил:
— Давай с тобой кофе попьем. Только ты сама на кухне разберись, ладно? А я прилягу. Больной я все-таки…
— Хорошо, хорошо! — оживилась Лена и пошла на кухню.
Юрасик лег поверх одеяла, положив руку под голову, гудящую перегруженным трансформатором.
«Во, примчалась, а? С апельсинами… Неужели она тоже меня… того… и к сестре заревновала… Ох, девки, худо вам без мужей… Да и мужику без хорошей жены несладко».
Тендерные философствования Юрасика прервала Лена, принесшая им на блюдечках чашки с горячим кофе. Из картонной коробки (Юрасика слегка передернуло) она извлекла вафельный тортик и нарезала его узенькими полосками, которые очень удобно входили в рот.
— Ловко ты с ними управляешься, — стараясь подбодрить расстроенную девушку, сказал Юрасик.
Лена присела рядом на краешек гостевого стула.
— Я немного буфетчицей в цирке работала — подменяла заболевших.
— А может, ты… — осенило Юрасика. — Ты кем вообще у меня конкретно числишься?
— Никем, — пожала она плечами. — Никем.
— Слушай, а вот это мне не нравится. Я ведь тебе русским языком сказал — подъедь в старое здание и оформись у Юркевича по договору.
— Да кем же я оформлюсь — воспитателем уличных дарований?
— А… ты не возьмешься пока, ну, по хозяйственной части? Ну, все, что не касается самого представления? Вот и буфетное обслуживание, например, оборудование закупить… По этой части у меня еще и конь не валялся, а через полтора месяца премьера. Ты цирк знаешь, с железками какими-то здорово управлялась… Народ организовать умеешь.
— Ну, я не знаю, Юрьпетрович…
«Это что за капризы!»
— Значит, так, — сказал Юрасик, крепко и звонко хлопая себя ладонью по ляжке. — Или ты со мной, или против меня.
— Ну зачем так ставить вопрос…
— А если бы я их по-другому ставил, то у меня бы всего этого… — он покрутил в воздухе пальцем, — не было. И цирк с колен поднимать было бы не на что.
— Я же говорила, что вы — уникальный человек.
— Так что?
— Я… попробую.
— Ты вроде Андрея — попробую, попробую! Делать надо, а не пробовать.
— Хорошо. А… Лена что у вас делает?
— Да деду с Андреем помогает и номер с лошадиным поло готовит.
— Так у нее два номера в вашей программе?
Лена была заметно и неприятно удивлена.
— А что — завидно? — съехидничал раздухарившийся Юрасик. — Так зевать не надо, когда тебе серьезный человек предложение делает.
«Чего-то я не то сказанул», — подумал Юрасик, но Лена так и сидела над пустой чашкой, опустив глаза.
Паузу прервал гудок машины. Не вставая, Юрасик протянул руку и раздвинул рейки жалюзи, глянул на свой полутемный двор и сказал:
— Карета подана, мадам. Вопросы есть?
— Нет.
— Значит, не канителься. Подъезжай к Юркевичу, пусть он тебе должность придумает, и давай, ворочай. Времени в обрез. И звони. Я скоро буду в порядке. Ладушки?
Наконец-то Лена подняла на него глаза и улыбнулась.
— Ладушки. — Она двинулась к выходу.
— Слушай, забери это, а? Я апельсины есть не могу, у меня от них оскомина.
— Я же вам привезла…
— Ну не ем я их!
Юрасик силою впихнул пакет ей в руки, перехватив еще один грустный взгляд, и проводил до дверей. Снаружи, около машины, гулял Саша.
— Здрасть, Юрьпетрович… Вам от Екатерины Дмитриевны…
Он сунул Юрасику файл с бумагами. Юрасик посмотрел, как Лена села в машину, и джип вырулил на дорогу.
— Поболеть не дадут, — довольно пробормотал Юрасик, залезая под одеяло.
Обдирая шкурку со случайно оставшегося на столе апельсина, он включил телевизор. Там шел обзор криминальных новостей.
«Может, про нас скажут?»
Угон пяти тонаров с дешевыми продуктами, которые подвозили буквально под окна пенсионерам, как заявил ведущий, «всколыхнул общественность».
— Будет врать-то, — пробурчал Юрасик, раскусывая очередную дольку.
На экране деловито бегали сыскари, что-то замеряя. Юрасик со странным чувством увидел мельком, кажется, именно тот двор, где они застряли с последним фургоном и уменьшились. Лощеный чин в фуражке с не по уставу, на откровенно фашистский манер задранной тульей пел журналистам, что «это наглое преступление, практически не оставившее следов и свидетелей, тем не менее будет обязательно раскрыто, а ценности возвращены владельцу». Юрасик поперхнулся со смеху апельсиновым соком, закашлялся и переключил программу. Потом он почувствовал, что устал, и от визитеров, и от новостей — ну, поболеть он, на самом деле, не может, что ли? — кинул в себя горсть таблеток и, отключив мобильник, завалился спать, хотя было только девять вечера.
Утром Юрасика разбудил гомон голосов на дворе. Еще мало что соображая, он подтащил свое отлежанное долгим сном тело к окну и слегка раздвинул рейки жалюзи.
Выпал снег, тоненьким слоем прикрывший все вокруг и осветивший окрестности голубовато-слепящим светом. У Юрасика заломило в еще не проснувшихся глазах, но то, что он увидел во дворе, его поразило.
Во дворе у него стояла машина художника, а за ней, подальше, на дороге, стояли две милицейские машины с выключенными мигалками. У самых дверей застыл Андрей, а на него наседал мент в форме, но, похоже, какого-то низкого чина — Юрасику было не видно погон.
По визгливым отбрехиваниям художника Юрасик понял, что тот не хочет пускать ментов внутрь, а менту вынь да положь зайти в дом и проверить, есть ли там Юрасик.