света не было, и Юрасику пришлось вернуться к себе за фонарем. Андрюшка изобразил обивку на стенах, не поленившись нарисовать ее от пола до потолка, с цветочками и полосками, с тщанием и продуманно разместил мебель — столы, стулья, диванчики и шкафчики. Целого впечатления у Юрасика не сложилось, потому что смелые художественные находки автора дробились светом фонаря на отдельные штрихи и пятна.
Юрасик дошел до комнаты, в которой должен был разместиться его кабинет. От порога он осветил противоположную стену. Там, в радужном ореоле, он увидел за шикарным массивным столом… самого себя, смотрящего на вошедшего исподлобья и весьма неприветливо. Одет был Юрасик-граффити в темный халат с красными цветами. Юрасик направил луч света к полу и увидел то, что увидеть хотел меньше всего, — голые ноги в домашних тапочках.
Хмыкнув от огорчения — чего Андрей его так опустил? — Юрасик решил идти спать и попытался выйти из комнаты. Дверь за его спиной оказалась закрытой, хотя он вроде ее не закрывал — зачем? Но хорошая, добротная ручка в виде морской раковины не поворачивалась до конца, мягко упираясь во что-то внутри замка… Хуже того — Юрасик услышал, что по ту сторону двери кто-то, стараясь не поднимать шума, ходит, говорит и переставляет какие-то предметы, причем это по крайней мере три человека.
«Ну, блин, я с этим Коляном разберусь! По участку бродят все, кому не лень», — подумал Юрасик, выключая фонарь и прикладывая ухо к двери.
Вроде бы шагов и голосов не было. Он еще раз попытался мягко, но решительно повернуть ручку, и та пошла. Юрасик, готовый к любым сюрпризам, приоткрыл дверь.
Лестничную площадку освещал ряд газовых рожков под матовыми плафонами. Они (из экономии, как понял Юрасик) горели едва-едва. Стены были покрыты не бумагой и не кристалликами жидких обоев, а хорошим, толстым кремовым шелком в букетиках фиалок. Никого не было ни видно, ни слышно — похоже, стояла глубокая ночь.
Юрасик приткнул дверь и осторожно, словно неопытный воришка, стал крадучись спускаться по лестнице. Вдруг сзади него щелкнула и повернулась ручка двери. Присев на онемевших ногах, Юрасик резко оглянулся на того, кто вышел на площадку.
Это была та рыжая переводчица, что приезжала со шведами, только сейчас ее волосы были подобраны на темени и придерживались какой-то штукой из блестящих камешков, а одета она была в ярко-зеленое платье с непомерным декольте, груди из которого вываливались, как дыни из сумки.
Они уставились друг на друга, и вдруг, точно как тогда в офисе, рыжая начала закипать противным, ерным смехом. Нагло тыкая сложенным веером в его обиженную физиономию, она, захлебываясь от смеха, что-то говорила по-иностранному, веселясь все больше и больше, а ее унизительный хохот становился все пронзительнее.
…В куче наспех брошенной одежды дребезжал мобильник, и Юрасик спросонья долго не мог его найти, а найдя, чертыхнулся — было половина десятого утра. Секретарша Катя тактично поинтересовалась, когда он прибудет в офис, где его очень хотят видеть сотрудники.
Честно признавшись, что проспал с дороги и устатку, Юрасик по-быстрому побежал в ванную. Настроение у него было отличное. Может, и неплохо, что он выспался, пусть в ущерб имиджу. Он понял, каким должен быть его дом, и это главное. Только эта, ни уму ни сердцу, рыжая переводчица чуть было все не изгадила.
Руля к Москве, Юрасик чувствовал, как приятно в животе ворочается естественный голод здорового молодого мужика, думал, как он сейчас славно позавтракает и активно поработает, и все у него в жизни наладится. Может быть, он со временем женится на натуральной блондинке, которая считает его замечательным парнем и не млеет от его бабок, поскольку не так воспитана.
Днем Юрасику позвонил Андрей, и Юрасик высказал ему свое глубокое удовлетворение виденным в доме. О перемещениях, девушках в белом и злющей собачонке Юрасик промолчал. Художник порывался сказать что-то, но у Юрасика не было времени слушать его излияния, и он только назначил ему встречу на участке. Вырвав у Андрея «Ладно, я буду», Юрасик отключился и велел Кате запускать просителей.
…Менеджер строительной фирмы, которого привез с собой Андрей, расхаживал по комнатам, выслушивал его указания и что-то, хмурясь и хмыкая, записывал и подсчитывал. За этим их и застал Юрасик.
— Андрюха, ты меня утешил. Все как раз так и надо. С самого начала бы так… уже б заканчивали. Мне эти нарисованные дверки очень в кайф — ты их оставь, тока перерисуй поаккуратнее, и всех этих хануриков — чтоб как живые были, в натуральную величину. Такого ведь точно ни у кого нет, а?
— Да, мне как-то в одночасье в голову пришло. Только смотрите, чтоб вам это не надоело.
— Это уж не твоя печаль. Надоест — переделаем.
Андрей мялся в попытках что-то сказать, но его интеллигентская нерешительность отскакивала от радостного воодушевления Юрасика, и достучаться до сердца заказчика художнику удалось только у самых дверей, когда, проводив строителя, они остались наедине.
— Юрий Петрович, коль скоро я вхож во все помещения вашего дома, то я, естественно, заходил в комнату рядом с той, где вы временно проживаете… — Он замолчал, наблюдая за выражением лица Юрасика.
— Ну?
— Что это за предметы там, в коробках? Я чисто профессионально заинтересовался — там столько интересных, даже, по-моему, антикварных вещей… Если вы планируете использовать их для украшения интерьера, мне нужно знать, как именно, чтобы органично влить…
— Ох, так ты за это переживал? То-то, я гляжу, тебя плющит! Нет, это, можно сказать, не мои цацки… А можно сказать, и мои… Помнишь, зимой, когда ты у меня в первый раз был? — Андрей кивнул. — И трейлер-то застрял перед домом? Ну, так это вещички из того трейлера. Кто-то прознал, что они немалых бабок стоят, и в трейлер ночью и залез. Хорошо, я услышал и всю эту шантрапу на раз-два разогнал. Но пришлось для сохранности штуки эти в дом перетащить.
— А почему вы говорите, что они и ваши, и не ваши?
— Да дед тот циркачом оказался, фокусником, да еще и авторитетным. Когда его «скорая» увозила, он назначил меня типа наследником всего этого балагана, а мне не в струю. Я жду, когда его внучка с делами разберется и определит эти штуки.
— А как же наследование?
— Да не надо мне, говорю же.
— А этот фокусник как к этому относится?
— Да никак он не относится, — сокрушился Юрасик для приличия, — в больнице он, плохонький совсем.
— То есть это цирковой реквизит, сейчас он без хозяина, я правильно понял?
— Понял ты все правильно.
— А… если я, ну, для расширения кругозора им немного займусь? С обещанием полной сохранности и возврата.
Юрасик выпятил губу — он знал, что Андрей порывается стать бизнесменом, организует выставки и презентации, но ничего у него толком не выходит, и он вынужден брать следующий заказ на дизайн, чтобы расплатиться с долгами.
— Если только с возвратом и сохранностью. А то мне стыдно будет перед этими циркачами — они ко мне со всей душой, а я им так нагажу. Они ж на меня Богу молятся… Понял?
— Понял.
— Тогда давай, занимайся, только дом не спали.
— Ну так я останусь?..
— Давай. А я поеду — у меня еще дел уйма.
Возвращаясь в придавленную едким бензиновым маревом столицу, Юрасик размышлял, правильно ли он поступил, разрешив Андрею играться с хитрыми платками-шляпками. Особо страшного ничего с ним, конечно, не случится. Хотя Андрюха — парень похлипче его и таких пертурбаций, какие вынес Юрасик, вроде лошади в гараже или клоунов во рву, может и не пережить.
Юрасик даже дернулся повернуть оглобли, но потом вспомнил, что у него важная встреча с пиарщиками из рекламного агентства, и нажал на педаль — времени было в обрез. Надо было выполнять контракт со шведами, теми самыми, которых побило мороженым из бухгалтерского компьютера.
«Черт его знает что — вот сейчас Андрюха начнет там экспериментировать, а меня отколбасит по-черному прямо на переговорах, как тогда?»
Юрасик был озабочен еще одним обстоятельством — через неделю у него день рождения, тридцать четыре года, дата некруглая, но сотрудники будут поздравлять — от этого никуда не денешься. Надо будет угостить народ, объявить короткий день, и вообще.
Все хорошо, но это днем. Вот что делать вечером? Плестись к себе на участок и хлебать пиво в одиночку? Для Юрасика эта мысль была невыносима. В прошлом году они со Светкой, какая она ни была дура, поехали за город, посидели в хорошем ресторане, потанцевали… Кого пригласить — друганов с девицами? Не хочется. Денег истратишь кучу, а вспомнить будет нечего, один визг да мат. Вот если… Ну да, ведь можно пригласить этих девчонок, Лен, а для компании Андрея, он из интеллигентов, не испугает их блатной крутизной. Да, это было бы славно — только четыре человека, культурненько так, и не допоздна, поскольку день не воскресный… Надо будет поручить Кате это все спаять.
Стоя у светофора, он набрал телефон Андрея. Тот уже был дома.
— Ну как, дом не спалил? — дружелюбно спросил Юрасик. — Не на руины еду, нет? А то б ты меня подготовил…
— Ой, да что вы, Юрий Петрович! — захлебнулся восторгом художник. — Это ж феноменально! Такие возможности! Это обязательно надо использовать! Держать такое в коробках — преступление против культуры!
Юрасик, потихоньку выруливая из города и вальяжно-снисходительно улыбаясь самому себе, выслушивал восторги Андрея. Наверняка тот уже мысленно выстроил невероятное предприятие, собрал все премии и сорвал все аплодисменты.
— Ну, так это ж не проблема. На будущей недельке соберемся, потолкуем, заодно мой день варенья отметим. Как ты на это смотришь? Эту девушку пригласим, помнишь, светленькая, из фургона? И помозгуем, что там с дедовым наследством делать — ты как, сможешь?
— А, ну так это было б замечательно! Вы, значит, Лев по гороскопу? Вам очень подходит.
— Да, я Лев, — гордо подтвердил Юрасик и отключился.
Утром четверга Юрасик ехал в офис при галстуке-бабочке и особо белой сорочке от Валентино попозже, чтобы дать сотрудникам приготовиться к встрече. Наверняка Катя уже купила цветы, вероятнее всего, красные — по его фамилии и согласно гороскопу. К полудню из филиала подвезут коробки с вином, торты. Чтобы он мог поблагодарить людей за внимание. Он — везучий, богатый, щедрый человек, которого все любят.