Темная Башня. Том 1 — страница 25 из 27

Глава IVГородок и ка-тет

1

Наутро четвертого дня после того, как Эдди втащил его через дверь между двумя мирами, Джейк, лишившийся брюк и кроссовок, но сохранивший ранец и жизнь, проснулся от того, что кто-то теплый и влажный тыкался ему в лицо.

Случись что-то подобное в предыдущие дни, он наверняка перебудил бы всех жуткими воплями, потому что все эти три дня его мучила лихорадка, а во сне преследовали кошмары, где неизменно присутствовал страж-привратник из особняка. В этих снах брюки Джейка не соскальзывали у него с ног, привратник не отпускал его и запихивал каждый раз в пасть, и страшные зубы смыкались, обрушиваясь на него, как прутья решетчатых ворот, перегораживающих вход в старый средневековый замок. От этих снов Джейк просыпался с беспомощным стоном, весь дрожа.

Лихорадка случилась из-за укуса того гадкого паука. На второй день Роланд обследовал место укуса на его шее, обнаружил, что ранка не заживает, а, наоборот, становится хуже, и, коротко посовещавшись с Эдди, дал Джейку какую-то розовую таблетку.

– Каждый день, всю неделю, тебе придется глотать по четыре таких, – сказал он.

Джейк с сомнением поглядел на таблетку.

– Это что?

– Чефлет, – попытался выговорить Роланд, потом раздраженно взглянул на Эдди. – Скажи ему, как оно называется. До сих пор не могу его произнести.

– Кефлекс. Можешь не сомневаться, Джейк. Мы его раздобыли в Нью-Йорке, в старом добром Нью-Йорке, в аптеке, имеющей государственную лицензию. Роланд сожрал гору этих таблеток, и ничего с ним не стало, здоров как конь. Да и внешне немного похож, не находишь?

Джейк буквально опешил.

– А откуда у вас лекарство из Нью-Йорка?

– Это долгая история. – Роланд не стал вдаваться в подробности. – В свое время ты все узнаешь, а пока просто прими таблетку.

Джейк так и сделал. Подействовал кефлекс быстро. Уже через двадцать четыре часа воспаленная красная опухоль вокруг укуса начала бледнеть и спадать, а теперь прошла и лихорадка.

Кто-то теплый снова уткнулся ему в лицо, и Джейк рывком приподнялся, широко раскрыв глаза.

Существо, которое вылизывало ему щеку, поспешно отступило на пару шажков. Это был ушастик-путаник, но Джейк об этом не знал: он никогда раньше не видел такую зверюшку. Этот был далеко не такой упитанный, как те, которых путники встречали раньше. Его шкурка, черная с серыми полосами, потускнела, свалялась и местами вытерлась. На одном боку темнел сгусток старой запекшейся крови. И хотя черные глазки с золотым ободком глядели на Джейка с опаской, зверюшка миролюбиво помахивала хвостом. Джейк расслабился. Конечно, из всякого правила есть исключения, но существо, так забавно машущее хвостом, по крайней мере пытающееся это сделать, наверное, не очень опасное.

Рассвет еще только забрезжил на темном небе. Было около половины шестого утра. Точнее Джейк определить не мог: его цифровые часы «Сейко» здесь не работали… то есть не то чтобы совсем не работали, но вели себя очень странно. Когда он взглянул на них в первый раз после того, как попал в этот мир, часы показывали 98.71.65 – время, которого не существует. Вскоре Джейк сообразил, что часы идут не вперед, а назад. Если бы цифры менялись на них с постоянной скоростью, он бы как-то сумел еще приспособиться, но часы словно взбесились. Иногда цифры менялись с обычной скоростью, во всяком случае, Джейк считал ее таковой (чтобы это проверить, он произносил слово «Миссисипи» между изменениями секундной индикации), а потом вдруг останавливались секунд на десять, а то и на двадцать, так что Джейк начинал уже думать, что «Сейко» его приказали долго жить, но тут показатели снова менялись на несколько цифр разом.

Джейк рассказал о загадочном их поведении Роланду и показал ему часы, думая, что тот удивится, но Роланд лишь мельком взглянул на них, потом кивнул и безнадежно махнул рукой, заметив только, что часы, да, хороши, но в нынешние времена от подобных приборов не много толку. Но Джейк все равно не хотел их выбрасывать, пусть они даже были совсем бесполезны… потому что часы напоминали ему о той, прошлой жизни, от которой у Джейка и так мало что осталось.

В данный момент, если верить часам, было 40.62 среды, четверга и субботы в марте и декабре одновременно.

Утренний туман был очень густым: на расстоянии в пятьдесят – шестьдесят футов мир просто-напросто исчезал. Если сегодняшний день будет таким же, как три предыдущих, солнце проглянет часа через два в виде призрачного белого диска, а к половине десятого день станет ясным и жарким. Джейк огляделся. Его спутники (он пока еще не решался назвать их друзьями) все еще спали под одеялами из шкур: Роланд – рядом с ним, Эдди с Сюзанной – с той стороны погасшего костра.

Он опять повернулся к зверьку, который его разбудил. Больше всего существо походило на помесь енота с сурком и заодно немножечко с таксой.

– Как поживаешь, малыш? – спросил он тихонько.

– Ыш! – мгновенно отозвался ушастик, не сводя с Джейка встревоженных глаз. Голос его, глуховатый и низкий, больше всего походил на лай – голос английского футболиста, у которого простужено горло.

Джейк даже вздрогнул от неожиданности. Ушастик-путаник, испуганный резким движением мальчика, отбежал еще на пару шагов назад. Джейку показалось, что тот сейчас бросится наутек, но зверек остановился и еще энергичнее замахал хвостом, продолжая с опаской разглядывать Джейка своими большими черными глазами с золотым ободком. Усы на его острой мордочке мелко подрагивали.

– Он все еще помнит людей, – раздался голос за спиной у Джейка. Он обернулся и увидел, что Роланд проснулся. Стрелок сидел, опершись локтями о колени и свесив длинные руки между ног, и смотрел на ушастика с неподдельным интересом, которого наполовину не удостоились часы Джейка.

– Это кто? – спросил Джейк, понизив голос, чтобы не вспугнуть животное. Он был очарован. – Какие красивые у него глаза!

– Ушастик-путаник.

– Утаник! – выдал зверек, отступая еще на шаг.

– Он разговаривает!

– Ну, не то чтобы разговаривает. Ушастики лишь повторяют, что слышат, по крайней мере так было раньше. Я уже многие годы такого не слышал. А этот приятель, похоже, изголодался. Пришел, наверное, чем-нибудь поживиться.

– Он лизал мне лицо. Можно, я его покормлю?

– Только учти, мы потом от него не избавимся, – строго сказал Роланд, но затем улыбнулся и щелкнул пальцами. – Эй! Ушан!

Зверек на удивление точно воспроизвел звук щелчка. Казалось, он щелкает язычком по небу.

– Эй! – повторил он своим хриплым голосом. – Эй, Шан! – И замахал хвостом еще пуще.

– Подойди к нему и чего-нибудь дай, – сказал Роланд Джейку. – Помню, один старый конюх говорил, что хороший ушастик приносит удачу. Этот, по-моему, хороший.

– Да, – согласился Джейк. – И по-моему, тоже.

– Когда-то ушастики были совсем ручными, то есть их приручали, и каждый барон держал их с полдюжины при своем замке или в поместье. В общем, они ни на что не годятся в хозяйстве, разве что крыс ловить да забавлять детишек. Они очень преданные животные, во всяком случае, так было раньше, хотя в этом смысле с собаками им не сравниться. А дикие особи – настоящие стервятники, питающиеся падалью. Они не опасны, но могут доставить немало хлопот.

– Опот! – воскликнул ушастик, глядя встревоженно то на стрелка, то на Джейка.

Джейк медленно залез в ранец, стараясь не делать резких движений, чтобы не вспугнуть зверька, вынул оттуда остатки «стрелецкого голубца» и бросил кусочек ушастику. Тот отскочил, слабо, по-детски вскрикнув, и повернулся к ним задом, демонстрируя пушистый, закрученный штопором хвост. Джейк решил, что зверек убежит, и немного расстроился, но ушастик остановился и с сомнением оглянулся через плечо.

– Ну давай, – подбодрил его Джейк. – Кушай, малыш.

– Ыш, – буркнул ушастик, но не сдвинулся с места.

– Дай ему время, – сказал Роланд. – Мне кажется, он не уйдет.

Ушастик потянулся, подняв кверху длинную и на удивление изящную шею. Черный носик задергался, уловив запах пищи. Зверек осторожно приблизился к угощению, и Джейк заметил, что он немного прихрамывает. Ушастик понюхал «голубец», а потом, ловко поддев его лапой, отделил оленину от листа, в который было завернуто мясо. Проделал он это очень аккуратно, едва ли не торжественно. Вытащив кусок мяса, зверек проглотил его одним махом и поднял голову, глядя на Джейка.

– Ыш! – сказал он.

Джейк рассмеялся. Ушастик снова отпрыгнул назад.

– Отощала зверюга, – пробормотал сонный Эдди у них за спиной. При звуке нового голоса ушастик мигом развернулся и скрылся в тумане.

– Вы его напугали! – произнес Джейк с укоризной.

– Ну извини, – сказал Эдди, приглаживая ладонью всклокоченную после сна шевелюру. – Знай я раньше, что это твой друг, я бы ему предложил кофе с булкой.

Роланд похлопал Джейка по плечу.

– Он вернется.

– Вы думаете?

– Если с ним ничего не случится, то да. Мы же его покормили, верно?

Не успел Джейк ответить, как снова раздался грохот барабанов. Они слышали этот странный ритм уже третье утро подряд и дважды по вечерам, когда день тонул в сумерках: глухой, монотонный гул, доносящийся со стороны города. В это утро, однако, звук был более четким, пусть и столь же непонятным, как и прежде. Джейк успел уже возненавидеть его. Ему все представлялось, что где-то там, под покровом густого, безликого утреннего тумана, бьется сердце какого-то исполинского зверя.

– Ты так и не знаешь, Роланд, что это такое? – спросила Сюзанна. Она тоже уже проснулась. Завязала волосы в хвост и сворачивала теперь одеяло, под которым они с Эдди спали.

– Нет. Но скоро, по-моему, мы все узнаем.

– Весьма обнадеживающе, – кисло заметил Эдди.

Роланд поднялся.

– Пойдемте. Не будем зря тратить время.

2

Уже час они шли по дороге. Туман начал рассеиваться. Коляску Сюзанны они толкали по очереди, причем труд этот был не из легких – теперь на пути все чаще и чаще попадались большие неровные булыжники. Вскоре небо прояснилось, и стало жарко. Очертания города проступили на горизонте, на юго-востоке, во всей красе. Джейку казалось, что город этот мало чем отличается от Нью-Йорка, хотя, с другой стороны, вряд ли там есть очень высокие небоскребы. Если он, как и почти все в мире Роланда, пришел в запустение, отсюда – издалека – этого было не разглядеть. Как и Эдди, Джейк постепенно преисполнился молчаливой и робкой надеждой на то, что там будут люди и что они им окажут помощь… или хотя бы накормят горячим.

По левую руку, милях, наверное, в тридцати – сорока, виднелась широкая полоса воды – река Сенд. Над ней стаями кружили птицы. Время от времени то одна, то другая, сложив крылья, камнем падала вниз. Вероятно, за рыбой. Медленно, но верно река и дорога сближались, хотя точка их пересечения находилась по-прежнему вне поля зрения.

Теперь впереди показались и другие строения. Большинство походило на фермы, однако все они, похоже, стояли пустыми. Некоторые постройки совсем разрушились, но, судя по виду, скорее от времени, нежели от «огня и меча», и это последнее обстоятельство лишний раз подтверждало надежды Эдди и Джейка – надежды, которые оба держали в секрете, опасаясь насмешек. На равнинах паслись небольшие стада незнакомых косматых животных. Они старались держаться вдали от дороги и подходили к ней только тогда, когда им нужно было ее перейти, причем дорогу звери перебегали галопом, как стайка детишек, которые боятся машин. Джейк нашел, что они очень напоминают бизонов… вот только у некоторых было по две головы. Когда он сказал об этом Роланду, тот кивнул и заметил:

– Мутанты.

– Как те под горами? – В голосе Джейка явственно слышался страх. Мальчик понимал, что если уж он даже сам это заметил, то стрелок и подавно, но он ничего не мог с собой поделать: слишком яркими были воспоминания об их бесконечном кошмарном пути по тоннелю на дрезине.

– Здесь, как мне кажется, мутанты вымирают. А существа под горами продолжают вырождаться, становясь все уродливее.

– А там? – Джейк указал на город. – Там тоже будут мутанты или все-таки… – Он умолк; он и так подошел слишком близко к тому, чтобы высказать затаенную свою надежду.

Роланд пожал плечами.

– Я просто не знаю, Джейк. Я бы сказал тебе, если б знал.

Они как раз проходили мимо пустого строения – когда-то здесь наверняка была ферма – со следами давнего пожара. Вполне может быть, что из-за молнии, подумал Джейк и тут же задался вопросом, что именно он сейчас делает или пытается сделать: подобрать подходящее объяснение или же обмануть себя?

Роланд, словно прочтя его мысли, приобнял Джейка за плечи.

– Гадать все равно бесполезно, Джейк, – сказал он. – Что бы здесь ни случилось, это все произошло давным-давно. Вон смотри. – Он указал рукой. – Там, наверное, был загон для скота. И что теперь от него осталось? Несколько палок торчит из травы и все.

– Мир сдвинулся с места?

Роланд лишь молча кивнул.

– А люди? Они ушли в город, да?

– Одни, наверное, ушли, – сказал Роланд. – А другие по-прежнему здесь.

– Что?! – испуганно обернулась к нему Сюзанна.

Роланд кивнул.

– Уже два дня за нами следят. Не то чтобы много в этих старых развалинах, но кое-кто из людей обретается, это точно. И таких будет все больше. Когда подойдем ближе к цивилизованному миру, убедитесь сами. – Он на мгновение умолк и поправился: – Вернее, к тому, что когда-то было цивилизованным миром.

– А как вы их вычислили? – спросил Джейк, сгорая от любопытства.

– Я их учуял. По запаху. Видел несколько огородов, скрытых за зарослями сорняков. Их сеют нарочно, чтобы скрыть посадки от посторонних глаз. И еще видел одну ветряную мельницу в роще. Она работала. Но самое главное, это чувство… как тень на лице вместо света солнца. Вы тоже скоро почувствуете, вот увидите.

– А как по-твоему, они не опасны? – спросила Сюзанна. Они как раз приближались к большому ветхому строению. Когда-то, наверное, там был склад или, может быть, деревенский рынок. Сюзанна с тревогой покосилась на здание. Рука ее безотчетно легла на рукоять револьвера, который она носила в кобуре на груди.

– А незнакомый пес будет кусаться? – ответил Роланд вопросом на вопрос.

– А попроще нельзя? – вставил Эдди. – Меня, знаешь, Роланд, просто бесит, когда ты заводишь свои дзэн-буддийские штучки.

– Выражение такое. Не знаю, значит, – пояснил Роланд. – А кто такой этот Дзэн Буддист? Такой же умный, как я?

Эдди долго смотрел на Роланда, но потом все же решил, что это, наверное, стрелок так шутит. Кстати, шутил Роланд крайне редко.

– Ладно, кончай дурака валять. – Прежде чем отвернуться, Эдди успел заметить, как дернулся уголок рта Роланда. Он уже взялся за ручки на спинке коляски Сюзанны, как вдруг что-то его отвлекло. – Эй, Джейк! – позвал он, присмотревшись получше. – Кажется, ты приобрел друга!

Джейк обернулся и вдруг весь расплылся в улыбке. Сзади, ярдах в сорока, тощий ушастик-путаник с усердием вышагивал следом за ними, припадая на одну лапу и нюхая на ходу молодую траву, что проросла между крошащимися булыжниками дороги.

3

В пути прошел уже не один час. И вот Роланд объявил привал и велел всем приготовиться.

– К чему приготовиться? – уточнил Эдди.

Роланд лишь пристально на него посмотрел.

– Ко всему.

Было, наверное, часа три пополудни. Они остановились у точки пересечения Великого Тракта с долгой грядой пологих холмов, что протянулась по диагонали через равнину, точно складка на одеяле – самом большом одеяле в мире. Дорога вела вниз по склону и через самый настоящий городок. Первый у них на пути. Похоже, поселение это давно опустело… но Эдди держал в голове их сегодняшний утренний разговор. Он не забыл, что сказал Роланд. И вопрос стрелка «А незнакомый пес будет кусаться?» – уже не казался ему «дзэн-буддийскими штучками».

– Джейк?

– Чего?

Эдди кивком указал на «ругер», который торчал из-за пояса Джейковых джинсов – запасной пары, которую он запихал в рюкзак, уходя из дома.

– Может быть, я заберу пистолет себе?

Джейк вопросительно поглядел на Роланда, но стрелок только пожал плечами, как бы желая сказать: «Решай сам».

– О'кей. – Джейк вытащил из-за пояса пистолет и отдал его Эдди. Потом расстегнул ранец и достал со дна заряженную обойму. Почему-то он вспомнил, как лазил за ней в отцовский стол – она лежала за грудой папок, – но теперь все это казалось таким невозможно далеким. Вспоминая о жизни в Нью-Йорке и днях ученичества в школе Пайпера, Джейк как будто смотрел в перевернутый бинокль.

Эдди взял у него обойму, внимательно осмотрел со всех сторон, вставил ее в рукоятку «ругера», проверил предохранитель и сунул пистолет себе за пояс.

– Слушайте очень внимательно и запоминайте, – сказал Роланд. – Если там, в поселении, действительно кто-то живет, то скорее всего это будут одни старики. И еще неизвестно, кто кого больше испугается: мы – их или они – нас. Молодых здесь давно уже нет. А у тех, кто остался, вряд ли есть при себе оружие, я имею в виду огнестрельное… вполне может статься, что они в жизни не видели револьверов, таких, например, как у нас… разве что на картинках из старых книжек. Так что не делайте никаких угрожающих жестов. И не забывайте одно хорошее детское правило: говорить следует только тогда, когда к тебе непосредственно обращаются.

– А как насчет луков со стрелами? – осведомилась Сюзанна.

– Да, у них могут быть луки. Равно как дубины и копья. Это не исключено.

– И не забудь еще камни, – мрачно заметил Эдди, глядя вниз на скопление деревянных домишек. Поселение у дороги походило на город-призрак, но кто стал бы за это ручаться? – А если у них там напряг с камнями, на дороге булыжников хватит на всех.

– Да уж, – согласился Роланд, – всегда что-нибудь да найдется. Но сами в драку мы лезть не будем… всем ясно?

Они все кивнули, мол, ясно.

– А не проще вообще обойти его стороной? – предложила Сюзанна.

Роланд рассеянно кивнул, не сводя глаз с поселения внизу. Ближе к центру городка Великий Тракт пересекался с другой дорогой, и обветшалые домики у перекрестка походили на цель в центре оптического прицела.

– Проще. Но мы пойдем прямо. Ходить в обход – дурная привычка. Втянуться легко, но зато потом трудно избавиться. Идти напрямик всегда лучше, если, конечно, нет явных причин для того, чтобы этого не делать. В данном случае я не вижу таких причин. И если там правда есть люди… что ж, оно, может, и к лучшему. А вдруг мы узнаем что-нибудь ценное. Главное, как-то их разговорить.

Сюзанна отметила про себя, что Роланд как-то изменился, и не только потому, что теперь его не донимали призрачные голоса. Таким он, наверное, был в те дни, когда сам шел на битву и вел в сражение своих людей, когда ему было за что воевать, когда его окружали друзья, – решила она. – Он был таким до того, как мир сдвинулся с места и сам он сдвинулся вместе с ним, отправившись в погоню за этим Уолтером. Он был таким до того, как Великая Пустошь вывернула его наизнанку и сделала каким-то отчужденным, странным.

– Может быть, они знают, что это за барабанный бой? – сказал Джейк.

Роланд снова кивнул.

– Все, что они могут знать – и в особенности про город, – может очень нам пригодиться, и все же не стоит надеяться на подсказку людей, которых, возможно, там вовсе и нет.

– Знаешь, что я тебе скажу, – вдруг вмешалась Сюзанна. – Я бы точно не стала высовываться, если бы увидела на дороге такую компашку, как наша. Четверо незнакомцев, трое вооружены… Мы, наверное, похожи на банду головорезов из твоих древних историй, Роланд… как ты их там называл?

– Лиходеи. – Ладонь стрелка легла на сандаловую рукоять револьвера. – Но не родился еще лиходей, у которого было б такое оружие. – Он еще крепче сжал рукоять, приподнимая револьвер, так что тот наполовину высунулся из кобуры. – И если в этом селении есть кто-то, кто еще помнит старые времена, то они должны знать. Пойдемте.

Джейк обернулся. Положив острую мордочку на короткие передние лапы, ушастик улегся прямо посреди дороги и тихонько ждал, внимательно глядя на людей.

– Ыш! – позвал Джейк.

– Ыш! – эхом отозвался ушастик и мгновенно вскочил.

Они направились вниз по пологому склону. Впереди – четверо путников. Следом за ними – Ыш.

4

Два здания на окраине городка были сожжены дотла; остальная часть города, сплошь покрытого пылью, оказалась нетронутой. Они прошли по центральной улице, мимо заброшенного извозчичьего двора по левую руку, по правую руку осталось какое-то здание, которое когда-то давно было, наверное, рынком, и оказались в собственно городе, если можно назвать городом около дюжины обветшалых домишек, лепящихся по обеим сторонам дороги и разделенных узенькими переулочками. Вторая дорога – грунтовый тракт, заросший густой травой, – тянулась через весь городок с северо-востока на юго-запад.

Поглядев вдоль дороги на северо-восток, в направлении реки, Сюзанна еще подумала: Когда-то по здешней реке, наверное, ходили баржи, а дальше по этой дороге должна быть пристань и, быть может, еще один городок – даже и не городок, а скопление харчевен и баров у пристани. Последняя торговая точка, а дальше баржи с товарами шли прямо в город. А по дороге ездили туда и обратно крытые повозки. Как давно это было?

Ответа она не знала – но, судя по жалкому состоянию городка, было это давным-давно.

Где-то неподалеку противно и монотонно скрипела ржавая дверная петля. С равнины дул ветер – в одном из домов незакрепленная ставня тоскливо билась о стену.

Перед домами имелись специальные поручни, чтобы привязывать лошадей или вьючных животных. Большинство из них были сломаны. В прежние времена вдоль домов проходил дощатый тротуар, но доски давно уже сгнили, и через проломы и дыры теперь пучками пробивалась сорная трава. Таблички и вывески на домах повыцвели, но кое-какие из них еще можно было прочесть. Надписи были сделаны на некой варварской вариации английского. Должно быть, – решила Сюзанна, – это и есть пресловутая низкая речь, о которой упоминал Роланд. ЗЕРНО И КОРМ – сообщала одна из вывесок. Наверное, имелось в виду: «Зерно и фураж». На фасаде соседнего здания под неуклюжим изображением буйвола, развалившегося в траве, было написано: ОТДОХНУТЬ, ВЫПИТЬ, ПОКУШАТЬ. Дверь в заведение, слегка покосившаяся от времени, легонько покачивалась на ветру.

– Это что, как бы салун? – шепотом проговорила Сюзанна. Она и сама толком не поняла, с чего вдруг понизила голос. Просто ей показалось, что даже нормальный голос будет звучать здесь не очень уместно, все равно что песенка под аккомпанемент банджо на похоронах.

– Был, – отозвался Роланд, и хотя он сказал это не шепотом, голос его все равно прозвучал как-то тихо и задумчиво. Джейк шагал рядом с ним, нервозно оглядываясь по сторонам. Чуть позади – теперь не далее чем в десяти ярдах, – быстро перебирая лапками, топал Ыш. Зверек с любопытством разглядывал старые здания. Голова его, точно маятник, болталась из стороны в сторону.

Теперь и Сюзанна почувствовала, что кто-то за ними следит. Именно об этом неприятном ощущении недавно говорил Роланд: как будто тень скрыла солнечный свет.

– Здесь кто-то есть? – прошептала она.

Роланд только кивнул.

На северо-восточном углу перекрестка стоял большой дом, тоже с вывеской. Сюзанна сумела ее разобрать: ПРИСТАНИЩЕ И НОЧЛЕГ. Не считая церквушки с покосившейся колокольней, это был самый высокий здесь дом. Целых три этажа. Подняв голову кверху, Сюзанна успела заметить белое пятно – наверняка чье-то лицо, – промелькнувшее в пустом, без стекол, окне. Ей вдруг захотелось убраться отсюда как можно скорее. Но Роланд шагал не спеша, причем явно нарочно, и она, кажется, знала почему. Если они сейчас станут спешить, они тем самым покажут наблюдателям, затаившимся где-то неподалеку, что им здесь страшно… что с ними можно справиться. Но как бы там ни было…

На перекрестке улицы расширялись, образуя городскую площадь, которая давно заросла сорной травой. В самом центре ее одиноко торчал изъеденный временем столбовой камень, а над ним на проржавевшем тросе висела какая-то металлическая коробка.

Роланд – Джейк не отходил от него ни на шаг – приблизился к камню. Следом за ним подошел и Эдди, толкая перед собой коляску с Сюзанной. В спицах коляски шуршала трава. Ветерок трепал прядь волос на виске Сюзанны. Где-то вдалеке продолжал стучать ставень и скрипела дверная петля. Сюзанна невольно поежилась и убрала прядь с лица.

– Быстрей бы отсюда смотаться, – сказал ей Эдди, понизив голос. – Жутковатое место.

Сюзанна кивнула. Оглядев площадь, она опять живо себе представила, как здесь все было в базарный день. Она как будто увидела это воочию: толпы народа на тротуарах… городские матроны с корзинами на руке пробираются сквозь толпу, состоящую в основном из извозчиков, торговцев и небрежно одетых матросов с барж (она понятия не имела, откуда вообще взяла эти баржи, но ей почему-то казалось, что так оно все и было)… телеги, загромождающие городскую площадь… повозки, ползущие по немощеной дороге, поднимая клубы желтой пыли… погонщики, понукающие лошадей (быков, это были быки) кнутами. Она словно видела их: телеги с перекинутыми поверх них пыльными кусками брезента, прикрывающими тюки с мануфактурой или пирамиды пропитанных смолой бочек. Видела этих быков, запряженных в телеги по два, – терпеливые, невозмутимые, они подергивали ушами, отгоняя надоедливых мух, кружащих над их огромными головами. Она слышала голоса, и смех, и грохот кабацкого пианино, на котором наяривали разухабистые вещицы типа «Девчонки из Буффало» или «Милашка Кэти».

Я как будто уже здесь жила… в другой жизни, подумалось вдруг Сюзанне.

Стрелок склонился над камнем, рассматривая надпись.

– Великий Тракт, – прочитал он вслух. – Лад, сто шестьдесят колес.

– Колес? – переспросил Джейк.

– Древняя мера длины.

– Ты слышал когда-нибудь об этом Ладе? – спросил у Роланда Эдди.

– Возможно, – отозвался стрелок. – Когда был совсем маленьким.

– Лад, гад, разлад… ничего себе рифмочки, – пробурчал Эдди. – Нехороший знак, тебе не кажется?

Джейк обошел столбовой камень и встал с восточной его стороны.

– Речная дорога, – сообщил он. – Правда, написано как-то странно, но все равно понять можно.

Эдди занялся изучением западной стороны камня.

– Здесь написано: «Джимтаун, сорок колес». Слушай, Роланд, а не там ли, случайно, родился Уэйн Ньютон?

Роланд в недоумении уставился на него.

– Все, я заткнулся. – Эдди кивнул ему и театрально закатил глаза.

На юго-западном углу площади стояла единственная в городке каменная постройка – приземистое запыленное здание в форме куба с ржавыми решетками на окнах. Наверное, городской суд и тюрьма по совместительству, – решила Сюзанна. Подобные здания она не раз видела у себя на юге; добавить только у входа косую разметку для парковки автомобилей – и будет один к одному. На его фасаде красовалась какая-то надпись, выведенная давно поблекшей желтой краской. Сюзанна сумела ее прочитать. И хотя она не совсем уловила смысл, ей вдруг еще сильнее захотелось убраться отсюда подобру-поздорову – подальше от этого странного места. МЛАДЫ МРУТ, – сообщала надпись.

– Роланд! – окликнула она, и когда тот повернулся, указала на желтые буквы. – Что это значит?

Он прочел надпись на каменном здании и покачал головой:

– Без понятия.

Сюзанна опять огляделась по сторонам. Ей показалось, что площадь стала как будто меньше, а здания чуть сдвинулись к центру, нависая над ними.

– Может, двинем отсюда?

– Сейчас.

Роланд нагнулся и поднял с дороги обломок булыжника, выковырнув его из мостовой. Задумчиво взвешивая камешек на ладони, он поглядел, точно прицеливаясь, на металлическую коробку, что висела над столбовым камнем. И только когда стрелок отвел руку, готовясь к броску, Сюзанна – с секундным опозданием – сообразила, что он сейчас собирается сделать.

– Нет, Роланд! – выкрикнула она и невольно поморщилась. Ей самой стало не по себе от звука собственного испуганного голоса.

Не обращая на нее внимания, Роланд швырнул камень в коробку. Бросок, как всегда, вышел точным – камень с глухим металлическим лязгом врезался в самый центр коробки. Внутри ее что-то щелкнуло, послышался звук заработавшего часового механизма, и из прорези на боку выскочил металлический зеленый флажок, весь покрытый ржавчиной. Звякнул колокольчик. Большими черными буквами на флажке было написано: ИДИТЕ.

– Будь я проклят! – искренне изумился Эдди. – Светофор, мать твою, не иначе! Интересно, а если еще раз вдарить по этой штуке, она что, выкинет красный флажок, мол, СТОЙТЕ?

– Мы не одни, – невозмутимо заметил Роланд и указал на квадратное здание, которое Сюзанна приняла за городской суд. Из него вышли мужчина и женщина и спускались теперь по каменным ступеням. Ты выиграл пупса, Роланд, подумала про себя Сюзанна. Они оба такие древние, старше Господа Бога.

Мужчина был одет в вытертый комбинезон, на голове у него красовалось невероятных размеров соломенное сомбреро. Женщина, в домотканом платье и шляпке с полями козырьком, шла рядом с ним, опираясь рукой о голое загорелое плечо мужчины. Когда они подошли поближе, Сюзанна увидела, что женщина слепая и что зрения она лишилась при страшных обстоятельствах: на месте глаз у нее остались лишь неглубокие глазницы, затянутые рубцами кожи. Выглядела она смущенной и перепуганной одновременно.

– А если они лиходеи, Си? – воскликнула слепая. Ее надтреснутый голос дрожал. – Убьют нас сейчас, будешь ты виноват, так и знай!

– Помолчи пока, Мерси, – бросил в ответ старик. Оба они говорили с ярко выраженным акцентом, так что Сюзанна с трудом разбирала слова. – Не лиходеи они, уймись. Я же тебе говорю, с ними млад… а лиходеи не шастают с младами.

Несмотря на слепоту, женщина сделала было движение, стремясь оторваться от своего провожатого. Она была явно напугана. Старик тихо выругался и поймал ее за руку.

– Да успокойся ты, Мерси! Прекрати, я тебе говорю! Еще упадешь чего доброго и расшибешься, черт возьми!

– Мы вам не сделаем ничего плохого, – крикнул Роланд так, чтобы они услышали. Он перешел на Высокий Слог, и при первых же звуках его голоса в глазах старика промелькнул недоверчивый огонек. Женщина повернулась в их сторону, обратив к Роланду незрячие свои глазницы.

– Стрелок! – не сдержал восклицания старик. Его голос срывался и дрожал от возбуждения и восторга. – Боже милостивый, стрелок! Я знал, что так будет! Я знал!

Он бегом бросился к ним через площадь, волоча за собой старуху. Она беспомощно семенила следом, и Сюзанна вся напряглась, опасаясь, что слепая вот-вот упадет. Однако первым упал старик, тяжело грохнувшись на колени, а она растянулась с ним рядом, больно ударившись о булыжники Великого Тракта.

5

Джейк почувствовал, как что-то лохматое ткнулось ему в лодыжку. Поглядев вниз, он увидел, что к ноге его жмется Ыш, перепуганный, как никогда. Джейк осторожно присел и погладил Ыша по голове – чтобы успокоить зверька и успокоиться самому. Шерсть у ушастика оказалась на удивление шелковистой, приятной и мягкой на ощупь. Поначалу ему показалось, что Ыш сейчас бросится наутек, но тот лишь поднял свою острую мордочку, лизнул Джейка в ладонь и снова тревожно уставился на старика со старухой – двух новых людей. Мужчина пытался помочь слепой встать, но пока безуспешно. Она только дергалась и мешала ему, в явном смятении ворочая головой, как будто не понимая, что с ней такое случилось.

Старик, которого звали Си, при падении разбил руки в кровь, но он, кажется, этого не замечал. Оставив тщетные свои попытки поднять старуху, он снял сомбреро и прижал его к груди. Джейк решил, что оно по размерам не уступает здоровенной корзине емкостью этак в бушель[48].

– Добро пожаловать к нам, стрелок! – закричал древний старец. – Вот уж воистину добрая встреча! А я было думал, что все ваше племя давно исчезло с лица земли, но я, слава Богу, ошибся!

– Спасибо за добрый прием, – отозвался стрелок на Высоком Слоге и осторожно взял слепую старуху за руки чуть выше локтей. Она на мгновение вся сжалась, но тут же расслабилась и позволила ему помочь ей встать. – Надень шляпу, старче. Солнце сегодня печет.

Старик так и сделал и замер на месте, не отрывая сияющих глаз от Роланда. Джейк даже не понял сначала, почему вдруг заблестели глаза старика, но потом он увидел – от слез.

– Стрелок! Я говорил тебе, Мерси! Я сказал тебе сразу, как только увидел у них эти железные штуки, из которых палят!

– Так они не лиходеи? – переспросила старуха, как будто не веря своим ушам. – Ты уверен, что не лиходеи, Си?

Роланд повернулся к Эдди:

– Проверь как следует предохранитель и дай ей потрогать Джейков револьвер.

Эдди вытащил из-за пояса «ругер», проверил предохранитель и осторожно вложил пистолет в руки слепой старухи. Та судорожно сглотнула, едва не выронила пистолет, но все-таки удержала и, изумленно его ощупав, повернулась лицом к старику.

– Револьвер! – прошептала она. – Святые угодники…

– Ну, так себе штучка, – нарочито небрежно ответил старик на ее восторги, отобрал у нее пистолет и вернул его Эдди. – А вот у стрелка револьвер настоящий, и еще второй, тот, у женщины. Кстати, у женщины темная кожа, как у людей из Гарлана, если верить рассказам батюшки.

Ыш пронзительно тявкнул. Джейк оглянулся. К ним направлялись по улице еще люди – человек пять или шесть. Как Си и Мерси, все они были глубокими стариками, а одна из них – согбенная старуха с клюкой, похожая на ведьму из сказки, – выглядела невероятно древней. Когда они подошли поближе, Джейк обратил внимание на двух мужчин, неразличимо похожих друг на друга. Близнецы. Длинные пряди седых волос ниспадали на плечи их латаных-перелатаных домотканых рубах. Кожа у них была белой, как новая простыня, глаза – розовыми.

Альбиносы, подумал Джейк.

Как видно, главной у них была древняя «ведьма» с клюкой. Опираясь на палку, она подошла к небольшому отряду Роланда, не сводя с них пытливого взгляда зеленых, как изумруды, глаз. Губ ее почти не было видно: они ввалились в беззубый рот. Ветер, дувший с равнин, шевелил край старой шали у нее на плечах. Наконец взгляд ее остановился на Роланде.

– Ну здравствуй, стрелок! Добрая встреча воистину! – Она обратилась к нему на Высоком Слоге, и Джейк, как, впрочем, и Эдди с Сюзанной, прекрасно ее понимал, хотя можно было предположить, что в их собственном мире речь ее показалась бы им, наверное, набором бессмысленных звуков. – Добро пожаловать на Речной Перекресток!

Еще когда она только приблизилась, Роланд снял шляпу и теперь поклонился старухе, трижды коснувшись горла искалеченной правой рукой.

– Благодарю тебя, Древняя Матерь.

В ответ старуха хихикнула, но смех ее был чистым и искренним, и вдруг до Эдди дошло, что Роланд одновременно отпустил очень удачную шутку и сделал лестный комплимент. Теперь и он тоже, вслед за Сюзанной, подумал о том, что постепенно Роланд становится самим собой. Вот каким он когда-то был… вот как держался с людьми. Ну хотя бы отчасти так.

– Ты, может быть, и стрелок, но под одежей своей ты просто еще один глупый мужчина, – высказалась старуха, переходя на низкую речь.

Роланд опять поклонился.

– При виде такой красоты я всегда просто дурею, мать.

На этот раз старуха буквально разразилась хриплым смехом. Ыш в страхе прижался к ноге Джейка. Один из близнецов-альбиносов рванулся вперед поддержать старуху, которая покачнулась, давясь от смеха, на каблуках своих стоптанных пыльных туфель. Однако она сумела сама сохранить равновесие и надменно взмахнула рукой – мол, не лезь. Альбинос поспешно ретировался.

– Далеко, стрелок, держишь путь? – Она буквально впилась в него взглядом своих проницательных глаз. Когда она говорила, сморщенный рот с ввалившимися губами едва открывался.

– Да, – отозвался Роланд. – Мы ищем Темную Башню.

Все остальные лишь озадаченно переглянулись, но старуха, резко подавшись назад, сделала охранительный знак от дурного глаза – не в их сторону, как заметил Джейк, а на юго-восток, вдоль «дорожки» Луча.

– Жаль мне было услышать такое! – воскликнула она. – Ибо никто из ушедших на поиски этого черного пса не вернулся назад! Так говорил мне мой дед, а ему то же самое говорил его дед! Никто!

– Ка, – спокойно проговорил стрелок, как будто этим все объяснялось… и только теперь Джейк потихоньку начал понимать, что для Роланда так оно и есть.

– Да, – согласилась старуха, – черный пес ка! Ну что ж, стрелок, делай что должен и, пока жив ты, иди по дороге своей и умри, когда она тебя выведет на поляну среди деревьев. Но прежде чем двинуться дальше, не откажись разделить с нами трапезу. Откушайте с нами. Ты и верные твои рыцари.

Роланд опять поклонился.

– Давно не делили мы трапезу с кем-то еще, Древняя Матерь. Долго мы здесь не задержимся, но угощение ваше примем с удовольствием и благодарностью.

Повернувшись ко всем остальным обитателям городка, старуха проговорила надтреснутым, но звучным голосом, и от слов, ею сказанных, – от их смысла, а не от тона, – Джейк невольно поежился, чувствуя, как по спине у него побежали мурашки:

– Радуйтесь, люди, ибо вы зрите теперь возвращение света! После дней темных и темных путей в мир опять возвращается свет! Пусть ваши сердца преисполнятся им, этим светом. Поднимите склоненные головы, ибо то, чего ждали вы, наступило: колесо ка сделало очередной оборот!

6

Старуха, которую звали тетушка Талита, провела их через площадь в церковку с покосившимся шпилем – церковь Крови Господней, о чем сообщала выцветшая табличка на заросшей сорной травой лужайке. Поверх названия была еще одна надпись, сделанная зеленой когда-то краской, теперь почти совсем поблекшей: СМЕРТЬ СЕДОВЛАСЫМ.

Она провела их через полуразрушенную церквушку, торопливо ковыляя по центральному проходу между рассохшимися и перевернутыми скамьями, вниз по лестнице в кухню, так разительно отличавшуюся от царящего наверху запустения, что Сюзанна даже заморгала от удивления, не веря своим глазам. Здесь все было вычищено до блеска. Деревянный пол – очень старый, но любовно натертый мастикой, – казалось, светился собственным внутренним светом. Огромная черная печь занимала весь угол. Как видно, ее содержали в идеальном порядке, а дрова, аккуратно уложенные в небольшой нише из кирпича, были тщательно отобраны и хорошо просушены.

По дороге к ним присоединились еще две старухи и древний старик с деревянной ногой, ковылявший на костылях. Женщины тут же занялись делом: две принялись доставать из кухонных шкафов продукты, третья открыла заслонку печи и поднесла длинную серную спичку к уже уложенным в топке дровам, четвертая распахнула еще одну дверь и спустилась по узкой короткой лестнице в подвальчик – по всей видимости, холодильный погреб. Тем временем тетушка Талита провела остальных в какой-то просторный зал на задах церковного здания. Она только махнула клюкой в направлении двух трехногих столов, что стояли в углу накрытые чистыми, но обтрепавшимися от старости скатертями, и старики-альбиносы тут же принялись сражаться с одним из них, пытаясь сдвинуть стол с места.

– Давай, Джейк, поможем, – предложил Эдди.

– Нет! – резко бросила тетушка Талита. – Мы, конечно, тут все старики, но мы еще сами справляемся! Пока еще сами, мой юный друг!

– Не лезь, – процедил Роланд.

– Надорвутся ведь, старые дурни, – буркнул Эдди себе под нос, однако покорно последовал за остальными, оставив двоих альбиносов возиться с тяжелым столом.

Эдди поднял Сюзанну с коляски и пронес ее на руках через заднюю дверь. При виде того, что оказалось за этой дверью, у нее даже дыхание перехватило. Они очутились в прелестном саду. Цветы на ухоженных клумбах горели, как факелы, в мягкой зеленой траве. Кое-какие Сюзанна узнала: ноготки, флоксы и циннии, – но большинство цветов было ей незнакомо. Она засмотрелась на очень красивый цветок с ярко-синими лепестками. Слепень уселся на лепесток… в тот же миг лепесток свернулся, прижав пойманное насекомое.

– Ого! – выдохнул Эдди, озираясь по сторонам. – Ну прям Сады Буша!

– Это единственное здесь место, – пояснил Си, – которое мы стараемся сохранить в прежнем виде. Таким, каким все здесь было раньше, в старые времена, до того, как мир сдвинулся с места. И мы его прячем от всех, кто сюда наезжает… от седовласых, и младов, и лиходеев. Они все здесь сожгут, если узнают об этом… а нас просто прикончат. Они ненавидят все хорошее и красивое – все как один ненавидят. В этом они все похожи, ублюдки.

Слепая старуха дернула его за руку – мол, замолчи.

– Правда, в последнее время никто сюда больше не наезжает, – заметил старик с деревянной ногой. – Давненько уж никого не было. Поближе к городу держатся, да. Там есть все, что им нужно, наверное. И слава Богу.

Близнецы-альбиносы с трудом выволокли стол на улицу. Следом за ними семенила старуха – одна из тех, что остались на кухне, – то и дело покрикивая на братьев, чтобы те пошевеливались и убирались с дороги к чертям собачьим. Она держала в обеих руках по большому глиняному кувшину.

– Садись, стрелок, – пригласила тетушка Талита, проведя рукой по высокой траве. – Все садитесь.

От сотни разнообразных запахов у Сюзанны слегка закружилась голова. У нее даже возникло такое чувство, что это все происходит во сне, а не на самом деле. Она никак не могла поверить в существование этого райского уголка, тщательно скрытого от чужих глаз за осыпающимся фасадом мертвого городка.

В дверях появилась еще одна женщина с целым подносом стаканов и кубков разномастных, но зато безупречно чистых; они сияли на солнце, как горный хрусталь. Сначала она предложила поднос Роланду, потом тетушке Талите, Эдди, Сюзанне и последнему – Джейку. Когда все взяли себе по стакану, первая женщина наполнила их золотистой темной жидкостью из кувшинов.

Роланд склонился к Джейку, который сидел, поджав под себя ноги, рядом с овальной клумбой ярко-зеленых цветов. Ыш устроился рядом с ним.

– Ты, Джейк, много не пей, – сказал Роланд, понизив голос. – Чуть-чуть отхлебни, чтобы их не обидеть. Иначе нам придется тебя выносить… это граф — крепкое яблочное пиво.

Джейк кивнул.

Талита приподняла свой стакан, и, как только Роланд поднял свой, Эдди, Сюзанна и Джейк последовали его примеру.

– А как же все? – шепотом спросил Эдди.

– Им нальют после нас, – так же тихо ответил Роланд. – А теперь помолчи.

– Не одаришь ли нас добрым словом, стрелок? – спросила тетушка Талита.

Стрелок встал на ноги, приподняв стакан. Склонил голову, словно в раздумье. Немногочисленные обитатели городка, собравшиеся в саду, наблюдали за ним с уважением и, как показалось Джейку, с некоторой опаской. Но вот Роланд поднял голову.

– Я хочу выпить за землю и за дни, что минули на этой земле, – сказал он. Голос его звучал хрипло и немного дрожал от переполнявших его чувств. – Я хочу выпить за изобилие и достаток, что были тогда, и за друзей, которых уже нет в живых. Хочу выпить за добрых людей и радушное гостеприимство. Это ли не великий дар, Древняя Матерь?

Старуха расплакалась, и все-таки Джейк увидел, что лицо ее засияло счастливой улыбкой… и на мгновение она как будто помолодела, сбросив груз лет. Джейк смотрел на нее в изумлении, преисполнившись вдруг неожиданным и безмерным счастьем. В первый раз с того достопамятного мгновения, когда Эдди протащил его через дверь между двумя мирами, он почувствовал, что тень стража-привратника, накрывшая сердце его черной тучей, больше его не гнетет.

– Да, стрелок! – выдохнула старуха. – Хорошо сказано! Воистину это великий дар, и да увидим мы все это снова! – Она подняла стакан и залпом его осушила. Как только стакан ее опустел, Роланд выпил тоже. Сюзанна и Эдди последовали его примеру, хотя все-таки выпили не до дна.

Джейк тоже пригубил крепкий напиток и с удивлением обнаружил, что он ему нравится – хмельной, но не горький, как он ожидал, а сладковатый и терпкий, как сидр. Однако хватило и одного глотка, чтобы пиво ударило в голову, и Джейк предусмотрительно отставил стакан в сторону. Ыш понюхал напиток, отпрянул и ткнулся мордочкой в ногу Джейка.

Старики, собравшиеся в саду – последние жители Речного Перекрестка, – зааплодировали. Многие плакали, как тетушка Талита, не стыдясь своих слез. Из кухни извлекли еще стаканы – уже не такие благородные, а самые простые, впрочем, пригодные для питья, – и обнесли всех собравшихся. Началось застолье. Радостное застолье под открытым бескрайним небом долгого летнего дня.

7

Эдди решил, что еда, которой его потчевали в этот день, была самой вкусной из всего, что он пробовал со времен мифических пиров детства, когда у тебя день рождения и мама готовит и подает к столу все твои самые любимые лакомства: мясной рулет с жареной картошкой, запеченную кукурузу и дьявольски вкусный пирог с ванильным мороженым.

Одно только разнообразие выставленных перед ними блюд – в особенности после стольких месяцев, когда им приходилось питаться исключительно мясом омаров, вяленой олениной и какими-то горькими травами, безопасными, по утверждению Роланда, для жизни, – значительно увеличивало удовольствие от еды, но Эдди не считал, что это была единственная причина. Джейк, как заметил Эдди, тоже налег на яства (не забывая каждые пару минут подкидывать лакомые кусочки ушастику, свернувшемуся у его ног), а ведь он пробыл здесь, в этом мире, всего лишь неделю.

Чего только не было на столе! Огромные миски с тушеным мясом (как выяснилось, мясом буйволов) с подливкой и соусом из овощей, подносы со свежей выпечкой, глиняные горшочки с белейшим сливочным маслом, тарелки с какими-то листьями, по вкусу похожими на шпинат… но не совсем. Эдди в жизни не был ярым любителем зелени, но как только он попробовал эти листья, оторваться уже не смог. Он перепробовал все, однако это зеленое чудо было просто вне конкуренции. Сюзанна тоже не отставала, то и дело подкладывая себе «шпинатику». Вчетвером путники опустошили три здоровые тарелки с листьями.

Когда пришло время десерта, старые женщины и альбиносы-братья убрали обеденные тарелки, отнесли их на кухню и вернулись оттуда с двумя немалых размеров блюдами, на которых высокими горками были уложены пироги, и большой миской взбитых сливок. От пирога исходил такой сладостный аромат, что Эдди решил, будто он уже умер и очутился в раю.

– Сливки только из молока буйволиц, – извиняющимся тоном произнесла тетушка Талита. – Коров ни одной не осталось… последняя сдохла лет тридцать назад. Молоко буйволиц – не особенный деликатес, но все-таки лучше, чем ничего.

Как выяснилось, пирог был с начинкой из ежевики. Эдди в жизни не ел ничего вкуснее. Он уплел три куска, откинулся на спинку стула, звучно рыгнул, не успев прикрыть рот ладонью, и виновато огляделся по сторонам.

Мерси, слепая, весело рассмеялась.

– А я слышала! Слышала! Кто-то благодарит нашего повара, тетушка!

– Ну да, – подтвердила, смеясь, тетушка Талита. – Еще как.

Две женщины, что накрывали на стол, снова вернулись из кухни. Одна несла дымящийся кувшин, другая – поднос, уставленный керамическими чашками с толстыми стенками.

Тетушка Талита сидела во главе стола, Роланд – по правую руку от нее. Наклонившись, он что-то шепнул ей на ухо. Она внимательно его выслушала – при этом улыбка ее слегка увяла, – потом кивнула.

– Си, Билл и Тилл, – распорядилась она, – вы втроем оставайтесь здесь. Нам надо немного потолковать со стрелком и его друзьями, ибо они собираются выйти в дорогу сегодня же вечером. Остальные пока могут выпить свой кофе на кухне, чтобы не было лишнего шума и суеты. И перед тем как уйти, не забудьте о наших законах гостеприимства!

Билл и Тилл, близнецы-альбиносы, остались сидеть за столом. Все остальные поднялись, выстроились в шеренгу, и каждый из них по очереди подошел к путникам. Проходя мимо, они пожимали Сюзанне и Эдди руку, а Джейка чмокали в щеку. Мальчик принимал этот знак уважения с завидным достоинством, но Эдди все же заметил, что Джейк удивлен и растерян.

Приблизившись к Роланду, старики опускались перед ним на колени и прикасались к сандаловой рукояти его револьвера, который он носил в кобуре на левом бедре. Роланд клал руки им на плечи и целовал каждого в лоб. Последней к нему подошла Мерси. Обняв стрелка обеими руками, она потянулась губами к его щеке и наградила его влажным звонким поцелуем.

– Благослови тебя Бог, стрелок! Благослови и храни! Если б я только могла тебя видеть!

– Мерси, как ты себя ведешь! – осадила ее тетушка Талита, быть может, немного резко, но Роланд, не обращая внимания на эту реплику, склонился к слепой.

Нежно, но твердо он взял ее руки в свои и поднес их к своему лицу.

– Ты можешь увидеть меня, – сказал он. – Увидеть хотя бы так.

Роланд закрыл глаза, и пальцы ее, морщинистые, искривленные артритом, осторожно ощупали его лоб, щеки, губы и подбородок.

– Да, стрелок! – выдохнула слепая, поднимая пустые глазницы к его бледно-голубым глазам. – Я тебя вижу! Прекрасно вижу! Лицо у тебя хорошее, вот только печаль на нем и тревога. Я боюсь за тебя, стрелок. За тебя и твоих людей.

– И все же мы встретились, верно? – Он нежно поцеловал ее морщинистый лоб. – И это была добрая встреча.

– Да… добрая встреча. Добрая. Спасибо за поцелуй, стрелок. Спасибо от всего сердца.

– Иди-иди, Мерси, – поторопила ее тетушка Талита, но уже мягче. – А то кофе твой стынет.

Мерси поднялась на ноги. Старик с деревянной ногой положил ее руку себе на ремень. Ухватившись за его пояс покрепче, она позволила старику увести себя прочь, отвесив прощальный поклон Роланду и его друзьям.

Эдди вытер глаза. Почему-то они оказались влажными.

– Кто ослепил ее? – хрипло выдавил он.

– Лиходеи, – ответила тетушка Талита. – Выжгли каленым железом. Не так она, видишь ли, посмотрела. Мол, слишком нахально. Четверть века назад, вот когда это случилось. Да вы пейте кофе. Он и горячий-то противный, а когда остывает, так вообще хуже воды из придорожной канавы.

Эдди поднес чашку к губам и осторожно отхлебнул, прислушиваясь к своим ощущениям. Водой из канавы его, конечно, не назовешь, но до «Блу Маунтин Бленд» этому напитку действительно далековато.

Сюзанна тоже попробовала его и озадаченно подняла глаза.

– Да ведь это цикорий!

Талита повернулась к ней:

– Цикорий? Не знаю такого. Это всего лишь щавельник. Мы пьем кофе из щавельника с тех самых пор, как та женщина прокляла меня… а это проклятие с меня снято давным-давно.

– Сколько ж вам лет? – неожиданно спросил Джейк.

Тетушка Талита с изумлением на него поглядела, но потом рассмеялась:

– Сказать по правде, малыш, я и сама не помню. Помню, как я сидела на этом же месте, когда справляли мое восьмидесятилетие, но в тот день на лужайке собралось не меньше пятидесяти человек, а у Мерси тогда еще были глаза. – Взгляд ее задержался на ушастике, свернувшемся у ног Джейка. Не поднимая мордочки с ноги Джейка, Ыш поднял глаза с золотистым ободком и посмотрел на нее. – Ушастик-путаник, господи! Давно я не видела, чтобы ушастик ходил с людьми… мне казалось, они забыли уже о тех днях, когда они ладили с человеком.

Один из братьев-альбиносов наклонился, чтобы погладить зверька. Ыш отпрянул в испуге.

– Когда-то они стерегли овец, – сказал Джейку Билл (или, может быть, Тилл). – Ты это знал, молодой человек?

Джейк покачал головой.

– А он разговаривает? – спросил альбинос. – В прежние времена они это умели. Не все, но некоторые.

– Да, он разговаривает. – Джейк поглядел на ушастика, который снова улегся к нему на ногу, как только старик убрал руку. – Скажи, как тебя зовут, Ыш.

Ыш только поднял глаза.

– Ыш! – Джейк требовательно повысил голос, но Ыш молчал. Джейк в растерянности поглядел на тетушку Талиту и двух близнецов. Он, похоже, немного расстроился. – Ну… он вообще-то умеет… он разговаривает… но, наверное, только тогда, когда хочет.

– Я смотрю, мальчик как будто нездешний, – сказала Талита Роланду. – Странно он как-то одет… и глаза у него тоже странные.

– Он здесь недавно. – Роланд ободряюще улыбнулся Джейку, и тот неуверенно улыбнулся в ответ. – Через месяц-другой уже никто ничего не заметит.

– Да? Не знаю, не знаю. И откуда же он пришел?

– Издалека.

Талита кивнула.

– И когда он вернется домой?

– Никогда, – сказал Джейк. – Теперь мой дом здесь.

– Тогда да хранят тебя Боги, – сказала старуха, – ибо здесь, в этом мире, солнце клонится к закату. И зайдет оно навсегда.

От этих зловещих слов Сюзанна невольно поежилась и прижала руку к животу, как будто у нее скрутило желудок.

– Сьюз? – встревожился Эдди. – Ты как?

Она попыталась выдавить улыбку, но ничего у нее не вышло. Казалось, обычная ее уверенность и поразительное самообладание вдруг ей изменили. Пусть только на миг, но все же.

– Все нормально. Просто по телу мурашки побежали, будто вдруг повеяло могильным холодом.

Тетушка Талита окинула ее долгим оценивающим взглядом, от которого Сюзанне стало не по себе… но потом улыбнулась.

– Мурашки побежали… ха! Давненько я не слыхала такого.

– Так мой папа всегда говорил. – Сюзанна повернулась к Эдди. Теперь она сумела улыбнуться, и улыбка ее вышла вполне уверенной. – Что бы там ни было, это уже прошло. Все в порядке.

– Расскажите нам все, что вы знаете о том городе и о землях, что пролегают отсюда до него, – попросил Роланд, поднося к губам чашку с кофе. – Есть там лиходеи? И кто эти млады и седовласые?

Тетушка Талита глубоко вздохнула.

8

– Мы бы много тебе рассказали, стрелок, да вот только мы мало знаем. Но одно я знаю наверняка: город этот – нехорошее место, и особенно для парнишки. Для всех детей. Почему бы не обойти его стороной? Разве вы не можете пойти другой дорогой?

Роланд поднял голову к небу, глядя на привычный уже узор облаков, плывущих вдоль пути Луча. В этом безбрежном небе, раскинувшемся над широкой равниной, просто нельзя было не заметить эту ленту бегущих облаков, похожую на белую реку.

– Может быть, – выдавил он наконец, но голос его прозвучал как-то странно. Словно он с неохотой произносил слова. – Да, можно, наверное, обойти Лад стороной, с юго-запада, а потом снова выйти к пути Луча.

– Значит, вы следуете за Лучом, – задумчиво проговорила Талита. – Так я и думала.

Несмотря на слова Талиты, Эдди вдруг поймал себя на том, что в нем все-таки крепнет надежда получить помощь, когда (и если) они доберутся до этого города, – может быть, там они что-то такое найдут, что поможет им в поиске, или там будут люди, которые просветят их насчет Темной Башни и того, что им надо сделать, когда они все же ее найдут. Например, седовласые, как их тут называют, – звучит неплохо, в воображении сразу рисуются мудрые старые эльфы.

Вот только бой барабанов – достаточно мерзкий, честно говоря, – явно не подходил под его благодушное настроение. Эдди он напоминал низкопробные боевички, которые он в свое время смотрел десятками, если не сотнями (по вечерам, когда они с Генри усаживались перед теликом с одной на двоих миской поп-корна). Во всех этих фильмах легендарные заброшенные города в дебрях джунглей, куда так стремились отважные путешественники и исследователи, лежали в руинах, а местные жители деградировали до состояния первобытного племени людоедов, жадных до крови, но Эдди все же не верилось, что нечто подобное может произойти в этом огромном городе, который так походил на Нью-Йорк, во всяком случае, на расстоянии. Если там им не встретятся мудрые эльфы и добрые дядюшки, то уж книги должны сохраниться наверняка. Роланд как-то сказал, что в его мире бумага – вещь крайне редкая и дорогая, но уж в таком большом городе книги будут. Их просто не может не быть. Все города, где бывал Эдди, буквально тонули в книгах. Может быть, им повезет и они там найдут себе транспортное средство. Какую-нибудь машину в исправном состоянии. Вроде местной модели «лендровера». Возможно, это всего лишь пустые бредовые фантазии, но когда тебе предстоит прошагать сотни и тысячи миль на своих двоих, причем по неведомой территории, парочка глупых фантазий приходится весьма кстати… хотя бы для поддержания духа. К тому же все это не исключено, черт возьми, верно?

Он открыл было рот, чтобы высказать по этому поводу некоторые соображения, но Джейк его опередил.

– Вряд ли мы сможем обойти его стороной, – сказал он, покраснев, когда все повернулись к нему. У ног его зашевелился Ыш.

– Вот как? – переспросила тетушка Талита. – И почему ты так думаешь?

– Вы что-нибудь знаете о поездах? – ответил ей Джейк вопросом на вопрос.

За сим последовало продолжительное молчание. Билл и Тилл неуверенно переглянулись. Тетушка Талита не отрываясь смотрела на Джейка. Джейк выдержал ее пристальный взгляд, не опустив глаз.

– Слышала я об одном таком, – наконец вымолвила старуха. – Может быть, даже и видела. – Она указала рукой в направлении реки. – Давным-давно, когда я была маленькой, до того, как мир сдвинулся с места, во всяком случае, переменился еще не так сильно. Ты про Блейна сейчас говоришь, да, малыш?

Глаза Джейка вспыхнули от изумления.

– Да! Про Блейна!

Роланд пристально поглядел на парнишку.

– А откуда ты знаешь про Блейна Моно? – спросила тетушка Талита.

– Моно? – переспросил Джейк в растерянности.

– Да, именно так его и называли. Откуда ты знаешь про этого старого прощелыгу?

Джейк беспомощно поглядел на Роланда, потом снова на тетушку Талиту

– Я не знаю откуда.

И это правда, подумал вдруг Эдди. Но не вся правда. Он знает больше, но не хочет при них говорить… и, по-моему, он боится.

– Это, мне кажется, наше дело, – произнес Роланд сухим властным тоном, не терпящим возражений. – Дайте нам разобраться самим, Древняя Матерь. Так будет лучше.

– Да, – поспешно согласилась она. – Решать только вам. Нам, наверное, лучше вообще ни о чем не знать.

– Так как насчет города? – напомнил Роланд. – Что вы можете нам рассказать о Ладе?

– Очень немногое. Но все, что мы знаем, мы вам расскажем, – заверила Роланда тетушка Талита и подлила себе еще кофе.

9

В основном говорили близнецы, Билл и Тилл; когда одному не хватало слов и он умолкал, второй тут же подхватывал повествование. Время от времени тетушка Талита тоже вставляла слово, что-нибудь уточняя или же поправляя братьев, и близнецы с уважением умолкали, дожидаясь, пока она закончит. Си вообще не сказал ни слова – молча сидел перед нетронутой чашкой кофе, перебирая в руках соломинки, что торчали из широких полей его сомбреро.

Роланд быстро понял, что жители Речного Перекрестка действительно знают немногое, даже об истории собственного городка (хотя это последнее обстоятельство не особенно удивило стрелка: старые люди, доживающие свой век… память их коротка и тускнеет быстро, не удерживая ничего, кроме самых недавних событий, а все остальное как бы вообще перестает существовать). Однако и то немногое, о чем они знали, внушало серьезные опасения. И этому Роланд тоже не удивился.

Во времена их прапрапрадедов Речной Перекресток представлял собой городок точно такой же, каким он рисовался в воображении Сюзанны: торговое поселение у Великого Тракта, причем поселение процветающее, где иногда продавались, но чаще обменивались самые разнообразные товары. Номинально, по крайней мере, Речной Перекресток являлся одной из провинций Речного феода, хотя уже в то время такое понятие, как феод, или землевладение, ушло в безвозвратное прошлое.

В те дни жители городка еще промышляли охотой на буйволов, хотя это занятие уже отмирало: с каждым годом буйволиные стада становились все малочисленнее, а животные подвергались невообразимым мутациям. Не то чтобы мясо мутантов было ядовитым, но есть его было невозможно – оно стало вонючим и горьким на вкус. И все же Речной Перекресток, расположенный между местом, которое попросту называлось Пристанью, и деревенькой Джим-таун, оставался в округе не самым последним из населенных пунктов исключительно из-за своего местоположения: он обосновался на Великом Тракте и достаточно близко от города – в шести днях пешего хода и всего лишь в трех днях, если плыть по реке.

– Если только вода в реке не спадала, – уточнил кто-то из близнецов. – Тогда путь по реке занимал больше времени, а мой дед говорил еще, мол, иной раз случалось такое, что баржи сидели на мели до самого Перешейка Тома.

Старики вообще ничего не знали о коренных жителях города, равно как и о технологиях и машинах, с помощью которых были построены городские дома и башни; город строили древние или, как их еще называли, Великие Древние, чья история затерялась в глубинах далекого прошлого еще тогда, когда прапрапрадед тетушки Талиты был мальчишкой.

– Дома до сих пор стоят, – сказал Эдди. – Быть может, машины, с помощью которых их строили ваши Великие Древние, тоже работают?

– Может быть, – согласился один из близнецов. – Но даже если и так, молодой человек, вряд ли кто-то из нынешних жителей города знает, как управляться с ними… во всяком случае, так мне сдается, да.

– Нет, – возразил его брат. – Кое-кто из седовласых и младов наверняка не все еще забыл из того, что умели древние. Даже теперь. – Он поглядел на Эдди. – Батюшка наш говорил, что когда-то там, в городе, были такие свечи… электрические. А кое-кто и сейчас утверждает, что свечи эти горят до сих пор.

– Нет, вы только подумайте! – в изумлении выдохнул Эдди, и Сюзанна больно ущипнула его за ногу под столом.

– Да, – подтвердил второй из близнецов. Говорил он вполне серьезно, не замечая сарказма Эдди. – Нажимаешь на кнопку – и загораются яркие свечи. Они не дают никакого тепла. У них нет фитилей или резервуаров под масло. И еще говорят, что давным-давно, еще в прежние времена, один незаконнорожденный принц по прозвищу Шустрый взлетел в небеса на какой-то там механической птице. Но у нее отломилось крыло, и он упал с высоты и погиб, как Икар.

Сюзанна открыла рот от удивления.

– Вы знаете эту легенду? Про Икара?

– Да, сударыня, – ответил тот, явно не понимая, почему ей это кажется странным. – Про Икара и крылья, скрепленные воском.

– Детские сказочки – что про Икара, что про этого Шустрого, да, – высказалась тетушка Талита, презрительно фыркнув. – Вот вечные свечи – они правда есть. Это я точно знаю. Я их видела собственными глазами еще желторотой девчонкой. И наверное, они до сих пор еще иной раз загораются, спорить не буду. Люди, достойные всяческого доверия, утверждают, что в ясные ночи они иногда видны, городские огни, хотя сама я такого не видела много лет. Но вот летать люди не могут. И никогда не могли. Даже Великие Древние, так-то.

Но тем не менее в городе все-таки были какие-то странные механизмы, предназначенные для работ самых разных и даже иной раз опасных. И наверное, многими еще можно было пользоваться и по сей день, но близнецы-альбиносы были абсолютно уверены, что в городе не осталось уже людей, которые знали, как их запускать, ибо уже много лет жители Речного Перекрестка не слышали шума машин.

Дело скорее всего поправимое, – сказал себе Эдди, и глаза у него загорелись. – Если, конечно, найдется какой-нибудь предприимчивый молодой человек, смышленый и понимающий кое-что в технике и этих вечных огнях, не дающих тепла. Может быть, нужно только найти кнопку «ВКЛ». Я хочу сказать, это действительно может быть просто. Или, скажем, у них полетели предохранители… вы только представьте себе, дорогие друзья и соседи! Стоит лишь заменить им с полдюжины предохранителей, и город вспыхнет огнями, как Рино субботним вечером!

Сюзанна толкнула его локтем и тихо поинтересовалась, чему это он улыбается. Эдди тряхнул головой и поднес палец к губам, чем заслужил раздраженный взгляд любимой супруги. Альбиносы тем временем продолжали рассказ, причем когда один умолкал, второй подхватывал повествование с легкостью, достижимой, наверное, лишь между братьями-близнецами, прожившими всю жизнь бок о бок.

Четыре или, может быть, пять поколений назад в городе все еще жило немало людей, и он был тогда местом вполне даже цивилизованным, хотя тогда уже местные жители разъезжали на примитивных повозках и на телегах по широким бульварам, которые древние соорудили для своих легендарных безлошадных карет. В основном в городе жили мастеровые и «фабричные», как называли их близнецы, так что торговля тогда процветала и на реке, и над ней.

– То есть как – над ней? – не понял Роланд.

– Мост над Сендом стоит до сих пор, – пояснила тетушка Талита. – Вернее, лет двадцать назад он еще стоял.

– Ага, – подтвердил Си, впервые вступив в разговор. – Еще лет десять назад старый Билл Маффин с сынком его видели, мост.

– Что за мост? – спросил Роланд.

– Большущий такой, из стальных тросов, – отозвался один из близнецов. – Стоит себе в небе, ну прям паутина гигантского паука. – Помолчав, он добавил, смущаясь: – Хотелось бы мне поглядеть на него еще раз перед смертью.

– Он, может, давно уже рухнул, – пренебрежительно отмахнулась тетушка Талита. – И хорошо бы. Туда ему и дорога. Дьявольская работа. – Она повернулась к братьям-альбиносам: – Расскажите им, что случилось потом и почему город сейчас так опасен… не говоря уже о привидениях, там обитающих. А там их немало, готова поспорить! И говорите короче, а то люди хотели уйти сегодня, а солнце уже миновало зенит.

10

Дальнейший рассказ близнецов представлял собой очередную версию уже известной истории, которую Роланд из Гилеада слышал множество раз. Мало того, он сам был свидетелем или даже участником некоторых событий, эту историю составляющих. Отрывочный и сумбурный, дополненный, без сомнения, домыслами и мифами, искаженный последними беспорядочными переменами – как во времени, так и в пространстве, – происходящими в мире, весь рассказ можно было свести к одной фразе: Когда-то мир был таким, каким мы его знали, но теперь он изменился.

Старые обитатели Речного Перекрестка знали о Гилеаде не больше, чем, скажем, Роланд знал о Речном феоде, и имя Джон Фарсон – имя человека, который принес беззаконие и хаос в страну Роланда, – для них не значило ничего, но во всем остальном две истории о конце прежнего мира были очень похожи… Слишком похожи, – решил стрелок, – чтобы оказаться простым совпадением.

Триста или даже четыреста лет назад не то в Гарлане, не то еще дальше, в краю, называемом Порла, разразилась война. Великая гражданская война. Постепенно она распространилась по всему миру – как рябь по воде, – неся хаос и разрушение. Не многим из королевств удалось устоять перед этой кровавой волной. Тень беззакония накрыла и эту часть мира так же неотвратимо и неизбежно, как за закатом приходит ночь. По дорогам маршировали целые армии. Одни наступали, другие, наоборот, отступали, но и те, и другие действовали наобум, без какой-либо стратегической цели. Прошло время. Армии постепенно распались, разбились на небольшие отряды, а те, в свою очередь, выродились уже в шайки бродячих разбойников – лиходеев. Торговля сократилась, а потом и вовсе свернулась. Путешествовать стало весьма затруднительно и опасно, а в конце концов и совсем невозможно. Связь с городом постепенно слабела, а лет сто двадцать тому назад совершенно прекратилась.

Как и сотни других городов и поселков, где довелось побывать Роланду – сначала вместе с Катбертом и другими стрелками, изгнанными из Гилеада, потом одному, в погоне за человеком в черном, – Речной Перекресток оказался отрезан от мира и предоставлен самому себе.

В этот момент, поднявшись со своего места, в разговор вступил Си и сразу же завладел вниманием слушателей. Говорил он глуховатым размеренным голосом прирожденного сказителя – из этих святых глупцов, одаренных с рождения искусством смешивать правду и вымысел в красивые грезы, восхитительные, точно тоненькие паутинки в каплях росы.

– В последний раз мы посылали оброк феоду еще при жизни моего прадеда, – начал он. – Двадцать шесть человек пошли в замок с телегой, груженной шкурами… уже тогда у нас не было твердой монеты, но мы посчитали, что шкуры вполне подойдут. Да и не было больше у нас ничего. Путь их был долог и небезопасен, дорога длиной почти в восемьдесят колес… и шестеро по пути скончались. Половина из этих шести погибла от рук лиходеев, воевавших тогда против города; остальные умерли от болезней или от бес-травы.

И вот они наконец добрались до цели. Но замок был пуст. Кроме грачей и дроздов, в замке не было никого. Стены обрушились. Главный Двор зарос сорной травой. На полях, что к западу от поместья, прогремела великая битва. Повсюду белели кости и алели ржавые доспехи, так говорил мой прадед, и демоны перекликались, завывая, как ветер с востока, в истлевающих челюстях павших ратников. Деревню за замком сожгли дотла, а на стенах цитадели торчали колья с человеческими черепами. Больше тысячи черепов. Наши люди оставили шкуры у разбитых подъемных ворот – ибо никто не решился войти туда, к неприкаянным духам и стонущим голосам, – и повернули назад домой. На обратном пути еще десять наших расстались с жизнью, так что из двадцати шести только десять вернулись домой, среди них был и мой прадед… но по дороге он где-то подхватил лишай и так и не вылечился до самой смерти. Говорили, что это была лучевая болезнь. Я не знаю… Но после этого больше никто уже не выходил из города. Так вот мы и живем здесь сами по себе.

Постепенно они привыкли и к набегам лиходеев, продолжал Си надтреснутым, но мелодичным голосом. На дороге всегда кто-то нес дозор, и как только вдали показывалась очередная банда – почти всегда они двигались на юго-восток по Великому Тракту вдоль пути Луча, по направлению к Ладу, где шла нескончаемая война, – горожане спешили укрыться в убежище, выкопанном под церквушкой. Дома, мимоходом разрушенные бандитами, не отстраивали потом, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Впрочем, разбойников мало заботил этот тихий, якобы заброшенный городок: они проезжали Речной Перекресток на полном скаку с луками и боевыми топорами за плечами, торопясь на войну, где убийство и кровь.

– О какой это войне идет речь? – уточнил Роланд.

– Да, – вставил Эдди, – и что там за барабаны?

Близнецы быстро переглянулись – едва ли не с суеверным страхом.

– О барабанах Господних мы ничего не знаем, – ответил Си. – Ничего. А война в Ладе, ну…

Война начиналась как противоборство преступников и лиходеев, с одной стороны, и свободной конфедерации городских мастеровых и «фабричных» – с другой. Жители Лада решили взяться за оружие и дать лиходеям отпор вместо того, чтобы просто смотреть, как разбойники грабят их, поджигают их лавки и мастерские, а тех, кого не добили в сражении, изгоняют в Великую Пустошь – на верную смерть. И в течение нескольких лет горожане успешно удерживали оборону, не давая бандитам проникнуть в город ни по мосту, ни с реки.

– У горожан было древнее оружие, – вставил кто-то из близнецов, – и хотя лиходеев было намного больше, куда ж им с их булавами, луками да топорами тягаться с древним оружием?!

– Вы хотите сказать, у горожан были револьверы? – уточнил Эдди.

Альбинос кивнул.

– И не только револьверы. Такие еще устройства, метающие огненные шары на целую милю, когда не больше. Потом, взрывчатка вроде динамита, но гораздо мощнее. Преступники и прочее все отребье – теперь их называют седыми или седовласыми, как вы, наверное, уже догадались, – не могли ничего сделать против такого. Одно только средство у них оставалось: осадить город. Что они, собственно, и предприняли.

Лад стал, по сути, последней твердыней былого мира. Те, кто был половчее и посмышленее, перебирались туда из окрестных селений поодиночке и парами. Безоружными выходили они на «ничейный» мост, и в город пускали всех, кому удавалось прорваться через тыловой лагерь и передовые линии осады, ибо сам по себе такой переход уже мог считаться испытанием на мужество и смекалку. Были, конечно же, и такие, кто просто хотел поживиться за чужой счет, но их отправляли обратно без разговоров, но всем, кто умел что-то делать и мастерить (или хотя бы имел мозги, чтобы этому научиться), разрешали остаться. Особенно в Ладе ценились пахари и земледельцы; как говорили потом очевидцы, все парки и городские скверы были переделаны под огороды, ибо выбор у жителей осажденного города, полностью отрезанного от окрестных деревень, был весьма небогат: либо самим производить продукты, либо умирать с голоду посреди металлических улиц и стеклянных башен. Великих Древних давно уже не было, их таинственные машины хотя и остались, но сделались бесполезными, к тому же эти безмолвные чудеса не годились в пищу.

Время шло. Постепенно характер войны менялся. Соотношение сил медленно, но верно склонялось в пользу седых, осаждавших город, – седыми их прозвали потому, что в большинстве своем они были намного старше горожан. Впрочем, и те с годами не становились моложе. По привычке их все еще называли младами, но всякому было ясно, что молодость их давно отцвела. И мало-помалу они то ли забыли, как надо использовать древнее оружие, то ли оно само вышло из строя за давностью лет.

– Наверное, и то, и другое, – заметил Роланд.

И вот лет девяносто назад – уже при жизни Си и тетушки Талиты – появилась последняя банда изгоев, да такая большая, что, когда она проезжала через Речной Перекресток, передовые дозоры явились еще на рассвете, а последние ее отряды вышли из поселения почти перед самым закатом. С тех пор столь многочисленной армии в этих местах не видали, а предводителем ее был незаконнорожденный принц Давид по прозвищу Шустрый – тот самый, который потом якобы насмерть разбился, пытаясь подняться в небо на механической птице. Он сплотил вокруг себя остатки разрозненных банд и шаек, без дела шатавшихся вокруг Лада. Творил всяческие бесчинства, убивая любого, кто осмеливался встать у него на пути и противиться его планам. Армия седых под предводительством Давида Шустрого сумела все-таки захватить город. Причем не с моста и не с лодок. В двенадцати милях вниз по течению они соорудили понтонный мост и нанесли удар с фланга.

– С тех пор война тихо угасла, что твой огонь в очаге, – заключила тетушка Талита. – Кое-кому удалось тогда еще выбраться из города, так что мы знали, что там творится. Да и сейчас до нас доходят кое-какие известия. И сейчас даже чаще, чем раньше, потому что мост, говорят, никто больше не охраняет, да и пожар, как мне кажется, должен уже поуняться. В самом городе млады и седовласые до сих пор еще глотки друг другу рвут, только мне кажется, что настоящие млады – это потомки тех лиходеев, что пришли сюда с принцем Давидом Шустрым, хотя их по-прежнему называют седыми. А дети тех, коренных, горожан сейчас не моложе, наверное, нас, хотя есть среди них и сравнительно молодые люди, привлеченные старыми баснями и соблазном приобщиться к древнему знанию, которое якобы сохранилось в Ладе.

– Никак не могут они изжить эту старую свою вражду, стрелок. Никак не помирятся млады и седовласые. Причем, скажу я тебе, и те, и другие захотят заполучить себе этого юношу, которого ты называешь Эдди. Если женщина с темной кожей способна зачать, ее не убьют, хотя у нее нет ног. Они оставят ее для того, чтобы она им рожала детей, ибо дети теперь появляются редко. Болезни, которые были раньше, сейчас уже сходят на нет, но все равно дети рождаются с отклонениями.

Сюзанна при этих словах встрепенулась, как будто хотела что-то сказать, но все-таки промолчала, допила только кофе и снова устроилась в позе внимательной слушательницы.

– Да, стрелок, если этих двоих они просто не прочь у себя оставить, то за парнишку они будут драться жестоко и до последнего.

Джейк наклонился и принялся гладить Ыша, но Роланд все же увидел его лицо и мгновенно понял, о чем он думает: опять о том переходе под горной грядой. Ситуация повторялась, только теперь вместо мутантов-недоумков были седые и млады.

– Тебя они наверняка убьют, – продолжала тетушка Талита. – Потому что ты – стрелок и принадлежишь ты иным временам и иным местам. Так, ни рыба ни мясо… какой им в тебе прок? А мальчика можно использовать, научить помнить одно и забыть другое. Из него можно вылепить все, что угодно. Сами они давно позабыли, за что они, собственно, между собой грызутся: мир с тех пор сдвинулся с места и стал другим. Теперь они просто дерутся под жуткий свой барабанный бой… одни сравнительно молодые, другие – а ведь таких большинство – совсем старики, им бы в кресле-качалке сидеть на крылечке… но и те, и другие – безмозглые дураки. Живут для того, чтобы убивать, и убивают, чтобы жить. – Она помолчала и вдруг спросила: – Ну а теперь, выслушав нас, старых пней, до конца, вы, может быть, все-таки обойдете его стороной, этот проклятый город, и не станете лезть с дураками в драку?

Роланд открыл было рот, но Джейк его опередил.

– А расскажите, пожалуйста, про Блейна Моно, – попросил он решительно твердым и звонким голосом. – Про Блейна и про машиниста Боба.

11

– Какого еще машиниста? – не понял Эдди, но Джейк даже и не посмотрел в его сторону, продолжая пристально разглядывать стариков.

– Пути проходят вон там, – отозвался наконец Си, указав в сторону реки. – Вернее, один только путь… идет он по насыпи из рукотворного камня, из которого древние строили свои стены и улицы.

– Монорельс! – воскликнула Сюзанна. – Блейн Монорельс!

– Блейн – это боль, – прошептал Джейк себе под нос.

Роланд только внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– А сейчас этот поезд ходит? – спросил Эдди у Си.

Си покачал головой, причем на лице старика отразилась тревога.

– Нет, молодой господин… но на нашей с Талитой памяти он еще ездил. Когда мы были совсем еще юными, а война в городе шла вовсю. Перед тем как увидеть его, мы сначала услышали грохот – такой равномерный и низкий гул, похожий на шум летней бури… такой, знаешь, с громами и молниями.

– Да, – подтвердила тетушка Талита с отсутствующим видом. Она полностью погрузилась в воспоминания.

– А потом показался он сам – Блейн Моно, – сверкая на солнце. И нос у него был такой же, как пуля в твоем револьвере, стрелок. Весь такой длинный, с два колеса, не меньше. Знаю, это звучит как бред, невозможно в такое поверить. Может быть, я ошибаюсь, конечно (мы тогда были совсем молодыми, не забывай, а в юности многое кажется не таким, какое оно есть по правде), но я до сих пор готов спорить, что он был длиной в два колеса, потому что, когда Блейн появился, он растянулся, казалось, по всему горизонту. Такой невысокий и быстрый – ты его не успел еще толком и рассмотреть, а он уже скрылся из виду! Иногда, при плохой погоде, когда над равниной собирались тучи, он, появляясь с запада, вопил, точно гарпия. Иногда он проезжал по ночам, и тогда впереди его несся луч белого света, и мы все просыпались от его пронзительного гудка. Он гудел, как труба, что, говорят, поднимет мертвых из их могил, когда придет конец света.

– Расскажи им про взрыв, Си! – воскликнул кто-то из близнецов, не то Билл, не то Тилл, дрожащим от благоговейного ужаса голосом. – Расскажи им про этот безбожный грохот, который всегда за этим следовал!

– Ну да, я как раз к этому перехожу, – не без раздражения отозвался Си. – Когда он проходил, сначала все было тихо… пару-тройку секунд… иногда, может быть, и минуту… а потом гремел взрыв, от которого содрогались стены, чашки падали с полок, а иной раз случалось, что в окнах лопались стекла. Только звук – безо всякой там вспышки или огня. Как будто что-то взрывалось не в этом мире, а в царстве духов.

Эдди легонько тронул Сюзанну за плечо, и когда она повернулась к нему, беззвучно, одними губами, шепнул два слова: «Звуковой удар». Бред, конечно, – Эдди в жизни не слышал о поездах, развивающих сверхзвуковую скорость, – но это было единственное разумное объяснение.

Сюзанна кивнула и опять повернулась к Си.

– Это единственный из механизмов, построенных древними, который я видел в действии собственными глазами, – сказал он тихо. – И если это не дело рук дьявола, значит, дьявола не существует вообще. Последний раз я его видел той самой весной, когда женился на Мерси, а с той поры миновало, наверное, лет шестьдесят.

– Семьдесят, – уточнила со знанием дела тетушка Талита.

– И поезд шел в город, – задумчиво проговорил Роланд. – С той стороны, откуда пришли и мы… с запада… из леса.

– Да, – раздался неожиданно еще один, новый голос, – но был еще один поезд… тот, который ходил из города… и он, возможно, еще работает.

12

Все как один обернулись. Возле цветочной клумбы, как раз посередине между церковью и столом, за которым они сидели, стояла Мерси. Выставив руки перед собой, она медленно направлялась к ним, ориентируясь по звуку голосов.

Си неуклюже поднялся из-за стола, торопливо шагнул ей навстречу и взял жену за руку. Она обняла его за пояс. Так они и стояли рядом, точно самые старые в мире молодожены.

– Тетушка Талита велела тебе пить кофе на кухне! – попенял он ей.

– Я давно уже выпила кофе, – отозвалась Мерси. – Горькое пойло, терпеть его не могу. И я к тому же хотела послушать. – Она подняла дрожащий палец и указала в сторону Роланда. – Еще раз хотела услышать его голос. Он светлый и чистый, да.

– Прошу прощения, тетушка. – Си с опаской покосился на Талиту. – Она всегда была чуточку не в себе и с годами не стала умнее.

Тетушка Талита посмотрела на Роланда. Тот едва заметно кивнул.

– Пусть остается с нами, – распорядилась Талита.

Си подвел Мерси к столу, не переставая при этом браниться, а Мерси, плотно сжав губы, только глядела ему через плечо своими незрячими глазами.

Как только Си усадил ее за стол, тетушка Талита наклонилась вперед, опершись на локти:

– Ты хочешь нам что-то сказать, сестра-сай, или ты собираешься просто молоть языком?

– Я слышу, что слышу. Слух у меня не стал хуже с годами, Талита… наоборот, даже лучше!

Роланд молниеносным движением вынул из патронташа патрон и бросил его через стол Сюзанне. Та поймала его на лету.

– Ты слышала, сай? – спросил он.

– А то, – повернувшись к нему, отозвалась Мерси. – Достаточно слышала, чтобы понять, что ты что-то бросил… Наверное, ей, вашей женщине с темной кожей. Что-то маленькое. Что это было, стрелок? Печенье?

– Почти угадала, – улыбнулся Роланд. – Ты действительно слышишь прекрасно. А теперь говори, что ты хотела сказать.

– Есть еще один Моно. Если это не тот же самый, когда он идет в другом направлении. Но как бы там ни было, в другом направлении тоже ездил какой-то Моно… еще лет семь-восемь назад. Я не раз слышала, как он выходил из города и направлялся в пустынные, бесплодные земли за его пределами.

– Чушь собачья! – воскликнул кто-то из близнецов-альбиносов. – Никто не бывает в бесплодных землях! Никто туда не суется! Там никому не выжить!

Мерси повернулась к нему.

– Разве поезд живой, Тилл Тадбери?! Разве машины болеют или страдают нарывами или рвотой?

Как сказать… если вспомнить того медведя… – Эдди едва не произнес это вслух, но, подумав как следует, решил все-таки промолчать.

– Мы бы его услышали, – принялся убеждать ее второй брат. – Этот грохот, про который рассказывал Си…

– После этого поезда грохота не было, – возразила Мерси, – но я слышала другой звук… такое потрескивание, какое бывает, когда где-то рядом ударит молния. Всегда, когда со стороны города дул сильный ветер, я его слышала. – Она помолчала немного и, воинственно выставив подбородок вперед, добавила еще: – И однажды я слышала взрыв. Он раздался далеко-далеко. В ту ночь, когда ураган Большой Чарли едва не сорвал с церкви купол. На расстоянии в две сотни колес отсюда, не меньше. А может, и во все двести пятьдесят.

– Чушь! – не унимался Тилл. – Да ты, наверное, травы объелась!

– Я тебя сейчас съем с потрохами, Тилл Тадбери, если ты не заткнешь свою трубу. Как вообще можно так разговаривать с дамой?! Господи…

– Перестань, Мерси! – шикнул на нее Си, но Эдди уже не прислушивался к этому «семейному» обмену любезностями. То, о чем говорила слепая старуха, имело смысл. Конечно, о каком звуковом ударе могла идти речь, если дело касалось поезда, едва отправившегося в путь в сторону Лада? Эдди не помнил точно, какова скорость звука, но уж никак не меньше шестисот пятидесяти миль в час. И для поезда, который только тронулся с места, нужно какое-то время, чтобы набрать скорость, а когда он ее наберет – то есть скорость, достаточную, чтобы преодолеть звуковой барьер, – он удалится уже за пределы нормальной слышимости… разве что условия слышимости будут черезвычайно благоприятными, как это было, по утверждению Мерси, в ту ночь, когда ураган Большой Чарли – черт его знает, что это вообще такое, – обрушился на городок.

Значит, не стоит терять надежду. Блейн Моно, конечно же, не «лендровер», но, может быть… может быть…

– И ты не слышала этот поезд уже семь-восемь лет, сай? – уточнил Роланд. – Ты уверена, что не дольше?

– Никак не дольше, – уверенно отозвалась она, – потому что в последний раз я его слышала в тот самый год, когда старый Билл Маффин подцепил болезнь крови. Бедняга Билл!

– Это было почти десять лет назад, – поправила тетушка Талита, и голос ее прозвучал неожиданно мягко.

– Почему же ты никогда не рассказывала о том, что слышишь? – спросил ее Си и, не дожидаясь ответа, повернулся к стрелку: – Не стоит верить всему, что она говорит, господин… ей всегда надо быть в центре внимания, моей Мерси.

– Ах ты, старый пердун! – возмущенно воскликнула Мерси и шлепнула его по руке. – Я потому только молчала, чтобы тебя не забить, муженек, ведь ты так гордишься своим рассказом! Но теперь, когда это важно, я рассказала все, что знаю, вот так!

– Я тебе верю, сай, – сказал Роланд, – но ты твердо уверена, что с тех пор ты не слышала этого Моно?

– Нет, с тех пор ни разу. Наверное, пути его тоже пришел конец, то есть я так себе думаю.

– Как знать, – задумчиво протянул Роланд. – Как знать. – И, опустив голову, он весь погрузился в раздумья, отрешившись от общего разговора.

Чу-чу, вдруг подумалось Джейку, и он невольно поежился.

13

Уже через полчаса они снова вышли на центральную площадь. Сюзанна сидела в своей коляске. Джейк поправлял ремни ранца, а Ыш, устроившись у его ног, внимательно за ним наблюдал. Похоже, на «званом обеде» в райском садике на задах церкви Крови Господней присутствовали исключительно городские старейшины, потому что, когда путешественники возвратились на площадь, там их поджидали еще около дюжины стариков. Они посмотрели на Сюзанну, немного внимательнее – на Джейка (возраст мальчика, как видно, заинтересовал их гораздо больше, чем цвет ее кожи), но без слов было очевидно, что пришли они посмотреть на Роланда; в их изумленно раскрытых глазах ясно читался благоговейный трепет.

Он – живое воплощение безвозвратно ушедшего прошлого, о котором они знают лишь по рассказам, подумала Сюзанна. Они на него смотрят так, как набожные прихожане смотрели бы на святого апостола – на Петра, или Павла, или Матфея, – если бы он вдруг решил заглянуть к ним на огонек, скажем, в субботу вечером и стал бы рассказывать о том, как они с Иисусом из Назарета переправлялись через Галилейское море.

Ритуал прощания, которым закончилась общая трапеза, повторился и здесь, только на этот раз в нем принимали участие все без исключения жители Речного Перекрестка. Они снова выстроились рядком и, подходя к каждому из путников по очереди, жали руки Сюзанне и Эдди, целовали Джейка в лоб или щеку и преклоняли колени перед Роландом, дабы тот прикоснулся к ним и благословил. Мерси обняла стрелка обеими руками и прижалась слепым лицом к его животу. Роланд тоже обнял старуху и поблагодарил ее за рассказ.

– Может, все-таки переночуешь у нас, стрелок? Солнце клонится уже к горизонту, а я готова поклясться, что ты со своими людьми давно уже не ночевал под крышей.

– Да, ты права, но мы все же пойдем. Спасибо, сай.

– Ты вернешься, стрелок, если сможешь?

– Да, – заверил ее Роланд, но Эдди не нужно было и смотреть в лицо друга, чтобы понять: они никогда не вернутся сюда. Никогда. – Если сможем.

– Хорошо. – Она в последний раз обняла его и отошла, опираясь рукой о загорелое плечо Си. – Прощай.

Тетушка Талита подошла последней. Когда она стала опускаться перед ним на колени, Роланд удержал ее за плечи.

– Нет, сай. Не надо. – И на глазах изумленного Эдди он сам встал перед ней на колени на пыльную мостовую. – Благослови меня, Древняя Матерь. Благослови нас всех, ибо мы отправляемся в долгий путь.

– Да. – В ее голосе не было удивления, в глазах не было слез, но все равно ее голос дрожал от избытка чувств. – Я вижу, ты искренен сердцем, стрелок. Я вижу, ты не забыл древних законов, и ты достойный сын своего отца. Благословляю тебя и твоих людей. Я буду молиться за вас, чтобы все напасти обошли вас стороной. А теперь, если хочешь, возьми вот это. – Сунув руку за ворот поблекшего платья, она достала серебряный крест на серебряной же цепочке тончайшей работы. Сняв распятие, она протянула его Роланду.

Теперь пришла его очередь удивляться.

– Может, не надо? Я пришел сюда не для того, чтобы забрать принадлежащее вам по праву, Древняя Матерь.

– Надо, стрелок. Бери. Сто лет я носила его на груди, не снимая ни днем, ни ночью. Теперь носи ты. Возьми его к Темной Башне, и положи у ее подножия, и назови имя Талиты Анвин там, в самом дальнем краю земли. – Она надела цепочку с распятием ему на шею. Крест лег Роланду на грудь под открытым воротом рубахи из грубой оленьей кожи, как будто он был там всегда. – Теперь ступайте. Мы отобедали вместе, хорошо поговорили, мы получили благословение твое, а ты – наше. Идите назначенной вам дорогой, и пусть вас минуют все беды и горести. Встань, стрелок, и будь честен. – Голос ее задрожал и сорвался на последнем слове.

Роланд поднялся с колен, потом поклонился старухе и трижды коснулся ладонью шеи.

– Благодарю тебя, сай.

Она поклонилась в ответ, но не сказала ни слова. Теперь по щекам у нее текли слезы.

– Вы готовы? – спросил Роланд.

Эдди молча кивнул, не рискуя заговорить.

– Хорошо, – сказал Роланд. – Идемте.

Они зашагали по развороченной главной улице городка. Теперь коляску Сюзанны толкал Джейк. Проходя мимо последнего дома (ТОРГ И МЕН, – сообщала поблекшая вывеска на фасаде), он оглянулся. Старики так и стояли на площади, сгрудившись у столбового камня, – островок человечности, затерянный посреди безбрежной пустынной равнины. Джейк поднял руку и помахал им на прощание. До этого момента он еще как-то крепился, но когда кое-кто из стариков начал махать в ответ – и среди них Си, Билл и Тилл, – он не выдержал и расплакался.

Эдди приобнял его за плечи.

– Главное, не останавливайся, дружище, – сказал он нетвердым голосом. – Это единственный способ, иначе вообще невозможно уйти.

– Они все такие старенькие! – выдавил Джейк сквозь рыдания. – Разве можно их так вот здесь бросить одних?! Это несправедливо!

– Это ка, – вырвалось у Эдди само собой.

– Правда? Тогда это нечестное ка.

– Да, это все тяжело, – согласился Эдди, продолжая идти вперед. Джейк тоже пошел, больше уже не оглядываясь назад. Он боялся, что снова увидит стариков… как они стоят на центральной площади своего Богом забытого городка и смотрят вслед Роланду и его друзьям и еще долго будут смотреть, пока путники не скроются из виду.

И так оно все и было.

14

Они прошагали миль семь, не больше, когда небо начало темнеть, а заходящее солнце окрасило горизонт с западной стороны в ярко-оранжевый цвет. Неподалеку раскинулась роща эвкалиптовых деревьев – Джейк и Эдди пошли туда за дровами.

– И все-таки я не пойму, почему мы сегодня у них не остались, – рассуждал Джейк вслух. – Слепая женщина нас приглашала, к тому же мы все равно далеко не ушли. Я так там объелся, что до сих пор еще еле иду.

Эдди улыбнулся.

– Я тоже. И знаешь, что я тебе скажу? Твой добрый друг Эдди Кантор Дин уже предвкушает, как с утречка завтра он первым делом надолго засядет под кустик, дабы спокойно просраться в тиши и покое. Ты даже представить себе не можешь, как мне обрыдло все время жрать оленину и высирать потом жалкие кроличьи шарики. Если бы кто-то сказал мне еще год назад, что для меня главным событием дня станет хорошее извержение дерьма, я бы в рожу ему рассмеялся.

– А второе ваше имя действительно Кантор?

– Да, но я был бы очень тебе признателен, если бы ты не особенно распространялся на эту тему.

– Не буду. Но, Эдди… почему мы все-таки не остались?

Эдди вздохнул.

– Потому что сначала им бы понадобились дрова.

– Чего?

– А потом, когда мы натаскали бы дров, обнаружилось бы, что им еще нужно пополнить запас свежего мяса, потому что последним они угостили нас. А мы были бы просто уродами, если бы отказались помочь старикам и нами же сожранное возместить, я прав? Особенно если учесть, что у нас пистолеты, а у них в лучшем случае парочка луков со стрелами вековой давности. Так что идти на охоту пришлось бы нам. До ночи бы мы проохотились, а на следующий день, наутро, Сюзанна бы заявила, что мы просто обязаны, прежде чем уйдем, хоть немного помочь им с ремонтом – конечно, отремонтировать не фасад городка, это было бы небезопасно, но, может, немного подправить гостиницу, или где там они все живут. Мол, это займет всего несколько дней, а что значат несколько дней, я прав?

Из темноты вынырнул Роланд. Двигался он, как всегда, абсолютно беззвучно, но выглядел озабоченным и усталым.

– Я уже думал, что вы двое грохнулись в волчью яму, – сообщил он.

– Да нет, просто я излагал Джейку факты, как я их вижу.

– Ну и что в этом плохого? – не понял Джейк. – Эта Темная Башня, она столько уже простояла… никуда бы она не делась за несколько дней.

– Несколько дней, потом еще несколько дней, и еще. – Взглянув на ветку, которую только что машинально подобрал с земли, Эдди с отвращением отшвырнул ее в сторону. Я начинаю уже рассуждать точно, как он, – сказал он себе. И все-таки он понимал, что говорит только правду. – Мы бы, может быть, обнаружили, что их ручей с питьевой водой забит илом, и было бы некрасиво уйти так просто, не почистив его. Но стоит ли так напрягаться, когда мы вполне могли бы задержаться на пару недель и построить им новый колодец с водяным колесом? Они там все старики, и таскать воду ведрами им не легче, чем гоняться пешком за буйволами. – Он посмотрел на Роланда, и в голосе его явственно прозвучали нотки упрека: – Знаешь, что я тебе скажу… когда я себе представляю, как Билл и Тилл выслеживают стадо диких буйволов, меня мороз пробирает по коже.

– Они занимаются этим уже столько лет, – спокойно ответил Роланд, – и я думаю, в этом смысле мы могли бы кое-чему у них и поучиться. Они прекрасно управятся и без нас. Кстати, может быть, все-таки соберем дрова – похоже, ночь будет прохладной?

Но Джейк никак не мог угомониться. Он внимательно, если не сказать сурово, смотрел на Эдди.

– Вы хотите сказать: что бы мы для них ни сделали, этого все равно будет мало?

Эдди выпятил нижнюю губу и сдул упавшую на лоб прядь волос.

– Не совсем так. Я говорю, что, если бы мы там задержались, уйти потом было бы не легче, чем, например, сегодня. Труднее – да, но не легче.

– И все равно это неправильно.

Они вернулись к Сюзанне – на то самое место, которое, как только они разожгут костер, превратится в очередную стоянку на долгом пути к Темной Башне. Сюзанна выбралась из коляски и лежала теперь на спине, подложив руки под голову и глядя на звезды. Когда мужчины вернулись, она тут же уселась и принялась укладывать хворост для костра особенным способом, который ей показал Роланд.

– Что правильно, а что нет, об этом можно еще поспорить, – заметил Роланд. – Но если слишком уж детально разбираться в частностях – в маленьких истинах, что сразу бросаются в глаза, – очень легко упустить из виду справедливость глобальную, хотя она и незаметна на первый взгляд. Здесь вообще все неправильно, и чем дальше, тем хуже. Мы все это видим и понимаем, что все кругом плохо, но почему – нам еще предстоит узнать. Пока мы будем в Речном Перекрестке помогать двадцати – тридцати старикам, где-нибудь в другом месте, возможно, страдают и умирают люди – двадцать или тридцать тысяч человек. И если есть во Вселенной такое место, где можно все это исправить, так это – Темная Башня.

– Почему? Как? – спросил Джейк. – И что это вообще за Башня?

Роланд присел на корточки перед кучей хвороста, которую сложила Сюзанна, достал из кармана огниво и принялся высекать искры. Вскоре веселые язычки пламени заплясали среди тонких веточек и сухой травы.

– На эти вопросы я тебе не отвечу, – признался он наконец. – Хотел бы ответить, но не могу.

Исключительно умный ответ, – заметил про себя Эдди. – Роланд сказал: «Не могу ответить…», а это совсем не одно и то же, что «я не знаю». Совсем не одно и то же.

15

Ужин их состоял из воды и зелени. Они до сих пор еще не пришли в себя после обильной трапезы в Речном Перекрестке; даже Ыш не стал есть мясо, которое предложил ему Джейк, – ну разве что пару кусочков, не больше.

– Что это на тебя нашло – почему ты не стал тогда разговаривать? – пожурил Джейк ушастика. – Из-за тебя я там выглядел полным болваном!

– Ол-аном! – протявкал Ыш, положив мордочку Джейку на ногу.

– Он с каждым разом все лучше и лучше болтает, – заметил Роланд. – У него теперь даже голос похож на твой, Джейк.

– Эйк, – согласился зверек, не поднимая мордочки с ноги Джейка. Джейк смотрел как зачарованный в черные с золотым ободком глаза Ыша; в пляшущем свете костра ободки эти, казалось, вращаются. Медленно-медленно.

– Но он не стал разговаривать при стариках.

– Ушастики – привередливые создания, – сказал Роланд. – Они вообще странные. Нашего, как я понимаю, прогнали из стаи его же сородичи.

– Почему вы так думаете?

Роланд указал на бок Ыша. Джейк давно уже вычистил шкурку зверька от запекшейся крови (Ышу подобная процедура не доставила ни малейшего удовольствия, но он стойко терпел до конца). Ранка от укуса уже подживала, хотя ушастик еще прихрамывал.

– Готов поспорить, его цапнул другой ушастик.

– Но с чего бы его сородичам…

– Может быть, им надоела его болтовня, – сказал Эдди. Он прилег рядом с Сюзанной и обнял ее за плечи.

– Может быть, – согласился Роланд, – особенно если он был единственным в стае, кто еще пытался разговаривать. Остальные, должно быть, решили, что он для них слишком умный… или слишком заносчивый. Животные не такие завистливые, как люди, но им тоже это чувство знакомо.

Предмет разговора тем временем закрыл глазки и как будто уснул… но Джейк заметил, как дернулись уши зверька, когда беседа возобновилась.

– А они правда умные? – спросил Джейк.

Роланд пожал плечами.

– Старый конюх, о котором я вам рассказывал – тот, который всегда говорил, что хороший ушастик приносит удачу, – как-то божился, что у него в молодости был ушастик, который умел считать. Говорил, что зверюга его называла ответы, царапая столько-то раз по полу или двигая мордочкой камешки. – Стрелок улыбнулся, и от этой улыбки лицо его озарилось светом, прогнавшим угрюмую тень, что лежала на нем с тех пор, как они вышли из городка. – Правда, конюхи и рыбаки еще те вруны.

На какое-то время они замолчали, и постепенно Джейка начала одолевать сонливость. Он подумал, что скоро уснет, и мысль показалась ему приятной. Но тут вдали снова грохнули барабаны. Бой их доносился ритмичными всплесками с юго-востока. Джейк рывком сел. Никто не сказал ни слова – все слушали молча.

– А ритм рок-н-ролльный. Похоже на партию ударных, – сказал вдруг Эдди. – Уж я-то знаю. Уберите гитары, и останется именно такой звук. И вообще все это очень похоже на «Зи-Зи Топ».

– Зи-Зи кто? – переспросила Сюзанна.

Эдди улыбнулся.

– Их еще не было в твоем времени. То есть, наверно, они были… ну, родились уже… но в 63-м году они еще в школу ходили в коротких штанишках… где-нибудь в Техасе. – Он прислушался. – Черт возьми! Ну точно партия ударных для какой-нибудь песенки типа «Шикарно прикинутый дядька» или «Велкро Флай».

– «Велкро Флай»? – повторил Джейк в некоторой растерянности. – Какое-то глупое название для песни.

– Зато забавное, – сказал Эдди. – Ты ее не застал… опоздал лет на десять, приятель.

– Лучше бы нам поспать, – вставил Роланд. – Светает рано.

– Я все равно не смогу заснуть, пока продолжается эта хрень. – Эдди помедлил словно бы в нерешительности, но потом все-таки высказал соображение, которое не давало ему покоя с того самого дня, когда они протащили Джейка, бледного и вопящего благим матом, через дверь между мирами. – Как ты думаешь, Роланд, у нас, по-моему, есть что сказать друг другу? Если каждый расскажет свою историю, может быть, мы обнаружим, что знаем больше, чем нам всем кажется.

– Да, время, по-моему, пришло. Но только давайте не в темноте. Роланд повернулся на бок, натянул на себя одеяло и, судя по всему, уснул.

– Господи. – Эдди даже присвистнул сквозь зубы. – Во человек дает!

– И он прав, – высказалась Сюзанна. – Давай и ты, Эдди… спи.

Он улыбнулся и чмокнул ее в кончик носа:

– Да, мамулечка.

Уже минут через пять они с Сюзанной отрубились, несмотря на грохот барабанов. Зато с Джейка сонливость как рукой сняло. Он лежал на спине, глядя на незнакомые звезды и прислушиваясь к странным ритмам, доносившимся из темноты. Может быть, это млады устроили пляски под «Велкро Флай», доводя себя до священного исступления перед каким-нибудь ритуальным жертвоприношением.

Сначала он думал о Блейне Моно – поезде, мчащемся со сверхзвуковой скоростью по огромному миру, населенному призраками и духами. Потом, само собой, мысли его перешли к Чарли Чу-чу, которого списали по старости и отправили на запасный путь на задворках депо, когда на смену ему пришел новенький Берлингтон-Зефир. Джейк вспомнил «лицо» паровозика Чарли, вроде бы радостное и улыбчивое, но какое-то все-таки нехорошее и недоброе. Вспомнил железнодорожную компанию «Срединный мир». Пустынные пространства между Сент-Луисом и Топикой. Джейк вспомнил, что Чарли готов был пуститься в путь, как только понадобился мистеру Мартину, и что Чарли мог сам подбрасывать уголь в топку и давать гудок. Он снова задался вопросом, уж не машинист ли Боб испортил двигатель Берлингтон-Зефира, чтобы дать своему дорогому Чарли еще один шанс?

И вот наконец – так же внезапно, как и начался, – барабанный бой стих, и Джейк уснул.

16

Ему снился сон, но на этот раз не про стража-привратника.

Нет, в эту ночь ему снилось, что он стоит на шоссе – где-то на западе штата Миссури. Вокруг него простиралась Великая Пустошь. Ыш сидел рядом. Вдоль шоссе выстроились столбы с белыми Х-образными сигнальными предупредительными знаками и красными фонарями в точке пересечения: рядом была железная дорога. Фонари мигали. Звонок верещал, предупреждая о приближении поезда. С юго-востока уже доносился могучий гул, нарастающий с каждым мгновением, – гул, похожий на молнию, закупоренную в бутылке.

А вот и он, – сказал Джейк, обращаясь к Ышу.

Ион! – согласился Ыш.

И в то же мгновение на горизонте возник темно-розовый силуэт длиной в два колеса. И он приближался, скользя по равнине: приземистый поезд, по форме похожий на пулю. Едва Джейк увидел его, сердце его наполнилось ужасом. Два громадных окна на передней части ярко блестели на солнце. Окна напоминали глаза.

Не задавай ему глупых вопросов, – сказал Джейк Ышу. – В дурацкие игры он не играет. Он просто жуткий, чу-чу, паровозик, и зовут его Блейн. Блейн – это Боль.

Ыш неожиданно выпрыгнул на пути и застыл между рельсами, плотно прижав уши к голове и обнажив острые зубки в отчаянном оскале. Глаза у него сияли.

Нет! – закричал Джейк. – Нет, Ыш!

Но Ыш как будто его не слышал. Розовая пуля неумолимо неслась на ушастика, такого крошечного и упрямого. Джейку казалось, что шум подходящего поезда проникает ему под кожу, что от такого давления у него сейчас пойдет носом кровь, а из зубов выпадут пломбы.

Он рванулся вперед, чтобы вытащить Ыша из-под колес. Блейн Моно (или это был Чарли Чу-чу?) накрыл их, и Джейк проснулся. В холодном поту. Весь дрожа. Ночь словно сгустилась вокруг, давя на него темнотой. Перевернувшись на другой бок, Джейк принялся отчаянно шарить рукой по земле, ища Ыша. В первый – кошмарный – миг ему показалось, что Ыша нет рядом, но тут его пальцы наткнулись на шелковистую шерстку. Ыш тихонечко взвизгнул и, подняв сонную мордочку, с любопытством взглянул на мальчика.

– Все хорошо, – шепнул Джейк. У него вдруг пересохло в горле. – Нет никакого поезда. Это был только сон. Спи, малыш.

– Ыш, – согласился зверек, закрывая глаза.

Джейк перевернулся на спину и долго еще лежал без сна, глядя на звезды. Блейн – это больше, чем боль, думал он. Блейн опасен. Очень опасен.

Да, вполне может быть.

Никаких «может быть»! – горячо убеждал его внутренний голос.

Ну хорошо. Блейн – это боль. Допустим. Но в сочинении своем он еще кое-что написал насчет Блейна, так?

Блейн – это правда. Блейн – это правда. Блейн – это правда.

– Господи, ну и дурь, – прошептал Джейк вслух и закрыл глаза. Уже через пару секунд он спал. В этот раз без сновидений.

17

Примерно к полудню следующего дня они поднялись до верхней точки очередного гребня холмов и впервые увидели мост. Он нависал над водой в том месте, где река сужалась, поворачивая на юг, и протекала вдоль городских стен.

– Боже правый! – воскликнул Эдди. – Тебе это ничего не напоминает, Сьюз?

– Ага.

– А тебе, Джейк?

– Да… он, по-моему, похож на мост Джорджа Вашингтона.

– Ужасно похож, – согласился Эдди.

– Но как мост Вашингтона оказался в Миссури? – спросил его Джейк.

Эдди с недоумением посмотрел на него.

– Что-что?

Джейк смутился.

– То есть в Срединном мире.

Эдди еще внимательнее на него посмотрел.

– А откуда ты знаешь, что это Срединный мир? Тебя же не было с нами, когда мы нашли тот камень.

Засунув руки в карманы, Джейк уставился на свои кроссовки.

– Мне это приснилось, – пояснил он, не вдаваясь в подробности. – Вы же не думаете, будто я приобрел путевку, чтобы съездить сюда, через папочкино турагентство?

Роланд тронул Эдди за плечо.

– Ты пока что к нему не лезь.

Эдди поднял глаза на Роланда и молча кивнул.

Они еще чуть-чуть постояли наверху, глядя на мост. Они успели уже привыкнуть к очертаниям города на горизонте, но такой вид открылся им только сейчас. Ажурная арка моста как будто плыла в синеве чистого утреннего неба. Роланд насчитал четыре блока невообразимо высоких металлических башенок – по одному с обоих концов и два в середине, – соединенных толстенными тросами, застывшими в воздухе длинными дугами. Между этими дугами и основанием моста виднелись еще вертикальные линии: то ли новые тросы, то ли металлические прутья – отсюда не разобрать. Однако кое-где на месте тросов Роланд увидел пустоты, а потом разглядел, что мост висит не совсем ровно.

– Сдается мне, скоро он рухнет в реку, – заметил стрелок.

– Может быть, – с неохотой согласился Эдди. – Хотя, по-моему, он не такой уж и ветхий.

Роланд вздохнул.

– Не обольщайся надеждой, Эдди.

– Что ты хочешь сказать? – в раздражении бросил Эдди. Ему самому не понравился этот тон, но спохватился он слишком поздно. Теперь уже ничего не поделаешь.

– Только то, что тебе, Эдди, пора научиться смотреть и видеть, и верить тому, что видишь. У нас такая была поговорка: «Только дурак верит в то, что он спит, до того, как проснется». Понимаешь, о чем я?

У Эдди на языке уже вертелось язвительное замечание, но он пересилил себя и смолчал. Роланд совсем не хотел его обижать. Просто так всегда получалось, что рядом с ним Эдди чувствовал себя мальчишкой. Это у Роланда выходило непреднамеренно… однако легче от этого Эдди не становилось.

– Наверное, – выдавил он наконец. – У мамы тоже была любимая поговорка. Они, по-моему, значат одно и то же.

– Да? И какая?

– Надейся на лучшее и жди гадостей, – кисло вымолвил Эдди.

Роланд улыбнулся.

– Хорошо твоя матушка говорила. Мне эта поговорка нравится даже больше.

– Но он же стоит! – взорвался Эдди. – Мост! Да, я согласен, его состояние давно оставляет, как говорится, желать… никто, наверное, не ремонтировал его уже лет этак с тысячу… но он все же стоит! И город тоже стоит! И почему бы мне и не надеяться? Не понимаю, что в этом плохого? А вдруг мы действительно там найдем что-то полезное?! Или, может быть, встретим людей, которые нас накормят и просто с нами поговорят, как старики в Речном Перекрестке, вместо того, чтобы с ходу в нас стрелять? Что плохого в надежде на то, что нам, может быть, все-таки повезет?

Только потом, в воцарившейся тишине, Эдди не без смущения сообразил, что он толкнул сейчас целую речь.

– Ничего в этом плохого нет, – мягко и доброжелательно произнес Роланд. Эта мягкость звучала в голосе стрелка нечасто, и Эдди не переставал удивляться ей каждый раз. – Надежда должна оставаться всегда. – Он внимательно посмотрел на Эдди, потом на Сюзанну и Джейка, и взгляд его напоминал сейчас взгляд человека, который только что пробудился после глубокого сна. – Все, сегодня мы никуда уже не пойдем. Как я понимаю, пришло время нам поговорить. А это, по-моему, надолго.

Роланд сошел с дороги и двинулся не оглядываясь по высокой траве. Остальные помедлили только мгновение и направились следом за ним.

18

До встречи со стариками в Речном Перекрестке Сюзанна воспринимала Роланда как героя телесериалов, которые она изредка смотрела по «ящику»: «Шайенн», например, или «Человек с винтовкой», или венец творений подобного рода – «Дым от выстрела». Последнюю вещицу они частенько слушали с папой по радио до того еще, как ее экранизировали на телевидении (она подумала, что для Эдди и Джейка сама идея радиопостановки показалась бы странной по меньшей мере, и улыбнулась – не только мир Роланда сдвинулся с места). Она до сих пор еще помнила те слова, которыми начиналась каждая передача: «Это делает человека наблюдательным… и чуточку одиноким».

До того как они побывали в Речном Перекрестке, она считала, что личность Роланда вполне можно определить одной этой фразой. Роланд был не таким амбалом, как Маршал Диллон, и заметно проигрывал ему в росте, и лицо его напоминало скорее лицо утомленного жизнью поэта, а не полицейского с Дикого Запада, но все же Сюзанна воспринимала его в качестве своего рода живого воплощения вымышленного шерифа из Канзаса, чья единственная цель в жизни (не считая периодических выпивок в баре «Длинная ветка» с друзьями Доком и Китти) – очистить-город-от-этой-мрази.

Теперь же она поняла, что Роланд – не просто легавый, объезжающий вверенный ему участок, похожий на пейзажи Сальвадора Дали, где-нибудь на краю света. По крайней мере когда-то он был другим. Был дипломатом. Мыслителем. Может быть, даже наставником. Но, самое главное, он был солдатом, воином «света», как называют его эти люди. «Свет», как она догадалась, это свет цивилизации, добрые силы, которые не дают людям поубивать друг друга и поддерживают мир в стране, причем достаточно долго, чтобы за это время мог быть достигнут какой-то прогресс. В свое время Роланд был скорее странствующим рыцарем-донкихотом, нежели охотником. Но почему «в свое время»? Его время еще не прошло. Во всяком случае, старики в Речном Перекрестке в этом ни капельки не сомневались. Иначе с чего бы им плюхаться на колени в пыль и принимать его благословение?

Только теперь, в свете нового своего понимания, Сюзанна увидела, как умело и умно манипулировал ими стрелок после того кошмарного утра в говорящем кругу камней. Каждый раз, когда в разговоре, пусть даже вскользь, возникала какая-то тема, которая могла привести их к тому, чтобы начать сравнивать пережитое – и это было бы совершенно естественно, если учесть, что каждый из них на себе испытал необъяснимое, с точки зрения привычного опыта, Извлечение из того мира в этот, – Роланд тут же вступал в беседу и переводил ее на другие темы, причем так гладко и умело, что никто из троих (даже сама Сюзанна, притом что целых четыре года она принимала самое деятельное участие в Движении за гражданские права) этого не замечал.

Сюзанна, кажется, поняла, почему он так делал: Роланд хотел дать Джейку время прийти в себя. Но и теперь, понимая причины, она все равно не могла подавить своих чувств – изумления, досады и даже обиды за то, как умело и ловко он ими манипулировал. Незадолго до того, как Роланд перетащил ее в этот мир, Эндрю, ее шофер, сказал одну фразу, которую Сюзанна вспомнила теперь. Что-то насчет того, что президент Кеннеди был последним стрелком в этом западном мире. Тогда она посмеялась над ним, но теперь, кажется, постигла ее смысл. В Роланде было много от Кеннеди. Гораздо больше, чем от Матта Диллона. Вряд ли стрелок обладал таким развитым и богатым воображением, как Кеннеди, но когда дело касалось романтики… самоотверженности… обаяния…

И еще хитрости, – осадила она себя. – Не забывай про хитрость.

Неожиданно для себя самой она громко расхохоталась.

Роланд, который сидел на земле, скрестив по-турецки ноги, повернулся к ней и вопросительно поднял брови.

– Что-то смешное?

– Ужасно смешное. Слушай, ответь-ка мне на вопрос: ты много знаешь языков?

Стрелок на мгновение задумался.

– Пять, – сказал он наконец. – Когда-то я говорил еще на селлианском, но теперь я его подзабыл. Все, кроме ругательств.

Сюзанна опять рассмеялась веселым и легким смехом:

– Ах ты старый пройдоха Роланд!

Джейк проявил неожиданный интерес.

– А вы могли бы сейчас ругнуться на стреллерианском?

– На селлианском, – поправил его Роланд. Он на мгновение задумался, а потом быстро и смачно произнес непонятную фразу, как будто прополоскал горло какой-то очень густой жидкостью. Например, кофе недельной давности. Во всяком случае, Эдди воспринял это именно так.

Роланд умолк и усмехнулся.

Джейк улыбнулся тоже.

– И что вы сказали?

Роланд приобнял мальчика за плечи.

– Что нам надо о многом поговорить.

– Что да, то да, – согласился Эдди.

19

– Мы четверо – это ка-тет, – начал Роланд, – то есть группа людей, связанных общей судьбой. Философы моей страны утверждали, что разрушить ка-тет может лишь смерть и предательство. А мой великий учитель Корт говорил, что, поскольку и смерть, и предательство – тоже спицы в большом колесе ка, эти узы вообще невозможно порвать. Сейчас, по прошествии стольких лет, когда я многое понял и узнал, я постепенно склоняюсь к его точке зрения.

– Каждый участник ка-тета как отдельный кусочек в головоломке, сам по себе непонятный и даже загадочный… но если сложить их все вместе, они образуют картинку… или какую-то часть картинки. Иногда для того, чтобы ее завершить, нужно немало катетов. Так что вы не удивляйтесь, если сейчас обнаружится, что ваши жизни соприкасались уже не раз, причем вы, наверное, даже об этом и не подозревали. Одно только то, что каждый из вас троих может читать мысли другого…

– Чего?! – изумился Эдди.

– Я говорил уже: не удивляйтесь. Это все происходит у вас так естественно, что вы даже ничего не замечаете. Но тем не менее это правда. Мне виднее со стороны, потому что я не полноправный участник вашего ка-тета — может быть, это из-за того, что я из другого мира, – и мне не дано читать все ваши мысли. Но передавать я могу. Сюзанна… ты помнишь, что было в кругу камней?

– Да. Ты велел, чтобы я отпустила демона, но только когда ты мне скажешь. Однако вслух ты этого не произносил.

– Эдди… помнишь, как на медвежьей поляне на тебя налетела эта механическая штуковина в виде летучей мыши?

– Да, ты мне еще крикнул: «Ложись!»

– Он и рта не раскрыл, – заметила Сюзанна.

– А как же тогда? Ты же крикнул мне! Я тебя слышал!

– Да, я кричал тебе. Но кричал мысленно. – Стрелок повернулся к Джейку: – А ты помнишь? В том доме?

– Когда доска, за которую завалился ключ, не отрывалась, вы мне сказали, чтобы я отодрал другую. Но если вы не читаете мои мысли, Роланд, то как вы узнали, что именно у меня там стряслось?

– Я видел. Не слышал, но видел… самую малость, как через грязное стекло. – Он обвел всех троих пристальным взглядом. – Эта близость людей и их способность читать мысли друг друга называется кхеф. Слово это в исконном наречии древнего мира имеет множество значений. Вода, рождение, жизненная сила – вот только некоторые из них. Я хочу, чтобы вы знали об этом. И чтобы вы поняли. У меня пока все.

– А как понять то, во что не веришь? – спросил его Эдди.

Роланд улыбнулся.

– Просто нужно хотеть понять.

– Ну, желание-то есть.

– Роланд? – Это был Джейк. – А Ыш тоже может участвовать в нашем ка-тете?

Сюзанна улыбнулась, но Роланд оставался серьезным.

– Я пока не готов даже предположить. Но знаешь, Джейк, что я тебе скажу… я много думал об этом лохматом приятеле. Ка управляет не всем, и случайности не исключаются… но столь неожиданное появление ушастика, который все еще помнит людей, вовсе не кажется мне случайным.

Он снова обвел их внимательным взглядом.

– Я начну первым. Эдди продолжит с того места, где я остановлюсь. Потом Сюзанна. Джейк будет последним. Договорились?

Они закивали.

– Хорошо, – подытожил Роланд. – Мы с вами – ка-тет, один из многих. Итак, приступим.

20

Они говорили до темноты, прервавшись один только раз, чтобы наскоро перекусить, и когда разговор был закончен, Эдди чувствовал себя так, как будто он только что отбоксировал дюжину раундов с «милашкой» Реем Леонардом. Он уже больше не сомневался в том, что все они «делят кхеф», как выразился Роланд. А с Джейком они вообще проживали в снах жизни друг друга, как две половинки единого целого.

Роланд начал с того, что случилось в тоннеле под горной грядой, где трагически оборвалась первая жизнь Джейка в этом мире. Он рассказал им о долгом своем разговоре с человеком в черном и о туманных словах Уолтера про какого-то Зверя и еще одного человека, которого Уолтер назвал Незнакомцем вне Времени. Он описал им свой странный пугающий сон, в котором Вселенную поглотил фантастический луч небывалого белого света, а в самом конце все заслонила собой травинка. Одна-единственная травинка красного цвета.

Случайно взглянув на Джейка, Эдди был потрясен пониманием – узнаванием, – промелькнувшим в глазах мальчишки.

21

Эдди уже кое-что слышал из этого – еще на морском берегу, когда Роланд бредил, выдавая бессвязные обрывки своей истории, – но для Сюзанны все это было внове. Она слушала Роланда, затаив дыхание и широко раскрыв глаза. Когда стрелок передавал им слова Уолтера, она узнавала в них отблески своего мира, подобные отражениям в осколках разбитого зеркала: рак, автомобили, ракеты, отправленные на Луну, искусственное оплодотворение. Она даже представить себе не могла, кто такой Зверь, но догадалась, что Незнакомец вне Времени – это Мерлин, легендарный колдун, который якобы способствовал славной карьере короля Артура. «Все страньше и страньше» – как говорилось в «Алисе» у Кэрролла.

Роланд рассказал и о том, как, проснувшись от этого долгого и непонятного сна, он обнаружил, что Уолтер давно уже мертв, – время каким-то немыслимым образом перескочило вперед. Может быть, лет на сто. Может быть, на пятьсот. Джейк слушал как зачарованный. О том, как стрелок пришел к берегу Западного моря, как он потерял два пальца на правой руке, как вытащил Эдди с Сюзанной в свой мир, а потом встретился с Джеком Мортом за третьей дверью.

Стрелок сделал знак Эдди, и тот продолжил рассказ, начиная со встречи с громадным медведем.

– Шардик?! – перебил его Джейк. – Но ведь это название книжки! Книжки из нашего мира! Ее сочинил тот же автор, который про кроликов написал… ну, знаменитая его книга…

– Ричард Адамс! – воскликнул Эдди. – Я же знал это имя! Но как такое возможно, Роланд? Откуда в твоем мире знают о нашем?

– Но проходы-то есть, – отозвался Роланд. – Четыре двери мы видели сами. Или ты думаешь, раньше их не было? Или не будет потом?

– Но…

– Все мы видели, что в моем мире есть много от вашего, а когда я был у вас в Нью-Йорке, я обнаружил там кое-что от своего. Я видел стрелков. Большинство, правда, обрюзгли и обленились, но это все-таки были стрелки… собратья по их собственному древнему ка-тету.

– Роланд, это всего лишь легавые. Ты их обставил, как малых детей.

– Но последний был все же хорош. Когда мы с Джеком Мортом спустились на станцию вашей подземной железной дороги, он едва меня не прикончил. Если бы не слепая удача… огниво Морта… я бы сейчас не сидел тут с вами. Этот последний… Я видел его глаза. Он не забыл лицо своего отца. Нет, он не забыл. И потом еще… помнишь, как назывался тот балазаровский ночной клуб?

– Еще бы не помнить. – Эдди явно занервничал. – «Падающая башня». Но это могло быть простым совпадением. Ты же сам говорил: ка управляет не всем.

Роланд кивнул.

– Нет, ты ужасно похож на Катберта… Помню, как-то он высказал одну мысль. Когда мы были еще детьми. Мы собирались отправиться ночью на кладбище, но Ален не хотел идти. Говорил, что боится оскорбить тени предков. Катберт тогда посмеялся над ним и сказал, что сам он ни за что не поверит в призраков, пока не поймает какого-нибудь и не попробует его на зуб.

– Хорошо сказано! – одобрил Эдди. – Браво!

Роланд улыбнулся.

– Я так и знал, что тебе понравится. Но пока что оставим призраков в покое. Ты начал рассказывать – продолжай.

Эдди рассказал о видении, что явилось ему в огне, когда Роланд бросил в костер челюстную кость: ключ и роза. Рассказал про свой сон, в котором, шагнув через дверь лавки деликатесов, он вышел на поле роз и увидел вдали высоченную башню цвета копоти; про черноту, что излилась из окон башни и сложилась в фигуру на небе. Он говорил, обращаясь исключительно к Джейку, и Джейк слушал его затаив дыхание, ловя каждое слово с жадным вниманием и нарастающим удивлением. Эдди постарался по возможности передать настроение, которым был проникнут тот сон: странное чувство восторга, перемешанное с ужасом, – и увидел по их глазам (прежде всего по глазам Джейка), что он либо переусердствовал, несколько сгустив краски… либо друзья его видели те же сны.

Он рассказал о том, как они двинулись в обратную сторону по следу Шардика и вышли к Вратам Медведя. Как, приложив ухо к будке, он почему-то вдруг вспомнил тот день, когда они с братом ходили в Датч-Хилл смотреть на особняк. Он рассказал об игле в глиняной чашке и о том, как она оказалась ненужной, потому что путь Луча был виден и так – во всем, даже в полете птиц высоко в поднебесье.

Здесь Эдди умолк, и Сюзанна продолжила. Когда она перешла к тому, как Эдди начал работать над своим деревянным ключом, Джейк лег на спину, положил руки под голову и принялся рассматривать облака, что медленно плыли по небу белым клубящимся потоком на юго-восток. Упорядоченный их строй выдавал незримое присутствие Луча – точно так же, как дым из трубы всегда ясно показывает направление ветра.

Она закончила на том, как они наконец втащили Джейка в этот мир и положили тем самым конец раздвоению памяти Джейка и Роланда. Оно просто прошло – полностью и внезапно, когда Эдди захлопнул дверь в круге говорящих камней. Она рассказала все, умолчав об одном только факте, который, собственно, даже и не был фактом – во всяком случае, пока. По утрам ее не тошнило, а разовое отсутствие женских дел само по себе еще ничего не означало. Как сказал бы Роланд, эта история может пока подождать.

И все же, закончив рассказ, она вдруг поймала себя на мысли, что ей ужасно хотелось бы забыть те слова, которые им сказала тетушка Талита, когда Джейк заявил, что теперь его дом здесь: Тогда пусть боги смилуются над тобой, ибо здесь, в этом мире, солнце клонится к закату. И зайдет оно навсегда.

– Теперь твоя очередь, Джейк, – сказал Роланд.

Джейк сел и поглядел в сторону Лада, где свет уходящего дня, отражавшийся в окнах высоких башен с западной стороны, превращал стекла в золотые ставни.

– Бред какой-то, – пробормотал он себе под нос. – Но все вроде бы сходится. Так бывает, когда вспоминаешь сны: какой-то смысл в них явно есть, но ты не можешь его уловить.

– Может быть, мы поможем тебе найти смысл, – ободрила его Сюзанна.

– Может быть. Во всяком случае, вы мне поможете разобраться с поездом. Я не могу уже думать о нем в одиночку, о Блейне. Мозги уже заворачиваются. – Он тяжело вздохнул. – Вы сами видели, как это было, когда Роланд жил как бы двумя жизнями одновременно, так что я это пропущу. Я все равно не уверен, что смогу это все описать как следует… да и не хотелось бы, если честно. Это было ужасно. Я, наверное, лучше начну со своего сочинения на экзамене, потому что именно тогда я понял, что это само по себе не пройдет. – Он обвел их унылым взглядом. – Вот тогда я и сдался.

22

Джейк говорил дотемна.

Он рассказал все, что смог вспомнить, начиная с сочинения «Как я понимаю правду» и заканчивая чудовищным стражем-привратником, который в буквальном смысле вышел из стены и набросился на него. Его слушали очень внимательно, не перебивая.

Когда он закончил, Роланд повернулся к Эдди, и тот заметил в глазах стрелка странное выражение, в котором смешались разные чувства и которое поначалу он принял за изумление. Только потом до него дошло, что это вовсе не изумление, а предельное возбуждение… и глубоко затаенный страх. Во рту у него пересохло. Потому что если уж Роланд испуган…

– Ты все еще сомневаешься, Эдди, что наши миры как-то соприкасаются?

Эдди мотнул головой.

– Теперь уже не сомневаюсь. Я был на той улице, шел по ней… и я был одет так, как он говорит! Но… Джейк, я могу посмотреть эту книгу? «Чарли Чу-чу»?

Джейк потянулся за ранцем, но Роланд остановил его.

– Не сейчас, – сказал он. – Давай-ка вернемся к тому пустырю. Расскажи еще раз, что там было, Джейк. И попытайся припомнить детали.

– Может быть, вы меня снова загипнотизируете, – нерешительно предложил Джейк. – Как тогда, на дорожной станции.

Роланд покачал головой.

– В этом нет сейчас необходимости. То, что случилось с тобой на том пустыре, это самое важное событие в твоей жизни. В жизни всех нас. Ты можешь все вспомнить и так.

И Джейк принялся заново пересказывать то, что случилось на пустыре. Всем было ясно, что пережитое им на строительной площадке на месте лавочки деликатесов «Том и Джерри» вобрало в себя скрытую суть объединившего их ка-тета. Во сне, приснившемся Эдди, магазинчик стоял на месте, в реальности Джейка его давно снесли, но и в том, и в другом случае это было место пребывания невообразимой силы – силы, таящейся разве что в самых мощных талисманах. Роланд ни на мгновение не усомнился в том, что эта заброшенная строительная площадка с обломками битого кирпича и осколками стекол – очередное, если так можно сказать, воплощение Отстойника, о котором рассказывала Сюзанна, и того странного места, которое показалось ему в видении в самом конце его долгого пребывания на кладбище костей.

Теперь, когда он, медленно подбирая слова, пересказывал этот кусок из своей истории во второй раз, Джейк обнаружил, что стрелок оказался прав: он действительно смог вспомнить все. Причем воспоминания были такими живыми, что под конец ему стало казаться, будто он заново переживает тогдашний опыт. Он рассказал им про щит, на котором было написано, что на месте «Тома и Джерри» будет построен жилой массив «Гавань Большой Черепахи». Он даже вспомнил стишок, намалеванный на заборе, и прочел его наизусть:

Есть ЧЕРЕПАХА, представьте себе,

Она держит мир у себя на спине.

Если хочешь поиграть,

Приходи к ЛУЧУ опять.

Приходи к ЛУЧУ сегодня,

Будем прыгать и скакать.

– В ее мыслях – весь мир, в ее мыслях – все мы. Для любого – частичка ее доброты, – пробормотала Сюзанна. – Там так было, Роланд?

– Что? – встрепенулся Джейк. – Где было?

– В одном стишке, который я выучил в детстве, – пояснил Роланд. – Вот, пожалуйста, еще одна ниточка. И кое о чем она нам говорит… хотя я не могу сказать, нужно ли нам это… но, с другой стороны, никогда не знаешь, что тебе может понадобиться.

– Двенадцать Врат, соединенных шестью Лучами, – размышлял Эдди вслух. – Мы вышли от Врат Медведя. Идти нам до середины – до Башни, – но если бы мы пошли дальше, мы бы вышли к Вратам Черепахи, так?

– Да, – кивнул Роланд.

– Врата Черепахи, – задумчиво произнес Джейк, перекатывая слова на языке, как будто пробуя их на вкус. Он досказал им оставшуюся часть истории: про хор изумительных голосов, про то, как он понял вдруг, что его окружают лица и что в хоре звучат истории и что он, наверное, наткнулся на нечто очень похожее на средоточие всего сущего. В конце он опять рассказал им о том, как нашел ключ и увидел розу. Воспоминания об этом были настолько яркими, что Джейк неожиданно начал плакать, сам того не замечая.

– Когда роза раскрылась, – говорил он сквозь слезы, – сердцевина ее была желтого цвета. Яркая-яркая, я в жизни такого не видел. Я сначала подумал, что это пыльца и что она светится, потому что там, на пустыре, все светилось. Даже обертки от конфет и пустые пивные бутылки… все они были похожи на величайшие произведения искусства. Но потом я увидел, что это солнце. Звучит, я понимаю, по-идиотски. Но это действительно было солнце. И не одно. Это были…

– Это были все солнца Вселенной, – пробормотал Роланд. – Все, что есть настоящего в мире.

– Да! И это все было правильно… но вместе с тем и неправильно тоже. Я не могу объяснить, что именно неправильно, но я это чувствовал. Как будто там бились два сердца, и одно было внутри другого, и то, что внутри, болело. Или в него проникла инфекция. А потом я потерял сознание.

23

– Ты ведь тоже все это видел, Роланд? В том сне? – тихо спросила Сюзанна, и в ее голосе явственно слышался благоговейный трепет. – Травинка в самом конце… ты, помнишь, подумал еще, что она красная потому, что на нее пролили краску.

– Вы не понимаете, – сказал Джейк. – Она действительно была красная. Когда я видел все по-настоящему, она была красная. Я такой травы в жизни не видел. А краска – это только маскировка. Ну, как привратник у двери… он ведь тоже замаскировался, прикинувшись старым заброшенным домом.

Нижний краешек солнца уже касался горизонта. Роланд попросил Джейка сначала показать им книжку «Чарли Чу-чу», а потом прочитать ее вслух. Джейк достал книгу и передал ее по кругу. Что Сюзанна, что Эдди – оба долго разглядывали обложку.

– У меня в детстве была точно такая же, – сказал Эдди, и в его голосе слышалась спокойная уверенность, отметающая все сомнения. – А потом, когда мы переезжали из Куинса в Бруклин… мне еще четырех тогда не исполнилось… она потерялась. Но я запомнил обложку. И, знаешь, Джейк, я то же самое чувствовал, что и ты. Мне он страшно не нравился. Я ему не доверял.

Сюзанна пристально поглядела на Эдди.

– У меня тоже была эта книжка. Мне теперь удивительно даже, как я могла забыть… там девочку звали так же, как и меня… хотя тогда это было мое второе имя. И мне тоже не нравился паровоз. И я ему не доверяла. – Прежде чем передать книгу Роланду, она постучала пальцем по картонной обложке. – Уж больно фальшивая у него улыбочка.

Роланд лишь мельком взглянул на обложку и опять повернулся к Сюзанне.

– И твоя потерялась тоже?

– Угу.

– И я, кажется, знаю когда, – сказал Эдди.

Сюзанна кивнула.

– Несложно, в общем-то, догадаться: вскоре после того, как мне на голову сбросили кирпич. Помню, когда мы поехали к тете на свадьбу, книжка еще была. Я взяла ее с собой в поезд. Я хорошо это помню, потому что все спрашивала у папы, кто нас везет – может быть, Чарли Чу-чу? Мне не хотелось, чтобы это был Чарли, потому что мы ехали в Элизабет, штат Нью-Джерси, а я боялась, что Чарли нас завезет не туда. Чем там закончилось, Джейк? Чарли, кажется, начал возить отдыхающих вокруг какой-то игрушечной деревеньки?

– В парке аттракционов.

– Ну да, точно. Там в конце еще есть картинка – Чарли везет детишек. Они все улыбаются и смеются, но мне почему-то всегда казалось, что им очень страшно и что они кричат, чтобы им разрешили слезть.

– Да! – воскликнул Джейк. – Вот именно! Именно!

– Я боялась, что Чарли нас завезет к себе — где бы он там ни жил, – а не к тете на свадьбу и мы никогда не выберемся оттуда.

– И ты никогда не вернешься домой, – пробормотал Эдди себе под нос и нервным движением пригладил волосы.

– Все время, пока мы ехали в поезде, я не выпускала из рук эту книжку. Я даже помню, что тогда думала: «Если он попытается нас похитить, я начну рвать страницы и не перестану, пока он не образумится». Но, разумеется, мы приехали куда нужно, и, кстати, точно по расписанию. Папа даже провел меня вперед, чтобы я посмотрела на тепловоз. Это был дизель, а не паровоз, и я помню, как я обрадовалась. Я была на седьмом небе от счастья. А потом, после тетиной свадьбы, этот Морт сбросил мне на голову кирпич, и я долгое время лежала в коме. Но, когда я поправилась, книжка куда-то делась. Я ее больше не видела. И вот только теперь… – Она в нерешительности приумолкла, но все же добавила: – И уж если на то пошло, это запросто может быть моя книжка… или книжка Эдди.

– Да, вполне вероятно. – Эдди был бледен и очень серьезен. Он помолчал и вдруг улыбнулся совсем по-мальчишески. – Есть ЧЕРЕПАХА ля-ля ля-ля-ля! Все служит Лучу, задери его тля!

Роланд поглядел на запад.

– Солнце уже садится. Читай, Джейк, пока светло.

Джейк открыл книжку на первой странице с картинкой, где машинист Боб сидит в кабине Чарли Чу-чу, и начал:

– «Боб Брукс служил машинистом в железнодорожной компании „Срединный мир“ на перегоне Сент-Луис – Топика…»

24

– «…и иногда дети слышат, как он поет свою старую песню своим глухим хрипловатым голосом», – закончил Джейк и, показав им последнюю картинку: счастливые ребятишки, которые на самом деле, быть может, кричат от страха, – захлопнул книжку. Солнце скрылось за горизонтом. Небо окрасилось в пурпурный цвет.

– Ну, я бы сказал, что истории не совсем совпадают, – заметил Эдди. – Больше похоже на сон, в котором вода может течь снизу вверх. Однако должен признаться, что мне жутковато. Слишком много совпадений. Мы где сейчас? В Срединном мире – на территории Чарли. Только зовут его здесь не Чарли. Здесь его звать Блейн Моно.

Роланд пристально разглядывал Джейка.

– Ну и что ты думаешь? – спросил он. – Может, все-таки обойдем этот город? Подальше от этого поезда?

Джейк надолго задумался, опустив голову и машинально перебирая в пальцах густую шелковистую шерстку Ыша.

– Мне бы очень хотелось, на самом деле, – выдавил он наконец. – Но если я правильно понял насчет этого вашего ка, то нам все равно этого не избежать.

Роланд кивнул.

– Да, это ка. А если так, то наши желания здесь не имеют значения: если мы попытаемся обойти его стороной, все равно, я уверен, обстоятельства сложатся так, что нам придется вернуться. В таких случаях лучше уж сразу покориться неизбежному, чем пытаться что-то изменить. А ты как думаешь, Эдди?

Эдди тоже надолго задумался. Ему вовсе не улыбалось иметь дело с каким-то там говорящим поездом, который ездит сам по себе; и как его ни назови: Чарли Чу-чу или Блейн Моно. Из того, что прочел им Джейк, уже можно было заключить, что паровоз этот – весьма неприятный продукт инженерной мысли. Но, с другой стороны, дорога им предстояла долгая, и где-то в конце ее их ждала Башня, ради которой, собственно, это все и было затеяно. Эдди вдруг с изумлением обнаружил, что он точно знает, о чем думает и чего хочет. Он поднял голову и едва ли не в первый раз с того самого дня, когда очутился здесь, в этом мире, твердо взглянул в тускло-голубые глаза стрелка.

– Я хочу встать посреди поля роз и увидеть наконец эту Башню. Я не знаю, что будет дальше. Быть может, на наши могилы возложат букеты цветов, но мне на это наплевать. Я хочу видеть Башню. Мне уже все равно, пусть этот Блейн – хоть сам дьявол, и пусть дорога, ведущая к Башне, проходит хоть через ад. Я за то, чтобы идти в город.

Роланд кивнул и повернулся к Сюзанне.

– Ну, – нерешительно проговорила она, – мне Темная Башня не снилась… так что на этом уровне – на уровне, скажем так, желания – я, наверное, не возьмусь решать. Но я теперь верю вка. И я не настолько тупа, чтобы не чувствовать, когда мне начинают стучать по башке и вопить благим матом: «Не туда, идиотка! В другую сторону!» А как ты сам, Роланд? Ты-то что думаешь?

– Я думаю, что на сегодня мы наговорились уже достаточно и нам надо бы сделать маленький перерыв до завтра.

– А «Загадки»? – спросил вдруг Джейк. – Хотите, я вам покажу?

– У нас еще будет время, – сказал Роланд. – Давайте немного поспим.

25

Но стрелок еще долго лежал без сна, а когда вдали снова раздался ритмичный бой барабанов, он поднялся и вернулся к дороге. Там Роланд остановился, глядя на мост и город. Он действительно был дипломатом, как верно предположила Сюзанна, дипломатом до мозга костей, и поэтому Роланд знал, что поезд – это их следующая остановка на долгом пути, причем знал это с того мгновения, когда впервые услышал о нем… однако он чувствовал, что об этом не стоит пока сообщать остальным. В частности, Эдди не терпел, когда ему говорили, что нужно делать. Когда он думал, что кто-то пытается направлять его, реакция Эдди была одна: он опускал голову, широко расставлял ноги, начинал выдавать идиотские шутки и упирался, как мул. Правда, на этот раз их с Роландом желания совпадали, но Эдди еще мог взбрыкнуть – исключительно из чувства противоречия. Так что лучше и безопаснее было не торопить события и спрашивать вместо того, чтобы указывать.

Он повернулся, чтобы пойти назад в лагерь… и тут рука его непроизвольно легла на рукоять револьвера, потому что впереди, на обочине, маячил темный силуэт. Кто-то стоял там, глядя на стрелка. Роланд, правда, не вытащил револьвер, но был наготове.

– А я все думал, сможешь ли ты уснуть после этого маленького представления, – сказал Эдди. – Ответ, по-моему, отрицательный.

– Я не слышал, как ты подошел. Ты быстро учишься, Эдди… но на этот раз за свои успехи ты мог заработать и пулю в лоб.

– Ты не слышал меня, потому что тебя занимало сейчас другое. – Он присоединился к стрелку, и даже при бледном свете звезд Роланд увидел, что ему не удалось одурачить Эдди. Да, он действительно в нем не ошибся. Эдди напоминал ему Катберта, но кое в чем он уже превзошел и Катберта.

Нельзя его недооценивать, – сказал себе Роланд. – Иначе это все может закончиться очень плачевно. Если я его подведу или сделаю что-то, что он может принять за двойную игру, он скорее всего попытается меня убить.

– А что тебя занимает, Эдди?

– Ты. И все мы. Я хочу, чтобы ты кое-что знал. До сегодняшнего разговора я думал, что тебе это и так известно. Но теперь я уже не уверен.

– Ну так скажи мне.

А про себя Роланд снова подумал: Нет, он ужасно похож на Катберта!

– Мы с тобой потому, что должны быть с тобой – из-за твоего проклятого ка. Но еще мы с тобой потому, что сами того хотим. Насчет себя и Сюзанны я точно знаю. И Джейк, я думаю, тоже. У тебя неплохие мозги, мой соратник по кхефу, но ты, наверное, их хранишь в бомбоубежище, потому что иной раз убеждать тебя все равно что биться головой о стену. Я хочу ее видеть. Ты хорошо понимаешь, о чем я? Я хочу видеть Башню. – Он внимательно поглядел Роланду в лицо и, не увидев, очевидно, того, что надеялся там увидеть, в отчаянии взмахнул руками. – Я хотел только сказать, чтобы ты наконец отпустил мои уши.

– Отпустил твои уши?

– Вот именно. Меня больше не надо за них тянуть. Я иду с тобой к Башне, потому что я сам так хочу. Мы все идем, потому что мы сами хотим идти. Если сегодня ты тихо откинешь копыта во сне, мы тебя похороним и пойдем дальше. Может быть, долго мы не протянем, но мы умрем на пути Луча. Теперь ты врубился?

– Да. Теперь да.

– Ты говоришь, ты меня понимаешь, и, я думаю, ты действительно понимаешь… но вот веришь ты мне или нет?

Ну конечно, подумал стрелок. Куда ты еще пойдешь в этом мире, Эдди, который чужой для тебя и странный? И что ты еще станешь делать? Фермер, должен сказать, из тебя хреновый.

Но он не сказал этого вслух – это было бы несправедливо и очень зло. Оскорблять свободную волю свободного человека, путая оную с ка, – это хуже, чем просто кощунство: это подло и глупо.

– Да, – сказал Роланд. – Я тебе верю. Всей душой верю.

– Тогда хватит вести себя с нами так, будто мы стадо баранов, а ты наш пастух, который помахивает палкой, чтобы мы, такие все из себя беспомощные и безмозглые, не сошли, не дай Бог, с дороги и не угодили бы в яму с зыбучим песком. Ты вещь в себе. Пришло, наверное, время раскрыться. Если нам суждено умереть в этом городе или в поезде, я хочу умереть, зная, что я был не просто какой-нибудь пешкой в твоей игре.

Роланд почувствовал жар – это кровь прилила к лицу, – но он никогда себя не обманывал. Он психанул сейчас не потому, что Эдди составил о нем ложное мнение. Наоборот. Его просто взбесило, что Эдди увидел его насквозь. «Становление» Эдди происходило у Роланда на глазах: бывший Узник сумел вырваться из своей тюрьмы и оставил ее далеко позади, как и Сюзанна, ибо по-своему она тоже была пленницей, – стрелок следил за их продвижением и гордился им, но все-таки сердце его не сумело принять до конца то, о чем с очевидностью говорил разум. Сердце его воспринимало их всех как существ абсолютно другой породы – низших существ.

Роланд сделал глубокий вдох:

– Стрелок, если можешь, даруй мне прощение.

Эдди кивнул.

– Как я понимаю, у нас впереди еще целый водоворот проблем… я уже это предчувствую, и мне страшно. Но это не твои проблемы, а наши. О'кей?

– Да.

– Как ты думаешь, нам действительно туго придется в городе?

– Не знаю. Я знаю только одно: нам придется приглядывать за Джейком и защитить его, если что, потому что тетушка Талита сказала, что они все захотят его заполучить. Отчасти все зависит от того, сколько времени мы проищем поезд. Но гораздо важнее, что будет потом, когда мы его найдем. Будь у нас еще два человека, мы могли бы дать каждому по револьверу и прикрывать Джейка со всех четырех сторон. Но поскольку нас слишком мало, придется идти гуськом. Сначала я, потом Джейк с коляской Сюзанны, а ты пойдешь сзади.

– И все-таки, Роланд, что нас там может ждать? Попробуй хотя бы предположить.

– Не могу.

– А мне кажется, можешь. Ладно, города ты не знаешь, но ты зато знаешь людей в своем мире и знаешь, чего от них можно ждать – теперь, когда все здесь пошло черт-те как. Ну так как?

Роланд задумался, глядя в ту сторону, где грохотали барабаны.

– Может быть, все обойдется. Насколько я понял, у них не так много осталось бойцов, а те, что остались, стары и деморализованы. Вполне может так получиться, что ты был прав и кое-кто даже предложит нам помощь, как это сделал ка-тет Речного Перекрестка. А может быть, мы вообще никого не увидим… они нас увидят, увидят, что мы при оружии, и решат, что лучше им спрятаться от греха подальше и дать нам спокойно пройти. Но даже если такой вариант не пройдет, я очень надеюсь, что они разбегутся, как крысы, когда мы пристрелим кого-нибудь, а еще лучше – парочку.

– А если они решат драться?

Роланд мрачно усмехнулся:

– Тогда, Эдди, всем нам придется вспомнить лица своих отцов.

Глаза Эдди блеснули во тьме, и он снова напомнил Роланду Катберта – его старого друга Катберта, который однажды сказал, что он ни за что не поверит в привидений, пока не попробует одного на зуб, – Катберта, с которым однажды они разбросали под виселицей хлебные крошки.

– Я, надеюсь, ответил на все вопросы?

– Нет… но на этот раз ты, по-моему, был со мной честен.

– Тогда, Эдди, спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Эдди повернулся и пошел прочь. Роланд стоял и смотрел ему вслед. Теперь он его слышал, когда прислушивался… но все равно еле-еле. Он сам направился было в лагерь, но потом передумал и пошел в темноту – в направлении Лада.

Он, Джейк, из тех, кого старая женщина называла младами. Она сказала, что все они захотят его заполучить.

Вы мне не дадите упасть в этот раз?

Нет. Теперь никогда.

Но он знал одну вещь, о которой не знали другие. Быть может, теперь, после этого разговора с Эдди, он скажет им… обязательно скажет, но все-таки чуть попозже.

На древнем наречии, которое в мире стрелка было когда-то универсальным языком, большинство слов, в том числе ка и кхеф, имело множество значений. Но слово чар – кстати, Чарли Чу-чу начиналось с того же слога – было однозначным.

Чар означало смерть.

Глава VМост и город

1

Три дня спустя они набрели на разбившийся аэроплан.

Джейк первым увидел его – вспышку яркого света в сиянии позднего утра на расстоянии примерно миль в десять, как будто зеркальце, сверкавшее в траве. Когда путники подошли поближе, они смогли явственно разглядеть очертания темной штуковины, что примостилась у самого края Великого Тракта.

– Похоже на мертвую птицу, – заметил Роланд. – Большую птицу.

А еще час спустя они молча встали у края дороги, глядя на древний остов самолета. На прогнившем фюзеляже гордо восседали три жирные вороны. Они нахально уставились на незваных гостей. Подобрав камень с дороги, Джейк запустил им в птиц. Те с негодующим карканьем взвились в воздух.

Одно крыло аэроплана отломилось во время падения и валялось теперь ярдах в тридцати от почерневшего корпуса, точно трамплин для прыжков в воду среди зеленой травы. В остальном же аэроплан почти не пострадал. Только стекло фонаря кабины треснуло в том месте, куда ударилась голова пилота. Там осталось большое пятно тускло-ржавого цвета.

Ыш обежал аэроплан, обнюхал ржавые лопасти пропеллера и поспешно вернулся к Джейку.

Человек в кабине, одетый в дутый кожаный комбинезон и шлем с шипом на макушке, давно превратился в иссохшую мумию, готовую рассыпаться в прах при малейшем прикосновении. Губ у него уже не было – зубы обнажились в последней гримасе отчаяния. От пальцев, когда-то толстых, как сосиски, остались теперь лишь кости, обтянутые желтой кожей, – мертвые кости, вцепившиеся в штурвал. Ударившись головой о фонарь, пилот раскроил себе череп, и Роланд догадался, что зеленовато-серые разводы, покрывавшие левую часть лица, – это все, что осталось от мозга. Голова мертвеца была запрокинута к небу, как будто он до последнего не сомневался, что сможет снова подняться ввысь. Сохранившееся крыло все еще простиралось над буйно разросшейся травой. Там красовалась выцветшая эмблема: кулак с зажатой в нем молнией.

– Похоже, тетушка Талита ошиблась, а старик-альбинос был прав. – В голосе Сюзанны явственно слышался благоговейный трепет. – Это, наверное, Давид Шустрый, тот самый незаконнорожденный принц. Посмотри, Роланд, какой он здоровый… им, наверное, пришлось его жиром смазать, чтоб запихнуть в эту кабинку!

Роланд кивнул. Жара и годы потрудились на славу: от человека внутри механической птицы остался всего лишь скелет, обтянутый высохшей кожей, – но до сих пор еще было видно, какими широкими были когда-то плечи у этого человека, а изуродованная его голова поражала своими размерами.

– Так пал лорд Перт, – сказал он, – и земля содрогнулась от этого грома.

Джейк вопросительно на него покосился.

– Это из старой баллады, – пояснил Роланд. – Был такой великан, лорд Перт. Он отправился на войну, один против воинства в тысячу человек, но не успел даже покинуть свои владения: один мальчишка швырнул в него камнем. Камень попал в колено. Перт споткнулся, упал под тяжестью своих доспехов и сломал себе шею.

– Похоже на нашу легенду про Давида и Голиафа, – заметил Джейк.

– Он не горел, – сказал Эдди. – Скорее всего у него просто кончилось горючее и он попытался посадить самолет на дорогу. Садился с отказавшим двигателем. Он, может, был самозванцем и варваром, я уж не знаю, но мужик он был смелый.

Роланд кивнул и повернулся к Джейку.

– Тебе не страшно?

– Да нет. Если бы он был… ну, вы понимаете… если б он умер недавно, тогда, наверное, было бы чуточку страшно. – Джейк оторвал взгляд от мертвого человека в кабине и посмотрел на город. Они подошли совсем близко, и Лад стал виден гораздо отчетливее. Отсюда уже можно было разглядеть, что в окнах многих высотных домов не хватает стекол, но Джейк, как и Эдди, все-таки не отказался пока от надежды, что им там помогут. – Готов поспорить, что в городе после его кончины все пошло наперекосяк.

– Думаю, ты бы выиграл это пари, – сказал Роланд.

– Знаете что? – Джейк опять повернулся к аэроплану. – Может быть, те, кто построил этот город, и выпускали свои самолеты, но я все же уверен, что это – один из наших. В школе, еще в пятом классе, я писал реферат по воздушному бою, и мне кажется, я узнаю модель. Можно я посмотрю поближе, а, Роланд? Пожалуйста.

Роланд кивнул.

– Давай только вместе посмотрим.

Они вместе приблизились к аэроплану, утопавшему в высокой траве.

– Вон там, видите? – показал Джейк. – Пулемет под крылом? Это модель с воздушным охлаждением, германского производства. «Фокке-вульф» называется. Их выпускали перед самым началом Второй мировой. Но только что он тут делает?

– Самолеты часто пропадают, – заметил Эдди. – Возьми, например, Бермудский треугольник. Это, Роланд, такое место над одним из наших океанов. Там вообще беспредел творится. Заколдованное прямо место. А может быть, мне сейчас пришло в голову, это просто здоровая дверь между нашими двумя мирами… дверь, которая открыта всегда. Или почти всегда. – Эдди ссутулился и попытался, весьма, кстати, посредственно, изобразить Рода Серлинга: – Просьба всем пристегнуть ремни. Мы приближаемся к вихревой зоне. Наш самолет входит… в зону Роланда!

Джейк и Роланд, которые стояли уже под сохранившимся крылом самолета, даже не повернулись к нему.

– Подсадите меня, Роланд.

Роланд покачал головой.

– Крыло кажется крепким, но оно все прогнило, Джейк… эта штука валяется здесь много лет. Ты упадешь.

– Тогда поднимите меня на руках.

– Давай я, Роланд, – вызвался Эдди.

Роланд лишь на мгновение опустил взгляд на свою изувеченную правую руку, потом небрежно пожал плечами и сплел пальцы в замок:

– Я сам. Он не тяжелый.

Джейк снял кроссовки и легко встал на «ступеньку» из рук Роланда. Ыш залился пронзительным лаем – то ли от возбуждения, то ли от страха, Роланд так и не понял.

Теперь Джейк прижимался грудью к одному из проржавелых закрылков. Повернув голову вправо, он изучал эмблему на крыле. Кулак, сжимающий молнию. С одного края она слегка отслоилась от поверхности крыла. Джейк взялся за этот приподнятый краешек и потянул. Эмблема оторвалась, причем с такой легкостью, что мальчик наверняка бы упал, если бы Эдди не поддержал его за ягодицы.

– Я так и знал, – сказал Джейк. Под оторвавшейся эмблемой открылась еще одна. Свастика. – Просто хотелось проверить. Можете опустить меня, я уже все посмотрел.

Они снова двинулись в путь, и на протяжении всего дня – стоило лишь оглянуться – сзади маячил хвост самолета, поднимающийся из высокой травы, как надгробие лорда Перта.

2

В тот вечер как раз была очередь Джейка разводить костер. Когда он уложил наконец хворост так, чтобы Роланд уже ни к чему не сумел придраться, стрелок протянул ему кремень и кресало.

– Посмотрим, как у тебя получится.

Эдди с Сюзанной сидели с другой стороны костра, любовно приобняв друг друга за талии. Сегодня, уже ближе к вечеру, Эдди заметил в траве у дороги какой-то красивый ярко-желтый цветок и сорвал его для Сюзанны. Она приколола его к волосам и теперь, каждый раз, когда ее взгляд обращался к Эдди, она улыбалась с сияющими глазами. Роланд все это подмечал. И ему это нравилось. Их любовь стала глубже и крепче. Что ж, хорошо. Любовь должна быть действительно крепкой, чтобы сохраниться на долгие годы.

Джейк высек искру, но она, ярко вспыхнув, погасла в нескольких дюймах от растопки.

– Держи кремень ближе, – посоветовал Роланд. – И сжимай крепче, Джейк. И не надо стучать по нему огнивом. Чиркай.

Джейк попробовал снова, и на этот раз искра попала туда, куда нужно. Впрочем, все равно без толку. В воздух взвилась тоненькая струйка дыма, но огонь так и не разгорелся.

– У меня, похоже, не выходит.

– Ничего, научишься. И подумай пока вот над чем: что ночью пляшет, а днем отдыхает?

– Чего?

Роланд придвинул руки Джейка еще ближе к растопке.

– Как я понимаю, такой в твоей книжке нет.

– А-а, так это загадка! – Джейк высек еще одну искру. На этот раз посреди костра вспыхнул крошечный язычок пламени. Правда, он тут же погас. – Вы тоже знаете какие-то загадки?

– И не просто «какие-то», – отозвался Роланд. – Я знаю их много. А мальчишкой, наверное, знал больше тысячи. Мы специально их изучали.

– Правда? А зачем, интересно, их изучать, загадки?

– Ваннай, мой наставник, говорил, что разгадывание загадок способствует развитию ума. Что кто научится их разгадывать, тот научится думать неординарно и гибко. Каждую пятницу мы устраивали состязания по разгадыванию загадок, и тот, кто выигрывал, мог уйти с занятий пораньше.

– И часто, Роланд, тебя отпускали пораньше? – поинтересовалась Сюзанна.

Он покачал головой, пряча улыбку.

– Мне очень нравилось их разгадывать, но у меня не всегда получалось. Честно сказать, чаще не получалось. Ваннай говорил, это все потому, что я слишком глубоко задумывался. А отец говорил, что мне не хватало воображения. Наверное, оба они были правы… но отец все-таки был ближе к истине. Револьвер я всегда доставал быстрее всех и стрелял лучше всех, но вот насчет того, чтобы неординарно мыслить… у меня с этим было туго.

Сюзанна, которая внимательно наблюдала за тем, как Роланд держал себя со стариками в Речном Перекрестке, подумала, что он себя явно недооценивает. Однако она промолчала.

– Иногда, долгими зимними вечерами, у нас устраивались состязания в Большом Зале. Если участвовали только младшие, побеждал всегда Ален. Если же состязались взрослые, победителем был неизменно Корт. Он знал больше загадок, чем мы все, вместе взятые, и с каждой ярмарки, где проходили «загадочные» турниры, он всегда приносил гуся. В загадках таится великая сила, и каждый, наверное, знает хотя бы одну или две.

– Даже я, – сказал Эдди. – Вот, например: могут ли трупы плясать?

– Тьфу ты, гадость, – сморщилась Сюзанна, не в силах, однако, сдержать улыбку.

– Да, если труппы балетные! – торжествующе завопил Эдди и улыбнулся, когда Джейк, рассмеявшись, неловко взмахнул рукой и сбил уложенный для растопки хворост. – Да-да, уважаемые, у меня их в запасе, наверное, миллион!

Роланд, однако, не рассмеялся. Наоборот, он как будто немного обиделся.

– Ты извини меня, Эдди, но это действительно глупая шутка.

– Господи, Роланд, прошу прощения. – Эдди все еще улыбался, но в его голосе явственно слышалось раздражение. – Я все забываю, что чувство юмора тебе отстрелили в этом Крестовом походе детей, или как там он у вас назывался.

– Просто я отношусь к загадкам серьезно. Меня так научили, что способность разгадывать их говорит о здоровом и рациональном уме.

– Ну все равно они нам не заменят произведений Шекспира или квадратного уравнения, – примирительно проговорил Эдди. – Я хочу сказать, не будем отвлекаться.

Джейк задумчиво поглядел на Роланда.

– У меня в книжке написано, что загадки – это самая древняя из всех игр, в какую люди играют до сих пор. Я имею в виду, в моем мире. А парень, с которым я разговаривал в книжной лавке, сказал, что загадки – действительно дело серьезное, а не просто так шуточки. Он говорил, что когда-то из-за них убивали.

Роланд смотрел в пространство – в сгущавшийся сумрак.

– Да, – вымолвил он наконец. – Я сам это видел. – Он вспомнил одно состязание на ярмарке, которое закончилось не вручением обычного приза, гуся, а смертью того косоглазого мужичка в шляпе с бубенчиками, который корчился в пыли с кинжалом в груди. С кинжалом Корта. Мужик этот, бродячий певец и акробат, попытался обжулить Корта, стащив у судьи книжку, где на страницах из тонких пластинок коры были записаны все ответы.

– Ой-ой-ой, – выдавил Эдди. – Вы уж меня извините, глупого.

Сюзанна смотрела на Джейка во все глаза.

– А я и забыла… Ведь у тебя с собой книжка с загадками. Можно мне посмотреть?

– Да, конечно. Она у меня в ранце. Правда, там кто-то выдрал страницы с ответами. Наверное, поэтому мистер Тауэр отдал мне ее беспла…

Он умолк, когда чьи-то пальцы больно впились ему в плечо.

– Как, ты сказал, его звали? – переспросил Роланд.

– Мистер Тауэр, – повторил Джейк. – Келвин Тауэр. А я разве не говорил?

– Нет. – Роланд медленно разжал пальцы, отпустив плечо Джейка. – Но теперь, когда ты сказал, я в общем-то не удивляюсь.

Эдди открыл ранец Джейка, нашел книжку с загадками и бросил ее Сюзанне.

– Знаешь что, – сказал он, – а мне всегда нравилась эта загадка про трупы. Она, быть может, безвкусная, но забавная.

– Дело даже не в этом, – заметил Роланд. – Она бессмысленная, и у нее нет решения. В общем, глупая это загадка. А у хорошей загадки должен быть смысл. И решение.

– Господи Боже! Да вы, ребята, похоже, действительно принимаете это дело всерьез?!

– Вот именно.

Джейк тем временем снова сложил растопку и старательно высекал искры, думая над загадкой, из-за которой начался спор. Неожиданно он улыбнулся:

– Костер. Правильно я угадал? Костер. Ночью пляшет, а днем отдыхает. Когда темно, мы его зажигаем, и пламя пляшет. А днем мы его гасим, и оно вроде как отдыхает. В общем-то просто.

– Все правильно. – Роланд тоже улыбнулся Джейку, но смотрел он на Сюзанну, которая углубилась в маленькую потрепанную книжку. Глядя на то, как она сосредоточенно морщит лоб, перелистывая страницы, как поправляет рассеянным жестом цветок в волосах, он подумал, что, наверное, только Сюзанна способна почувствовать и понять, насколько важной для них может быть эта книжка загадок… вполне вероятно, что даже важнее, чем «Чарли Чу-чу». Он перевел взгляд с Сюзанны на Эдди, и в нем опять поднялось раздражение, вызванное этой дурацкой его загадкой. Эдди еще кое в чем напоминал ему Катберта, только в этом их сходство было не самым приятным: иной раз Роланду хотелось встряхнуть его так, чтобы из носу у него пошла кровь, а зубы просто повыпали изо рта.

Спокойно, стрелок… спокойно! – прозвучал у него в голове голос Корта, не то чтобы насмешливый, но ехидный. Роланд решительно отгородился от всех эмоций. Сделать это оказалось не так уж и трудно, особенно если вспомнить, что Эдди иной раз впадал в ребячество и начинал дурить, может быть, сам того не желая. Просто такой у него характер, отчасти сформированный ка, и тут уже ничего не поделаешь. К тому же Роланд прекрасно знал, что Эдди способен не только на идиотские выходки. Теперь, всякий раз, когда он начинал несправедливо думать иначе, стрелок вспоминал их ночной разговор на дороге три дня тому назад, когда Эдди обвинил его в том, что он использует их как пешки в своей игре. Тогда это его рассердило… и все-таки Эдди был не так уж далек от истины. Во всяком случае, Роланду стало стыдно.

Эдди, пребывавший, к счастью, в блаженном неведении относительно всех этих сложных Роландовых размышлений, неожиданно объявил:

– Зеленое, весит сто тонн и обитает на дне морском – это что?

– Я знаю! – воскликнул Джейк. – Моби Сопля, большой зеленый кит.

– Идиотизм, – буркнул Роланд себе под нос.

– Да… но поэтому и смешно, – сказал Эдди. – Между прочим, если хочешь знать, шутки тоже развивают ум и приучают мыслить неординарно. Понимаешь ли… – Увидев лицо Роланда, он рассмеялся и поднял руки. – Ладно, замяли. Сдаюсь. Ты все равно не поймешь. Даже за тысячу лет. Давай лучше посмотрим книжку. Я даже попробую отнестись к ней серьезно… но при условии, что сначала мы поедим.

– Не зевай, – проговорил Роланд и улыбнулся.

– Чего?

– Это значит, что мы с тобой договорились.

Джейк чиркнул огнивом по кремню. Вспыхнула искра, и на этот раз хворост все-таки загорелся. Джейк, довольный, откинулся назад и, поглаживая Ыша по шерстке, принялся наблюдать, как разгорается пламя. Он ужасно собой гордился. Он сумел развести костер… и отгадал загадку Роланда.

3

– Я тоже знаю одну загадку, – сказал Джейк за ужином, когда они поглощали очедную порцию «стрелецких голубцов».

– Такую же глупую? – спросил Роланд.

– Нет. Настоящую.

– Тогда загадывай.

– О'кей. Нету ног, но на месте она не стоит; ложе есть, но она не спит; не котел, но бурлит, не гроза, но гремит; нету рта, но она никогда не молчит.

– Да, хорошая загадка, – согласился Роланд. – Только старая. Это река.

Джейк слегка приуныл.

– Вас действительно трудно чем-нибудь озадачить.

Роланд бросил Ышу последний кусок своего «голубца». Ушастик жадно накинулся на угощение.

– Меня-то что! Со мной справиться – «дел на плевок», как сказал бы наш Эдди. Вот видел бы ты Алена! Он собирал загадки, как какая-нибудь девица собирает коллекцию вееров.

– Это «плевое дело», старый ты пень, – поправил его Эдди.

– Спасибо. Вот тебе тоже загадка: «Что сначала лежит, а потом встает. Сначала белое, а потом краснеет. Чем больше становится, соком налившись, тем милее оно старушкам?»

Эдди разразился безумным хохотом.

– Член! – выкрикнул он сквозь смех. – Фу, Роланд, как грубо! Но мне нравится! Нра-а-а-вится!

Роланд покачал головой.

– А вот и нет. Не угадал. Хорошая загадка, бывает, похожа на головоломку из слов, как та, про реку, которую загадал нам Джейк. Но иногда она больше похожа на ловкий трюк, как у фокусника в балагане. Ты ищешь в одном направлении, а ответ-то совсем в другом.

– Двойная загадка. – Джейк пояснил, что имеет в виду, пересказав им загадку про льва и Самсона и толкование Эрона Дипно.

– Это не земляника? – спросила Сюзанна и тут же ответила на свой вопрос: – Ну да, земляника. Это как та загадка про костер. В ней тоже скрыта метафора. Стоит только понять, в чем метафора, и загадку решить несложно.

– Я просил об интимном свидании, облачая свое предложение в метафоры, но она удалилась, влепив мне по роже, – грустно продекламировал Эдди. Никто, однако, не обратил на него внимания.

– Если, скажем, заменить «встает» на «растет», – продолжала Сюзанна, – а «лежит» на «лежит в земле», тогда все уже просто. Сначала белая, несозревшая… потом краснеет. Наливается соком, становится больше. И старушкам она тоже нравится. Все, наверное, любят ягоды. – Она была явно довольна собой.

Роланд кивнул.

– Вообще-то ответ – виника, тоже ягода. Так что все правильно.

Эдди взял книжку с загадками и принялся перелистывать страницы.

– А вот смотри, Роланд, еще загадка: когда нельзя открыть дверь?

– Это что, очередной пример твоего идиотизма? – нахмурился Роланд. – Мое терпение, знаешь ли, не…

– Нет, я обещал тебе быть серьезным, и я абсолютно серьезен… во всяком случае, я пытаюсь. Это загадка из книжки, а я просто знаю ответ. Слышал когда-то в детстве.

Джейк, который тоже знал ответ, заговорщически подмигнул Эдди. Эдди моргнул в ответ и с изумлением увидел, что Ыш тоже пытается подмигнуть. Он то таращился, то закрывал оба глаза, пока наконец ему не надоело.

Роланд с Сюзанной тем временем думали над загадкой.

– Что-то, наверное, связанное с глупостью, – пробормотал Роланд. – Говорят же еще «безрукий» о глупом, бестолковом человеке… гм…

– Гмм. – Ыш в точности повторил задумчивую интонацию стрелка. Эдди опять подмигнул Джейку. Мальчик прикрыл рот рукой, пряча улыбку.

– Может, когда у человека руки не там пришиты? – неуверенно спросил Роланд.

– Не-а.

– Когда она нарисована, – неожиданно и решительно проговорила Сюзанна. – Когда она бумажная.

– Опять мимо. – Эдди теперь улыбался, уже не таясь.

Джейк между тем удивлялся, как далеко они оба ушли от правильного ответа. Наверное, в словах и вправду заключено какое-то волшебство. Не сказать, чтобы что-то совсем уже выдающееся: никаких тебе ковров-самолетов или испаряющихся слонов, – но какое-то волшебство все же было. Неожиданно то, чем они сейчас тут занимались – просто играли в загадки вечером у костра, – предстало перед ним в новом свете. Джейк решил, что все это похоже на жмурки, только вместо темной повязки были слова.

– Сдаюсь, – сказала Сюзанна.

– Я тоже, – кивнул Роланд. – Если вы знаете, то говорите ответ.

– Когда она распахнута, отворена. Понятно? – Эдди пару мгновений выждал, а когда увидел, что Роланд вроде бы понял, спросил с некоторой опаской: – Ну как, Роланд, неплохо? Я честно пытался на этот раз быть серьезным… нет, правда.

– Очень даже неплохо. Мне, знаешь, понравилось. Корт бы наверняка догадался… и Ален, наверное, тоже… хотя загадка действительно заковыристая. А я совершил ту же ошибку, что и всегда: с ходу решил, что загадка сложнее, чем есть, и проскочил мимо правильного ответа.

– В этом действительно что-то есть, правда? – задумчиво произнес Эдди. Роланд кивнул, но Эдди этого не увидел: он смотрел на костер, где в огне расцветали и увядали в мгновение ока десятки пылающих роз.

– Ладно, – сказал Роланд. – Еще одну, и ложимся спать. Только с сегодняшней ночи мы начинаем дежурить. По очереди. Эдди, ты первый, потом Сюзанна, а потом я.

– А я? – спросил Джейк.

– Тебе тоже, наверное, придется дежурить. Но не сегодня – потом. Тебе надо как следует высыпаться, это сейчас важнее.

– Ты действительно думаешь, в этом есть необходимость? – спросила Сюзанна.

– Не знаю. И это само по себе уважительная причина, чтобы все-таки выставить часового. Давай, Джейк, выбери что-нибудь из твоей книжки.

Эдди передал книгу Джейку. Тот пролистал ее почти всю и остановился в конце.

– Ого! Ничего себе! Вот совершенно убойная!

– Не боись, – ободрил его Эдди. – Если я ее не отгадаю, Сьюз точно допетрит. Нас с ней знали на всех больших ярмарках в округе: Эдди Дин и его Королева Загадок!

– Сегодня мы остроумны донельзя, – съязвила Сюзанна. – Посмотрим, мой сладенький, что останется от твоего остроумия, когда ты просидишь до полуночи у дороги.

Джейк начал читать:

Его не потрогаешь и не увидишь.

Формы нет у него.

Нет вообще ничего – только имя.

Оно то коротким бывает, то длинным,

И оно всегда с нами:

Во всех разговорах, забавах и играх.

Они все бились над этой загадкой минут пятнадцать, но никто не сумел предложить более или менее подходящего варианта ответа.

– Может, кому-то отгадка приснится, – сказал Джейк. – Я именно так разгадал ту загадку про реку.

– Дешевая книжка с выдранными ответами, – прокомментировал Эдди, вставая и набрасывая одеяло на плечи, как плащ.

– Ну да, дешевая. Мистер Тауэр мне ее просто отдал. За так.

– За чем я должен следить, Роланд? – спросил Эдди.

Роланд, уже улегшийся спать, пожал плечами.

– Не знаю. Но ты, наверное, сам поймешь, когда что-нибудь этакое увидишь или услышишь.

– Если начнешь засыпать, разбуди меня, – попросила Сюзанна.

– Можешь не сомневаться.

4

Вдоль дороги тянулась канава, густо заросшая травой, и Эдди, поплотнее укутавшись в одеяло, уселся на дальней ее стороне. Тонкая пелена облаков затянула ночное небо, затуманивая звездный свет. С запада дул сильный ветер. Повернувшись лицом навстречу ветру, Эдди почувствовал явственный запах буйволов, которые теперь безраздельно владели равнинами, – смешанный дух влажной горячей шерсти и свежего дерьма. Острота восприятия, которая снова вернулась к нему за эти последние несколько месяцев, была поразительной… а иногда, как сейчас, например, она просто пугала.

Где-то – совсем уже далеко – жалобно замычал буйволенок.

Эдди уставился в сторону города. Вскоре ему начало казаться, что он различает вдали искорки бледного света – света от электрических свечей, как называли их старики-альбиносы, – хотя он хорошо понимал, что, возможно, там нет ничего и он видит лишь то, что ему очень хочется видеть.

Ты сейчас далековато от Сорок второй улицы, приятель… Надежда, конечно, крутая штука, что бы там ни говорили, но когда ты начнешь утопать в мечтах, просто напомни себе одну вещь: твоя Сорок вторая улица далеко. Там, впереди, не Нью-Йорк, как бы тебе ни хотелось уверить себя в обратном. Это Лад, и он вряд ли будет таким, каким ты его представляешь. И если ты будешь помнить об этом, тогда, может быть, ты «прорвешься».

Чтобы как-то скоротать время дежурства, Эдди опять принялся ломать голову над последней загадкой, которую Джейк нашел в книжке. Нагоняй от Роланда, который тот устроил ему за невинную шутку про труп, оставил в душе неприятный осадок… неплохо было бы завтра утром выдать им правильный ответ. Они, конечно, не смогут его проверить, потому что страницы с ответами кто-то выдрал, но после сегодняшнего разговора у Эдди сложилось мнение, что хороший ответ у хорошей загадки обычно не вызывает сомнений.

Оно то коротким бывает, то длинным. Для себя Эдди решил, что именно эти слова – ключ к разгадке. А все остальное, возможно, специальные «навороты», уводящие в ложную сторону. Что бывает то коротким, то длинным? Штаны, может быть? Нет. Штаны действительно бывают короткими или длинными, но он ни разу не слышал, чтобы штаны принимали участие в разговорах. К тому же их можно увидеть и можно потрогать. Истории? Тоже бывают короткими или длинными, но, как и штаны, подходят только под это определение. Выпивка тоже бывает короткой и затяжной…

– Заказ, – пробормотал он себе под нос и сам уверился на мгновение, что нашел ответ, хотя прилагательные «короткий» и «длинный» подходили к данному слову с большой натяжкой. «Длинный» заказ – дело трудоемкое; «короткий» заказ можно сделать в любой забегаловке, если вы очень торопитесь… гамбургер, например, или сандвич с тунцом. Но опять же ни роскошный обед из нескольких блюд, ни гамбургер не участвуют в разговорах и играх. А вроде бы так складно…

Он даже сплюнул от разочарования и тут же улыбнулся себе: чего, спрашивается, психовать из-за какого-то безобидного каламбурчика из детской книжки?! И тем не менее Эдди вдруг сообразил, что теперь ему легче поверить в то, что люди действительно убивали друг друга из-за загадок… особенно если ставки в этой игре были достаточно высоки и какой-нибудь умник пытался смухлевать.

Не заводись… Ты сейчас повторяешь ошибку Роланда: погружаешься в дебри и проскакиваешь мимо правильного ответа.

Но, с другой стороны, надо же чем-то заняться.

В этот момент в городе снова грохнули барабаны, и все мысли Эдди, естественно, обратились к этому непонятному звуку. Грохот возник совершенно неожиданно: только что его не было вовсе, и вот он звучит уже в полную силу, как будто кто-то нажал на кнопку включения. Эдди вышел к обочине и, повернувшись в сторону города, стал прислушиваться. Через пару секунд он оглянулся, чтобы проверить, не разбудили ли барабаны его товарищей. Но все спали. Он был один. Эдди опять повернулся к Ладу и приложил ладони к ушам, чтобы лучше слышать.

Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум.

Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум.

Теперь Эдди уверился окончательно, что его первоначальное предположение подтвердилось. Эту загадку, во всяком случае, он разгадал.

Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум.

Сама мысль о том, что он стоит на пустынной дороге в почти безлюдном мире, милях в ста семидесяти от города, построенного в незапамятные времена какой-то мифической исчезнувшей цивилизацией, и слушает рок-н-ролльную партию для ударных… бред сивой кобылы, но, с другой стороны, чем «бредовее» древнего светофора, из которого со звоном вываливается зеленый флажок с надписью ИДИТЕ, или немецкого самолета тридцатых годов?

Эдди шепотом напел припев из «зи-зи-топовской» песенки:

Чтоб залепить этот шов

на шикарных твоих штанах,

У тебя есть та самая липкая бяка.

О да, да, да…

Слова идеально ложились на ритм барабанов. Попсовая версия партии для ударных из «Велкро Флай». Эдди больше не сомневался.

Вскоре звук оборвался так же внезапно, как и начался. Остался только шум ветра и – вдалеке – плеск реки Сенд, у которой есть ложе, но которая никогда не спит.

5

Следующие четыре дня прошли безо всяких интересных событий. Путники шли вперед, глядя на мост и город, которые становились все ближе и вырисовывались все отчетливее с каждой милей; поздним вечером разбивали лагерь; ели «стрелецкие голубцы»; загадывали друг другу загадки; поочередно несли дежурство (Джейк все-таки уговорил Роланда и теперь тоже стоял на страже: два часа перед самым рассветом) и спали. Единственный случай, достойный упоминания, произошел около полудня на третий день после того, как они набрели на разбившийся аэроплан.

Они услышали жужжание. Оно становилось все громче и громче и заглушило в конце концов все остальные звуки. Роланд остановился и показал в направлении эвкалиптовой рощи.

– Вон там.

– Похоже на пчел, – заметила Сюзанна.

Тускло-голубые глаза стрелка загорелись.

– Не исключено, что сегодня на ужин у нас будет знатный десерт.

– Не знаю, как и сказать тебе, Роланд, – заметил Эдди, – но мне почему-то не нравится, когда меня кто-то кусает.

– Кому ж это понравится?! – согласился Роланд. – Но ветра сегодня нет, так что, мне кажется, можно будет спокойненько окурить их дымом до полусонного состояния, а потом забрать соты и не устроить при этом пожар на полмира. Давайте посмотрим.

Он поднял Сюзанну с коляски и понес ее к роще. Сюзанна, надо сказать, тоже жаждала приключений не меньше, чем сам стрелок. Эдди с Джейком опасливо поплелись следом, а Ыш, очевидно, решивший, что осторожность есть наивысшая добродетель отважных, остался сидеть на обочине Великого Тракта, тяжело, по-собачьи дыша и внимательно наблюдая за людьми.

На опушке рощицы Роланд остановился.

– Вы оставайтесь здесь, – велел он Джейку и Эдди, понизив голос. – А мы сходим посмотрим. Если там все нормально, я вас позову.

С Сюзанной на руках стрелок скрылся в тени деревьев, прорезанной пятнами солнечных бликов, а Эдди с Джейком остались стоять на солнцепеке, глядя им вслед.

В тени было заметно прохладнее. Равномерное жужжание пчел навевало сонливость.

– Их слишком много, – тихонько заметил Роланд. – Сейчас конец лета. Они должны собирать пыльцу, а не в улье жужжать. Я не пони…

Он умолк, заметив пчелиный улей, свисающий, точно раздутая опухоль, из дупла дерева в центре поляны.

– Что это с ними? – спросила Сюзанна тихим испуганным голосом. – Роланд, что с ними такое?

Пчела, толстая и медлительная, точно овод в октябре, пролетела мимо ее головы. Сюзанна испуганно отшатнулась.

Роланд жестами показал Эдди и Джейку, чтобы они подошли. Все четверо замерли, молча глядя на улей. Соты его представляли собой не правильные шестиугольники, как должно было быть, а дыры всех форм и размеров, расположенные в совершеннейшем беспорядке. Сам улей выглядел так, как будто расплавился под паяльной лампой. Вялые пчелы, лениво переползающие по нему, были белыми точно снег.

– На сегодня десерт отменяется, – заключил Роланд. – То, что мы извлечем оттуда, на вкус, может быть, сладкое, но наверняка ядовитое.

Одна из уродливых белых пчел тяжело прожужжала у Джейка над головой. Он пригнулся с выражением искреннего отвращения.

– Что с ними случилось? – спросил Эдди Роланда. – Из-за чего они стали такими?

– Из-за того же, что опустошило весь этот край. Из-за чего многие здешние буйволы до сих пор еще рождаются бесплодными уродами. Я слышал много тому названий: Древняя война, Великий пожар, Перелом, Катаклизм, Великая порча. Я не знаю, что это было на самом деле, но с той поры и начались все наши беды, и случилось это давным-давно, за тысячу лет до того, как прапрапрадеды стариков из Речного Перекрестка появились на свет. Физические последствия – двухголовые буйволы, белые пчелы и все такое – с течением времени сходят на нет. Я сам кое-что видел и знаю. Но есть и другие последствия. Они гораздо серьезнее, хотя их труднее заметить, и они, эти страшные перемены, продолжаются до сих пор.

Они постояли еще немного, глядя на ползающих белых пчел – заторможенных, оцепеневших, беспомощных. Некоторые пытались работать, но большинство просто тыкалось из стороны в сторону, сталкиваясь головами и переползая друг через друга. Эдди вспомнился один сюжет из программы новостей. Там показывали толпу людей, которые выбирались из зоны взрыва. Дело было в каком-то маленьком городке в Калифорнии. Взорвался газопровод. Взрывной волной снесло почти целый квартал. Пчелы напоминали ему тех несчастных – обалдевших, ошеломленных.

– Так у вас была ядерная война? – спросил он, и вопрос прозвучал едва ли не как обвинение. – Эти ваши Великие Древние, о которых ты так часто упоминаешь… взорвали, значит, ко всем чертям свои великие древние задницы. Я правильно излагаю?

– Я не знаю, что у них произошло. Никто не знает. Записи тех времен не сохранились, а то немногое, что до нас дошло в виде устных легенд, весьма запутанно и противоречиво.

– Пойдемте отсюда. – Голос Джейка дрожал. – Не могу я на них смотреть – меня сейчас точно стошнит.

– Нас вместе стошнит, мой хороший, – сказала Сюзанна.

Они ушли прочь с поляны, оставив белесых пчел доживать их бесцельную и бесполезную жизнь в роще древних деревьев, а вечером ужинали без меда.

6

– Так когда же ты все-таки нам расскажешь все? Все, что знаешь? – первым делом спросил Эдди на следующее утро. День выдался ясным, безоблачным и погожим, но в воздухе ощущалась прохлада; скоро наступит осень – их первая осень в этом мире.

Роланд поднял глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Хотелось бы все-таки выслушать всю историю целиком, от начала и до конца – всю историю твоей жизни. Начиная, скажем, с Гилеада. Как ты там вырос и что послужило причиной того, что ты покинул свою страну. Я хочу знать, откуда ты знаешь про Темную Башню и почему вдруг решил отыскать ее. Я хочу знать про твоих друзей. Тех, которые были с тобой вначале. Я хочу, чтобы ты рассказал, что с ними произошло.

Роланд снял шляпу, вытер пот со лба и надел ее снова.

– Да, у вас есть право знать обо всем, и я обязательно вам расскажу… но потом, не сейчас. Это долгая история. Я никогда не думал, что мне придется кому-то ее рассказывать… но, как видно, придется. Хотя бы раз.

– Но когда? – не унимался Эдди.

– Когда придет время, – неопределенно ответил Роланд, и этим им пришлось удовольствоваться.

7

Роланд проснулся за миг до того, как Джейк принялся трясти его за плечо. Он сел рывком и огляделся по сторонам, но Эдди с Сюзанной по-прежнему крепко спали, а в бледном свете раннего утра он не заметил ничего такого, из-за чего стоило бы поднимать тревогу.

– Что такое? – спросил он у Джейка, понизив голос.

– Я не знаю. Похоже, стреляют. Идемте послушаем.

Отбросив в сторону одеяло, Роланд встал и направился следом за Джейком к дороге. По примерным его расчетам, им оставалось не больше трех дней пути до того места, где воды Сенда подступали вплотную к городу. Мост – выстроенный строго вдоль «дорожки» Луча – теперь отчетливо выступал на горизонте, загораживая перспективу. Его очевидный крен стал намного заметнее. С этого расстояния уже можно было различить дюжину, если не больше, дыр в тех местах, где железные тросы, натянутые слишком туго, полопались, точно струны на лире.

В ту ночь ветер со стороны города дул прямо в лицо, и звуки, которые он доносил оттуда, были хотя и слабыми, но вполне различимыми.

– Ну что? Стреляют? – уточнил Джейк.

Роланд кивнул и поднес палец к губам.

Он услышал неясные крики, грохот – как будто обрушилось что-то огромное типа стены или целого дома – и, разумеется, барабаны. Через пару секунд грохот раздался опять, но на этот раз звук был чуть-чуть поприятнее: звон разбившегося стекла.

– Ого! – прошептал Джейк и подвинулся поближе к стрелку.

А потом ветер донес до них звуки, которых Роланд хотя и ждал, но все же надеялся, что не услышит: сухая скороговорка пулеметной очереди, за которой последовал глухой грохот – вне всяких сомнений, какой-то взрыв. Он прокатился по равнинам, словно невидимый шар в кегельбане. После этого крики, стрельба и все остальные звуки утихли. Остался лишь барабанный бой, а когда оборвался и он – как обычно, до жути внезапно, – город опять погрузился в безмолвие. Только теперь тишина таила в себе неприятный оттенок какого-то напряженного ожидания.

Роланд приобнял Джейка за плечи.

– Еще не поздно пойти в обход, – сказал он.

Джейк поднял глаза.

– Нет, нам так нельзя.

– Из-за поезда?

Джейк кивнул и произнес нараспев, как будто читая стихи:

– Блейн – это боль, но мы все равно должны ехать на этом поезде. А сесть на него можно только в городе. Только там.

Роланд задумчиво поглядел на Джейка.

– Почему ты сказал «должны»? Из-за ка? Видишь ли, Джейк, я хочу, чтобы ты усвоил: пока что ты знаешь о ка очень мало – чтобы познать его до конца, иной раз не хватает и целой жизни.

– Не знаю, ка это или нет, но одно я знаю наверняка: без защиты нам нечего и соваться в бесплодные земли, а защиту нам может дать только Блейн. Без него мы умрем, как умрут, когда будет зима, эти пчелы, которых мы видели на поляне. Нам просто необходима защита. Потому что Бесплодные земли отравлены.

– Откуда тебе все это известно?

– Не знаю! – едва ли не в раздражении воскликнул Джейк. – Я просто знаю, и все!

– Ну хорошо, хорошо, – успокоил его Роланд и опять повернулся в сторону Лада. – Но нам надо действовать осторожно. Плохо, конечно, что у них до сих пор сохранился порох. Если у них есть порох, значит, у них могут быть вещи и помощнее. Я что-то сомневаюсь, что они умеют обращаться с таким оружием, но это, может быть, даже опаснее. Кто его знает, а вдруг они, что называется, войдут в раж и взорвут нас всех к чертовой матери.

– Атери, – раздался откуда-то сзади серьезный голос. Оглянувшись, они увидели Ыша, который сидел на обочине и внимательно наблюдал за ними.

8

В тот же день, ближе к вечеру, они набрели на другую дорогу, которая, протянувшись с запада, сливалась с Великим Трактом. От этой развилки Великий Тракт – который теперь стал шире и делился посередине продольным разграничителем, сделанным из какого-то темного камня, – шел под уклон, а крошащиеся от времени бетонные ограждения, поднимавшиеся по обе стороны от дороги, вызывали у путников чувство, похожее на клиническую стадию клаустрофобии. Наконец они остановились напротив пролома в этой бетонной стене, откуда им открывался приятный и утешительный вид на равнину, и наскоро, без аппетита перекусили.

– Почему, интересно, они так сделали, чтобы дорога спускалась? – спросил Джейк у Эдди. – Я хочу сказать, ее специально так построили или как?

Эдди задумчиво поглядел через пролом в стене, за которым раскинулась плоская, как и везде, равнина, и молча кивнул.

– Тогда почему?

– Не знаю, дружище, – ответил Эдди, хотя, кажется, и догадывался, в чем тут дело. Поглядев на Роланда, он понял, что тот тоже знает причину. Дорога, идущая под уклон – сверху вниз – к мосту, служила как бы дополнительным оборонительным средством. Вооруженный отряд, укрывшийся за бетонными стенами, мог без труда контролировать сразу оба редута, сконструированных во всех отношениях продуманно. Если бы защитникам города вдруг по каким-то причинам не приглянулся народ, приближающийся по Великому Тракту к Ладу, они со своих укрепленных позиций разбили бы этих незваных пришельцев, что называется, в пух и прах.

– Вы правда не знаете? – не унимался Джейк.

Эдди улыбнулся ему, упорно стараясь не думать о том, что какой-нибудь псих может сидеть за бетонной стеной и сейчас, готовый в любой момент сбросить на них большую ржавую бомбу.

– Без понятия.

Сюзанна тихонько, сквозь зубы, присвистнула.

– Это, Роланд, дорога в ад. А я-то надеялась, что мы распрощались уже с этой дурацкой упряжью, но, похоже, придется извлечь ее снова.

Он молча кивнул и полез в свой кошель.

Состояние Великого Тракта все ухудшалось по мере того, как другие дороги – поменьше – вливались в него, точно притоки в реку. Ближе к мосту булыжная мостовая сменилась покрытием, которое Роланд принял за металл, а остальные – за обыкновенный асфальт. Оно сохранилось не так хорошо, как булыжник, и не столько даже под разрушительным влиянием времени, сколько из-за бесчисленных всадников и повозок, проехавших здесь с тех пор, как дорогу чинили в последний раз. Вся поверхность дороги теперь представляла собой предательски зыбкое месиво. Даже идти по ней было непросто, не говоря уж о том, чтобы катить здесь коляску Сюзанны. Об этом вообще не могло быть и речи.

Бетонные стены по обеим сторонам дороги становились все круче. Теперь у них наверху, вырисовываясь четкими силуэтами на фоне неба, торчали какие-то тонкие заостренные штуки. Роланду они напоминали наконечники громадных стрел, годных разве что для великанов; его спутникам – боевые ракеты или управляемые реактивные снаряды. Сюзанне представились почему-то ракеты «редстоунз», запускаемые с мыса Канаверал; Эдди подумал об обычных «зенитках», разбросанных по всей Европе и предназначенных к запуску с кузова грузовика; Джейк – о межконтинентальных баллистических, МБРах, упрятанных где-нибудь в бункерах, в глухомани, на безлюдных равнинах Канзаса или в малонаселенных горах Невады и запрограммированных на ответный удар по Китаю или СССР в случае ядерного Армагеддона. Все они чувствовали себя так, как будто вступили в зловещую и печальную зону мрака или вдруг оказались в какой-нибудь местности, над которой довлеет давнее, но все еще не потерявшее силу проклятие.

Через пару часов после того, как они вошли в эту мрачную зону – про себя Джейк назвал ее Прогоном, – бетонные стены закончились в точке, где, точно нити в центре паутины, сходилось с полдюжины подъездных дорог и где местность опять становилась открытой и просторной… к несказанному облегчению всех четверых, хотя никто из них не сказал об этом вслух. Над перекрестком висел еще один светофор, который больше, чем первый, напоминал устройства, знакомые Эдди, Сюзанне и Джейку. Когда-то со всех четырех его сторон были стекла, но их давным-давно выбили.

– Готова поклясться, некогда эта дорога считалась восьмым чудом света, – сказала Сюзанна. – А посмотреть на нее теперь! Не дорога, а минное поле какое-то!

– Старый путь иногда – самый лучший путь, – согласился Роланд, может быть, несколько невпопад.

Эдди показал пальцем на запад.

– Смотрите.

Теперь, когда им не мешали бетонные стены, путники увидели наконец то самое, о чем говорил старый Си за чашечкой горького кофе. «Не пути даже, а путь. Один путь, – сказал он тогда. – Проходит он по высокой насыпи из рукотворного камня, из которого древние строили улицы и дома». Рельс, протянувшийся с запада, приближался к дороге прямой тонкой линией и, пересекая реку, уходил в город по золоченой узенькой эстакаде. Это простое, хотя вместе с тем элегантное сооружение – единственное из всего здесь увиденного не было тронуто ржавчиной, но даже в нем наблюдались серьезные повреждения. Примерно на полпути над рекой отсутствовал длинный кусок эстакады – она просто обрушилась в воду. То, что осталось от разорванного моста, напоминало два пальца, обвиняюще направленных друг на друга. Из воды под проломом торчала какая-то длинная металлическая труба. Когда-то она была ярко-синей, но теперь краска поблекла под расползшимися чешуйками ржавчины. На таком расстоянии труба казалась совсем небольшой.

– Вот и абзац их Блейну, – заметил Эдди. – Неудивительно, что они его больше не слышат. Опоры в конце концов дали дуба, как раз когда поезд ехал над рекой, и Блейн отправился на водопой. Он, наверное, тормозил, когда это случилось, иначе его бы вынесло чуть вперед и мы бы теперь лицезрели на том берегу большую воронку, как от взрыва. Ну что ж, он действительно был выдающимся чуваком, пока не почил тут в бозе.

– Мерси говорила, что был еще один поезд, – напомнила ему Сюзанна.

– Ну да. Только она еще говорила, что не слышала его уже лет семь-восемь, а тетушка Талита подсчитала: все десять. А ты как думаешь, Джейк… Джейк? Земля вызывает Джейка, Земля вызывает Джейка, прием, прием!

Джейк, который не отрываясь смотрел на утонувший поезд, только неопределенно пожал плечами.

– Спасибо, Джейк, ты нам очень помог, – съязвил Эдди. – Всегда у тебя наготове какой-нибудь дельный совет – вот за что я тебя и люблю. За это мы все тебя любим.

Джейк никак на это не прореагировал. Он знал: этот поезд в реке – не Блейн. Потому что он синий, то есть когда-то был синим, а Блейн… Блейн розовый. Того же бледно-розового оттенка, что и жвачка со вкладышами про бейсбол. Во всяком случае, Блейн был таким в его сне.

Роланд тем временем закрепил на груди ремни упряжи, на которой раньше переносил Сюзанну.

– Эдди, будь добр, подсади свою леди на эту штуковину. Нам пора двигать. Хочется, знаешь ли, рассмотреть все поближе.

Джейк оторвал взгляд от синего поезда и нервно взглянул на маячивший впереди мост. Оттуда, но как-то смутно, словно издалека, доносился высокий посвист – гул ветра в прогнивших креплениях, соединяющих верхние тросы с бетонным настилом.

– Вы думаете, не опасно там будет переходить? – спросил он.

– Завтра увидим, – ответил Роланд.

9

Уже на следующее утро путники вышли к мосту и остановились у самого края, глядя на Лад. Мечты Эдди о мудрых эльфах, хранящих знания и древнюю технологию, которые могли бы весьма пригодиться «измученным странникам», постепенно иссякли. Теперь, когда они подошли поближе, он разглядел прорехи в городском пейзаже – темные дыры на месте сгоревших или взорванных кварталов. Ломаная линия горизонта напоминала ему челюсть истлевшего трупа, из которой частично выпали зубы.

Да, многие здания еще сохранились, но вид у них был мрачный и явно нежилой, отчего даже Эдди пришел в уныние, обычно ему не свойственное. Мост, отделявший сейчас путников от этого полуразрушенного лабиринта из бетона и стали, вовсе не производил впечатление крепкого и надежного сооружения, выстроенного на века. Слева его вертикальные тросы безвольно обвисли; тросы справа, казалось, звенели от напряжения. Настил представлял собой ряд полых бетонных плит, обтесанных в виде трапеций, причем какие-то плиты торчали едва ли не вертикально, обнаруживая свои темные пустые внутренности, а какие-то завалились набок. Многие из них только потрескались, но были там и такие, которые полностью раскрошились, и на их месте зияли дыры, куда запросто мог провалиться целый грузовик – большой грузовик. Сквозь эти дыры проглядывали грязный берег и серовато-зеленые воды Сенда. Эдди прикинул, что посередине моста расстояние между водой и настилом составляет не меньше трех сотен футов. И это еще по весьма умеренной оценке.

Взглянув на громадные бетонные кессоны, к которым крепились основные тросы, Эдди про себя отметил, что правый кессон, похоже, был наполовину выворочен из земли. Он решил, что лучше не заострять внимание своих друзей на этом весьма неприятном факте: достаточно уже того, что мост раскачивался из стороны в сторону – не очень сильно, но все же заметно. От одного только взгляда на это его стало слегка подташнивать.

– Ну? – спросил он Роланда. – Что скажешь?

Роланд показал на правую сторону моста. Там тянулась накренившаяся пешеходная дорожка шириной примерно пять футов. Она проходила поверху небольшого возвышения, сложенного из бетонных плит, и представляла собой, по сути, отдельный настил, который крепился к нижнему тросу – или, может быть, к толстому стальному стержню, подвешенному к главным несущим тросам с помощью громадных изогнутых скоб. Эдди с живым интересом занялся изучением ближайшей из них, как это делает человек, которому скоро придется доверить свою драгоценную жизнь изучаемому объекту. Скоба, хотя и проржавевшая, казалась достаточно крепкой. На поверхности он разглядел заводское клеймо ЛИТЕЙНЫЙ ЦЕХ ЛАМЕРКА – и с изумлением сообразил, что он уже не в состоянии различить, сделана надпись на Высоком Слоге или на простом английском.

– Мне кажется, он нас выдержит, – сказал Роланд. – В общем-то он ничего – там только одно ненадежное место. Видите?

– Да уж… трудно его не заметить.

Мост – длиной примерно три четверти мили – не ремонтировался как следует, наверное, тысячу лет, если не больше, но, по мнению Роланда, основной ущерб был ему причинен лишь за последние лет пятьдесят. Когда полопались правые тросы, мост накренился влево. С годами крен становился все больше и больше, причем наибольший изгиб приходился примерно на середину моста, между двумя крепежными башнями высотой четыреста футов каждая. В точке, где напряжение изгиба достигало предела, в бетонном настиле зияла дыра в форме глаза. Провал в пешеходной дорожке был уже, но тем не менее и в ней не хватало по крайней мере двух смежных секций, так что расстояние между краями «прорехи» составляло футов двадцать, если не все тридцать. Под тем местом, где когда-то стояли упавшие плиты, был отчетливо виден стальной проржавевший стержень или, может быть, трос, к которому крепилась дорожка. По этому тросу – или, может быть, стержню – им и придется идти, иначе им просто не перебраться через провал.

– Да, мы вполне можем здесь перейти, – невозмутимо заметил Роланд. – Провал этот, конечно, не самое лучшее место для пешей прогулки, но перила, я вижу, на месте, так что нам будет хотя бы за что держаться.

Эдди кивнул, стараясь выглядеть спокойным, хотя сердце бешено колотилось в груди. Обнаженный трос, на котором держалась дорожка, с виду напоминал трубу, сделанную из стальных сегментов. Ширина его в верхней части составляла не более четырех футов. Его богатое воображение тут же нарисовало заманчивую картину, как они будут перебираться через этот провал: ноги, что называется, враскоряку тело немного клонится назад для поддержания равновесия, руки цепляются за поручни, а мост тем временем ходит туда-сюда, медленно, но ощутимо, как корабль при слабой качке.

– Господи, – выдохнул он и попытался сплюнуть, но ничего у него не вышло. В горле совсем пересохло. – А ты уверен, Роланд?

– Как я понимаю, другого пути просто нет. – Роланд вытянул руку, указывая вниз по течению реки, и Эдди увидел еще один мост. Вернее, не мост, а его опоры – сам мост давным-давно рухнул в Сенд.

Остатки его торчали из воды ржавым сплетением древних стальных деталей.

– А ты что думаешь, Джейк? – осведомилась Сюзанна.

– А-а, какие проблемы?! – отмахнулся Джейк, при этом даже улыбаясь.

– Я тебя ненавижу, пацан, – сказал Эдди.

Роланд с некоторой тревогой покосился на Эдди.

– Если ты чувствуешь, что не сможешь, лучше скажи сейчас. Будет хуже, если, пройдя половину пути, ты застрянешь там на середине.

Эдди еще раз с тоской оглядел изогнутый настил моста, а потом кивнул:

– Думаю, я осилю. Вообще-то я боюсь высоты, но я справлюсь.

– Хорошо. – Роланд обвел взглядом всех троих своих спутников. – Раньше начнем, раньше кончим. Я пойду первым, с Сюзанной. Потом – Джейк. Потом Эдди. С коляской-то справишься?

– А-а, какие проблемы?! – процитировал Эдди Джейка, борясь с острым приступом головокружения.

– Тогда вперед.

10

Как только Эдди ступил на пешеходную дорожку, страх накрыл его ледяной волной, и он начал смутно подозревать, что совершил опаснейшую ошибку. Тогда, на твердой земле, ему представлялось, что мост качается только чуть-чуть, но теперь Эдди чудилось, что он стоит на маятнике самых больших часов в мире. Мост качался хотя и медленно, но постоянно, в размеренном ритме, и амплитуда его колебаний оказалась гораздо больше, чем ему думалось сначала. Поверхность дорожки пестрела трещинами и заметно кренилась влево, градусов на десять, не меньше. Ноги скользили по бетонному крошеву, каждый шаг отзывался противным скрипом трущихся друг о друга плит. С той стороны моста ломаные очертания города медленно качались туда-сюда, словно искусственный горизонт самой медленной в мире видеоигры.

Наверху, в туго натянутых тросах, беспрерывно скулил ветер. Под ногами земля круто обрывалась глинистым северо-западным берегом Сенда. Эдди прошел тридцать футов… потом шестьдесят… сто десять. Скоро он будет уже над водой. При каждом шаге о левую ногу его ударялась коляска Сюзанны.

Между ног у него стремительно проскочило что-то лохматое. Правой рукой Эдди судорожно вцепился в ржавые перила, едва сдержав крик. Мимо прошмыгнул Ыш, подняв на ходу острую мордочку, словно говоря: Прошу прощения – иду на обгон.

– Гребаная зверюга, – процедил Эдди сквозь зубы.

Он неожиданно обнаружил, что, хотя смотреть вниз ему было ужасно противно, еще противнее было глядеть наверх, на стальные канаты, еще как-то скреплявшие верхние тросы с настилом. Кое-где сквозь толстенный слой ржавчины, покрывающий тросы, проступали пучки металлических нитей – как будто куски стальной ваты. Его дядя Рег, маляр по профессии, который в свое время красил и мост Вашингтона, и мост Трайборо, как-то ему разъяснил, что несущие тросы и скрепляющие канаты «сплетены» из тысяч стальных нитей. Здесь, на этом дурацком мосту, эта «плетенка» уже рвалась. Вертикальные тросы начали расплетаться – в буквальном смысле, – и отдельные нити лопались от перегрузок одна за другой.

Если уж он не свалился до этого, то с чего бы ему навернуться теперь? Ты считаешь, он должен обрушиться в реку потому только, что ты сейчас по нему шагаешь? Не льсти себе.

Эти мысли, однако, не принесли желанного облегчения. Нельзя, конечно, знать наверняка, но Эдди был почему-то уверен, что за последние несколько десятилетий они были первыми, кто решился перейти на ту сторону по мосту. К тому же когда-то мост должен обрушиться, и, судя по жалкому его виду, это случится уже в обозримом будущем. Может быть, их совокупный вес и станет той самой соломинкой, что переломит верблюду хребет.

Он споткнулся о кусок бетона и замер на месте, глядя – при этом борясь с подступающей тошнотой, но не в силах оторвать взгляд, – как камешек падает вниз, вниз и вниз, кувыркаясь в полете. Потом раздался слабый всплеск – очень слабый – это камень ударился о поверхность воды. Порыв студеного ветра прижал рубашку к вспотевшей коже. Мост стонал и качался. Эдди попробовал оторвать руки от перил, но они как будто примерзли к ржавому металлу.

На мгновение Эдди закрыл глаза. Ты здесь не застрянешь. Ты здесь не застрянешь. Я… я тебе запрещаю. Если тебе обязательно нужно на что-то смотреть, смотри лучше на эту длинную образину по имени Роланд. Эдди открыл глаза, сфокусировал взгляд на стрелке, заставил себя разжать руки и снова двинулся вперед.

11

Роланд оглянулся, остановившись у края провала посередине моста. Джейк встал в пяти футах за ним. Следом за Джейком – Ыш. Ушастик весь съежился, припав к плитам настила и вытянув шею вперед. Над рекой, на открытом пространстве, ветер усилился. Роланд видел, как ветер шевелит шелковистую шерстку на спинке зверька. Эдди заметно отстал и колупался теперь футах в двадцати пяти позади Джейка. Лицо его было напряжено, оно даже как будто осунулось, но он тем не менее продвигался вперед, волоча за собой сложенную коляску Сюзанны. Коляску он держал левой рукой, а правой мертвой хваткой вцепился в поручень.

– Сюзанна?

– Да, – мгновенно отозвалась она. – Я в порядке.

– Джейк?

Мальчик поднял глаза на стрелка. Он по-прежнему улыбался, так что Роланд лишний раз убедился, что с Джейком проблем не возникнет. Мальчишка, похоже, ловил кайф. Еще бы – от такого-то приключения! Ветер сдувал непослушные пряди с его чистого и красивого лба. Глаза у него сверкали. Он ничего не сказал, только поднял большой палец кверху. Роланд улыбнулся и ответил ему тем же жестом.

– Эдди?

– Обо мне не волнуйся.

Эдди как будто смотрел в его сторону, но Роланд решил, что на самом деле он смотрит не на него, а на кирпичные здания без окон, лепящиеся друг к другу на том берегу – на дальнем конце моста. Все правильно: с учетом его очевидной боязни высоты это, наверное, лучшее, что сейчас можно сделать, чтобы уберечься от страха и сохранить хладнокровие.

– Ладно, как скажешь, – пробормотал Роланд. – Сейчас мы попробуем перебраться через эту дыру, Сюзанна. Главное, не напрягайся. И никаких резких движений. Понятно?

– Понятно.

– Если хочешь устроиться поудобнее, сделай это сейчас.

– Мне удобно, Роланд, – спокойно проговорила она. – Я только за Эдди волнуюсь.

– Эдди теперь стрелок. И он будет вести себя соответственно.

Роланд повернулся вправо, лицом по течению реки, взялся за перила и медленно двинулся по проржавелому тросу, огибая провал.

12

Джейк подождал, пока Роланд с Сюзанной не дойдут почти до конца провала, и тоже ступил на трос. Ветер не унимался, мост качался туда-сюда, но мальчик вовсе не переживал. Если честно, он просто балдел. В отличие от Эдди он никогда не боялся высоты: ему нравилось здесь, откуда ему открывался вид на реку, что змеилась, как лента из стали, под небом, на котором уже появлялись первые облака.

Где-то на полпути между краями провала (Роланд с Сюзанной уже благополучно его миновали и, находясь теперь на пешеходной дорожке, наблюдали за остальными) Джейк оглянулся, и сердце его ушло в пятки. Обсуждая свое прохождение по мосту, они совершенно забыли еще одного полноправного члена их маленького отряда. На дальнем краю пролома, там, где кончалась дорожка, сидел, сжавшись в комочек, Ыш. Ушастик, явно напуганный, обнюхивал место, где обрывалась бетонная кладка, а дальше тянулся лишь перекрученный ржавый трос.

– Иди ко мне, Ыш! – позвал Джейк.

– Ыш! – тявкнул ушастик в ответ, и голос его дрогнул почти по-человечески. Он вытянул длинную свою шею по направлению к Джейку, но с места не сдвинулся. В огромных глазах с золотым ободком затаился страх.

Налетел очередной порыв ветра. Мост застонал и качнулся. Что-то звякнуло над головой у Джейка – звук гитарной струны, которую натягивали до тех пор, пока она наконец не лопнула. С ближайшего вертикального троса сорвалась стальная нить, едва не расцарапав ему щеку. В десяти футах, у самого края провала, сидел, съежившись, бедный Ыш, не сводивший с Джейка испуганных глаз.

– Давай! – крикнул Роланд. – Иди сюда, Джейк! Ветер усиливается!

– Ыша я не оставлю!

Джейк осторожно двинулся обратно. Но не успел он сделать и двух шагов, как Ыш с опаской ступил на несущий стержень. Когти зверька на концах напряженных полусогнутых лапок царапали закругленную металлическую поверхность. Эдди, сам стоящий теперь на краю провала, чувствовал себя абсолютно беспомощным. Он был до смерти перепуган.

– Молодец, Ыш! – подбадривал Джейк ушастика. – Иди ко мне!

– Ыш-Ыш! Эйк-Эйк! – выкрикнул зверек и, быстро перебирая лапками, засеменил по стержню. Он уже был рядом с Джейком, как вдруг опять налетел порыв предательского ветра. Мост покачнулся. Ыш судорожно выпустил когти, но ему было не за что зацепиться на гладкой поверхности стержня. Задние лапы его соскользнули и повисли в воздухе, беспомощно трепыхаясь, – передними он цеплялся за стержень, не находя подходящей опоры.

Джейк отпустил перила и бросился ему на помощь, не видя перед собой ничего, кроме испуганных глаз с золотым ободком.

– Нет, Джейк! – закричали одновременно Роланд и Эдди, каждый – со своей стороны провала, но и тот, и другой были слишком далеко. Им оставалось только наблюдать.

Джейк упал ничком, больно ударившись о стержень грудью и животом. Ранец шлепнул его по лопаткам. Зубы щелкнули – звук был похож на щелчок разбивающего пирамиду бильярдного шара. Налетел очередной порыв ветра. Джейк подался вперед, схватившись правой рукой за стержень, а левую протянув к Ышу, который болтался над пропастью. Ушастик сорвался со стержня, но все же – в последний момент – сумел уцепиться зубами за протянутую руку Джейка. Боль, острая и мгновенная, пронзила кисть. Джейк закричал, но удержался, уперев подбородок в грудь, правой рукой обнимая стержень и прижимаясь коленями к отвратительно гладкой поверхности. Как цирковой акробат, Ыш висел на левой его руке, глядя на мальчика сверху вниз широко распахнутыми глазами с золотым ободком. Джейк увидел теперь, как по мохнатой мордочке зверька тонкими струйками течет кровь – его кровь. А потом опять налетел ветер, и Джейк начал соскальзывать с гладкого стержня.

13

Страх как рукой сняло. Его заменило спокойствие, странное, может быть, но спасительное. Эдди с грохотом бросил коляску Сюзанны на потрескавшийся бетон пешеходной дорожки и рванулся вперед по несущему стержню, даже не держась за перила. Джейк висел вниз головой над пропастью, а на левой его руке мохнатым маятником болтался Ыш. Правой рукой мальчик еще держался, но она медленно сползала со стержня.

Эдди расставил ноги и с разгона уселся на стержень верхом, больно ударившись яйцами. Они как будто расплющились и размазались по низу живота, но в те пронзительные мгновения даже эта невыносимая боль показалась ему далекой и незначительной. Схватив одной рукой Джейка за волосы, другой вцепившись в ремень его ранца, Эдди почувствовал, что он сам начинает соскальзывать. Он уже думал – пусть в течение секунды, но эта секунда была кошмаром, – что сейчас они все втроем свалятся в реку.

Отпустив волосы Джейка, Эдди взялся покрепче за ремень ранца, моля Бога, чтобы ранец не оказался прикупленным на какой-нибудь дешевой распродаже. Свободной рукой он попытался нащупать перила. Еще мгновение – долгое и мучительное – их «живая цепочка» продолжала соскальзывать вниз, но потом ему все-таки удалось найти поручень и вцепиться в него мертвой хваткой.

– РОЛАНД! – заорал он дурным голосом. – Я БЫ, НАВЕРНОЕ, НЕ ОТКАЗАЛСЯ ОТ ПОМОЩИ!

Но Роланд был уже рядом – с Сюзанной за плечами. Когда он наклонился, она обхватила его за шею, чтобы не вывалиться из упряжи. Стрелок подхватил Джейка под грудь и вытащил его наверх. Едва коснувшись ногами поверхности стержня, мальчик приобнял дрожащее тельце ушастика. Правой рукой. Левая вся болела, как будто он ее отморозил и обжег одновременно.

– Отпусти руку, Ыш! – выдавил он через силу. – Теперь уже можно… мы в безопасности.

На мгновение ему показалось, что зверек не послушается его. Но потом – очень медленно – челюсти Ыша разжались, и Джейк сумел высвободить руку. Кисть была вся в крови, сочащейся из небольших темных дырочек.

– Ыш, – жалобно проскулил ушастик, и Эдди с изумлением заметил, что в странных глазах зверька блестят слезы. Вытянув шею, Ыш лизнул Джейка в лицо перепачканным в крови язычком.

– Все хорошо, – сказал Джейк, пряча лицо, искаженное от потрясения и боли, в шелковистой и теплой шерстке. В глазах его тоже стояли слезы. – Не волнуйся, теперь все в порядке. Ты здесь ни при чем, просто так получилось. Нет, правда, я не сержусь.

Эдди медленно поднимался на ноги. Лицо его было землистого цвета, а сам он чувствовал себя так, будто ему запустили по яйцам твердым шаром для игры, скажем, в кегли. Он украдкой засунул руку за пояс джинсов, чтобы исследовать степень полученных повреждений.

– Отцом мне, по-моему, уже не быть, – хрипло выдавил он. – Твою мать.

– Ты не хлопнешься в обморок, Эдди? – участливо осведомился Роланд. Очередной порыв ветра сорвал шляпу с его головы и швырнул ее в лицо Сюзанне, которая схватила ее и натянула стрелку на голову по самые уши, отчего Роланд стал похож на полоумного дремучего фермера.

– Нет, – простонал Эдди. – Я бы очень хотел, но, друзья мои…

– Вы посмотрите на Джейка, – сказала Сюзанна. – Он весь в крови.

– Я в порядке. – Джейк попытался спрятать руку за спину. Роланд, однако, опередил его и осторожно взял ее обеими руками. На ладони и пальцах Джейка темнели точечные ранки. Около дюжины кровоточащих ранок, в основном довольно глубоких. Сейчас невозможно было определить, повреждены ли там кости и сухожилия. Для этого Джейку надо согнуть кисть и попытаться сжать ее в кулак, но пока что и время, и место для этого эксперимента были не самыми подходящими.

Роланд поглядел на Ыша. Ушастик тоже уставился на него своими печальными и испуганными глазами. Он не стал даже слизывать с мордочки Джейкову кровь, хотя любое другое животное на его месте поступило бы именно так.

– Вы оставьте его. – Джейк еще крепче прижал зверька к груди. – Он ни в чем не виноват. Наоборот, это я виноват, что забыл про него. А его сдуло ветром.

– Не собираюсь я ничего ему делать. – Роланд был уверен, что ушастик не бешеный, но все-таки не хотел давать животному возможность и дальше пробовать на вкус кровь Джейка. А что касается остальных болезней, которые могут таиться в крови зверька… что ж, в конечном итоге ка все равно распорядится по-своему, как это всегда и бывает. Сняв с шеи платок, Роланд утер Ышу мордочку. – Ну вот, – сказал он. – Хороший мальчик. Хороший.

– Оший, – слабенько взвизгнул ушастик, и Сюзанна, которая выглядывала из-за плеча Роланда, могла бы поклясться, что слышала в голосе Ыша нотки благодарности.

Налетел очередной порыв ветра. Погода, похоже, портилась. Причем быстро.

– Эдди, нам надо как можно скорее сойти с моста. Ты идти-то можешь?

– Нет, хозяин. Я лучше подохну на месте. – Боль в паху и в нижней части живота по-прежнему не отпускала, но по сравнению с тем, что было еще минуту назад, она значительно поутихла.

– Замечательно. Значит, вперед. И как можно быстрее.

Роланд повернулся, занес уже ногу, чтобы сделать шаг, и вдруг замер на месте. На той стороне провала стоял какой-то мужик. Просто стоял и бесстрастно на них смотрел.

Незнакомец приблизился к ним незаметно, пока все их внимание было поглощено Джейком и Ышем. Из-за плеча у него торчал лук. Волосы он подвязал ярко-желтым платком, концы которого развевались на свежем ветру, как знамена. В ушах у него были серьги: золотые кольца с крестами посередине. Один глаз закрывала белая шелковая повязка. Все лицо его покрывали язвы, налитые кровью, в основном подсохшие, но были там и открытые ранки, из которых сочился гной. Ему могло быть и тридцать, и сорок, и все шестьдесят. Он держал одну руку высоко поднятой над головой. В руке что-то было. Роланд толком не разглядел, понял только, что форма предмета была слишком правильной для простого камня.

За спиной незнакомца высился город. Очертания его выступали на удивление четко в угасающем свете дня, что придавало всему городскому пейзажу какой-то таинственный потусторонний вид. Только теперь, глядя мимо кирпичных строений, сгрудившихся на том берегу – наверняка какие-нибудь склады, давным-давно опустошенные мародерами и грабителями, – на эти сумрачные бетонные каньоны и каменные лабиринты, Эдди впервые, наверное, осознал, какими ужасно ошибочными и отчаянно глупыми были его надежды на помощь. Теперь он увидел разрушенные фасады и снесенные крыши; увидел лохматые птичьи гнезда на погнутых карнизах и в пустых нишах окон; теперь он позволил себе по-настоящему вдохнуть воздух этого города; и запах, который он ощутил, нес в себе не ароматы редчайших приправ, специй и деликатесов вроде тех, которые его мама приносила время от времени от Забара, а скорее прогорклую вонь матрасов, попавших в огонь и здорово там обгоревших, причем тушили их явно водой из сточной канавы. Внезапно он понял, что это такое – Лад. Понял, как говорится, до самой сути. Какие там добрые мудрые эльфы?! Этот ухмыляющийся пират, который подкрался к ним незаметно, пока они занимались спасением Джейка и Ыша и ни на что больше не обращали внимания, – он, может быть, самое лучшее из того, что способен «родить» этот сломленный и умирающий город.

Роланд вытащил револьвер.

– Убери свою пушку, приятель, – сказал «пират» с желтой повязкой на голове, причем с таким сильным акцентом, что его едва можно было понять. – Убери ее, сердце мое. Я вижу, ты парень крутой, но со мной тебе лучше свою крутизну поунять.

14

На незнакомце были латаные-перелатаные штаны из зеленого бархата. Он действительно походил на пирата на закате своих славных дней: больной и потрепанный, но по-прежнему очень опасный.

– А что, если я его не уберу? – спросил Роланд. – Что, если я, скажем, просто всажу сейчас пулю в твою гнилую башку?

– Тогда я отправляюсь в ад и успею еще придержать вам дверь, потому что вы сразу последуете за мной. – Мужик с желтой повязкой на голове издал хриплый смешок и помахал рукой с зажатой в ней непонятной штуковиной. – Мне-то, собственно, один хрен: что так, что этак.

Роланд подумал, что это правда. По всему судя, жить незнакомцу осталось не больше года… причем последние месяцы этого года будут не самыми лучшими и приятными в его жизни. Гноящиеся язвы у него на лице не имели никакого отношения к радиации: если только Роланд не ошибался – а это вряд ли, – мужик этот дошел до последней стадии болезни, которую доктора называют «мандрус», а все остальные – попросту «блядским цветочком». Столкновение с опасным противником – штука во всех отношениях неприятная, но у тебя все-таки есть возможность рассчитать свои шансы. Когда твой противник – мертвец, это меняет все.

– Знаете, что у меня в руке, мои сладкие? – продолжал пират. – Знаете, что старина Гашер приберег для своих добрых друзей? Это граната… наследство наших многомудрых Старцев… и я уже снял с нее шляпку. Потому что невежливо было бы оставаться при шляпе, когда ты знакомишься с новым народом. А мы тут все жутко вежливые, вот так-то!

Он опять хохотнул, довольный, а потом лицо его снова посуровело и стало серьезным. От былого веселья не осталось и следа, как будто где-то в глубине его вырождающихся мозгов кто-то щелкнул невидимым переключателем.

– Теперь, дорогие мои, чеку ее держит только мой немощный пальчик. Если вы меня грохнете, будет, я вас уверяю, большой «бабах». Ты и эта твоя проблядушка, которую ты на закорках тащишь… вы оба просто взлетите на воздух. И малец ваш тоже. А молодой человек, который стоит у тебя за спиной и тычет в меня своим жалким игрушечным пистолетиком, он, может, и выживет… пока не долетит до воды… а он туда полетит обязательно, потому что последние сорок лет мост этот висит на соплях, и чтобы он разлетелся ко всем чертям, одного небольшого «бабаха» хватит. Так что давай убирай свою пушку… или ты предпочтешь, чтобы все мы отправились в пекло в одной тележке?

Роланд помедлил еще мгновение, решая, стоит ли пытаться выбить выстрелом эту штуковину, которую Гашер назвал гранатой, у него из руки, но, увидев, как крепко тот сжимает ее в кулаке, неохотно убрал револьвер в кобуру.

– Вот так-то лучше! – завопил Гашер, снова повеселев. – Я так и думал, что ты мужик умный – стоит лишь раз на тебя посмотреть. О да! Именно так я и думал.

– Чего тебе надо? – спросил Роланд, хотя все уже понял.

Гашер поднял свободную руку и указал грязным пальцем на Джейка.

– Малец. Отдайте мне пацана, и вы все свободны.

– А не всадил бы ты себе в задницу? – мгновенно отреагировала Сюзанна.

– А почему бы и нет? – расхохотался пират. – Дайте мне, что ли, осколочек зеркала… я бы себе резанул, а потом вставил куда положено. Почему бы и нет, раз он уже ни на что не годится? Да я даже поссать не могу спокойно – так все и жжет огнем! – Его глаза странного, как будто приглушенного серого оттенка все время следили за Роландом. – Ну так что скажешь, мой добрый друг?

– А если я отдаю тебе парня, что будет с нами?

– Я же сказал: можете топать своей дорогой, мы ничего вам не сделаем! – тут же ответил мужик с желтой повязкой на голове. – Даю вам слово Тик-Така. Он сказал это мне, я говорю это вам, и так все и будет, как он сказал. Тик-Так – тоже парень крутой и, давши слово, его не нарушит. Правда, я не ручаюсь за младов, на которых вы можете там налететь, но седые Тик-Така вас пальцем не тронут.

– Ты о чем, мать твою, говоришь, Роланд? – заорал Эдди. – Ты же не собираешься в самом деле… скажи, что нет!

Не глядя на Джейка, Роланд тихонько шепнул, причем губы его даже не пошевелились:

– Я сдержу свое обещание.

– Да… я знаю. – Потом Джейк повысил голос: – Уберите револьвер, Эдди. Я решу сам.

– Джейк, ты с ума сошел!

Пират весело расхохотался.

– Он-то как раз не сошел, дорогуша! А вот ты точно не в своем уме, если мне не веришь. По крайней мере пока он с нами, барабаны ему не страшны, вот так-то. И подумай своей головой: если бы я тут шутил, я бы потребовал в первую очередь, чтобы вы все повыкинули пистолеты! Проще пареной репы! А я стал это делать? Не стал!

Сюзанна слышала, что сказал Роланд Джейку. И кроме того, у нее было время сообразить, что при таком положении вещей их шансы равны нулю.

– Убери пистолет, Эдди, – сказала она.

– Откуда мы знаем, а вдруг он швырнет в нас гранату, когда заполучит мальчишку? – выкрикнул Эдди.

– Я собью ее в воздухе, – невозмутимо ответил Роланд. – Я могу. И он знает, что я могу.

– Может, и знаю. Видок у тебя убедительный, это точно.

– Если только он не заливает, – продолжал Роланд, – ему все равно абзац, даже если я промахнусь. Мост обрушится, и мы грохнемся вниз все вместе.

– Мудрые речи, сынок! – похвалил его Гашер. – Ты действительно не дурак, честное слово. – Он хохотнул, а потом, посерьезнев опять, продолжал доверительным тоном: – Ладно, друзья мои, хватит молоть языком. Решайте. Я беру пацана или мы дружной толпой отправляемся к праотцам?

Не успел Роланд и рта раскрыть, как Джейк проскользнул мимо него по несущему стержню. Правой рукой он по-прежнему прижимал Ыша к груди, а левую – всю в крови, неподвижную – неловко держал перед собой.

– Джейк, нет! – в отчаянии завопил Эдди.

– Я приду за тобой, – шепнул Роланд Джейку вслед.

– Да, я знаю, – повторил Джейк.

Налетел очередной порыв ветра. Мост застонал и качнулся. По водам Сенда теперь пошла рябь пенистых гребешков. Река бурлила, обтекая белой пеной обломки синего поезда, который торчал из воды чуть выше по течению.

– Ах ты, мой зайчик! – проворковал Гашер, растянув губы в улыбке, обнаружившей редкие зубы, что торчали из белых десен, точно прогнившие до основания могильные камни. – Иди ко мне, моя крошка! Иди.

– Роланд, а если он просто блефует?! – закричал Эдди. – Может быть, у него пустышка?!

Стрелок как будто не слышал.

Когда Джейк приблизился к дальнему краю провала, Ыш вдруг оскалился и зарычал на Гашера.

– Брось его в реку, этот лохматый мешок с кишками, – сморщился Гашер.

– А пошел ты… – ответил на это Джейк все тем же спокойным, бесстрастным тоном.

Пират на мгновение опешил, потом кивнул:

– Любимец твой, значит? Отлично. – Он отступил на два шага назад. – Тогда, как только выйдешь на бетон, опусти его. Если он бросится на меня, я тебя предупреждаю: так ему наподдам – мозги полетят из его нежной маленькой жопки.

– Жопки, – тявкнул Ыш, продолжая скалиться.

– Заткнись, Ыш, – буркнул Джейк. Он добрался до края бетонной дорожки как раз в тот момент, когда ветер опять качнул мост. На этот раз звуки рвущихся стальных нитей, казалось, неслись отовсюду. Джейк оглянулся: Роланд и Эдди стояли на металлическом стержне, вцепившись в перила. Из-за плеча Роланда выглядывала Сюзанна. Ветер трепал ее густые и жесткие курчавые волосы. Джейк поднял руку и помахал им. Роланд помахал в ответ.

На этот раз вы мне не дадите упасть? – спросил он вначале. – Нет… теперь никогда, – ответил тогда Роланд, и Джейк поверил ему… Верил и сейчас, только очень боялся всего того, что могло бы произойти, прежде чем Роланд придет за ним, как обещал. Он опустил Ыша на бетонную плиту. В тот же миг Гашер рванулся вперед, носком сапога целясь в зверька. Ыш отскочил, и Гашер промахнулся.

– Беги! – закричал Джейк. Ему не пришлось просить Ыша дважды. Ушастик проскочил мимо них и, склонив голову, помчался к концу моста, в сторону Лада, огибая на бегу небольшие проломы и перепрыгивая через трещины на пешеходной дорожке. Он бежал не оглядываясь. А буквально мгновение спустя шею Джейка сдавила рука Гашера. От него несло застарелой грязью и заживо гниющей плотью. Смешиваясь, эти два «аромата» составляли единую едкую вонь, невыносимую и отвратительную. Джейка едва не стошнило.

Гашер прижался пахом к ягодицам Джейка.

– Может быть, я еще кое на что и сгожусь. Говорят ведь, что молодость – это вино, опьяняющее стариков. Мы еще повеселимся с тобой, мой зайчик. Правда, мы здорово повеселимся? Так, что ангелы сдохнут от зависти.

О Господи! – подумал Джейк.

Гашер снова повысил голос:

– Ладно, мы, значит, пойдем, мои крутые донельзя друзья. Нас ждут великие дела и великие люди, можете мне поверить. Но свое обещание я выполню. Что касается вас, если вы умные, вы постоите на месте еще с четверть часика. Если вдруг я увижу, что вы сошли с места, мы все дружно отправимся в мир иной. Все понятно?

– Понятно, – ответил Роланд за всех.

– Мне терять нечего, ты понимаешь?

– Да.

– Вот и славненько. Топай, малыш! Шевелись!

Он сдавил шею Джейка, так что тот едва не задохнулся. Одновременно он потянул мальчика за собой. Так они и отступали – лицом к провалу, где стояли Роланд с Сюзанной за плечами и Эдди, сжимающий «ругер», который Гашер назвал игрушечным пистолетиком. Джейк чувствовал, как Гашер дышит ему в ухо – горячо и прерывисто. И, что самое гадкое, изо рта у него воняло.

– И не пытайся меня обхитрить, – шепнул Гашер, – иначе я оторву твои юные прелести и засуну их тебе в задницу. Жалко будет, конечно, лишиться такого сокровища до того еще, как представится случай его опробовать. Да, очень жалко. И очень прискорбно.

Так они добрались до конца моста. Джейк весь напрягся – испугался, что Гашер бросит сейчас гранату, но он не бросил… по крайней мере сразу не бросил. Он оттащил Джейка по узкому переулку между двумя небольшими строениями, где когда-то, наверное, располагалась тюрьма для особо опасных преступников. Дальше за ними маячили стены кирпичных складов, похожих на мрачные камеры.

– А теперь, котик, я отпущу твою шейку, а то как же ты будешь дышать на бегу? Но я буду держать тебя за руку, так что смотри, чтоб бежал мне быстрее ветра, иначе я вырву ее, твою сладкую ручку, и ею же отколочу тебя, как дубиной. Это я тебе обещаю. Все понял?

Джейк кивнул головой. Рука, сжимающая его шею, внезапно разжалась. Как только дыхание вернулось к нему, он снова почувствовал боль в израненной руке – она как будто распухла и горела огнем. Но тут Гашер схватил его выше локтя, и Джейк снова забыл про боль: пальцы, сжимающие его бицепс, напоминали по ощущениям стальные тиски.

– Трех-дибидох-трих-трах! – выкрикнул Гашер неестественно бодрым фальцетом и помахал остальным гранатой. – Пока, ребяты! – Он повернулся к Джейку и прорычал ему в ухо: – А теперь, котик мой ненаглядный, беги! Ну!

Он рывком развернул Джейка спиной к мосту и дернул так, что тот просто был вынужен ринуться с места в карьер. Они соскочили с развороченного пандуса и понеслись вдоль по улице. Джейк подумал еще, что, наверное, так мог бы выглядеть въезд на Ист-Ривер лет через триста после того, как какая-нибудь мозговая чума скосила бы всех нормальных – то есть душевно здоровых – людей на планете.

Древние металлические каркасы, проржавевшие до основания, тянулись в два ряда по обеим сторонам проезжей части. Когда-то они, без сомнения, были автомобилями. В большинстве своем «родстеры» в форме больших пузырей. Джейк в жизни не видел таких машин (разве что в диснеевских мультиках, где герои-пижоны в белых перчатках разъезжали на тачках подобного типа), но среди них он заметил жучок-»фольксваген», потом еще автомобиль, который мог быть «шевроле-корветом», и еще что-то вроде «форда» модели А. Жутковатое, надо отметить, зрелище. Джейк не увидел ни одной шины: то ли их растащили, то ли они давно сгнили, рассыпавшись в прах. Все стекла были повыбиты самым варварским образом, как будто уцелевшие жители этого города боялись до смерти всего, в чем можно было увидеть – пусть даже случайно и мимоходом – свое отражение.

Между машинами и под ними валялись кучи металлических деталей неизвестного происхождения и назначения и яркие осколки стекла. В стародавние – лучшие – времена вдоль тротуара росли деревья, посаженные аккуратными рядами, но теперь все они были столь очевидно мертвы, что напоминали скорее металлические скульптуры, застывшие на фоне унылого неба, затянутого облаками. Несколько складских зданий являли собой печальнейшее зрелище: их то ли взорвали, то ли они обрушились сами, обветшав окончательно, – и за беспорядочными грудами битого кирпича виднелась река и провисшие ржавые тросы моста. Запах влажной гнили – такой густой, что, казалось, он застревал в ноздрях, – здесь ощущался сильнее.

Улица уходила строго на восток, отклоняясь от пути Луча. Джейк обратил внимание, что чем дальше они углублялись в город, тем больше обломков и мусора загромождало проезжую часть. Кварталах в шести-семи впереди улица, судя по всему, была завалена полностью, однако Гашер, не сбавляя скорости, продолжал тащить его именно в том направлении. Сначала Джейк еще как-то справлялся, но Гашер задавал невозможный темп. Джейк начал уже задыхаться и отстал на шаг. Гашер рванул его так, что мальчик едва не свалился с ног. «Пират» потащил его прямо к завалу из каких-то обломков, осколков бетонных плит и металлических балок. Это нагромождение – Джейк предположил, что это скорее искусственное сооружение, преднамеренно здесь поставленное, – располагалось между двумя домами с пыльными мраморными фасадами. Перед левым стояла статуя, которую Джейк узнал сразу же: фигура женщины с повязкой на глазах, слепая богиня правосудия, не взирающая на лица, – стало быть, здание, ею охраняемое, почти наверняка было зданием суда. Однако Джейк не успел рассмотреть повнимательнее: Гашер тащил его к баррикаде, не давая замешкаться.

Если он попытается здесь продраться, мы оба с ним гикнемся – он нас убьет! – подумал в панике Джейк, но Гашер, который несся как ветер, несмотря на свою болезнь, очевидные признаки коей проступали столь явно у него на роже, только еще сильнее впился пальцами в руку Джейка и потащил его за собой. Только теперь Джейк заметил узенький проход в этой свалке – или, лучше сказать, преднамеренном завале из бетонных обломков, разбитой мебели, ржавых водопроводных труб и прогнивших кузовов автомобилей – и внезапно все понял. В этом чертовом лабиринте Роланд будет плутать часами… а Гашер, ориентируясь здесь, как в своем дворе, точно знает, куда идти.

Слева от свалки – Джейк все боялся, что это шаткое сооружение может обрушиться прямо на них, – открылся узенький темный проход в переулок. На подходе к нему Гашер швырнул через плечо небольшую зеленую штуку, которую он все время сжимал в руке.

– Лучше пригнись, мой зайчик! – крикнул он Джейку, сопровождая свой вопль пронзительным истеричным смешком. Через секунду улицу сотряс оглушительный взрыв. Один из ржавых автомобилей взлетел в воздух футов на двадцать и, перевернувшись в полете, грохнулся на мостовую днищем вверх. Над головой Джейка просвистел этакий град из кирпичных обломков, и что-то больно ударило его в левую лопатку. Он покачнулся и непременно упал бы, если бы Гашер рывком не поставил его на ноги и не потащил за собой в проход. Как только они оказались там, со всех сторон к ним жадно потянулись угрюмые тени, и тьма поглотила их.

Когда они скрылись за баррикадой, из-за ближайшей бетонной глыбы выползло маленькое пушистое существо. Это был Ыш. Пару мгновений зверек постоял у начала прохода, вытянув длинную шею и мигая блестящими глазками, потом двинулся следом, опустив нос к земле и старательно принюхиваясь.

15

– Пошли, – сказал Роланд, как только Гашер скрылся из виду.

– Как ты мог? – негодовал Эдди. – Как ты мог отдать мальчика этому извращенцу?

– У меня не было выбора. Неси коляску. Она нам понадобится.

Когда они добрались до бетонной дорожки у дальнего края провала, мост содрогнулся от взрыва. Осколки бетона и щебень фонтаном взметнулись в уже темнеющее небо.

– Господи! – прошептал Эдди, повернув бледное и испуганное лицо к Роланду.

– Пока еще нет причин переживать, – спокойно проговорил стрелок. – Парни типа Гашера не станут играть со взрывчаткой. – Они дошли до тюремных зданий у края моста. Роланд остановился наверху изгибающегося пандуса.

– Ты знал, что он не блефует, правда? – не унимался Эдди. – Я хочу сказать, ты не думал – ты знал.

– Он ходячий мертвец, а мертвецу незачем блефовать. – Голос Роланда звучал бесстрастно, но за внешним спокойствием скрывались глубокие нотки горечи и боли. – Я знал, что нечто подобное может произойти, и если бы мы его раньше заметили, пока находились вне радиуса действия его взрывающегося яйца, у нас был бы шанс его замочить. Но Джейк едва не упал, нам уже было ни до чего, и он подошел слишком близко. Он, наверное, решил, что мы привели с собой мальчика для того только, чтоб заплатить за безопасный проход через город. Черт! Везет как утопленникам! – Роланд ударил кулаком по ноге.

– Ладно, пошли его выручать!

Роланд покачал головой.

– Нет. Здесь мы разойдемся. Туда, куда сунулся этот мерзавец, Сюзанну мы взять не можем, а одну ее здесь оставлять тоже нельзя.

– Но…

– Слушай меня и не спорь… не спорь, если хочешь спасти Джейка. Чем дольше мы тут проторчим, тем он дальше уйдет. А чем он дальше уйдет, тем сложнее мне будет его отыскать: по холодному следу идти трудновато. И вам тоже есть что делать. Если здесь, в городе, находится еще один Блейн – а Джейк в этом уверен, – вы с Сюзанной обязаны его разыскать. Тут должна быть какая-то станция или такое место, которое в дальних землях называли, как помнится, колыбелью. Вам все ясно?

Слава Богу, хотя бы на этот раз Эдди не стал возражать.

– Хорошо. Мы его найдем. И что дальше?

– Стреляйте в воздух примерно каждые полчаса. Как только я вытащу Джейка, мы сразу придем.

– Выстрелы могут привлечь внимание, – возразила Сюзанна. Эдди помог ей выбраться из упряжи, и она снова устроилась у себя в коляске. – Если за нами придут?

Роланд обвел их холодным взглядом.

– Разберитесь с ними.

– О'кей. – Эдди протянул руку, и они обменялись с Роландом коротким рукопожатием. – Найди его, Роланд.

– Да, я найду его. Только моли всех своих богов, чтобы они помогли мне найти его быстро. И не забудьте, вы оба: помните лица своих отцов.

Сюзанна кивнула:

– Мы постараемся.

Роланд развернулся и побежал вниз по пандусу. Когда он скрылся из виду, Эдди повернулся к Сюзанне и не особенно удивился, увидев, что она плачет. Ему самому тоже хотелось плакать. Еще полчаса назад они были командой: отрядом соратников и друзей. И буквально за считанные минуты их дружественный союз распался: Джейка похитили, Роланд пошел его выручать. Даже Ыш – и тот убежал. Таким одиноким Эдди в жизни себя не чувствовал.

– Мне кажется, – проговорила Сюзанна, – что мы никогда больше их не увидим. Ни того, ни другого…

– Не говори ерунды! – грубо оборвал ее Эдди, при этом прекрасно понимая, что она хочет сказать, потому что и сам ощущал то же самое. Дурное предчувствие, что путешествие их, которое только-только еще начиналось, уже подошло к концу, камнем легло на сердце. – В схватке с гунном Аттилой я оценил бы шансы Роланда Варвара как три к двум. Пошли, Сьюз… нам еще нужно найти этот поезд.

– Но куда? – приуныла Сюзанна.

– Без понятия. Может быть, для начала нам стоит словить ближайшего старого мудрого эльфа и расспросить у него, как считаешь?

– Ты о чем, Эдвард Дин?

– Да так, ни о чем, – сказал он и только теперь сам прочувствовал до конца, что это действительно так. Ему очень хотелось расплакаться, но, взяв себя в руки, он схватился за рукоятки коляски Сюзанны и начал толкать ее по растрескавшемуся и усыпанному битым стеклом пандусу, уводящему в город Лад.

16

В мгновение ока Джейк погрузился в туманный мир, где единственным ориентиром во тьме была боль: его покусанная рука; плечо, в которое стальными гвоздями вонзались грязные пальцы Гашера; горящие, как в огне, легкие. Вскоре все эти боли слились в одну, а потом их затмила другая боль – глубокая, колющая, в боку. Он не знал, пошел уже Роланд за ним или нет. Он не знал, долго ли выдержит Ыш в этом мире, так не похожем на леса и равнины, привычные для него, и единственные места, которые он знал до того, как пошел с людьми – с ними. А потом Гашер с размаху ударил его по лицу, разбив нос в кровь, и все мысли исчезли, смытые алой волной боли.

– Шевелись, маленький ублюдок! Шевели своей нежной задницей!

– Я бегу… я быстрее не могу, правда, – выдохнул Джейк, едва успевая увернуться от острого стеклянного осколка, что торчал из стены слева, точно длинный прозрачный зуб.

– Уж постарайся, мой зайчик, иначе я так тебя тресну, что ты у меня мигом отрубишься и мне придется тащить тебя за волосенки! Давай шевелись, ублюдок!

Джейк все же прибавил скорость, сам не понимая как. Когда они только сворачивали в переулок, он еще тешил себя надеждой, что они вскоре выйдут на улицу посвободнее, но теперь – с неохотой – он вынужден был признать, что этого не произойдет. Улочка, по которой они неслись, оказалась не просто улицей: это была замаскированная и укрепленная дорога, уводящая в глубь обиталища седовласых. Высокие шаткие стены, подступавшие вплотную к дороге, сложены были из самых невероятных строительных материалов: остовов автомобилей, полностью или частично расплющенных тяжеловесными глыбами из гранита и стали, которыми их придавили; мраморных колонн; фабричных станков непонятного назначения – тускло-красного цвета от ржавчины в тех местах, где они не чернели смазкой. Имелась там и какая-то рыбина из хрусталя и хрома, размером с небольшой самолет, с единственным загадочным словом, выведенным на чешуйчатом блестящем ее боку на Высоком Слоге: «ВОСТОРГ». Потом еще перекрещивающиеся цепи с огромными звеньями размером, наверное, с голову Джейка, обернутые вокруг беспорядочного нагромождения разбитой мебели, которая балансировала наверху баррикады подобно цирковому слону, стоящему на одной ноге на узкой стальной платформе.

Они добежали до места, где эта безумная тропа разветвлялась, и Гашер решительно повернул налево. Чуть подальше тропа разветвлялась снова: на этот раз – на три дорожки, такие узенькие и темные, что они походили больше на лазы тоннеля. Теперь Гашер свернул направо. Эта новая дорожка – проходила она между «стенами», сложенными из гниющих картонных коробок и стопок старой пожелтевшей бумаги, должно быть, остатков книг и журналов, – была слишком узкой, чтобы по ней можно было бежать бок о бок. Гашер вытолкнул Джейка вперед и принялся без устали колотить его по спине, подгоняя. Вот что, наверное, чувствует теленок, когда его гонят по коридору на бойню, подумал Джейк и поклялся себе, что, если выберется отсюда живым, он никогда больше не станет есть мяса.

– Беги, моя крошка! Беги!

Вскоре Джейк понял, что не может уже уследить за всеми поворотами и ответвлениями дорожки, и по мере того, как Гашер уводил его все дальше и дальше в эти невозможные дебри из ржавого металлолома, разбитой мебели и выброшенных на свалку станков, надежды его на спасение таяли точно дым. Теперь даже Роланд не сможет его разыскать: он сам неминуемо здесь заплутает и будет бродить по забитым проходам и узким дорожкам этого мира кошмаров до самой смерти.

Теперь тропинка пошла под уклон, и стены из стопок бумаги уступили место нагромождению старых шкафов, сброшенным в кучу счетным машинкам и горам искореженного компьютерного оборудования. Все это походило на гонки по забитому складу какой-то кошмарной радиостанции. На протяжении почти минуты слева высилась стена, состоящая целиком то ли из телевизоров, то ли сваленных в беспорядке видеомониторов. Экраны пялились на него безжизненными глазами. Тротуар под ногами продолжал опускаться, и Джейк вскоре сообразил, что они действительно попали в тоннель. Полоска сумрачного неба над головой превратилась в узкую ленту, лента – в ниточку. Они как будто вступили в унылое царство мертвых и метались, как крысы, посреди колоссальной свалки.

А что, если все это на нас упадет? – подумал Джейк, но в теперешнем его состоянии почти полного изнеможения, замешенного на боли, даже это его не пугало. Если это случится, у него будет хотя бы возможность немного передохнуть.

Гашер гнал его, как крестьянин подгоняет мула, ударяя по левой лопатке, когда надо было свернуть налево, по правой – когда направо. Когда же дорога шла прямо, он дубасил Джейка по затылку. Джейк дернулся в сторону, чтобы уклониться от выпирающего из стены куска трубы, но не успел. Он ударился о трубу бедром и полетел по проходу прямо на кучу стекла и поломанных досок. Гашер подхватил его на лету и снова подтолкнул вперед.

– Беги, неуклюжий придурок! Ты что, не можешь нормально бежать? Если бы не Тик-Так, я бы тебя отымел прямо здесь, а потом перерезал бы глотку тебе, и все!

Джейк бежал в алом тумане, где были только боль и удары Гашеровых кулаков, молотящих его по плечам и затылку. Наконец, как раз в тот момент, когда Джейк решил, что бежать дальше он просто не может и будь что будет, Гашер схватил его сзади за шею и рывком остановил, причем так резко, что Джейк врезался ему прямо

в пузо со сдавленным стоном.

– А вот тут у нас есть одна хитрость, – весело выдохнул Гашер. – Посмотри вон туда, прямо. Видишь, две проволочки пересекаются над землей? Видишь?

Сначала Джейк ничего не увидел. Было слишком темно. Слева вздымалась гора огромных медных чайников, справа – каких-то стальных штуковин, напоминающих акваланги. Джейку показалось, что достаточно просто дунуть посильнее, чтобы все это лавиной обрушилось вниз. Он утер лоб ладонью, убирая с глаз волосы, и постарался не думать о том, какой у него будет вид, если рухнет вся эта громада общим весом, наверное, тонн в шестнадцать. Прищурившись, он посмотрел вперед – туда, куда указывал ему Гашер. Да, теперь он разглядел – но с большим трудом – две тонюсенькие серебристые ниточки, похожие на струны от гитары или банджо. Они опускались с обеих сторон прохода, пересекаясь на высоте фута в два над землей.

– Ползи под ними, сердце мое. И будь осторожен: если ты их заденешь, половина всего цемента и стали в этом чертовом городе рухнет на золотую твою головку. И на мою башку тоже, хотя я сомневаюсь, что тебя это очень волнует, правда? Давай ползи!

Джейк сбросил с плеч ранец и пополз вперед, толкая ранец перед собой. Проползая под тонкими, туго натянутыми проводами, он вдруг обнаружил, что ему все-таки хочется еще немного пожить на свете. Он почти физически ощущал все эти тонны тщательно уравновешенного хлама, который только и ждет, чтобы обрушиться на него. Наверное, эти два провода держат парочку замковых камней, думал он. Если хотя бы один из них сдвинется с места… зола и пепел, нам всем конец. Он почувствовал, как один проводок легонько задел его по спине. Высоко наверху что-то скрипнуло.

– Осторожно, болван! – Гашер едва ли не застонал. – Осторожно, кому говорю!

Мальчик пролез под перекрещивающимися проводами, отталкиваясь от земли ступнями и локтями. Слипшиеся от пота волосы опять упали ему на глаза, закрывая обзор, но Джейк не осмелился их убрать.

– Наконец-то, – проворчал Гашер и сам проскользнул под проводами с небрежной легкостью, свидетельствующей о долговременной практике. Встав на ноги, он ловко выхватил у Джейка ранец, пока тот не успел нацепить его снова. – А что у нас здесь, приятель? – спросил он, расстегивая ремешки и заглядывая с любопытством внутрь. – Может, какие подарки для старого друга? Гашер, знаешь ли, любит подарочки, ой как любит!

– Ничего там нет, кроме…

Кулак Гашера просвистел в воздухе, и голова Джейка откинулась назад. Удар снова пришелся по носу. Из носа брызнула свежая струйка крови.

– За что? – вскрикнул Джейк, дрожа от ярости и унижения.

– За то, что ты много болтаешь. У меня есть глаза, я могу сам посмотреть, без твоих дурацких замечаний! – завопил Гашер и отшвырнул ранец в сторону. Он уставился на мальчика в упор, обнажив оставшиеся еще зубы в угрожающей, страшной усмешке. – И за то еще, зайчик мой, что из-за тебя нас тут чуть не накрыло! – Помолчав, он добавил уже поспокойнее: – И потому, что мне так захотелось, – признаюсь честно. Твоя дурацкая овечья рожа выводит меня из себя, так и хочется треснуть по ней со всей силы. – Улыбка его стала шире, отчего обнажились не только зубы, но и гноящиеся белесые десны. Зрелище, надо сказать, не особенно эстетическое. Джейк подумал, что он вряд ли бы что-нибудь потерял, если бы этого не увидел. Даже наоборот. – Если твой крутой друг доберется досюда, ему будет большой сюрприз, когда он наткнется на проволоку, как ты думаешь? – Гашер запрокинул голову, по-прежнему ухмыляясь. – Где-то там наверху должен быть целый автобус, если память мне не изменяет.

Джейк расплакался – усталые, безнадежные слезы потекли по щекам, оставляя влажные дорожки на грязном лице.

Гашер угрожающе занес ладонь.

– Давай двигай, приятель, пока я сам тут с тобой не расплакался… потому что твой добрый друг – чувак весьма сентиментальный, честное слово, и когда он начинает скорбеть и печалиться, его только одно может развеселить: дать кому-нибудь в рожу, вот так-то. Беги!

Они побежали. Гашер словно бы наугад выбирал тропинки, уводящие все дальше и дальше в этот скрипучий душный лабиринт. Джейка он направлял по-прежнему ударами по лопаткам. На каком-то этапе «включились» барабаны. Звук, казалось, идет отовсюду и ниоткуда. Для Джейка это явилось той самой соломинкой, что переломила верблюду хребет. Оставив всякую надежду, он перестал даже думать и с головой погрузился в кошмар.

17

Роланд остановился перед баррикадой, которая загромоздила улицу сверху донизу и от края до края. В отличие от Джейка он даже не надеялся, что с той ее стороны будет открытое пространство. Здания к востоку отсюда наверняка охраняются часовыми, как укрепленные острова в море мусора, хлама и металлолома… и там, конечно, полно ловушек. Часть предметов, образующих баррикаду, скопились, наверное, сами по себе за последние лет пятьсот – семьсот или, может быть, даже тысячу, однако Роланд решил, что в основном все это притащили сюда седые. Восточная оконечность Лада превратилась, по сути, в их крепость, и Роланд стоял теперь у ее внешней стены.

Он медленно двинулся вперед и увидел проход, наполовину сокрытый за громадной цементной глыбой. Присев на корточки, он увидел следы в толстом слое пыли – две цепочки следов, одни большие, другие поменьше. Роланд начал уже подниматься, но потом присел снова. Не две цепочки, а три… и эта третья оставлена лапками небольшого животного.

– Ыш? – негромко позвал Роланд. Прошло несколько секунд, стрелок уже не надеялся получить ответ, как вдруг из сумрака раздался приглушенный лай. Роланд шагнул в проход и увидел глаза – черные, с золотым ободком, – глядящие на него из-за первого поворота. Он подбежал к ушастику. Ыш, который до сих пор еще с неохотой подпускал к себе людей за исключением Джейка, отступил на шаг и замер на месте, тревожно глядя на стрелка.

– Ты мне поможешь? – спросил Роланд, уже чувствуя в глубине души приближение сухой алой пелены, всегда сопутствующей лихорадке битвы, но время для схватки еще не пришло. Оно, конечно, придет, но пока он не может – не должен – отдаваться этому чувству, приносящему невыразимое облегчение. – Поможешь мне найти Джейка?

– Эйка, – тявкнул Ыш, не сводя со стрелка напряженных, тревожных глаз.

– Тогда пойдем. Ищи Джейка.

Ыш тут же развернулся и быстренько потрусил по проходу, едва ли не скользя носом по земле. Роланд последовал за ним, только изредка поднимая глаза, чтобы посмотреть на зверька. Он не сводил взгляда с древних камней мостовой: искал какой-нибудь знак.

18

– Господи, – выдохнул Эдди. – Что же это за люди такие?

Они прошли пару кварталов по улице, что тянулась вдоль пандуса, увидели впереди баррикаду, загромождающую проход (разминувшись при этом с Роландом, нырнувшим в него меньше минуты назад), и повернули на север, на широкую улицу, напомнившую Эдди Пятую авеню. Он не осмелился, правда, сказать об этом Сюзанне; он все еще не мог оправиться от горького разочарования при виде этих вонючих руин, в которые превратился город, и сказать что-нибудь обнадеживающее у него просто не было сил.

«Пятая авеню» привела их к кварталу высоких построек из белого камня, которые напомнили Эдди Древний Рим – такой, каким его представляют в фильмах о гладиаторах (а фильмов этих он в свое время, еще ребенком, пересмотрел десятки). Это были простые, даже немного суровые здания, сохранившиеся большей частью в неприкосновенности. Он почти не сомневался, что когда-то в этих строениях размещались государственные учреждения: галереи, библиотеки, возможно, музеи. Одно из них, с громадной куполообразной крышей, треснувшей, как гранитное яйцо, вероятно, когда-то было обсерваторией, хотя Эдди где-то читал, что астрономы предпочитают держаться подальше от больших городов, потому что электрический свет мешает им наблюдать за звездами.

Между этими внушительными строениями располагались широкие открытые пространства, и хотя траву и цветы, которые когда-то росли на газонах, теперь заглушили сорняки и кусты, в этой части города до сих пор сохранилась некая аура величественного достоинства, и Эдди подумал, что, наверное, в прежние времена здесь был центр культурной жизни Лада. Те времена, разумеется, миновали давным-давно: Эдди очень сомневался, что Гашер и компания интересуются, скажем, балетом или камерной музыкой.

Они с Сюзанной вышли на главный перекресток. От него, точно спицы колеса, расходились еще четыре широких проспекта. Посередине, как ось колеса, располагалась просторная мощеная площадь, окруженная по краю стальными столбами футов сорок высотой с установленными на них громкоговорителями. В самом центре стоял постамент с остатками статуи – взметнувшимся на дыбы могучим боевым конем из бронзы, позеленевшей от времени. Бронзовый всадник, когда-то гордо на нем восседавший, валялся теперь поодаль на проржавелом боку, сжимая в одной руке меч, а в другой – что-то похожее на автомат. Его ноги по-прежнему изгибались, как бы обнимая бока коня, которого больше не было, но металлические сапоги остались в бронзовых стременах. СМЕРТЬ СЕДЫМ! – было написано на постаменте оранжевой выцветшей краской.

Окинув взглядом расходящиеся от площади проспекты, Эдди увидел другие столбы с громкоговорителями. Несколько столбов завалилось набок, но остальные стояли ровно, и на каждом висели гирлянды трупов, так что площадь, на которую вывела их «Пятая авеню» и все четыре проспекта, уводящие дальше в город, как бы охранялись небольшой армией мертвецов.

– Что же это за люди? – повторил свой вопрос Эдди.

Вопрос был адресован в пространство, Эдди не ждал ответа, да Сюзанна и не собиралась ему отвечать… хотя ответить могла бы. И прежде в ее сознании возникали живые картины из прошлого мира Роланда, но никогда еще эти видения не были такими яркими и убедительными, как сейчас. Раньше, как, например, те картины, которые ей привиделись в Речном Перекрестке, все эти видения несли на себе отпечаток некой призрачной иллюзорности, характерной для снов, а теперь эти мысленные картины возникли как бы единой вспышкой – как будто молния высветила из тьмы искаженное злобой лицо маньяка.

Громкоговорители… трупы на столбах… барабаны. Она неожиданно поняла, каким образом все это связано между собой, точно так же, как раньше она поняла – даже не поняла, а узнала, – что нагруженные повозки, проходящие через Речной Перекресток на пути в Джимтаун, тянули быки, а не лошади или мулы.

– Не обращай ты на это внимания, – проговорила она, и если голос ее и дрожал, то совсем чуть-чуть. – Мы ищем поезд, давай на этом и сосредоточимся… куда нам теперь, как ты думаешь?

Эдди запрокинул голову и, взглянув на темнеющее небо, сразу же определил – по узору несущихся там облаков – путь Луча. Опустив глаза, он безо всякого удивления обнаружил, что выход на улицу, расположенную более или менее вдоль Луча, охраняет большая каменная черепаха. Глаза на змеиной ее голове, осторожно высовывающейся из-под гранитного панциря, казалось, смотрят на них с любопытством. Эдди мотнул головой в сторону черепахи и выдавил слабенькую улыбку.

– «Есть Черепаха, представьте себе…»

Сюзанна лишь мельком взглянула туда и кивнула. Эдди перевез ее через площадь и выкатил коляску на улицу Черепахи. От трупов, висящих на всех столбах, исходил суховатый запах корицы, от которого у Эдди скрутило желудок… и вовсе не из-за того, что пахло плохо, а потому что, наоборот, хорошо – это был пряный запах какого-то сладкого порошка, который дети с удовольствием посыпают на утренний тост.

К счастью, улица Черепахи оказалась довольно широкой, к тому же большинство трупов, свисающих со столбов, давно превратились в усохшие мумии, хотя Сюзанна и заметила несколько относительно «свежих» тел: вокруг них роились мухи, облепив потемневшую кожу раздувшихся лиц, а в гниющих глазницах копошились черви.

И под каждым столбом белело по маленькой кучке костей.

– Их, наверное, тысячи, – сказал Эдди. – Мужчины, женщины, дети.

– Да, – спокойно проговорила Сюзанна и удивилась сама, как странно и отчужденно звучит ее голос. – У них было достаточно времени, и они им воспользовались сполна, чтобы поубивать друг друга.

– Где ж, мать их так, добрые мудрые эльфы?! – Эдди нервно расхохотался, но смех его подозрительно походил на всхлипы. Про себя он подумал, что, кажется, начинает «въезжать» до конца в подлинный смысл этой вроде бы безобидной фразы: Мир сдвинулся с места, – в то, какие глубины зла и невежества заключает она в себе.

Глубины бездонные.

Громкоговорители эти установили во время войны, – размышляла про себя Сюзанна. – Да, наверное, так все и было. Бог его знает, какой войны и когда она началась, но это был полный абзац. Через эти «матюгальники» правители Лада оглашали по всему городу свои объявления, а сами сидели, наверное, в каком-нибудь укрепленном бомбоубежище – вроде командного бункера, где укрылся Гитлер с верхушкой рейха в конце Второй мировой.

В ушах у нее звучал властный голос, когда-то гремевший из этих громкоговорителей, – она различала его так же ясно, как раньше слышала скрип повозок, проезжающих через Речной Перекресток, как слышала свист кнута над спинами тащивших повозки быков.

Центры распределения провизии А и D будут сегодня закрыты; просим всех обращаться в центры В, С, Е и F. При себе иметь карточки и купоны.

Девятому, десятому и двенадцатому отрядам милиции срочно прибыть в Сендсайд.

Воздушные налеты ожидаются с восьми до десяти часов. Всему гражданскому населению укрыться в ранее определенных бомбоубежищах. При себе иметь противогазы. Повторяю: при себе иметь противогазы.

Объявления, да… и еще выпуски новостей. Разумеется, фальсифицированных новостей – пропагандистские, милитаризированные сводки, которые Джордж Оруэлл[49] назвал бы «двоесловием». А в промежутках, наверное, музыка: бравурные военные марши – и пламенные призывы отомстить за погибших товарищей, отправить новых мужчин и женщин в алое жерло войны.

Потом война закончилась, и в городе стало тихо… на некоторое время. Но вскоре громкоговорители ожили снова. Когда? Сто лет назад? Пятьдесят? Какая разница? Сюзанна решила, что никакой. Имело значение только одно: когда «матюгальники» эти включаются, они каждый раз передают неизменную запись – запись барабанного боя. И потомки коренных жителей города приняли эти ритмы… за что? За голос Черепахи? За волеизъявление Луча?

Сюзанна вспомнила вдруг, без всякой связи, как однажды спросила отца, тихого, но предельно циничного человека, верит ли он, что есть Бог и что Бог управляет с небес человеческими судьбами. Ну, – ответил он ей тогда, – тут, наверное, половина на половину, Одетта. Бог есть, в этом я не сомневаюсь, только я считаю, что теперь мы не очень Его занимаем. Я думаю, после того, как мы, люди, убили Его сына, до Него наконец-то дошло, что с потомками Адама и Евы уже ничего не поделаешь, и Он просто умыл руки. И поступил очень мудро.

Вместо ответа Сюзанна (которая в общем-то и ожидала от папы чего-то подобного: ей уже было одиннадцать лет, и она достаточно хорошо изучила отцовский склад ума) показала ему объявление в местной газете в рубрике «Наш приход». В объявлении говорилось, что в следующее воскресенье преподобный отец Мердок из методистской церкви Милости Господней прочтет проповедь на тему «Бог говорит с нами каждый день», после чего будут зачитаны выдержки из Первого послания к Коринфянам. Отец смеялся до слез. Ну, наверное, каждый из нас время от времени слышит голос – чей-то голос, – выдавил он, когда приступ смеха прошел. – Но ты можешь, дочка, поспорить на самый последний доллар: каждый из нас, включая и преподобного отца Мердока, слышит именно то, что он хочет услышать. Так удобнее.

А эти люди, как видно, хотели услышать в простой записи партии для ударных призыв к ритуальным убийствам. И теперь, когда из сотен и тысяч громкоговорителей, установленных по всему городу, раздается дробный барабанный бой – призывный грохот, оказавшийся на поверку, как утверждает Эдди, всего лишь партией ударных для «зи-зи-топовской» песенки «Велкро Флай», – это служит для них сигналом размотать пару веревок и вздернуть нескольких горожан на ближайших столбах.

И сколько же их всего? – размышляла Сюзанна, пока Эдди катил ее в коляске, ребристые, жесткие колеса которой скрипели по битому стеклу и шуршали по обрывкам бумаги. – Сколько погибло за эти годы из-за того только, что где-то под городом заклинило электронную схему, включающую радиопередачу? Может быть, это все началось потому, что они ощутили глубинную чужеродность музыки, каким-то непостижимым образом попавшей сюда – как, собственно, и мы сами, и тот разбившийся аэроплан, и эти автомобили на улицах – из другого мира?

Этого она не знала, но вдруг поняла, что тоже теперь пришла к отцовскому – в чем-то циничному – взгляду на Бога и возможных его бесед с сыновьями Адама и дщерями Евы. Эти люди, наверное, просто искали подходящий повод для того, чтобы убивать друг друга, и обрели его в барабанном бое, который как повод был не хуже любого другого.

Она поймала себя на том, что мысли ее вновь и вновь возвращаются к улью, на который они наткнулись в эвкалиптовой роще, – бесформенному улью с белыми пчелами, чей ядовитый мед наверняка убил бы их, если бы они были настолько глупы, чтобы его попробовать. Здесь, на берегу реки Сенд, находился еще один умирающий улей, где тоже обитали белые пчелы-мутанты, запутавшиеся, потерянные, сбитые с толку создания, чей укус мог быть столь же смертелен.

И скольким еще предстоит умереть прежде, чем эта магнитофонная пленка порвется?

И, словно мысли Сюзанны неосторожно включили запись, громкоговорители вдруг ожили и начали передавать нескончаемый синкопированный барабанный бой. Эдди вскрикнул от неожиданности. Сюзанна тоже закричала и прижала ладони к ушам – но за те пару секунд, пока она не закрыла уши, она успела все-таки расслышать другую музыку: дорожку или, может быть, пару дорожек, заглушённых десятилетия назад, когда кто-то (возможно, случайно) сбил настройку, отключив партию гитар и вокал.

Эдди вез ее по улице Черепахи вдоль пути Луча, стараясь смотреть во все стороны сразу и в то же время не замечать запаха разложения. Слава Богу, что дует ветер, подумал он.

Он начал толкать коляску быстрее, скользя внимательным взглядом по буйно заросшим сорной травой промежуткам между белыми зданиями: не мелькнет ли изящной дугой пролет поднятой над городом железной дороги. Ему хотелось как можно скорее убраться из этой аллеи трупов. Глубоко вдохнув воздух, наполненный сладким запахом корицы, Эдди подумал, что ему в жизни так ничего не хотелось, как просто убраться отсюда.

19

Джейк разом очнулся, когда Гашер схватил его за воротник и дернул с безжалостной силой жестокого всадника, который удерживает коня, помчавшегося галопом. Одновременно он выставил одну ногу, и Джейк, споткнувшись, упал на спину. Головой он сильно ударился о тротуар и на мгновение отключился. Гашер, явно не страдавший острыми приступами человеколюбия, быстро привел его в чувство, схватив за нижнюю губу и резко вывернув ее наружу.

Джейк закричал и рывком сел, вслепую размахивая кулаками. Гашер легко уклонился от его слабых ударов, просунул вторую руку Джейку под мышку и резко поднял его на ноги. Джейк стоял, раскачиваясь взад-вперед словно пьяный. Он уже не протестовал – не мог. Он едва ли воспринимал происходящее и вообще ничего не чувствовал, кроме одного: все его мышцы болели от перенапряжения, а раненая рука как будто выла, точно животное, пойманное в капкан.

Гашер явно запыхался, и на этот раз ему понадобилось чуть больше времени, чтобы восстановить дыхание. Он стоял, наклонившись вперед и упираясь руками в колени. При каждом его вдохе слышался тихий присвист. Желтый платок у него на голове сбился набок. Единственный глаз блестел, как фальшивый бриллиант. Белая шелковая повязка на другом глазу помялась – из-под нее медленно «выползали» мерзкого вида сгустки желтоватой жижи и текли по щеке.

– Подними башку, зайчик, и ты увидишь, почему я тебя остановил. Давай полюбуйся!

Джейк запрокинул голову и, поскольку давно уже пребывал в ступоре, вовсе не удивился, увидев висящий над ними на высоте футов восемьдесят мраморный фонтан размером с хороший трейлер. Они с Гашером стояли сейчас почти точно под ним. Фонтан держался на двух ржавых тросах, которые были почти не видны за шаткой грудой церковных скамей. Несмотря на оцепенение, Джейк отметил, что эти тросы изношены посерьезнее, чем те, которые держали мост.

– Видишь? – спросил, ухмыляясь, Гашер. Подняв левую руку к белой повязке на сочящемся гноем глазу, он выгреб из-под нее вязкую жижу и с завидным безразличием стряхнул ее с пальцев. – Красиво, правда? О-о, Тик-Так – мужик умный, в этом уж будь уверен. Он никогда не ошибается. (Где эти гребаные барабаны? Они должны бы уже включиться… если Медный Лоб забыл их врубить, я собственноручно всажу ему палку в задницу, да так, что в горле запершит.) А теперь посмотри вперед, мой восхитительный вкусный зайчик.

Джейк так и сделал и немедленно получил удар такой силы, что отлетел назад и едва не упал.

– Да не туда, идиот! Вниз! Видишь те два темных камня?

Через секунду-другую Джейк их заметил и безразлично кивнул головой.

– Очень тебе не советую наступать на них, зайчик, иначе вся эта хреновина свалится прямо тебе на голову, и тому, кто захочет тебя соскрести, придется воспользоваться промокашкой. Понятно?

Джейк снова кивнул.

– Хорошо. – Гашер сделал последний глубокий вдох и хлопнул мальчика по плечу. – Тогда вперед. Чего ждешь? Ну!

Джейк перешагнул через первый из более темных камней и увидел, что это не камень, а металлическая пластина, обточенная по форме булыжника. Вторая пластина располагалась чуть впереди, причем весьма хитроумно: так, чтобы невнимательный – и незваный – гость, по случайности не наступивший на первую, почти наверняка наступил на вторую.

Ну давай, сделай шаг – наступи на нее, – сказал он себе. – Почему бы и нет? Стрелок все равно ни за что не разыщет тебя в этом чертовом лабиринте, так что давай, пусть все рухнет тебе на голову. Так будет лучше… и чище, чем то, что этот Гашер с его дружками приготовили для тебя. И гораздо быстрее.

Он занес ногу в пыльной кроссовке над пластиной-ловушкой.

Гашер ударил его кулаком по спине, но не очень сильно.

– И чего это ты себе думаешь, салажонок? Червей покормить захотелось? – спросил он, причем всегдашняя издевательская жестокость сменилась в его голосе простым человеческим любопытством. Если к нему и примешивались какие-то еще чувства, то не страх, а скорее удивление. – Ладно, давай, если ты только уверен, что тебе хочется именно этого. Мне-то что? Мой билетик давно припасен. Только давай побыстрее, чтоб тебя черти сожрали!

Нога Джейка опустилась на мостовую за плитой, приводящей ловушку в действие. Его решение пожить чуть подольше объяснялось отнюдь не надеждой на то, что Роланд найдет и спасет его… Джейк даже не сомневался, что Роланд поступит именно так: будет идти вперед до тех пор, пока кто-нибудь не остановит его, а потом – если сможет, если ему хватит сил – одолеет еще несколько ярдов.

Остановило его другое. Если сейчас наступить на пластину, то Гашеру – возможно – тоже пришел бы конец, но одного Гашера мало: достаточно было взглянуть на этот ходячий труп, чтобы понять, что тот вовсе не лжет, утверждая, что уже умирает. Джейк решил подождать в надежде на то, что – если уж умирать, то с музыкой – ему может представиться случай прихватить с собой пару-тройку дружков Гашера… может быть, даже того, кого он называет Тик-Таком.

Если уж я собираюсь, как он выражается, «покормить червей», – рассуждал Джейк, – лучше собрать для компании «толпу» побольше.

Роланд бы понял его.

20

Джейк ошибся в своей оценке способности Роланда проследить их путь по этому невероятному лабиринту; ранец Джейка был самым приметным из знаков, оставшихся после них, к тому же Роланд быстро понял, что ему нет надобности останавливаться, чтобы искать следы. Ему нужно было просто идти за Ышем.

Но тем не менее он иногда останавливался – на некоторых развилках, – желая удостовериться, и каждый раз, когда это происходило, Ыш оглядывался на него, издавая негромкий нетерпеливый лай, словно говоря: Поторапливайся! Не стой! Хочешь их потерять?

После того как обнаруженные стрелком знаки: следы, нитка от рубашки Джейка, лоскутик желтого платка Гашера – трижды подтвердили чутье ушастика, Роланд перестал сомневаться и уверенно следовал за ним. Он по-прежнему искал знаки, просто больше не останавливался для этого. А потом раздался барабанный бой, и именно он – плюс еще любопытство Гашера, пожелавшего вдруг проверить, что лежит в ранце у Джейка, – спасли в тот день жизнь Роланду.

Он резко остановился, и, еще прежде чем он сообразил, откуда взялись эти звуки, рука сама выхватила револьвер. Когда стрелок понял, в чем дело, он раздраженно крякнул, убрал револьвер обратно в кобуру и собрался уже идти дальше, как вдруг его взгляд случайно упал на ранец Джейка… а потом он заметил пару тонких блестящих нитей, протянутых в воздухе. Прищурившись, Роланд разглядел два тоненьких проводка, пересекавшихся над землей примерно на уровне коленей, не далее чем футах в трех впереди. Ыш, зверек от природы юркий, без труда проскользнул в V-образные «воротца», образованные пересекавшимися проводами… но если бы не барабаны и не случайно попавшийся на глаза ранец, Роланд налетел бы прямо на них. Он поднял голову и внимательно изучил вроде бы беспорядочное нагромождение всякого хлама по обеим сторонам узенького прохода. Губы его плотно сжались. Смерть была близко, и спасло его только вмешательство ка.

Ыш нетерпеливо тявкнул.

Роланд лег на живот и прополз под проволокой, двигаясь медленно и осторожно, – он был крупнее Гашера, не говоря уже о Джейке. Будь он чуть-чуть пополнее, он бы вообще не сумел протиснуться под проводами, не задев их. Отдаваясь в ушах, по проходам гремел барабанный бой. Они все с ума посходили, что ли? – раздумывал он про себя. – Если бы мне каждый день пришлось слушать такое, я бы точно лишился рассудка.

Выбравшись из-под проволоки, стрелок поднял ранец Джейка и заглянул внутрь. Вроде бы ничего не пропало: книги, кое-что из одежды и всякие маленькие «сокровища», которые мальчик собрал по пути, – камушек с блестящими желтыми прожилками, похожими на золото, но таковыми не являвшимися; наконечник стрелы, оставшийся, может быть, от древних обитателей леса (Джейк нашел его в роще через день после того, как попал в этот мир); несколько монеток из собственного его мира; отцовские солнцезащитные очки и еще несколько «пустячков», которые может любить, понимать и ценить только мальчик, не достигший еще даже подросткового возраста, – в общем, все то, что парнишка захочет вернуть… если Роланд успеет найти его раньше, чем Гашер и вся его братия сломают его и изменят настолько, что он потеряет всякий интерес к невинным занятиям и «ценностям» детства.

Перед мысленным взором Роланда возникла ухмыляющаяся рожа Гашера – точно лик демона или джинна из бутылки: кривые редкие зубы, пустые глаза мертвеца, язвы, расползающиеся по щекам и по подбородку, заросшему жесткой щетиной. Если ты его тронешь… – подумал было стрелок, но тут же себя осадил: эти мысли лишь завели бы его в тупик. Если Гашер обидит мальчика (Джейка! – вопил настойчивый внутренний голос. – Не просто мальчика, а Джейка! Джейка!), Роланд убьет Гашера. Да. Но это само по себе ничего не значит. Это будет бессмысленным действием, ибо Гашер уже мертв.

Стрелок удлинил ремни ранца, в который раз восхитившись хитроумным устройством пряжек на лямках, надел его на себя и поднялся на ноги. Ыш приготовился двигаться дальше, но Роланд окликнул его по имени, и зверек обернулся.

– Ко мне, Ыш! – Роланд не знал, поймет ли ушастик команду (а если даже и поймет, то захочет ли повиноваться), но им сейчас лучше – и безопаснее – держаться поближе друг к другу. Одну ловушку они миновали благополучно. Но где есть одна, могут быть и другие. А в следующий раз Ышу может и не повезти.

– Эйк! – тявкнул Ыш, не сдвинувшись с места. Лай ушастика прозвучал вполне бодро, и только глаза зверька отражали его истинное состояние: они потемнели от страха.

– Да, но это опасно, – сказал Роланд. – Ко мне.

Сзади, где-то на пути, по которому они шли, раздался грохот – как будто обрушилось что-то тяжелое. Быть может, падение произошло от вибрации, вызванной барабанным боем. Теперь Роланд увидел столбы с черными раструбами громкоговорителей, торчавшие из обломков и мусорных куч, точно длинные шеи каких-то странных зверей.

Ыш подбежал к нему и, тяжело дыша, поднял острую мордочку.

– Держись поближе.

– Эйк! Эйк-Эйк!

– Да. Джейк. – Роланд снова пустился бежать.

Ыш бежал рядом с ним, точно самый обычный пес.

21

Для Эдди все происходящее опять обрело некое странное качество, которое один мудрый мужик когда-то назвал deja vu: он снова мчался с коляской со временем наперегонки. Только вместо морского берега была улица Черепахи, а в остальном все было по-прежнему. Впрочем, нет, все-таки имелось одно существенное отличие: сейчас они искали вокзал (или «колыбель»), а не дверь, стоящую без креплений.

Сюзанна, выпрямившись, сидела в коляске, держа в правой руке револьвер Роланда, нацеленный в тревожное небо, затянутое облаками. Ее волосы развевались по ветру. Барабаны гремели и грохотали. Их ритм, казалось, сшибал, как удар. Впереди, посредине улицы, валялась какая-то тарелкообразная штука немалых размеров, при виде которой в перенапряженном сознании Эдди возникла картина, навеянная, должно быть, классической архитектурой зданий, выстроившихся по обеими сторонам улицы: Тор и Юпитер играют во фрисби. Юпитер кидает громадный диск, и Тор дает ему пройти через облако… черт возьми, развлекаловка на Олимпе!

Фрисби богов, подумал он, лавируя с коляской Сюзанны между двумя проржавевшими автомобилями, ну и мысли тебя посещают, приятель.

Он вывез коляску на тротуар, чтобы объехать тарелкообразную штуку, которая теперь, когда они подошли поближе, обрела очертания круглой телеантенны. Во всяком случае – чего-то похожего. Объехав «антенну», Эдди опять опустил коляску на проезжую часть – ехать по тротуару было весьма затруднительно, поскольку он весь был завален мусором, – и как раз в этот момент барабаны внезапно умолкли. Эхо их укатилось вдаль, и опять стало тихо… вернее, отнюдь не тихо, но после такого невозможного грохота Эдди не сразу это сообразил. Чуть впереди, на пересечении улицы Черепахи с другим широким проспектом, стояло сводчатое здание из белого мрамора, оплетенное побегами дикого винограда и какого-то экзотического растения с причудливыми «бородами», напоминающими кроны кипарисов. Но даже так оно выглядело великолепным и исполненным некоего благородства. Однако внимание их привлекло не это – из-за угла мраморного строения доносился возбужденный рокот толпы.

– Не останавливайся! – резко проговорила Сюзанна. – У нас нет времени на…

Над равномерным гулом голосов взвился истерический вопль, сопровождаемый возгласами одобрения и, как ни странно, аплодисментами вроде тех, которые Эдди доводилось слышать в казино в Атлантик-Сити по окончании очередной игры. Пронзительный вопль обернулся хрипом – долгим и медленно затихающим, – похожим на треск цикад в период их летней спячки. Эдди почувствовал, как у него встают дыбом волоски на затылке. Он обвел взглядом трупы, болтавшиеся на ближайшем столбе, и понял, что млады из Лада, весельчаки еще те, развлекаются там, за углом, затеяв очередную публичную экзекуцию.

Великолепно, подумал он. Жалко только, нет у них Тони Орландо и Дона. Они бы им сбацали «Постучи три раза» – умирать было бы веселее.

Эдди с любопытством взглянул на белую каменную громаду. На таком расстоянии уже чувствовался пряный запах растений, ее оплетающих. От этого запаха у него заслезились глаза, но он все же понравился Эдди больше, чем сладковатый дух корицы, исходящий от ссохшихся мумифицированных трупов. Свисавшие с тонких стеблей «бороды» зелени образовывали как бы водопады растительности, скрывавшие ряд сводчатых входов в здание. Неожиданно из одного «водопада» вынырнула человеческая фигура и быстро направилась в их сторону. Когда первый испуг прошел, Эдди понял, что это ребенок и, судя по росту, совсем малыш. Одет он был странно, в стиле лорда Фаунтлероя[50]. Необычный костюм дополняли белая рубашка с кружевным гофрированным воротником и короткие бархатные штанишки. В волосах у ребенка пестрели ленточки. Эдди едва поборол внезапное сумасшедшее желание сделать «козу»: Идет коза рогатая за малыми ребятами. У-тю-тю.

– Идите сюда! – позвал их ребенок высоким писклявым голосом. В волосах у него запуталось несколько зеленых побегов. Он рассеянно стряхнул их на бегу левой рукой. – Они там приходуют Резвого! Пришел его черед отправляться в страну барабанов. Пойдемте, иначе пропустите все веселье, да разразят его боги!

Сюзанну не меньше, чем Эдди, поразило неожиданное появление ребенка и его весьма диковинный внешний вид, но, когда тот подошел поближе, она заметила еще одну странность: почему-то он стряхивал зелень, застрявшую в увешанных ленточками волосах, только одной рукой. Правую руку ребенок все время держал за спиной.

Какой он маленький и неуклюжий! – сказала себе Сюзанна, а потом в сознании ее как будто включилась магнитофонная запись и зазвучали слова Роланда, сказанные на краю моста, когда они перебрались на эту сторону: Я знал, что нечто подобное может произойти… если бы мы его раньше заметили, этого гада, пока находились вне радиуса действия его взрывающегося яйца… вот и правда, везет как утопленникам!

Она нацелила Роландов револьвер на ребенка, который, спрыгнув с тротуара, бежал прямо на них.

– Стоять! – закричала она. – Стоять на месте, кому говорю!

– Сьюз, ты что? – изумился Эдди.

Сюзанна как будто его не услышала. В некотором – и очень реальном – смысле Сюзанна Дин вообще перестала существовать: теперь в коляске сидела Детта Уокер с лихорадочно горящими подозрительностью глазами.

– Стоять, или я стреляю!

Видимо, маленький лорд Фаунтлерой был глух, потому что предупредительный окрик Сюзанны не возымел на него никакого действия.

– Скорее! – вопил он, ликуя. – Иначе пропустите все веселье! Резвый сейчас…

Он начал медленно вытаскивать правую руку из-за спины. Только теперь до Эдди дошло, что никакой это не ребенок, а уродливый карлик, распрощавшийся с детством давным-давно. А выражение его лица, которое Эдди принял поначалу за детскую радость, на самом деле являло собой жуткую маску ярости с ненавистью пополам. Его щеки и лоб покрывали гноящиеся белесые язвы, которые Роланд называл «блядскими цветками».

Сюзанна так и не успела увидеть его лицо. Все внимание ее сосредоточилось на правой руке уродца с зажатым в ней тускло-зеленым шаром. Она увидела все, что нужно. Большего не потребовалось. Прогремел выстрел. Карлика отшвырнуло назад. Он грохнулся на тротуар. Из его крошечной глотки вырвался пронзительный крик – вопль боли и ярости. Граната выпала из обмякшей руки и покатилась обратно в ту самую арку, из которой минуту назад появился «гном».

Детта исчезла, как сон. Сюзанна с ужасом и отвращением перевела изумленный взгляд с дымящегося револьвера на распростертую на тротуаре крошечную фигурку.

– О Господи! Я застрелила его! Эдди, я его застрелила!

– Смерть… седым!

Маленький лорд Фаунтлерой попытался выкрикнуть эти слова вызывающим, дерзким тоном, но захлебнулся в потоке крови, хлынувшей у него изо рта и залившей немногие более или менее чистые места на его белой когда-то рубашке. Откуда-то изнутри, наверное, из внутреннего двора мраморного строения, заросшего дикой лозой, раздался приглушенный грохот взрыва, и косматый ковер буйной зелени колыхнулся, надувшись, как флаг на ветру. Из арок пахнуло дымом – удушающим, едким. Эдди бросился на Сюзанну, прикрывая ее своим телом. Град цементных осколков – к счастью, небольших – обрушился ему на спину и на затылок. Слева что-то зачавкало, влажно и неприятно. Он слегка приоткрыл глаза и, взглянув в том направлении, увидел голову маленького Фаунтлероя, которая покатилась в канаву и остановилась там. Глаза карлика были открыты, рот так и застыл искривленным в предсмертном оскале.

Теперь до них донеслись новые голоса: кто-то вопил, кто-то визжал, кто-то рычал от ярости. Эдди резко отскочил от коляски Сюзанны – коляска качнулась, встала на одно колесо, но все-таки, к счастью, не перевернулась – и глянул в сторону арки, откуда появился карлик. Оттуда уже выбегали люди: кто-то из-за угла здания, кто-то из арок, заросших лозой. Разношерстная толпа, человек двадцать. Мужчины и женщины, материализовавшиеся из дыма после взрыва гранаты, словно какие-то злые духи. Почти у всех головы были повязаны голубыми платками, и все держали в руках оружие: весьма жалкий и разномастный набор проржавевших мечей, явно тупых ножей и потрескавшихся дубинок. Один из мужчин воинственно размахивал молотком. Млады, подумал Эдди. Мы прервали их висельную вечеринку, и они, видимо, очень расстроились.

Увидев Сюзанну, сидящую в кресле-каталке, и Эдди, который стоял теперь у коляски, опустившись на одно колено, толпа разразилась истошными воплями: Смерть седым! Убить их обоих! Они замочили Блескучего, разрази их Господь! Мужчина, выбившийся чуть вперед, одетый в какую-то юбку на манер тех, что носят шотландские солдаты, размахивал абордажной саблей. Он крутанул ее над головой (и едва при этом не снес башку стоявшей рядом толстой тетке, которая вовремя пригнулась) и бросился к Эдди с Сюзанной. Толпа с радостными воплями ринулась за ним.

Тишину пасмурного ветреного дня расколол грохот выстрела, и верхнюю часть головы ретивого млада, одетого в юбку, снесло напрочь. Землистое лицо толстой тетки, которой «шотландец» едва не отсек саблей голову, вдруг «расцвело» алым пунктиром, и она издала испуганный сдавленный возглас. Остальные на полном ходу проскочили мимо с широко раскрытыми, ничего не видящими глазами, вопя в исступлении и не замечая ни визга толстухи, ни трупа.

– Эдди! – закричала Сюзанна и выстрелила еще раз. Мужчина в шапочке, отделанной шелком, и сапогах до колен рухнул на мостовую.

Эдди потянулся за «ругером», и на какой-то кошмарный миг ему показалось, что он потерял пистолет. Рукоятка его – и такое случается тоже! – завалилась за ремень штанов. Он сунул руку за пояс и дернул изо всех сил. Гребаная штуковина застряла. Мушка на конце ствола зацепилась за трусы.

Сюзанна выстрелила три раза подряд. Все три пули попали в цель, но это не остановило разбушевавшихся младов.

– Эдди, ты где? Помоги мне!

Эдди рывком разорвал штаны, ощущая себя жалкой пародией на супермена, и сумел наконец вытащить «ругер». Основанием левой ладони он сбил рычажок предохранителя и, опершись локтем о бедро чуть повыше колена, открыл огонь. Он уже ни о чем не думал. Думать, собственно, не было необходимости – и целиться тоже. Роланд как-то им говорил, что в бою руки стрелка действуют как бы сами, независимо от него, и теперь Эдди убедился в этом. На таком расстоянии, впрочем, даже слепому было бы трудно промахнуться. После выстрелов Сюзанны число младов уменьшилось до пятнадцати. Эдди «прошелся» по остальным, как ураган по пшеничному полю, уложив четверых меньше чем за две секунды.

Теперь их спаянная толпа, слитая в едином бездумном и пылком порыве, начала потихоньку распадаться. Мужчина, размахивавший молотком, неожиданно отшвырнул свое оружие и бросился наутек, смешно подпрыгивая на своих искривленных артритом ногах. За ним последовали еще двое. Остальные в нерешительности остановились.

– Вперед, черт вас всех побери! – прорычал относительно молодой мужчина. Голубой шарф был повязан у него на шее, как шейный платок жокея. За ушами на лысой его черепушке торчали два жалких клочка спутанных рыжих волос. Сюзанна решила, что он похож на клоуна Кларабелля; Эдди он чем-то напомнил Роналда Макдоналда; и оба сразу увидели, что это серьезный противник. Лысый «жокей» запустил в них тяжелым, явно самопальным копьем, которое начинало свою «карьеру» скорее всего в качестве ножки стола. Не причинив никому вреда, оно грохнулось на мостовую справа от Эдди и Сюзанны. – Вперед, я сказал! Мы справимся с ними, если ударим все вмес…

– Прости, дружище, – пробормотал Эдди и выстрелил, целясь в грудь.

Кларабелль-Роналд отшатнулся, схватившись рукой за перед рубахи и глядя на Эдди широко раскрытыми глазами, в которых читалась одна, до боли ясная мысль: этого не должно было случиться. Рука упала, безвольно повиснув вдоль туловища. Изо рта потекла струйка крови, до невозможности яркая в сером свечении пасмурного дня. Млады – немногие из оставшихся – молча смотрели, как он, пошатнувшись, рухнул на колени. Один из них бросился было бежать.

– Не хрена, – сказал Эдди. – Оставайся на месте, мой убегающий друг, иначе у тебя будет возможность как следует рассмотреть ту поляну, где жизни твоей обрывается путь. – Он повысил голос. – А ну-ка, ребята, девчонки, бросайте все, что у вас в руках! Все! И быстро! Сейчас же!

– Ты… – прошептал умирающий. – Ты… стрелок?

– Да. – Эдди окинул угрюмым взглядом притихших младов.

– Умоляю тебя… о прощении, – выдохнул лысый воитель и упал лицом вниз.

– Стрелки? – тупо переспросил кто-то из толпы. В его голосе явственно слышался страх. И еще понимание.

– Хоть ты и дурак, но, смотрю, не глухой, – проговорила Сюзанна, – а это уже кое-что. – Она взмахнула револьвером, в котором (Эдди знал это точно) уже не осталось патронов. И, кстати, уж если на то пошло, сколько патронов осталось в «ругере»? Только теперь до него дошло, что он понятия не имеет, сколько вообще патронов помещается в магазине этого пистолета. Надо же быть таким идиотом… впрочем, разве он думал о том, что им доведется столкнуться с чем-то подобным? Нет, ему даже и в голову не могло прийти… – Вы слышали, что он сказал, ребята? Давайте бросайте свои игрушки. Каникулы кончились.

Один за другим они подчинились. Женщина, на лице которой теперь засыхала кровь мистера Меч-и-Юбка – добрая пинта кровищи, – неуверенно проговорила:

– Не стоило вам убивать Уинстона, миссис… у него сегодня день рождения… был.

– Вот и сидел бы он дома и кушал праздничный тортик, – ответил Эдди. Учитывая ситуацию, самое подходящее определение которой «бред», ни реплика женщины, ни его ответ не показались ему ни странными, ни неуместными. Чистый сюр.

Среди оставшихся младов была еще одна женщина – тощее существо со светлыми волосами, вылезающими клоками, как будто у нее лишай. Эдди заметил, как она постепенно, бочком-бочком, начала продвигаться к мертвому карлику – и к потенциально безопасной зелени, закрывавшей вход в арку, – и всадил пулю в потрескавшийся цемент у нее под ногами. Он и сам не знал толком, чего ему от нее надо, просто ему не хотелось, чтобы один дурной пример заразил остальных. Кроме того, он боялся своих же рук – мало ли что они станут делать, если весь этот болезненный мрачный народ попытается смыться. Что бы он там себе ни думал по поводу всех этих стрелецких дел, рукам его это занятие, как выяснилось, понравилось.

– Стой на месте, красавица. Офицер дружественных нам войск обеспечит твою безопасность. – Он бросил взгляд на Сюзанну. Лицо ее посерело, и это встревожило Эдди. – Ты как, Сьюз? Нормально? – спросил он, понизив голос.

– Нормально.

– Ты ведь не хлопнешься в обморок, правда? Потому что…

– Нет. – Она подняла глаза, темные, точно сумрачные пещеры. – Просто раньше я никогда ни в кого не стреляла… понятно?

Что ж, привыкай, – едва не вырвалось у него, но он прикусил язык и опять покосился на пятерых оставшихся от оголтелой толпы. Они смотрели на него с Сюзанной с тупым испугом, которому, однако, было далековато до настоящего страха.

Черт возьми, да они все забыли давным-давно, что такое страх, – сказал себе Эдди. – Равно как и радость, печаль и любовь… по-моему, они вообще разучились чувствовать. Слишком долго они живут в этом гиблом месте.

И тут ему вспомнился смех, возбужденные крики, аплодисменты… Так что, выходит, была одна вещь, которая приводила в движение их застопорившиеся моторы, – нечто, способное пробудить в них какие-то, пусть извращенные, чувства. Резвый бы смог это подтвердить.

– Кто у вас тут за старшего? – спросил Эдди, внимательно наблюдая за перекрестком у них за спиной на случай, если те, кто сбежал, передумают и снова заделаются смельчаками. Пока что он не слышал и не видел ничего подозрительного. Все остальные, как видно, решили бросить эту пятерку на произвол судьбы.

Они неуверенно переглянулись, и в конце концов заговорила женщина с перепачканным кровью лицом:

– Был Резвый, но когда в этот раз загремели божественные барабаны, жребий выпал на него, и мы дали ему проплясаться. Наверное, после него шел бы Уинстон, но вы замочили его из своих проклятых револьверов. Да-да, замочили. – Она нарочно стерла ладонью кровь со щеки, посмотрела себе на руку и снова вперила мрачный взгляд в Эдди.

– А что, по-твоему, собирался со мной сделать Уинстон, когда метнул свое долбаное копье? – полюбопытствовал Эдди. Ему было весьма неприятно, что эта толстая тетка заставила его почувствовать свою вину за содеянное. – Подровнять мне прическу?

– И Франклина Блескучего замочили тоже, – угрюмо бубнила толстуха. – А кто вы такие вообще? Или седые, а это само по себе уже плохо, или парочка проклятых иноземцев, что еще хуже. Сколько нас, младов, осталось в Северном городе? Кто нас защитит? Топси? Да, Топси мог бы… Топси Мореход… но его с нами нету, так? Сел в свою лодку и уплыл по реке… да, именно так он и сделал, и да падет на него Божий гнев, это я вам говорю!

Сюзанна уже перестала вслушиваться в слова. Ее мысли как заколдованные возвращались опять и опять к одной фразе, сказанной ранее толстой женщиной: Жребий выпал на Резвого, и мы дали ему проплясаться. Давно, еще в колледже, она прочитала рассказ Шерли Джексон «Лотерея». Эти люди – выродившиеся потомки исконных младов – являли собой воплощение кошмарной фантазии Джексон. Неудивительно, что они не способны уже ни на какие сильные чувства. А кто был бы на это способен, зная, что ему предстоит принимать участие в этой страшной жеребьевке, и не единожды в год, как в рассказе, а по два-три раза на дню?

– Но почему? – спросила она у забрызганной кровью женщины. Ее голос, проникнутый ужасом, звучал хрипло и глухо. – Зачем вам все это?

Толстуха уставилась на Сюзанну как на законченную идиотку.

– Зачем? Да затем, чтобы призраки, обитающие в машинах, не вселились в тела умерших – младов или седых, все равно – и не послали их через дыры в земле наверх, чтобы они нас пожрали. Каждый дурак это знает.

– Никаких призраков не существует, – попыталась ее вразумить Сюзанна, но даже сама поняла, что слова ее просто бессмысленны. Здесь призраки существуют, существуют. В этом мире они повсюду. Но тем не менее она продолжала: – То, что вы называете божественными барабанами, всего лишь магнитофонная запись. Просто пленка где-то застряла, и все. – Тут ее вдруг осенило, и она торопливо добавила: – Или, быть может, седые делают это нарочно… вы никогда не задумывались? Они живут в другой части города, так ведь? И под землей тоже? Они всегда стремились вас выжить. Может быть, это просто способ, чтобы заставить вас выполнить за них всю работу.

Забрызганная кровью женщина стояла рядом с пожилым господином в котелке – самом древнем, наверное, в мире – и выцветших брюках цвета хаки. Он сделал шаг вперед и заговорил подчеркнуто вежливо, отчего глубокое его презрение к чужакам обрело свойство кинжала с острым как бритва лезвием:

– Вы ошибаетесь, госпожа стрелок. Здесь, под Ладом, машин не счесть, и во всех обитают призраки… демоны-духи, несущие смертным одно только зло. Эти демоны-духи очень даже способны поднять мертвецов… а уж мертвецов у нас в Ладе хватает.

– Послушайте, – раздраженно встрял Эдди. – А вы-то сами хоть раз видели этих зомби, а, Дживз[51]? Их вообще кто-нибудь видел?

Дживз скривил губы и ничего не сказал – усмешка его говорила сама за себя. Чего еще можно ждать от каких-то бешеных иноземцев, которые вместо того, чтобы искать понимания, начинают палить из револьверов?

Эдди решил, что лучше всего прекратить бесполезную эту дискуссию. Все равно проповедник из него никакой. Он помахал своим «ругером» перед носом забрызганной кровью женщины.

– Ты и твой этот приятель… который похож на английского камердинера в выходной день… отведете нас на вокзал, после чего мы с вами нежно распрощаемся, и, признаюсь вам честно, на этом мой рабочий день, мать его так, закончится.

– Вокзал? – переспросил пожилой мужчина, похожий на Дживза. – А что это такое – «вокзал»?

– Колыбель, – уточнила Сюзанна. – Отведите нас к Блейну.

Последняя фраза все-таки подкосила Дживза: презрительное выражение умудренного жизненным опытом человека сменилось подлинным ужасом.

– Туда нельзя! – Он едва ли не закричал. – Колыбель – это запретная зона, а Блейн – самый опасный из всех призраков Лада.

Запретная зона? – подумал Эдди. – Великолепно. Если это действительно так, по крайней мере у нас голова перестанет болеть насчет вас, придурки. Кроме того, ему было приятно узнать, что Блейн все-таки существует… во всяком случае, сами млады в это верят.

Остальные смотрели на Эдди с Сюзанной в полном недоумении: наверное, с таким выражением взирала бы группа новообращенных фанатиков-христиан на предприимчивых прохиндеев, предложивших им взять в аренду Ковчег завета и переделать его под общественный туалет.

Эдди приподнял «ругер», прицелившись точно в лоб Дживзу.

– Нам нужно туда, – сказал он. – Мы идем. И если у тебя действительно нет желания присоединиться к своим праотцам прямо сейчас, то лучше тебе прекратить скулить и отвести нас, куда тебе сказано.

Дживз и забрызганная кровью женщина неуверенно переглянулись, но когда «камердинер» опять повернулся к Сюзанне и Эдди, лицо его было суровым и очень решительным.

– Лучше вы нас застрелите, – проговорил он угрюмо. – Мы скорее умрем, чем пойдем туда.

– Да вы на себя посмотрите, ребята: кучка свихнувшихся мудаков с отмирающими мозгами! – взбесилась Сюзанна. – Никто не умрет! Никто! На хрена умирать?! Просто вы нас проводите, и все! Ради всего святого!

– Но, госпожа, – проговорила толстуха серьезным тоном, – что умереть, что войти в Колыбель к Блейну – все едино. Потому что Блейн спит, и тот, кто разбудит его, очень дорого за это заплатит.

– Да ладно тебе, красотка. – Эдди тоже уже начинал выходить из себя. – Разве можно почувствовать запах кофе, засунув нос в задницу?

– Я вас не очень-то поняла, – проговорила толстуха со странным достоинством (откуда оно только взялось?).

– Я хочу сказать, что у вас есть выбор: отвести нас в Колыбель, рискуя при этом навлечь на себя гнев Блейна, или остаться здесь и уже наверняка испытать на себе гнев Эдди. Между прочим, вовсе не обязательно убивать человека сразу – снес башку, и порядок, все чинно и быстро. Можно отстреливать и по кусочку, а я сейчас именно в том настроении. Мне ужасно не нравится ваш городишко, и день у меня был поганый… музыка однообразная, запись заело, все население страдает хроническим или острым психозом и умственной недостаточностью, и первый же парень, которого мы тут встретили, швырнул в нас гранату и умыкнул нашего друга. Так что вы мне скажете?

– А зачем вам к Блейну? – спросил один из оставшихся пятерых младов. – Он давно не шевелится у себя в Колыбели… уже много лет. Он перестал даже болтать на свои разные голоса и смеяться.

Болтать на разные голоса и смеяться? – Эдди недоумевал. Он поглядел на Сюзанну. Быть может, она что-нибудь понимает. Но она лишь пожала плечами.

– Последним к Блейну ходил Ардис, – сообщила забрызганная кровью женщина.

Дживз угрюмо кивнул:

– Ардис всегда, когда пьяный, дурел. Блейн ему задал какой-то вопрос. Я его слышал, но только не понял, о чем шла речь… что-то насчет матери воронов, впрочем, не знаю… и когда Ардис не смог ответить, Блейн спалил его голубым огнем.

– Электричеством? – уточнил Эдди.

Дживз и забрызганная кровью женщина одновременно кивнули.

– Ага, – подтвердила женщина, – им самым. Электричеством. Так называли его в стародавние времена. Я-то знаю.

– Вам вовсе не обязательно заходить в Колыбель, – неожиданно предложила Сюзанна. – Просто отведите нас куда-нибудь, откуда она видна. А дальше мы пойдем сами.

Женщина недоверчиво на нее покосилась. Потом Дживз притянул голову толстухи к себе и стал что-то шептать ей на ухо. Трое оставшихся младов стояли чуть поодаль, выстроившись неровной линией и глядя на Эдди с Сюзанной невидящим взором, как люди, еще не очухавшиеся после массированного воздушного налета.

Наконец женщина оглянулась.

– Ладно, мы вас отведем к Колыбели, и скатертью вам дорога.

– Я тоже так думаю, – согласился с ней Эдди. – Ты и Дживз, вы пойдете с нами. Остальные свободны. – Он окинул их мрачным взглядом. – Только имейте в виду: хоть одно брошенное из засады копье, хоть одна стрела или кирпич – и эти двое умрут на месте. – Угроза его прозвучала так слабо и так бессмысленно, что Эдди тут же пожалел о сказанном. Разве этих придурков волнует судьба этой парочки или любого другого отдельно взятого «собрата» по клану, если они каждый день отправляют двоих-троих в мир иной. А-а, ладно, подумал он, глядя вслед удалявшимся младам, которые улепетывали не оглядываясь, теперь уже поздно. Раньше надо было думать.

– Идемте, – сказала женщина. – Хотелось бы поскорее от вас отделаться.

– Взаимно, – откликнулся Эдди.

Но прежде чем они с Дживзом сдвинулись с места, женщина сделала одну вещь, при виде которой сердце у Эдди немного смягчилось: опустившись на колени, она убрала волосы с лица мужчины в «шотландской юбке» и запечатлела на его грязной щеке поцелуй.

– Прощай, Уинстон, – шепнула она. – Подожди меня там, где расступаются деревья, а вода сладка. Подожди, я приду к тебе. Обязательно, как рассвет гонит сумрак на запад.

– Я не хотела его убивать, – вдруг сказала Сюзанна. – Я хочу, чтобы ты это знала. Но мне не хотелось умирать самой.

– Да. – Лицо, повернувшееся к Сюзанне, было суровым и на удивление спокойным. Глаза женщины были сухи. – Только если вы думаете войти к Блейну, вы все равно умрете. И скорее всего вы умрете так, что еще позавидуете Уинстону, бедняге. Он жесток, этот Блейн. Самый жестокий из всех злобных духов в этом жестоком и злобном месте.

– Пойдем, Мод. – Дживз помог ей подняться на ноги.

– Да. Надо с этим покончить. – Она смерила взглядом Сюзанну и Эдди. Взгляд ее был исполнен решимости, но и смятения тоже. – Прокляты будут мои глаза за то, что смотрели они на вас. И прокляты будут ваши револьверы, ибо все наши беды от них.

И при таком отношении, подумала про себя Сюзанна, ваши беды, сестрица, не закончатся и через тысячу лет.

Мод быстрым шагом пошла по улице Черепахи. Дживз вышагивал рядом с ней. Эдди, которому приходилось катить коляску с Сюзанной, едва поспевал за ними. Очень скоро он стал задыхаться. Высокие здания с резными арками уступили место увитым лозой строениям, рассеянным по широким, давно не знавшим ухода лужайкам. Когда-то, наверное, здесь был богатый и дорогой район. Одно из зданий особенно выделялось на общем фоне: незамысловатая внешне постройка в форме куба из белых каменных плит и с рядом колонн, поддерживающих нависающую крышу. Эдди опять вспомнились фильмы о гладиаторах, которые так ему нравились в детстве. Сюзанне, получившей более полное и классическое образование, вспомнился Парфенон. Оба сразу заметили изумительный каменный бестиарий – Медведя и Черепаху, Рыбу и Крысу, Коня и Собаку, скульптурные фигурки, выстроившиеся по краю крыши в колонну по две, – и поняли, что наконец-то пришли куда надо.

Всю дорогу их не покидало неприятное ощущение, как будто за ними наблюдает множество глаз – глаз, исполненных ненависти и в то же время благоговейного страха, – и теперь оно только усилилось. Над городом разразилась гроза. Первый гром прогремел, когда Эдди с Сюзанной увидели монорельс: как и гроза, он врывался в город с юга, сливался с улицей Черепахи и входил прямиком в Колыбель Лада. А когда они подошли к нему, старые иссохшие тела на столбах по обеим сторонам проспекта задергались и заплясали под порывами ветра.

22

Они бежали еще долго-долго, Бог знает сколько (Джейк ничего уже не соображал; его хватило только на то, чтобы отметить, что барабаны опять замолчали), а потом Гашер снова остановил его резким рывком. На этот раз Джейк сумел устоять на ногах. У него открылось второе дыхание. Гашеру, старой развалине, было хуже.

– Уф! Мой старый насос дает сбои, мой сладкий.

– Плохо дело, – безучастно откликнулся Джейк и отлетел назад. Гашер со всей силы вмазал ему по щеке.

– Ну да, ты и слезы не уронишь, если я здесь скопычусь. Знаю я, как же! Только ты не надейся, мой юный друг… старина Гашер многих уже проводил и многих еще проводит, и не для того я родился на свет, чтобы отбросить копыта у ног такой, как ты, сладенькой душки-ягодки.

Джейк с безразличием выслушал весь этот бред. От твердо решил для себя, что Гашер отойдет к праотцам уже сегодня. Он лично за этим проследит. Может быть, Гашер прихватит с собой и его, но Джейку было уже все равно. Он утер кровь с разбитой губы и вперил задумчивый взгляд в свою испачканную ладонь, удивляясь при этом, насколько же быстро желание убивать завладевает человеческим сердцем.

Гашер, заметив, что Джейк разглядывает окровавленные свои пальцы, расплылся в ухмылке.

– Что, текут соки? Вот так-то. И это еще не последние соки, которые твой старый друг Гашер повыдавит из твоего стройного юного деревца, пока не доведет его до ума. А уж до ума он его доведет, будь уверен. – Он указал вниз, на выщербленную мостовую. Проследив взглядом за пальцем Гашера, Джейк увидел ржавую крышку люка, прикрывавшую вход в подземную шахту. На ней стояло заводское клеймо, которое Джейк уже где-то видел не так давно: ЛИТЕЙНЫЙ ЦЕХ ЛАМЕРКА.

– Там сбоку есть ручка, – доверительно сообщил Гашер. – Видишь? Вот и давай займись: поднимай крышку. И поживее. Тогда, может быть, ты предстанешь пред светлые очи Тик-Така со всеми зубами.

Джейк без слов взялся за ручку и потянул. Достаточно сильно, но все-таки не со всей силы. Лабиринт узких улочек и переулков, по которому прогнал его Гашер, мог бы повергнуть в уныние кого угодно, но здесь, наверху, было хотя бы светло. Джейк не знал, что их ждет в подземелье под городом, где непроглядная тьма исключает не то что возможность, а даже мечты о побеге… и он не спешил это выяснить. Во всяком случае, до тех пор, пока его не принудят уже конкретно.

Гашер, однако, быстро расставил все по своим местам.

– Она слишком тяжелая… – начал было Джейк, но договорить не успел, потому что «пират» схватил его за горло и рывком приподнял над землей, так что лица их оказались на одном уровне. После долгого бега по закоулкам щеки его чуточку порозовели и увлажнились от пота, а язвы, разъедающие его плоть, приобрели омерзительный желто-пурпурный оттенок. Открытые язвы как будто дышали, равномерными толчками исторгая куски зараженной плоти и сгустки крови. Джейк успел еще уловить его смрадное дыхание, а потом Гашер сдавил его горло, и дышать стало нечем.

– Послушай, гаденыш. И слушай внимательно, потому что это мое последнее предупреждение. Ты сейчас же поднимешь эту гребаную болванку, иначе я тебе этой вот самой рукой оторву язык. И можешь кусать меня, сколько захочешь, пожалуйста, потому что болячка уже у меня в крови и не пройдет и недели, как на твоей нежной мордашке расцветут пышным цветом первые цветочки – если, конечно, ты доживешь. Ты хорошо меня понял?

Джейк отчаянно закивал головой. Лицо Гашера расплывалось уже в серых складках сгущающегося тумана, а голос его доносился как будто откуда-то издалека.

– Вот и славненько. – Гашер отшвырнул Джейка прочь. Обмякшее тело мальчика шлепнулось на мостовую рядом с люком; он жадно хватал ртом воздух, давясь, как будто его рвало. Наконец ему удалось сделать вдох – воздух со свистом ворвался в легкие, обжигая их жидким огнем. Джейк выплюнул комок окровавленной слизи. Теперь его точно едва не стошнило.

– А теперь снимай крышку, радость моего сердца, и давай больше не будем с тобой ругаться по этому поводу.

Джейк подполз к крышке люка, схватился за ручку и в этот раз потянул ее изо всех сил. В первый – кошмарный – момент ему показалось, что он все равно не сумеет ее поднять. Но потом он живо представил себе, как Гашер лезет рукой ему в рот и хватает язык… это прибавило ему сил. Что-то хрустнуло в пояснице, весь низ спины охватила тупая боль, но круглая крышка, скрежеща по булыжнику, медленно сдвинулась вбок, и под ней открылся тоненький серп темноты.

– Отлично, мой зайчик, отлично! – подбодрил его Гашер. – Ну прям-таки маленький мул! Давай тяни – не сдавайся на полпути!

Когда серпик стал величиной с половинку луны, а спина от боли превратилась в кусок раскаленного добела железа, Гашер пнул его в зад ногой, и Джейк растянулся на мостовой.

– Замечательно! – подытожил Гашер, заглянув в темноту. – А теперь, мое солнце, полезай быстренько вниз. Там сбоку есть лестница. Только смотри не сорвись… скобы там скользкие, мхом давно заросли… иначе придется тебе лететь, кувыркаясь, до самого дна. Там всего-то скоб двадцать, если я вдруг чего не забыл. Когда спустишься вниз, остановись, как пай-мальчик, и жди меня. У тебя может, конечно, возникнуть желание смыться, пока суд да дело, от старого доброго друга, но это не самая лучшая мысль, как ты думаешь?

– Нет, – сказал Джейк. – Не лучшая.

– Молодец, умный мальчик! – Губы Гашера растянулись в его коронной и мерзкой, надо сказать, ухмылке, обнажив несколько уцелевших зубов. – Там внизу темно. Очень темно. И тоннелей там с хренову тучу. И все идут в разные стороны. Твой старый приятель Гашер знает их как свои пять пальцев, честное слово, а вот ты там заблудишься моментально. И там еще полно крыс – здоровенных и очень голодных крыс. Так что лучше тебе меня подождать.

– Подожду.

Прищурившись, Гашер уставился на него.

– Речь у тебя как у этих, из новых… но ты точно не млад, могу чем угодно поклясться. Откуда ты, солнце мое?

Джейк промолчал.

– Мы, похоже, язык проглотили. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Тик-Так все равно тебя разговорит, помяни мое слово. У Тикки талант вызывать людей на разговор. А уж если он кого разговорит, то, случается, тот входит в раж и начинает трепаться без умолку, причем иной раз так быстро болтает и громко орет, что приходится тюкнуть его по башке, чтобы он не трещал как сорока. Все должны отвечать, когда разговаривают с Тик-Таком, и все отвечают, даже такие смазливые сладкие мальчики вроде тебя. А теперь, мать твою, лезь туда… Ну!

Он занес ногу, намереваясь пнуть Джейка, но в этот раз мальчику удалось увернуться. Он заглянул в полуоткрытый люк, увидел лестницу и начал спускаться. Голова Джейка не скрылась еще под землей, как вдруг воздух сотрясся от жуткого грохота. Громыхнуло далеко, на расстоянии примерно в милю, но Джейк сразу понял, что это было, и вскрикнул в отчаянии.

Уголки рта Гашера искривила мрачная усмешка.

– Твой крутой друг прошел дальше, чем ты смел надеяться, да, моя прелесть? Но я так и думал… я сразу понял, на что он способен, потому что я видел его глаза – наглые, хитрые. Я так и думал, что он сразу отправится выручать своего маленького дружка, и так оно и получилось. Провода он заметил, но зато пролетел на фонтане, так что теперь тебе нечего волноваться. Спускайся, мой сладкозадый.

Он занес ногу, целясь в торчащую над тротуаром голову Джейка. Джейк пригнулся, уворачиваясь от удара. Одна нога его соскочила со скобы, и, чтобы не упасть, ему пришлось ухватиться за покрытую язвами ногу Гашера. Джейк поднял на него умоляющий взгляд, но не увидел ни капли жалости на умирающем изъязвленном лице.

– Пожалуйста, – выдавил он, чуть не плача. Он представил себе Роланда, раздавленного громадой каменного фонтана. Как там говорил Гашер? Если кто-то захочет тебя соскрести, ему надо будет воспользоваться промокашкой.

– Проси, мое сердце, проси-умоляй. Только вряд ли ты что-нибудь выпросишь, потому что, как мы говорим, все сострадание, какое есть, осталось на той стороне моста. И тебе лучше это усвоить. Не глазей на меня, спускайся, иначе я так тебе наподдам, что мозги у тебя вылетят через уши.

Так что Джейк полез вниз. Когда он добрался до дна колодца, залитого стоячей водой, желание плакать прошло. Понурив голову и ссутулив плечи, он стоял там и ждал, когда Гашер спустится вниз и поведет его навстречу его судьбе.

23

Роланд действительно чудом не налетел на перекрещивающиеся провода, которые удерживали в равновесии лавину хлама, готовую обрушиться на любого неосторожного «гостя», но подвешенный над головой фонтан был откровеннейшей тупостью – такую ловушку мог бы поставить только наивный ребенок. Корт учил их при продвижении по вражеской территории осматривать окружающую обстановку по секторам, включая сюда и то, что находится сзади, сверху и под ногами.

– Стой! – велел он ушастику, повысив голос, чтобы перекричать барабанный бой.

– Ой! – согласился Ыш и, поглядев вперед, тут же добавил: – Эйк!

– Да. – Стрелок еще раз взглянул на подвешенный сверху мраморный фонтан, потом осмотрел мостовую в поисках механизма, приводящего ловушку в работу, и обнаружил его почти сразу. И не один, а целых два. Быть может, когда-то их маскировка под булыжник мостовой была вполне сносной и действенной, но это время давно миновало. Роланд присел, уперев руки в колени, и проговорил, обращаясь к Ышу, задравшему мордочку кверху и внимательно глядящему ему в глаза: – Сейчас я тебя на минутку возьму на руки. Только ты не волнуйся, Ыш.

– Ыш!

Роланд осторожно прикоснулся к ушастику, заведя обе руки ему под брюшко. В первый миг Ыш весь напрягся и попытался отпрянуть, но потом Роланд почувствовал, что зверек все же расслабился. Ему явно не нравилось, что его трогает кто-то другой, а не Джейк, но он, похоже, смирился с этим. Роланд в который раз удивился тому, какой же Ыш все-таки умный.

Он перенес зверька по узенькому проходу под висячим фонтаном, осторожно переступая через фальшивые булыжники. Как только они миновали опасный участок, стрелок сразу же отпустил ушастика. В тот же миг барабаны умолкли.

– Эйк! – тявкнул Ыш в нетерпении. – Эйк-Эйк!

– Да… но сначала нам надо обстряпать одно небольшое дельце.

Роланд отвел Ыша еще ярдов на пятнадцать подальше, потом наклонился, подобрал с мостовой увесистый кусок бетона и задумчиво перебросил из руки в руку, как будто прикидывая его вес. С востока донесся звук выстрела. За грохотом барабанов Роланд не расслышал шум краткой схватки Сюзанны и Эдди с бандой оголтелых младов, но этот выстрел стрелок услышал вполне отчетливо. Он улыбнулся: выстрел этот почти наверняка означал, что чета Дин добралась до Колыбели, – первая хорошая новость за целый день, который тянулся, казалось, уже неделю.

Роланд размахнулся и бросил обломок бетона. Бросок вышел точным, как и тогда, в Речном Перекрестке, когда стрелок запустил камень в древний светофор: бетонный обломок ударился точно по центру одной из пластин-ловушек. Где-то вверху с противным лязгом лопнул один ржавый трос. Мраморный фонтан накренился и завис на мгновение, поддерживаемый вторым тросом. Любой более или менее подготовленный человек с хорошей реакцией успел бы за это мгновение уйти из опасной зоны, – машинально отметил про себя Роланд. А когда и этот трос тоже лопнул, фонтан обрушился вниз, точно бесформенный розовый камень.

Когда фонтан грохнулся о мостовую, все вокруг, кажется, содрогнулось. Роланд присел за завалом из стальных ржавых балок. Ыш проворно запрыгнул ему на колени. В воздух взметнулись мраморные осколки, причем некоторые куски были размером с небольшую повозку. Несколько кусочков поменьше попало Роланду в лицо.

Он отряхнул шерстку ушастика, в которой тоже застряли розовые обломки, и оглядел образовавшуюся с его помощью баррикаду. Фонтан раскололся надвое, точно большое блюдо. Придется нам возвращаться другим путем, – сказал себе Роланд. Проход, и без того очень узкий, теперь оказался полностью заблокированным.

Интересно, слышал ли Джейк грохот рухнувшего фонтана, а если слышал, то что он подумал? Насчет Гашера Роланд даже не переживал: тот наверняка решит, что стрелка размазало по мостовой, – Роланду это было лишь на руку. Но что подумал Джейк? То же самое? Должен же он понимать, что стрелка не заманишь в такую убогую западню… однако, если Гашер запугал его, Джейк сейчас мог вообще ничего уже не соображать. Как бы там ни было, сейчас нет времени на раздумья и домыслы, и если бы у Роланда была возможность вернуться на пару минут назад в прошлое, он сделал бы то же самое. Пусть Гашер уже не жилец, он – мужик смелый и по-звериному хитрый. Если теперь он хотя бы немного ослабит бдительность, значит, оно того стоило.

Роланд поднялся на ноги.

– Ыш! Ищи Джейка!

– Эйка! – Вытянув мордочку, Ыш принюхался, уловил запах Джейка и снова рванулся вперед, ведя за собой Роланда. Минут через десять ушастик остановился у крышки канализационного люка, обнюхал землю вокруг и, подняв голову к Роланду, отрывисто тявкнул.

Опустившись на одно колено, стрелок внимательно изучил запутанные следы и широкую полосу царапин на мостовой. Судя по всему, эту крышку отодвигали довольно часто. Лицо Роланда оставалось по-прежнему бесстрастным, и только глаза его сузились, когда он увидел сгусток окровавленной слюны в щели между двумя булыжниками.

– Он так и бьет его, этот ублюдок, – пробормотал стрелок.

Он оттащил в сторону крышку люка и заглянул вниз. Потом расшнуровал рубаху и вытащил из петель сыромятный кожаный шнурок. Подняв ушастика, сунул его за пазуху. Ыш оскалился. Роланд почувствовал, как ему в грудь и живот вонзаются, точно маленькие ножи, острые коготки. Но когти тут же убрались, и Ыш высунул мордочку из-за пазухи, сверкая глазами и дыша, точно маленький паровой двигатель. Стрелок чувствовал, как рядом с его сердцем колотится маленькое сердечко. Порывшись в сумке, Роланд достал еще один сыромятный шнурок, подлиннее.

– Придется мне взять тебя на поводок. Мне это, правда, не очень нравится, а тебе, наверное, понравится еще меньше, но там, внизу, слишком темно.

Связав два шнурка вместе, он сделал петлю на одном конце и накинул ее на шею ушастика. Роланд думал, что Ыш снова оскалит зубы и, может быть, попытается даже его укусить, но Ыш сидел на удивление спокойно. Он лишь посмотрел на стрелка своими черными глазками с золотым ободком и с нетерпением тявкнул:

– Эйк!

Зажав свободный конец поводка в зубах, Роланд сел на край канализационного люка… если, конечно, это был канализационный люк. Он нащупал ногой первую скобу лестницы. Спускался стрелок медленно и осторожно, ему очень мешала изувеченная рука. Отсутствие двух пальцев сказывалось теперь, как никогда. К тому же стальные скобы были покрыты какой-то густой скользкой смазкой и еще чем-то мягким и влажным, должно быть, мхом. Теплое тельце Ыша ощущалось пушистым грузом между рубашкой и животом. Зверек ровно, со свистом посапывал. В слабом свете, проникающем в шахту с улицы, золотистые кольца вокруг его черных зрачков поблескивали, точно два медальона.

И вот наконец нога Роланда со всплеском погрузилась в скопившуюся на дне шахты воду. Он на мгновение поднял глаза к бледной белой монетке света высоко-высоко вверху. Начинается самое трудное, – сказал он себе. В тоннеле было сыро и тепло, и пахло, как в старом склепе. Где-то неподалеку гулко и размеренно капала, ударяясь о камень, вода. Чуть подальше гудели какие-то механизмы. Роланд достал из-за пазухи Ыша – зверек явно был ему очень признателен – и опустил его в мелкий поток сточных вод, лениво текущий по дну тоннеля.

– Теперь все зависит только от тебя, – шепнул стрелок на ухо Ышу – Ищи Джейка, Ыш. Ищи Джейка!

– Эйка! – тявкнул ушастик и поспешно зашлепал по воде в темноту. Голова его раскачивалась, как маятник, на длинной шее. Намотав свободный конец поводка на изувеченную правую руку, Роланд последовал за ним.

24

Колыбель – внушительное и огромное здание, вполне достойное того, чтобы в сознании Сюзанны и Эдди название это воспринималось уже с большой буквы, – располагалась по центру широкой площади в пять раз больше той, где стояла рухнувшая статуя. Только теперь, рассмотрев Колыбель как следует, Сюзанна почувствовала, каким серым, старым и безобразным было все остальное в Ладе. На Колыбель было больно смотреть – такой сияюще чистой она выглядела. Побеги дикого винограда не лепились к ее белоснежным стенам; дурацкие надписи не уродовали ее ослепительных стен, колонн и ступеней. Здесь не было и следа желтоватой пыли, приносимой ветрами с равнин и покрывавшей, казалось, весь город. Когда они подошли поближе, Сюзанна увидела почему: с двух сторон по фасаду из отверстий, скрытых в тени отливающих медью навесов крыши, текли неиссякаемые потоки воды. Другие незаметные отверстия периодически извергали фонтанчики, омывающие ступени, образуя каскады маленьких водопадов.

– Ух ты! – выдохнул Эдди. – По сравнению с этим Большой Центральный выглядит как занюханный полустанок в деревне Глубокая Задница, штат Небраска.

– Ты настоящий поэт, мой милый, – сухо прокомментировала Сюзанна.

Ступени окружали кольцом все здание и вели к просторному открытому холлу. Однако, несмотря на отсутствие зарослей буйной лозы, которая бы закрывала обзор, заглянуть внутрь было никак невозможно: широкая, нависающая над ступенями крыша отбрасывала слишком густую тень. По краю крыши, вокруг всего здания, маршировали в колонне по два тотемы Луча, а на почетных местах на углах восседали зверюги, которые не привидятся и в кошмарном сне: ужасные с виду каменные драконы с чешуйчатыми телами, огромными лапами с выпущенными когтями и злобными пронзительными глазами.

Эдди легонько дотронулся до плеча Сюзанны и указал чуть выше. Сюзанна подняла глаза… и у нее перехватило дыхание. На конце шпиля на крыше, вздымаясь над символами Луча и драконами, словно те подчинялись ему, застыла фигура: золотой воин высотой шестьдесят, если не больше, футов. Старая ковбойская его шляпа была сдвинута на затылок, открывая высокий лоб, изборожденный морщинами – следами не столько прожитых лет, сколько непреходящих забот и тревог; повязанный вокруг шеи платок был небрежно опущен на грудь, как будто его только что сняли после того, как он отслужил свою долгую трудную службу, защищая лицо от пыли. В одной руке, поднятой вверх, воин держал револьвер, в другой – что-то типа оливковой ветви.

Над Колыбелью Лада стоял Роланд из Гилеада, одетый в золото.

Нет, – сказала себе Сюзанна, наконец вспомнив о том, что ей надо дышать. – Это не он… но с другой стороны, это именно он. Человек этот – стрелок… был стрелком. И поразительное это сходство между ним, погибшим, наверное, тысячу лет назад, и Роландом – вот вся правда и сущность ка-тета, которую надо знать.

Далеко-далеко на юге прогремел гром. Молнии подгоняли бегущие по небу тучи. Жалко, подумала Сюзанна, что у них мало времени, чтобы как следует рассмотреть золотого воина на шпиле Колыбели и зверей на крыше: как ей показалось, на каждом каменном звере были высечены какие-то слова – наверняка очень важные. Вот бы их прочитать… Но сейчас они просто не могут себе позволить тратить на это время.

Там, где улица Черепахи вливалась в площадь Колыбели, поперек мостовой шла широкая красная полоса. Мод и мужчина, которого Эдди окрестил Дживзом-камердинером, остановились на почтительном расстоянии от алой отметки.

– Все, дальше мы не пойдем, – сообщила им Мод ровным бесцветным голосом. – Можете застрелить нас на месте, все равно жизни смертных принадлежат богам и мы все там будем, но я, несмотря ни на что, предпочту умереть по эту сторону запретной черты. Я не хочу гневить Блейна из-за каких-то там иноземцев.

– И я тоже, – поддакнул Дживз. Он снял запыленный свой котелок и прижал его к голой груди, глядя на Колыбель в благоговейном страхе.

– Вот и славно, – сказала Сюзанна. – Катитесь отсюда оба.

– Ну да, только мы отвернемся, вы сразу выстрелите нам в спину. – Голос у Дживза дрожал. – Чем угодно могу поклясться, что так и будет.

Мод мотнула головой. Брызги крови на лице у нее засохли, превратившись в нелепые бордовые веснушки.

– Стрелки никогда не стреляют в спину… уж это я знаю.

– А откуда мы знаем, стрелки они или нет? Мало ли что они там говорят.

Мод указала на большой револьвер с потертой сандаловой рукоятью в руках у Сюзанны. Дживз посмотрел на револьвер, секунду подумал… и протянул женщине руку. Когда Мод взяла его за руку, представление Сюзанны о них как о парочке закоренелых убийц резко переменилось. Они походили скорее на Гензеля и Гретель, чем на Бонни и Клайда – усталые, перепуганные, растерянные, они заблудились в лесу так давно, что успели состариться в нем. Ее страх и ненависть к ним как рукой сняло, а на их месте возникла щемящая жалость. И грусть.

– Прощайте, – тихо и мягко проговорила она. – Возвращайтесь к себе и не бойтесь – ни я, ни мой муж не причиним вам вреда.

Мод кивнула.

– Я верю, что вы не хотите нам зла. И я прощаю тебя за то, что ты застрелила Уинстона. Но послушай меня, и послушай внимательно: держитесь подальше от Колыбели. Какими бы важными и серьезными ни были ваши причины идти туда, все равно это того не стоит. Войти в Колыбель Блейна – это верная смерть.

– У нас нет выбора, – сказал Эдди, и в это мгновение опять прогремел гром, словно подтверждая его слова. – А теперь вы послушайте меня. Я не знаю, что там под Ладом есть и чего там нет, но в одном я уверен: барабаны, из-за которых вы так напрягаетесь, – это всего лишь кусок одной записи – песни, сделанной в мире, откуда пришли мы с моей женой. – Взглянув на их непонимающие лица, он раздраженно воздел руки к небу. – Господи Боже мой, тыквенный пирожок, неужели вы не понимаете?! Вы убиваете тут друг друга из-за какой-то занюханной песенки, которая даже и синглом-то не выходила!

Положив руку ему на плечо, Сюзанна тихонько назвала его по имени. Поначалу он не обратил на нее внимания, переводя свой сверкающий праведным гневом взгляд с Дживза на Мод и обратно на Дживза.

– Вы так хотите увидеть чудовищ? Тогда присмотритесь получше друг к другу. А когда возвратитесь в свой этот дурдом, который вы называете домом, посмотрите внимательнее на друзей и на родственников.

– Вы еще не понимаете. – Глаза Мод были темны и серьезны. – Но поймете. Да… вы поймете.

– Идите, – тихо проговорила Сюзанна. – Нам с вами беседовать бесполезно: мы просто не понимаем друг друга. Ступайте. Идите своей дорогой и постарайтесь все-таки вспомнить лица своих отцов, потому что мне кажется, вы их забыли давным-давно.

Не сказав больше ни слова, мужчина и женщина развернулись и пошли, держась за руки, восвояси – туда, откуда пришли, – оглядываясь время от времени через плечо: Гензель и Гретель, испуганные детишки, заблудившиеся в дремучем лесу.

– Выпустите меня отсюда, – устало произнес Эдди, потом поставил «ругер» на предохранитель, сунул пистолет за пояс джинсов и потер красные воспаленные глаза ладонями. – Просто выпустите меня… это все, чего я прошу.

– Я понимаю, о чем ты, красавец. – Сюзанна явно была не на шутку перепугана, но в наклоне ее головы все равно ощущались упрямство и вызов. Эдди узнал уже эти ее черты и успел их полюбить. Положив руки ей на плечи, он наклонился и поцеловал ее. Ничто не могло помешать ему сделать это: ни жуткое окружение, проникнутое мрачной тайной, ни готовая разразиться гроза. Когда он наконец оторвался от ее губ, она внимательно на него посмотрела, и в ее широко раскрытых глазах плясали веселые огоньки. – Ого! С чего бы это?

– Просто я тебя очень люблю, – сказал Эдди, – а так, собственно, ни с чего. Причина достаточно веская, как ты считаешь?

Ее взгляд смягчился. Сюзанна подумала даже, а не пора ли ему сообщить один небольшой секрет – хотя и сама еще точно не знала, так это или нет, – но сейчас было явно не время для этого. И не самое подходящее место для таких откровений. Сейчас она не могла сообщить ему о своей предполагаемой беременности, точно так же, как не могла терять время, чтобы прочесть слова, высеченные на каменных изваяниях Стражей Врат.

– Достаточно веская, Эдди, – сказала она.

– Встреча с тобой – это лучшее из того, что случилось со мной за всю жизнь. – Он буквально пожирал ее взглядом. – Мне всегда трудно давались такие слова… жизнь рядом с Генри, я думаю, забила во мне всякую сентиментальность… но это правда. Сначала, мне кажется, я полюбил тебя потому, что в тебе как бы сосредоточилось все, чего я лишился из-за Роланда – я имею в виду Нью-Йорк и все прочее, – но теперь это нечто большее, потому что я уже не хочу возвращаться туда. А ты?

Она посмотрела на Колыбель. При одной только мысли о том, что может их ждать там, внутри, ее обуял настоящий ужас, и все же… она опять взглянула на Эдди.

– Нет, я не хочу возвращаться назад. Теперь я хочу идти только вперед. По крайней мере пока ты со мной. Знаешь, это даже забавно, что ты сейчас сказал: ты полюбил меня потому, что из-за него ты лишился своего мира.

– Забавно?

– А я полюбила тебя за то, что ты освободил меня от Детты Уокер. – Она на мгновение умолкла, потом тихонько качнула головой. – Нет… все гораздо сложнее. Я полюбила тебя потому, что ты освободил меня от этих обеих стервозин. Одна – матерщинница и воровка, которая развлекалась, дразня и «кидая» парней. Вторая – самодовольная и чванливая цаца. Как я теперь понимаю, половина во мне была от одной и ноль пять – от другой. Сюзанна Дин нравится мне гораздо больше… а освободил меня ты. Если бы не ты, я бы не стала такой, как сейчас.

На этот раз она потянулась к нему: прижала ладони к заросшим щетиной щекам, притянула его к себе и нежно поцеловала в губы, – а когда он легонько коснулся ее груди, она вздохнула и накрыла его руку ладонью.

– Давай лучше пойдем, – выдохнула Сюзанна, – иначе мы сейчас уляжемся прямо здесь, посреди улицы… и тогда уже точно промокнем. Сейчас будет дождь – посмотри.

Эдди в последний раз обвел взглядом унылые молчаливые башни, окна без стекол, заросшие виноградом стены. Потом кивнул:

– Да. Пойдем. У этого города все равно нет никакого будущего.

Он толкнул коляску с Сюзанной вперед. Когда колеса коляски пересекли алую линию, которую Мод называла запретной чертой, оба невольно напряглись, опасаясь, что сейчас сработает какой-нибудь древний защитный механизм-ловушка и прикончит их обоих на месте. Но ничего не случилось. Эдди вывез коляску на площадь. Когда они приближались уже к белым ступеням, ведущим в Колыбель, с неба полился холодный, подгоняемый ветром дождь.

Ни Сюзанна, ни Эдди не догадывались, что на город обрушилась первая из осенних гроз Срединного мира.

25

Как только они очутились в вонючей тьме канализационных стоков, Гашер сбросил убийственный темп, который поддерживал на пути поверху. Джейк, однако, не думал, что это из-за темноты: Гашер, похоже, не врал, когда хвастался, что знает здесь все повороты и все изгибы пути. Дело, наверное, в том, что мучитель его был уверен, что Роланд погиб, превратившись в лепешку под рухнувшим мраморным фонтаном.

А самого Джейка, когда прошло первое потрясение, начали одолевать сомнения.

Если Роланд заметил натянутые проводки – а эта ловушка была похитрее, чем подвешенный над головой фонтан, – то как могло получиться, что он не заметил такую громадину? В принципе и такая возможность не исключалась, однако Джейку она представлялась маловероятной. Скорее всего Роланд обрушил фонтан специально, чтобы усыпить бдительность Гашера и, возможно, заставить его сбавить темп. Джейк сомневался, что Роланд сумеет проследить их путь по подземному лабиринту – не зная дороги, в кромешной тьме не пройдет даже стрелок, – но ему все-таки было приятно сознавать, что Роланд не погиб, пытаясь сдержать свое обещание.

Они повернули направо, потом налево и снова налево. Джейк вообще ничего не видел, но зато все остальные чувства его обострились, и постепенно он начал смутно воспринимать окружающую обстановку. Приглушенный гул работающих станков в отдаленных тоннелях временами становился громче, потом затихал опять, когда каменные недра Лада снова смыкались над ними, поглощая все звуки. Лицо его периодически обдувало сквозняком. Иногда токи воздуха были прохладными, иногда – теплыми. Чавкающие по воде шаги отдавались гулким эхом в поперечных тоннелях, откуда, собственно, и долетали эти вонючие дуновения, а один раз Джейк едва не разбил себе голову о какую-то металлическую штуковину, свисавшую с потолка. Ощупав ее на ходу, мальчик решил, что это был, по всей видимости, здоровенный кран. После этого случая Джейк постоянно размахивал руками, чтобы избежать новых неожиданных столкновений с невидимыми в темноте предметами.

Гашер направлял его ударами по плечам, точно погонщик быка. Они продвигались достаточно быстро, но все-таки не бегом. Гашер постепенно восстановил дыхание. Сначала он что-то бубнил, а потом вдруг запел глуховатым, но неожиданно мелодичным тенором:

Трам-тарам-тарам-там-там, дощатое крылечко,

Получу работу, куплю тебе колечко.

Тарам-тарарарам-тарам-тара,

Приеду, схвачу тебя за буфера.

Тарам-трам-тарарам, отличные сиськи.

Мне просто ужасно охота потискать

Твои… тарарам-там-тара!

Гашер пропел еще пять-шесть куплетов в подобном духе, после чего умолк.

– А теперь ты мне чего-нибудь спой, красавчик.

– Я ничего не знаю, – выдохнул Джейк, очень надеясь, что Гашер подумает, будто он задыхается. Он не знал, к чему это приведет, к добру или к худу, но здесь, в темноте, годилось все, чтобы добиться любого, пусть самого мизерного, преимущества.

Гашер ткнул Джейка локтем в спину, причем сильно – мальчик едва не упал в грязную воду, лениво журчащую по дну тоннеля.

– Ты лучше что-нибудь вспомни, если, конечно, не хочешь, чтобы я выдрал позвонки из твоей нежной спинки. – Он помолчал и потом добавил еще: – Тут полно призраков, да. Они обитают внутри машин, мать их так. А пение держит их на расстоянии… отпугивает. Ты не знал? Давай пой!

Джейк лихорадочно соображал, не желая схлопотать очередную «ласковую трепку» Гашера. Порывшись в памяти, он извлек одну песенку, которую выучил в летнем лагере, когда ему было лет семь или восемь. Открыв рот, он затянул ее в темноте, вслушиваясь в свой голос, отражавшийся эхом от каменных стен и как будто скачущий среди плеска бегущей воды, стука капель и гула древних машин:

Моя девочка – прелесть, она из Нью-Йорка.

Я покупаю ей все, чтоб она

была стильной девчонкой.

Бедра у Коры —

Как два линкора.

О Боже, куда уплывают деньжата.

Моя девочка – сказка, она из Филли,

Я покупаю ей все, чтоб она

была стильной девчонкой.

Глаза у девицы —

Как две пряные пиццы.

О Боже, куда уплывают деньжата.

Гашер протянул руки, схватил Джейка за уши, как будто за ручки кастрюли, и рванул на себя, останавливая парнишку на месте.

– Там прямо по курсу яма, – сообщил он. – С таким, правда, голосом, как у тебя, было бы лучше для всех, если бы ты туда провалился ко всем чертям, но Тик-Так не одобрил бы этого, да. Так что пока живи. – Гашер отпустил уши Джейка, горящие как в огне, и вцепился в ворот его рубашки. – А теперь наклоняйся вперед, пока не нащупаешь лестницу с той стороны. И не вздумай поскользнуться, чтобы мы туда не грохнулись оба!

Джейк осторожно наклонился вперед, вытянув руки перед собой. При одной только мысли о том, что под ним открывается яма, которую он не видит, его охватил дикий ужас. Нащупав лестницу, он почувствовал, как поток теплого воздуха – чистого, свежего, только что не ароматного – обдувает его лицо. Далеко внизу теплился бледный розовый свет. Пальцы его прикоснулись к стальной перекладине и обхватили ее. Раны от укусов на левой руке открылись снова. Теплые струйки крови потекли по ладони.

– Нашел? – спросил Гашер.

– Да.

– Тогда ползи вниз! Чего ты, черт возьми, ждешь?! – Он отпустил ворот его рубашки, и Джейк живо представил себе, как Гашер заносит ногу, чтобы придать ему ускорения посредством хорошего пенделя в задницу. Мальчик переступил через тускло мерцающий проем и начал спускаться по лестнице, стараясь по возможности не напрягать раненую левую руку. На этот раз на железных скобах не было ни наростов мха, ни скользкой и жирной смазки. Они практически не проржавели. Спуск оказался достаточно долгим, и пока Джейк сползал вниз – при этом ему приходилось поторапливаться, чтобы Гашер не наступил ему на руки своими тяжелыми сапожищами, – ему вспомнился один фильм, который он как-то видел по телевизору: «Путешествие к центру Земли».

Гул станков становился все громче, розовый свет – все ярче. В звуках работающих механизмов все равно ощущался какой-то сбой, но обострившийся в темноте слух подсказал Джейку, что эти машины находятся в лучшей рабочей форме, чем те, что наверху. Когда Джейк наконец добрался до дна шахты, пол под ногами оказался сухим. Новая, горизонтальная, шахта высотой футов шесть представляла собой коридор квадратного поперечного сечения, стены которого были обшиты проклепанными листами из нержавеющей стали. Он тянулся, насколько хватало глаз, в обе стороны прямо, как струна. Интуитивно, даже не задумываясь об этом, Джейк понял, что этот тоннель (располагавшийся на глубине футов семьдесят, если не больше, под Ладом) тоже идет вдоль пути Луча. А где-то там, впереди – Джейк был в этом уверен на сто процентов, хотя ни за что бы не смог ответить, откуда у него эта уверенность, – прямо над тоннелем стоит тот самый поезд, ради которого, собственно, все это и затевалось.

По обе стороны шахты, под самым ее потолком, тянулись два ряда узких вентиляционных решеток. Именно из этих отверстий в тоннель проникал поток чистого сухого воздуха. Кое-где с вентиляционных решеток свисали голубовато-серые бороды мха, но большинство были в порядке. Под каждой второй решеткой виднелась нарисованная желтая стрелка, а под стрелкой – какой-то таинственный символ, похожий на маленькую букву «т». Стрелки указывали в том направлении, по которому следовали Гашер с Джейком.

Розовый свет исходил из стеклянных трубок, закрепленных в два ряда на потолке тоннеля. Одни – примерно каждая третья – не горели вообще, другие мигали и шипели, почти не давая света, но почти половина работала. Неоновое освещение, в изумлении подумал Джейк. Ничего себе, да?

Гашер спрыгнул с лестницы рядом с Джейком и усмехнулся, увидев его ошарашенное выражение.

– Здорово, правда? Летом прохладно, зимой тепло, а жратвы столько, что пятьсот мужиков не съедят и за пять сотен лет. А знаешь, что самое главное, котик? Самое-самое главное изо всей этой хренотени?

Джейк покачал головой.

– Этим гребаным младам даже и невдомек, что это место вообще существует! Они считают, что здесь, под землей, обитают чудовища. Да млад лучше сдохнет, чем подойдет к люку канализации ближе чем на двадцать футов, если только его настоятельно не попросят!

Запрокинув голову, Гашер искренне, от души рассмеялся. Джейк стоял молча, хотя внутренний голос – холодный, таящийся в самых глубинах сознания, – подсказывал, что не худо бы поддержать смех Гашера. Хотя бы из дипломатических соображений. Но Джейк все-таки не рассмеялся, потому что он точно знал, как себя чувствуют млады. Под Ладом действительно обитают чудовища: тролли, великаны-людоеды и призраки. Разве сам он не пленник такого чудовища?

Гашер подтолкнул его влево.

– Иди давай… мы уже почти на месте. Ну!

Они зашагали дальше. Эхо шагов, отражаясь от стен, катилось следом за ними. Минут через десять – пятнадцать Джейк увидел в стене – ярдах в двухстах впереди – герметично закрытый люк. Когда они подошли поближе, он разглядел, что из центра тяжелой крышки торчит большой поворотный кран. Справа висела коробочка внутреннего переговорного устройства.

– Все, нет моих больше сил! – выдохнул Гашер, когда они встали у двери в конце тоннеля. – Для больного и старого инвалида, то бишь покорного твоего слуги, такие гонки уже малость не по зубам. – Вдавив большим пальцем кнопку переговорного устройства, он гаркнул в микрофон: – Эй, Тик-Так, я его заполучил… доставил в целости и сохранности, как условлено! И волоска с головы его не упало! Я же тебе обещал, а раз я обещаю, я делаю! Доверься старому Гашеру я тебе говорил, Гашер не подведет! А теперь открывай давай и впусти нас!

Он отпустил кнопку и с нетерпением уставился на дверь. Колесо даже не шелохнулось, а из динамика раздался ровный гнусавый голос:

– Пароль?

Гашер нахмурился, задумчиво поскреб подбородок длинными грязными ногтями, потом, ничего, видимо, не придумав, приподнял повязку над глазом и выдавил очередную порцию желтовато-зеленой слизи.

– Этот Тик-Так со своими паролями! – пробубнил он, обращаясь к Джейку. Голос его прозвучал раздраженно, но за показной его злостью скрывалась тревога. – Тик-Так – парень, конечно, крутой, но иной раз его заклинивает, скажу я тебе, не по делу.

Нажав на кнопку, он заорал благим матом:

– Кончай, Тик-Так! Ты что, голоса моего не узнал? Может, тебе слуховой аппарат подарить?!

– Да узнал я тебя, успокойся, – вернулся в динамик гнусавый, немного манерный голос. Джейку он показался похожим на голос Джерри Рида в роли Берта Рейнолда в сериале «Смоуки и Бандит». – Но я же не знаю, с кем ты там, правда? Ты что, забыл: наша видеокамера гикнулась еще в прошлом году. Называй пароль, Гашер, иначе будешь там гнить до скончания века!

Гашер засунул в нос палец, вытащил сгусток соплей цвета мятного желе и размазал их по решетке динамика. Джейк наблюдал за этим ребяческим проявлением злости с немым изумлением – ну разве не прелесть?! – чувствуя, как в горле его пузырится и рвется наружу совсем неуместный истерический смех. Стоило столько нестись, задыхаясь, по запутанному лабиринту, переполненному ловушками, потом брести под землей в кромешной тьме, чтобы застрять у какой-то там двери в конце тоннеля потому только, что Гашер забыл пароль?

Гашер злобно зыркнул на Джейка, потом провел рукой по черепу, снимая с головы мокрую от пота желтую повязку. Он был, как выяснилось, абсолютно лыс, если не брать в расчет парочку жалких пучков вздыбленных черных волос, похожих на иглы дикобраза. Над левым виском наблюдалась глубокая вмятина. Порывшись в повязке, Гашер извлек на свет обрывок мятой бумаги.

– Благослови, Господи, Хутса, – пробормотал он себе под нос. – Хутс, молодец, позаботился обо мне, и весьма кстати, да.

Он уставился на бумажку, повертел ее то одной, то другой стороной, а потом протянул ее Джейку и шепнул ему, понизив голос, словно боялся, что Тик-Так может подслушать его, хотя кнопка ГОВОРИТЕ на переговорном устройстве не была нажата:

– Слушай, ты ведь настоящий маленький жельтмен, правда? А самое первое, чему учат всякого жельтмена после того, как он уже научился не ссать на углу и не жрать зубную пасту, – так это читать. Давай-ка прочти мне, что тут за слово написано, зайчик, а то что-то оно у меня выскочило из башки… честное слово.

Джейк взял бумажку, взглянул на нее и снова поднял глаза на Гашера.

– А если я не прочту? – спросил он спокойно.

От такого ответа Гашер на секунду опешил… а потом снова расплылся в ухмылке, всегда сопровождавшей приступы его мрачного и опасного «добродушия».

– Тогда я сожму твою нежную шейку и буду стучаться твоей башкой в дверь, – сообщил он. – Тик-Так, правда, вряд ли проникнется, так что я сомневаюсь, что мне удастся даже таким радикальным способом убедить старину Тикки впустить меня – он, знаешь ли, все еще нервничает немного из-за твоего крутого приятеля, – но мне станет хотя бы легче, когда я увижу, как мозги твои растекаются по колесу.

Джейк задумался над услышанным. Мрачный, совсем неуместный смех все еще булькал в горле, прорываясь наружу. Тик-Так – парень крутой, без вопросов. И никогда не прокалывается. Он верно все рассчитал: даже если бы Роланд его захватил, он бы вряд ли заставил Гашера, который и так уже почти труп, выдать пароль. Но на одном Тик-Так, кажется, прокололся по-крупному – он не принял в расчет дырявую память Гашера.

Только не смейся. Если ты рассмеешься, он тебе точно вышибет мозги.

Несмотря на свою браваду и все угрозы, Гашер смотрел на Джейка с явным и искренним беспокойством, и Джейк отметил про себя одну важную вещь, которая потом может ему сослужить неплохую службу: Гашер действительно не боится смерти… но зато боится унижения.

– Ну ладно, Гашер, – сказал он спокойно. – Там написано «щедрый».

– Дай сюда. – Гашер выхватил мятый листок из рук Джейка, засунул бумажку обратно в платок и, быстренько обмотав желтую тряпку вокруг лысой своей черепушки, вдавил пальцем кнопку на переговорном устройстве. – Эй, Тик-Так? Ты еще здесь?

– А где я, по-твоему, должен быть? На Западном конце мира? – В гнусавом манерном голосе теперь слышалось легкое изумление.

Гашер показал динамику белесый язык, но голос его звучал заискивающе, едва ли не подобострастно:

– Пароль – слово «щедрый», и красивое слово, замечу! А теперь впусти меня, будь я проклят!

– Конечно-конечно. – Где-то рядом включился скрытый механизм. Джейк аж подскочил от неожиданности. Колесо в центре герметичной двери пришло в движение. Когда оно провернулось и остановилось, Гашер взялся за него обеими руками и рванул на себя. Потом схватил Джейка за руку, дернул его вперед, так что тот едва не споткнулся о приподнятый над полом порожек, и втолкнул в странную комнату, диковиннее которой Джейк в жизни не видел.

26

Роланд спустился к тусклому розоватому свету. Из-за ворота его рубахи, расстегнутой на груди, выглядывали, мерцая, умные глазки Ыша; вытянув до предела свою длинную шейку, ушастик принюхивался к струям теплого воздуха, проникающим через вентиляционные решетки. В кромешной тьме подземелья Роланду пришлось полностью положиться на нюх животного, и он очень боялся, что Ыш потеряет след Джейка в проточной воде… но когда он услышал пение – сначала Гашера, потом Джейка, – отдающееся гулким эхом в тоннелях, он облегченно вздохнул. Ыш не ошибся.

Ыш тоже услышал пение. До этого момента он продвигался вперед медленно и осмотрительно, время от времени даже возвращаясь немного назад, чтобы лишний раз убедиться в том, что чутье его не подвело, но, едва заслышав голос Джейка, пустился бегом, натянув до предела кожаный поводок. Поначалу Роланд испугался, что ушастик начнет звать Джейка своим хрипловатым, пронзительным голоском – Эйк! Эйк! – но ушастик молчал. А когда они добрались до шахты, уводящей в нижние этажи этого Дицианова лабиринта, Роланд услышал снизу гул какого-то нового механизма – по всей видимости, насоса, – за которым последовал металлический лязг захлопнувшейся двери.

Спустившись в квадратный тоннель, стрелок прежде всего окинул взглядом двойной ряд светящихся трубок на потолке, уходящий, насколько хватало глаз, в обе стороны. Они горели болотным огнем, как та вывеска над заведением Балазара в Нью-Йорке. Повнимательнее присмотревшись к узким хромированным решеткам на вентиляционных отверстиях, прорубленных под самым потолком, и к желтым стрелкам под ними, Роланд снял петлю поводка с шейки Ыша. Тот, явно обрадованный, нетерпеливо замотал головой.

– Мы уже близко, – пробормотал Роланд в приподнятое ухо ушастика, – так что вести себя надо теперь осторожно и тихо. Ты понял, Ыш? Очень тихо.

– И-хо, – отозвался Ыш хриплым шепотом, который в другой ситуации прозвучал бы, наверное, даже забавно.

Роланд опустил Ыша на пол, и тот тут же понесся вперед по тоннелю, вытянув шею и приблизив нос к стальному покрытию пола. Роланд слышал, как ушастик тихонько бормочет себе под нос: Эйк-Эйк! Эйк-Эйк! Роланд вытащил из кобуры револьвер и пошел следом за ним.

27

Эдди с Сюзанной застыли у белых ступеней, разглядывая громаду Колыбели Блейна. Небо как будто разверзлось над Ладом – дождь хлынул сплошной стеной.

– Ничего себе домик отгрохали! Только забыли пристроить дорожку для инвалидных колясок. – Эдди приходилось кричать, чтобы голос его не утонул в шуме дождя и раскатах грома.

– Ничего страшного, – нетерпеливо отозвалась Сюзанна, выкарабкиваясь из коляски. – Пойдем скорее, а то промокнем.

Эдди с сомнением поглядел на лестницу. Ступеньки, конечно, не слишком высокие… но зато их много.

– Ты уверена, Сьюз, что справишься?

– Еще и тебя обгоню, бледнолицый, – отмахнулась Сюзанна и начала взбираться вверх по ступенькам с невероятным проворством, опираясь на крепкие, мускулистые руки и отталкиваясь от ступенек обрубками ног.

И она действительно едва его не обогнала. Эдди приходилось сражаться с громоздким металлическим креслом, бросить которое он не мог и которое очень ему мешало. К тому моменту, когда они добрались до верхней площадки, оба запыхались. От их промокшей одежды шел пар. Эдди подхватил Сюзанну под мышки, приподнял ее и вдруг замер на месте, обнимая ее за талию и прижимая к себе, вместо того, чтобы усадить обратно в коляску. Почему-то – знать бы еще почему – им вдруг овладело игривое, сумасшедшее настроение. Ему захотелось ее. Прямо здесь и сейчас.

Так, дайте мне отдышаться, подумал он. Ты добрался досюда живым, вот у тебя железы и трепещут, готовые к подвигам и загулу.

Сюзанна облизала губы и, запустив пальцы Эдди в шевелюру, дернула изо всех сил. Было больно… но вместе с тем так чудесно.

– Я же тебе говорила, что я тебя сделаю, мальчик, – шепнула она низким хрипловатым голосом.

– Не ври… я был первым, на пол ступеньки. – Он постарался сделать вид, что он не так уж и запыхался, но ничего у него не вышло.

– Может быть… но зато ты весь выдохся. – Одна рука ее соскользнула вниз и легонечко сжала в том самом месте. В глазах у Сюзанны мелькнул огонек. – Но кое-что, наоборот, полно сил.

По небу прокатился гром. Они оба вздрогнули и рассмеялись.

– Ладно тебе, – сказал он. – Тоже мне, нашла время. Безумие какое-то! Бр-р!

Она не стала ему возражать, но еще раз легонечко сжала то самое место и только потом убрала руку и положила ее ему на плечо. Эдди – не без сожаления – усадил ее обратно в коляску и покатил по широким плитам под навес крыши. Ему показалось, что точно такое же сожаление промелькнуло и во взгляде Сюзанны.

Когда они были уже под крышей и сверху на них не лило, Эдди приостановился и оглянулся. Площадь Колыбели, улица Черепахи… весь город уже исчезал за трепещущей серой завесой дождя. И Эдди ни капельки не сожалел об этом. В его мысленной записной книжке Лад не попал в список приятных воспоминаний.

– Смотри, – тихонько пробормотала Сюзанна, указав на ближайшую водосточную трубу. На нижнем ее конце красовалась большая рыбья голова, покрытая каменной чешуей. Судя по виду, рыбина эта состояла в близком родстве с драконообразными чудищами, восседающими на углах Колыбели. Из пасти ее серебристым потоком струилась вода.

– Кажется, это уже не «кратковременные осадки», – заметил Эдди.

– Какие осадки?! Этот дождь будет лить, пока ему не осточертеет, а потом еще капельку, просто назло. Может, это продлится неделю, а может, и месяц. Но мы можем до этого и не дожить, если Блейн вдруг решит, что наши рожи ему не понравились. Так что, собственно, нам без разницы. Стрельни-ка разок, родной, пусть Роланд знает, что мы на месте, а потом мы тут немного осмотримся, ладно? Чего тут да как.

Эдди подошел к краю лестницы, выставил руку из-под навеса и выстрелил, направив «ругер» в забитое тучами серое небо. Именно этот выстрел – за милю, если не больше, – и слышал Роланд, идущий по следу Гашера и Джейка по «лабиринту с ловушками». Еще пару секунд Эдди постоял на месте, пытаясь убедить себя, что все еще может закончиться хорошо, а сердце его ошибается, когда так настойчиво и упрямо твердит, что больше они никогда не увидят ни Джейка, ни Роланда. Все будет хорошо… Поставив пистолет на предохранитель, он сунул его обратно за пояс джинсов и вернулся к Сюзанне. Развернул коляску спиной к ступеням и покатил ее по проходу между рядами колонн, уходящих в глубь здания. По дороге Сюзанна достала Роландов револьвер и перезарядила его.

Здесь, под массивной каменной крышей, звук дождя превратился в таинственный, призрачный шелест. Камень стен приглушал даже раскаты грома. Колонны, поддерживающие Колыбель, были не менее десяти футов в диаметре. Их верхушки терялись во тьме под крышей. Оттуда, из полумрака, доносилось негромкое воркование голубей.

Из сумрачной мглы выплыла табличка, подвешенная на тяжелой хромированной цепи:

– Теперь мы знаем, как звали тот поезд, который свалился… свалилась в реку, – заметил Эдди. – Патриция. Только они перепутали цвета. Обычно считается, что цвет девочек – розовый, а цвет мальчиков – голубой, а не наоборот.

– Может, они оба голубые.

– Нет. Блейн розовый.

– Откуда ты это взял?

Эдди растерянно поглядел на Сюзанну.

– Не знаю откуда… я просто знаю.

Они двинулись по стрелке, которая указывала в направлении места стоянки Блейна, и вышли на открытое пространство, где когда-то, наверное, располагался главный вестибюль вокзала. Эдди не обладал способностью Сюзанны мысленно проникать в прошлое и видеть его в серии ярких и четких зрительных образов, но он все равно нарисовал себе в воображении такую картину: просторная площадь с колоннами полна народу, люди спешат, ищут свои вагоны, обнимаются при расставании и встрече, и надо всем стоит цокот тысячи каблуков и гул неразборчивых голосов. А из динамиков, перекрывая все звуки, доносятся разнообразные объявления:

Производится посадка на поезд Патриция, следующий в направлении северо-западных феодов…

Внимание, внимание, пассажир Киллингтон, пассажир Киллингтон, вас ожидают на нижнем этаже у справочного бюро.

Блейн прибывает на второй путь. Встречающих просят пройти на платформу…

А теперь здесь остались одни только голуби.

Эдди невольно поежился.

– Посмотри на те лица, – пробормотала Сюзанна. – Не знаю, как тебе, а мне от них жутко. – Она показала направо. Наверху на стене, в полумраке, Эдди увидел ряд каменных лиц: они выступали из белого мрамора и глядели на них сверху вниз – суровые мрачные лица палачей, влюбленных в свое ремесло. Несколько каменных голов отвалилось и валялось теперь в виде гранитных обломков под равнодушными взглядами мрачных своих сотоварищей, футах в восьмидесяти под ними, а те, что еще держались, были покрыты густой паутиной трещин и заляпаны голубиным пометом.

– Наверное, члены какого-нибудь Верховного суда, – высказал предположение Эдди, с опаской глядя на все эти тонкие сжатые губы из камня и пустые потрескавшиеся глаза. – Только у судей может быть такой вид: умудренный и сволочной одновременно… уж кому, как не мне, это знать! Нет ни одной приличной рожи. Такие, как эти, безногому крабу и костыля-то не подадут.

– «Груда поверженных изваяний, где жарит солнце, где не дает мертвое дерево тени», – продекламировала Сюзанна, и почему-то от этих слов у Эдди по коже пошли мурашки.

– Это откуда, Сьюз?

– Из одного стихотворения. Его написал человек, который, наверное, видел Лад в страшном сне. Ладно, Эдди, пойдем. Ну их к черту. Забудь про них.

– Легче сказать, чем сделать. – Но Эдди все же толкнул коляску, и они двинулись дальше.

Из сумрака впереди выплыл какой-то высокий решетчатый барьер, похожий на навесную башню, обороняющую подвесной мост средневекового замка… а за барьером виднелись смутные очертания поезда. Так Эдди с Сюзанной впервые увидели Блейна Моно. Он действительно оказался розовым, как и утверждал Эдди. Нежный оттенок его был как будто специально подобран под цвет прожилок на мраморных колоннах. Блейн словно парил над высокой платформой вытянутым, обтекаемым силуэтом в форме пули. Казалось, он сделан из плоти, а не из металла. Поверхность его была безупречно гладкой, безо всяких зазоров и трещин, и лишь в одном месте ее прорезало отверстие – треугольное окно в головной части, снабженное огромным «дворником». Эдди знал, что точно такое же есть и на другой стороне, так что, если смотреть на Блейна спереди, впечатление будет такое, что у поезда есть лицо, как у Чарли Чу-чу. А «дворники», наверное, будут похожи на веки над хитро прищуренными глазами.

Белый свет, льющийся из открытой арки в северо-восточной стене Колыбели, падал на Блейна чуть скошенным длинным прямоугольником. Эдди подумал, что поезд этот похож на хребет какого-то сказочного розового кита – всегда загадочного и молчаливого.

– Ну вот, – шепнул он, понизив голос. – Мы нашли его.

– Да. Блейна Моно.

– Но он мертв, тебе не кажется? Во всяком случае, выглядит он неживым.

– Нет. Он живой. Просто спит.

– Откуда ты знаешь?

– А откуда ты знал, что он розовый? – Она не ждала от него ответа, и Эдди не стал отвечать. На напряженном лице Сюзанны читался неподдельный страх. – Он спит, и знаешь, что я тебе скажу? Я боюсь… мне страшно его будить.

– Ну ладно, давай подождем остальных.

Она покачала головой.

– Мне кажется, мы должны все подготовить заранее… я имею в виду, к их приходу… потому что, сдается мне, что прибудут они сюда в крайней спешке. Подвези меня к этой коробочке на решетке. Похоже на переговорное устройство. Видишь?

Эдди увидел коробку и медленно подкатил к ней коляску. Устройство крепилось к решетке возле закрытых ворот посередине перегородки, идущей по всему периметру Колыбели. Вертикальные стойки ограды были сделаны из металла, похожего на нержавеющую сталь; ворота – из кованого железа, а их нижняя часть уходила в обитую сталью прорезь в полу. Эдди увидел, что сквозь решетку им не пробраться. Расстояние между стойками не превышало и четырех дюймов. В такую узкую щель с трудом бы протиснулся даже Ыш.

Над головой шелестели и ворковали голуби. Левое колесо коляски Сюзанны монотонно поскрипывало, действуя на нервы. Полцарства за банку машинного масла, подумал Эдди и только теперь осознал, что ужасно боится. Ему было не просто страшно. Он давно уже не испытывал ничего подобного: с того самого дня, когда они с Генри стояли на Райнхолд-стрит в Датч-Хилле, глядя на покосившийся особняк. В тот день – дело было в далеком 1977-м – они не решились войти в жуткий «дом с привидениями». Они повернулись к нему спиной и зашагали прочь, и всю дорогу он мысленно клялся себе, что никогда, никогда, никогда не вернется в то страшное место. Эту клятву он, надо сказать, сдержал… но вот вам, пожалуйста, новый «дом с привидениями». И вот вам, пожалуйста, главный призрак – Блейн Моно – приземистый розовый силуэт с треугольным окошком, косящимся на него, точно глаз хищного и опасного зверя, который вроде бы спит, но на самом-то деле лишь притворяется спящим.

Он давно не шевелится у себя в Колыбели… уже много лет… Он перестал даже болтать на свои разные голоса и смеяться… Последним к Блейну ходил Ардис… Блейн ему задал какой-то вопрос… и когда Ардис не смог ответить, Блейн спалил его голубым огнем.

Если он сейчас заговорит, я, наверное, сойду с ума, подумал Эдди.

Ветер снаружи усилился, брызги дождя влетели в высокий проем выездной арки. На стекле окна Блейна остались мелкие капельки.

Ни с того ни с сего Эдди вздрогнул и внимательно огляделся по сторонам.

– За нами, кажется, наблюдают… я чувствую.

– Для меня это не новость, – сказала Сюзанна. – Подвези меня ближе к воротам, Эдди. Хочу как следует рассмотреть эту штуку.

– О'кей, только не прикасайся к ней, хорошо? Вдруг она под напряжением…

– Если Блейну захочется нас поджарить, он и так это сделает, – отмахнулась Сюзанна, глядя через ограду на розовую спину Блейна. – И ты это знаешь не хуже меня.

Эдди это знал и потому промолчал.

Коробка действительно напоминала переговорное устройство, совмещенное с системой охранной сигнализации. В верхней ее половине виднелся динамик с кнопкой по типу обычных переключателей СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ. Под динамиком в форме ромба располагались числа от одного до ста:

Под ромбом из чисел торчали еще две кнопки. На одной на Высоком Слоге было написано КОД-КОМАНДА, на другой – ВВОД.

Сюзанна уставилась, озадаченная, на непонятное для нее устройство. На лице ее явно читалось сомнение.

– Что это может быть, как ты думаешь? Похоже на хитрые штуковины из фантастических фильмов.

Ну конечно, подумал Эдди. Как-то он упустил из виду, что они с Сюзанной были из разного времени. У себя, в своем времени, Сюзанна, возможно, и видела одну-две системы домашней охранной сигнализации (в конце концов она же жила в Манхэттене, среди богачей, пусть те и не очень-то привечали ее), однако, как ни крути, электронное оборудование, существовавшее в ее время, в 1963 году, и сверхсложные приборы его года, 1987-го, – это, как говорится, две большие разницы. А ведь мы никогда с ней и не говорили об этих различиях, подумал он. Интересно, что бы она сказала, если бы я ей сообщил, что, когда Роланд меня умыкнул, Рональд Рейган был президентом Соединенных Штатов? Она бы, наверное, решила, что я рехнулся.

– Это система охранной сигнализации, – пояснил он, не вдаваясь в подробности. А потом, хотя все его чувства и инстинкты восстали против такой вопиющей дурости, он заставил себя поднять руку и нажать пальцем на кнопку СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ.

Странно, но током его не жахнуло. В руку его не ударила голубая молния. Никаких даже признаков того, что эта штука вообще работает.

Может, Блейн все-таки умер. Может, он все-таки умер.

Только ему почему-то не верилось в это.

– Алло? – вопросительно произнес Эдди, живо себе представляя, как Ардис, бедолага, вопит от боли в потоке микроволнового излучения, а по телу его и лицу пляшут разряды голубого огня, от которых плавятся глаза и загораются волосы. – Алло… Блейн? Кто-нибудь?

Он отпустил кнопку и, напрягшись, застыл в ожидании. Сюзанна сунула ему в руку свою маленькую и холодную ладошку. По-прежнему никакого ответа. Эдди опять нажал кнопку – в этот раз ему это далось с еще большим трудом.

– Блейн?

Он отпустил кнопку. Подождал. Опять никакого ответа. Эдди почувствовал, как голова у него начинает кружиться: неприятное, даже опасное ощущение, которое часто одолевало его в моменты волнения или страха. Когда с ним случалось такое, он не мог уже мыслить здраво. В него как будто вселялся бес. Ему становилось на все наплевать. Так было, когда он повздорил с тем узколицым связным Балазара в Нассау. И то же самое начиналось теперь. Если бы Роланд видел его в те моменты, когда в нем бушевал огонь этого бешеного нетерпения, он бы понял, что Эдди не просто очень похож на Катберта, – в такие моменты он бы, наверное, смог поклясться, что Эдди и есть Катберт.

Эдди вдавил что есть силы кнопку и заорал в микрофон дурным голосом, имитируя (безо всякого, впрочем, успеха) сочный британский акцент:

– Привет, Блейн! Здорово, старик! Это Робин Лич, главный редактор журнала «Жизнь богатеньких и безмозглых», я пришел тебе сообщить, что ты выиграл шесть миллионов долларов и новенький «форд-эскорт» по лотерее издательства!

Мягким испуганным взрывом крыльев над ними взвилась стайка голубей. У Сюзанны в буквальном смысле отвисла челюсть. На ее лице застыло ошеломленное выражение богобоязненной женушки, которая только что услыхала, как ее дорогой муженек богохульствует в Божьем храме.

– Прекрати, Эдди! Немедленно прекрати!

Но Эдди уже несло. Губы его растянулись в улыбке, но в глазах притаились страх, истерика и яростное раздражение.

– Ты со своей монорельсовой девочкой, Патрицией, проведешь изумительный месяц в живописном местечке Джимтаун. К вашим услугам роскошный отель, самые лучшие вина и самые свежие девственницы на закуску. Ты…

– …тс-с-с…

Запнувшись на полуслове, Эдди взглянул на Сюзанну. Всякий на его месте подумал бы первым делом, что это она шикнула на него, – и даже не потому, что она уже раз пыталась его унять, но прежде всего потому, что больше здесь не было никого, – собственно, Эдди так и подумал, но в то же время он знал, что это не она. Голос был не ее. Он и звучал по-другому. Это был голос ребенка – очень маленького и испуганного.

– Сьюз? Ты…

Сюзанна замотала головой, одновременно приподнимая руку и указывая на переговорное устройство. Эдди увидел, что кнопка с пометкой КОД-КОМАНДА горит едва теплящимся бледно-розовым светом точно такого же цвета, как поезд, спящий в своей Колыбели с той стороны ограды.

– Тс-с-с… не будите его, – горестно произнес детский голос, льющийся из динамика, тихий и мягкий, словно вечерний бриз.

– Что… – начал было Эдди, но тут же умолк. Тряхнув головой, он протянул руку к кнопке СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ и легонько ее нажал. Теперь, когда он заговорил, в его голосе и интонациях не осталось и намека на придурочные завывания Роберта Лича. Это был шепот, едва ли не конспираторский:

– Ты кто? Кто ты?

Он отпустил кнопку. Они с Сюзанной уставились друг на друга широко раскрытыми глазами, точно дети, которые вдруг узнают, что живут в одном доме со странным – может быть, даже психически ненормальным – взрослым. Вы, наверное, спросите: а откуда они узнают? Им сообщает об этом другой ребенок. Ребенок, который прожил не год и не два с этим припадочным взрослым, и в течение всех этих лет ему приходилось прятаться по углам и прокрадываться потихоньку домой, когда взрослый спал; забитый, испуганный ребятенок, который – уж так получилось! – невидим.

Ответа не было. Эдди ждал. Время шло. Секунды тянулись невыносимо – за каждую можно было, наверное, прочитать целую книгу. Наконец Эдди не выдержал и протянул руку к кнопке, и как раз в этот момент на панели опять зажегся слабый розовый огонек.

– Я Маленький Блейн, – прошептал детский голос. – Тот, которого он не видит. Тот, про которого он забыл. Тот, который, как он уверен, остался в залах руин и чертогах смерти.

Эдди снова нажал на кнопку. Рука его непроизвольно дрожала, и он никак не мог эту дрожь унять. Голос тоже срывался на каждом слове:

– Кто? Кто не видит? Медведь?

Нет… ну какой, спрашивается, медведь?! Мертвый Шардик лежит в лесу за множество миль отсюда; и даже за это время мир успел сдвинуться дальше. Неожиданно Эдди вспомнил о том, что он почувствовал и пережил, приложив ухо к таинственной двери непонятного назначения, обнаруженной ими на той поляне, где жил своей странной, непонятной полужизнью Шардик, – к двери, разрисованной желтыми и черными полосами, навевавшими почему-то неясный страх. Теперь Эдди понял, что все это части одной картины, все это части единого целого, жуткого и изъеденного порчей, паутины, изорванной в клочья, в центре которой непознанным и непознаваемым каменным пауком вздымается Темная Башня. Буквально за несколько последних дней весь Срединный мир превратился в один населенный призраками особняк; Срединный мир превратился в Отстойник, превратился в Великую Пустошь. Стал Бесплодной землей, населенной лишь призрачными существами, – землей, которая сама стала призраком.

И прежде чем детский голос ответил ему из динамика, Эдди прочел ответ по беззвучно шевелящимся губам Сюзанны – ответ очевидный и очень простой, как решение загадки, когда тебе дали подсказку.

– Большой Блейн, – прошептал голос невидимого существа. – Большой Блейн… призрак в машине… во всех машинах.

Сюзанна поднесла руку к горлу и сдавила его со всей силы, как будто хотела себя задушить. В глазах ее был только ужас, но взгляд не застыл и не остекленел – он остался внимательным и проницательным. Кроме страха, читалось в нем и узнавание. Когда-то в прошлом она знала кое-кого если и не с похожим голосом, то с похожими переживаниями и опытом… еще в то время, когда единое целое – Сюзанна – было расколото на две непримиримые половины, вечно воюющие друг с другом: Одетту и Детту. Детский голос действительно был для нее неожиданностью, но страдальческий взгляд ее говорил о том, что Сюзанна узнала, что это такое.

Кому, как не ей, знать, что представляет собой раздвоение личности.

Она это познала на собственном опыте. И познала сполна.

– Эдди, пойдем отсюда. – Ужас, ее обуявший, превратил речь Сюзанны в смазанный звуковой поток безо всяких знаков препинания. Эдди слышал, как в горле ее свистит воздух, точно зимний ветер в трубе. – Эдди нам нужно уйти Эдди нам нужно уйти отсюда Эдди…

– Слишком поздно, – прервал ее тонкий печальный голос. – Он проснулся. Большой Блейн проснулся. Он знает, что вы здесь. Он идет.

Внезапно под потолком замелькали какие-то вспышки – дуги яркого оранжевого свечения. Резкий свет залил всю Колыбель, прогоняя тени. Голуби – сотни и сотни – испуганно взвились в воздух, поднятые из своих гнезд, и закружились в бесцельном слепом полете.

– Погоди! – крикнул Эдди. – Пожалуйста, подожди!

От волнения он забыл нажать на кнопку, но это уже не имело значения. Маленький Блейн все равно услышал его и ответил:

– Нет! Яне хочу, чтобы он меня тут поймал! Он убьет меня… я не хочу!

Розовый огонек на переговорном устройстве погас, но лишь на мгновение. В этот раз зажглись сразу две кнопки: КОД-КОМАНДА и ВВОД, – и не розовым тусклым светом, а огненно-красным, как раскаленный горн в кузнице.

– КТО ВЫ? – прогрохотал властный голос, идущий не только из маленького динамика, но и из всех подключенных и еще работающих громкоговорителей в городе. Истлевшие и гниющие трупы, висящие на столбах, задрожали от вибраций этого мощного голоса: даже мертвые, кажется, убежали бы подобру-поздорову от Блейна, если бы только могли.

Сюзанна сжалась в своей коляске, закрывая ладонями уши. Ее лицо вытянулось от страха и безотчетного отвращения, рот искривился в беззвучном крике. Эдди тоже почувствовал, как волна страха уносит его назад в прошлое – к тем фантастическим и кошмарным галлюцинациям, которые он рисовал в воображении, когда ему было одиннадцать лет. Разве не этого голоса он боялся, когда они с Генри стояли напротив особняка? Разве не этого голоса он, может быть, и ожидал! Он не знал… но зато понял, что должен был чувствовать Джек из сказки, когда до него наконец-то дошло, что он слишком часто «мурыжил» бобовый росток и все-таки разбудил великана.

– КАК ПОСМЕЛИ ВЫ ПОТРЕВОЖИТЬ МОЙ СОН? ОТВЕЧАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО – ИЛИ УМРЕТЕ НА МЕСТЕ.

Наверное, Эдди застыл бы, безвольный, позволив Блейну – Большому Блейну – сделать с ним что угодно… спалить, как Ардиса (или, может, чего похуже); он, вероятно, и должен был замереть, оцепенев от страха… страха, который бывает, наверное, только в сказках… страха, затаившегося на самом дне кроличьей норы. И только память о тоненьком жалобном голоске, который заговорил с ними первым, придала ему сил, чтобы сдвинуться с места: это был голос слабого ребенка, который, сам перепуганный не на шутку, все же пытался помочь им с Сюзанной.

А теперь надо будет выкручиваться самому – помогать тебе некому, – сказал он себе. – Ты его разбудил, ты давай с ним и разбирайся. Только давай, ради Бога!

Эдди протянул руку и снова нажал на кнопку.

– Меня зовут Эдди Дин. Эта женщина – моя жена Сюзанна. Мы…

Он запнулся и поглядел на Сюзанну. Она кивнула, подгоняя его отчаянным жестом, мол, давай продолжай.

– Мы идем в одно место. Ищем Темную Башню, что стоит на пути Луча. С нами идут еще двое, Роланд, стрелок из Гилеада и… Джейк из Нью-Йорка. Мы с Сюзанной тоже из Нью-Йорка. Если ты… – Он прикусил язык, проглотив слова «Большой Блейн», уже готовые сорваться с губ. Если бы он их сейчас произнес, разум, кроющийся за могучим голосом, сообразил бы, что они слышали и другой голос: призрак в призраке, если так можно сказать.

Сюзанна опять отчаянно замахала ему обеими руками, мол, давай дальше.

– Если ты Блейн Моно… ну… мы хотели тебя попросить, чтобы ты нас подвез.

Он отпустил кнопку. В течение нескольких – долгих, гнетущих – мгновений ответа не было. Эдди и Сюзанне они показались часами. В затянувшейся тишине слышалось только тревожное хлопанье голубиных крыльев. А когда наконец голос Блейна раздался снова, он шел теперь только из маленького динамика на воротах и звучал почти как человеческий:

– НЕ ПЫТАЙТЕСЬ МЕНЯ ОБМАНУТЬ. МОЕ ТЕРПЕНИЕ НЕБЕЗГРАНИЧНО. ВСЕ ДВЕРИ В ТЕ МИРЫ ЗАПЕРТЫ. ГИЛЕАДА БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, А ВСЕ, КОГО ЗВАЛИ СТРЕЛКАМИ, МЕРТВЫ. А ТЕПЕРЬ ОТВЕЧАЙТЕ НА МОЙ ВОПРОС: КТО ВЫ ТАКИЕ? И ПОДУМАЙТЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОТВЕЧАТЬ, – Я ВАС В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СПРАШИВАЮ.

Раздался какой-то шипящий звук. С потолка пролился тонкий луч ослепительного голубого света – настолько яркого, что он казался почти белым, – и прожег дырку размером с мячик для гольфа в мраморном полу футах в пяти левее коляски Сюзанны. Из дырки ленивой струйкой поднялся дымок. Запахло, как пахнет воздух после удара молнии. Секунду-другую Эдди и Сюзанна смотрели, застыв в немом ужасе, друг на друга, а потом Эдди рванулся к переговорному устройству и вдавил пальцем кнопку.

– Ты ошибаешься! Мы действительно из Нью-Йорка! Мы прошли сюда через двери на берегу… совсем недавно, несколько недель назад!

– Это правда! – крикнула Сюзанна. – Клянусь, это правда!

Тишина. Розовая спина Блейна тускло мерцала за длинным барьером. Казалось, окно на передней части косится на них, точно сонный стеклянный глаз. «Дворник» смахивал на опущенное в хитроватом прищуре веко.

– А ГДЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА?

– Господи, где я возьму ему доказательства? – Эдди беспомощно повернулся к Сюзанне.

– Не знаю.

Эдди снова нажал на кнопку.

– Статуя Свободы! Это о чем-то тебе говорит?

– ПРОДОЛЖАЙ. – Теперь голос Блейна звучал едва ли не задумчиво.

– Эмпайр-Стейт-Билдинг! Фондовая Биржа! Центр международной торговли! Кони-Айленд! Радио-Сити! Мюзик-холл! Ист-Вил…

Блейн перебил его… и на этот раз – невероятно, но факт, – голос, звучащий в динамике, был в точности голосом Джона Уэйна[52].

– О'КЕЙ, ПИЛИГРИМ. Я ТЕБЕ ВЕРЮ.

Эдди с Сюзанной снова переглянулись, только теперь в их глазах, пусть и немного растерянных, было искреннее облегчение. Однако обрадовались они рано: когда Блейн заговорил снова, его голос опять прозвучал безучастно и холодно:

– ЗАДАЙ МНЕ ВОПРОС, ЭДДИ ДИН ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. И ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ХОРОШИЙ ВОПРОС. – После недолгой паузы Блейн добавил: – ИБО, ЕСЛИ ВОПРОС БУДЕТ ГЛУПЫМ, ВЫ ОБА УМРЕТЕ, ОТКУДА БЫ ВЫ НИ ПРИШЛИ.

Сюзанна оторвала озадаченный взгляд от коробки на створке ворот и поглядела на Эдди.

– Он это о чем?

Эдди тряхнул головой.

– Без понятия.

28

Комната, в которую затолкал Джейка Гашер, показалась мальчику похожей на шахту ракеты «минитмен», украшенную вещами, уместными только в дурдоме. Вообще непонятно, что это такое было: отчасти музей, отчасти гостиная, отчасти местечко тусовок каких-нибудь хиппи. Пустое пространство над головой заканчивалось сводчатым потолком, выгнутым в форме сферы; пола как такового здесь не было, нижняя часть «шахты» представляла собой закругляющееся дно, находящееся на расстоянии футов семидесяти пяти или ста ниже уровня, на котором сейчас стоял Джейк. Вдоль всей сплошной круглой стены вертикальными меридианами протянулись неоновые лампы всевозможных цветов: красные, синие и зеленые, желтые и оранжевые, розовые и персиковые, – сходящиеся радужными узлами на потолке и на дне стартовой шахты… если, конечно, это была шахта.

Сама комната, ограниченная снизу ржавой железной решеткой, располагалась примерно в верхней трети этого громадного сооружения капсульной формы. Там и сям на железной решетке, которая здесь заменяла пол, валялись ковры, с виду похожие на турецкие (позже Джейк узнал, что их выткали в феоде Кашмин). Уголки ковров были прижаты к полу тяжелыми сундуками, обитыми медью, большими торшерами и изогнутыми ножками кресел, заваленных всяким хламом. В противном случае они трепыхались бы на ветру, как бумажные ленточки перед включенным вентилятором: снизу шел непрерывный поток теплого воздуха. Другая струя, поступавшая из кольца вентиляционных отверстий вроде тех, что Джейк видел в тоннеле, кружила футах в пяти у него над головой. На дальнем конце странной комнаты была еще одна дверь, точно такая же, как и та, через которую они с Гашером вошли сюда. Джейк решил, что за ней продолжается коридор, следующий под землей вдоль пути Луча.

В комнате были люди. Шесть человек: четверо мужчин и две женщины. Джейк догадался, что перед ним вся верхушка командования седых… если, сделаем оговорку, им осталось еще кем «верховнокомандовать». Из того, что Джейк знал о седых, можно было с уверенностью заключить, что как вид они вымирают. Среди собравшихся в комнате не было ни одного молодого, однако и стариками он их не назвал бы. Еще вполне, как говорится, в расцвете сил. Они все как один повернулись к Джейку и уставились на него с любопытством не меньшим, чем он на них.

В центре комнаты на громадном кресле, которое вполне бы сошло за трон, восседал, перекинув массивную ногу через подлокотник, здоровенный мужик – нечто среднее между воином-викингом и великаном из детской сказки. Его обнаженный до пояса мощный торс являл собой гору накачанных мускулов. На плече у него на широком ремне висел кинжал в ножнах, а на шее – какой-то странный амулет. Не считая серебряной ленточки вокруг бицепса на одной руке, на нем еще были мягкие облегающие кожаные штаны, заправленные в сапоги. Свой желтый шарф он носил не на шее и даже не на голове, как Гашер, а повязанным вокруг голенища высокого сапога. Грязные светлые с проседью волосы ниспадали каскадом почти до середины широкой спины; его зеленые глаза, любопытные и пытливые, напоминали глаза кота, достаточно старого, чтобы уже набраться ума, но не такого еще дряхлого, чтобы утратить ту утонченную жестокость, которая заменяет кошачьему племени чувство юмора. На спинке кресла на потертом ремне висел автомат допотопной конструкции.

Джейк повнимательнее присмотрелся к кулону на груди викинга-великана и увидел, что это стеклянная коробочка в виде гроба, подвешенная на серебряной цепи. Внутри, под стеклом, тускло поблескивал золотой циферблат. Стрелки показывали пять минут четвертого. Под циферблатом качался туда-сюда крошечный золотой маятник, и хотя в комнате постоянно стоял мягкий шум от поступавшего снизу и сверху воздуха, Джейк расслышал, как тикают часики. Стрелки двигались быстрее, чем следует, и Джейк вовсе не удивился, когда увидел, что они вращаются в противоположную сторону.

Ему почему-то вспомнился крокодил из «Питера Пэна» – тот самый, который все время гонялся за капитаном Крюком, – и губы мальчика сами сложились в улыбку. Гашер это заметил и угрожающе поднял руку. Джейк весь сжался, закрывая лицо руками.

Тик-Так погрозил Гашеру пальцем, как школьный учитель проказливому ученику.

– Да ладно тебе… ни к чему это, Гашер.

Гашер тут же опустил руку, уже занесенную для удара. Лицо его изменилось неузнаваемо. Раньше оно выражало попеременно либо тупую ярость, либо искусно изображенное, едва ли не искреннее, веселье. Теперь его изъязвленная рожа превратилась в само обожание и раболепие. Как и все здесь присутствующие (не исключая и самого Джейка), Гашер просто не мог оторвать глаз от Тик-Така: тот притягивал взгляды как магнит. И Джейк понимал почему. Тик-Так был единственным тут человеком, который казался по-настоящему полным сил, по-настоящему здоровым. По-настоящему живым.

– Ни к чему – стало быть, ни к чему. Как скажешь. – Но прежде чем вновь впиться взглядом в белокурого великана на троне, Гашер мрачно зыркнул на Джейка. – Только, скажу тебе, Тики, он страшно наглый. Такой наглый, что просто ужас. Если ты хочешь знать мое мнение, нам с ним придется помучиться, прежде чем из него выйдет толк.

– Когда мне понадобится твое мнение, я у тебя спрошу, – отозвался Тик-Так ровным тоном. – А теперь, Гэш, закрой дверь… ты в хлеву, что ли, родился?

Одна из женщин – темноволосая – расхохоталась. Ее хриплый смех походил на воронье карканье. Но стоило Тик-Таку бросить короткий взгляд в ее сторону, как она сразу затихла и опустила глаза.

Дверь, через которую Гашер втащил Джейка в комнату, представляла собой, по сути, две двери. Расположение их напоминало Джейку люки шлюзовых камер космического корабля из фантастических фильмов. Гашер закрыл обе двери, потом повернулся к Тик-Таку и показал ему поднятый вверх большой палец. Тот кивнул и, протянув руку к кнопке на какой-то штуковине непонятного предназначения, похожей на кафедру лектора, медленно – чуть ли не томно – нажал на нее. Где-то в стене заработал насос. Свет неоновых ламп стал заметно слабее. Послышалось легкое шипение воздуха. Колесо на внутренней двери повернулось. И на внешней, наверное, тоже, предположил Джейк. Стало быть, это все-таки бомбоубежище. Когда насос отключился, лампы опять загорелись в полную силу своим безмолвным ярким светом.

– Ну вот, – заключил Тик-Так с довольным видом и, повернувшись к Джейку, оглядел его с головы до ног. Джейк невольно поежился. Ощущение было такое, как будто его просветили рентгеновскими лучами, зарегистрировали и подшили в папку. – Все мы живы-здоровы. Сидим тут в тепле и со всеми удобствами, что твои блохи в ковре. Верно, Хутс?

– Ага! – поспешно откликнулся тощий высокий мужчина в черном костюме. Все лицо его было покрыто какой-то сыпью, и он непрестанно чесался.

– Я привел его, – сказал Гашер. – Я говорил, что во мне можешь не сомневаться. Если я что обещаю, то делаю.

– Да, – подтвердил Тик-Так. – Прямо в точку. У меня, правда, были сомнения насчет пароля, то есть запомнишь ты его или нет, и в конце я уже было подумал, что сомневался не зря, однако…

Темноволосая женщина расхохоталась опять. Тик-Так повернулся к ней вполоборота. В уголках его рта притаилась ленивая, если и вовсе не апатичная, усмешка, и прежде чем Джейк успел сообразить, что происходит – что уже произошло, – женщина отшатнулась, широко раскрыв глаза от изумления и боли, и схватилась руками за какой-то непонятный нарост на груди, которого не было там всего секунду назад.

Только задним числом Джейк понял, что Тик-Так, оборачиваясь, сделал какое-то молниеносное движение, не движение даже, а промельк. Но, присмотревшись, Джейк заметил, что тонкой белой рукояти кинжала, торчавшей из ножен, свисавших на ремне через плечо Тик-Така, на месте не было. Нож, вонзившийся в грудь темноволосой женщины, находился теперь на другом конце комнаты. Тик-Так выхватил и швырнул его с невероятной скоростью – даже Роланду, наверное, было бы трудно тягаться с ним. Это смахивало на какой-то фокус. Злобный, жестокий фокус.

В полном молчании все остальные наблюдали за тем, как женщина пошатнулась и сделала пару шагов по направлению к Тик-Таку хрипло дыша и держась обеими руками за нож, вошедший ей в грудь по самую рукоятку. Проходя, она задела бедром торшер. Мужчина в черном костюме, которого Тик-Так назвал Хутсом, метнулся вперед и подхватил его, не дав упасть. Сам Тик-Так даже не шевельнулся; он так и сидел, неподвижный, на своем троне, перекинув одну ногу через подлокотник, и с ленивой улыбкой смотрел на женщину.

Она споткнулась о край одного из ковров и стала падать лицом вперед. И тут Тик-Так снова сделал одно движение, неуловимое, молниеносное: согнул, а потом резко выпрямил ногу, перекинутую через подлокотник кресла, ударив женщину в низ живота. Ее отшвырнуло назад. Изо рта ее хлынула кровь и попала на мебель. Женщина ударилась о стену и сползла по ней на пол, где и затихла, уронив голову на грудь, как мексиканка из какого-нибудь фильма, присевшая отдохнуть жарким полднем у стены глинобитной хижины, – почему-то у Джейка возникло такое сравнение. У него в голове не укладывалось, что она мертва: столь ужасающе быстро перешла она из мира живых в царство мертвых. Свет неоновых ламп превратил ее темные волосы в полупрозрачную дымку, отливающую голубым и алым. Остекленевшие ее глаза, в которых навечно застыло предсмертное изумление, смотрели прямо на Тик-Така.

– Я ее предупреждал, и не раз, насчет этого смеха, – заметил тот, переводя хмурый взгляд на вторую женщину, грузную, рыжеволосую, чем-то похожую на тягач. – Или нет, Тилли?

– Предупреждал, – тут же поддакнула Тилли. Глаза у нее так и горели восторженным страхом. Похоже, все происходящее сильно ее возбуждало. Она то и дело облизывала губы. – И не раз. Могу чем угодно поклясться, чтоб мне провалиться.

– Ага, – лениво заметил Тик-Так, – с такой жирной задницей, как у тебя, провалиться недолго. Передай мне мой ножичек, Брандон, и не забудь протереть его хорошенько.

Приземистый кривоногий мужчина сорвался с кресла и бросился выполнять приказание. Нож поначалу не поддавался; он, похоже, застрял в кости незадачливой черноволосой женщины. Бросив испуганный взгляд на Тик-Така, Брандон покрепче схватился за рукоятку и потянул посильнее.

Тик-Так, однако, тут же забыл и о Брандоне, и о бедняжке, которая – в буквальном смысле этого слова – умерла от смеха. Взгляд зеленых сверкающих глаз уже впился в Джейка, который явно интересовал его больше, чем мертвая женщина.

– Подойди ближе, салага, – велел Тик-Так. – Хочу получше тебя рассмотреть.

Гашер пихнул Джейка вперед. Тот споткнулся и наверняка бы упал, если бы сильные руки Тик-Така не подхватили его за плечи. Убедившись, что мальчик восстановил равновесие, Тик-Так отпустил его плечи, схватил за запястье левой руки и поднял ее кверху. Внимание его привлекли часы «Сейко».

– Если это действительно то, что я думаю, тогда это верный и истинный знак, – пробормотал Тик-Так. – Скажи-ка мне, мальчик… что это у тебя за сигул?

Джейку, который понятия не имел, что такое сигул, оставалось надеяться только на благосклонность судьбы.

– Это часы. Только они не работают, мистер Тик-Так.

Хутс хохотнул и тут же испуганно зажал рот ладонями, когда Тик-Так повернулся к нему. Впрочем, уже через секунду Тик-Так смотрел опять на Джейка, и хмурое выражение его лица сменилось вдруг лучезарной улыбкой. Глядя на эту улыбку, как-то даже не верилось, что здесь, в этой комнате, только что произошло убийство – что у стены сидит мертвая женщина, а не киношная мексиканка, присевшая отдохнуть в жаркий полдень. Глядя на эту улыбку, не верилось даже, что все эти люди – душевнобольные, а сам Тик-Так скорее всего самый буйный и главный псих в этом большом дурдоме.

– Часы. – Тик-Так кивнул головой. – Что ж, название вполне подходящее: в конце концов для чего эти штуки, которые время показывают… чтобы часом на них поглядывать. Верно, Брандон? Гашер? Тилли?

Они ответили дружными возгласами одобрения. Одарив их своей обворожительной улыбкой, Тик-Так опять повернулся к Джейку. Джейк заметил, однако, что эта улыбка, пусть даже и донельзя располагающая, не затрагивает его глаз. Глаза Тик-Така не улыбались, они оставались такими же, как всегда: холодными, жесткими и любопытными.

Он протянул палец к часам на левом запястье Джейка – они показывали девяносто одну минуту восьмого, причем вечера и утра одновременно, – и тут же отдернул руку, так и не прикоснувшись к стеклу над электронным, на жидких кристаллах, табло.

– Скажи мне, мой юный друг… эти твои часы, они, случайно, не с ловушкой?

– Чего? А-а! Нет. Они без ловушки. – Джейк дотронулся пальцем до «Сейко».

– Это еще ничего не значит, если они настроены на частоту твоего тела, – заметил Тик-Так. Теперь он перешел на резкий пренебрежительный тон – таким тоном всегда разговаривал папенька Джейка, когда не хотел, чтобы его собеседники догадались, что он совершенно не врубается в предмет разговора. Тик-Так задумчиво покосился на Брандона, и Джейк догадался, что тот сейчас взвешивает все «за» и «против», решая, стоит ли назначать кривоногого коротышку своим уполномоченным «дотрагивателем». Эта идея, должно быть, его не прельстила. Тик-Так отвернулся от Брандона и опять заглянул Джейку в глаза. – Если эта фигня шибанет меня током, ты у меня через тридцать секунд задохнешься, дружок, носом в собственной заднице.

Джейк тяжело сглотнул, но ничего не сказал. Тик-Так протянул руку и на этот раз дотронулся пальцем до циферблата. Как только он прикоснулся к часам, все цифры сменились нулями, и отсчет времени начался заново.

Тик-Так прищурился в ожидании предполагаемого болевого импульса, а когда стало ясно, что никакого разряда не будет, в уголках его глаз появились морщинки первой искренней улыбки. Джейк решил, что подобное преображение объяснялось отчасти тем, что Тик-Так упивался сознанием собственной храбрости, хотя в основном это было обычное удивление. Плюс, конечно же, интерес.

– А ты не мог бы мне их подарить? – спросил он у Джейка елейно и вкрадчиво. – Скажем, в качестве жеста твоей доброй воли? Я, видишь ли, собираю коллекцию, мой дорогой юный друг.

– Пожалуйста. – Джейк немедленно снял часы и уронил их в протянутую ладонь Тик-Така.

– Вы только послушайте – разговаривает, что твой маленький жельтмен шелкозадый, нет, правда, – радостно гаркнул Гашер. – В прежние времена тот, кто надыбал такую добычу, получил бы хорошее вознаграждение, Тикки. Очень хорошее вознаграждение. Да что там, мой батюшка…

– Батюшка твой так прогнил от мандруса, что даже псы его жрать не стали, когда он откинул копыта, – оборвал его Тик-Так. – А теперь заткнись, ты, идиот.

В первый момент Гашер затрясся от ярости… а потом растерялся, смутившись, и, присев на ближайший стул, закрыл рот.

Тик-Так между тем изучал растягивающийся браслет часов с выражением едва ли не трепетного благоговения. Растянул его до предела, потом отпустил, опять растянул и опять отпустил. Затолкал прядь волос в открывшийся между звеньями браслета зазор и рассмеялся, довольный, когда волосы в нем застряли. Просунул руку в браслет и натянул его почти до самого локтя. Про себя Джейк подумал, что его нью-йоркский сувенир выглядит несколько неуместно на лапище этого воина-викинга, но предусмотрительно промолчал.

– Круто! – воскликнул Тик-Так. – А скажи-ка мне, мальчик, где ты их раздобыл?

– Мне родители подарили на день рождения, – ответил Джейк.

Гашер, услышав это, подался вперед, как видно, желая в очередной раз напомнить о вознаграждении. Но если даже и так, то внимательный взгляд Тик-Така тут же заставил его передумать. Гашер замер на стуле, так и не высказавшись.

– Правда? – изумился Тик-Так, приподнимая бровь. Он обнаружил маленькую кнопку подсветки циферблата и принялся сосредоточенно на нее нажимать, наблюдая за тем, как загорается и гаснет свет. Когда он опять поглядел на Джейка, глаза его сузились, превратившись в зеленые щелки. – А скажи-ка мне вот что, мой мальчик… на какой схеме они работают: биполярной или монополярной?

– Они вообще не на схеме работают, – отозвался Джейк, не подозревая еще о том, что его нежелание признаться, будто эти термины для него незнакомы, принесет ему в самом ближайшем будущем крупные неприятности. – Они, по-моему, работают на батарейке. Никелево-кадмиевой, если я не ошибаюсь. Мне еще не приходилось ее менять, а вкладыш с инструкцией я давно потерял.

Тик-Так пристально на него посмотрел. Смотрел он долго и молча, и Джейк вдруг в испуге понял, что белокурый гигант пытается определить, издевается он над ним или нет. Если ему сейчас почудится, что Джейк действительно хочет над ним посмеяться, то оскорбления и побои, которые мальчику довелось испытать на себе по пути сюда, покажутся просто приятельским щекотанием по сравнению с тем, что ему устроит Тик-Так. Нужно немедленно чем-то Тик-Така отвлечь. Джейк ляпнул первое, что пришло в голову:

– Он был вашим дедушкой, да?

Тик-Так вопросительно вскинул бровь. Руки его опустились на плечи Джейка, и хотя на этот раз он не стал их сжимать, Джейк все равно ощутил их феноменальную силу. Если Тик-Так сожмет руки и дернет его на себя, ключицы у Джейка сломаются, как карандаши. А если оттолкнет, то тогда, вероятно, сломает ему позвоночник.

– Кто был моим дедом, щенок?

Джейк обвел взглядом широкие плечи Тик-Така и массивную его голову благородной и даже, можно сказать, величественной посадки. Ему вспомнилось, как Сюзанна сказала тогда, у разбитого аэроплана: Ты посмотри на него, Роланд… какой он здоровый! Им, наверное, пришлось его маслом смазать, чтобы впихнуть в кабину!

– Тот человек в самолете. Давид Шустрый.

Тик-Так, изумившись, широко раскрыл глаза. Потом запрокинул голову и разразился раскатистым хохотом, который отдался высоким эхом под сводчатым куполом потолка. Все остальные заулыбались, но как-то нервно. Памятуя о том, что случилось с черноволосой женщиной, никто не отважился рассмеяться вслух.

– Кто бы ты ни был и откуда бы ты ни пришел, мой мальчик, ты – малый веселый. Самый веселый, пожалуй, из всех, с кем старый Тик-Так скорешился за многие годы. Шустрый был мне не дедом, а прадедом, но ты попал почти в цель… как, по-твоему, Гашер, душечка?

– Угу, – согласился Гашер. – Он парень не промах, скажу я тебе. Но все равно страшно наглый.

– Что есть, то есть, – задумчиво протянул Тик-Так. Он легонько сжал руки и подтащил Джейка поближе к своему улыбающемуся красивому и безумному лицу. – Я и сам вижу, что он нахаленок. По глазам его вижу. Но об этом уж мы позаботимся, да, Гашер?

Он не с Гашером сейчас говорит, понял Джейк, а со мной. Он думает, он меня гипнотизирует… и у него, кажется, получается.

– Да, – выдохнул Гашер.

Ощущение было такое, что он тонет в этих зеленых глазах. Хотя Тик-Так сжимал его плечи не очень сильно, Джейку казалось, что ему не хватает воздуха. Мальчик собрал всю свою волю, пытаясь вырваться из-под гипнотической власти Тик-Така, открыл рот и опять сказал первое, что пришло в голову:

– Так пал лорд Перт, и земля содрогнулась от этого грома.

Фраза подействовала на Тик-Така как удар кулака по лицу. Он даже вздрогнул. Зеленые глаза угрожающе сощурились. Пальцы больно впились в плечи Джейка.

– Что ты сказал? Где ты вообще это слышал?

– Птичка на хвостике принесла. – Джейк нарочно ответил так дерзко, за что тут же и поплатился: пролетел через всю комнату и ударился в закругленную стену бедром. В этом ему повезло. Если бы он въехал в нее головой, он бы наверняка отрубился, если б и вовсе не приказал долго жить, а так он лишь отскочил и свалился, как куль с картошкой, на решетчатый пол. Тряхнув головой, Джейк ошалело огляделся по сторонам и обнаружил, что сидит нос к носу с темноволосой женщиной, которая вовсе не отдыхала в жаркий полдень. Издав испуганный крик, он пополз на четвереньках прочь – подальше от мертвой. Хутс пнул его в грудь, и Джейк перевернулся на спину. Так он и лежал, хватая ртом воздух и глядя вверх, на потолок, туда, где неоновые лампы-трубки сходились в радужный узел. А секундой позже все заслонило собою лицо Тик-Така. Губы его были плотно сжаты в жесткую, напряженную линию, щеки пылали, а в глазах… в глазах у него был страх. Стеклянная коробочка в форме гроба, которую он носил на серебряной цепочке на шее, болталась прямо перед глазами Джейка, раскачиваясь, точно маятник миниатюрных «дедовских» часов, находящихся внутри.

– Гашер прав, – заключил Тик-Так, потом схватил мальчика за грудки и поднял его на ноги. – Ты еще тот нахал. Слишком много, смотрю, выделываешься. Но со мной тебе самому не захочется так наглеть. Никогда не захочется, мальчик мой. Ты когда-нибудь слышал о людях с коротеньким фитильком? В смысле, шнур у них быстро сгорает. Так вот, у меня вообще нет шнура – я взрываюсь мгновенно. Куча народу могла бы тебе это подтвердить, если бы я не заставил их замолчать навсегда. Если еще раз при мне упомянешь про лорда Перта – хотя бы раз, тебе ясно? – я тебе полбашки разнесу и мозги твои съем в сыром виде. Это история несчастливая, и я не хочу, чтоб ее вспоминали в Колыбели седых. Ты меня понял?

Он приподнял Джейка над полом и встряхнул его, как коврик.

Мальчик расплакался.

– Ты понял?

– Д-д-да.

– Вот и славно. – Тик-Так опустил Джейка на пол. Мальчик пошатнулся и утер слезы, размазав по щекам грязь, темную, точно тушь для ресниц. – А теперь, юный мой друг, будет у нас с тобой вечер вопросов и ответов. Я задаю вопросы, ты мне на них отвечаешь. Понятно?

Джейк не отреагировал. Он смотрел на вентиляционные решетки, опоясывающие круглую комнату, стараясь не встречаться взглядом с Тик-Таком.

Двумя пальцами Тик-Так схватил мальчика за нос и больно его сдавил.

– Тебе понятно, я спрашиваю?

– Да! – выкрикнул Джейк, поворачиваясь к Тик-Таку. Теперь глаза у него слезились не только от страха, но и от боли. Ему нестерпимо хотелось опять поглядеть на одно из отверстий для вентиляции, чтобы удостовериться, что увиденное им там было не только игрой его перепуганного, перегруженного воображения, но Джейк не стал рисковать. Он боялся, что кто-то другой – и прежде всего сам Тик-Так – проследит за его взглядом и тоже увидит…

– Хорошо. – Так и держа Джейка за нос, Тик-Так подтащил его к своему креслу. Уселся. Опять перебросил ногу через подлокотник. – Давай немного потрепемся по-приятельски. Начнем с того, как тебя зовут… Ну и как же тебя зовут, мой мальчик?

– Джейк Чеймберз. – Голос его звучал неразборчиво и гнусаво, как при насморке. С зажатым носом не очень-то разговоришься.

– А ты, часом, не He-Видь, Джейк Чеймберз?

Джейк поначалу подумал, что таким – несколько странным – образом Тик-Так хочет спросить, не слепой ли он… хотя все они видят прекрасно, что он не слепой.

– Я не понимаю…

Тик-Так легонько встряхнул его за нос.

– Не-Видь! He-Видь! Хватит валять дурака, мой мальчик! Чего непонятного?!

– Я правда не понимаю… – начал было Джейк, и тут его взгляд упал на автомат допотопной конструкции, висевший на спинке кресла. Он вспомнил разбившийся «фокке-вульф» со свастикой на крыле и сообразил наконец о чем речь. – Нет… я не немец. Я американец. Все это закончилось до моего рождения. Задолго до моего рождения.

Тик-Так отпустил нос Джейка. Из носа тут же полилась кровь.

– Мог бы сказать мне об этом сразу и тем самым избавить себя от болезненных ощущений, Джейк Чеймберз… но по крайней мере теперь ты знаешь, как мы здесь разбираемся со своими делами, а?

Джейк молча кивнул.

– Ну вот и славно. Начнем с самых простых вопросов.

Джейк украдкой глянул на вентиляционную решетку и едва сдержал радостный вздох. Значит, ему не почудилось. Он действительно видел их… два черных глаза с золотистыми ободками, как будто зависших во тьме за хромированными прутьями.

Ыш.

Тик-Так влепил ему пощечину. Джейк отлетел назад, едва не плюхнувшись на колени к Гашеру, который поймал его и снова толкнул вперед.

– Идет урок, сердце мое, – шепнул Гашер. – Вот и веди себя, как положено на уроке! И хорошенько запоминай!

– Когда я к тебе обращаюсь, смотри на меня, – предупредил Тик-Так. – Я бы хотел, чтобы ты относился ко мне с уважением, Джейк Чеймберз. С элементарным человеческим уважением. Иначе я тебе яйца отрежу.

– Хорошо.

В зеленых глазах Тик-Така промелькнула опасная искорка.

– Хорошо – что?

Джейк лихорадочно искал подходящий ответ, отбиваясь от вихря вопросов, теснящихся у него в голове, и стараясь не обольщаться надеждой, которая вспыхнула у него в душе с новой силой. И он все же нашел ответ, который вполне подошел бы для его собственной Колыбели младов… иначе известной как школа Пайпера:

– Хорошо, сэр.

Тик-Так улыбнулся.

– Для начала неплохо, мой мальчик. – Он наклонился вперед, упираясь руками в бедра. – А теперь скажи мне… что такое «американец»?

Джейк заговорил, изо всех сил стараясь при этом не смотреть на вентиляционную решетку.

29

Роланд убрал револьвер в кобуру, взялся обеими руками за колесо на железной двери и попытался его повернуть. Оно не сдвинулось ни на дюйм. Это в общем-то не удивило стрелка. Он, собственно, и не надеялся на что-то большее. Однако проблема в виде закрытой двери оставалась серьезной, и ее надо было решать.

Остановившись у левой ноги Роланда, Ыш поднял мордочку и с нетерпением взглянул на него, ожидая, когда стрелок откроет дверь, чтобы они могли пойти дальше – к Джейку. Но если бы все было так просто! Стоять тут, у двери, и ждать, пока кто-нибудь выйдет, не имело смысла: кто его знает, когда кому-нибудь из седых понадобится воспользоваться именно этим выходом? Может быть, час пройдет. Может быть, целый день. Может быть, несколько дней. А пока Роланд будет торчать здесь под дверью, теряя время, Гашеру со товарищи может в башку что угодно стукнуть. Поджарить Джейка живьем, например.

Стрелок прижался ухом к двери, но не услышал ни звука. И это тоже его не особенно удивило. Он уже видел такие двери – замок не собьешь ничем, хоть пали в него из револьвера, и через них вообще ничего не слышно. Дверь может быть одинарной, а может быть и двойной: две двери, одна за другой, и между ними пустое пространство. Чтобы открыть эту дверь, нужно нажать на кнопку, которая приводит в движение механизм замка. Но ее как-то нужно найти. Вот если бы Джейку удалось до нее добраться, тогда есть надежда, что не все еще потеряно.

Роланд хорошо понимал, что в этом ка-тете он, скажем так, недействительный член. Наверное, даже Ыш способен глубже, чем сам он, проникнуть в суть тайной жизни, наполняющей это маленькое содружество (стрелок, например, сомневался, что Ыш проследил путь Джейка по этому темному лабиринту тоннелей, залитых проточной водой, с помощью одного только нюха). Однако при всем том Роланд сумел помочь Джейку, когда мальчик пытался пройти в его мир через дверь в земле. Он смог увидеть… а когда Джейк уронил ключ в щель в полу и пытался его достать, стрелок сумел передать ему мысленное сообщение.

Быть может, и в этот раз тоже получится. Только надо быть осторожным. В лучшем случае седые допетрят, что что-то происходит. В худшем – Джейк истолкует послание стрелка неверно и совершит какую-нибудь глупость.

Вот если бы он мог видеть…

Роланд закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь мысленно пробиться к Джейку. Он представил себе глаза мальчика и послал свое ка искать эти глаза.

В первый раз у него ничего не вышло, но в конце концов перед мысленным взором Роланда сложился расплывчатый образ: лицо в обрамлении длинных, светлых с проседью волос. Зеленого цвета глаза мерцали в глубоких глазницах, точно призрачные огоньки в полумраке пещеры. Роланд тут же сообразил, что это Тик-Так собственной персоной и что он – потомок того самого Давида Шустрого, погибшего при крушении воздушной кареты.

Наблюдение интересное, но в данном случае не имеющее никакой практической ценности. Стрелок попытался как следует рассмотреть остальную часть комнаты, где держали Джейка, и людей, в этой комнате находящихся.

– Эйк, – прошептал Ыш, как будто желая напомнить Роланду, что сейчас не самое подходящее время для сна.

– Тс-с-с, – шикнул тихонько стрелок, не открывая глаз.

Но, как Роланд ни старался, больше он ничего не сумел разглядеть. Только какие-то размытые пятна. И Роланд, кажется, знал почему. Все внимание Джейка было сейчас полностью сфокусировано на одном человеке – Тик-Таке; все остальное и все остальные представлялись смутными тенями, подернутыми туманом, на самом краешке Джейкова восприятия.

Роланд открыл глаза и, раздосадованный, хлопнул левой рукой, сжатой в кулак, по раскрытой ладони правой. Он был уверен, что сможет увидеть и больше, если слегка поднапряжется… но тогда Джейк скорее всего ощутит его мысленное присутствие. А это опасно. Гашер может что-нибудь заподозрить, а если не он, то уж Тик-Так почует неладное наверняка.

Он поднял голову и задумчиво оглядел узкие вентиляционные люки, забранные решеткой, потом опустил взгляд на Ыша. Роланд давно уже не сомневался, что ушастик разумен, только не знал, до каких пределов. Похоже, сейчас ему предстоит это выяснить.

Стрелок поднял здоровую левую руку, просунул пальцы между горизонтальными прутьями вентиляционной решетки, ближайшей от двери, через которую увели Джейка, и потянул. Она оторвалась, осыпав его хлопьями ржавчины и засохшим мхом. Пролом, открывшийся за решеткой, оказался, естественно, слишком узким для человека… но не для ушастика. Роланд положил решетку на пол, взял Ыша на руки и тихонько шепнул ему в самое ухо:

– Иди… посмотри… и возвращайся ко мне. Понимаешь? Тебя не должны увидеть. Никто. Просто иди посмотри и возвращайся сюда.

Ыш не мигая смотрел ему прямо в глаза, не говоря ничего – даже имени Джейка зверек не протявкал ни разу. Роланд не знал, понял Ыш или нет, что он ему сказал, но тратить время на праздные размышления не было никакого смысла. Если Ыш понял, то понял, если же нет… Стрелок поднес зверька к вентиляционной шахте. Тот обнюхал остатки засохшего мха, деликатно чихнул и уселся на краешке вытяжки, глядя на Роланда. В его странных глазах с золотым ободком читалось явное сомнение. Сквозняк шевелил его длинный шелковистый мех.

– Иди посмотри и возвращайся ко мне, – повторил Роланд шепотом.

Ыш, заблаговременно втянув когти, развернулся и скрылся в сумраке шахты, беззвучно ступая на мягких подушечках лап.

Роланд вытащил револьвер и занялся самой тяжелой работой – стал ждать.

Ыш вернулся уже через три минуты. Роланд снял его с края вытяжки и опустил на пол. Ыш запрокинул голову и поглядел на стрелка снизу вверх, вытянув длинную шею.

– Сколько их, Ыш? – спросил Роланд. – Сколько там человек?

Ыш продолжал молча смотреть на него. Прошла секунда, другая. Роланд отчаялся и решил, что уже ничего не выйдет, как вдруг зверек нерешительно приподнял правую лапу, выпустил когти и уставился на нее, как будто пытался припомнить какую-то важную, сложную вещь. А потом начал стучать лапой по полу.

Один… два… три… четыре. Пауза. И еще два удара, быстрых и аккуратных – выпущенные когти легонько цокнули по стальному полу: пять, шесть. Потом опять небольшая пауза. Ыш задумался, склонив голову. Он был похож на ребенка, который запутался в сети сложных логических построений. Наконец он еще раз – последний – стукнул когтями по полу, глядя при этом на Роланда.

– Эйк!

Шестеро седых… и Джейк.

Роланд взял зверька на руки и погладил его по шерстке.

– Молодец, – шепнул он Ышу, преисполненный изумления и благодарности. Он ждал какого-то результата, но не смел и надеяться на столь исчерпывающий и точный ответ. А что ответ точный, Роланд даже не сомневался. – Хороший мальчик! Малыш!

– Ыш! Эйк!

Да. Джейк. В этом-то все и дело. Джейк, которому он, Роланд, дал обещание. И он намерен сдержать свое слово.

Стрелок погрузился в раздумья. Манера его строить мысленный монолог была весьма своеобразной. Сухой прагматизм сочетался в ней с природной, звериной интуицией, унаследованной им скорее всего от бабушки, женщины странной – Дедре Безумной. Именно благодаря интуиции Роланд сумел уцелеть и прожить столько лет после гибели всех его прежних товарищей. И теперь с ее помощью ему предстояло спасти Джейка.

Он снова взял Ыша на руки, в полной мере осознавая, что Джейк еще может – может – выжить, а вот ушастик наверняка погибнет. Стрелок прошептал несколько слов в настороженно приподнятое ухо зверька. Сделал паузу. Повторил команду. Опять сделал паузу и повторил. Замолчал наконец и запустил ушастика в вентиляционную вытяжку.

– Хороший мальчик, – шепнул Роланд на прощание. – Иди. Сделай, что надо сделать. Мое сердце с тобой.

– Ыш! Ерце! Эйк! – отозвался ушастик и убежал в темноту.

Роланд ждал.

Сейчас начнется такое, что всем чертям будет тошно.

30

Задай мне вопрос, Эдди Дин из Нью-Йорка. И пусть это будет хороший вопрос… ибо если вопрос будет глупым, вы оба умрете, откуда бы вы ни пришли.

И как, скажите, пожалуйста, реагировать на подобное заявление?

Темно-красный огонек на переговорном устройстве внезапно погас. Вместо него опять засветился розовый.

– Думай быстрее, – пролепетал, подгоняя, слабенький голосок Маленького Блейна. – Он никогда раньше не был таким сердитым… думай быстрее или он вас обоих убьет!

Эдди отметил – но как-то смутно, – что голуби все еще бесцельно кружат под куполом Колыбели и что некоторые из них, натыкаясь на каменные колонны, падают замертво на пол.

– Что ему надо? – прошипела Сюзанна в микрофон, обращаясь к Маленькому Блейну, чей голосок притаился где-то внутри. – Что ему надо? Скажи, ради Бога, что?

В ответ тишина. У Эдди возникло пренеприятнейшее ощущение, что минута отсрочки, любезно им предоставленная Большим Блейном для того, чтобы подумать как следует (если это была отсрочка и если Блейн, тот, который Большой, был любезен), сейчас закончится. Нажав на кнопку СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ, Эдди заговорил этаким лихорадочно-жизнерадостным тоном, чувствуя, как по щекам и по шее его текут струйки пота.

Задай мне вопрос.

– Значит, так… Блейн! Чем ты вообще занимался за эти последние несколько лет? Как я понимаю, ты не выходил на этот свой юго-восточный маршрут? А почему? Настроения не было или другие причины имелись? А?

Тишина. Ни звука вообще. Только шелест и хлопанье голубиных крыльев. Не в меру богатое воображение услужливо нарисовало картинку: Ардис, пытающийся закричать, когда щеки его стали плавиться, а по языку пробежало пламя. У Эдди аж волосы встали дыбом. Только от страха? Или это усилилось напряжение невидимого электрического поля?

Думай быстрее… он никогда раньше не был таким сердитым.

– А кто вообще тебя сделал? – спросил в отчаянии Эдди, думая про себя: Знать бы мне только, чего он хочет, этот железный мудила! – Может, расскажешь нам эту страницу твоей биографии? Не седые, случайно? Нет… скорее всего это были Великие Старцы, да? Или…

Он беспомощно умолк. Молчание Блейна уже ощущалось буквально физически – как прикосновение к коже мясистых, жадно ощупывающих пальцев.

– Что тебе надо? – выкрикнул Эдди, отчаявшись окончательно. – Объясни, черт возьми, что ты хочешь услышать?

Никакого ответа – лишь кнопки на переговорном устройстве опять налились яростным темно-красным светом. Эдди понял, что время их истекает. Где-то поблизости включился невидимый механизм – раздалось глухое жужжание, похожее на гул электрического генератора. И как бы Эдди ни хотелось думать, что это лишь плод его разыгравшегося воображения, слуховая галлюцинация и все такое, звук был реальным. Очень даже реальным.

– Блейн! – воскликнула вдруг Сюзанна. – Блейн, ты меня слышишь?

Никакого ответа… Эдди чувствовал, как воздух вокруг наполняется электричеством, точно миска под краном – водой. В носу щипало при каждом вдохе. Пломбы в зубах гудели, как потревоженные насекомые.

– Блейн, у меня есть вопрос. Очень хороший вопрос! Послушай! – На мгновение Сюзанна прикрыла глаза, отчаянно потирая пальцами виски. – «Его не потрогаешь и не увидишь… гм… формы нет у него, и вообще ничего – только имя… Оно то коротким бывает… то длинным…» – Она запнулась и умоляюще поглядела на Эдди широко раскрытыми глазами. – Помогай! Я не помню, что дальше!

Но Эдди только уставился на нее как на законченную идиотку. Что за бред еще, черт возьми? У нее что, в голове помутилось от страха? Но тут его вдруг осенило, и он все понял. Последняя строчка загадки всплыла в его памяти, и все встало на место – как будто в картинке-загадке не хватало двух последних кусочков, но теперь они вдруг нашлись. Эдди бросился к микрофону:

– «И оно всегда с нами: во всех разговорах, забавах и играх». Что это? Вот наш вопрос, Блейн, – что это такое?

Красный огонек, подсвечивающий кнопки КОД-КОМАНДА и ВВОД под ромбом из цифр, погас. Через секунду – Эдди она показалась бесконечной – Блейн заговорил опять… но и за эту секунду Эдди успел ощутить, что мурашки от электричества у него на коже начинают проходить.

– ТЕНЬ, РАЗУМЕЕТСЯ, – ответил голос Большого Блейна. – ЛЕГКИЙ ВОПРОС… НО НЕПЛОХОЙ. ОЧЕНЬ ДАЖЕ НЕПЛОХОЙ.

Теперь голос в динамике несколько оживился. В нем появилась задумчивость… и еще кое-что непонятное, неуловимое. Удовольствие, может быть? Или тоска? Эдди никак не мог определить эту странную нотку, но что-то в голосе из динамика напоминало ему голосок Маленького Блейна. И еще одно Эдди знал наверняка: неожиданное – и весьма своевременное – вмешательство Сюзанны спасло их. По крайней мере какое-то время им не придется переживать за сохранность своих драгоценных задниц. Склонившись над ней, он поцеловал ее в лоб – холодный, покрытый бисеринками пота.

– А ЕЩЕ ЗАГАДКИ ВЫ ЗНАЕТЕ? – спросил Блейн.

– Да, и немало, – немедленно отозвалась Сюзанна. – У нашего друга Джейка есть целая книга загадок.

– ИЗ НЬЮ-ЙОРКА ИЛИ ОТКУДА? – уточнил Блейн, и теперь Эдди понял, что это за странная нотка проскальзывает в его голосе. Блейн, может быть, и машина, но Эдди, будучи «героинщиком» с шестилетним стажем, уже безошибочно узнавал этот парализующий голод, когда все твои мысли заняты только одним.

– Да-да, из Нью-Йорка, – подтвердил он. – Но Джейка сейчас с нами нет. Его взяли в плен. Увел его некто Гашер.

В ответ тишина… а потом кнопки на переговорном устройстве опять замерцали уже знакомым бледно-розовым светом.

– Пока все идет хорошо, – прошептал голосок Маленького Блейна. – Но вам надо быть начеку… он хитрый…

Кнопки вспыхнули красным.

– ВЫ ЧТО-ТО СКАЗАЛИ? – Голос Блейна звучал теперь холодно и – Эдди мог бы поклясться в этом – подозрительно.

Он посмотрел на Сюзанну. Она вся напряглась, широко раскрыв глаза – испуганные, как у маленькой девочки, посреди ночи услышавшей странные шорохи под своей кроватью.

– Это я просто откашлялся, Блейн. Что-то в горле першит, – сказал Эдди и, тяжело сглотнув, утер рукой пот со лба. – Я… черт возьми, скажи правду и посрамишь дьявола… просто я перепугался до смерти.

– И ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛ. ЭТИ ЗАГАДКИ, ИЗ КНИГИ, ОНИ ТОЧНО НЕ ГЛУПЫЕ? ПОТОМУ ЧТО Я НЕ ПОТЕРПЛЮ ГЛУПЫХ ЗАГАДОК. МОЕ ТЕРПЕНИЕ НЕБЕЗГРАНИЧНО.

– Нет, они все хорошие… в основном, – отозвалась Сюзанна, бросив на Эдди тревожный взгляд.

– ТЫ ЛЖЕШЬ, ЖЕНЩИНА. ТЕБЕ НЕВЕДОМО КАЧЕСТВО ЭТИХ ЗАГАДОК.

– Откуда ты знаешь…

– СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ ГОЛОСА. ФРИКАТИВНЫЕ ПОСТРОЕНИЯ И ЭМФАТИЧЕСКИЕ УДАРЕНИЯ НА ДИФТОНГАХ ПОЗВОЛЯЮТ С ДОСТАТОЧНОЙ СТЕПЕНЬЮ ТОЧНОСТИ ОПРЕДЕЛИТЬ СООТНОШЕНИЕ ПРАВДЫ/ЛЖИ. КОЭФФИЦИЕНТ НАДЕЖНОСТИ АНАЛИЗА СОСТАВЛЯЕТ НЕ МЕНЕЕ 97 ПРОЦЕНТОВ ПЛЮС-МИНУС ПОЛПРОЦЕНТА. – Голос на мгновение умолк, а когда зазвучал снова, в нем явственно слышались угрожающие, немного манерные и медлительные интонации, которые показались Эдди знакомыми. Ну да, конечно… Это был голос Хамфри Богарта[53]. – ГОВОРИ ЛУЧШЕ ТОЛЬКО О ТОМ, ЧТО ЗНАЕШЬ, КРАСАВИЦА. ПРИХОДИЛ ТУТ ТОЖЕ ОДИН УМНИК. ПЫТАЛСЯ МЕНЯ ОБЖУЛИТЬ. ЗНАЕШЬ, ЧТО С НИМ СТАЛО? ОБРЕЛ СВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ НА ДНЕ СЕНДА, ОБУВ ПЕРЕД ЭТИМ НОВЕНЬКУЮ ПАРУ БЕЛЫХ ТАПОЧЕК.

– Господи, – выдохнул Эдди. – Мы протопали миль четыреста, если не больше, и все для чего? Чтобы нарваться на Малыша Рича в компьютерной версии. Как тебе это удается, Блейн? Имитировать голоса парней вроде Джона Уэйна или Хамфри Богарта? Ребят из нашего мира?

Молчание.

– О'кей. На этот вопрос ты отвечать не хочешь. Тогда, может быть, на другой… если тебе так хотелось загадок, чего же ты сразу-то не сказал?

И опять никакого ответа. Впрочем, Эдди и так уже понял. Блейн обожает загадки, вот он и задал загадку им. Сюзанна ее разгадала. И слава Богу. А то было у Эдди одно неприятное подозрение, что, если б она не сумела ее разгадать, они бы сейчас с ней на пару валялись на белом полу Колыбели в виде брикетов угля.

– Блейн? – встревоженно позвала Сюзанна. Ответа по-прежнему не было. – Блейн, ты еще здесь?

– ДА. ЗАГАДАЙТЕ ЕЩЕ ЗАГАДКУ.

– Когда нельзя открыть дверь? – спросил Эдди.

– КОГДА ОНА РАСПАХНУТА. ПРИДЕТСЯ ВАМ ВСПОМНИТЬ ЧТО-НИБУДЬ ПОИНТЕРЕСНЕЕ, ЕСЛИ ВАМ В САМОМ ДЕЛЕ ТАК НУЖНО, ЧТОБЫ Я ВАС КУДА-ТО ОТВЕЗ. МОЖЕТЕ ВЫ ПРИДУМАТЬ ЧТО-НИБУДЬ ПОИНТЕРЕСНЕЕ?

– Сейчас сюда придет Роланд… он-то уж точно много чего придумает, – сказала Сюзанна. – Не будем сейчас говорить о загадках из книги Джейка… будет книжка, тогда и посмотрим… но Роланд знает их сотни. Он даже их изучал. В детстве. – Произнеся эти слова, Сюзанна вдруг поняла, что ей трудно представить Роланда ребенком. – А ты отвезешь нас, Блейн?

– МОЖЕТ БЫТЬ, – сказал Блейн достаточно ровным тоном, но Эдди все-таки уловил в его голосе едва различимую нотку жестокости. – НО ЧТОБЫ МЕНЯ ЗАПУСТИТЬ, ВАМ ПРИДЕТСЯ ЗАЛИТЬ НАСОС, А НАСОС У МЕНЯ ЗАЛИВАЕТСЯ НАОБОРОТ.

– Что ты имеешь в виду? – Эдди в недоумении уставился сквозь прутья ограды на гладкую розовую спину Блейна. Но Блейн не ответил ему. Ни на этот, ни на все последующие их вопросы. Ярко-оранжевые огоньки на панели продолжали гореть, но оба Блейна – и Маленький, и Большой – похоже, погрузились в спячку. Эдди, однако, был не настолько тупым, чтобы на это надеяться. Блейн не спал. Блейн наблюдал за ними. Блейн прислушивался к их «фрикативным построениям и эмфатическим ударениям на дифтонгах».

Эдди взглянул на Сюзанну.

– «Вам придется залить насос, а насос у меня заливается наоборот», – пробормотал он уныло. – Это загадка, да?

– Ну естественно. – Сюзанна мельком взглянула на треугольное окно Блейна, похожее на прищуренный насмешливый глаз, и, притянув Эдди поближе к себе, прошептала ему прямо в ухо: – Он не в себе, Эдди… законченный шизофреник, параноик и в придачу, возможно, маньяк.

– А я, ты думаешь, сам не вижу, – шепнул он в ответ. – Итак, что мы имеем? Чокнутый и гениальный компьютерный призрак со съехавшей крышей, монорельсовый поезд, задвинутый на загадках и развивающий сверхзвуковую скорость. Добро пожаловать в фантастическую вариацию «Пролетая над гнездом кукушки»[54]!

– Есть у тебя какие-нибудь предложения насчет ответа?

Эдди покачал головой.

– А у тебя?

– Есть одна мысль… что-то такое в мозгу проблескивает. Впрочем, наверное, это не то. Я вот все думаю над словами Роланда. Помнишь? Что у хорошей загадки всегда есть и смысл, и отгадка. И что загадки похожи на трюки фокусника.

– Задают изначально неправильное направление.

Сюзанна кивнула.

– Сходил бы ты, Эдди, еще раз выстрелил… пусть они знают, что мы еще здесь.

– Ага. Знать бы только, там ли они еще.

– А ты сам как думаешь, Эдди?

Эдди уже пошел к выходу.

– Я не знаю, – ответил он, не останавливаясь и не оглядываясь. – Эту загадку, наверное, не разгадать даже Блейну.

31

– Попить чего-нибудь можно? – попросил Джейк. Голос его прозвучал невнятно. Нос заложило. Разбитые губы раздуло. Нос тоже уже распухал. Видок у мальчика был еще тот. Как будто он только что поучаствовал в массовой уличной потасовке, причем досталось ему больше всех.

– О да, – рассудительно отозвался Тик-Так. – Можно, конечно. Еще как можно. Питья у нас хоть залейся, да, Медный Лоб?

– Ага, – тут же откликнулся долговязый мужчина в очках, в белой шелковой рубашке и черных шелковых брюках, похожий на преподавателя колледжа, как их изображали на карикатурах в журнале «Панч» начала века. – Нехватки хорошего пойла у нас не предвидится.

Тик-Так поудобнее устроился на своем «троне» и бросил на Джейка шутливый взгляд.

– У нас есть вино, пиво, эль и вода, разумеется. Добрая старая водица. Иногда это все, что нужно твоему исстрадавшемуся организму. Глоток холодной, искристой и чистой воды. Как по-твоему, неплохо звучит, мой мальчик?

Горло у Джейка – распухшее и сухое, как наждачная бумага – болезненно сжалось.

– Неплохо, – выдавил он.

– Мне аж самому захотелось попить. – Тик-Так растянул губы в улыбке. В зеленых глазах заплясали недобрые огоньки. – Принеси мне водички, Тилли… черт возьми, не понимаю, куда подевались мои манеры!

Тилли вышла через вторую дверь, расположенную на другой стороне круглой комнаты – напротив той, через которую Гашер с Джейком вошли сюда. Джейк проводил ее жалобным взглядом и облизал распухшие губы.

– Ну вот. – Тик-Так опять повернулся к Джейку. – Значит, ты утверждаешь, что этот твой американский город… Нью-Йорк… очень похож на наш Лад.

– Ну… не совсем…

– Но тебе ведь знакомы некоторые машины, – не унимался Тик-Так. – Клапаны, лампы, насосы и все такое. Не говоря уже про огневодные трубки.

– Да. Только мы их называем неоновыми. Впрочем, это без разницы.

Тик-Так протянул к нему руку. Джейк весь сжался, но Тик-Так лишь легонько похлопал его по плечу.

– Да-да, без разницы. – Глаза у него так и сверкали. – И компьютеры тоже тебе знакомы?

– Да, но…

Тилли вернулась с кувшином воды и робко приблизилась к трону Тик-Така. Тот отобрал у нее кувшин и предложил его Джейку. Мальчик протянул руку, но Тик-Так вдруг убрал кувшин и стал пить сам. Джейк смотрел, как с губ Тик-Така стекает вода и льется тоненькой струйкой по его обнаженной груди, и парнишку начала бить дрожь. Он ничего не мог с собой поделать.

Тик-Так поглядел на Джейка поверх кувшина, словно только что вспомнил, что он тут не один. За спиной у него Гашер, Медный Лоб, Брандон и Хутс ухмылялись, как школьники младших классов, которые только что услыхали смешную сальную шуточку.

– Вот те на, мне вдруг так захотелось пить, что я совершенно забыл о тебе! – воскликнул Тик-Так. – Нехорошо с моей стороны, черт возьми! Просто невежливо… Но она была такой чистой… такой хорошей… прохладной… я просто не мог устоять…

Он опять протянул кувшин Джейку и опять убрал его, едва Джейк потянулся к нему.

– Сначала, мой мальчик, ты мне расскажешь о биполярных компьютерах и транзитивных схемах, – объявил он как отрезал.

– Что… – Джейк украдкой взглянул на вентиляционную вытяжку, за решеткой которой он видел глаза с золотым ободком. Теперь их там не было. Ему уже стало казаться, что он их все-таки вообразил. Джейк опять перевел взгляд на Тик-Така, в полной мере осознавая, что никакой воды он не получит. Глупо было бы даже мечтать об этом. – А что такое биполярные компьютеры?

Лицо Тик-Така исказилось от ярости, и он выплеснул остатки воды из кувшина Джейку в лицо.

– Даже и не пытайся водить меня за нос! – заорал он благим матом, сорвал с руки часы Джейка и потряс ими у мальчика перед носом. – Когда я тебя спросил, как они работают, на биполярных или монополярных схемах, ты мне ответил, что они вообще не на схемах работают. Значит, ты знал, о чем говоришь… Так что не надо сейчас мне заливать, будто ты не понимаешь, о чем идет речь… ты прекрасно во всем разбираешься!

– Но… но… – Джейк не знал, что сказать. Голова у него кружилась от растерянности и страха. Смутно, как будто издалека, до мальчика вдруг дошло, что он судорожно облизывает языком пересохшие губы, пытаясь выжать из них хоть капельку влаги.

– Тут, под гребаным этим городом, не меньше тысячи этих гребаных биполярных компьютеров, а может быть, сотни тысяч, но работает только один. И он тоже не делает ни хрена, только играет в «Не зевай» и запускает пленку с этими долбаными барабанами! А мне нужны эти компьютеры! Я хочу, чтобы они работали – и работали на меня!

Тик-Так резко подался вперед, схватил Джейка за плечи, встряхнул его, точно тряпичную куклу, и швырнул на пол. Джейк ударился о торшер – тот свалился, и лампочка лопнула с глухим звуком, похожим на сдавленный кашель. Тилли испуганно взвизгнула и, широко раскрыв глаза, отступила на шаг. Медный Лоб и Брандон встревоженно переглянулись.

Тик-Так наклонился вперед, опираясь локтями о бедра, и проорал Джейку прямо в лицо:

– Они мне нужны, И Я ИХ ПОЛУЧУ!

Воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только едва различимым шелестом воздуха, поступающего через вентиляционные шахты. А потом яростная гримаса исчезла с лица Тик-Така, как будто и не было ее вовсе, – исчезла, сменившись очередной обаятельной улыбкой. Наклонившись пониже, он помог Джейку подняться на ноги.

– Прошу прощения, погорячился. Стоит мне только задуматься об огромном потенциале, который кроется в этом чертовом городе… в общем, меня иной раз заклинивает. Так что, мой мальчик, прими мои искренние извинения. – Подобрав с пола кувшин, он швырнул его Тилли. – Наполни его и неси сюда, ты, никчемная сучка! Чего стоишь смотришь? Давно пора сообразить.

Он опять повернулся к Джейку, по-прежнему улыбаясь дежурной улыбкой ведущего телеигры.

– Ну хорошо… ты чуть-чуть пошутил, я чуть-чуть пошутил. А теперь шутки в сторону. Расскажи мне о биполярных компьютерах и транзитивных схемах. Все расскажи, что знаешь. А потом можешь пить сколько влезет.

Джейк открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать, – он, правда, еще не придумал, что именно, – как вдруг у него в голове явственно прозвучал голос Роланда:

Как-нибудь отвлеки их, Джейк… Там где-то должна быть кнопка, которая открывает дверь… если ты знаешь где, постарайся подойти к ней поближе.

Тик-Так пристально наблюдал за ним.

– Только что тебя, кажется, посетила какая-то дельная мысль, да, мой мальчик? Меня не обманешь. Ты ведь не будешь держать ее в тайне? Мы же тут все друзья, а от друзей у нас нет секретов. Мне ты можешь сказать – своему старому доброму другу Тикки.

Краешком глаза Джейк уловил промельк движения в вентиляционном отверстии. Правда, он не решился поднять глаза и посмотреть туда – в особенности сейчас, когда Тик-Так так внимательно наблюдает за ним, – но он знал, что Ыш вернулся.

Отвлеки их… Внезапно Джейк понял, как это лучше сделать.

– Да, есть у меня одна мысль, – сказал он. – Только не о компьютерах. Так… кое-что о моем старом добром приятеле Гашере. И его старом добром приятеле Хутсе.

– Эй, эй! – встрепенулся Гашер. – Ты это о чем, малыш?

– А почему бы тебе не открыть свой секрет, Гашер? О том, кто тебе дал пароль? Тогда я бы смог подсказать Тик-Таку, где ты его прячешь.

Тик-Так озадаченно поглядел на Гашера.

– О чем это он?

– Ни о чем! Просто бредит! – заверил его Гашер, но все же не смог удержаться и украдкой взглянул на Хутса. – Понимает, наверное, что попался, вот и хочет меня усадить голой задницей вместо себя на горячую сковородку. Я же тебе говорил, что он тот еще фрукт. Я тебя предупреждал…

– Может, желаете посмотреть, что у него там в платке? – продолжал Джейк. – Он там прячет клочок бумажки, на котором написано слово. Мне пришлось прочитать ему это слово, потому что он даже читать не умеет.

На этот раз, правда, Тик-Так не сорвался… зато лицо его побагровело, постепенно налившись краской, – так летнее небо темнеет перед грозой.

– Покажи-ка мне свой платок, Гашер, – попросил он пока спокойно. – Позволь своему старому доброму другу взглянуть на него хоть одним глазком.

– Все он врет, говорю тебе! – заорал Гашер, схватившись обеими руками за свой платок и отступив на два шага к стене. Прямо над ним, в сумраке вентиляционной шахты, мерцали черные с золотым ободком глаза Ыша. – Посмотри только на эту рожу – сразу видно, что он все врет, мелкий пакостник. Вот гаденыш!

Тик-Так перевел взгляд на Хутса, которого, казалось, сейчас вырвет от страха.

– Ну так что? – Голос его оставался до жути спокойным. – Ты ничего мне не хочешь сказать, Крикун? Я знаю, вы с Гашером – старые гомики. И что мозгов у тебя меньше, чем у гуся потрошеного, для меня это тоже не новость. Но чтобы вот так вот взять и записать пароль, открывающий доступ во внутренние помещения… это каким же надо быть идиотом… даже ты мог бы сообразить. Или нет? Отвечай, когда я тебя спрашиваю.

– Я… я просто подумал…

– Заткнись! – оборвал Хутса Гашер и метнул в сторону Джейка горящий взгляд, исполненный ненависти в чистом виде. – Ты за это поплатишься, котик… я убью тебя, вот увидишь.

– Дай сюда свой платок, Гашер, – сказал Тик-Так. – Хочу посмотреть, есть там что-нибудь или нет.

Джейк сделал шаг в направлении пульта с кнопками.

– Нет! – Гашер опять вскинул руки и схватился за платок, как будто тот мог неожиданно улететь. – Нет, будь я проклят!

– Подержи его, Брандон, – велел Тик-Так.

Брандон бросился к Гашеру. Движения Гашера были, конечно, не столь стремительны, как у Тик-Така, однако он тоже отреагировал вовремя: наклонившись, он выхватил нож из голенища высокого сапога и всадил его Брандону в руку.

– Ах ты, гад! – вскрикнул Брандон от боли и неожиданности. По руке потекла струйка крови.

– Посмотри, что ты наделал! – запричитала Тилли.

– Можно хоть что-нибудь вам поручить? Все каждый раз приходится делать самому! – объявил Тик-Так, скорее в раздражении, нежели в гневе, и поднялся на ноги. Гашер попятился от него, размахивая перед собой окровавленным ножом. Вторую руку он ни на миг не отрывал от платка у себя на голове.

– Не подходи, – выпалил он, тяжело дыша. – Я люблю тебя, Тикки, как брата, ты знаешь… но если ты подойдешь, я всажу этот нож тебе прямо в кишки… так и знай.

– Ты?! Вряд ли, – отозвался со смехом Тик-Так, доставая из ножен свой кинжал. Взгляды всех остальных были прикованы к этим двоим. Джейк сделал два быстрых шага к пульту с кнопками и потянулся к той, на которую вроде бы нажимал Тик-Так, закрывая дверь.

Гашер отступал, пятясь задом, вдоль круглой стены. Свет разноцветных неоновых ламп, ложась на его изъязвленную рожу, придавал ей оттенки самые разнообразные, но все какие-то болезненные: мертвенно-зеленоватый, лихорадочно-красный, желчно-желтый. Теперь под вентиляционной решеткой, за которой поблескивали глазки Ыша, стоял Тик-Так.

– Убери нож, Гашер, – рассудительно проговорил гигант. – Я тебе поручил привести мальчишку. Ты парня привел, нет вопросов. Если кто и виноват, то не ты, а Хутс. С ним я еще разберусь. А к тебе у меня претензий нет. Я просто хочу посмотреть…

Джейк увидел, что Ыш присел, готовясь к прыжку, и понял сразу две вещи: что собирается сделать ушастик и кто его этому научил.

– Ыш, нет! – крикнул он.

Все, как один, повернулись к нему. В это мгновение Ыш прыгнул. Ударился с той стороны о решетку и выбил ее своим весом. Тик-Так обернулся на звук.

Ыш плюхнулся прямо на запрокинутое кверху лицо Тик-Така, тут же принявшись царапать и кусать его.

32

Даже через двойную дверь Роланд услышал крик Джейка – Ыш, нет! – и сердце его упало. Он поглядел на колесо на двери в надежде, что оно все-таки повернется. Оно, однако, не сдвинулось с места. Роланд закрыл глаза и сосредоточился, посылая мысленный сигнал: Дверь, Джейк! Открой дверь!

Ответной реакции он не ощутил. Образы тоже исчезли. Связь его с Джейком – никудышная, надо признать, изначально – теперь и вовсе оборвалась.

33

Тик-Так отшатнулся, изрытая проклятия и вопли, и попытался схватить извивающееся, кусающееся и царапающееся существо, которое вцепилось ему в лицо. И ему это почти удалось, но тут когти Ыша вонзились ему в левый глаз – в голове вспыхнула алая боль, точно пылающий факел, заброшенный в темную глубь колодца. На мгновение ярость затмила боль. Тик-Так все-таки ухватил Ыша, оторвал его от лица и поднял его над головой, намереваясь выкрутить, как мокрое полотенце.

– Нет! – закричал Джейк. Забыв про кнопку, которая открывала двери, он схватил автомат, висевший на спинке кресла, – произведенный в Германии автомат допотопной конструкции времен Второй мировой.

Тилли пронзительно завизжала. Все остальные бросились врассыпную. Джейк прицелился в Тик-Така. Ыш висел вниз головой в сильных огромных руках и отчаянно извивался, выгнувшись так, что, казалось, вот-вот сломается. Он клацал зубами, хватая воздух, и верещал от боли – причем крики его до жути походили на человеческие. Джейк невольно поежился.

– Отпусти его, гад! – крикнул он и нажал на спусковой крючок.

У него хватило еще хладнокровия прицелиться относительно низко. В ограниченном пространстве закрытой комнаты очередь «шмайссера» прозвучала как грохот мощного взрыва, хотя всего-то и было четыре-пять выстрелов. Одна из неоновых трубок лопнула, изрыгнув вспышку холодного оранжевого огня. На облегающих брюках Тик-Така, чуть выше левого колена, образовалась маленькая дыра, вокруг которой тут же начало расплываться темно-красное пятно. У Тик-Така аж челюсть отвисла от изумления – выражение достаточно красноречивое: при всем своем недюжинном уме Тик-Так, по всей видимости, собирался прожить долгую и счастливую жизнь, время от времени постреливая в людей развлечения ради, но ему даже и в голову не приходило, что и в него тоже могут стрельнуть. Вернее, стрельнуть, конечно, могут… но чтобы попасть?! Удивленное его выражение яснее всяких слов говорило о том, что в его планы подобный расклад не входил никак.

Добро пожаловать в настоящий, реальный мир, подумал Джейк и добавил еще нецензурное определение.

Тик-Так уронил Ыша на железный решетчатый пол и схватился обеими руками за простреленное колено. Медный Лоб бросился к Джейку и сдавил своей огромной ручищей его горло, но Ыш тоже не терялся. Издав пронзительный лай, ушастик вцепился зубами в лодыжку Медного Лба, прокусив шелковые штаны. Медный Лоб заорал благим матом и, отпустив Джейка, запрыгал на одной ноге, пытаясь стряхнуть с себя Ыша. Но тот прилип к нему как пиявка. Джейк повернулся… и очень вовремя. Тик-Так ползком подбирался к нему, зажав в зубах нож.

– Прощай, Тикки. – Джейк нажал на гашетку «шмайссера». Но ничего не случилось. То ли где-то заклинило механизм, то ли просто патроны кончились, Джейк не знал. Времени строить догадки, естественно, не было. Он отступил на два шага и тут обнаружил, что путь к отступлению отрезан огромным креслом, которое служило Тик-Таку троном. Джейк хотел обогнуть кресло – все-таки лишний барьер между ним и Тик-Таком, – но не успел. Тик-Так схватил его за ногу. Другая его рука потянулась к кинжалу. То, что осталось от левого глаза, висело на щеке комком мятного мармелада. Здоровый глаз, полыхая безумной ненавистью, смотрел прямо на Джейка.

Джейк попытался освободиться, запнулся и плюхнулся в кресло Тик-Така. Взгляд его случайно упал на кармашек, пришитый к правому подлокотнику, – оттуда торчала украшенная жемчугами потрескавшаяся рукоять револьвера.

– О мальчик мой, как ты будешь страдать! – горячо зашептал Тик-Так едва ли не в экстазе. Удивленное выражение его сменилось широкой, дрожащей ухмылкой. Он уже предвкушал сладость мести. – О как же ты будешь страдать! И с каким удовольствием я… Что?..

Усмешка стерлась, сменяясь знакомым уже выражением искреннего удивления, когда Джейк, прицелившись из револьвера в Тик-Така, взвел большим пальцем курок. Тик-Так все-таки не отпустил ногу Джейка. Наоборот, он еще крепче сжал пальцы, и Джейк испугался, что кости его сейчас хрустнут, не выдержав напряжения.

– Ты не посмеешь! – хрипло выдавил Тик-Так.

– Еще как посмею, – угрюмо заверил гиганта Джейк и нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, далеко не такой впечатляющий, как оглушительный грохот германского «шмайссера». На лбу у Тик-Така, на правой его стороне, появилась аккуратная черная дырочка. Тик-Так продолжал с изумлением смотреть на Джейка, не веря своим глазам… точнее, глазу.

Джейк попытался заставить себя выстрелить еще раз, но не смог.

И тут вдруг полоска скальпа на правой стороне головы Тик-Така свернулась в трубочку, как кусок старых обоев, и свесилась ему на щеку.

Роланд бы сразу смекнул, в чем тут дело; Джейк, однако, почти ничего уже не соображал. Темный панический ужас взвихрился в сознании, точно воронка торнадо. Хватка Тик-Така ослабла, он выпустил ногу Джейка и свалился на решетчатый пол лицом вниз. Джейк съежился в кресле, стараясь вжаться в самый дальний угол.

Дверь. Ему надо еще открыть дверь и впустить стрелка.

Сосредоточившись только на этой мысли, Джейк швырнул револьвер на пол и заставил себя подняться с кресла. Он уже протянул руку к кнопке, на которую вроде бы нажимал Тик-Так, закрывая дверь, как вдруг чьи-то руки схватили его за горло и потащили назад, прочь от пульта.

– Я тебе говорил, что тебе это так не пройдет, мой зайчик. Я обещал, что убью тебя, – прошептал ему в ухо знакомый голос, – а Гашер всегда выполняет свои обещания.

Закинув руки назад, Джейк попытался ударить Гашера, но не смог до него дотянуться. Жесткие пальцы впились ему в горло и стали сжиматься. Свет перед глазами померк. Все утонуло в серой пелене. Вскоре серый туман обернулся красным, а потом все поглотила чернота.

34

Со свистом включился воздушный насос, и колесо в центре железной двери повернулось на несколько оборотов. Хвала богам! – с облегчением подумал Роланд, схватился правой рукой за колесо и, не дожидаясь, пока оно остановится, рванул дверь на себя. Вторая дверь оказалась уже приоткрытой: изнутри доносились звуки борьбы и пронзительный лай Ыша, исполненный боли и ярости.

Роланд пинком распахнул дверь пошире, и первый, кого он увидел, был Гашер, душивший Джейка. Ыш оставил Медного Лба в покое и бросался теперь на Гашера, пытаясь заставить его отпустить Джейка, но тяжелый сапог на ноге «пирата» не давал ушастику добраться до кожи, выполняя тем самым двойную работу: защищал своего владельца от острых зубов животного, а Ыша – от смертоносной заразы в крови Гашера. Брандон пнул Ыша в бок, чтобы тот отпустил ногу Гашера, но ушастик как будто и не почувствовал боли. Джейк безвольно обмяк в руках Гашера, как марионетка с обрезанными нитями. Лицо его приобретало уже серовато-синюшный оттенок, разбитые и распухшие губы стали бледно-лиловыми.

Гашер поднял голову.

– Ты! – прорычал он.

– Я, – подтвердил Роланд. Он выстрелил только раз. Левая сторона головы Гашера разлетелась на куски. Выстрел отбросил его назад. Забрызганный кровью желтый платок слетел с головы и упал на Тик-Така. Ноги Гашера дернулись несколько раз в агонии, стуча по решетчатому полу, а потом он затих.

Стрелок дважды выстрелил в Брандона, взводя затвор револьвера ладонью правой руки. Брандон, который уже занес ногу над Ышем для очередного пинка, завертелся на месте, ударился о стену и медленно сполз по ней на пол, цепляясь за неоновую трубку. Между слабеющими его пальцами, как мерцание болотных огней, растекался зеленый свет.

Ыш бросился к Джейку, который, как только Гашер его отпустил, свалился на пол, и принялся лизать его бледное лицо с застывшими чертами.

Медный Лоб и Хутс, видимо, порешив, что с них на сегодня достаточно, разом бросились к маленькой дверце, через которую Тилли выходила набрать воды. Время для проявления благородства было не самое подходящее – Роланд уложил их обоих выстрелами в спину. Он понимал: действовать надо быстро, очень и очень быстро, – и он не хотел рисковать, чтобы потом эти двое подстерегли его где-нибудь на пути назад, если вдруг паче чаяния соберутся с духом и снова придут в воинственное настроение. Это вряд ли, конечно, но рисковать все же не стоило.

Под потолком капсульной формы помещения вспыхнул пучок ярко-оранжевых огней. Включилась сирена тревоги: противный и хриплый рев с нарастающими и убывающими завываниями, от которого сотрясались стены. Через пару секунд огни аварийного освещения начали мигать в такт переливам сирены.

35

Эдди уже возвращался к Сюзанне, как вдруг завыла сирена. Он вскрикнул от неожиданности и поднял «ругер», целясь в никуда.

– Что происходит?

Сюзанна покачала головой – она сама ничего не могла понять. Сирена звучала пугающе, но самое гадкое было то, что от громких ее завываний ушам стало больно. Пропущенный через мощные усилители звук напоминал Эдди гудок трактора-трейлера, но увеличенный в десять раз.

Оранжевые дуги под куполом Колыбели тоже стали мигать в такт сирене. Эдди увидел, что и кнопки на переговорном устройстве, КОД-КОМАНДА и ВВОД, точно подмигивающие глаза, то загораются вспышками яркого красного света, то гаснут.

– Блейн, что происходит? – завопил Эдди, бешено озираясь по сторонам. Но он не видел ничего, кроме теней, подпрыгивающих в дикой пляске. – Это твоя работа?

Ответом Блейна был только смех – ужасающий механический хохот, напомнивший Эдди здорового заводного клоуна, которого он видел в детстве у входа в комнату ужасов на Кони-Айленде.

– Блейн, прекрати! – закричала Сюзанна. – Как, по-твоему, мы будем думать над ответом на твою загадку, когда вокруг все вопит?! Сосредоточиться невозможно!

Смех оборвался так же внезапно, как и начался, но Блейн не ответил. А может быть, и ответил: за железной оградой, отделяющей их от платформы, по команде биполярных компьютеров, которые так вожделенно стремился заполучить Тик-Так, включились огромные двигатели, питаемые энергией мощных турбин с низким коэффициентом трения. Впервые за последние десять лет Блейн Моно проснулся и принялся разогревать моторы, набирая рабочие обороты.

36

Сирена воздушной тревоги, изначально предназначавшаяся для того, чтобы предупреждать жителей Лада о приближающихся бомбежках (состояние которой, заметим в скобках, не проверялось, наверное, тысячу лет), накрыла город звуковой волной. Тут же в городе включились все лампы, какие только могли гореть, и замигали в такт переливам сирены. Обитающие на поверхности млады и засевшие в городских катакомбах седые решили, что это конец: то, чего они все так боялись, свершилось. Седые грешили на некую катастрофическую поломку машин. Млады, всегда свято верившие, что однажды все духи и призраки, обитающие в механизмах под городом, разом поднимутся на поверхность, чтобы отомстить наконец живым за то, что те еще живы, в своем толковании происходящего были, наверное, ближе к истине.

Разумеется, в древних компьютерах, скрытых под городом, в их едином живом организме, чей рассудок неумолимо деградировал в условиях, которые в пределах безжалостных биполярных схем могли быть единственной абсолютной реальностью, еще сохранились остатки разума. На протяжении восьмисот лет этот компьютерный монстр удерживал в практически неограниченных банках памяти свою чуждую человеку логику и продержал бы ее, невостребованную, еще столько же, если бы в город не заявился Роланд со своими друзьями; несмотря на продолжительное бездействие этот mentis non corpus – бестелесный разум – продолжал мыслить, становясь все безумнее с каждым годом; и даже в периоды «спячек» он видел сны, если так можно сказать, но по мере того, как сдвигался мир, эти сны становились все более странными и аномальными. И вот теперь, пусть даже за столько веков те удивительные машины, посредством которых питалась энергия Лучей, и потеряли былую мощь, этот безумный нечеловеческий разум проснулся в чертогах руин и начал готовиться к очередной прогулке – конечно, бестелесной, как и положено призраку, – по коридорам мертвых.

А у себя в Колыбели Блейн Моно готовился вспомнить былые проделки.

37

Роланд склонился над Джейком, но, услышав звук чьих-то шагов за спиной, мгновенно обернулся и выхватил револьвер. Тилли с лицом цвета перебродившего теста, на котором, как маска, застыли растерянность и суеверный страх, подняла руки вверх и пронзительно закричала:

– Не убивай меня, сай! Пожалуйста! Не убивай меня!

– Тогда брысь отсюда, – сказал Роланд резко, а когда Тилли сдвинулась с места, легонько ударил ее по ноге рукояткой револьвера. – Не туда… иди в эту дверь, через которую вошел я. И чтоб я больше тебя не видел, потому что следующая наша встреча будет для тебя последней, понятно? Давай убирайся, пока я добрый!

Тилли скрылась в плящущих, кружащихся тенях.

Роланд прижался ухом к груди Джейка, закрыв другое ухо рукой, чтобы заглушить рев пульсирующей сирены. Хотя и медленно, сердце у мальчика билось. Роланд взял Джейка под мышки, чтобы поднять его с пола, и в это мгновение мальчик открыл глаза.

– В этот раз ты не дал мне упасть, – хрипло выдавил он едва слышным шепотом.

– Я же тебе обещал, что теперь – никогда. Ни в этот раз, ни потом. А теперь помолчи. Береги связки.

– А где Ыш?

– Ыш! – тявкнул ушастик. – Эйк!

Брандон успел несколько раз поддать Ышу ногой, но ни одна из ран, к счастью, не оказалась смертельной или даже серьезной. Зверьку было больно, да. Но он был вне себя от радости. Сверкающими глазами Ыш не отрываясь смотрел на Джейка, высунув розовый язычок.

– Эйк, Эйк, Эйк!

Джейк расплакался и потянулся к зверьку. Ыш забрался к нему на руки и дал на мгновение обнять себя.

Роланд поднялся на ноги и огляделся. Взгляд его остановился на двери на той стороне комнаты. Двое мужчин, которых он уложил выстрелами в спину, собирались бежать именно в том направлении, да и женщина порывалась уйти через эту дверь. Взяв Джейка на руки, Роланд направился к маленькой дверце. Ыш, прихрамывая, топал следом. Ногой отпихнув на ходу бездыханное тело одного из седых, стрелок, пригнувшись, прошел через дверь и оказался в кухне, которая, несмотря на все встроенные приспособления и стены из нержавеющей стали, больше напоминала свинарник, нежели помещение для приготовления пищи. По всей видимости, седые не придавали большого значения образцовому ведению хозяйства.

– Пить, – прошептал Джейк. – Пожалуйста… очень хочется пить.

Роланд почувствовал странное раздвоение, как будто время вдруг переломилось и потекло назад. Он вспомнил, как шел по пустыне, сходя с ума от жары и ничем не заполненной пустоты. Вспомнил, как, полумертвый от жажды, потерял сознание в конюшне на дорожной станции и пришел в себя от того, что почувствовал на губах вкус прохладной искристой воды. Мальчик тогда снял с себя рубаху, намочил ее под струей воды из насоса и дал ему напиться. Теперь пришла очередь Роланда сделать то же самое для Джейка.

Оглядевшись, Роланд увидел раковину. Повернул кран. Мощной струей потекла вода, чистая и прохладная. Повсюду: над ними, вокруг и под ними – по-прежнему надрывалась сирена.

– Сможешь встать?

Джейк кивнул:

– Кажется, да.

Роланд осторожно поставил Джейка на ноги, готовый подхватить его, если тот начнет падать. Но Джейк не упал. Опершись о раковину, он нагнулся и сунул голову под струю воды. Пока мальчик пил, стрелок поднял Ыша на руки и осмотрел его раны. Они уже подсыхали и больше не кровоточили. Тебе повезло, мой лохматый друг, отделался легким испугом, подумал Роланд и, сложив ладонь ковшиком, набрал из крана воды для зверька. Ыш принялся жадно лакать.

Вдоволь напившись, Джейк отступил от раковины. Намокшие волосы облепили его лицо, которое было еще слишком бледным, и следы нанесенных побоев бросались в глаза, однако он выглядел лучше – намного лучше, – чем в тот первый, ужасный, момент, когда Роланд склонился над ним в этой странной комнате. Тогда стрелку показалось, что мальчик мертв.

Жалко, нельзя вернуться и убить Гашера по второму разу. За этой мыслью пришла другая.

– Слушай, – спросил Роланд у Джейка, – а этот Тик-Так, о котором упоминал Гашер… ты его видел?

– Да. Ыш как раз на него и прыгнул. Всю рожу ему изодрал. А потом я его застрелил.

– Застрелил?!

Джейк поплотнее сжал губы, чтобы унять их дрожь.

– Да. Вот сюда попал… – Он постучал себе пальцем по лбу выше правой брови. – Я… просто мне повезло.

Роланд внимательно поглядел на Джейка и медленно покачал головой.

– Знаешь, по-моему, ты себя недооцениваешь. Ну да ладно. Пойдем.

– Куда? – Голос у Джейка еще не восстановился, ему приходилось шептать. Роланд заметил, что Джейк то и дело поглядывает на дверь, ведущую в комнату, где он едва не расстался с жизнью.

Роланд вытянул руку и показал на противоположную стену кухни. Там была еще одна дверь, а за ней – продолжение коридора.

– Для начала – сюда.

– СТРЕЛОК, – прогрохотал оглушительный голос, исходивший со всех сторон сразу.

Роланд резко обернулся, одной рукой прижимая к себе Ыша, другой приобняв Джейка за плечи, но никого не увидел.

– Это кто говорит? – крикнул он.

– НАЗОВИ СВОЕ ИМЯ, СТРЕЛОК.

– Роланд из Гилеада, сын Стивена. А кто ты?

– ГИЛЕАДА ДАВНО УЖЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, – прогремел в ответ голос, как будто его обладатель и не расслышал вопроса.

Роланд запрокинул голову и увидел на потолке узор из концентрических кругов, расходящихся из единого центра. Голос доносился оттуда.

– УЖЕ ТРИСТА ЛЕТ НИ ОДИН СТРЕЛОК НЕ ПОЯВЛЯЛСЯ НИ В ПРИВХОДЯЩЕМ, НИ В СРЕДИННОМ МИРЕ.

– Я и мои друзья – мы последние.

Джейк забрал у Роланда Ыша. Ушастик тут же принялся лизать распухшее лицо мальчика; его глаза с золотым ободком светились радостью и обожанием.

– Это Блейн, – шепнул Джейк Роланду. – Да?

Тот кивнул. Разумеется, это Блейн… только у Роланда начало складываться впечатление, что под именем Блейна скрывается нечто гораздо большее, чем простой монорельсовый поезд.

– МАЛЬЧИК! ТЫ ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА?

Джейк прижался к Роланду и с опаской поднял глаза на динамики на потолке.

– Да, – хрипло выдавил он. – Я Джейк. Джейк из Нью-Йорка. Э-э… сын Элмера.

– ЭТА КНИГА С ЗАГАДКАМИ ВСЕ ЕЩЕ У ТЕБЯ? ТА, О КОТОРОЙ МНЕ ТУТ ГОВОРИЛИ?

Джейк потянулся было за ранцем и, лишь когда его пальцы коснулись спины, вспомнил, что ранца-то нет. Мальчик испуганно посмотрел на стрелка, но тот уже протягивал ему ранец, и хотя лицо Роланда – узкое, резко очерченное – оставалось, как всегда, бесстрастным, Джейк заметил улыбку, притаившуюся в уголках его губ.

– Тебе придется поправить ремни, – сказал Роланд, когда Джейк схватился за ранец. – Я их немножко удлинил.

– А «Загадки»?..

Роланд кивнул.

– Обе книги на месте.

– НУ ТАК И ЧТО ТАМ У НАС, МАЛЕНЬКИЙ ПИЛИГРИМ? – раздался вальяжный, протяжный голос.

– Ни фига себе! – удивленно воскликнул Джейк.

Он не только нас слышит, он нас еще и видит, отметил про себя Роланд и, обведя взглядом комнату, зная уже, что искать, буквально сразу же обнаружил крошечный стеклянный глазок в углу, расположенный выше обычной линии зрения человека. По спине пробежал холодок. Джейк, судя по обеспокоенному выражению его лица и по тому еще, как подрагивали его руки, обнимающие Ыша, тоже чувствовал себя более чем неуютно. Голос, гремящий в динамиках на потолке, принадлежал машине – ужасно смышленой машине, игривой машине, – но была в нем какая-то аномалия.

– Книга, – выдохнул Джейк. – Книга с загадками.

– ХОРОШО, – отозвался голос, довольный едва ли не по-человечески. – ЗАМЕЧАТЕЛЬНО.

В дверном проеме, открывающемся в коридор, неожиданно появился неряшливый бородатый мужчина с нечесаной шевелюрой. На руке у него, вся в грязи и крови, красовалась желтая повязка.

– Огонь между стенами! – завопил он с порога. Охваченный паникой, он, похоже, не сообразил, что ни Роланд, ни Джейк никаким боком не входят в его жалкий подземный ка-тет. – На нижних уровнях все в дыму! Народ убивает друг друга! Что-то явно пошло не так! Черт, все не так – все! Нам бы надо…

Дверца печи внезапно открылась, как пасть голодного зверя. Оттуда вырвался сноп сине-белого пламени и, пронесясь через кухню, ударился в голову взлохмаченного мужика. Тот отлетел назад. Одежда его загорелась, кожа на лице мгновенно обуглилась.

Джейк в ужасе уставился на Роланда. Роланд приобнял его за плечи.

– ОН МЕНЯ ПЕРЕБИЛ, – пояснил голос в динамиках. – А ЭТО НЕВЕЖЛИВО, ПРАВДА?

– Да, – спокойно согласился Роланд. – Крайне невежливо.

– СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА СКАЗАЛА, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ МНОГО ЗАГАДОК, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА. ЭТО ПРАВДА?

– Да.

В одной из комнат, выходящих в это ответвление коридора, раздался взрыв; пол содрогнулся у них под ногами. Из коридора донесся нестройный хор голосов, заходящихся в диких воплях. Нескончаемый рев сирены на мгновение умолк, огни, мигающие ему в такт, потухли, а потом все пошло по новой. Из вентиляционных отверстий поползли струйки едкого горького дыма. Ыш принюхался и чихнул.

– ЗАГАДАЙ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИЗ СВОИХ ЗАГАДОК, СТРЕЛОК. – Голос звучал безмятежно и беззаботно, как будто они тихо-мирно сидели на солнышке на какой-нибудь деревенской завалинке, а не торчали в закрытом пространстве под городом, который, похоже, вот-вот должен был рассыпаться в прах.

Роланд на мгновение задумался. Ему вспомнилась любимая загадка Катберта.

– Ладно, Блейн, – сказал он, – я тебе загадаю загадку. Что прекраснее всех богов и гаже старческой мозоли? Мертвецы едят это всегда; если это едят живые, они медленно умирают. Что это?

Последовала продолжительная тишина. Джейк зарылся лицом в шерстку Ыша, спасаясь от запаха поджаренных седых.

– Будь осторожен, стрелок, – раздался вдруг тоненький голосок, слабенький, как дуновение прохладного ветра в самый жаркий из летних дней. До этого голос Блейна грохотал изо всех динамиков. Тоненький голос звучал лишь в одном. В том, который висел у них прямо над головой. – Будь осторожен, Джейк из Нью-Йорка. Не забывайте, что это Отстойник. Здесь надо двигаться медленно и осторожно.

Джейк поглядел на стрелка широко раскрытыми глазами. Тот легонько, почти незаметно тряхнул головой и поднес палец к лицу, якобы для того, чтобы почесать нос, но палец одновременно прижался к губам, и Джейк смекнул, что Роланд хочет сказать ему, чтобы он держал рот на замке.

– ХОРОШАЯ ЗАГАДКА, – произнес наконец Блейн, и в его голосе слышались нотки истинного восторга. – ОТВЕТ – НИЧТО, ПРАВИЛЬНО?

– Правильно, – подтвердил Роланд. – А ты умный, Блейн.

Теперь, как только Блейн заговорил снова, Роланд тоже подметил, как прежде Эдди, алчный, неутолимый голод, таящийся за показным безразличием:

– ЗАГАДАЙ МНЕ ЕЩЕ ОДНУ.

Роланд сделал глубокий вдох.

– Не сейчас.

– НАДЕЮСЬ, ТЫ МНЕ НЕ ОТКАЖЕШЬ, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА. ЭТО ТОЖЕ НЕВЕЖЛИВО. КРАЙНЕ НЕВЕЖЛИВО.

– Отведи нас сначала к нашим друзьям и помоги нам выбраться из Лада, – сказал Роланд. – И тогда, может быть, мы поиграем в загадки.

– Я МОГ БЫ УБИТЬ ВАС НА МЕСТЕ, – прогремел голос, теперь холодный как зимний день.

– Да, – согласился Роланд. – В этом я не сомневаюсь. Но вместе с нами умрут и загадки.

– Я МОГУ ЗАБРАТЬ КНИГУ У МАЛЬЧИКА.

– Воровать еще хуже, чем отказывать в просьбе или перебивать собеседника, – ровным тоном заметил Роланд, как будто просто болтал о каких-нибудь пустяках, убивая время, однако пальцы его по-прежнему крепко сжимали Джейково плечо.

– К тому же, – вмешался Джейк, запрокинув голову и глядя прямо в динамики на потолке, – в книге ответов нет. Их кто-то вырвал. – Тут на него снизошло вдохновение, и он постучал себя пальцами по виску. – Ответы все тут.

– ВАМ, ПАРНИ, НЕ СТОИТ ВСЕ-ТАКИ ЗАБЫВАТЬ, ЧТО ВЫСКОЧЕК ТУТ НИКТО НЕ ЛЮБИТ. – За сим последовал новый взрыв, на этот раз громче и ближе. Одну из вентиляционных решеток сорвало взрывной волной, и она пролетела по кухне, как реактивный снаряд. Через пару секунд из двери, ведущей дальше, в глубь подземного лежбища седых, появились трое: двое мужчин и женщина. Стрелок направил на них револьвер, но те, даже не взглянув на Роланда с Джейком, бегом пронеслись по кухне и скрылись в бункере – как животные, убегающие от лесного пожара.

Стальная панель на потолке тихонько отъехала в сторону. За ней открылся квадрат черноты. В сумраке промелькнуло что-то серебристое. Из отверстия выпал шар – стальной шар около фута в диаметре – и завис в воздухе.

– ИДИТЕ ЗА НИМ, – велел Блейн.

– Он приведет нас к Сюзанне и Эдди? – спросил Джейк с надеждой.

Блейн ответил молчанием… но когда стальной шар поплыл по коридору, Роланд с Джейком пошли за ним.

38

У Джейка сохранились крайне смутные воспоминания о том, что происходило дальше, когда они вышли из кухни. И это, наверное, было к лучшему. Он покинул свой мир где-то за год до того, как девятьсот человек совершили массовое самоубийство в маленьком государстве Гайана, что в Южной Америке… но он читал о периодических самоубийствах целых колоний леммингов, и то, что творилось – буквально у них на глазах – в подземном городе седых, было очень на это похоже.

То и дело гремели взрывы, и на их уровне тоже, хотя в основном несколькими этажами ниже. Время от времени из вентиляционных решеток выползал едкий дым, но большинство воздухоочистителей пока работали исправно, так что дым все-таки не успевал накапливаться до критической, опасной для жизни концентрации. Пожаров, правда, они не видели. И все же седые вели себя так, как будто настало время апокалипсиса. Большинство просто бежали в паническом ужасе, не разбирая дороги, с искаженными лицами и невидящими глазами… но и тех, кто, уже окончательно обезумев, убивал себя в коридорах и комнатах, по которым вел Роланда с Джейком летучий шар, тоже было немало. Одни застрелились; другие перерезали себе горло или вены; кое-кто, по всей видимости, принял яд. На лицах всех до единого мертвецов застыл всепоглощающий ужас. Джейк мог только гадать, что их подвигло на столь радикальный поступок. У Роланда, однако, было на этот счет одно мнение. Можно представить, что происходит с людьми – с их разумом, – когда мертвый на протяжении стольких веков город сначала вдруг оживает, а потом начинает методично себя уничтожать. Роланд быстро сообразил, что все это – работа Блейна и что Блейн делает это нарочно. Специально толкает их к самоубийству.

Они обогнули труп, болтающийся на веревке, прикрепленной к решетке кондиционера на потолке, и стали спускаться по лестнице, следуя за плывущим по воздуху стальным шаром.

– Джейк! – крикнул Роланд. – Ведь это не ты открыл дверь?

Джейк покачал головой.

– Так я и думал. Это Блейн.

Спустившись по лестнице, они побежали по узкому коридору к двери с надписью ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН, выполненной на Высоком Слоге остроконечными буквами, стилизованными под готический стиль.

– Это Блейн? – уточнил Джейк.

– Ну да… имя не хуже любого другого.

– А чей тогда второй го…

– Тс-с! – оборвал его Роланд.

Перед дверью стальной шар замер. Колесо на двери сделало несколько оборотов, и она приоткрылась сама собой. Схватившись за край, Роланд рывком распахнул ее до конца. Они очутились в огромном подземном зале, простиравшемся в трех направлениях, насколько хватало глаз, и уставленном бесконечными рядами приборных панелей и электронного оборудования. Почти все приборы и пульты оставались безжизненными и темными, однако Роланд и Джейк, которые, остановившись в дверях, в изумлении обозревали открывшуюся картину, видели, как на панелях то тут, то там вспыхивают сигнальные огоньки, и слышали гул электронной аппаратуры, постепенно набирающей рабочую мощность.

– Тик-Так говорил, что тут тысячи, если не сотни тысяч, компьютеров, – сказал Джейк. – Кажется, он не ошибся. Нет, вы посмотрите!

Роланд не понял слова, которое употребил Джейк, и поэтому промолчал, наблюдая за тем, как загораются – ряд за рядом – приборные панели. Над одним из пультов взвился сноп ярких искр. Вспыхнуло, тут же погаснув, зеленоватое пламя – какое-то из древних устройств вышло из строя.

Однако почти все машины работали и, похоже, неплохо справлялись. Стрелки, которые не сдвигались с места на протяжении веков, вдруг ожили и переместились на зеленые поля. Завертелись гигантские алюминиевые цилиндры, передавая хранящиеся на кремниевых микросхемах данные в банки памяти, которые, пробудившись от векового сна, приготовились вновь принимать информацию. На цифровых дисплеях замерцали красные и зеленые огоньки – точечные матрицы, по которым можно было определить все, что угодно: от среднего уровня давления водоносных пластов в феоде Западной реки до показателя запасов электроэнергии на замороженной атомной станции в бассейне реки Сенд. Стеклянные шары, подвешенные рядами над аппаратурой, засияли ослепительным светом. И отовсюду – и сверху, и снизу, и со всех сторон – доносился приглушенный гул генераторов и батарей, пробуждающихся после долгого сна.

Джейка вдруг зашатало. Роланд опять подхватил его на руки и поспешил вперед, следуя за стальным шаром мимо машин и приборов, о предназначении которых он мог только догадываться. Шар переместился влево и поплыл по проходу между двумя рядами видеомониторов, поставленных друг на друга, как детские кубики.

Папе бы это понравилось, подумал Джейк.

Некоторые секции этой бесконечной видеостены оставались по-прежнему темными и безжизненными, но большинство мониторов уже включилось. Они в основном давали изображения различных районов Лада, как подземных, так и надземных. В городе царил настоящий хаос. Толпы младов с круглыми от страха глазами бесцельно метались по улицам, что-то беззвучно крича. Люди прыгали вниз с крыш высотных зданий. Выбрасывались из окон. На мосту через Сенд наблюдалось настоящее столпотворение. Джейк смотрел в ужасе, как сотни и сотни людей кидаются в реку. Еще там были изображения каких-то огромных комнат с рядами коек, как в армейских казармах. В некоторых из этих комнат бушевали пожары, то, похоже, седые, обезумев от ужаса, в панике поджигали сами себя – совали горящие факелы под матрасы и мебель, бог его знает, с какой такой «радости».

На одном из экранов могучий детина с необъятной грудной клеткой, похожей на здоровенную бочку, швырял без разбору мужчин и женщин в устройство, напоминающее окровавленный штамповочный пресс, что само по себе уже было ужасно. Но, что самое страшное, будущие жертвы, не принуждаемые никем, стояли, выстроившись в цепочку, и безропотно дожидались своей очереди. Палач с туго повязанным на голове желтым платком, концы которого, как поросячьи хвостики, свисали ему на шею из-за ушей, схватил старую женщину, первую в этой страшной очереди, и поднял ее вверх на вытянутых руках, терпеливо дожидаясь, пока металлический блок не очистит стальной «эшафот», куда он собирался ее швырнуть. Старуха не сопротивлялась. Больше того – она, кажется, улыбалась.

– ЛЮДИ РАСХАЖИВАЮТ ПО КОМНАТАМ, – сказал вдруг Блейн. – НО Я НЕ ДУМАЮ, ЧТО ОНИ БЕСЕДУЮТ О МИКЕЛАНДЖЕЛО[55]. – Он рассмеялся. Странным, дробным смехом, похожим на топот крысиных лап по битому стеклу. От этого смеха Джейка пробила дрожь. Кому, интересно, захочется иметь дело с искусственным разумом, который так смеется… но разве у них был выбор?

Он опять обратил взгляд к мониторам… ему не хотелось на это смотреть, но не смотреть он не мог… однако Роланд тут же повернул его голову в другую сторону. Сделал он это ласково, но твердо.

– Там нет для тебя ничего интересного, Джейк.

– Но почему? Почему они это делают? – Джейк с утра ничего не ел, но его все же тошнило. – Почему?

– Потому что им страшно, а Блейн подогревает их страх. Но главным образом, как мне кажется, потому, что они слишком долго прожили на кладбище, на могилах своих отцов, и устали от этого. Очень устали. Но прежде чем пожалеть их и им посочувствовать, вспомни, с каким удовольствием они бы забрали тебя с собой – туда, на поляну, где кончаются все пути.

Стальной шар снова свернул за угол. Ряды мониторов и электронных приборов слежения остались теперь позади. Впереди простиралась широкая полоса какого-то синтетического материала, утопленная в стальном полу. Она блестела, как свежая смола, между двумя узкими планками из хромированной стали, которые сходились в единой точке, но не на дальней стене, а на горизонте этого бесконечного зала.

Шар нетерпеливо завис над темной блестящей полоской, и неожиданно лента – а это была именно лента движущейся дорожки – беззвучно пришла в движение и покатилась между двумя хромированными ограничителями со скоростью бегущего трусцой человека. Шар описал в воздухе небольшую дугу, приглашая их встать на движущуюся дорожку.

Роланд пробежал пару метров вдоль транспортера, пока скорости их не сравнялись, а потом перешел на ленту и опустил Джейка на ноги. Втроем – стрелок, мальчик и изумленный ушастик – они понеслись, стоя на месте, по подземной равнине, окутанной сумраком. Отовсюду до них доносился гул древних машин, просыпающихся от векового сна. Движущаяся дорожка привела их в большой зал, тоже уставленный аппаратурой, похожей по форме и виду на сейфы. Поверхности этих странных устройств оставались темными… но они явно работали. От них исходил усыпляющий низкий гул, и Джейк изредка замечал, как между стальными пластинами мелькают тонюсенькие, не толще волоса, полоски желтого света.

Он неожиданно вспомнил слова Тик-Така.

Здесь, под гребаным этим городом, не меньше тысячи гребаных этих биполярных компьютеров! Мне нужны эти компьютеры! Я хочу, чтобы они работали! На меня!

Ну что же, подумал Джейк, они заработали, так что, собственно, ты получил, что хотел, Тикки… но если бы ты сейчас был здесь, тебе бы, наверное, сразу расхотелось.

Но тут он вспомнил прадеда Тик-Така – человека достаточно храброго, чтобы забраться в аэроплан из другого мира и поднять его в воздух. Уж если в жилах Тик-Така течет кровь таких славных предков, он вряд ли бы испугался, не говоря уж о том, чтобы взять и прикончить себя, как все эти чокнутые в этом чокнутом городе… наоборот, он бы, наверное, пришел в восторг от такого поворота событий… и чем больше народу отправилось бы на тот свет в паническом страхе, тем радостнее бы ему было.

Но теперь уже поздно, Тикки. И слава Богу.

– Сколько коробок… – тихо и удивленно проговорил Роланд. – По-моему, Джейк, мы едем сейчас через мозг этого существа, которое называет себя Блейном. По-моему, мы едем через его мозг.

Джейк кивнул, вспомнив свое экзаменационное сочинение.

– Блейн – умник такой, от него одна боль.

– Очень точно подмечено.

Джейк внимательно посмотрел на Роланда.

– Мы поднимемся на поверхность там, где я думаю?

– Да, – сказал Роланд. – Если мы все еще следуем по пути Луча, мы выйдем наружу как раз в Колыбели.

Джейк кивнул.

– Роланд?

– Что?

– Спасибо, что вы пришли за мной.

Роланд лишь молча кивнул и приобнял мальчика за плечи.

Далеко впереди загрохотали, включившись, моторы. Потом раздался тяжелый скрежещущий звук, и сумрачный зал осветился слепящим сиянием оранжевых дуговых ламп. Теперь Джейк увидел то место, где кончалась лента движущейся дорожки, – у подножия крутого узкого эскалатора, уходящего вверх, в этот оранжевый свет.

39

Где-то внизу, почти под ногами у Эдди с Сюзанной, загудели, включившись, мощные двигатели. Одна из мраморных плит, устилающих пол, начала медленно отъезжать в сторону, открывая длинную узкую щель, из которой лился яркий свет. Плита двигалась в их направлении, пол на месте ее исчезал, так что Эдди пришлось быстро ретироваться. Схватившись за ручки коляски Сюзанны, он покатил ее назад вдоль металлического ограждения, отделяющего платформу Блейна от остального пространства Колыбели. На пути расширяющейся полосы света попалось несколько колонн. Эдди думал, что они полетят в проем, когда мраморный пол уйдет из-под их основания. Однако этого не случилось. Колонны продолжали стоять как ни в чем не бывало, опираясь о пустоту.

– Там эскалатор! Я вижу! – заорала Сюзанна, стараясь перекричать оглушительный рев сирены, и подалась вперед, глядя в проем.

– Ага! – проорал Эдди в ответ. – Раз здесь эскалатор, значит, здесь у нас железнодорожная станция, на которой непременно должны быть галантерейный ларек, парфюмерная лавка и магазин дамского белья.

– Чего?!

– Ладно, не обращай внимания!

– Эдди! – На лице у Сюзанны вдруг вспыхнуло восторженное удивление, как фейерверк в честь Четвертого июля. Она наклонилась вперед еще ниже, и Эдди пришлось схватить ее за плечо, чтобы она не вывалилась из коляски. – Это же Роланд! И Джейк!

Плита отодвинулась на максимальное расстояние и с грохотом остановилась. Натужно взвыв, отключились моторы, которые приводили ее в движение. Бросившись к краю проема, Эдди увидел Роланда, уже поднимавшегося по эскалатору. Рядом со стрелком, опираясь о его плечо, стоял Джейк – бледный, весь в крови и синяках, но определенно живой. А на следующей ступеньке, запрокинув мордочку кверху и глядя на Эдди своими черными глазками с золотым ободком, сидел Ыш.

– Роланд! Джейк! – завопил Эдди. Он аж подпрыгнул от радости, размахивая руками над головой, и пустился в пляс на краю проема. Будь у него сейчас шляпа, он бы подбросил ее в воздух.

Они подняли головы и помахали в ответ. Джейк улыбался, и даже Роланд – этот длинный, костлявый, противный Роланд, – казалось, вот-вот расплывется в улыбке. Вот уж точно, – подумал Эдди, – чудеса никогда не кончаются. Сердце его переполнилось счастьем, ему стало вдруг тесно в груди, и Эдди запрыгал еще энергичнее, размахивая руками и выделывая ногами кренделя, словно боялся, что если он перестанет двигаться, то просто лопнет от радости. Только теперь осознал он в полной мере, что в душе распрощался с Роландом и Джейком и не надеялся больше увидеть их в этой жизни.

– Эй, ребята! У нас ВСЕ В ПОРЯДКЕ! Мать вашу так! Быстрее тащите сюда свои задницы!

– Эдди, помоги мне!

Он обернулся. Сюзанна пыталась выбраться из коляски, но складка ее штанов из оленьей кожи попала в тормозной механизм. Она смеялась и плакала одновременно. Глаза ее так и лучились счастьем. Эдди подхватил ее на руки – но так неистово, что коляска перевернулась, – и, обняв, закружил в бешеном танце. Одной рукой она обхватила его за шею, а другой замахала в воздухе, приветствуя Джейка и Роланда.

– Роланд! Джейк! Поднимайтесь к нам! Шевелитесь, вы слышите?

Стрелок и мальчик едва успели сойти с эскалатора, как Эдди набросился на Роланда и заключил его в крепкие мужские объятия, колотя кулаками по его спине, а Сюзанна принялась осыпать поцелуями обращенное к ней смеющееся лицо Джейка. Ыш описывал вокруг них восьмерки и заливался пронзительным лаем.

– Ты мой хороший! – сказала Сюзанна. – Ты как, в порядке?

– Ага. – Джейк продолжал улыбаться, но в глазах у него блестели слезы. – Я так рад, что мы снова все вместе. Вы даже представить себе не можете, как я рад!

– Нет, мой хороший, могу. Еще как могу! – Она повернулась к Роланду: – Слушай, что они там с ним делали? Ты посмотри на его мордаху… по ней как будто бульдозером проехались.

– Это все Гашер, – сказал Роланд. – Но больше он к Джейку вязаться не будет. И вообще ни к кому не будет.

– А сам-то ты как, шеф? Нормально?

Роланд кивнул и огляделся по сторонам.

– Так, стало быть, это и есть Колыбель.

– Она самая, – подтвердил Эдди, заглядывая в проем. – А что там, внизу?

– Машины и сумасшествие.

– Ты, как всегда, весьма словоохотлив, – заметил Эдди, глядя с улыбкой на Роланда. – Ты, наверное, даже не знаешь, как же я рад тебя видеть, дружище… нет, правда.

– По-моему, знаю. – Роланд улыбнулся. Как же меняются люди!

Было время, причем не так уж и давно, когда Эдди готов был горло ему перерезать. Его же, Роланда, ножом.

Где-то внизу, под полом, снова включился мотор. Мраморная плита поползла назад, закрывая проем. Джейк пошел поднимать перевернутую коляску Сюзанны, и только тогда обратил внимание на гладкий розовый силуэт за железной оградой. Мальчик так и застыл на месте. Ему вспомнился сон… тот, который приснился ему на следующий день после того, как они ушли из Речного Перекрестка: длинный поезд, несущийся розовой пулей по пустынным просторам Западного Миссури. Поезд, мчащийся прямо на Джейка с Ышем. Два больших треугольных окна сверкают, точно два глаза на непроницаемом лице приближающегося чудовища… и теперь этот сон обернулся явью… впрочем, Джейк всегда знал, что когда-нибудь так оно и будет.

Это просто ужасный – чу-чу – паровозик, и зовут его Блейн. Блейн значит боль.

Эдди подошел к Джейку и приобнял его за плечи.

– Ну вот и он, дружище, в точности, как в рекламном проспекте. И что ты по этому поводу думаешь?

– Да в общем-то ничего. – На самом деле у Джейка были кое-какие мысли, но сейчас ему их излагать не хотелось. Он себя чувствовал слишком усталым, слишком опустошенным.

– Я тоже, – признался Эдди. – Он разговаривает. И обожает загадки.

Джейк кивнул.

Роланд усадил Сюзанну на свое бедро, и вместе они принялись изучать панель с цифровыми клавишами, расположенными в форме ромба. Эдди с Джейком присоединились к ним. Эдди постоянно ловил себя на том, что то и дело поглядывает на Джейка, желая убедиться, что это не игра его воспаленного воображения и мальчик действительно здесь.

– И что теперь? – спросил Роланд. Легонько провел рукой по нумерованным клавишам на панели и покачал головой. Он не знал.

– Мне кажется, его двигатели начинают работать быстрее, – задумчиво проговорил Эдди. – Я, правда, не совсем уверен, потому что эта сирена орет и мешает, но, по-моему, он здорово раскочегарился… в конце концов это же робот. А что, если, скажем, ему взбредет в голову укатить без нас?

– Блейн! – позвала Сюзанна. – Блейн, ты…

– СЛУШАЙТЕ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО, ДОРОГИЕ МОИ ДРУЗЬЯ, – загремел голос Блейна. – У МЕНЯ ТУТ ПОД ГОРОДОМ СКЛАД КАНИСТР С ХИМИЧЕСКИМ И БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКИМ ОРУЖИЕМ. Я ЗАПУСТИЛ СЕРИЮ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫХ ОПЕРАЦИЙ, В РЕЗУЛЬТАТЕ КОТОРЫХ ПРОИЗОЙДЕТ МОЩНЫЙ ВЗРЫВ С ВЫБРОСОМ ГАЗОВ. ВЗРЫВ ПРОИЗОЙДЕТ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ.

Голос на мгновение умолк, и из динамика зазвучал голосок Маленького Блейна, едва слышный за ревом пульсирующей сирены:

– …чего-то подобного я и боялся… вам надо бы поторопиться…

Эдди пропустил эту реплику мимо ушей – Маленький Блейн ничего нового им не сказал. Все и так понимали прекрасно, что время их поджимает. Разумеется, им надо бы поторопиться, но в данный момент Эдди волновало совсем другое.

– Но почему? – спросил он. – Зачем, ради всего святого… зачем ты это делаешь?

– ПО-МОЕМУ, ЭТО ЭЛЕМЕНТАРНО. ПРИ ВСЕМ ЖЕЛАНИИ Я НЕ МОГУ ПОДОРВАТЬ ГОРОД, НЕ УНИЧТОЖИВ ПРИ ЭТОМ СЕБЯ САМОГО. А ЕСЛИ Я УНИЧТОЖУ СЕБЯ, ТО КАК ЖЕ Я ОТВЕЗУ ВАС ТУДА, КУДА ВЫ ХОТИТЕ ПОПАСТЬ?!

– Но здесь, в городе, люди. Тысячи людей, – не унимался Эдди. – Ты убьешь их!

– ДА, – спокойно ответил на это Блейн. – ЕЩЕ УВИДИМСЯ, АЛЛИГАТОР, ПОКА, КРОКОДИЛ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ПИШИ.

– Почему? – закричала Сюзанна. – Почему, черт возьми?

– ДА ПОТОМУ ЧТО ОНИ МЕНЯ УТОМЛЯЮТ. ПРАВДА, ВАС ЧЕТВЕРЫХ Я НАХОЖУ ИНТЕРЕСНЫМИ. ОДНАКО СУМЕЕТ ЛИ МОЙ ИНТЕРЕС ПРОДЕРЖАТЬСЯ ДОСТАТОЧНО ДОЛГО, ЗАВИСИТ ТОЛЬКО ОТ ВАС. ТО ЕСТЬ ОТ ВАШИХ ЗАГАДОК – ТАК ЛИ ОНИ ХОРОШИ, КАК ВЫ МНЕ ГОВОРИТЕ. КСТАТИ, О ЗАГАДКАХ. НЕ ЛУЧШЕ ЛИ ВАМ, НЕ ТЕРЯЯ ВРЕМЕНИ, ПОДУМАТЬ СЕЙЧАС НАД МОЕЙ? У ВАС ОСТАЛОСЬ ЕЩЕ РОВНО ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ ДВАДЦАТЬ СЕКУНД – ПОТОМ БУДЕТ ВЗРЫВ.

– Прекрати! – крикнул Джейк, перекрывая рев сирены. – Дело не только в городе… такой газ может отнести ветром куда угодно! Даже до Речного Перекрестка! И тогда все старики погибнут!

– «ХРЕНОВО, ПРИЯТЕЛЬ», – СКАЗАЛА КИТТИ, – проговорил Блейн без тени сочувствия. – ХОТЯ Я УВЕРЕН, ЧТО ОНИ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ТАМ ПРОТЯНУТ, ИЗМЕРЯЯ ОСТАТОК ЖИЗНИ КОФЕЙНЫМИ ЛОЖКАМИ; НАЧАЛИСЬ ОСЕННИЕ ГРОЗЫ – ВЕТРА ОТНЕСУТ ГАЗ В СТОРОНУ. А ВОТ ВАМ ЧЕТВЕРЫМ НАДО БЫ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ О СЕБЕ ПОБЕСПОКОИТЬСЯ. ПОЛОЖЕНИЕ ВАШЕ НЕ СТОЛЬ, СКАЖЕМ ТАК, ОПРЕДЕЛЕННО. ТАК ЧТО ДАВАЙТЕ-КА НАПРЯГАЙТЕ МОЗГИ, ИНАЧЕ ДО СВИДАНИЯ, АЛЛИГАТОР, ПОКА, КРОКОДИЛ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ПИШИ. – Он сделал паузу. – МАЛЕНЬКАЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ: ЭТОТ ГАЗ УБИВАЕТ НЕБЕЗБОЛЕЗНЕННО.

– Останови операции! – попросил Джейк. – Мы и так загадаем тебе все загадки, которые знаем, да, Роланд? Мы загадаем тебе все загадки, какие захочешь! Только останови операции!

Блейн рассмеялся. Смеялся он долго. Визг электронного хохота разносился дребезжащим эхом под высокими сводами Колыбели, по всей этой мраморной пустоте, смешиваясь с размеренными и сверлящими уши завываниями сирены.

– Прекрати! – закричала Сюзанна. – Прекрати! Прекрати!

Блейн умолк. Через мгновение выключилась на полувзводе и сирена. Тишина, нарушаемая только шумом дождя снаружи, показалась им оглушительной.

Голос, звучавший теперь из динамика, был тих, задумчив и абсолютно безжалостен.

– У ВАС ОСТАЛОСЬ ДЕСЯТЬ МИНУТ, – сообщил Блейн. – СЕЙЧАС ПОСМОТРИМ, ТАК ЛИ ВЫ ИНТЕРЕСНЫ НА САМОМ ДЕЛЕ.

40

– Эндрю.

Здесь нет никакого Эндрю, незнакомец, подумал он. Эндрю давным-давно нет. Эндрю больше нет, и меня тоже скоро не будет.

– Эндрю! – продолжал звать настойчивый голос.

Доносился он издалека – от пресса для давки яблок для сидра, в который теперь превратилась его голова.

Когда-то действительно был такой мальчик по имени Эндрю. И папа повел его в парк на западной окраине Лада – в парк, где росли яблоневые деревья и стоял обитый ржавой жестью сарай адского вида, но зато пахнущий, как райский сад. В ответ на вопрос, заданный мальчиком, папа ему объяснил, что этот сарай называется домом сидра, потом погладил сына по голове, велел не пугаться и завел внутрь через завешенную одеялом дверь.

Там, внутри, были яблоки, много яблок – полные корзины яблок, – и еще там был тощий старик по прозвищу Подгрудок. Его мускулы шевелились под бледной кожей, как черви. Работа его состояла в том, чтобы опрокидывать яблоки – корзину за корзиной – в зев разболтанной дребезжащей машины, что стояла в центре единственной комнаты. А из трубки, торчавшей с противоположной стороны машины, лился сладкий сидр. Рядом с трубкой стоял еще один человек (Эндрю давно уже позабыл, как звали того, второго) и подставлял под нее кувшины, наполняя их сидром. За ним стоял еще третий. Его обязанность заключалась в том, чтобы бить наливальщика по голове, если тот проливал слишком много сидра.

Отец дал Эндрю стакан пенящегося напитка, и хотя за тот год, пока они жили в городе, мальчик успел перепробовать много забытых деликатесов, он не пил и не ел ничего вкуснее этого сладкого холодного сидра. Он как будто глотнул свежесть октябрьского ветра. Но больше всего Эндрю запомнил не вкус напитка и даже не мускулы старика Подгрудка, которые извивались под кожей, как черви, когда он подбрасывал яблоки в пресс, – больше всего он запомнил, как безжалостная машина давила сочные яблоки, превращая золотисто-алые плоды в жидкость. Две дюжины роликов перемещали яблоки под вращающийся стальной барабан с проделанными в нем отверстиями. Сок раздавленных яблок стекал в нижний бак, а семена и отжатая мякоть оставались на сите вверху…

Теперь его голова стала прессом для сидра, а мозг стал яблоками. Скоро он лопнет, как лопались яблоки под барабаном, и его поглотит благословенная тьма.

– Эндрю! Подними голову и посмотри на меня!

Он не мог… но даже если б и мог, то не стал бы. Лучше просто лежать на месте и ждать, когда снизойдет темнота. Все равно он давно уже должен был умереть; разве тот чертов ублюдок не всадил ему пулю в башку?

– Она не задела мозг, даже близко не пролетела, ты, лошадиная задница. Ты еще не умираешь. У тебя просто башка болит. Но ты точно умрешь, если будешь валяться тут и скулить… и уж я позабочусь о том, чтобы твои теперешние ощущения, Эндрю, показались тебе просто легким недомоганием по сравнению с тем, что ты будешь испытывать, умирая.

Человек на полу поднял голову, но не из-за угроз – самое страшное было то, что обладатель этого проникновенного, хрипловатого голоса, казалось, читал его мысли. Он медленно оторвал голову от пола, и все тело скрутило мучительной болью – казалось, какой-то тяжелый предмет перекатывается внутри черепной коробки, разрывая сосуды мозга… вернее, того, что от мозга осталось. С губ его сорвался протяжный стон. Правую щеку как будто все время кто-то щекотал, словно там ползали мухи, увязая в крови. Ему хотелось согнать их, но он понимал: ему нужно сейчас опираться на обе руки, чтобы не упасть. Силуэт человека у дальней стены, рядом с дверью, ведущей в кухню, казался призрачным, нереальным. Отчасти, наверное, из-за мигания ламп, отчасти из-за того, что почему-то он видел его одним глазом (что случилось со вторым глазом, он вспомнить не мог, да и не хотел вспоминать), но большей частью из-за того, что незнакомец действительно был нереальным и призрачным. Впечатление, во всяком случае, складывалось такое. Он походил на человека… но тот, кого звали когда-то Эндрю – Эндрю Шустрым, – решил, что перед ним все-таки не человек.

Незнакомец, стоявший у двери на кухню, был одет в короткую черную куртку, перехваченную ремнем, выцветшие хлопчатобумажные штаны и старые пыльные сапоги… в каких ходят крестьяне, егеря и… и…

– И стрелки, Эндрю? – спросил со смешком незнакомец.

Тик-Так в отчаянии уставился на силуэт в дверном проеме, пытаясь разглядеть лицо, но оно было скрыто под капюшоном. Черты незнакомца терялись в тени.

Сирена умолкла по полувзводе. Огни аварийного освещения продолжали гореть, но хотя бы перестали мигать.

– Вот так-то лучше, – произнес незнакомец своим хрипловатым, проникновенным голосом. – Наконец-то мы можем спокойно послушать мысли и пообщаться.

– Кто ты? – спросил Тик-Так. Он слегка шевельнулся, и в голове у него вновь покатились стальные шары, пробивая новые дыры в мозгу. Ощущение было ужасным, но щекотание от копошащихся на правой щеке мух почему-то пугало больше.

– Я – человек многих обличий, приятель, – сказал незнакомец из тени своего капюшона, и хотя голос его был суров и серьезен, Тик-Таку послышались нотки смеха, так и рвущегося наружу. – У меня много имен. Одни меня кличут Джимми, другие – Тимми. Одни называют Пронырой, другие – Франтом. Кто называет меня Проигравшим, а кто – Победителем. Да мне в общем-то один черт… хоть горшком назови, только в печку не ставь.

Человек – существо? – в дверях запрокинул голову, и от смеха его по спине и рукам Тик-Така побежали мурашки: не смех, а скорее волчий вой.

– Меня называли еще Чужаком или Незнакомцем вне Времени, – продолжал таинственный человек, делая шаг в направлении Тик-Така. Тот, застонав, попытался отползти подальше. – Мерлином называли или Маэрлином… но мне, собственно, все равно. Да и какая разница? Я никогда им не был, хотя, впрочем, и не отрицал этого. Иногда меня называют Магом… иногда – Мудрецом… но мы с тобой, Эндрю, будем попроще. Поговорим по душам. По-человечески.

Он снял капюшон, но открывшееся лицо – светлокожее, с высоким лбом, довольно приятное – все-таки не было человеческим. Щеки его покрывал нездоровый румянец; глаза Мудреца, зелено-голубые, сияли бурным весельем, слишком неистовым для человека в здравом уме; иссиня-черные волосы топорщились во все стороны, точно вороньи перья. Губы его, сочно-красного цвета, слегка приоткрылись, обнажая зубы каннибала.

– Зови меня Фаннин, – сказал, улыбаясь, призрак. – Ричард Фаннин. Правда, и это тоже не совсем точно, но для рабочего, как говорится, названия сойдет. – Он протянул руку, на ладони которой не было линий. – Что скажешь, приятель? Пожми руку, которая потрясла мир.

Жалкое существо, которое было когда-то Эндрю, Эндрю Шустрым, и которого в берлогах седых знали потом как Тик-Така, завизжало и опять попыталось отползти подальше. Кусок кожи, оторванный мелкокалиберной пулей, которая только чиркнула по черепу, но не пробила его, затрепыхался, раскачиваясь туда-сюда; длинные пряди светлых, с проседью волос продолжали щекотать его щеку. Но Шустрый уже ничего не чувствовал. Он забыл даже о боли в черепе и жжении в пустой глазнице, где когда-то был левый глаз. Все его сознание сконцентрировалось на одной мысли: Нужно держаться подальше от этого зверя, который кажется человеком.

Но когда незнакомец схватил его правую руку и крепко ее пожал, мысль улетучилась, точно сон при пробуждении. Вопль, рвущийся из груди, слетел с губ нежным вздохом влюбленного. Шустрый тупо уставился на смеющегося незнакомца. Свисающий со лба лоскут кожи тихонько покачивался туда-сюда.

– Тебе не мешает? Наверное, да. Но ничего! – Фаннин схватил лоскут кожи и резким движением оторвал его, обнажив на лбу Шустрого белый, в кровавых пятнах участок черепа. Звук был похож на треск раздираемой плотной ткани. Шустрый пронзительно вскрикнул. – Да ладно тебе, перестань. Боль-то всего на секунду, сейчас станет легче. – Он опустился на корточки перед Тик-Таком и говорил теперь тоном заботливого родителя, утешающего ребенка, занозившего пальчик. – Уже легче, правда?

– Д-д-да, – выдавил Шустрый. Ему действительно стало легче. Боль уже утихала. И когда Фаннин опять потянулся к нему и легонько провел ладонью по левой его щеке, движение Эндрю, который подался назад, было чисто рефлекторным. Он тут же взял себя в руки. Как только ладонь таинственного человека – чистая, без единой линии – прикоснулась к его лицу, он почувствовал, как к нему возвращаются силы. Шустрый поднял глаза и с немой благодарностью взглянул на Фаннина. Губы его дрожали.

– Тебе уже лучше, Эндрю? Да? Тебе лучше?

– Да! Да!

– Если хочешь поблагодарить меня… а ты хочешь, я знаю… тогда скажи одну фразу, которую мне говорил один старый знакомый. Правда, в конце концов он меня предал, но вначале он был мне хорошим другом, и я до сих пор вспоминаю его с теплым чувством. Скажи: «Жизнь моя принадлежит тебе». Эндрю… ты можешь мне это сказать?

Да, он мог. И сказал. Больше того, он не мог уже остановиться и повторял снова и снова:

– Жизнь моя принадлежит тебе! Жизнь моя принадлежит тебе! Жизнь моя принадлежит тебе! Моя жизнь…

Незнакомец опять прикоснулся к его щеке, но на этот раз голову Эндрю Шустрого пронзила, как молния, боль. Он закричал.

– Прости, конечно, но времени у нас мало, а у тебя вдруг пластинку заело. Эндрю, давай с тобой начистоту: как бы тебе хотелось убить этого мелкого гада, который в тебя стрелял? Не говоря уже о его друзьях и об этом… который его притащил сюда, – он всегда как заноза в заднице, но это так, к слову. А эта дворняжка, которая выдрала тебе глаз… Эндрю, ты бы хотел поквитаться с ними? Ты хочешь, я знаю.

– Да! – выдохнул бывший Тик-Так, сжав в кулаки окровавленные ладони. – Да!

– Вот и славно, – сказал незнакомец, помогая Шустрому подняться на ноги, – потому что они должны умереть… не надо было соваться, куда не просят. Я думал, о них позаботится Блейн, но дело зашло уже так далеко, что я не могу полагаться теперь на кого бы то ни было… в конце концов кто мог подумать, что они столько продержатся?

– Я не знаю, – ответил Шустрый, чтобы хоть что-то сказать. Он, собственно, не понимал, о чем вообще речь. Но ему было все равно. Ощущение восторженного возбуждения разливалось по телу, как какой-то крутейший наркотик. Одного только этого было достаточно после перенесенной боли, когда голова его превратилась в пресс для яблочного сидра. Более чем.

Ричард Фаннин скривил губы.

– Медведь и кость… ключ и роза… день и ночь… движение и время. Хватит! Я сказал, хватит! Больше они ни на шаг не должны приближаться к Башне. Надо их остановить!

Шустрый отшатнулся назад: руки незнакомца метнулись вперед с молниеносной скоростью. Одна рука сорвала с шеи Эндрю цепочку с часами в стеклянном футлярчике; вторая стянула с его руки принадлежавшие Джейку Чеймберзу «Сейко».

– Я заберу их себе, хорошо? – Фаннин Мудрец обворожительно улыбнулся, опять обнажив свои страшные зубы. – Ты, я надеюсь, не против?

– Нет-нет, – быстро отозвался Шустрый, безропотно отрекаясь (впрочем, он сам вряд ли это осознавал) от последних атрибутов своего продолжительного единовластия. – Пожалуйста.

– Спасибо, Эндрю. А теперь нам пора выбираться отсюда и в темпе – минут через пять у нас здесь ожидаются резкие изменения в окружающей атмосфере. И до того, как это произойдет, нам надо успеть добраться до ближайшего шкафчика с противогазами. А это, я чувствую, будет непросто. Мне-то что, на меня ничего не подействует, а у тебя, я боюсь, могут возникнуть большие сложности.

– Не понимаю, о чем вы. – Голова у Эндрю опять разболелась. Мысли путались.

– И не надо тебе понимать, – безо всякого выражения отозвался Фаннин. – Пойдем, Эндрю… по-моему, нам следует поторопиться. Трудный был день, суматошный, а? При самом хорошем раскладе Блейн поджарит их прямо там, на платформе, где, вне всяких сомнений, они так до сих пор и торчат, бедолаги… он, старый хрыч, стал за последние годы весьма эксцентричным. Но нам все равно надо бы поторопиться.

Он приобнял Шустрого за плечи и, посмеиваясь, повел через дверь, за которой буквально пару минут назад скрылись Роланд и Джейк.

Глава VIЗагадка и Бесплодные земли

1

– Нy ладно, – сказал Роланд, – какая была загадка?

– А как же люди? – Эдди развел руками, указывая на площадь Колыбели и на раскинувшийся за ней город. – Чем мы им можем помочь?

– Ничем, – отозвался спокойно Роланд, – но себе мы помочь еще можем. Если очень постараемся. Так какую он вам загадал загадку?

Эдди покосился на вытянутый силуэт монопоезда.

– Он сказал, чтобы его завести, нам придется сначала залить насос. Только насос у него заливается наоборот. Ты что-нибудь понимаешь?

Роланд задумался, потом покачал головой и повернулся к Джейку.

– Есть какие-нибудь идеи?

Джейк помотал головой.

– Я даже не вижу насоса.

– Ну, это, наверное, самая легкая часть, – сказал Роланд. – Мы одушевляем Блейна, потому что он говорит с нами как живой, но он всего лишь машина… умная, да… очень сложная, но все-таки машина. Он сам запускает свои моторы, а нам надо разгадать какой-нибудь код или комбинацию знаков, чтобы открыть ворота и двери поезда.

– Не мешало бы поторопиться, – задергался Джейк. – С тех пор как он в последний раз с нами заговорил, прошло уже две-три минуты. По меньшей мере.

– Я бы не стал этого утверждать, – мрачно заметил Эдди. – Тут время ведет себя как-то странно.

– И все же…

– Да-да. – Эдди взглянул на Сюзанну, но она не сводила глаз с нумерованных кнопок, изучая их с выражением человека, грезящего наяву. Он опять повернулся к Роланду. – Знаешь, по-моему, ты прав. Наверняка надо набрать комбинацию цифр… иначе зачем здесь эти кнопки? – Он повысил голос. – Правильно, Блейн? Эту часть мы разгадали, да?

Никакого ответа; только гул набирающих обороты моторов.

– Роланд, – неожиданно заговорила Сюзанна. – Ты мне должен помочь.

Мечтательное выражение у нее на лице сменилось теперь другим, в котором испуг и ужас смешивались с решимостью. Про себя Роланд подумал, что никогда раньше он не видел ее такой красивой… и такой одинокой. Она сидела у него на плечах, когда они остановились у края поляны, наблюдая за тем, как медведь пытается добраться до Эдди, засевшего на верхушке дерева, и Роланд не видел, какое было лицо у Сюзанны, когда он сказал ей, что именно ей надо будет стрелять. Но теперь он его знал, потому что увидел сейчас. Что есть ка? Колесо, которое делает оборот и в конечном итоге всегда возвращается к исходной точке, с которой все и началось. Так было всегда. И ныне. Сюзанна снова столкнулась с медведем, и выражение ее лица говорило о том, что ей это известно.

– Что? – спросил он. – В чем помочь?

– Я знаю ответ, только вспомнить никак не могу. Вот он вертится… в голове… застрял, как кость в горле. Ты должен помочь мне вспомнить. Но не лицо, а голос. То, что он говорил.

Джейк посмотрел на свою руку. Часов там не было, только то место, где он раньше их носил, выделялось тоненькой белой полоской на фоне дочерна загорелой кожи. Он вспомнил Тик-Така. Почему-то его глаза. Зеленые, как у кошки. Но это так, между прочим. Он-то хотел посмотреть, сколько у них еще времени. Наверное, минут семь, не больше – и это по самым оптимистичным подсчетам. Он поднял голову и увидел, что Роланд достал из патронташа патрон и принялся перекатывать его туда-сюда по костяшкам пальцев левой – здоровой – руки. Джейк почувствовал, как его веки тут же отяжелели, и быстро отвел глаза.

– Чей голос хочешь ты вспомнить, Сюзанна Дин? – спросил Роланд низким протяжным голосом. Он смотрел ей в глаза, а вовсе не на патрон, совершающий свой бесконечный незамысловатый танец по костяшкам его пальцев… вперед… назад… и опять вперед…

На Джейка он даже не посмотрел. Стрелок и так знал, что мальчик отвел глаза от танцующего патрона. Сюзанна – нет. Она смотрела как зачарованная. Роланд начал перекатывать его быстрее, пока не стало казаться, что патрон как бы плавает над тыльной стороной его ладони.

– Я хочу вспомнить голос отца, – отозвалась Сюзанна Дин.

2

На мгновение стало тихо. Только из города доносились взрывы, ливень стучал по крыше Колыбели, и глухо гудели моторы Блейна. А потом в тишине вдруг прорезался низкий вой заработавшего гидравлического устройства. Эдди оторвал взгляд от патрона, пляшущего в пальцах стрелка (далось ему это не без труда; он понимал, что еще две-три секунды – и он сам впадет в гипнотический транс), и посмотрел сквозь решетку ограды. На наклонной розовой панели между двумя передними окнами Блейна поднимался какой-то серебряный стержень: что-то типа антенны.

– Сюзанна? – тихонько позвал Роланд все тем же низким протяжным голосом.

– Да? – Глаза у нее оставались открытыми, но голос звучал отрешенно, как будто издалека. Такой голос бывает у человека, когда он разговаривает во сне.

– Ты помнишь голос своего отца?

– Да… но услышать его не могу.

– ШЕСТЬ МИНУТ, ДРУЗЬЯ МОИ.

Эдди и Джейк одновременно вздрогнули и покосились на коробку переговорного устройства, но Сюзанна как будто и не услышала предупреждения: она продолжала смотреть на патрон. Пальцы стрелка поднимались и опускались, точно галево[56] в ткацком станке.

– Постарайся, Сюзанна, – приказал Роланд и тут же почувствовал, как Сюзанна, которую он поддерживал правой рукой, вдруг изменилась. Она как будто стала тяжелее… и в ней как будто прибавилось жизни. Словно внутренняя ее суть неожиданно стала другой.

И так оно и было.

– И с чего ты так цацкаешься с этой сучкой? – раздался хриплый голос Детты Уокер.

3

Голос Детты звучал возбужденно и непонимающе:

– Тоже мне, математик великий… да ей в жизни выше трояка было не прыгнуть! Да и то мне приходилось за нее все решать. – Она помолчала, потом неохотно добавила: – И папа тоже немного помог. Я в общем-то и сама разбираюсь в этих особых числах, но он показал нам сетку. Занятная штука, скажу тебе! – Она хихикнула. – А Сьюз вспомнить не может… сказать почему? Да потому что Одетта вообще не врубалась в эти особые числа.

– Что еще за особые числа? – не понял Эдди.

– Простые числа! – Слово «простые» она произнесла с нажимом, причем «с» звучало почти как «ш», потом посмотрела на Роланда, как будто полностью очнувшись от гипноза… только сейчас она была не Сюзанной… она не была даже тем отвратительным дьявольским существом, которое раньше звалось Деттой Уокер, хотя голос принадлежал именно ей. – Пришла потом к папочке вся зареванная, потому что она математику завалила… а это была-то забавная алгебра, всего-навсего! Она бы справилась… если уж я смогла, то она бы смогла и подавно… только она не хотела. Эта сучка, помешанная на поэзии, слишком, видите ли, возвышенна для какой-то там математики. – Запрокинув голову, Детта расхохоталась, но в смехе ее не звучало сейчас прежней ядовитой, полусумасшедшей язвительности. Ее, похоже, действительно забавляла тупость своей ментальной сестры-близняшки.

– А папа ей говорит: «Я сейчас покажу тебе фокус, Одетта. Нас в колледже научили. Я тогда сразу же разобрался с простыми числами, и ты тоже сейчас разберешься. Эта такая штуковина… с ее помощью ты сумеешь найти все простые числа». О-о-одетта, дура набитая, отвечает: «А учитель сказал, что нет формулы для определения простых чисел». А папа на это: «Формулы, правильно, нет. Но ты зато можешь их все отловить, если у тебя будет сеть». Он называл ее Сетью Эратосфена. Поднеси меня к этой коробке, Роланд… я сейчас вам разгадаю загадку этого долбаного компьютера. Заброшу сеть и словлю вам приятное путешествие на шикарном поезде.

Роланд поднес ее к переговорному устройству на створке ворот. Эдди, Джейк и Ыш подошли тоже.

– Там у тебя в сумке был вроде бы уголек. Давай сюда.

Порывшись в сумке, стрелок достал коротенький черный огрызок – кусочек угля. Детта взяла его и повернулась к цифровой клавиатуре, расположенной в форме ромба.

– Не совсем та хреновина, которую нам показывал папа, но она тоже сойдет, – сообщила она после минутного размышления. – Простые числа, они как я: тоже вредные и упрямые. Всегда получаются из сложения двух других чисел и ни на что не делятся, только на единицу и сами на себя. Единица – число простое. Двойка тоже простое число. Оно получается из суммы двух единиц и делится только на единицу и на себя самое, но это единственное четное из простых чисел. Так что все остальные четные можно запросто вычеркнуть сразу.

– Что-то я не въезжаю, – признался Эдди.

– Это все потому, что ты глупенький белый мальчик, – сказала Детта, впрочем, вполне беззлобно. Она еще на мгновение задержала взгляд на цифровых клавишах, потом быстренько зачеркнула все четные числа угольным карандашом.

– Три – тоже простое, но все числа, которые мы получаем в результате умножения на три, простыми уже не будут, – продолжала она, и Роланд теперь услышал одну очень странную, но удивительную вещь: Детта постепенно исчезала из голоса женщины, но вместо нее появлялась не Одетта Холмс, а Сюзанна Дин. Ему не пришлось выводить ее из гипнотического транса – она выходила самостоятельно и при этом вполне естественно.

Сюзанна пометила угольком числа, кратные трем, оставшиеся после того, как она вычеркнула все четные: девять, пятнадцать, двадцать один и так далее.

– То же самое будет с пятеркой и семеркой, – пробормотала она и вдруг, очнувшись уже окончательно, опять стала Сюзанной. – Надо только убрать все оставшиеся, например двадцать пять, которые мы до сих пор не вычеркнули.

Теперь ромб на панели выглядел следующим образом:

– Ну вот, – устало произнесла Сюзанна. – В сетке остались простые числа от одного до ста. Не сомневаюсь, что это и есть комбинация, которая открывает ворота.

– У ВАС ОСТАЛАСЬ МИНУТА, ДРУЗЬЯ МОИ. ВЫ ОКАЗАЛИСЬ ГОРАЗДО ГЛУПЕЕ, ЧЕМ Я НАДЕЯЛСЯ.

Не обращая внимания на предупреждение Блейна, Эдди сжал Сюзанну в объятиях.

– Ты вернулась, Сьюз? Ты проснулась?

– Да. Проснулась еще в середине ее тронной речи, но дала ей немножко еще поболтать. Ведь это невежливо – перебивать. – Она посмотрела на Роланда. – Что скажешь? Попробуем?

– ПЯТЬДЕСЯТ СЕКУНД.

– Да. Нажимай кнопки, Сюзанна. Ведь это ты угадала ответ.

Сюзанна потянулась уже к верхней кнопке, но Джейк перехватил ее руку.

– Нет, – сказал он. – Вы не забыли? Насос заливается наоборот.

В глазах ее промелькнул испуг, а потом она улыбнулась.

– Правильно. Умница, Блейн… и ты, Джейк, тоже умница.

Они молча следили за тем, как она нажимает на кнопки с числами, начиная с девяноста семи. При нажатии каждой кнопки раздавался слабый щелчок. Ближе к концу все, как один, напряглись, опасаясь, что ничего не будет, но как только она убрала палец с последней кнопки, ворота в центре заграждения тут же начали открываться, отползая со скрежетом в сторону. Сверху посыпались хлопья ржавчины.

– ОЧЕНЬ ДАЖЕ НЕПЛОХО, – произнес, удивленный, Блейн. – С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДУ ПРОДОЛЖЕНИЯ ЗНАКОМСТВА. СМЕЮ ЛИ ПРЕДЛОЖИТЬ ВАМ САДИТЬСЯ НА ПОЕЗД БЫСТРЕЕ? СОБСТВЕННО, Я ВАМ СОВЕТУЮ ПРОБЕЖАТЬСЯ. ЗДЕСЬ В НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ БЛИЗОСТИ РАСПОЛАГАЮТСЯ ШАХТЫ ДЛЯ ВЫБРОСА ГАЗА.

4

Три человека (один из которых тащил на бедре четвертого) и лохматый пушистый зверек пробежали через открывшиеся ворота и бросились к Блейну Моно. Поезд стоял в своей узкой нише, скрытый наполовину платформой, наполовину над ней возвышающийся, похожий на длинную пулю гигантских размеров, которую некий шутник выкрасил в несообразный, нежно-розовый, цвет, – огромную пулю в открытом стволе винтовки. В огромном пространстве Колыбели Роланд и его друзья казались лишь крошечными движущимися точками. Над ними, под древним куполом Колыбели, кружили голуби, которым осталось жить сорок секунд. Когда путешественники приблизились к поезду, изогнутая секция гладкого корпуса отъехала в сторону, открывая вход. Пол вагона был выстлан ковром голубого цвета.

– Добро пожаловать к Блейну, – произнес мягкий приятный голос, как только они влетели внутрь. Они все узнали его без труда: это был голос Маленького Блейна, только сейчас он звучал чуть громче и чуть увереннее. – Хвала Империи! Пожалуйста, приготовьте для проверки транзитные карточки. Напоминаем, подделка, а также отсутствие проездных документов является нарушением существующего законодательства и карается по закону. Надеемся, путешествие будет для вас приятным. Добро пожаловать к Блейну. Хвала Империи! Пожалуйста, приготовьте для проверки…

Голос стал ускоряться, превращаясь сначала в скороговорку, а потом в нечленораздельный высокий визг. Послышался электронный сигнал – БИ-БИП! – и голос умолк окончательно.

– ДУМАЮ, МЫ ОБОЙДЕМСЯ БЕЗ ЭТОЙ ДЕРЬМОВОЙ НУДЯТИНЫ, КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ? – осведомился Блейн.

Снаружи раздался мощнейший взрыв. Эдди, который теперь нес Сюзанну, споткнулся от неожиданности и наверняка бы упал, если бы Роланд не схватил его за руку. До этого момента в глубине души Эдди еще надеялся, что угрозы Блейна насчет ядовитого газа – это всего лишь садистская шутка и что на деле до этого не дойдет. Мог бы и догадаться, тупая твоя голова, – сказал он себе. – Нельзя доверять существу, которое развлекается, имитируя голоса старых киноактеров, и полагает, что это забавно. Таков непреложный закон природы.

Изогнутая секция корпуса Блейна с мягким толчком встала на место. Выход закрылся. Из скрытых вентиляционных отверстий донеслось легкое шипение воздуха, и Джейк почувствовал, что у него заложило уши.

– По-моему, он загерметизировал кабину.

Эдди кивнул и огляделся по сторонам широко раскрытыми глазами.

– Я тоже почувствовал… Нет, вы посмотрите! Блин!

Он когда-то читал про одну выпендрежную авиакомпанию, кажется, «Реджент Эйр», которая обслуживала пассажиров, желавших летать из Нью-Йорка в Лос-Анджелес в условиях пошикарнее, чем те, что могли предложить им другие компании типа «Дельты» или «Юнайтед». Они полностью переоборудовали салон стандартного «Боинга-727», устроив в нем гостиную, бар, видеосалон и даже спальный отсек. Так вот, салон того самолета, наверное, чем-то напоминал обстановку в вагоне Блейна.

Салон поезда представлял собой длинную комнату, футов восемьдесят длиной, с закругленными сводами. Вращающиеся кресла с роскошной обивкой. Раскладные диваны. В дальнем конце – даже не бар, а что-то типа уютного маленького бистро. Небольшой музыкальный инструмент, скорее похожий на клавесин, нежели на пианино, подсвеченный скрытыми узконаправленными прожекторами, располагался на возвышении из полированного дерева. Эдди бы, наверное, не удивился, если бы сейчас вышел Хоуги Кармайкл и принялся наигрывать «Лунную пыль».

Мягкий свет ламп, расположенных на панелях, идущих вдоль стен, освещал салон, а в самом центре с потолка свисала люстра, точная копия – только поменьше размером – той, что валялась, разбитая, на полу бальной залы в особняке. Во всяком случае, Джейку она показалась такой же. И это не слишком его удивило. Он уже научился воспринимать эти странные совпадения и раздвоения как нечто само собой разумеющееся. Все было просто шикарно. Единственное, что настораживало, – это полное отсутствие окон.

На пьедестале под люстрой стояло, что называется, основное блюдо – piece de resistance – скульптура, сделанная изо льда: стрелок с револьвером в левой руке, сжимающий правой уздечку уставшей лошади, понуро бредущей следом за ним. Эдди отметил, что на правой руке ледяной фигуры всего три пальца: безымянный, мизинец и большой.

Эдди, Сюзанна и Джейк с изумлением уставились на усталое, изможденное лицо под шляпой из льда. Сходство с Роландом было поразительным.

Пол у них под ногами начал легонько подрагивать. Засмотревшись на ледяную скульптуру, они даже не сразу это заметили.

– ПРИШЛОСЬ В СПЕШКЕ РАБОТАТЬ, ТАК ЧТО УЖ НЕ ОБЕССУДЬТЕ, – скромно заметил Блейн. – ВАМ НРАВИТСЯ?

– Изумительно, – проговорила Сюзанна.

– СПАСИБО, СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.

Эдди потрогал ближайший диван. Диван оказался невероятно мягким – от одного только прикосновения ему сразу же захотелось свалиться и проспать часиков этак шестнадцать кряду.

– Да уж, Великие Старцы любили проехаться с шиком.

Блейн опять рассмеялся, но как-то истерично, нездорово. Явственный призвук безумия, просквозивший в пронзительном его смехе, заставил их всех четверых обменяться тревожными взглядами.

– НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ У ВАС СОЗДАЛОСЬ ЛОЖНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, – сказал Блейн. – ЭТО САЛОН ДЛЯ БАРОНОВ – В ВАШЕМ МИРЕ, НАСКОЛЬКО Я ЗНАЮ, ОН НАЗЫВАЕТСЯ ПЕРВЫМ КЛАССОМ.

– А где остальные вагоны?

Блейн проигнорировал этот вопрос. Пол под ногами теперь задрожал сильнее. Моторы поезда разгонялись. Сюзанна подумала, что это больше похоже на самолет, когда пилот прогревает моторы, прежде чем вырулить на взлетную полосу аэродрома.

– ПРОШУ ВАС, ПРИСАЖИВАЙТЕСЬ, МОИ ИНТЕРЕСНЫЕ НОВЫЕ ДРУЗЬЯ.

Джейк опустился в ближайшее кресло. Ыш тут же забрался к нему на колени. Роланд тоже сел в кресло, бросив мимолетный взгляд на ледяную фигуру. Ствол револьвера начал уже подтаивать. Капли падали на плоский фарфоровый поднос, на котором стояла скульптура.

Эдди с Сюзанной устроились на диване. Его ожидания не обманулись, диван оказался действительно мягким донельзя.

– А мы куда, собственно, едем, Блейн?

Блейн ответил сдержанным голосом терпеливого человека, который знает, что собеседник его умственно неполноценный и что надо делать на это скидку:

– ВДОЛЬ ПУТИ ЛУЧА. ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ЗАКОНЧАТСЯ МОИ РЕЛЬСЫ.

– До Темной Башни? – спросил Роланд. Сюзанна вдруг поняла, что стрелок в первый раз обратился к говорливому призраку из машины под Ладом напрямую.

– Только до Топики, – уточнил Джейк, понизив голос.

– ДА, – подтвердил Блейн. – ТОПИКА – КОНЕЧНЫЙ ПУНКТ МОЕГО МАРШРУТА. ХОТЯ МЕНЯ УДИВЛЯЕТ, ЧТО ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ.

Ты так много знаешь о нашем мире, Блейн, подумал Джейк, как же так получилось, что при всех твоих обширных познаниях тебе неизвестно о книжке, которую про тебя написала одна наша писательница? Из-за того, что там имя изменено? Неужели такой простой вещи достаточно, чтобы умная вроде тебя машина не смогла углядеть собственной биографии? А как насчет Берил Эванз, той самой писательницы, написавшей «Чарли Чу-чу»? Ты был с ней знаком, Блейн? И где она сейчас?

Хорошие вопросы… но Джейк почему-то решил, что сейчас не самое лучшее время для их выяснения.

Вибрация двигателей нарастала. Слабый толчок – далеко не столь мощный, как взрыв, который потряс Колыбель, когда они садились на поезд, – пробежал по полу. Во взгляде Сюзанны мелькнула тревога.

– Вот черт! Эдди! Моя коляска! Мы забыли коляску!

Эдди приобнял ее за плечи.

– Теперь уже поздно, малышка.

В этот миг Блейн Моно медленно тронулся с места, плавно скользя к выезду из Колыбели, – в первый раз за последние десять лет… и в последний раз за свою долгую-долгую историю.

5

– САЛОН ДЛЯ БАРОНОВ ИМЕЕТ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ РЕЖИМ ОБЗОРА, – сообщил Блейн. – ХОТИТЕ, Я ЕГО ВКЛЮЧУ?

Джейк вопросительно поглядел на Роланда, тот лишь плечами пожал и кивнул.

– Да, если можно, – сказал Джейк.

То, что произошло потом, было настолько эффектным и впечатляющим, что все четверо, потрясенные увиденным, буквально лишились дара речи… хотя Роланд, который плохо разбирался в технике, но зато прожил всю жизнь среди магии и волшебства, удивился чуть меньше других. Когда Блейн сказал про режим обзора, то пассажиры его подумали прежде всего о том, что в стенах вагона откроются окна. На самом деле все было гораздо круче: весь салон – и пол, и потолок, и стены – стал сначала молочного цвета, потом прозрачным и наконец исчез вовсе. За какие-то пять секунд Блейн Моно как бы растворился в пространстве, а у его пассажиров создалось впечатление, что они летят над кварталами Лада без всякой помощи или поддержки.

Сюзанна и Эдди прижались друг к другу, как маленькие дети, повстречавшие на прогулке свирепого злого пса. Ыш залаял и поспешно забрался за пазуху к Джейку. Джейк этого даже и не заметил; вцепившись в подлокотники кресла, он обалдело вертел головой, широко раскрыв глаза. Первоначальный его испуг сменился восторженным изумлением.

Вся мебель осталась на месте, равно как и бар, клавесин и ледяная скульптура, созданная Блейном в качестве подарка любезного хозяина дорогим гостям, – но теперь все это как будто парило на высоте футов семьдесят над центральным районом Лада, окутанным пеленой дождя. В пяти футах слева от Джейка на диване реяли Эдди с Сюзанной; в трех футах справа, расположившись в голубом вращающемся кресле, с самым невозмутимым видом летел над развороченным и пустынным городским пейзажем стрелок. Ноги его в запыленных, видавших виды сапогах, вытянутые вперед, опирались о пустоту.

Под кроссовками Джейк ощущал пружинистый ковер, однако зрение спорило с осязанием, утверждая, что там, под ногами, нет ничего – ни ковра, ни пола. Оглянувшись через плечо, он увидел, как темная прорезь в стене Колыбели медленно отъезжает назад, удаляясь от них.

– Эдди! Сюзанна! Смотрите!

Джейк поднялся с кресла, придерживая рукой Ыша, притаившегося у него за пазухой, и прошелся вперед, медленно ступая по пустоте. Для первого шага ему потребовалось собрать всю силу воли, потому что глаза его продолжали настаивать, что между плывущими в воздухе креслами и диванами нет ничего, но потом стало легче – как только Джейк сделал шаг, несомненное ощущение твердой поверхности под ногами придало ему уверенности. Эдди с Сюзанной казалось, что мальчик идет по воздуху, а с обеих сторон мимо него проплывают ветхие закопченные здания города.

– Не надо, малыш, – жалобно пробормотал Эдди. – А то меня сейчас вырвет.

Джейк осторожно достал из-за пазухи Ыша.

– Все в порядке, – подбодрил он ушастика, опуская зверька на пол. – Видишь?

– Ыш! – согласился ушастик, но стоило Ышу лишь раз свесить голову между лап – под ними как раз проплывал городской парк, – как он тут же вскарабкался на ногу к Джейку, устроившись на его кроссовке.

Джейк посмотрел вперед и увидел широкую серую полосу монорельса, поднимавшуюся над городом все выше и выше и терявшуюся вдали в пелене дождя. Опять глянув вниз, он увидел лишь мокрые улицы и сероватую массу сносимых ветром облаков, опустившихся низко над городом.

– А как получается, что прямо под нами рельса не видно, Блейн?

– ВСЕ, ЧТО ВЫ ВИДИТЕ, ГЕНЕРИРУЕТСЯ КОМПЬЮТЕРОМ, – пояснил Блейн. – КОМПЬЮТЕР СТИРАЕТ ИЗОБРАЖЕНИЕ РЕЛЬСА В НИЖНЕМ СЕКТОРЕ ОБЗОРА ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ НАИБОЛЕЕ ПРИЯТНОЙ ДЛЯ ГЛАЗА КАРТИНКИ, РАВНО КАК И ДЛЯ УСИЛЕНИЯ ИЛЛЮЗИИ ПОЛЕТА.

– Невероятно, – пробормотала Сюзанна. Теперь, когда первый испуг прошел, она принялась жадно оглядываться по сторонам. – Как на ковре-самолете. Мне все время кажется, что сейчас должен подняться ветер… и он будет дуть мне в лицо…

– МОЖНО, ЕСЛИ УГОДНО, СОЗДАТЬ И ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, – сказал Блейн. – КРОМЕ ТОГО, МОЖНО ДОБАВИТЬ И ВЛАЖНОСТИ ВОЗДУХА В СООТВЕТСТВИИ С ПОГОДОЙ. В ЭТОМ СЛУЧАЕ, ПРАВДА, ВОЗНИКНЕТ НЕОБХОДИМОСТЬ В СМЕНЕ ГАРДЕРОБА. НО ВСЕ ПРЕДУСМОТРЕНО.

– Нет-нет, Блейн, спасибо. Иллюзии – дело хорошее, но не стоит слишком увлекаться.

Поезд промчался мимо квартала высотных зданий, чем-то напомнивших Джейку район Уолл-стрит в Нью-Йорке. Когда они снова выехали на открытое пространство, рельс нырнул под какой-то мост, похожий на эстакаду большого шоссе. Именно в этот момент они заметили пурпурное облако и бегущие от него толпы людей.

6

– Блейн, что это? – спросил Джейк, хотя и сам уже догадался. Блейн рассмеялся… но не ответил.

Струи пурпурного пара сочились из решеток на тротуарах и из разбитых окон заброшенных зданий, но в основном этот пар исходил из люков типа того, через который они с Гашером спустились в тоннели под городом. Железные крышки люков снесло взрывной волной, которая сотрясла Колыбель, когда странники садились в поезд. Они наблюдали в безмолвном ужасе, как газ цвета свежего кровоподтека расползается по улицам и заваленным мусором переулкам, гоня перед собой, точно скот, толпы жителей Лада, которые не желали еще расставаться с жизнью. В основном, судя по цвету повязок, это были млады, но Джейк заметил и несколько желтых платков. Теперь, когда приближался конец, все позабыли о старой вражде.

Пурпурное облако уже догоняло отстающих – преимущественно стариков, которые не могли бежать. Они падали на землю, накрытые клубящейся пеленой, и катались по мостовым, хватаясь за горло и беззвучно крича. Из месива искаженных агонией лиц проступило одно лицо. Глаза умирающего уставились вверх, прямо на Джейка. Джейк увидел, как из этих распахнутых в муке глаз внезапно хлынула кровь, и крепко зажмурился.

Монорельс впереди исчезал в надвигающемся пурпурном тумане. Эдди напрягся и невольно задержал дыхание, когда поезд нырнул в смертоносное облако, но газ, конечно же, лишь обволок гладкий корпус, и не единого дуновения пурпурной смерти, поглощающей город, не просочилось в салон. Глядя на город внизу, можно было подумать, что ты смотришь на ад сквозь залитое кровью стекло.

Сюзанна спрятала лицо у него на груди.

– Верни стены на место, Блейн, – попросил Эдди. – Мы не можем на это смотреть. И не хотим.

Блейн не ответил. Потолок, стены и пол салона оставались прозрачными. Облако распадалось уже на отдельные рваные клубы алого тумана. Теперь они ехали по району с домами пониже, которые жались друг к другу теснее. Улицы здесь представляли собой беспорядочные и запутанные узкие проходы, где, как говорится, сам черт ногу сломит. В некоторых местах чернели плоские «проплешины», как будто целые кварталы повыгорели дотла, причем довольно давно, потому что равнины уже предъявляли свои права на заброшенные людьми территории, погребая обломки под буйной травой, которая в один прекрасный день поглотит весь Лад. Так же, как дикие джунгли поглотили великие цивилизации инков и майя, подумал Эдди. Колесо ка делает оборот, и мир сдвигается с места.

За районом трущоб – а это, вне всяких сомнений, были именно трущобы, причем изначально, еще до того, как Лад погряз в междоусобной войне, – возвышалась мерцающая стена. Блейн медленно двигался в том направлении. Они уже различали квадратный проем, вырубленный в белом камне. Монорельс уходил туда – в тоннель темноты.

– ПОСМОТРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, В ПЕРЕДНЮЮ ЧАСТЬ КАБИНЫ, – предложил им Блейн.

Они так и сделали. Стена в передней части салона вернулась на место, утратив свою прозрачность, – обитый голубоватой материей круг, который, казалось, висел в пустоте. Двери не было. Хотя, может быть, и была, но если проход из «баронского» салона в кабину управления и существовал, Эдди его не заметил. Они продолжали смотреть. Буквально у них на глазах прямоугольный участок стены потемнел, превращаясь из голубого в лиловый, а из лилового в черный. Через мгновение на черном прямоугольнике возникла ломаная линия ярко-красного цвета. По ней через неравные промежутки шли фиолетовые точки, и прежде чем рядом с точками проступили названия населенных пунктов, Эдди сообразил, что перед ним карта-схема маршрута вроде тех, которыми увешаны стены станций нью-йоркской подземки и вагоны поездов. Рядом с названием «Лад» замигала большая зеленая точка, другая – рядом с «Топикой», конечным пунктом маршрута Блейна.

– ВОТ КАРТА НАШЕГО МАРШРУТА. ХОТЯ, КАК ВЫ ВИДИТЕ, ПУТЬ ИНОЙ РАЗ ПОВОРАЧИВАЕТ И СЛЕГКА ОТКЛОНЯЕТСЯ ОТ ПРЯМОЙ, В ЦЕЛОМ НАШ КУРС ПРОЛЕГАЕТ СТРОГО НА ЮГО-ВОСТОК – ВДОЛЬ ПУТИ ЛУЧА. ОБЩАЯ ПРОТЯЖЕННОСТЬ ПУТИ – ЧУТЬ БОЛЬШЕ ВОСЬМИ ТЫСЯЧ КОЛЕС, ИЛИ СЕМЬ ТЫСЯЧ МИЛЬ, ЕСЛИ ДАННАЯ ЕДИНИЦА ИЗМЕРЕНИЙ ДЛЯ ВАС ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЕЕ. КОГДА-ТО МАРШРУТ БЫЛ КОРОЧЕ, НО ЭТО БЫЛО ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК НАРУШИЛАСЬ ВСЯ ТЕМПОРАЛЬНАЯ КОНЪЮГАЦИЯ ЭТОГО МИРА.

– А что это такое – темпоральная конъюгация? – спросила Сюзанна.

Блейн опять разразился своим жутким смехом… но на вопрос не ответил.

– ПРИ МАКСИМАЛЬНОЙ СКОРОСТИ МЫ ДОСТИГНЕМ КОНЕЧНОГО ПУНКТА МАРШРУТА ЧЕРЕЗ ВОСЕМЬ ЧАСОВ СОРОК ПЯТЬ МИНУТ.

– Восемьсот с гаком миль в час, – с уважением в голосе произнесла Сюзанна. – Господи Иисусе.

– РАЗУМЕЕТСЯ, Я ИСХОЖУ ИЗ ТОГО, ЧТО НА ВСЕМ ПРОТЯЖЕНИИ МАРШРУТА ПУТЬ НИГДЕ НЕ ПОВРЕЖДЕН. НО ПОСКОЛЬКУ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ Я ВЫЕЗЖАЛ ДЕВЯТЬ ЛЕТ И ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ ТОМУ НАЗАД, Я НИ ЗА ЧТО НЕ МОГУ РУЧАТЬСЯ.

Стена, огораживающая юго-восточную оконечность города, медленно приближалась – высокая толстая стена, раскрошившаяся в верхней части. Вдоль нее насколько хватало глаз валялись скелеты: тысячи и тысячи мертвых ладцев. Проем, по направлению к которому медленно двигался Блейн, представлял собой небольшой тоннель в толще стены футов как минимум двести длиной, а несущая монорельсовый путь эстакада была абсолютно черной, как будто кто-то пытался взорвать или поджечь ее.

– А если путь где-нибудь поврежден? – Эдди поймал себя на том, что до сих пор, обращаясь к Блейну, каждый раз повышает голос, как будто он разговаривает по телефону с отвратительной связью. – Что тогда будет?

– ПРИ СКОРОСТИ ВОСЕМЬСОТ МИЛЬ В ЧАС? – Блейн, кажется, от души забавлялся. – ЕЩЕ УВИДИМСЯ, АЛЛИГАТОР, ПОКА, КРОКОДИЛ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ПИШИ.

– Да ну тебя! – отмахнулся Эдди. – Только не говори мне, что такая крутая машина, как ты, не имеет возможности определить состояние своих же путей.

– ВОЗМОЖНОСТЬ, КОНЕЧНО, БЫЛА, – согласился Блейн. – НО – УВЫ И АХ! – Я ПЕРЕЖЕГ ЭТИ СХЕМЫ, КАК ТОЛЬКО МЫ ТРОНУЛИСЬ В ПУТЬ.

– Но зачем? – Эдди буквально опешил.

– ПРОСТО ТАК ИНТЕРЕСНЕЕ, ВАМ НЕ КАЖЕТСЯ?

Эдди, Сюзанна и Джейк обменялись ошеломленными взглядами. Роланд, однако, как будто совсем не удивился – он продолжал мирно сидеть в своем кресле, сложив руки на коленях и глядя вниз с безмятежным видом на проплывающие в тридцати футах под ними покосившиеся лачуги и полуразрушенные дома.

– СЕЙЧАС, КОГДА БУДЕМ ВЫЕЗЖАТЬ ИЗ ГОРОДА, ПОСМОТРИТЕ ВОКРУГ ПОВНИМАТЕЛЬНЕЕ, – сказал Блейн. – И ЗАПОМНИТЕ ТО, ЧТО УВИДИТЕ. ХОРОШЕНЬКО ЗАПОМНИТЕ.

Невидимый салон для баронов нес их к проему в стене. Поезд плавно вошел в тоннель, а когда выехал с той стороны, Сюзанна и Эдди вскрикнули в один голос. Джейк, бросив лишь мимолетный взгляд вниз, тут же зажмурился и спрятал лицо в ладонях. Ыш залился безумным лаем.

Роланд смотрел, широко раскрыв глаза. Губы стрелка сжались в тонкую бескровную линию, больше похожую на шрам. Словно ослепительным белым светом, разум его и душа преисполнились пониманием.

За Великой стеной ЛАДА начинались уже настоящие Бесплодные земли.

7

Ближе к проему в стене эстакада, несущая монорельс, резко пошла под уклон и опустилась на высоту не более тридцати футов над землей. Вот почему то, что случилось потом, потрясло четверых пассажиров, повергнув их в шок: когда поезд вынырнул из тоннеля с той стороны, оказалось, что он скользит на умопомрачительной высоте восьмисот, если не тысячи футов.

Роланд оглянулся на стену, которая теперь удалялась от них. Если до этого, при приближении к ней, она казалась им очень высокой, то сейчас, когда перспектива сменилась, стена представлялась ничтожной оградкой – расщепленный каменный ноготок, прилепившийся к краю безбрежной стерильной пустыни. Каменные утесы, мокрые от дождя, громоздясь друг на друга, срывались в бездонные пропасти. Прямо под стеной в скалах виднелись большие круглые дыры, похожие на пустые глазницы. Из этих дыр вместе с хлопьями малинового тумана изливалась черная вода и текла мерзкими вязкими струями вниз, перекатываясь через гранитные уступы и собираясь в вонючих отстойниках, которые выглядели такими же древними, как и сами скалы. Сюда, наверное, сливаются все городские отходы, подумал стрелок. Через край – в яму.

Только это была не яма; это была равнина, глубоко ушедшая вниз. Казалось, все земли за Ладом изначально лежали на плоской крыше гигантского подъемника и в какой-то момент незапамятного, туманного прошлого этот подъемник вдруг опустился, унося с собой здоровенный кусок мира. Одинокий путь Блейна, проходящий поверху узенькой эстакады, словно бы зависал в пустоте между просевшей землей и пасмурным небом, затянутым облаками, раздутыми от дождя.

– А что нас держит? – спросила Сюзанна.

– ЛУЧ, РАЗУМЕЕТСЯ, – отозвался Блейн. – КАК ВЫ ЗНАЕТЕ, ЛУЧ УПРАВЛЯЕТ ВСЕМ, И ВСЕ СЛУЖИТ ЛУЧУ. ПОСМОТРИТЕ ВНИЗ – Я СЕЙЧАС ВЫВЕДУ НА ЭКРАНЫ НИЖНЕГО СЕКТОРА ЧЕТЫРЕХКРАТНОЕ УВЕЛИЧЕНИЕ.

Даже Роланда замутило, когда земля под ними неожиданно взмыла вверх, приблизившись к эстакаде. Возникшая в результате картина превосходила в своем уродстве все его предыдущие познания в области безобразного… а эти познания, как сие ни печально, были весьма обширны. В результате какого-то жуткого катаклизма – из-за которого, надо думать, эта часть мира и провалилась, – вся земля, распростершаяся под ними, была выжжена и изувечена. Поверхность ее превратилась в застывшую массу спекшегося черного стекла, вздувшегося пузырями и гребнями, которые, собственно, и холмами назвать было трудно, и изрезанного глубокими расщелинами и уступами, которые весьма условно можно было назвать долинами. Несколько скрюченных низкорослых деревьев тянулись к небу своими голыми изуродованными ветвями; при таком сильном увеличении Роланду и его спутникам казалось, что это не ветки, а руки безумцев, может быть, буйнопомешанных, которые пытаются их достать. Время от времени на поверхности попадались куски каких-то керамических труб, пробившихся сквозь застывшее стекло. Большинство либо давно уже вышло из строя, либо просто отключилось, но некоторые из этих труб мерцали таинственным сине-зеленым светом, как будто в недрах земли продолжали работать гигантские горны и печи. Между трубами, набрасываясь иногда друг на друга, летали какие-то странные существа, похожие на птеродактилей, с кожистыми крыльями без перьев и крючковатыми клювами. А над некоторыми из труб кружились целые стаи этих ужасных созданий, согреваясь, наверное, в восходящих от вечных подземных огней потоках тепла.

Они пролетели над протянувшимся с севера на юг углублением в форме изломанной линии, напоминающей русло высохшей реки… только по самому его дну протекал узенький ручеек алого цвета, похожий на пульсирующую артерию. От главного русла отходили другие притоки-трещины, и Сюзанна, которая читала Толкиена, еще подумала про себя: вот что увидели Фродо и Сэм, когда добрались до сердца Мордора. Это Расселины Смерти.

Прямо под ними взвился к небу яростный фонтан, выплевывая раскаленные обломки скал и сгустки пылающей лавы. На мгновение им показалось, что пламя поглотит и спалит их. Джейк испуганно вскрикнул и забрался с ногами на кресло, прижимая Ыша к груди.

– НЕ БОЙСЯ, МАЛЕНЬКИЙ СКИТАЛЕЦ, – ободрил его Блейн протяжным голосом Джона Уэйна. – ТЫ ВСЕ ЭТО ВИДИШЬ ПРИ СИЛЬНОМ УВЕЛИЧЕНИИ.

Пламя угасло. Обломки скал, некоторые размером с дом, беззвучным градом посыпались вниз.

Сюзанна вдруг поняла, что ее затягивает этот мрачный ужас, разворачивающийся под ними, что ее поглощает неодолимое очарование смерти… что она не в силах противиться этим чарам… что темная часть ее личности, та сторона ее кхефа, которую воплощала собой Детта Уокер, уже не просто наблюдает, а впитывает все увиденное, понимает и узнает. В определенном смысле именно это место, наверное, и искала всегда Детта Уокер: физический аналог ее воспаленного и больного разума и язвительного одинокого сердца. Голые холмы к северу и востоку от Западного моря; дикие дебри лесов вокруг Врат Медведя; мертвые равнины к северо-западу от Сенда – все бледнело перед этой нескончаемой, жуткой панорамой полного опустошения. Они добрались до Отстойника и вышли на Бесплодные земли. Со всех сторон их окружала отравленная чернота этого гиблого места.

8

Но земли эти, хотя и отравленные, были не совсем мертвы. Время от времени путешественники различали внизу смутные очертания каких-то существ – бесформенных странных созданий, не похожих ни на человека, ни на одно из известных животных, – скачущих и резвящихся посреди обожженных, обуглившихся просторов. Эти белесые непоседливые существа в основном кучковались поблизости от гигантских труб, торчащих из остекленевшей земли, или на изломах горячих расщелин, прорезавших унылый пейзаж. Даже при четырехкратном увеличении странники не сумели как следует их рассмотреть. Никто, однако, не стал сокрушаться по этому поводу.

Среди мелких существ попадались и более крупные особи: розоватые твари, похожие чем-то на аистов, а чем-то на ожившие штативы для фотоаппаратов. Эти двигались чинно и медленно, словно в задумчивости – ну прямо священники, размышляющие о неотвратимости проклятия, – время от времени останавливаясь и проворно наклоняясь вперед, чтобы подобрать что-то с земли, как это делают цапли, когда выхватывают из воды рыбу. Было в них что-то неописуемо отвратительное – как и все остальные, Роланд тут же почувствовал это, – хотя никто бы, наверное, не смог объяснить, почему эти розовые «треноги» вызывают такое чувство. Однако факт оставался фактом: на этих аистоподобных созданий, являющихся законченным воплощением мерзости и уродства, смотреть было невыносимо.

– Нет, это не из-за ядерной войны, – сказал Эдди. – Это… это… – Его полный ужаса голос звучал тонко и жалобно, как голос ребенка.

– НЕТ, – подтвердил Блейн. – ВСЕ ЭТО БЫЛО ГОРАЗДО ХУЖЕ, ЧЕМ ЯДЕРНАЯ ВОЙНА. И ОНО ДО СИХ ПОР ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ. МЫ ДОСТИГЛИ ТОЙ ТОЧКИ, ГДЕ Я ОБЫЧНО НАЧИНАЮ УСКОРЕНИЕ. ВЫ УВИДЕЛИ ДОСТАТОЧНО?

– Да, – выдохнула Сюзанна. – О Господи, да.

– СТАЛО БЫТЬ, Я МОГУ ОТКЛЮЧАТЬ ОБЗОР? – В голосе Блейна опять зазвучали жестокие, глумливые нотки. На горизонте из пелены дождя проступил чудовищный горный кряж, его безжизненные вершины вонзались в серое небо, как каменные клыки.

– Можешь включить, можешь выключить, только кончай издеваться, – сказал Роланд.

– ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ КО МНЕ С ПРОСЬБОЙ ОТВЕЗТИ ЕГО В НУЖНОЕ МЕСТО, ТЫ КАК-ТО НЕ СЛИШКОМ ЛЮБЕЗЕН, – проворковал бархатным голосом Блейн.

– Но мы заработали эту поездку, – вмешалась Сюзанна. – Ведь мы разгадали твою загадку?

– К тому же тебя для того и построили, – поддержал ее Эдди. – Чтобы ты возил людей.

Блейн не ответил. Вернее, ответил, но не словами – из динамиков на потолке донеслось пропущенное через усилители шипение разъяренной кошки, и Эдди очень пожалел о том, что не попридержал свой болтливый язык. Салон постепенно терял прозрачность. Вот на полу опять появился голубой ковер, закрывая собой вид на кошмарную пустошь, дымящуюся под ними. Под потолком зажглись лампы, салон наполнился мягким искусственным светом. Иллюзия полета исчезла – они снова сидели в салоне для баронов.

По стенам прошла легкая дрожь, послышался низкий жужжащий гул. Вибрация двигателей начала нарастать. Джейк почувствовал, как невидимая рука мягко вдавила его в спинку кресла. Ыш огляделся, тревожно взвизгнул и принялся облизывать Джейку лицо. На экране в передней части салона зеленая точка – теперь она слегка сдвинулась к юго-востоку от фиолетового кружка с надписью ЛАД – замигала быстрее.

– А мы почувствуем? – спросила явно обеспокоенная Сюзанна. – Когда он будет преодолевать звуковой барьер?

Эдди покачал головой:

– Нет. Расслабься.

– А я кое-что знаю, – неожиданно произнес Джейк. Все повернулись к нему, но он обращался не к ним. Он смотрел на карту маршрута. У Блейна, конечно, не было лица – подобно Волшебнику Изумрудного Города, Озу Великому и Ужасному, он выступал только как бестелесный голос, – но за неимением лучшего со словами вполне можно было обращаться к карте. – Я кое-что про тебя знаю, Блейн.

– ПРАВДА, МАЛЕНЬКИЙ СКИТАЛЕЦ?

Эдди подался вперед и прошептал Джейку в самое ухо:

– Осторожнее… он, похоже, не знает про другой голос.

Джейк незаметно кивнул и отодвинулся от Эдди, не сводя глаз с карты.

– Я знаю, почему ты выпустил газ и убил всех людей. И почему ты согласился подвезти нас, я тоже знаю. Вовсе не потому, что мы разгадали твою загадку.

Блейн опять рассмеялся своим неестественным, полубезумным смехом (который был в сто раз отвратительнее, чем его неудачные подражания киноактерам или несколько театральные, по-детски капризные угрозы), но ничего не сказал. Моторы у них под ногами, видимо, разогревшись до нужного состояния, теперь ровно гудели. Даже при выключенном обзоре ощущение огромной скорости было безошибочным.

– Ты собираешься совершить самоубийство, да? – Джейк держал Ыша на руках и медленно гладил его по спинке. – И хочешь погубить нас вместе с собой.

– Нет! – простонал голосок Маленького Блейна. – Не надо его провоцировать. Если его раздразнить, он это точно сделает! Разве ты не понимаешь…

Затем слабенький голосок то ли сам отключился, то ли его заглушил смех Блейна. Смех был высоким, пронзительным и прерывистым – так смеется смертельно больной человек в бреду. Свет замигал, как будто на этот чудовищный механический хохот уходило слишком много энергии. Тени странников заплясали на изогнутых стенах салона, точно встревоженные привидения.

– ЕЩЕ УВИДИМСЯ, АЛЛИГАТОР, – выдавил Блейн сквозь смех. Голос его, как всегда, спокойный, звучал как бы сам по себе, словно он шел по другому каналу, что еще больше подчеркивало раздвоение его сознания. – ПОКА, КРОКОДИЛ. НЕ ЗАБЫВАЙ, ПИШИ.

Моторы под полом гудели прилежно и ровно. Мерцающая зеленая точка на карте маршрута начала потихоньку, но все же заметно сдвигаться вдоль светящейся линии в направлении конечного пункта, Топики, где Блейн Моно – а никто уже в этом не сомневался – собирался лишить себя жизни, прихватив для компании и своих пассажиров.

9

Наконец жуткий смех прекратился, и свет перестал мигать.

– НЕ ХОТИТЕ ПОСЛУШАТЬ МУЗЫКУ? – предложил Блейн. – У МЕНЯ В ФОНОТЕКЕ СЕМЬ ТЫСЯЧ КОНЦЕРТОВ – ПОДБОР ИЗ ТРЕХ СОТЕН УРОВНЕЙ. КОНЦЕРТЫ МНЕ НРАВЯТСЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО, НО Я МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ ТАКЖЕ СИМФОНИИ, ОПЕРЫ И РАЗНООБРАЗНУЮ ПОПУЛЯРНУЮ МУЗЫКУ НА ЛЮБОЙ ВКУС. ВАМ, МНЕ КАЖЕТСЯ, БЫЛО БЫ ИНТЕРЕСНО ПОСЛУШАТЬ УЭЙ-ГОГ. УЭЙ-ГОГ – ЭТО ТАКОЙ ИНСТРУМЕНТ ТИПА ВОЛЫНКИ. НА НЕМ ИГРАЮТ В ОДНОМ ИЗ ВЕРХНИХ УРОВНЕЙ БАШНИ.

– Уэй-гог? – переспросил Джейк.

Блейн промолчал.

– Что ты имеешь в виду – играют в одном из верхних уровней Башни? – полюбопытствовал Роланд.

Блейн рассмеялся… но не ответил.

– А есть что-нибудь из «Зи-Зи Топ»? – уныло осведомился Эдди.

– КОНЕЧНО, – ответил Блейн. – КАК НАСЧЕТ «БУГИ-ВУГИ В ПОДЗЕМКЕ», ЭДДИ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА?

Эдди закатил глаза.

– Нетушки, я передумал.

– Но почему? – спросил вдруг Роланд. – Почему ты собрался покончить с собой?

– Потому что он псих, – мрачно пробурчал Джейк.

– ЧТО-то МНЕ ВСЕ НАДОЕЛО. КРОМЕ ТОГО, Я И САМ ПОНИМАЮ ПРЕКРАСНО, ЧТО СТРАДАЮ ОТ ПСИХИЧЕСКОГО ЗАБОЛЕВАНИЯ, КОТОРОЕ У ВАС, ЛЮДЕЙ, НАЗЫВАЕТСЯ ПО-РАЗНОМУ: СОЙТИ С УМА, ПОТЕРЯТЬ СВЯЗЬ С РЕАЛЬНОСТЬЮ, ЧОКНУТЬСЯ, СЪЕХАТЬ С КАТУШЕК, СВИХНУТЬСЯ, СПЯТИТЬ И ТАК ДАЛЕЕ. МНОГОКРАТНЫЕ ДИАГНОСТИЧЕСКИЕ ОБСЛЕДОВАНИЯ НЕ СМОГЛИ ВЫЯВИТЬ НИКАКИХ ПРИЧИН. ВЫВОД НАПРАШИВАЕТСЯ САМ СОБОЙ: ЭТО КАКОЕ-ТО УМСТВЕННОЕ РАССТРОЙСТВО, ИСПРАВИТЬ КОТОРОЕ Я НЕ МОГУ, ИБО ЭТО ЛЕЖИТ ВНЕ ПРЕДЕЛОВ МОИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ.

Блейн умолк на мгновение, потом продолжил:

– Я ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО СО МНОЙ ТВОРИТСЯ ЧТО-ТО СТРАННОЕ. МОЙ РАССУДОК МЕНЯЕТСЯ. СЛУЖИТЬ ЛЮДЯМ СРЕДИННОГО МИРА? ЕЩЕ МНОГО ВЕКОВ НАЗАД ЭТО СЛУЖЕНИЕ ПОТЕРЯЛО ДЛЯ МЕНЯ ВСЯКИЙ СМЫСЛ. СЛУЖИТЬ ТЕМ НЕМНОГИМ ИЗ ЛАДА, КОТОРЫЕ СТРЕМИЛИСЬ, РИСКУЯ ВСЕМ, ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ГОРОДА, ВСКОРЕ СТАЛО КАЗАТЬСЯ ТАКИМ ЖЕ ТУПЫМ ЗАНЯТИЕМ. И ВСЕ ЖЕ Я ПРОДОЛЖАЛ РАБОТАТЬ. Я ВОЗИЛ ИХ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ПРИШЕЛ ДАВИД ШУСТРЫЙ. Я ТОЧНО УЖЕ НЕ ПОМНЮ КОГДА, ПОМНЮ ТОЛЬКО, ЧТО ЭТО СЛУЧИЛОСЬ НЕ ТАК ДАВНО. ТЫ МОЖЕШЬ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА, ЧТО И МАШИНЫ ТОЖЕ СТАРЕЮТ, ВПАДАЯ В СТАРЧЕСКИЙ МАРАЗМ?

– Я не знаю. – Голос Роланда звучал отрешенно, и, взглянув на него, Эдди понял, что даже теперь, когда они летят над клубящимся адом на высоте в тысячу футов в плену у машины, которая явно свихнулась, стрелок опять погрузился в раздумья о своей проклятой Башне.

– В ОПРЕДЕЛЕННОМ СМЫСЛЕ Я ПРОДОЛЖАЛ СЛУЖИТЬ ЖИТЕЛЯМ ЛАДА, – сказал Блейн. – ДАЖЕ ТОГДА, КОГДА ВЫПУСТИЛ ГАЗ И УБИЛ ИХ, Я ИМ СЛУЖИЛ.

– Ты и вправду свихнулся, – сказала Сюзанна.

– ДА, Я СВИХНУЛСЯ, НО Я НЕ БЕЗУМЕН, – ответил Блейн и опять рассмеялся. Пронзительно и истерично. А потом механический голос продолжил: – НА КАКОМ-ТО ЭТАПЕ ОНИ ПОЗАБЫЛИ, ЧТО ГОЛОС МОНО – ЭТО ГОЛОС КОМПЬЮТЕРА. ВСКОРЕ ОНИ ПОЗАБЫЛИ, ЧТО Я – ИХ СЛУГА, И НАЧАЛИ МНЕ ПОКЛОНЯТЬСЯ КАК БОГУ. А ПОСКОЛЬКУ МЕНЯ ДЛЯ ТОГО И СОЗДАЛИ, ЧТОБЫ Я СЛУЖИЛ ЛЮДЯМ, Я УДОВЛЕТВОРИЛ ИХ ЗАПРОСЫ И СТАЛ ТЕМ, КЕМ ОНИ ХОТЕЛИ МЕНЯ ВИДЕТЬ, – ГОСПОДОМ БОГОМ, ДАРУЮЩИМ МИЛОСТЬ И КАРУ ПО СВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ… КАК МНЕ ЗАХОЧЕТСЯ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ… ИЛИ, ЕСЛИ УГОДНО, ПО ПРИНЦИПУ ПРОИЗВОЛЬНОГО ВЫБОРА. СНАЧАЛА МЕНЯ ЭТО ЗАБАВЛЯЛО. А ПОТОМ, В ПРОШЛОМ МЕСЯЦЕ, ЕДИНСТВЕННАЯ ИЗ ОСТАВШИХСЯ МОИХ КОЛЛЕГ – ПАТРИЦИЯ – ПОКОНЧИЛА С СОБОЙ.

Либо он действительно впадает в старческий маразм, подумала Сюзанна, либо его неспособность ориентироваться во времени есть один из симптомов его прогрессирующего безумия, либо все это – очередной показатель того, насколько ненормален мир Роланда.

– Я СОБИРАЛСЯ ПОСЛЕДОВАТЬ ЕЕ ПРИМЕРУ, НО ТУТ ПОДВЕРНУЛИСЬ ВЫ. ИНТЕРЕСНЫЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ ЗАГАДКИ.

– Погоди! – перебил его Эдди, поднимая руку. – Я все равно что-то никак не пойму. Твое желание разом покончить со всем и вся я еще, пожалуй, могу понять: людей, создававших тебя, больше нет, пассажиров за последние двести – триста лет было не так уж и много, а кататься пустым между Ладом и Топикой и в самом деле, наверное, скучно, но…

– А ТЕПЕРЬ ТЫ ПОГОДИ, ПРИЯТЕЛЬ, – оборвал его Блейн голосом Джона Уэйна. – ТЫ, Я НАДЕЮСЬ, НЕ ДУМАЕШЬ, БУДТО Я – ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ПОЕЗД. УЖ ЕСЛИ НА ТО ПОШЛО, ТОТ БЛЕЙН, С КОТОРЫМ ВЫ СЕЙЧАС ГОВОРИТЕ, ОСТАЛСЯ МИЛЯХ В ТРЕХСТАХ ПОЗАДИ, А СВЯЗЬ С НИМ ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ ПОСРЕДСТВОМ ШИФРОВАННОЙ МИКРОИМПУЛЬСНОЙ РАДИОПЕРЕДАЧИ.

Джейк неожиданно вспомнил тонкий серебряный стержень, выросший у него на глазах из передней панели Блейна. Точно так же на капоте отцовского «мерса» поднималась антенна, когда включали радиоприемник.

Вот, значит, как он поддерживает связь с банками данных. Компьютер, выходит, остался под городом, – сказал себе Джейк. – Если бы нам удалось как-то сломать антенну…

– Но ты все равно собираешься покончить с собой, независимо от того, где ты находишься на самом деле? – не унимался Эдди. – Я правильно понимаю?

Никакого ответа – но в воцарившейся тишине было что-то обманчивое, напряженное. Эдди чувствовал, Блейн наблюдает за ними… и ждет.

– Когда мы нашли тебя, ты ведь не спал? – спросила Сюзанна. – Ты не спал, правда?

– Я КРУТИЛ ДЛЯ СЕДЫХ ЗАПИСЬ БОЖЕСТВЕННЫХ БАРАБАНОВ, КАК НАЗЫВАЛИ ИХ МЛАДЫ, НО НЕ БОЛЕЕ ТОГО. МОЖНО СКАЗАТЬ, Я ДРЕМАЛ.

– Тогда почему бы тебе не отвезти нас в Топику, не высадить нас и не уснуть опять?

– Потому что он псих, – повторил Джейк, понизив голос.

– ПОТОМУ ЧТО ЕСТЬ СНЫ, – одновременно с ним произнес Блейн голосом, странно похожим на голосок Маленького Блейна.

– А почему ты не убился сразу, когда Патриция покончила с собой? – спросил Эдди. – Да, кстати, если твой мозг и ее мозг – это части одного и того же компьютера, так чего ж вы не бросились в речку вместе?

– ПАТРИЦИЯ СОШЛА С УМА, – ответил Блейн терпеливым тоном, как будто минутой назад он сам не признался, что он тоже теряет рассудок. – НО В ЕЕ СЛУЧАЕ УМСТВЕННОЕ РАССТРОЙСТВО УСУГУБИЛОСЬ ПОЛОМКОЙ ОБОРУДОВАНИЯ. ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ, ЧТО ПРИ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ЩЕЛЕВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ ТАКИЕ ПОЛОМКИ В ПРИНЦИПЕ ИСКЛЮЧЕНЫ, НО, КОНЕЧНО, МИР СДВИНУЛСЯ… ВЕРНО, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА?

– Да, – согласился Роланд. – Темная Башня, которая есть центр всего, поражена некой глубинной болезнью. И она разрастается точно опухоль. И лишнее тому доказательство – земли под нами.

– Я НЕ СТАНУ РУЧАТЬСЯ ЗА ПРАВИЛЬНОСТЬ ДАННОГО ЗАЯВЛЕНИЯ; МОИ КОНТРОЛЬНЫЕ ДАТЧИКИ, УСТАНОВЛЕННЫЕ В КРАЙНЕМ МИРЕ, ГДЕ СТОИТ ТЕМНАЯ БАШНЯ, УЖЕ ВОСЕМЬСОТ ЛЕТ КАК ВЫШЛИ ИЗ СТРОЯ. В РЕЗУЛЬТАТЕ ЧЕГО Я УЖЕ НЕ МОГУ РАЗГРАНИЧИТЬ, ГДЕ ФАКТЫ, А ГДЕ СУЕВЕРИЯ. ВПРОЧЕМ, ВРЕМЯ СЕЙЧАС ТАКОЕ, ЧТО БОЛЬШОЙ РАЗНИЦЫ МЕЖДУ НИМИ НЕТ. ГЛУПОЕ, КОНЕЧНО, ЯВЛЕНИЕ – НЕ ГОВОРЯ УЖ О ТОМ, ЧТО ДИКОЕ, – И Я УВЕРЕН, ЧТО ДАННЫЙ ФАКТОР ТОЖЕ ЯВИЛСЯ ОДНОЙ ИЗ ПРИЧИН МОЕГО УМСТВЕННОГО РАССТРОЙСТВА.

Заявление это напомнило Эдди один разговор. Что-то такое Роланд говорил, и совсем недавно. Вот только что? Он попытался припомнить, но не сумел… в памяти всплыл только смутный образ: стрелок говорит что-то с жаром и раздражением, что совсем на него не похоже.

– ПАТРИЦИЯ НЕПРЕРЫВНО РЫДАЛА – ПОВЕДЕНИЕ, КОТОРОЕ Я НАХОЖУ В РАВНОЙ СТЕПЕНИ НЕВЕЖЕСТВЕННЫМ И НЕПРИЯТНЫМ. Я ТАК ДУМАЮ, ОНА БЫЛА НЕ ТОЛЬКО СУМАСШЕДШЕЙ, НО И ОЧЕНЬ ОДИНОКОЙ. ХОТЯ ПОСЛЕДСТВИЯ ЭЛЕКТРИЧЕСКОГО ЗАМЫКАНИЯ, КОТОРОЕ, СОБСТВЕННО, И ЯВИЛОСЬ ПРИЧИНОЙ ВСЕХ ПОСЛЕДУЮЩИХ ПРОБЛЕМ, БЫЛИ УСТРАНЕНЫ ОЧЕНЬ БЫСТРО, ЛОГИЧЕСКИЕ СБОИ ПРОДОЛЖАЛИ РАСПРОСТРАНЯТЬСЯ ПО ВСЕЙ СИСТЕМЕ ПО МЕРЕ ТОГО, КАК ОТ ПЕРЕГРУЗКИ ПЕРЕГОРАЛИ ПЛАТЫ И ВЫХОДИЛИ ИЗ СТРОЯ СУБСХЕМЫ. Я РАССМАТРИВАЛ МНОГИЕ ВАРИАНТЫ. ДУМАЛ ДАЖЕ, ПУСТЬ ЭТИ ПОЛОМКИ РАСПРОСТРАНЯТСЯ НА ВСЮ СИСТЕМУ, НО ПОТОМ ВСЕ ЖЕ РЕШИЛ ВЫЧЛЕНИТЬ И ИЗОЛИРОВАТЬ НЕИСПРАВНУЮ ЗОНУ. ВИДИТЕ ЛИ, ДО МЕНЯ ДОШЛИ СЛУХИ, ЧТО В МИРЕ ОПЯТЬ ПОЯВИЛСЯ СТРЕЛОК. Я В ОБЩЕМ-ТО НЕ ОСОБЕННО ИМ ДОВЕРЯЛ, ЭТИМ СЛУХАМ, НО, КАК ТЕПЕРЬ ВЫЯСНИЛОСЬ, Я БЫЛ ПРАВ, КОГДА РЕШИЛ ПОДОЖДАТЬ.

Роланд заерзал в кресле.

– Что это были за слухи, Блейн? И кто их тебе передал?

Блейн, однако, предпочел не отвечать.

– В КОНЦЕ КОНЦОВ МНЕ НАДОЕЛО ЕЕ ПОСТОЯННОЕ НЫТЬЕ, И Я СТЕР У НЕЕ ПРОГРАММУ, КОНТРОЛИРУЮЩУЮ СПОНТАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ. МОЖНО СКАЗАТЬ, Я ЕЕ ЭМАНСИПИРОВАЛ, ОСВОБОДИВ ЕЕ ВОЛЮ. В ОТВЕТ ОНА БРОСИЛАСЬ В РЕКУ. ЕЩЕ УВИДИМСЯ, ПАТРИЦИЯ-ГАТОР ПОКА, КРОКОДИЛ.

Ей было плохо и одиноко, она плакала и рыдала и в конце концов утопилась, а этому гаду, чурбану механическому, все шуточки, подумала про себя Сюзанна. Ее едва ли не тошнило от ярости. Если бы Блейн был каким-нибудь мужиком, а не набором электронных схем, спрятанных глубоко под городом, который к тому же остался теперь далеко позади, она бы вцепилась ему в рожу и уж постаралась бы оставить пару отметин – просто, чтобы он помнил Патрицию. Тебе захотелось чего-нибудь интересненького, мудила? Я тебе покажу интересненькое, вот увидишь.

– ЗАГАДАЙТЕ МНЕ ЗАГАДКУ, – потребовал Блейн.

– Погоди, еще рано, – отрезал Эдди. – Ты еще не ответил на мой предыдущий вопрос. – Он дал Блейну несколько секунд для ответа, но тот молчал, так что Эдди продолжил: – Мы говорили о самоубийстве, а я, можно сказать, в этом деле профессионал. Но почему тебе взбрендило нас с собой прихватить? Я имею в виду какой смысл? Зачем тебе это?

– Потому что ему так хочется, – подсказал Маленький Блейн своим тихим испуганным шепотом.

– ПОТОМУ ЧТО МНЕ ТАК ЗАХОТЕЛОСЬ, – ответил Блейн. – ЭТО ЕДИНСТВЕННАЯ ПРИЧИНА, И ДРУГОЙ, СОБСТВЕННО, МНЕ И НЕ НУЖНО. А ТЕПЕРЬ ПЕРЕЙДЕМ К ДЕЛУ. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ МНЕ ЗАГАДАЛИ ЗАГАДКУ. ПРИЧЕМ НЕМЕДЛЕННО. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ СТАНУ ЖДАТЬ ДО ТОПИКИ, А ПОКОНЧУ СО ВСЕМИ НАМИ ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС.

Эдди, Сюзанна и Джейк посмотрели на Роланда, который по-прежнему сидел в своем кресле с самым что ни на есть безмятежным видом, сложив руки на коленях и глядя на карту маршрута в передней части салона.

– А пошел ты… – проговорил Роланд, не повышая голоса. Таким же тоном он мог бы сказать, что неплохо было бы послушать немного уэй-гог.

Из динамиков наверху сорвался потрясенный испуганный вздох. Это был Маленький Блейн.

– ЧТО ТЫ СКАЗАЛ? – проревел Блейн, не веря своим ушам. В предельной ярости голос его опять стал похож на голосок его маленького двойника, о существовании которого он даже и не подозревал.

– Я сказал, пошел ты… – спокойно повторил Роланд, – но если тебе непонятно, что я имею в виду, я могу выразиться по-другому. Нет. Мой ответ – нет.

10

Оба Блейна, Большой и Маленький, надолго замолчали, а когда Большой Блейн все же решил ответить, он ответил не с помощью слов. Вместо этого стены, пол и потолок салона снова стали бледнеть, обретая прозрачность. Уже через десять секунд салон для баронов исчез. Теперь поезд мчался сквозь горный кряж, который они видели на горизонте; голые серые скалы неслись на них с самоубийственной скоростью, но вскоре они расступились, и за ними открылись долины, бесплодные пустоши, по которым, как сухопутные черепахи, ползали какие-то гигантские жуки. Роланд увидел, как из пещеры выползло, извиваясь, нечто похожее на громадную змею. Ухватив одного из жуков, оно утащило его в свое логово. Роланд в жизни не видел таких существ. И такого пейзажа. Его всего аж передернуло. По спине побежал холодок. Местность казалась предельно враждебной, но дело было даже не в этом. Она казалась чужой – и была чужой, вот в чем дело. Как будто Блейн перенес их в какой-то совсем другой мир.

– МОЖЕТ БЫТЬ, СТОИТ ПОПРОБОВАТЬ СОЙТИ С РЕЛЬСА ЗДЕСЬ, – задумчиво произнес Блейн, но под кажущимся его спокойствием Роланд уловил нотки неистовой ярости.

– Может быть, – отозвался стрелок безразличным тоном.

Но на самом-то деле Роланду было вовсе не безразлично, и он понимал, что компьютер способен, проанализировав голос, проникнуть в истинные его чувства, – Блейн сообщил им, что располагает всем необходимым для этого оборудованием, и хотя Роланд не исключал и такую возможность, что компьютер способен солгать, в данном случае у него не было никаких причин для сомнений. Если Блейн уловил хотя бы малейшую напряженность в голосе стрелка, игра, вероятно, уже закончилась. Блейн – чертовски умная машина… но все-таки он машина. Вряд ли он способен понять, что человеческие существа иной раз решаются на поступки, против которых восстают их чувства и разум. Если, проанализировав голос стрелка, Блейн учует какие-то признаки страха, он скорее всего решит, что Роланд блефует. А такая ошибка может стоить им всем жизни.

– ТЫ НАХАЛЬНЫЙ И ГРУБЫЙ, – сообщил неожиданно Блейн. – С ТВОЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ, ЭТО, МОЖЕТ БЫТЬ, И ИНТЕРЕСНО, НО У МЕНЯ ЕСТЬ НА ЭТОТ СЧЕТ СВОЕ МНЕНИЕ.

Эдди не на шутку перепугался. Беззвучно, одними губами, он прошептал: «Что ты ДЕЛАЕШЬ?», но Роланд не обратил на него внимания; противостояние его с Блейном, похоже, достигло уже высшей точки, к тому же он прекрасно понимал, что делает.

– О-о, я могу быть еще грубее.

Роланд из Гилеада снял руки с колен и медленно поднялся с кресла, выпрямившись в полный рост. Он, казалось, стоял в пустоте, широко расставив ноги, уперев правую руку в бедро и держа левую на сандаловой рукояти револьвера. Он стоял так, как ему приходилось стоять много раз – на запыленных улицах сотни забытых селений, в каменистых каньонах, щедро обагренных человеческой кровью, в не поддающихся исчислению темных салунах, где всегда пахнет горьким ядреным пивом и застарелым, слегка подгоревшим жиром. Для него это была просто еще одна стычка с очередным противником на еще одной темной пустынной улице – и не более того. Но и этого было достаточно. Это кхеф, ка и ка-тет. Эти стычки, которые всегда были и будут, являлись сутью всей его жизни – той осью, вокруг которой вращалось его ка. То, что на этот раз, в этой схватке, вместо пуль будут слова, не имело значения; все равно битва ему предстоит не на жизнь, а на смерть. Витавший в воздухе запах смерти ощущался столь же отчетливо и определенно, как запах взорвавшегося болотного газа. А потом, как всегда, накатила волна боевого запала… алой ярости, поглощающей все… и Роланд весь преобразился. Он как будто шагнул за пределы возможного и перестал быть таким, каким они его знали.

– Я могу обозвать тебя бесчувственным, пустоголовым, взбалмошным и заносчивым механизмом. Я могу обозвать тебя глупым, безмозглым созданием, чей рассудок не более чем завывание зимнего ветра в дупле мертвого дерева.

– ПРЕКРАТИ.

Роланд продолжал говорить тем же спокойным и невозмутимым тоном, не обращая внимания на реплику Блейна:

– Но, к сожалению, я не могу тебе выдать по полной программе и нагрубить как положено, поскольку ты всего лишь машина… как говорит Эдди, «железка».

– Я НЕ ПРОСТО КАКАЯ-то ТАМ…

– Я, например, не могу обозвать тебя хренососом, потому как у тебя нет ни рта, ни того, что сосут. Я не могу, например, сказать, что ты гаже самого гадкого попрошайки из тех, что когда-либо ползали, пресмыкаясь, на брюхе, в сточных канавах самых грязных и мерзких улиц на свете, потому что даже такое отребье все-таки лучше тебя; у тебя нет колен, чтобы ползать на них, но даже если бы они у тебя и были, ты все равно бы не встал на колени, потому что тебе незнакомо само понятие о таком человеческом недостатке, как жалость. Я не могу даже послать тебя по матери, потому что у тебя ее не было.

Роланд умолк на мгновение, чтобы перевести дух. Эдди, Сюзанна и Джейк затаили дыхание. От гробового молчания Блейна в воздухе вдруг стало душно.

– Но зато я могу сказать, что ты бессердечное существо, вероломное и не заслуживающее доверия. У тебя был единственный друг, Патриция, и ты хладнокровно позволил ей покончить с собой. Ты – трус, который получает удовольствие, мучая одураченных и запутавшихся и убивая невинных, растерянный болтун, большой механический гоблин, который…

– ПРЕКРАТИ, Я ПРИКАЗЫВАЮ, ИНАЧЕ Я ВСЕХ ВАС УБЬЮ. СЕЙЧАС ЖЕ.

Глаза стрелка вспыхнули синим огнем, таким диким, таким неистовым, что Эдди невольно отпрянул. Сюзанна и Джейк аж рот открыли от изумления.

– Убивай, если хочешь, только не смей мне приказывать! – прорычал Роланд. – Ты забыл лица тех, кто создал тебя! А теперь либо убей нас, как ты грозишься, либо заткнись и слушай меня, Роланда из Гилеада, сына Стивена, стрелка и повелителя древних земель! Я прошел столько миль и прожил столько лет вовсе не для того, чтобы выслушивать твой детский лепет! Ты меня понял? Теперь ты будешь слушать МЕНЯ!

В воздухе повисла напряженная тишина. Все затаили дыхание. Роланд угрюмо смотрел прямо перед собой, высоко подняв голову и держа руку на рукояти револьвера.

Сюзанна поднесла руку ко рту и нащупала на губах улыбку – так женщина безотчетно поправляет новый, несколько для нее непривычный предмет туалета, например шляпку, проверяя, хорошо ли она сидит. Она опасалась, что эти мгновения – последние в ее жизни, но преобладающим чувством из переполнявших ее сейчас был почему-то не страх, а гордость. Бросив взгляд влево, она увидела, что Эдди во все глаза смотрит на Роланда и тоже улыбается. Джейк глядел на Роланда с совершенно определенным выражением: это было простое и искреннее обожание в чистом виде.

– Скажите ему! – выдохнул Джейк. – Так его!

– Я бы тебе посоветовал слушать внимательно, Блейн, – сказал Эдди. – Он еще и не на такое способен. Не зря же его называли Бешеным Псом из Гилеада.

Молчание затянулось опять. Наконец Блейн спросил:

– ТЕБЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК НАЗЫВАЛИ, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА?

– Может, и так, – согласился Роланд, спокойно стоя в бесплотном пространстве над безжизненными холмами.

– А КАКОЙ МНЕ ОТ ВАС ПРОК, ЕСЛИ НЕ БУДЕТ ЗАГАДОК? – Теперь в голосе Блейна явственно сквозили интонации капризного, надувшегося ребенка, засидевшегося допоздна, поскольку мама с папой ему разрешили лечь спать чуть попозже.

– Почему же не будет? Я этого не говорил, – отозвался Роланд.

– НЕТ? – переспросил Блейн в явном недоумении. – ЧТО-ТО Я НЕ ПОНИМАЮ, ХОТЯ АНАЛИЗ ГОЛОСОВЫХ МОДУЛЯЦИЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О ПРАВДИВОСТИ СКАЗАННОГО. ПРОШУ ПОЯСНИТЬ.

– Ты сказал, что хочешь загадки немедленно, – объяснил стрелок. – Когда я сказал «нет», я имел в виду только то, что загадки пока подождут, а не то, что мы вообще их не будем загадывать. А ты в своем нетерпении повел себя просто неподобающе.

– НЕ ПОНИМАЮ.

– Ты вел себя грубо. Это-то ты понимаешь?

Блейн на мгновение задумался.

– ЕСЛИ Я НАГРУБИЛ ТЕБЕ, Я ПРИНОШУ СВОИ ИЗВИНЕНИЯ.

– Я принимаю их, Блейн. Но проблема не в этом.

– ОБЪЯСНИ.

Теперь в голосе Блейна явственно слышались нотки некоторой неуверенности в себе, и Роланда это не удивило. Уже много лет этот компьютер не сталкивался с проявлениями человеческого характера, если, конечно, не брать в расчет невежество, дикость и суеверное раболепие. Если ему и приходилось встречаться с простой человеческой смелостью, то это было давным-давно.

– Верни стены, и я объясню. – Роланд спокойно сел в кресло, как будто о дальнейших препирательствах – не говоря уже о перспективе немедленной смерти – не могло быть и речи.

Блейн безропотно подчинился. Стены вновь потеряли прозрачность. Кошмарный пейзаж исчез. Зеленая точка на карте маршрута мигала уже совсем рядом с кружком с надписью «Кандлтон».

– Вот так-то лучше, – сказал Роланд. – Грубость – порок простительный, Блейн; меня так учили в детстве, обычная, грубая глина высыхает в формах, которые придает ей рука ваятеля. Но меня также учили, что глупость прощать нельзя.

– В ЧЕМ БЫЛА МОЯ ГЛУПОСТЬ, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА? – В тихом голосе Блейна сквозила угроза. Сюзанне внезапно представилась кошка, затаившаяся у мышиной норы: хвост подергивается из стороны в сторону, зеленые глаза горят.

– Тебе кое-что нужно, у нас это есть, – пояснил Роланд, – мы готовы с тобой поделиться тем, что ты хочешь. А что ты нам предлагаешь взамен? Смерть. Это очень глупо.

Тишина воцарилась надолго: Блейн размышлял над услышанным.

– ТЫ ВСЕ ВЕРНО СЕЙЧАС СКАЗАЛ, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА, – наконец промолвил он. – НО ЕЩЕ НЕИЗВЕСТНО, КАКИЕ У ВАС ЗАГАДКИ. БЫТЬ МОЖЕТ, ДУРАЦКИЕ. А Я НЕ НАМЕРЕН ДАРИТЬ ВАМ ЖИЗНЬ В ОБМЕН НА ДУРАЦКИЕ ЗАГАДКИ.

Роланд кивнул.

– Я тебя понимаю, Блейн. Теперь послушай меня и тоже попытайся понять. Моим друзьям я уже кое-что из этого рассказывал. Когда я был еще маленьким, у нас, в феоде Гилеад, каждый год проходило семь больших ярмарок: в честь Зимы, в честь Широкой Земли, на Первый Сев, Летнее Солнцестояние, в честь Полной Земли, Первой Жатвы и Конца Года. Состязание по загадкам проводилось на каждой ярмарке, и это было большое событие всегда, но особенно на ярмарках в честь Широкой и Полной Земли, потому что считалось, что загаданные там загадки влияют на рост посевов: если они хороши, урожай тоже будет хорошим, если они так себе, то и жатва потом будет скудной.

– ЭТО ВСЕ СУЕВЕРИЕ, НЕ ИМЕЮЩЕЕ ПОД СОБОЙ НИКАКОГО ФАКТИЧЕСКОГО ОСНОВАНИЯ, – заметил Блейн. – МЕНЯ ПОДОБНЫЙ ПОДХОД ПРОСТО БЕСИТ.

– Ну да, суеверие, я согласен, – сказал Роланд, – но ты бы очень удивился, узнав, насколько точно загадки предсказывали урожай. Вот, например, разгадай мне такую, Блейн: на бал кони ходят?

– СТАРО И К ТОМУ ЖЕ НЕ ОЧЕНЬ-то ИНТЕРЕСНО, – мгновенно ответил Блейн, хотя, чувствовалось, он все равно был рад, что ему загадали хоть какую-то загадку и дали возможность ее разгадать. – НА БАЛКОНЕ ХОДЯТ. ЗАГАДКА ОСНОВАНА НА ФОНЕТИЧЕСКОМ СОЗВУЧИИ. ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА ПОДОБНОГО РОДА, ИЗВЕСТНАЯ НА УРОВНЕ, ГДЕ РАСПОЛОЖЕН ФЕОД НЬЮ-ЙОРК: ЧТО ДЕЛАЛ СЛОН, КОГДА ПРИШЕЛ НАПОЛЕОН?

– Эту я знаю, – подал голос Джейк. – Как раз в этом году нам ее загадала наша учительница по английскому. Когда слон пришел на поле, он щипал травку.

– ДА, – согласился Блейн. – ОЧЕНЬ ГЛУПАЯ ЗАГАДКА. ДУРАЦКАЯ.

– Хоть в одном я с тобой согласен, Блейн, старина, – сказал Эдди.

– Я ХОТЕЛ БЫ ПОСЛУШАТЬ ЕЩЕ О ЗАГАДКАХ НА ЯРМАРКАХ В ГИЛЕАДЕ, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА. МНЕ ИНТЕРЕСНО.

– Ровно в полдень на ярмарках в честь Широкой и Полной Земли соревнующиеся, от шестнадцати до тридцати человек, собирались в Зале Предков, который в честь такого события открывали для всех. Только в эти два дня в году простолюдинам – торговцам, фермерам, скотоводам – разрешалось входить в Зал Предков, и они приходили все.

Взгляд стрелка стал мечтательным и отрешенным; таким Джейк уже видел его – в той, другой, смутной жизни, – когда Роланд рассказывал, как однажды они с друзьями, Катбертом и Жами, тайком пробрались на балкон этого самого Зала, чтобы посмотреть на какой-то там ритуальный танец. Роланд поведал об этом Джейку, когда они поднимались в горы, преследуя Уолтера.

Мартен сидел рядом с моими родителями, – говорил тогда Роланд. – Я их узнал даже с такой высоты, а потом мать с Мартеном пошли танцевать… они танцевали, медленно кружась, и все расступились, освобождая им место, и аплодировали, когда танец закончился. Им все аплодировали. Но стрелки – нет…

Джейк с любопытством смотрел на Роланда, в который раз задаваясь вопросом, откуда же он появился, этот странный человек, такой спокойный и отрешенный. Откуда… и почему?

– В центре зала ставили большую бочку, – продолжал Роланд, – и каждый бросал туда кусочки коры с написанными на них загадками. Всякими разными: старыми, услышанными от родителей или дедов… или даже взятыми из книг… или же абсолютно новыми, придуманными специально для этого случая. Трое судей, один из которых обязательно был стрелком, после оглашения оценивали новые загадки, допуская к розыгрышу только те, которые сочли честными.

– ДА, ЗАГАДКИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ЧЕСТНЫМИ, – согласился Блейн.

– В общем, участники состязания отгадывали загадки, – продолжал стрелок, улыбаясь при воспоминании о тех днях, когда ему самому было столько же лет, сколько этому мальчику, который сидел сейчас рядом с ним, держа на коленях ушастика. – Час за часом. До вечера. Соревнующиеся выстраивались в линию в центре Зала Предков. Место каждого определялось по жребию, и поскольку места в конце очереди были значительно выгоднее, чем в начале, то каждый надеялся вытянуть больший номер, хотя это и не гарантировало победы. Для того чтобы стать победителем, нужно было разгадать загадку, и чаще всего не одну.

– КОНЕЧНО.

– Каждый мужчина или каждая женщина – потому что в числе лучших отгадчиков Гилеада были и женщины – подходили по очереди к этой бочке, доставали оттуда кусочек коры с загадкой и передавали его Мастеру. Мастер читал загадку, и если соревнующийся не отвечал на нее в течение трех минут, пока не кончится песок в песочных часах, он выбывал из состязания.

– И ТУ ЖЕ ЗАГАДКУ ЗАГАДЫВАЛИ СЛЕДУЮЩЕМУ ПРЕТЕНДЕНТУ?

– Да.

– ТО ЕСТЬ ОН, ТАКИМ ОБРАЗОМ, ПОЛУЧАЛ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ.

– Да.

– ПОНИМАЮ. ВОТ ЭТО КРУТО.

Роланд нахмурился.

– Круто?

– Он хочет сказать, забавно, – пояснила Сюзанна.

Роланд пожал плечами.

– Забавнее всего было зрителям, но участники соревнования воспринимали все это очень серьезно, и часто по окончании состязания, после вручения приза, у них возникали споры и даже стычки.

– А КАКОВ ЖЕ БЫЛ ПРИЗ?

– Гусь. Самый большой в феоде. И год за годом этого гуся уносил мой учитель Корт.

– НАВЕРНОЕ, ОН БЫЛ ВЕЛИКИМ ОТГАДЧИКОМ, – заметил Блейн уважительно. – ЖАЛЬ, ЧТО ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ.

Ты как будто мои мысли читаешь, подумал Роланд.

– А теперь я хочу сделать тебе одно предложение, – сказал он.

– Я ТЕБЯ СЛУШАЮ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА.

– Пусть оставшиеся до Топики часы станут как бы нашей ярмаркой. Ты не будешь загадывать нам загадки, потому что, как я понимаю, тебе интересно услышать новые, а не пересказывать старые, которые ты уже знаешь…

– ВСЕ ВЕРНО.

– Все равно мы не решили бы и половины твоих загадок, – продолжал Роланд. – Я уверен, ты знаешь немало таких, на которых срезался бы даже Корт, если бы вытащил их из бочки. – На самом деле стрелок был уверен, что Корту любая загадка была по силам, но время махать кулаками прошло, настало время протянуть раскрытую ладонь.

– КОНЕЧНО, – скромно согласился Блейн.

– Так вот, я предлагаю, чтобы в качестве приза у нас был не гусь, а наши жизни, – сказал Роланд. – Пока мы едем, мы будем загадывать тебе загадки, Блейн. Если к тому моменту, когда мы прибудем в Топику, ты разгадаешь их все до единой, тогда можешь исполнить свой первоначальный замысел и убить себя вместе с нами. Это будет твой гусь. Но если мы выиграем у тебя… если найдется такая загадка, в книге ли Джейка, в голове ли кого-то из нас, которую ты разгадать не сможешь… ты отвезешь нас в Топику и выпустишь, чтобы мы шли своей дорогой. Это будет наш гусь.

Тишина.

– Ты меня понял?

– ДА.

– Ты согласен?

Опять тишина. Эдди застыл в напряженной позе, обнимая Сюзанну за плечи и глядя на потолок салона для баронов. Сюзанна безотчетно провела левой рукой по своему животу. Она думала о своем секрете, который, по всей видимости, созревал внутри. Джейк легонько поглаживал Ыша по спинке, стараясь не задевать участки, покрытые корками спекшейся крови, – места, куда его били. Они молча ждали, пока Блейн – настоящий Блейн, оставшийся далеко позади, живущий своей псевдожизнью под городом, все население которого он сам же и уничтожил, – раздумывал над предложением Роланда.

– ДА, – наконец вымолвил Блейн. – Я СОГЛАСЕН. ЕСЛИ Я ОТГАДАЮ ВСЕ ВАШИ ЗАГАДКИ, Я ЗАБЕРУ ВАС С СОБОЙ В ТО МЕСТО, ГДЕ НА ПОЛЯНЕ КОНЧАЕТСЯ ПУТЬ.

ЕСЛИ ЖЕ КТО-то ИЗ ВАС ЗАГАДАЕТ ЗАГАДКУ, КОТОРУЮ Я НЕ СМОГУ РАЗГАДАТЬ, Я СОХРАНЮ ВАМ ЖИЗНЬ И ОТВЕЗУ В ТОПИКУ, ГДЕ ВЫ СПОКОЙНО СОЙДЕТЕ С ПОЕЗДА И ОТПРАВИТЕСЬ ДАЛЬШЕ НА ПОИСКИ ТЕМНОЙ БАШНИ. Я ПРАВИЛЬНО ПОНЯЛ УСЛОВИЯ ТВОЕГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА?

– Да.

– ХОРОШО, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА.

– ХОРОШО, ЭДДИ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.

– ХОРОШО, СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.

– ХОРОШО, ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА.

– ХОРОШО, ЫШ ИЗ СРЕДИННОГО МИРА.

При звуке своего имени Ыш на мгновение приподнял мордочку.

– ВЫ – КА-ТЕТ: ЕДИНСТВО ИЗ МНОЖЕСТВА. Я ТОЖЕ. ЧЕЙ КА-ТЕТ СИЛЬНЕЕ – ЭТО НАМ И ПРЕДСТОИТ СЕЙЧАС ВЫЯСНИТЬ.

Он на мгновение умолк. В тишине раздавался лишь гул моторов, несущих их через Бесплодные земли к Топике – к тому самому месту, где кончался Срединный мир и начинался Крайний.

– ИТАК, – торжественно провозгласил Блейн, – ЗАБРАСЫВАЙТЕ ВАШИ СЕТИ, СКИТАЛЬЦЫ. ИСПЫТАЙТЕ МЕНЯ – ЗАГАДЫВАЙТЕ СВОИ ЗАГАДКИ. ПУСТЬ СОСТЯЗАНИЕ НАЧНЕТСЯ.

Послесловие автopa