— Это город, набитый грешниками, и грех — болезнь этого города. Содом и Гоморра в одном флаконе, ожидающий Бога-бомбы, которая обязательно упадет с небес, скажите аллилуйя, скажите, любимый Иисус, и не забудьте аминь. Но вот это место — хорошее. Хорошее место. Вы, парни, это чувствуете?
— Да, — ответил Джейк.
— Аминь. Я думал, это ощущение исчезнет, когда они срыли маленький магазинчик деликатесов, который стоял здесь многие годы тому назад. Но не исчезло. Эти ангельские голоса…
— То говорит Ган по всему Лучу, — прервал его Джейк.
Каллагэн повернулся к нему и увидел, что голова мальчика чуть склонилась набок, а по лицу разлито спокойствие заколдованного (или загипнотизированного).
— То говорит Ган, — продолжил Джейк, — голосом кан-калах, которых иногда называют ангелами. Ган противостоит кан-той; веселым сердцем безвинного он противостоит Алому Королю и самой Дискордии.
Каллагэн смотрел на него широко раскрытыми глазами, испуганными глазами, но Харриган лишь кивнул, словно слышал эту версию раньше. Может, действительно слышал.
— После сноса магазинчика здесь долго оставался пустырь, а потом на нем построили вот этот небоскреб. «Хаммаршельд-Плаза-2». И я подумал: «Что ж, если строительство положит конец пению, я уеду, ибо хватка Сатаны крепка, а его копыта оставляют в земле глубокие следы, тогда ни один цветок не будут цвести и не взойдет ни одно зернышко». Вы можете сказать сии-лах? — он вскинул руки, крепкие, узловатые, стариковские, чуть трясущиеся (начальная стадия болезни Паркинсона) руки, поднял лицо к небу, вознося хвалу и признавая свою ничтожность. — Однако, она поет, — и он опустил руки.
— Силах, — пробормотал Каллагэн. — Ты говоришь правильно, мы говорим, спасибо тебе.
— Это цветок, — продолжил Харриган. — Однажды я вошел туда, чтобы посмотреть. В вестибюле кто-то сказал аллилуйя, я сам сказал это в вестибюле между дверями и лифтами, которые уносили людей на верхние этажи, где зарабатывается Бог знает сколько денег, и вот там я увидел маленький садик, залитый лучами солнца, падающими через высокие окна, садик за канатами из красного бархата, с табличкой, на которой я прочитал: «ОТ „ТЕТ КОРПОРЕЙШН“ В ЧЕСТЬ СЕМЬИ ЛУЧА И В ПАМЯТЬ О ГАЛААДЕ».
— Правда? — лицо Джейка осветила счастливая улыбка. — Вы так говорите, сэй Харриган?
— Мальчик, если я лгу, то умру прямо сейчас. Бог-бомба! И посреди этого садика, среди всех этих цветов, там растет одна-единственная дикая роза, такая красивая, что, увидев ее, я заплакал, как плакали у вод Вавилона, великой реки, которая течет по Сиону. И люди, которые приходили и уходили из этого места, с брифкейсами, набитыми сатанинскими бумагами, многие из них тоже плакали. Плакали и шли заниматься своими богоненавистными делами, словно и не знали о том, что плачут.
— Они знали, — мягко возразил Джейк. — И вот что я насчет этого думаю, мистер Харриган. Я думаю, роза — это секрет, который хранят их сердца, и если кто-то попытается ей угрожать, большинство из них встанет на ее защиту, будут сражаться за нее, даже умрут, — он посмотрел на Каллагэна. — Отец, нам пора идти.
— Да.
— Неплохая идея, — согласился Харриган, — ибо я вижу, что патрульный Бензик возвращается сюда, и будет лучше, если вы уйдете до того, как он здесь появится. Я рад, что твоему мохнатому другу не причинили вреда, сынок.
— Спасибо, мистер Харриган.
— Восславим Господа, он такая же собака, как и я, не так ли
— Да, сэр, — Джейк широко улыбнулся.
— Остерегайтесь той женщины, парни. Она заговорила в моей голове, я называю это колдовством. И она — раздвоенная.
— Твим значит два, ага, — кивнул Каллагэн, а потом (даже не подумав о том, что делает, рука двигалась сама по себе) осенил проповедника крестным знамением.
— Спасибо тебе за твое благословение, небесное или нет, — поблагодарил его Эрл Харриган, несомненно, тронутый до глубины души, а потом повернулся к приближающемуся сотруднику полиции Нью-Йорка и радостно воскликнул: «Патрульный Бензик! Рад снова увидеть вас, и на вашем воротнике капелька джема, восславим Господа!»
И пока патрульный Бензик чистил воротник форменной рубашки, Джейк и Каллагэн быстренько покинули угол Второй авеню и Сорок шестой улицы.
— Ва-а-ау! — выдохнул Джейк, когда они подошли к ярко освещенному козырьку перед входом в отель. Из белого лимузина, в два раза длиннее любого из тех, которые доводилось видеть Джейку (а лимузинов он навидался, когда отец однажды взял его с собой на торжественную церемонию вручения премий «Эмми» [201]), выгружались смеющиеся мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Казалось, их поток никогда не иссякнет.
— Да, действительно, — кивнул отец Каллагэн. — Все равно, что попасть на русские горки, не так ли?
— Мы вообще не должны были попасть сюда, — заметил Джейк. — Это работа Роланда и Эдди. Предполагалось, что мы отправимся на встречу с Келвином Тауэром.
— Значит, что-то думало иначе.
— А следовало подумать дважды, — мрачно бросил Джейк.
— Мальчик и священник, с одним пистолетом на двоих? Должно быть, кто-то у нас большой шутник. И каковы наши шансы, если в «Дикси-Пиг» мы найдем толпу вампиров и «низких людей», которые собрались там, чтобы отметить свой выходной день?
Каллагэн не ответил, хотя сама мысль о том, что им придется спасать Сюзанну из «Дикси-Пиг», приводила в ужас.
— Что ты такое говорил насчет Гана?
Джейк покачал головой.
— Понятия не имею, с трудом вспоминаю, что сказал. Думаю, это как-то связано с прикосновениями, отец. И вы знаете, от кого я мог это почерпнуть?
— От Миа?
Мальчик кивнул. Ыш трусил рядом с ним, его удлиненная мордочка едва не касалась голени Джейка.
— И я «увидел» кое-что еще. Чернокожего мужчину в тюремной камере. Работало радио, сообщая ему, что все эти люди мертвы: братья Кеннеди, Мэрилин Монро, Джордж Харрисон, Питер Селлерс, Ицхак Рабин, кем бы он ни был. Я думаю, это тюрьма в городе Оксфорд, штат Миссисипи, где какое-то время держали Одетту Холмс.
— Но ты видел мужчину. Не Сюзанну, а мужчину.
— Да, с щеточкой усов и в забавных маленьких очках с золотой оправой, как у волшебника в сказке.
Они остановились у границы светового круга под козырьком. Швейцар в зеленой униформе сильно дунул в серебристый свисток, подзывая такси.
— Ты думаешь, это Ган? Чернокожий мужчина в тюремной камере — Ган?
— Не знаю, — Джейк раздраженно мотнул головой. — Что-то там было и насчет «Догана», все смешалось.
— И ты узнал все это посредством прикосновений?
— Да, но не от Миа, или Сюзанны, или меня, или вас. Я думаю… — Джейк понизил голос. — Я думаю, нам бы лучше понять, кто такой этот чернокожий мужчина и что он для нас значит, потому что «увиденное» мною, возможно, идет из самой Темной Башни, — он пристально посмотрел на Каллагэна. — В каких-то реальностях мы подошли к ней совсем близко, вот почему ка-тету столь опасно разделяться.
— В каких-то реальностях мы, должно быть, уже на пороге.
Джейк легко и естественно взял инициативу на себя, как только вышел из вращающихся дверей с Ышом на руках, а потом опустил ушастика-путаника на выложенный мраморными плитами пол вестибюля. По мнению Каллагэна, мальчик даже не думал о том, что взваливает на себя бремя лидерства, и решил, что оно и к лучшему. Если бы он отдавал себе в этом отчет, его уверенность могла дать сбой.
Ыш осторожно понюхал собственное отображение в одной из стен зеленого стекла, потом последовал за Джейком к регистрационной стойке, его когти едва слышно постукивали по белым и черным квадратам. Каллагэн держался чуть сзади, понимая, что попал в будущее, и стараясь не таращиться по сторонам.
— Она была здесь, — обернулся к нему Джейк. — Отец, я буквально вижу ее. Их обеих, ее и Миа.
Прежде чем Каллагэн успел ответить, Джейк уже подошел к регистрационной стойке.
— Прошу прощения, мэм. Меня зовут Джейк Чеймберз. Нет ли у вас для меня письма, посылки или чего-то еще? Скорее всего, от Сюзанны Дин, а может, от мисс Миа.
Женщина несколько мгновений с сомнением смотрела на Ыша. Ушастик-путаник — на нее, с веселой улыбкой, открывающей слишком уж много зубов. Возможно, зубы эти вызвали у женщины чувство тревоги, потому что она, нахмурившись, оторвала взгляд от Ыша и посмотрела на монитор компьютера.
— Чеймберз? — переспросила она.
— Да, мэм, — интонации голоса Джейка однозначно указывали на привычность общения со взрослыми. Джейк давно уже так не говорил, но прежние навыки никуда не делись, вот он ими и воспользовался.
— У меня есть кое-что для тебя, но не от женщины. От Стивена Кинга, — она улыбнулась. — Полагаю, это не тот знаменитый писатель? Или ты с ним знаком?
— Нет, мэм, — ответил Джейк, искоса глянув на Каллагэна. Оба до недавнего времени слыхом не слыхивали о Стивене Кинге, но Джейк понимал, почему при упоминании этого имени его спутника прошибал холодный пот. На этот раз, правда, лоб Каллагэна не заблестел, но губы превратились в тонкую полоску.
— Что ж, полагаю, это достаточно распространенные имя и фамилия, не так ли? — продолжила женщина за стойкой. — Возможно, в Соединенных Штатах полным полно нормальных Стивенов Кингов, которые мечтают, что он… ну, не знаю… перестал писать, — она нервно рассмеялась, и Каллагэн задался вопросом, а чего она так разволновалась? Может, из-за Ыша, который мог сойти за собаку разве что на первый взгляд. Возможно, решил он, но, скорее всего, причина не в Ыше, а в Джейке. Что-то в нем шептало: опасность. Может, даже стрелок. Безусловно, чувствовалось в нем что-то особенное, выделяющее среди мальчиков его возраста. Еще как выделяющее. Каллагэн вспомнил, как Джейк выхватил «ругер» из самодельной кобуры и сунул под нос бедолаги-таксиста. «Ты говоришь мне, что ехал слишком быстро и едва не раздавил моего друга? — кричал он, а лежащий на спусковом крючке указательный палец побелел от напряжения. — Ты говоришь мне, что не хочешь умереть на улице с дыркой в голове?»