На запястьях Амелии звенели браслеты, а верхнюю часть ушей обрамляли золотые заколки для волос — по пять над каждым ухом.
— Мне тоже очень приятно, Амелия. Это мой сын Кори.
— О, тот самый молодой человек! — Все внимание Амелии Дамаронд теперь было приковано ко мне. Воздух вокруг негритянки как будто был насыщен электричеством: от ее пристального взгляда я ощутил проскочивший меж нами разряд. — Очень приятно познакомиться с вами. Это мой муж, Чарльз.
Здоровенный негр благосклонно кивнул нам. Голова Амелии едва доставала ему до подмышек.
— Мы ведем хозяйство в доме Леди, — объяснила нам Амелия.
— Понимаю, — отозвалась мама.
Она по-прежнему крепко сжимала мою руку, а я вертел головой, озираясь по сторонам. Странная вещь воображение! Оно выдумывает паутину там, где нет пауков, создает темноту там, где сияет яркий свет. Гостиная Леди ничем не напоминала храм почитателей дьявола — ни черных кошек, ни котлов с кипящим варевом. Обычная комната с софой и креслами, небольшим столиком с безделушками, несколькими книжными полками и написанными яркими красками картинами в рамках на стенах. Одна из них особенно привлекла мое внимание: на ней было изображено лицо бородатого темнокожего человека. Глаза его были закрыты в страдании или исступлении, на голове — терновый венец.
До той поры я ни разу не видел изображений черного Иисуса: он не только ошеломил меня, но и открыл в моем сознании такие потаенные уголки, куда раньше не проникал свет.
Неожиданно из прихожей в гостиную вошел Человек-Луна. Увидев его так близко, мы с мамой разом вздрогнули. На нем была голубая рубашка с закатанными рукавами и черные брюки на подтяжках. Нынешним вечером на его запястье были только одни часы, а вместо обычной толстой цепочки с массивным позолоченным распятием в вороте рубашки виднелся белый краешек футболки. На Человеке-Луне не было и привычного цилиндра, две выделяющиеся пятнами половинки его лица, бледно-желтая и цвета черного дерева, сходились на макушке в шапке легкого белого пуха. Седая остроконечная бородка слегка закручена вверх. Темные, в сеточке морщинок глаза Человека-Луны сначала остановились на маме, потом скользнули по мне, после чего он улыбнулся нам и кивнул. Подняв вверх тонкий палец, он жестом пригласил нас за собой в коридор.
Пришла пора встретиться с Леди.
— Госпожа не очень хорошо себя чувствует, — объяснила Амелия. — Доктор Пэрриш прописал ей витамины.
— Надеюсь, ничего серьезного? — участливо спросила мама.
— От дождя она застудила легкие. В сырую погоду Леди всегда неважно себя чувствует, но теперь, когда солнце вернулось, ей постепенно становится лучше.
Мы подошли к двери, и Человек-Луна, ссутуливший свои худые плечи, отворил ее. Запахло фиалками.
Первой в дверь заглянула Амелия.
— Мэм, ваши гости пришли.
Внутри комнаты зашуршали простыни.
— Пожалуйста, — донесся тихий и дрожащий старческий голос, — попросите их войти.
Мама сделала глубокий вдох и шагнула в комнату. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней: мою руку она так и не отпустила. Человек-Луна остался в коридоре, а Амелия нежно проворковала нам вдогонку:
— Если вам что-то понадобится, позвоните мне.
И аккуратно закрыла за нами дверь.
Мы увидели Леди.
Она возлежала на металлической кровати, выкрашенной белой эмалью, опираясь на парчовую подушку, по грудь укрытая белой простыней. Стены спальни были оклеены обоями с густыми переплетениями веток и зеленой листвы, и если бы не деликатное гудение вентилятора, можно было бы подумать, что мы очутились в гуще экваториальных джунглей. Рядом с кроватью на столике горела лампа, там же лежали стопкой газеты и книги, а также очки в проволочной оправе, так чтобы Леди могла легко дотянуться до них.
Несколько мгновений она молча рассматривала нас, а мы ее. На фоне белоснежных простыней ее изрезанное морщинами лицо выделялось каким-то иссиня-черным пятном. Она напоминала одну из тех самодельных кукол с головами из яблок, чьи лица быстро сморщиваются под лучами жаркого полуденного солнца. Мягкое облако волос Леди было белее снега, который я соскребал пригоршнями с труб ледника. На ней была голубая сорочка с бретельками на худеньких плечах. Ключицы так выпирали из-под кожи, что создавалось впечатление, будто это причиняет ей боль. Скулы тоже были так невероятно остры, что казалось, ими можно было разрезать персик. Сказать по правде, Леди выглядела как обычная худая, как тростник, дряхлая от старости негритянка, чья голова слегка дрожит от старческой немощи.
Но глаза ее были пронзительно зелеными.
Я говорю не о старческой зелени, а о том бледно-изумрудном оттенке драгоценного камня, за которым мог бы охотиться Тарзан в каком-нибудь затерянном африканском городе. Глаза Леди лучились внутренним огнем, когда-то давно пойманным ею и укрощенным. Глядя в эти глаза, легко было поверить, что у вас больше нет от них никаких секретов, что вас только что вскрыли, словно банку сардин, и вы лишились чего-то сокровенного. Но сами вы ничего не имели против, даже испытывали от этого удовольствие, словно вам этого хотелось. Ни до, ни после встречи с Леди я не встречал таких глаз. Ее глаза пугали меня, но я не мог от них оторваться, так они были прекрасны, сродни красоте свирепого зверя, с которым ни на мгновение нельзя терять осторожность.
Леди закрыла и снова открыла глаза. На ее сморщенных губах появилась легкая улыбка. Зубы ее казались хорошими, хотя наверняка были вставными.
— Вы оба прекрасно выглядите, — наконец проговорила она чуть дрожащим голосом.
— Благодарю вас, мэм, — выдавила из себя мама.
— Ваш муж не захотел прийти?
— Э-э-э, нет… он сегодня не смог, по радио транслируют важный бейсбольный матч.
— Он именно так это объяснил? — Леди подняла одну белую бровь.
— Э-э-э… не совсем понимаю, что вы имеете в виду?
— Дело в том, — объяснила Леди, — что некоторые люди меня боятся. Можете в это поверить? Они боятся старуху, которой вот-вот стукнет сто шесть лет! Боятся ту, что даже ложку поднести ко рту не может без посторонней помощи. Вы очень любите своего мужа, миз Маккенсон?
— Да, конечно. Я очень его люблю.
— Это хорошо. Настоящая любовь поможет вам преодолеть все невзгоды. А вам, милая, прежде чем вы доживете до моих лет, предстоит испытать немало невзгод, уж поверьте мне, старухе.
Взгляд пугающих и одновременно прекрасных изумрудных глаз на сморщенном лице, словно вырезанном из черного дерева, остановился на мне.
— Здравствуй, мальчик, — приветствовала меня Леди. — Надеюсь, ты не отлыниваешь от домашних дел и помогаешь маме?
— Да, — ответил я. Язык отказывался мне служить.
— Ты вытираешь тарелки? Убираешь у себя в комнате? Подметаешь крыльцо?
— Да, мэм.
— Что ж, хорошо. Хотя могу поспорить, что ты никогда не пользовался метлой так, как решил сделать это в доме Нилы Кастайл, верно?
Я с трудом сглотнул. Теперь и я, и мама знали, о чем пойдет речь.
Леди улыбнулась нам.
— Жаль, что меня там не было. Хотелось бы с ним повидаться.
— Это Нила Кастайл вам все рассказала? — спросила мама.
— Да, она. А кроме того, я долго разговаривала с маленьким Гэвином.
Глаза Леди больше не отпускали меня ни на минуту.
— Вы спасли Гэвину жизнь, молодой человек, вот так. Знаете ли вы, что это означает для меня?
Я отрицательно помотал головой.
— Мать Нилы была моей хорошей подругой, упокой, Господи, ее душу. Можно сказать, что я была приемной матерью Нилы. А Гэвина я всегда считала своим внуком. Гэвина впереди ждет долгая жизнь. Благодаря тебе, Кори, он получил такую возможность.
— Я просто испугался… что Мозес меня съест, — ответил я.
Леди рассмеялась:
— И поэтому ты напал на него с метлой! Господи, господи! Он слишком возомнил о себе, решил, что может запросто выбраться из реки и зайти в любой дом, если ему вдруг захочется есть. Но ты накормил его досыта, это уж точно!
— Он съел собаку, — сказал я.
— Еще бы, в этом он мастер! — Смех Леди затих. Потом она переплела свои худые пальцы на животе и взглянула на маму.
— Вы были очень добры к Ниле и ее отцу. Вот почему с этих пор, если, не дай бог, у вас в доме что-то сломается, вы можете позвонить мистеру Лайтфуту, и он все починит бесплатно. Ваш мальчик спас жизнь Гэвину. И я хочу его как-нибудь отблагодарить, сделать ему подарок. Конечно, если вы не против.
— В этом совершенно нет необходимости.
— Нет, необходимость в этом есть, — возразила Леди. В ее голосе прозвучала нотка раздражения, и мне стало ясно, что в молодости она была дьявольски своенравна. — И я сделаю это.
— Тогда хорошо, я согласна, — ответила явно напуганная мама.
— Итак, молодой человек, — спросила Леди, вновь переводя на меня взгляд, — что бы вам хотелось получить в подарок?
Да, действительно, было о чем подумать.
— Все, что захочу? — переспросил я.
— В пределах разумного, — подала голос мама.
— Все, что угодно, — ответила Леди.
Я еще немного подумал, хотя ответ напрашивался сам собой.
— Велосипед. Совсем новый, который никому до меня не принадлежал.
— Так, — проговорила Леди и кивнула. — Новый велосипед. Очень хорошо. С фарой?
— Да, мэм.
— И с гудком?
— Это было бы здорово, — ответил я.
— Он должен быть быстрым? Быстрее кошки, когда та взбирается на дерево?
— Да, мэм.
Я уже весь дрожал от возбуждения.
— Конечно, я именно такой и хотел бы!
— Тогда ты его получишь! Как только я смогу поднять свои старые кости с постели.
— Мы очень вам благодарны за такое внимание, — сказала мама. — Значит, мы с отцом Кори можем зайти в магазин и выбрать велосипед?
— Велосипед, о котором идет речь, в магазине не продается, — оборвала маму Леди.
— Прошу прощения? — удивилась мама.
— Этот велосипед в магазине не продается, — повторила Леди и немного помолчала, дожидаясь, пока смысл сказанного дойдет до моей мамы. — Те велосипеды, что продаются в магазинах, недостаточно хороши. Ведь вам, молодой человек, нужен