Взгляд, которым она тогда меня прожгла, так сильно меня напугал, что я выбежала из примерочной, не дождавшись ответа. Некоторые из собранных мной кубиков с размером все еще были у меня в карманах. Когда я нащупала их, у меня появилась идея. Я нашла платье, больше всего понравившееся матери, встала на цыпочки, чтобы достать двенадцатый размер, а затем поменяла зеленый кубик на вешалке на оранжевый. Я побежала назад в примерочную.
– Но, может, это подойдет? – сказала я, протягивая его обеими руками, как тканевой дар. – Оно красиво на тебе смотрелось.
Она выхватила у меня платье и начала его натягивать. Когда я полностью застегнула молнию у нее на спине, она улыбнулась себе в зеркале. А потом улыбнулась мне.
Я не знаю, смотрела ли Нэнси на вшитый в то платье ярлык с размером, или на другие в тех, что она купила в тот день. Мою мать всегда волновало только то, что снаружи, что видели другие и как они ее воспринимали. Я все еще думаю, что очень грустно так жить. Но в тот день мы еще раз зашли в детский отдел John Lewis и мать впервые купила мне такое же платье, как сестрам. Иногда вещи, расстраивающие одного человека, делают другого счастливым.
Нэнси снова подпевала радио по дороге домой. В багажнике ее маленького красного «Мини Купера» лежали большие пакеты, полные уцененных платьев. Все они были не того размера. Я никогда не рассказывала ей о своем поступке, потому что иногда сохранить секрет это самый добрый вариант. Я все еще помню, как она была счастлива, пока мы не увидели мальчика, идущего по прибрежной дороге в сторону Сигласса. Наверное, Конору тогда было лет тринадцать. Неловкий этап, когда он еще выглядел как ребенок, но начинал думать и вести себя как мужчина. Он хромал. Мать остановилась возле него и охнула, увидев его лицо. У него был синяк под глазом и рассеченная губа.
– Сиди здесь, – приказала она, дергая ручник, словно его нужно во всем винить.
Она вышла из машины и поспешила к Конору.
– Это сделал твой отец? – спросила Нэнси.
Вся наша семья знала об отце Конора и моя родители не одобряли вмешательства бабушки. Они считали, что она впустую растрачивает время и деньги, которые они считали своим наследством, пуская их на незнакомцев и реабилитацию отца Конора. Моя мать выжидала момент, когда найдутся доказательства ее правоты. Конор отвел взгляд и уставился на бухту Блексэнд внизу. Она попыталась снова, говоря немного мягче.
– Тебе не нужно это говорить, если не хочешь, но мне нужно знать, что произошло, Конор. Это сделал твой отец? Кивни или покачай головой.
Конор посмотрел на нее, но не двинул головой, даже не моргнул.
– Запрыгивай на заднее сиденье, – сказала она и он послушался, садясь рядом со мной. От него несло кровью и потом.
Нэнси ехала так быстро, что я порадовалась ее приказу нам с Конором пристегнуться. У нее было недовольное лицо и меня радовало, что в кои-то веки она злилась не на меня. Моя мать была вполне способна делать больно собственным детям за закрытыми дверями – пусть только словами – но она не выносила мысли о других детях, пострадавших от взрослых. Тормоза завизжали, когда мы подъехали к коттеджу отца Конора, который бабушка с любовью преобразила несколько лет назад. К сожалению, восстанавливать людей сложнее, чем места.
– Оставайтесь здесь, оба, – приказала Нэнси.
Она выбралась из безупречно чистой машины и цыкнула, увидев синее «Вольво» отца Конора. Оно было таким грязным, что я даже не могла разобрать номер, хоть мы припарковались прямо за ним.
– Однажды он кого-то убьет, ездя пьяным вдоль скалы, – пробормотала она, и я смотрела, прижавшись лицом к окну, как Нэнси прошагала к дому Конора. Я начала шептать про себя, ожидая, когда моя мать ударит, словно молния.
Раз Миссисипи… Два Миссисипи… Три Миссисипи…
Мне не пришлось долго ждать.
– Открой дверь ты, чертово позорище, – закричала Нэнси, колотя кулаком в дверь. – Может, ты и одурачил мою свекровь, но я знаю, что люди вроде тебя никогда не меняются. Твой сын сидит у меня в машине, выглядя сломленным, я думала, ты захочешь попрощаться перед тем, как я увезу его в Сигласс и убежусь, что ты никогда больше его не увидишь и не изобьешь.
К тому времени Нэнси влюбилась в Конора, как и остальные женщины Даркер. Мы хотели защитить его. Инстинктивно. Мы не думали ставить этот под вопрос и не знали, как это объяснить. Это как найти брошенного щенка – нельзя не захотеть защитить его и подарить ему дом.
Я посмотрела на Конора, но он уставился на пол машины, сжав руки в два маленьких кулака на коленях. Дверь коттеджа открылась и мое сердце забилось так быстро, что могло выскочить из груди. Тогда незнакомый мне мужчина появился в двери.
Он был похож на отца Конора, но, в то же время, нет. Мужчина, которого я видела раньше, зачастую был слишком худым, вонючим, грязным, в рваной одежде, с бородой и длинными волосами. Этот мужчина стоял с ровной спиной, держа голову высоко. Его волосы были аккуратно подстрижены, лицо начисто выбрито. Он набрал вес и выглядел, словно занимался спортом, а одет был в чистую одежду. Я помню, что на его штанах и рубашке было до смешного много карманов, и я задумалась, что он в них хранил. Он скрестил свои загорелые руки на груди и улыбнулся. Мир будто перевернулся вверх дном. Моя мать – считавшая себя героем этой истории – превратилась в сквернословящую и агрессивную женщину, а злодей стал спокойным, вежливым и симпатичным мужчиной.
– Здравствуйте, миссис Даркер, – сказал он, а затем пригласил нас войти.
Оказалось, отец Конора не начал снова пить. Или бить сына. Я наблюдала, как он очень медленно делал чай. Он выглядел как мужчина, который никогда ни с чем не спешил. Несмотря на медлительность, мистер Кеннеди наладил свою жизнь и работал главным садовником на территории Национального фонда в нескольких милях от дома. Это звучало хорошо, как по мне, но Конор говорил, что его отец всегда безрассудно относился к работе и зачастую терял ее. Даже до смерти матери.
Оказалось, что сам Конор был немного безрассудным. У него были проблемы в школе и в тот день он подрался с мальчиком на три года старше него. Я узнала позже, что тот мальчик распространял слухи о Лили и Роуз, а Конор их защищал. Лили – обожавшая Пасху из-за изобилия шоколада – пообещала позволить местным мальчикам заглянуть ей в трусы в обмен на шоколадное яйцо. Чем больше яйцо, тем дольше можно смотреть. Ей было двенадцать. Это стало только началом дурной репутации моей сестры в бухте Блексэнд. Моя мать, к счастью, так и не узнала правду.
Отец Конора открыл аптечку, привел в порядок лицо сына, а потом подал нам чай с печеньем на кухне. Дом был таким же чистым и ухоженным, как его владелец, и было странно видеть, как моя мать не знает, что сказать. И еще более странно слышать ее извинения.
– Мне так жаль, я просто подумала…
– Ничего, я бы тоже так подумал, – сказал мистер Кеннеди с вежливой улыбкой. – Я был сломлен после смерти жены, и я сожалею обо всем, что пришлось увидеть вашей семье. Это был не я, не настоящий я. Я все еще скорбею, но теперь чувствую себя намного лучше. Я так благодарен за все, что ваша свекровь сделала для меня и моего сына в тяжелые времена. Я даже начал об этом писать.
– Книгу?
– Возможно. Я еще не решил и не знаю, хороша ли она, но писать об этом – подавляющей скорби, выпивке, всем – помогает мне осознать, чем я стал. И если этот опыт – каким бы ужасным он ни был – может помочь другим не пойти по такому пути или выбраться, если они уже его выбрали, то, может… – Он повернулся к Конору. – Надеюсь, ты поблагодарил миссис Даркер за то, что привезла тебя домой?
– Не нужно, и я сказала ему называть меня Нэнси, поэтому вам стоит звать меня так же.
– Мне всегда нравилось имя Нэнси. Может, начнем с чистого листа? Меня зовут Брэдли, приятно познакомиться. – Он протянул ей руку и моя мать зарумянилась, пожимая ее.
– Я не знала, что вы садовник, – сказала она, отпивая чаю – что угодно, лишь бы чем-то занять руки. – Может, вы дадите мне пару советов по обработке клочка земли за Сиглассом?
– С радостью.
Она снова зарумянилась.
– Моя свекровь собиралась пригласить к нам Конора на Пасху в воскресенье. Мои старшие девочки приехали со школы, и им полезно проводить время с ровесниками. Может, вы тоже присоединитесь к нам… если вы свободны?
– Я проверю свое расписание, – сказал мистер Кеннеди с серьезным лицом.
Когда он улыбнулся и моя мать поняла, что он пошутил, она рассмеялась. Я снова отметила, каким редким был этот звук. Он был до странности красивым, как и она.
Может, я и не училась в школе, но в тот день я выучила много ценных уроков, включая тот факт, что люди не всегда являются теми, кем кажутся. Мужчина средних лет, у которого проблемы с алкоголем, может быть просто отравлен всепоглощающим горем. А женщина из среднего класса с приятными манерами и хорошими вещами может быть просто несостоявшейся актрисой, которая не может пережить, что ей нужно платье на размер больше, чем ей хотелось. Жизнь это представление и не всем нравятся выданные им роли; иногда лучше написать свою самому.
Конор с отцом навестили нас на Пасху в Сиглассе. Они были в костюмах и галстуках, и принесли шоколадных яиц для всей семьи. Мистер Кеннеди провел много времени с Нэнси в саду, а мы слушали ее смех весь день. Брэдли Кеннеди так и не бросил пить навсегда, но в то время он научился останавливаться и никогда больше пальцем не тронул Конора.
Когда я теперь смотрю на снимок женщин Даркер, стоящий над камином, я вспоминаю, что Конор сделал его в ту Пасху на свою камеру, подаренную ему моим отцом. На фото бабушка одета в розовое платье и фиолетовый пасхальный чепчик. Лили, Роуз и я наряжены в одинаковые платья в первый и единственный раз. Те самые синие вельветовые платья из John Lewis. На Нэнси один из ее типичных нарядов в стиле Одри Хепберн и она выглядит чрезвычайно довольной собой. Она смотрит немного мимо камеры. Думаю, она глядела на отца Конора.