— Готова.
Мы молча идем по укрытому ковром коридору, потом Оливер нажимает на кнопку вызова лифта, отступает и кладет руку мне на поясницу. Этот жест так нежен.
— У тебя есть финансовый консультант? — спрашиваю я его. — Мне нужна помощь.
— Есть, но он скорее спец по бизнесу. Хотя, может, и тебе будет полезен, — отвечает он, жестом пропуская меня вперед, когда подъезжает лифт.
— Пришли деньги от студии.
Он кивает, глядя на отсчет этажей.
— У меня было схожее чувство, когда умер мой отец. Смесь радости и страха. Ощущение, что бездельнику, живущему с бабушкой и дедушкой и питающемуся консервированными печеными бобами, пришла пора стать взрослым. У меня не было внутренней готовности разбираться с такими вопросами, как планирование бюджета или надежное сохранение финансов.
— Ну да, — говорю я, слегка прислоняясь к нему. От Оливера ощущение именно надежности.
— И в общем, какое-то время я не думал об этом, пока не стал готов. И пока не понял, что именно хочу сделать с этими деньгами.
— Магазин?
Он кивает.
— Ты тоже поймешь. Просто оставь эту тему в покое, потом сообразишь.
Лифт останавливается на третьем этаже, мы выходим и следуем указателям ресторана.
— Наверное, стоит купить новую машину.
Он смеется.
— И я знаю, что хочу свое жилье.
Оливер молча идет несколько шагов, после чего спрашивает:
— Дом?
— Думаю, да.
И тут мой мозг сворачивает на мысль, что у Оливера уже есть дом, и если у нас что-то получится, а потом выльется во что-то большее, будем ли мы жить вместе? Нужно ли нам тогда владеть двумя домами?
— Могу помочь с поиском, — разрушая мои разрастающиеся фантазии, говорит он.
Мы заходим в ресторан и садимся за столик с видом на Санта-Монику. Мы с Оливером ели вместе десятки раз, но сейчас все иначе, хотя я совсем не разбираюсь в таких ситуациях, и, может быть, все это только у меня в голове. Может, из-за того, что я позволила вылиться тому потоку чувств, сейчас все ощущается особенным и нагруженным дополнительными смыслами.
Что бы сделала Харлоу? — размышляю я. Она бы спросила. Что-то вроде: «все в порядке?»
Это действительно так просто?
— Все в порядке? — спрашиваю я, претворяя эту мысль в жизнь. Оливер смотрит на меня, вопросительно нахмурившись. — Я имею в виду, после вчерашнего вечера…
Он улыбается и кладет меню на стол.
— Все прекрасно.
Харлоу на была бы такой лаконичной. Она объяснила бы, почему спрашивает. Черт, да Харлоу уже сидела бы у него на коленях.
— Окей, хорошо, — отвечаю я и опускаю глаза, изучая огромный выбор вафель.
Я чувствую, как на мне задерживается его взгляд, после чего он снова берет в руки меню.
А я откладываю свое.
— Все уже совсем по-другому, — говорю я.
— Нет, — мгновенно отвечает он, а когда я поднимаю на него взгляд, вижу его улыбку. Он явно ожидал, что я запаникую.
Я смеюсь.
— А я говорю, да.
Покачивая головой и глядя в меню, он бормочет:
— Чокнутая.
— Придурок, — в ответ выдаю я.
Подходит официантка и наливает нам кофе. Оливер с улыбкой наблюдает, как я отказываюсь от шведского стола и заказываю блинчики. Он тоже просит себе их и яйца. Она уходит, а он облокачивается локтями на стол.
— Чего ты хочешь, Лола?
Начать с малого, мой австралиец.
— Чего я хочу? — бормочу я, придвигая кофе поближе.
Я хочу четче понимать, куда катится моя жизнь.
Хочу нарисовать все, что у меня сейчас крутится в голове.
Хочу быть с Оливером и не потерять его.
— Не знаю, — я добавляю три порции сливок в кружку.
Он скептически вздыхает и кивает.
— Не знаешь.
Я смотрю, как он почесывает небритый подбородок.
Ну ладно.
Я хочу целоваться, пока от его щетины не заноют губы.
Хочу, чтобы на следующей неделе он меня трахнул.
Чтобы будил по ночам, прижимаясь твердым членом.
— Что ж, Сладкая Лола, тогда дай мне знать, когда поймешь, — говорит он.
Оливер кончиком языка облизывает губы и наблюдает, как я слежу за движением.
Он все обо мне знает.
Это тоже так просто?
— И все?
— И все.
Я понимаю, что он сейчас словно подошел на мою сторону на теннисном корте и осторожно послал мячик в центр.
— Все-таки ты придурок, — повторяю я, сдерживая улыбку. Я обожаю его, и так сильно. И эти всепоглощающие и нарастающие эмоции делают мои щеки горячими, а живот скручивают от удовольствия. Не знаю, смогу ли однажды решиться отпустить бортик и поплыть.
На панно изображена девушка, держащая в рука сверкающий метеорит.
Улыбаясь, Оливер подносит ко рту чашку кофе.
Я засыпаю где-то в районе Лонг-бич, и когда Оливер паркуется недалеко от магазина, он меня осторожно расталкивает.
— Спасибо за поездку, — говорю я, когда он достает мою сумку из багажника. Он ставит ее на тротуар и засовывает руки в карманы джинсов, от чего те приспускаются.
На нем сегодня красные боксеры. Виден плоский живот. И начало линии бедра.
— И спасибо, что съездил со мной, — говорю я и смотрю в сторону, оттаскивая свой взгляд от дорожки волос. — Я думаю, одной было бы очень скучно.
— Всегда пожалуйста, — замечает он и наставительным тоном добавляет: — А я вот думаю, ты замечательная, Лорелей.
Я улыбаюсь ему.
— Думаю, ты тоже замечательный, Оливер.
Он удивляет меня, когда обхватывает руками мое лицо, наклоняется и прижимается губами к щеке. Поцелуй слишком близок ко рту, чтобы быть невинным, но он не касается моих губ. Это и поцелуем-то на самом деле не назовешь.
Или можно назвать? Я чувствую, как мой пульс колотится в горле, и задерживаю дыхание, чтобы не произнести ни звука. Он задерживается на один спокойный медленный вдох, после чего отстраняется.
— Тогда, — говорю я, — может, встретимся где-нибудь попозже?
— Малышня, вы что это, целуетесь?
Мы инстинктивно отпрыгиваем друг от друга, оборачиваемся и видим с подозрением косящегося на нас НеДжо. Его прическа в жутком состоянии, больше похожа на помятый кактус, чем на ирокез, а футболка надета задом наперед.
— Нет, — отвечаю я. — Мы просто…
Ладно, может, мы действительно вот-вот бы поцеловались. Поганец НеДжо.
— Да мать вашу, — он полукричит-полустонет, — раз не целуетесь, тогда свалите с дороги. Мне нужно прилечь.
Сегодня понедельник — единственный день, когда магазин закрыт для покупателей — и Оливер открывает ему дверь. Мы оба смотрим, как НеДжо вваливается внутрь и направляется в читальный уголок.
— Мне нужно внедрить систему наименований своего похмелья, как у ураганов, — бормочет он, укладываясь на диване. — Это назову Эбби. Первостатейная шлюха.
Оливер наблюдает за ним с оправданным подозрением: ставлю восемь к одному, что НеДжо собирается заблевать диван.
— Что ты вообще здесь делаешь? — интересуюсь я. — Почему не дома?
— Думаю, кому-то понадобился его кошелек, — Оливер достает его из-за стойки и кидает его на грудь НеДжо. — Держи, герой.
— Слишком громко, — стонет тот. — И тут слишком ярко. Наверное, именно так себя ощущают аутисты.
Оливер с ужасом хохотнул, прежде чем ответить:
— Джо, ты совсем ебанулся, ты что несешь?
— Только вот не говори мне, что я не прав.
Раздраженно покачав головой, Оливер идет за стойку и включает музыку. Звуки разрывают тишину магазина, а Оливер достает воображаемую гитару.
— Да! — я подыгрываю ударными на стойке.
— Ну какого хуя, а! — НеДжо переворачивается и утыкается лицом в подушку.
Оливер подходит к читальному уголку и кричит прямо ему в ухо:
— Врежем рок в этой дыре!
НеДжо бьется в конвульсиях, а меня пробирает на хохот.
— Это Revelation[38]? — спрашиваю я Оливера.
Он кивает и, высунув кончик языка, «исполняет» гитарное соло.
— А ты когда-нибудь думал об этом? — спрашиваю я, а Оливер возвращается к стойке немного уменьшить звук.
— О чем думал?
Когда я смотрю на него — на эту широкую улыбку, на бегающие пальцы по грифу нелепой воображаемой гитары, на гримасу крутого рокера — то понимаю, что его очки сглаживают его образ, остужают, будто добавляют льда в напиток.
Без них он сплошная резкость и вибрирующий цвет: сверкающие голубые глаза, теплые губы, темная щетина.
— Стив Перри против Арнела Пинеды[39], — видя его непонимание, я поясняю: — Парень, который на YouTube пел каверы Journey… и в конце концов стал их новым вокалистом.
Оливер увлеченно кивает головой в такт музыке.
— А, точно. Кажется, где-то слышал.
— Я про то, что бы ты выбрал: настоящие или трибьют-группы[40]?
— Подожди, я думал, Пинеда — это и есть настоящие Journey.
Я притворяюсь, что раздражена.
— Ну ты же понимаешь, о чем я.
Он пожимает плечами.
— Я думаю, это смотря о ком мы говорим.
— Ну хотя бы о Дилане.
Лежа на диване, НеДжо тихо стонет: «А?» — и открывает один глаз. Он мгновение смотрит на нас и медленно моргает от самого странного молчания на свете. Наконец он отворачивается, чтобы спрятать лицо, возвращаясь к своему похмелью.
— Да ну на фиг, — качая головой, говорит Оливер, снова вливаясь в нашу дискуссию. — Боб Дилан — легенда. И потом, по сути все музыканты — это трибьют-группы Дилана.
— Ну ладно-ладно, — отвечаю я. — А как насчет Heart[41]? Ты выберешь сегодняшних молодых телок, горланящих «Barracuda», или же самих сестер Уилсон в их шестьдесят…
Оливер выглядит потрясенным.
— Из тебя какая-то фиговая феминистка.
Смеясь, я ему отвечаю:
— Феминизм тут не при чем. Я просто рассуждаю. Представь себе реалити-шоу, где идет кастинг участниц для трибьюта. Насколько же нужно ненавидеть свою великолепную карьеру длиной в сорок лет, чтобы потом состязаться со своей же трибьют-группой?