Когда кончик ее языка задевает мой, мое сердце, похоже, собирается выскочить за пределы грудой клетки.
Блядь, я окончательно и бесповоротно сражен наповал.
Мне с трудом удается держать свои руки под бедрами, когда она отстраняется и облизывает губы.
— Я поцеловала тебя, — шепчет она.
Мой голос срывается, когда я отвечаю:
— Думал, мы не собирались этого делать.
Слегка пожав плечами, она шепотом продолжает:
— А я думаю, что собираюсь сделать это снова.
Сердце колотится так сильно, что я еле умудряюсь выдавить:
— Хорошо.
Когда она снова наклоняется, я со стоном высвобождаю руки и, отчаянно желая почувствовать ее вкус, тянусь к ней и встречаю ее на полпути, обхватывая ее лицо. Это словно взрыв: ощущение нашего соприкосновения в этом месте. Я, как голодный, жадно вбираю в себя каждый поцелуй, и все тело наливается ее сладостью, похотью и несдержанностью. Хочу поглотить Лолу целиком, но эти первые несколько поцелуев удивительно нежные. Ни к чему не ведущие, — поцелуи ради поцелуев. Потому что все сумасшедшее возбуждение спряталось в наших мышцах: в моих напряженных мышцах бедер под ней и в моих руках, еле касающихся ее лица, в ее смявших мою футболку кулаках и подрагивающих ногах. Это словно секс — как она целует меня, скользя своим языком по моему — но при этом медленнее и бесконечно более невинно.
— Не могу поверить, что ты это делаешь, — бормочу я в ее рот. — Я так давно этого хотел.
Мои слова заставляют ее напрячься, и она отстраняется, медленно моргая.
— Теперь все испортится?
Я осторожно убираю руки от ее лица и опускаю их по обе стороны от своих бедер.
— Все может только улучшиться. Ну а мы можем делать все, что ты захочешь, — я тянусь к ней, чтобы поцеловать ее снова, и повторяю: — Все, что захочешь. Мы можем включить фильм и отдохнуть. Можем остаться здесь и целоваться. Или просто еще поиграть в карты.
Тиканье часов в холле раздалось не меньше сотни раз, прежде чем Лола заговорила.
— Я не хочу оставаться здесь и играть в карты.
Мне стало нечем дышать.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
— Или смотреть фильм.
Я киваю, давясь собственным дыханием.
— Все, что захочешь, лапочка.
— И мне будет мало только поцелуев, — она поднимается и тянет меня за собой. Мы стоим так близко, что мое дыхание играет с ее волосами, когда она смотрит на меня с широко раскрытыми глазами.
Лола рукой скользит по внешней стороне моей ладони и, переплетя наши пальцы, разворачивается и ведет нас по коридору.
Глава 9Лола
В комнате Оливера я была всего раз — когда он что-то чинил в гараже и попросил меня принести его телефон — но тогда у меня особо не было времени осмотреться, как все устроено в его секретном месте. И еще казалось неуместным находиться в его неприкосновенном пространстве; схватив телефон, я быстро ушла. Я тогда не позволяла себе проанализировать свои чувства. Ведь мы были просто друзьями. И находиться в его комнате, где он бывает голым или спит, не имело слишком большого значения. Просто ощущалось подчеркнуто личной территорией, куда обычно те Лола+Оливер не заходили.
Но сейчас — после идеальных поцелуев, после ощущения его твердости под собой и понимания, для чего мы пришли сюда — мое сердцебиение начало отдаваться в ушах.
Это происходит на самом деле.
Я не сплю.
Оливер держит меня за руку, и воспоминание о его губах вызывает покалывание на моих. Его кровать в полуметре от места, где мы стоим. Она напротив двери, рядом с окном, откуда видно океан. Окно открыто, и ароматы соленого океанского воздуха смешиваются с чистым сосновым запахом постельного белья.
Я снова веду его за собой, дрожащей рукой стягиваю покрывало и осторожно откидываю его в сторону. Хлопок его простыней холодит мою спину и делает кожу еще более чувствительной. Оливер наблюдает, как я ложусь, и ждет всего мгновение, после чего медленно крадется и останавливается у меня между ног. Выражение его лица полно удивления, когда он смотрит на меня, и это наполняет меня головокружительным всплеском энергии. Он жаждет происходящее так же сильно, как и я. Знаю это, потому что он сам мне сказал, но вплоть до этого вечера я до конца не верила.
О тепла моего тела и бешеного возбуждения прохлада простыней исчезла в считанные секунды. Я чувствую, как вниз по шее и груди течет тонкая струйка пота. Соски ощущаются набухшими и гиперчувствительными, а жар его кожи, когда я потираюсь об него, вызывает у меня легкий вздох.
— Лола, — мое имя нетерпеливым шепотом срывается с его губ, и, протянув руку, я снимаю его очки. Он забирает их у меня и с такой осторожностью кладет на тумбочку, что от его продуманных движений кажется, будто он под водой.
— Так лучше, — когда он поворачивается ко мне, говорю я.
Пока мои глаза привыкают к темноте комнаты, я провожу кончиками пальцев по его лицу, по резкой линии челюсти. Он — сочетание острых углов и плавных линий. На щеках гладко, а на подбородке колюче. Приподнявшись навстречу, я прижимаюсь своей обнаженной грудью к его, и Оливер, издав прерывистый стон, скользит рукой по моему боку, бедру и колену и закидывает мою ногу себе на бедро. Скрытый джинсовой тканью, его твердый член прижимается ко мне, и я чувствую его очертания, когда мы то приближаемся друг к другу, то отодвигаемся, покачиваясь вперед-назад.
— Ты уверена? — шепотом спрашивает он.
— Уверена.
На панно изображены двое, сплетенные пламенем.
От жгучей необходимости выпустить на волю дикого зверя из своей груди мои вдохи становятся резкими и прерывистыми. За исключением трусиков, я полностью обнажена и наслаждаюсь царапанием джинсовой ткани по мягкой коже моих бедер, но я хочу чувствовать его без них. Хочу ощущать тепло кожи и щекотание его волосков. Пока его рот спускается по моей шее к ключицам и набухшей груди, я веду пальцами между нашими телами, расстегиваю его джинсы и, насколько могу, стаскиваю их. Рокочущий стон в его груди сначала ощущается, а уже потом становится слышен. Он подается бедрами вперед, заставляя меня резко охнуть, когда прижимается — теперь уже в одних только боксерах — прямо к моему клитору.
Оливер наклоняется провести губами и зубами по моей шее обжигающую дорожку.
— Охренеть можно, Лола…
Он перебивает сам себя, когда его рот встречается с моим, уже приоткрытым и ищущим его, и в ту же секунду, когда я пробую вкус его губ, я понимаю: нам мало этого неторопливого изучения друг друга. Его губы мягкие и сильные, и они скользят по моим так нетерпеливо, так небрежно и хаотично — с укусами и нарастающим голодом.
Это желание, подстрекаемое адреналином, бьет меня, словно хлыстом. Я хватаю его за затылок, поторапливая целовать меня жестче и наконец коснуться меня. Звук, что я издаю, когда он проводит большим пальцем по моему соску, — эхо почти одной сплошной боли. Она стягивает нервы в тугой узел и сталкивает в пламя. А он делает так снова и снова — плотно прижимая, вырисовывает маленькие круги. Мое сердце стремительно бьется у него под рукой, когда он крепко удерживает меня для своего рта и наклоняется ради влажного посасывания… и острых укусов… пока его бедра продолжают прижиматься ко моему клитору, а я, царапая, хватаюсь за его плечи, желая, чтобы он вжал меня в матрас, раздвинул мне ноги и толкнулся внутрь.
Я провожу пальцами вниз по его животу, ощущая одновременно безумную жажду и страх.
— Да. Дотронься до меня, — просит он в мой приоткрытый рот.
Я ныряю ему в белье и ахаю от жара. Он нетерпеливо пульсирует в моей руке и по ощущениям в точности такой, как я себе и представляла: шелковистая кожа вокруг раскаленного железа. Лицо Оливера преображается от облегчения, когда я поглаживаю его, мягко тяну крайнюю плоть вверх-вниз и заходя ею на головку, а он начинает двигаться вперед-назад в моей руке, жадными губами ища мои.
Последние восемь месяцев были медленной и мучительной прелюдией, а лихорадочный жар под моей кожей, делающий меня нетерпеливой, заставляет освободиться из его объятий, но только с тем чтобы спустить вниз его боксеры, и он вместе с джинсами отпихивает их подальше.
Оливер не в состоянии оставаться недвижным надо мной, его щетина царапает мне соски, когда он поцелуями гуляет по моим ребрам, по руке, по подмышкам, покусывая бицепс, и продолжает двигаться в моей ладони.
Я чувствую его руку между нами, когда он стягивает вниз мое нижнее белье, чтобы я высвободила одну ногу, и вот наконец его пальцы там, скользят по мне и ныряют внутрь, и это ощущается, будто меня вот-вот унесет за пределы Солнечной системы, и все внутри меня — есть огонь и свет; я извиваюсь под ним, желая его, потому что я уже близко. Мне хочется знать, как он чувствует меня, и как ощущается сам, когда меня трогает, поэтому я тоже уже там, одним пальцем скользя вокруг его, а он смеется сквозь поцелуи и говорит мне, насколько это потрясающе. Как ему удается найти слова, когда я совершенно потеряла дар речи? Его большой палец снова и снова потирает мой клитор, и я ощущаю такое отчаяние, что резко приподнимаю бедра, чтобы впустить поглубже его бесконечно длинные пальцы. Его член касается наших рук, и наконец он приподнимается, убирает в сторону наши руки — он уже почти там, так близко — и, когда у нас обоих перехватывает дыхание, он одновременно с этим толкается вперед и скользит в меня.
— Ох, блядь, — произносит он
и
— Лола. О-о, блядь. О-о, ебать.
И это превращается в безумие.
Он движется
Нет, не просто движется,
а по-настоящему трахает меня
и
Это наконец-то Оливер! Он внутри меня.
Погружается так глубоко и стонет мне в шею.
Оливер упирается коленями в матрас и движется — в темноте вокруг нас нет ничего, кроме звуков: изголовье кровати грохочет о стену, пружины кровати протестующе скрипят. А он рычит мне на ухо, потому что это наконец произошло — трахать меня быстро и несдержанно. Его пальцы скользят мне по подбородку, а следом и его язык, слизывая мой вкус с кожи.