Разрисованное лицо задергалось.
– Это невозможно, Нина, мне не по себе. Я…
– Нет, возможно! – крикнула Натали. – Если мы собираемся продолжать это дело вместе… если мы хотим восстановить доверие между нами… я должна убедиться в том, что ты здесь, живая.
Все присутствующие, кроме Натали и мальчика, продолжавшего лежать без сознания, в унисон закачали головой.
– Мне не по себе… – произнесли одновременно пять уст.
– До свидания, Мелани. – Натали повернулась к выходу.
Сестра догнала ее и схватила за руку, прежде чем она вышла на улицу:
– Нина, дорогая, пожалуйста, не уходи. Мне так одиноко. Здесь совсем не с кем поиграть.
Натали замерла, чувствуя мурашки на коже.
– Хорошо, – произнесла сестра. – Иди за мной. Но сначала… никакого оружия.
Калли подошел ближе и начал обыскивать Натали, шаря своими огромными лапами по ее груди, животу, между ног. Она старалась не смотреть на него и сжала зубы, чтобы сдержать рвавшийся наружу истерический вопль.
– Пойдем, – наконец промолвила сестра, и целая процессия во главе с Калли вышла из гостиной и поднялась по широкой лестнице на площадку.
При их приближении по стенам коридора заметались огромные тени. Дверь в спальню Мелани Фуллер была закрыта.
Натали вспомнила, как входила сюда полгода назад с отцовским револьвером в кармане пальто, потом услышала слабый шорох в шкафу и обнаружила Сола. Тогда никаких чудовищ здесь не было.
Дверь открыл доктор Хартман. Внезапный сквозняк задул свечу в руке Калли, оставив лишь слабое зеленоватое мерцание медицинских мониторов с обеих сторон высокой кровати. Из-за кружевного балдахина, похожего на марлю, кровать напоминала гнездо черного паука-крестовика.
Натали вошла в комнату, сделала три шага и была остановлена быстрым движением руки доктора.
Она и так была уже достаточно близко. То, что лежало в кровати, когда-то являлось человеком. Волосы на голове практически выпали, а остатки их были тщательно расчесаны и разложены на огромной подушке, напоминая ореол ядовито-синих язычков пламени. Левая сторона лица, покрытого пигментными пятнами и изрезанного морщинами, обвисла, как восковая маска, поднесенная слишком близко к огню. Беззубый рот открывался и закрывался, словно пасть столетней черепахи. Зрачок правого глаза бесцельно и беспокойно метался, то устремляясь к потолку, то закатываясь еще дальше, так что оставался виден лишь белок, глазное же яблоко проваливалось в череп, а потом медленно затягивалось вялым лоскутом коричневого пергаментного века.
Это подобие лица за серым кружевом медленно повернулось в сторону Натали, и черепаший рот что-то слюняво прошамкал.
– Я молодею, не правда ли, Нина? – прошептала сестра-клоунесса за спиной Натали.
– Да, – ответила она.
– Скоро я стану такой же молодой, как до войны, когда мы ездили к Симплсу. Помнишь, Нина?
– Симплс, – повторила Натали. – Да. В Вене.
Доктор вышел вперед, оттеснил всех в коридор и закрыл дверь. На лестничной площадке Калли внезапно протянул руку и осторожно взял маленькую кисть Натали в свою огромную ладонь.
– Нина, дорогая, – произнес он девичьим, чуть ли не кокетливым фальцетом. – Все, что ты захочешь, будет сделано. Скажи мне, что надо делать.
Натали покосилась на свою руку и слегка пожала ладонь Калли:
– Завтра, Мелани, я заеду за тобой, чтобы отправиться еще на одну прогулку. Утром Джастин проснется здоровым, если ты захочешь Использовать его.
– А куда мы поедем, Нина, дорогая?
– Нужно готовиться, – ответила Натали и в последний раз пожала заскорузлую ладонь великана.
Она заставила себя спускаться как можно медленнее по казавшейся бесконечной лестнице. Марвин, с длинным ножом в руке, стоял в прихожей. В глазах его не отразилось ничего, когда он открыл ей дверь. Натали остановилась, собрала последние остатки сил и посмотрела на безумное сборище, столпившееся в темноте коридора.
– До завтра, Мелани, – улыбнулась она. – Больше не разочаровывай меня.
– Нет, – хором ответила пятерка. – Спокойной ночи, Нина.
Девушка повернулась и вышла из дома. Она позволила Марвину отпереть ворота и, не оглядываясь, двинулась по улице, не остановившись даже возле пикапа, в котором ее ждал Сол. Она шла вперед, делая все более глубокие вдохи и лишь усилием воли не давая им перерасти в рыдания.
Глава 60
К концу недели Тони Хэрода уже тошнило от общения со знаменитостями. Он пришел к выводу, что власть и деньги явно ведут человека к идиотизму.
Вечером в воскресенье они с Марией Чэнь прибыли частным самолетом в Меридиан, штат Джорджия, – самый душный город, в котором когда-либо приходилось бывать Хэроду, – только для того, чтобы им сообщили о другом частном самолете, который доставит их на остров. Если они, конечно, не хотят воспользоваться катером. Хэроду не надо было долго думать, чтобы сделать выбор.
Поездка на катере по бурному морю заняла почти час, но, даже свесившись через борт в ожидании, когда желудок очистится от водки с тоником и подававшихся в самолете закусок, Хэрод не жалел, что предпочел эти прыжки с гребня на гребень восьмиминутному перелету.
Его совершенно поразил эллинг для яхты Барента, высотой в три этажа с цветными витражами, окрашивавшими воду во все цвета радуги. Женщин во время недели летнего лагеря на остров не допускали. Хэрод знал это, но по-прежнему мучился при мысли о том, что через пятнадцать минут ему придется оставить Марию Чэнь на сияющем белоснежном судне длиной в футбольное поле, с белыми тарелками радаров и прочим немыслимым оборудованием. На корме высился вертолет, выглядевший так, словно он был пришельцем из XXI века.
Лопасти его не вращались, но и не были закреплены, по первому зову хозяина он готов был сорваться с места и лететь на остров.
Повсюду виднелось множество лодок и кораблей: обтекаемые катера с охраной, вооруженной М-16, громоздкие катера с радарами и вращающимися антеннами, разнообразные частные яхты в окружении сторожевых судов из полудюжины разных стран мира, а на расстоянии мили – даже миноносец. Зрелище было захватывающим: серое гладкое, акулье тело, разрезая воду, неслось на огромной скорости, хлопали флаги, вращались тарелки радаров, словно голодная гончая гналась за беспомощным зайцем.
– А это еще что за чертовщина? – прокричал Хэрод, обращаясь к рулевому катера.
Мужчина в полосатой рубашке улыбнулся, обнажив зубы, белизну которых подчеркивал его загар.
– Это «Ричард С. Эдвардс», сэр, – ответил он. – Первоклассный эскадренный миноносец. Он каждый год патрулирует эти воды во время летнего лагеря Фонда западного наследия, приветствуя первых лиц государства и зарубежных гостей.
– Одна и та же шаланда? – удивился Хэрод.
– Один и тот же корабль, сэр, – ответил рулевой. – Официально он каждое лето проводит здесь свои маневры.
Миноносец прошел на таком расстоянии, что Хэрод различил выведенные на корпусе белые цифры.
– А что это там за ящик сзади? – осведомился он.
– Противолодочная установка, сэр, модифицированная для работы с новыми гидроакустическими системами. – Рулевой развернул катер к пристани. – С него сняты пятидюймовые МК – сорок два и пара трехдюймовых МК – тридцать три.
– Ах вот оно что. – Хэрод крепко прижался к поручню, брызги от волн на его бледном лице смешивались с каплями пота. – Мы уже почти добрались?
Повышенной мощности карт для гольфа, управляемый шофером в голубом блейзере, доставил Хэрода в особняк. Дубовая аллея впечатляла. Все пространство между мощными вековыми стволами было плотно засеяно блестящей, коротко подстриженной травой, напоминавшей мраморный пол. Огромные сучья переплетались в сотнях футов над головой, образуя подвижный лиственный шатер, сквозь который проглядывали вечернее небо и облака, создававшие изумительный пастельный фон. Пока карт бесшумно скользил по длинному тоннелю из деревьев, которые были старше самих Соединенных Штатов, фотоэлементы, уловив наступление сумерек, включили тысячи японских фонариков, запрятанных в высоких ветвях, свисающем плюще и массивных корнях. Хэрод словно попал в волшебный лес, залитый светом и музыкой, – невидимые усилители заполнили пространство чистыми звуками классической сонаты для флейты.
– Огромные, черти, – сказал Хэрод, показав на деревья.
Они преодолевали последнюю четверть мили, и впереди уже виднелся роскошный сад, окружавший особняк с северной стороны.
– Да, сэр, – не останавливаясь, согласился водитель.
Хэрода встретил не Барент, а преподобный Джимми Уэйн Саттер, с высоким фужером бурбона в руке и раскрасневшимся лицом. Евангелист двинулся ему навстречу по огромному пустому залу, пол которого был выложен белыми и черными изразцами, что напомнило Хэроду собор в Шартре, хотя он никогда там не был.
– Энтони, мальчик мой, – прогудел Саттер, – добро пожаловать в летний лагерь. – Голос его отдавался гулким эхом.
Хэрод запрокинул голову и начал оглядываться, как турист. Необъятное пространство, обрамленное мезонинами и балконами, уходило вверх на высоту пяти этажей и заканчивалось куполом. Его подпирали изысканные резные колонны и хитро переплетающиеся блестящие опоры. Сам купол был выложен кипарисом и красным деревом, перемежавшимися цветными витражами. Сейчас он был темным, и дерево приобрело глубокие кровавые тона. С массивной цепи свисала люстра довольно внушительных размеров.
– Ни хрена себе! – воскликнул Хэрод. – Если это вход для прислуги, покажите мне парадную дверь.
Саттер поморщился от его лексики, в то время как вошедший служащий, все в той же синей униформе, подошел к затасканной сумке Хэрода и замер в позе почтительного ожидания.
– Ты предпочитаешь поселиться здесь или в одном из бунгало? – осведомился Саттер.
– Бунгало? – переспросил Хэрод. – Ты имеешь в виду коттеджи?