– Нет, преступников.
– Угу.
Просит Миху не класть трубку. Миха слышит на том конце провода его дыхание, щелчок и писк включенного компьютера. Внезапно ему становится стыдно за свою невежливость. Извинившись, он называет себя, и мужчина смеется, но вполне дружелюбно. Тоже представляется, говорит «добрый вечер». Дыхание у него выровнялось.
– Как зовут? Я имею в виду, как зовут того, кого вы ищете?
– Аскан Белль. Б-Е-Л-Л-Ь.
– Белль. Аскан.
Говорит и печатает. Шумит вентилятор в компьютере.
– Идет поиск. Это займет несколько минут.
Миха нарушает тишину.
– Это мой дедушка.
– Угу.
Мужчина не удивляется. Они снова молчат, Миха ждет. Ему хотелось бы, чтобы мужчина удивился, хотелось почувствовать себя храбрецом. Михе интересно, храбрец он или нет.
– Нет. Никаких данных на это имя. Есть у него второе имя?
– Нет.
– Угу.
Такого Миха не ожидал. Так быстро, всего пара вопросов, просто имя и больше ничего.
– Он был в Waffen SS. На Восточном фронте.
– Угу.
Человеку на телефоне эти сведения не нужны. Просто Миха хочет, чтобы он знал. Знал то, что знает он.
– Его схватили русские. После войны держали в лагере, девять лет.
– Да.
– На него может быть где-нибудь досье?
– Так ведь это русские. Они держатся за свои материалы. Нам мало что известно о том, кого они держали и почему.
– Ох!
– Знаете ли, это, в общем-то, было в порядке вещей. В порядке вещей то, что русские не выпускали немецких солдат по стольку лет. Некоторые вообще вернулись только в конце пятидесятых.
– Понятно.
– Их использовали для рабского труда.
– Понятно. Они не считались преступниками?
– Нет. По крайней мере, не похоже. Никаких судебных процессов против тех, о ком мы знаем. Даже против тех, о ком знали они.
Какой он добрый, этот мужчина. Михе хотелось разговаривать с ним по телефону, слушать его неторопливую речь. Наступает облегчение. Михе хочется поблагодарить мужчину, сказать, что ему стало легче. Компьютер выключается. Резко обрывается шум вентилятора.
– Что ж. Извините, что не смог помочь.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
И мужчина кладет трубку. Миха идет вниз, чтобы помочь Мине сложить белье. Рассказывает о мужчине в телефоне и о том, что он выяснил.
– Все было нормально?
– Да.
– Значит, все хорошо?
– Да.
Однако Михе уже не так хорошо. Такое чувство, что он зашел в тупик.
– Так что теперь?
– Не знаю. Поищу другого человека с другим списком.
Миха смеется, а Мина на него смотрит.
– Побольше.
– А этот какой был?
– Тысяч на двадцать, я думаю.
– Боже, и что, бывают списки еще больше?
– Да, я читал об одном человеке, у него семьдесят тысяч имен.
Мина присвистывает.
– Так много?
– Конечно. Ты знаешь, сколько людей были убиты, знаешь?
– Ладно, Михаэль.
Он почти кричит. Подвал теперь кажется глухим и маленьким. Слишком маленьким для таких громких голосов.
– Чтобы убить столько людей, нужно много преступников.
– Я сказала, ладно.
Похоже на окрик, и Михе становится стыдно. И когда я успел стать таким праведным? Он относит белье наверх и приглашает Мину пойти куда-нибудь поужинать.
Обычно он ездит к ней в воскресенье. Сегодня среда, у Михи рано заканчиваются занятия, и он хочет проведать ома, кое-что спросить. Она удивится, увидев его, будет жаловаться, что нечем его угостить. По дороге в «птичье гнездо» Миха покупает пирог.
Когда он заходит в лифт, сиделка звонит наверх предупредить ома. Ей приходится несколько раз представляться. Когда Миха поднимается на нужный этаж, ома, с хмурым от волнения лицом, уже преодолела с полкоридора.
– Что случилось, schatz? Миха, в чем дело?
– Ничего, ома. Я просто зашел тебя навестить.
– В самом деле?
Недоверчиво берет его за руку.
– У меня рано окончились занятия. Вот, я принес пирог.
– А у Мины все хорошо?
– Да, ома, да. У всех все хорошо. Пойдем, я сварю кофе.
На крохотной бабушкиной кухне Миха чувствует себя незваным гостем. Ома, стоя в дверях, наблюдает, как он раскладывает пирог по тарелкам. Он нарушил привычный распорядок, и ему больно это понимать. Моя ома стала совсем старенькая.
– Ты по средам не работаешь?
– Я просто рано освободился.
– Ах, да. Ты же говорил.
Миха несет тарелки в комнату. Ома идет за ним.
– По средам с утра ко мне ходит физиотерапевт.
– А-а. Сегодня она тоже приходила? Твой физиотерапевт?
– Да. Верно.
Повеселевшая ома, вернувшаяся в свой обычный недельный распорядок, устраивается в кресле.
– Ты принес для меня вырезки?
– Конечно.
Миха раскладывает перед ней статьи и ест, пока она их читает. Если ей встречается что-нибудь непонятное, она спрашивает, и он объясняет. Все словно бы обычно, но неспокойно как-то. Михе кажется, что они сидят за столом с красной вощеной скатертью и играют в обычную воскресную встречу.
Он смотрит на ома. Та перестала читать, просто сидит и смотрит газетные вырезки. Водит по ним пальцами слегка подрагивающих, как будто слишком тяжелых рук. Она не замечает его взгляда. Он спрашивает, затаив дыхание:
– Ома, а где опа воевал?
– На востоке, schatz.
Ни малейшего удивления, ни колебаний. Вот тебе географическое направление. Миха, подумав, продолжает.
– Где на востоке?
– Он воевал три года, чуть больше. На Украине. В России. Белоруссии. Тогда это все был Советский Союз.
Улыбнувшись, она легко вздыхает, кивает головой.
– Да в Белоруссии. Белой России. Последний год. Он был там уже под конец.
Разрезает пирог надвое и половину отодвигает Михе.
– Мне слишком много, помогай.
Миха изучает бабушкино лицо, но она отнюдь не выглядит взволнованной. Он решается на еще один вопрос.
– А где в Белоруссии, ты знаешь?
Ома прожевывает кусочек пирога, и рука, в которой она только что держала пирог, повисает в воздухе.
– На юге, кажется. У меня есть атлас. Погоди, я принесу. Ты ешь.
Проходя к книжным полкам, тихонько касается Михи, чтобы тот не вставал. Ищет по списку, потом раскрывает атлас на столе и долго вглядывается в карту.
– Погоди, я найду. Все границы теперь поменялись. Все по-другому.
Миха ждет. От пирога в горле пересохло. Прихлебывает обжигающий кофе, чтобы можно было сглотнуть.
– Я получала от него письма. Иногда каждую неделю. Сверху всегда писался адрес. Вот!
Указывает дрожащими пальцами. Чтобы они не тряслись, ома упирается рукой в страницу. На карте нарисован маленький городок. Россыпь розового на серо-зеленом. Ома тянет его за рукав.
– Тот, который на «S» начинается, возле реки. Он, помнится, писал о реке и о болотах. Видишь его?
– Да.
– Хорошо. 1943-й. Скорее всего. Когда русские опять продвинулись в западном направлении.
– Ты помнишь, когда именно?
– Летом или осенью. Они там какое-то время стояли. А в конце сорок третьего они сражались опять недалеко от того места. Разумеется, они постоянно перемещались, вслед за линией фронта. В тот последний год оттуда пришло много писем.
Миха поднимает глаза от атласа и смотрит бабушке в лицо. Оно горит от возбуждения.
– Точно. Последнее письмо оттуда он прислал в мае, а вскоре его взяли в плен.
Подперев руками дряблые щеки, она долго глядит на карту, погруженная в свой мысли. Думает о муже. Миха пьет кофе, медлит, прежде чем задать очередной вопрос. Обещает себе, что это будет последний.
– Ты хранишь дедушкины письма?
– Нет, schatz, нет. Он все их сжег, когда вернулся.
По ее лицу ничего нельзя сказать. Миха с трудом выдерживает за столом, пока ома ставит атлас обратно на полку. Извинившись, он срывается в ванную. У него, как у ома, трясутся руки, так что даже дверь не может запереть. Он садится на край ванны и вытирает о брючины потные ладони. Пытается представить, как ома жжет дедовы письма. Где она их хранила? Сердился ли дед, когда их обнаружил? Бросил ли в печь? Или в костер в саду? Перечитал ли перед тем, как уничтожить?
Чего он написал такого, что хотел бы сжечь?
Миха не может спросить это у ома. Слишком страшно.
В пятницу на ужин приходят мутти и фати. Миха слышит их смех на лестнице. С порога они целуют Мину. Пока она вешает их пальто, рассказывают в коридоре анекдоты. Входят к нему на кухню, где он, стоя у плиты, заглядывает в кастрюли. С их приходом в квартире становится весело и шумно. Миха рад, что они пришли.
– Луиза подойдет, как только закончится ее смена. Она сказала, чтоб мы ее не ждали.
Мутти принесла цветов, и вина, и фруктовый салат.
– Мы ведь говорили, что приготовим ужин.
Мина ворчит и лезет в буфет за вазой.
– Знаю. Но вдруг мне стало так скучно.
– Скучно? Я весь в работе, а моя жена скучает. Что-то тут не сходится.
Фати пришел прямо с работы. Он грузно садится за стол, ослабляет галстук и вздыхает. Миха знает, что отец преувеличивает, но он и вправду выглядит утомленным. Мина подходит к нему сзади и массирует плечи.
– Раз в час вам нужно вставать и двигаться. Делайте упражнения для шеи. Вот так.
Выходит из-за его спины и показывает, вращая головой сначала в одну, потом в другую сторону. Фати за ней повторяет и смеется над собой. Миха с мутти стоят возле плиты.