Темная кровь — страница 5 из 9

— Ты не можешь победить Шаб-Ниллурата. Ты можешь только выжить. Вот что должно занимать твои мысли. Беги, спрячься, пережди эту битву Долгой Войны и будь терпелив. — Джеккан издал свистящее шипение. — Подожди здесь, если хочешь. Провести грядущие века в прекрасном безумии.

Магия смягчилась, и слуга отступил, позволив Нанону снова мыслить ясно. Он не может больше оставаться здесь.

— Зачем сражаться, остроухий?

Гнев исчез. Голова прояснилась, и неожиданно накатила усталость.

— Не знаю. Если я не смогу победить… не знаю. Может, из-за друзей… или из-за упрямства.

— Подозреваю, ты догадываешься об ответе, — сказал джеккан.

— Нет, — покачал головой Нанон. — Я боюсь его, но не знаю. Вот почему я пришел сюда.

— У Долгой Войны уже немного солдат. Несколько потомков древней крови, несколько существ из Глубинного Времени. На землях людей не осталось существ, способных победить Шаб-Ниллурата. — Джеккан смаковал каждое слово, удовлетворенно причмокивая.

— Придется сражаться с тем, что есть, — ответил Нанон. — Возможно, мы тебя удивим.

— Нет! — заявил джеккан. — Вы не сможете.

Нанон отступил на пару шагов к выходу из пещеры и барьеру джеккана. Провести в руинах больше времени означало приговорить себя к смерти. Сложные и запутанные мысли наполняли его разум. Боль и безумие были всего в шаге от него, когда он ринулся назад, сквозь иллюзии, на мокрую от дождя траву.

Книга втораяОборотень

Легенда об Одном Боге

Гигант в серых одеждах сидел в каменных чертогах за пределами мира.

Гигант был благороден, и последователи его носили пурпурные одеяния, они вознеслись над другими людьми, чтобы править ими.

Гигант был жесток и развязывал войны против своих врагов, и последователи его носили красное, были горды и никогда не сомневались, выполняя свой долг.

Гигант проявлял сострадание, и последователи его носили белое, исцеляли страждущих и проповедовали мир.

Гигант стремился к знаниям, и последователи его носили синее и посвящали всю жизнь изучению мира и того, что было вне его.

Гигант стал скромным и подавал нуждающимся, и его последователи носили коричневое, признавая свое несовершенство.

Гигант жаждал богатства и стал алчным — и последователи его носили золотое, прибирая к рукам все, что только можно.

И в самом конце Гигант познал смерть, и его последователи надели черное.

Но сам Гигант оставался серым.

Пролог

Девочка родилась в каресианском городе Тракка. Самые ранние воспоминания, которые у нее сохранились, были о высоких башнях, пыльных улицах и пустынных барханах. Она помнила злобу и ненависть, но не любовь. Если у девочки когда-то и были родители, память о них стерлись. Оставшиеся же в памяти лица принадлежали другим уличным детям и преступникам, хотя и о них воспоминания стали очень далекими. Не было даже имен — она помнила только, что ею пользовались какие-то отвратительные мужчины и что ей завидовали другие девочки.

К четырнадцати годам она стала черствой и бессердечной. Она знала, как держать нож и куда его втыкать. Знала, как и кому лгать. Как воровать и, что еще важнее, — как при этом не попасться. Она видела, как дети умирают на улицах Тракки, привыкла к миру, который принадлежал только богачам. Острый ум помогал ей жить, и она твердо решила выжить. Если Каресия использовала людей до той степени, пока им уже нечего было ей дать, то девочка сама собиралась стать тем, кто использует других, а не жертвой.

Она постаралась не попасть ни в гаремы, ни в бордели, предпочитая одиночество во время жизни на дне общества Тракки. Она жертвовала деньгами и защитой, которые могли бы предоставить преступники, но никогда не жертвовала своей свободой. Если ее использовали, то на ее же условиях. Она добивалась своего где-то взяткой, а где-то — соблазнительной улыбкой. Она отличалась умом и знала, когда стоит драться, когда — сбежать, а когда — манипулировать другими. Она жила на нижнем ярусе заброшенной башни визиря, ела только то, что смогла украсть, и носила одежду тех, кого убила.

Ее звали Анасаара Валез, и ей было уготовано нечто большее, чем улицы Тракки.

На ее восемнадцатый день рождения в город прибыла процессия. Девушка смотрела на нее из своего изолированного укрытия, заложенного камнями, которые легко было сдвинуть. Об этой процессии объявляли уже давно, и гостей сопровождали две сотни Черных воинов. Семьи богатых торговцев и визирей наблюдали за ними с балконов, а каресианцы всех мастей заполонили улицы, чтобы отдать дань уважения матери-настоятельнице Орон Каа, пожилой женщине, высокой и худой, с резкими чертами лица и пронзительным взглядом. За ней шла вереница юных девушек, собранных из всех городов Каресии. Девушек выбирали для того, чтобы из них образовать высшее духовенство Джаа. Их будут испытывать и мучить, пока не останутся только семь из них. Каждая семья Тракки надеялась, что именно их дочь изберут в колдуньи, и многие швыряли монеты и дорогие подарки перед процессией, чтобы заслужить милость настоятельницы.

Монахини медленно обходили город. На каждом перекрестке мать настоятельница останавливалась и глубоко втягивала в себя воздух, будто что-то искала. Каждый раз, когда она проходила мимо лачуги Анасаары, процессия задерживалась на несколько секунд. Стоящие рядом торговцы грубо выпихивали вперед своих дочерей, надеясь, что мать их заметит. После третьего круга по Тракке на лице настоятельницы появилась улыбка — зубастый оскал без тени радости.

— Подойди ко мне, дитя, — сказала она в пространство.

Анасаара почувствовала, что должна подчиниться. Она убрала камни, закрывающие вход в ее убежище, и подошла к процессии. Сотни глаз рассматривали ее, и Черные воины расступились, пропуская ее к пожилой матери-настоятельнице.

— Знаешь ли ты, кто я такая? — спросила та.

Анасаара ничего не ответила.

— Ты можешь говорить?

Девушка снова промолчала.

— А ты упряма, девочка. Но мы в тебе это исправим.

Анасаара огляделась по сторонам. Сердитые торговцы возвращались в свои дома, раздосадованные тем, что выбрали не их дочерей.

Девушка же не удивилась. Она знала, что она избранная, задолго до того, как появилась процессия.

— Ты пойдешь с нами в Орон Каа, — сказала мать. — Теперь твоя жизнь принадлежит мне.

Все изменилось. За девушкой ухаживали и хорошо кормили. Путешествие на юг было долгим, но комфортным, они ехали в носилках, которые несли десятки мускулистых рабов. Избранницам не рассказывали об их новой жизни или о зловещей старухе, сопровождавшей их, но все девочки были счастливы. Все снова изменилось, когда они добрались до Орон Каа.

Каменный монастырь возвышался над Берегом Заката, едва не касаясь облаков. Сияющие пески Дальней Каресии искажали здание, заставляя его расплываться в душном воздухе. Затем начались пытки.

Девушка помнила боль и вопросы. Каждый новый день приносил все новую боль и новые вопросы. Мать-настоятельница не ждала ответов, она просто спрашивала. Девушка сохраняла упрямство, намереваясь в любом случае выжить. Она видела, как с других девушек заживо сдирали кожу и бросали их в Высохшее море на съедение акулам. Она видела, как с нее самой сдирали кожу — и она исцелялась, снова сдирали — и она исцелялась вновь. Снова и снова она проходила через пытки, но оставалась невредимой. Каждая новая пытка несла с собой больше боли и больше вопросов.

— Кто ты?

— Чего ты боишься?

— Что такое боль?

Ее тело ломалось сотни раз, но ни разу не был сломлен разум. Проходило время — и девушка поняла, что она не стареет. Черные воины, охранявшие их, старели и умирали, но девушкам всегда было восемнадцать. Время не имело значения. Все, что чувствовала Анасаара, — боль, до тех пор пока у нее не осталось ничего, кроме боли.

— Кто ты?

— Никто.

— Чего ты боишься?

— Ничего, кроме Джаа.

— Что такое боль?

Последний вопрос ей задавали тысячи раз, но она не знала ответа. Лица девушек начали меняться, пока все оставшиеся послушницы не стали выглядеть одинаково. Они были прекрасны, с роскошными фигурами и завораживающими глазами. Даже их голоса стали похожи. Мать-настоятельница уделяла особое внимание Анасааре, выделяя ее из остальных девушек, и лично проводила ее пытки. Она тоже не старела, оставаясь все такой же пожилой женщиной с заостренными чертами лица, хотя уже третье поколение их стражи умерло от старости.

Анасаара сжилась со своей болью. Боль заполнила весь ее мир. Сотни лет все ее чувства были заполнены болью, пока наконец она не перестала ее ощущать.

— Кто ты?

— Я одна из Семи Сестер.

— Чего ты боишься?

— Ничего, кроме Джаа.

— Что такое боль?

Она чуть помедлила, больше не сомневаясь в ответе.

— Боль — моя слуга. Я ее госпожа.

И опять ее жизнь изменилась. Пытки прекратились, и ей позволили одеться и принять ванну. Впервые за много столетий она поела и поняла, что еда не приносит удовольствия. Она говорила с другими девушками и запомнила их имена, но их компания была не более чем развлечением. Она возглавит их и никогда не будет с ними близка.

Пока ее сестры получали татуировки, Анасаара познавала мир. Она читала книги, изучала карты и впитывала знания о людях и богах. За варварскими землями Рованоко следил орден боевых жрецов, а земли под владычеством Одного Бога патрулировали армии священников. В противоположность им Джаа давал свою силу только семи своим последователям, наделяя каждого из них великой силой и доверяя их качеству, а не количеству.

Когда она покинула Орон Каа, Анасаара Валез была уже мертва. Осталась только Саара Госпожа Боли.

Часть первая

Глава перваяЛеди Бронвин из Канарна в городе Южный Страж

На землях Алого Отряда раскинулись прекрасные зеленые пастбища и буйные леса. На севере находился Лунный Лес, волшебное место, где фермеры молились духам земли и камня, которыми их одарил Рованоко. На востоке возвышался Насест Бритага — священный горный хребет, где предположительно обитал ворон Ледяного Гиганта, наблюдая за землями раненов.

Бронвин знала об этих местах, отец рассказывал ей сказки о рощах и оврагах, где Орден Молота услышал голос своего бога, но после стольких месяцев на Свободных Землях она начала перенимать скептицизм брата. Алый Отряд и его капитан, Йохан Длинная Тень, были стойкими воинами. Не сказать, что они совсем не привечали у себя чужаков, но Бронвин они все равно воспринимали как избалованную леди из народа ро. Она пыталась завязать с ними дружбу, рассказывала истории о своей юности в Канарне и старалась блеснуть недюжинными познаниями о жизни народа раненов. Однако этого оказалось недостаточно, и, несмотря на все усилия, Бронвин приходилось большую часть времени проводить с Аль-Хасимом, несносным негодяем-каресианцем, и уцелевшими воинами из Отряда Призраков.

Несколько недель они пробыли в Южном Страже, и, казалось, уже целая вечность прошла с тех пор, как они жили на руинах Ро Хейла или спали под открытым небом, когда убегали от Красных рыцарей. Бронвин выделили комнату в высоком деревянном доме с видом на западные укрепления. Крепость, или город, как любили называть его ранены, была плотно застроенным кольцом деревянных домов и уютных двориков, с постоянным запахом железа и дыма из сотен кузниц и печей. В Южном Страже жили несколько тысяч мужчин, женщин и детей. Сам город был меньше, чем ее родной Ро Канарн, но в нем с легкостью разместились около пятисот беженцев Отряда Призраков, и теперь их голубые плащи постоянно мелькали на улицах между алыми гербами Южного Стража.

— Еще рано, Бронвин, можно дальше спать. — Голос раздался из одеял рядом с ней, и она толкнула локтем лежащего под ними человека, чтобы он не мешал ей думать.

— Ранены, похоже, всегда просыпаются с рассветом, — ответила она, поплотнее обернув плечи одеялом.

Бронвин посмотрела на лежащего рядом Аль-Хасима и задумалась, что бы сказал ее брат, если бы узнал о ее решении принять ухаживания приятеля. Они начали согревать друг друга во время путешествия на восток. Бронвин с недавних пор приобрела фаталистический взгляд на мир, и ей казалось, что настолько неподходящий любовник соответствует ее новому мировоззрению.

— Каменный Пес постучит в двери, когда настанет время вставать, — пробормотал Хасим, уткнувшись лицом в подушку.

Она снова пихнула его локтем.

— Заткнись. Я думаю.

— О чем? — промурлыкал Хасим и повернулся к ней, подперев голову рукой. — Как я невероятно привлекателен?

В его глазах появился хищный блеск.

Бронвин не улыбнулась и не выказала никаких признаков игривого настроения. Затем резко склонилась к нему и грубо поцеловала, прикусив ему нижнюю губу, а потом отстранилась.

— Дерзкая сучка, — произнес Аль-Хасим. Коснувшись капли крови, выступившей на губе, он потянул Бронвин вниз, укладывая на простую деревянную кровать. — И все равно сейчас слишком рано для того, чтобы вставать.

Бронвин не улыбнулась. Она впилась ногтями в его спину и притянула к себе для очередного поцелуя. Аль-Хасим знал, его работа — развлекать злую, тоскующую по дому аристократку.

— Просто заткнись, — прорычала она, обхватывая его ногами, устраиваясь на постели.

— Я для вас всего лишь кусок мяса, миледи, — произнес он, специально усилив свой певучий каресианский акцент, и отстранился от нее. — Как думаешь — Бром знает, насколько необузданной соблазнительницей ты стала?

— Не думаю, что его это волнует, — солгала она. — Ему хватает забот с доккальфарами.

Хасим ухмыльнулся и склонился к ней, чтобы игриво куснуть за шею. Стук в дверь заставил их вздрогнуть от неожиданности.

— Просыпайтесь, дамы, — крикнул Мика Каменный Пес из-за дверей спальни. — Коричневый священник из Канарна хочет с вами поговорить.

Бронвин не сразу отпустила Хасима, на мгновение крепче сжав его бедрами, затем закатила ему звонкую пощечину и улыбнулась.

— Успокойся, каресианец, у нас еще есть дела, — тихо простонала она, крепче прижимаясь к нему всем телом.

В дверь постучали снова.

— Подъем. Потрахаетесь позже. Я слышал, в сутках много часов. — Ехидство и сарказм у Каменного Пса по утрам работали в полную силу. — Постарайтесь не утвердить всех остальных в их мнении насчет каресианцев и ро.

Все игривое настроение мигом испарилось. Бронвин широко зевнула, а Хасим сел, устало потирая глаза. Когда они поспешно встали с постели, солнце уже заглядывало в комнату сквозь щели в ставнях, а воздух начал быстро нагреваться.

— Как думаешь, кого они больше ненавидят — каресианцев или ро? — спросила Бронвин, натягивая простое домотканое платье.

— Я же не аристократ, милая, — ответил Хасим, — я всего лишь чужеземец. А ты заносчивая ро.

— Видимо, так и есть, — сухо ответила она. Ситуация не казалась ей забавной.

Каменный Пес еще раз устало постучал в дверь.

— В первую очередь — сегодня собрание, и брат Ланри хочет убедиться, что вы не попадете впросак, когда вас попросят высказаться.

Бронвин и Хасим обменялись встревоженными взглядами. Им говорили, что собрания следует ожидать, однако новость все равно их испугала. Капитан Хоррок из Отряда Призраков подал прошение о том, чтобы поднять все Свободные Отряды и объявить войну захватчикам — Красным рыцарям. Йохан Длинная Тень с ним согласился, но у раненов было принято давать слово всем участвующим сторонам.

Не все обрадовались такому решению, но Хоррок был уверен, они замолкнут, как только армия рыцарей покажется на горизонте. Бронвин посоветовала отправить Уильяма из Вереллиана, пленного капитана Красных рыцарей, с условиями мира, но большинство раненов высмеяли ее. Ее выслушали только благодаря уважению, которое она заработала среди воинов Отряда Призраков.

Круглое каменное здание — зал для собраний раненов из Южного Стража — стояло в самом центре города. Со времени их приезда Бронвин видела его каждый день, но только сейчас ей разрешили в него войти. Все ранены относились к собранию с чрезвычайным почтением. Даже беженцы из Отряда Призраков знали о важности Камня Рованоко и решений, принятых на собрании. Любой ранен с хорошей репутацией мог сидеть в холодном каменном зале, и каждый держал в руках небольшой топорик, с помощью которого мог проголосовать. Отец Магнус часто шутил, что политика раненов гораздо более жестока, чем войны народа ро, и решение никогда не вызовет уважения, если в процессе обсуждения не погиб хотя бы один человек.

Бронвин считала немыслимым такой метод управления страной. Даже Аль-Хасиму собрание раненов показалось пугающим, и пока они поднимались по ухабистой грунтовой дороге, которая называлась улицей, он выглядел еще более взволнованным, чем Бронвин. Каменный Пес, как всегда, казался равнодушным и спокойно шел рядом с ними, используя свой устрашающий лохаберский топор вместо трости.

Южный Страж построили на естественной возвышенности, и центральный частокол отдаленно напоминал деревянную крепость, а зал собраний раненов был единственным каменным зданием во внутреннем кольце. Семья Длинной Тени специально строила город с наибольшими возможностями для защиты, и во всех направлениях расходились частоколы и ворота, большая часть которых в настоящее время не охранялась. Бронвин не была военным стратегом, но даже она видела, что, если Алый Отряд захочет, Южный Страж может стать кошмаром для армии вторжения.

Брат Ланри ожидал их за пределами внутренних укреплений, в нескольких улицах от зала собраний. Бромви отправил его на север, чтобы сообщить о смерти Магнуса и об освобождении Канарна от засилья Красных рыцарей. Бронвин нравился старый священник, и, кроме Аль-Хасима, это был самый дружелюбный по отношению к ней человек во всем Южном Страже.

— Самое ясное и свежее раненское утро из всех, которые я видел, — бодро объявил он, когда к нему подошли аристократка из народа ро, воин из народа раненов и каресианский негодяй. — Хоррок сказал, утром будет дождь… хорошо, что сражается он гораздо лучше, чем предсказывает погоду.

— Не могу согласиться, — проворчал Каменный Пес без тени улыбки. — Он уже стар, и колени его подводят.

Ланри виновато усмехнулся.

— Ладно, юный Мика, в остальном этот день, думаю, является хорошим знаком для нашего дела.

— Какого дела? — спросила Бронвин.

— Дело о добре против зла, моя дорогая госпожа, о правде против лжи, — ответил Коричневый священник с искренней улыбкой. — Я так понимаю, наши друзья-ранены этим утром примут решение.

— И они хотят говорить с нами? — спросила Бронвин, позволив чувствам отразиться в словах.

Мика Каменный Пес повернулся к ней.

— Ты была там, Бронвин, ты видела произошедшее в Ро Хейле. Видела армию рыцарей, королевские знамена, ты знаешь, что за этим последует.

— Тогда почему мои слова будут что-то значить? — спросила она, пытаясь избежать разговора. — Там были сотни людей из Отряда Призраков.

Аль-Хасим, который молчал все время, пока они шли к собранию, произнес:

— Но мы чужеземцы. Когда человек не из народа раненов соглашается с решением собрания, это увеличивает важность принятого решения… если, конечно, это не человек ро. Тогда они скорее не обратят внимания на его мнение.

— Не в нашем случае, — сказал Каменный Пес. — Ее брат хочет стать союзником Свободных Отрядов. Это придает определенный вес ее словам.

Брат Ланри поднял руку, вежливо спрашивая разрешения на то, чтобы вмешаться в разговор.

— Но, юный Мика, лорд Бромви — хороший союзник. Лорд Канарна — благородный воин великого духа и чести.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Мика с выражением удивления на лице. Он повернулся к Бронвин и Хасиму. — Нам нужно идти… если брат Ланри уже закончил. — Он вопросительно посмотрел на священника.

— О да, я, несомненно, закончил, — спохватился Ланри, — веди же нас, юный Мика.

Язвительный юный ранен не знал, как реагировать на священника. Он обсуждал с Бронвин свое недоверие к любому человеку Одного Бога. Неважно, как бы часто она ни говорила ему, что Ланри никогда не обидит ни одну живую душу, — Каменный Пес все еще настороженно относился к нему.

Бронвин знала, что Мику выбрали неофициальным посредником между ней и Аль-Хасимом и раненами и что остальные воины Отряда Призраков не особо хотели с ними общаться после того, как попали в Южный Страж. Самый восточный город Свободных Земель построили спустя долгое время после оккупации, и он никогда не был под властью народа ро. Здесь ранены могли быть раненами, полную власть имел Рованоко, а Тор Фунвейр находился бесконечно далеко отсюда.

Спутники вошли за стены внутреннего частокола и достигли здания собраний, Мика указывал им путь. Вблизи оно казалось еще больше, и Бронвин почувствовала робость рядом с Камнем Рованоко. Здание возвышалось на пять или шесть этажей, с каменными галереями, выходящими из центрального этажа, и с большим залом посередине. Туда, похоже, могло поместиться несколько сотен людей, хотя сейчас зал был заполнен лишь частично.

Мика провел их внутрь, и ранены, сидящие перед ними, не издали ни звука. За те сто лет, которые простоял этот зал для собраний, Бронвин стала первой аристократкой ро, посетившей его, и ее прибытие сопровождал только низкий гул ветра. Она вступила на Камень Рованоко и огляделась — в зале она узнавала некоторые лица, но остальные были незнакомые и устрашающие. В центре восседал капитан Хоррок Зеленый Клинок, в пронзительном взгляде голубых глаз, направленном на нее, она видела дружелюбие и поддержку. Рядом с ним сидел Хаффен Краснолицый, воин из отряда Хоррока и его близкий друг. Он несколько раз заступался за Бронвин, когда воины из Алого Отряда ставили под сомнение ее присутствие в Южном Страже.

Самой грозной фигурой на собрании был капитан Йохан Длинная Тень, широкоплечий ранен с татуированной головой. Выцветшие темно-синие рисунки сломанных мечей и топоров на коже черепа придавали воину еще более устрашающий вид, и Бронвин чувствовала себя в его присутствии очень неуютно. Капитану Алого Отряда было около сорока пяти лет, но он все еще оставался уважаемым и мудрым лидером, чье слово было законом в Южном Страже. Он сидел на возвышении, на каменном кресле, лицом к собравшимся раненам, и половина зала принадлежала ему.

— Собрание приветствует леди Бронвин из Канарна, — объявил распорядитель собраний Йохана, низкорослый и крепкий мужчина по имени Матиас Огненный Зуб.

По залу пробежал ропот неодобрения, и Бронвин на секунду ощутила себя в центре внимания, пока Матиас не постучал древком топора по каменному полу, возвращая ее к реальности.

— Привет, — произнесла она со всей возможной скромностью. Эхо в зале собраний придало ее голосу больше силы, чем она намеревалась в него вложить.

— Тебе пока не давали слова, — сквозь зубы пробормотал Каменный Пес.

Бронвин смущенно улыбнулась и уже хотела извиниться, но Аль-Хасим нежно взял ее за руку и повел к нижнему ряду сидений.

Сотни пар глаз провожали леди из Канарна. Она рассеянно отметила, что немногие из раненов чисто выбриты и что в помещении витал запах пота.

— Садись тут и помалкивай, милая, — прошептал Аль-Хасим с нахальной улыбкой. — Помни — у них у всех есть топоры.

Бронвин огляделась и увидела, что каждый присутствующий поднял ручной топорик в качестве приветствия вновь прибывшим. Единственный ранен в Южном Страже, которому было позволено держать два топорика, был Йохан. Он положил оба топора на каменный пол перед своим креслом.

Бронвин и Аль-Хасим заняли отведенные им места, и Матиас во второй раз стукнул топором об пол и произнес ясным, низким голосом:

— Никогда аристократы ро не входили в этот зал. Я напоминаю всем собравшимся лордам, Бронвин из Канарна — гостья Хоррока Зеленого Клинка, и ей будет оказано подобающее уважение.

Несколько человек начали шепотом возмущенно переговариваться. Очевидно, Хоррок потратил много часов, пытаясь уговорить собрание раненов принять аристократку ро. Она также отметила, что у капитана Отряда Призраков не было топора — он уже потратил свой голос на решение вопроса о ее присутствии.

— Милорд Длинная Тень, — продолжил Матиас, — мы выслушаем ваши слова.

Йохан не поднялся с места — для того чтобы его услышали, ему не нужна была лишняя театральность. Он небрежно закинул ногу поперек подлокотника своего каменного кресла.

— Хоррок сказал нам, что люди ро вторглись в Травяное Море, — гортанно прогудел он. — Армия Красных рыцарей с самим королем во главе.

Несколько мужчин ответили на это рычанием, и Бронвин почувствовала великую злость раненских людей.

— Они захватили Ро Хейл и могут добраться сюда в течение месяца, — продолжил Йохан. — Вы все это знаете… и как народ Рованоко, мы не можем позволить Тирису делать на нашей земле все, что ему заблагорассудится.

Он не повышал голоса, оказавшись удивительно неразговорчивым человеком.

— Хоррок, твоя очередь, — с облегчением произнес он, будто необходимые формальности были для него тяжкой обязанностью.

Матиас Огненный Зуб снова стукнул по полу.

— Будет говорить капитан Хоррок Зеленый Клинок.

Капитан Отряда Призраков поднялся со своего места в среднем ряду каменного зала.

— У короля Тириса пять тысяч рыцарей и слуг, вычитая тех, кого мы убили в Ро Хейле, и здесь у нас недостаточно сил, чтобы выстоять против них.

Низкий несогласный ропот поднялся от людей из Южного Стража. Хоррок посмотрел на камень перед ним, вполне осознавая, что ему нечем голосовать, если дела обернутся не так хорошо, но все равно продолжил:

— В Алом Отряде пять тысяч воинов. Еще больше — если собрать все племена Лунного Леса. Но этого недостаточно.

Волна возмущения прокатилась по залу, мужчины начали стучать топорами по камням перед ними, требуя права голоса. Несколько человек заговорили о фьорланцах и о вековых убеждениях, будто северные земли раненов спасут их.

Хаффен Краснолицый, распорядитель собраний Хоррока, побагровел от ярости из-за того, что речь его друга прервали, и тоже стукнул древком топора о камень.

— Пусть говорит. Флот драккаров погиб, а верховный вождь мертв.

Матиас Огненный Зуб усмехнулся, отчего его внушительное брюхо заколыхалось, и возразил:

— Это мои слова, Хаффен. В Южном Страже всего один распорядитель собраний, и он знает свою работу.

Он оглянулся через плечо на Йохана, который кивнул ему.

— Продолжай, Хоррок, если тебе есть что сказать, — произнес распорядитель.

Бронвин хорошо знала капитана Отряда Призраков. Она видела, как он сражался с Уильямом из Вереллиана, как он бился со множеством Красных рыцарей и как он, окровавленный, тяжело дыша, вдохновлял своих людей на крепостной стене Ро Хейла. Но перед собранием раненов старый уставший воин казался скромным и осторожным.

— Нам с ними не сравниться ни в оснащении, ни в умениях, — продолжил он. — У них есть военные машины, которые сровняют с землей половину города еще до того, как у вас появится возможность сражаться.

Послышалось еще больше возмущенных возгласов, на этот раз они звучали громче и агрессивнее, несколько воинов вскочили с мест, изрыгая проклятья на Хоррока, они пытались его унизить и заявляли, что Южный Страж справится с любым врагом даже без помощи Фьорлана. Пронзительные голубые глаза капитана обшаривали зал, а кривая усмешка показывала, что внутри него нарастает ярость. Хаффен выглядел так, будто готов запустить свой топор, когда собрание разделилось на две половины — одна была согласна с Хорроком, другая же упорно отказывалась признать, что Южный Страж не способен самостоятельно защититься от врагов.

— Тишина! — проревел Матиас Огненный Зуб. Распорядитель собраний дважды ударил в пол рукоятью топора и подождал, пока толпа раненов не утихнет. — Мы это уже слышали, и один человек уже погиб, не согласившись с этим мнением. Теперь выслушаем леди Бронвин. У нее нет топора, и ее нельзя убить.

Бронвин оглядела зал и увидела те же взгляды, но сейчас они были налиты кровью. Она посмотрела на Хоррока. Он слабо улыбнулся и кивнул ей, слегка пожав плечами. На другой стороне Йохан Длинная Тень, который молчал во время речи Хоррока, выпрямился в кресле и, похоже, заинтересовался, когда леди Канарна поднялась с места.

— Приветствую вас, господа, — тихо произнесла она, сразу же подумав, что сказала какую-то глупость. — Я говорю от имени Канарна и своего брата, лорда Бромви. — Ранены слушали в молчании, рассматривая Бронвин, словно какую-то диковинку. — Я видела то же, что и капитан Хоррок, и согласна с его словами.

Атмосфера в зале мгновенно изменилась, и на Бронвин посыпались десятки оскорблений по поводу ее пола и расы, все стремились показать, как мало их заботило ее мнение. Мика Каменный Пес и Аль-Хасим поднялись с мест и гневно смотрели на кричащих раненов. Мика поднял топор и прорычал:

— Сильны же вы ругаться, когда женщина говорит вам правду. Выходите наружу — и я научу вас слушать!

С оглушающим ударом топора Матиас утихомирил собрание. Единственным оставшимся звуком был едва слышный смешок Йохана Длинной Тени. Его, очевидно, позабавил вызов Каменного Пса. Как только Матиас навел порядок, Йохан в первый раз встал с места. Стоя он казался еще больше, а плечи напряглись, когда он наклонился и поднял один из метательных топоров с Камня Рованоко.

— Ни один из сидящих здесь не поднимет топор на леди, — тихо произнес он глубоким, гортанным голосом. — Еще одно слово о ее чести или о праве быть здесь — и я позволю маленькому мужчине из Отряда Призраков немного проредить ваш строй.

Он кивнул Каменному Псу в благодарность за поддержку Бронвин. Мика и Аль-Хасим опустились на свои места. Сейчас в первый раз со времени прихода Бронвин в зале наступила тишина. Она увидела, как собравшиеся ранены медленно отстраняются от Йохана, пока не остались стоять только он и Бронвин.

— Так-то лучше, — заметил Йохан, снова усмехнувшись, на этот раз Матиасу, которому, очевидно, предназначалась какая-то понятная им одним шутка. Затем он снова сел на свое место с топором наготове. — Мы можем браниться между собой или можем договориться с людьми ро, — заключил он. — Все просто.

В зале стало оглушающе тихо. Каждый из собравшихся слушал капитана Алого Отряда. Похоже, ни один из воинов не решался оспорить его слова. Бронвин своими глазами видела, какой уровень уважения заработал Йохан за те годы, что оберегал Южный Страж.

— Можем мы им противостоять или нет — другой вопрос, — продолжил он. — Лично я думаю, что в честной битве мы по меньшей мере расквасим им наглые носы.

Из нескольких участков зала раздался тихий смех.

— Но ублюдки не бьются честно… и мы это знаем. Лично я с удовольствием пригласил бы сюда Отряд Серого Леса и показал королю: он уже не в Ро Тирисе. Если Алдженон Слеза мертв, нам придется смириться с тем, что из Фьорлана не стоит ждать помощи.

Половина собрания была с ним согласна, но другая половина упрямо отказывалась признать, что у Алого Отряда недостаточно людей.

— Могу я говорить? — спросила Бронвин так громко, как только сумела.

Матиас Огненный Зуб улыбнулся ей.

— Формально он не имел права перебивать вас, миледи, — произнес мощный распорядитель собраний, кивая на Йохана. — Но куча людей не затыкалась, поэтому мы отошли от протокола.

Йохан понимающе улыбнулся Бронвин и снова сел в кресло, выказав ей почтение, которое опять вызвало волну возмущенных возгласов. Хоррок и Хаффен остались стоять и внимательно следили за теми, кто высказывался против Бронвин.

Она отошла от своего места и остановилась перед воинами, собранными на Камне Рованоко.

— Господа, вы многого не знаете, — просто сказала она. — Я уважаю вашу уверенность и надеюсь, что она обоснована. Король может послать за подкреплением в десяток военных лагерей и сотню герцогств. Верные аристократы и рыцари Тор Фунвейра встанут под его стяг, их не волнует ваша уверенность, ваши люди или ваш образ жизни.

Сейчас она говорила достаточно громко, чтобы ее слова эхом разносились по зданию и заглушали недовольное ворчание раненов.

— У вас есть союзники, друзья мои, и глупостью будет не позвать их на помощь. Еще не слишком поздно.

Прежде чем кто-нибудь снова ее оскорбил, Матиас Огненный Зуб стукнул по камням топором.

— Тихо, братья. Пусть продолжает, — проревел он.

Бронвин несколько раз глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

— Мой брат может помочь вам, так же как и Доминик Черный Коготь и Отряд Серого Леса, но время на исходе. Ваше предложение о мире проигнорируют, а Вереллиана, скорее всего, убьют еще до того, как ваши слова дойдут до короля.

На этот раз на нее никто не кричал, может быть, из-за страха перед Матиасом, а может, к ней наконец прислушались. Она собралась с духом и продолжила:

— Сейчас не время для упрямой гордости, цветистых речей или боевых клятв. Пришел час защитить свою землю от агрессора, который видит всех вас лишь в качестве рабов. — Последнее слово специально было выбрано из-за его древнего значения. Мысль о том, что ранен станет кому-то рабом, была ненавистна Рованоко и его детям, и Бронвин знала, от такого они просто не отмахнутся.

Бронвин задержала дыхание, ожидая новый поток брани. Когда никто не отреагировал, она продолжила в полной тишине зала:

— У нас есть месяц. Даже если мы сейчас пошлем за помощью, нам все равно придется удерживать Южный Страж против войск короля, пока не прибудет подкрепление. Предстоит много работы, и мы не можем себе позволить впиваться друг другу в глотки.

Участники собрания отвернулись от Бронвин и обменивались вопросительными взглядами. Хоррок и Хаффен вызывающе встали, безмолвно поддерживая слова благородной леди. Матиас секунду помедлил, позволив собравшимся переговариваться, затем призвал к тишине ударом топора.

Йохан снова поднялся.

— Я с радостью брошу топор, чтобы поддержать это предложение. — Его серые глаза следили за лицами собрания. — Вопрос в том, бросите ли вы топоры против него.

Матиас снова ударил по полу.

— Было сделано предложение. Кто из вас выступит против него, словом или топором?

Многие из тех, кто громче всего возражали, замешкались, когда собрание обратилось к ним, чтобы задать тон дальнейшему обсуждению. Если кто-то возразит, Йохан метнет топор, заставив оппонента метнуть свой. Вопрос, поднятый капитаном Алого Отряда, был справедливым. Кто готов бросить топор в Йохана Длинную Тень?

— Время дорого, господа, — не подумав, заметила Бронвин. Огненный Зуб бросил на нее укоряющий взгляд.

— Я буду говорить, — прозвучал голос с левой стороны зала.

Бронвин подняла взгляд и увидела жилистого ранена с белыми волосами и хитрым взглядом. Он не присоединился к предыдущим выкрикам и оскорблениям. Несколько союзников, кто хорошо его знал, обменялись озадаченными взглядами.

— Собрание выслушает слово Драгнила Темного Гребня, воина из Насеста Бритага, — объявил Матиас.

Бронвин о нем не слышала, но знала, что Насест Бритага — древнее загадочное место для последователен Рованоко. Самый высокий горный пик считался тем насестом, на котором восседал ворон Ледяного Гиганта, наблюдая за Свободными Землями, и каждый жрец Ордена Молота во времена своей юности должен был взобраться на вершину хотя бы раз.

Мировой Ворон также являлся покровителем дома Канарн, и Бронвин выросла на легендах о любви Бритага к удаче и мудрости. Она не знала, был Бритаг действительно богом или просто каким-то старым тотемом, но Бромви всегда уверял, что ворон — и вправду домашний питомец Рованоко.

— Я никогда не выступал перед собранием, — произнес Драгнил удивительно звучным голосом. — Никогда не чувствовал в этом нужды. — Он поднялся, и стало видно, что у него только одна нога. — Но я хочу предложить третий вариант.

Низкий рокот заинтересованных разговоров прокатился по залу, а несколько человек в передних рядах стали насмехаться над Драгнилом, говорить, что его топор годится только для горных пиков, а не для города. Однако одноногий воин не оскорбился на насмешки и не выказал гнева, а просто помахал рукой, показывая, что хотел бы тишины.

— Я мог бы оскорбить вас в ответ, но предпочитаю так не поступать, — сказал Драгнил. — Я продолжу говорить и надеюсь, что те, у кого, кроме топоров, остался еще и разум, меня выслушают.

Фраза была похожа на утонченное оскорбление, и несколько человек сразу заткнулись.

— Вы говорите о том, чтобы остаться и сражаться. Вместе с другими Свободными Отрядами или без них — но я предлагаю отступить, — просто сказал он, и не все ранены сразу поняли, что именно он предложил.

— Ворону здесь не место! — выкрикнул человек из переднего ряда, угрожающе потрясая топором. — Это Камень Рованоко, а не насест для вашей птички.

Воин из Насеста Бритага не обратил внимания на оскорбление. Он просто сел на место и, прищурившись, обвел помещение взглядом.

— Вы простите меня за то, что я сяду, — сказал он. — Моя левая нога еще не отросла, а правой не нравится в одиночку выполнять всю работу.

Еще несколько насмешек — и Матиас Огненный Зуб ударил по каменному полу.

— Драгнил, твое замечание мы учтем, но сдать врагам Южный Страж — не вариант, — произнес толстый распорядитель собрания.

— Если слово Бритага здесь не приветствуется, я зажгу свечу за всех вас, когда вернусь на свою гору, — ответил Драгнил, криво усмехнувшись. — Но упрямство заведет вас далеко, а затем приведет к смерти… помните об этом.

Ранены высмеяли совет воина из Насеста Бритага, но несколько часов спустя Бронвин все еще обдумывала его слова. Она не была трусихой и понимала возмущение жителей Южного Стража, но что-то в поведении Драгнила заставило ее думать, будто он знал такое, о чем не готов был сказать перед собранием.

Она подождала, пока полуденное солнце не начнет клониться к закату. Длинная Тень приказал своему отряду готовить оборонительные сооружения города. Пока капитан Алого Отряда был занят тем, что проверял, как укреплены многочисленные частоколы и ворота города, Бронвин ускользнула от Ланри и Аль-Хасима и снова пришла к залу собраний раненов. Она знала, что за ней следует Мика Каменный Пес, но юный воин из Отряда Призраков не пытался ее остановить, поэтому она позволила ему красться за ней следом.

Ей говорили, у Драгнила есть привычка сидеть возле бюста Бритага Мирового Ворона внутри центральных укреплений. В большинстве раненских городов тоже был такой памятник, но для верующих в Ледяного Гиганта ворон Рованоко никогда не имел первостепенной важности. Она легко могла представить, что воин из Насеста Бритага привык к постоянным насмешкам, но его поведение на собрании показывало: он обладал и честью, и умом.

— Ты сильно задержалась, — произнес Драгнил, когда Бронвин завернула за угол и увидела его лежащим на спине на продуваемой всеми ветрами траве.

— Ты знал, что я приду? — спросила она, стараясь произнести это формальным и властным тоном.

— Я ждал, что кто-то придет… В том, что это оказалась ты, есть определенный смысл.

Воин Бритага улыбался, и Бронвин поразилась его молодости. Он не носил бороду, а его светлые волосы, собранные в хвост, спускались до середины спины. Ручные топорики, украшавшие его кожаные доспехи, были слишком малы для рукопашной схватки, и она предположила, что Драгнил предпочитает бой на расстоянии. Скорее всего, еще и по этой причине его высмеивали другие воины.

— Ты принес в собрание долю здравого смысла, — произнесла она, — а здравого смысла здесь, похоже, недостаток.

— Они все умрут, — ответил воин Бритага. Его улыбка пропала, он нахмурился, рассеянно обрывая травинки. — Но насчет тебя я не уверен… тяжело определить по знакам.

Его слова ее позабавили. Она не была наивной, и пророческий характер слов, которые она от него услышала, показался ей немного банальным.

— Я уверена, ты знаешь толк во всех мудрых знамениях, — ответила она со снисходительной улыбкой.

— Знамения? — смущенно переспросил воин. — Я не мудрая женщина. Я использую другие методы. Это называется логикой.

Бронвин поразилась его ответу и поняла — ей нужно собраться с мыслями. Она не привыкла к людям, которые принимают решения с помощью разума, — только не среди страстных и импульсивных раненов.

— Ты же еще не встречалась с последователями Бритага? — спросил он с искренней улыбкой.

— Нет, похоже, не встречалась — но я родом из Ро Канарна, — ответила смущенная аристократка. — Я знаю о Мировом Вороне.

Драгнил поморщился.

— На самом деле не знаешь… но ты считаешь, будто знаешь, поэтому свои сомнения я истолкую в твою пользу.

Она не привыкла, что с ней общаются в такой манере, и запнулась, когда попыталась ответить. Воин ухмыльнулся и похлопал по траве рядом с собой.

— Присаживайтесь, миледи. Нам скоро предстоит вместе отправиться в небольшое путешествие, поэтому, наверное, стоит получше узнать друг друга.

Она нерешительно опустилась на траву и подозрительно уставилась на Драгнила.

— И куда мы собираемся пойти? — спросила она.

— В Лунный Лес. Путешествие будет долгим и болезненным. — Он усмехнулся. — Должно быть весело, правда?

— И мы отправимся в это путешествие… по какой причине? — спросила она, надеясь обозначить хотя бы номинальную власть над странным человеком с Насеста Бритага.

— Может, тебе стоит попросить своего друга с большим топором присоединиться к нам, вместо того чтобы прятаться за вон тем деревом? — Драгнил улыбнулся и махнул рукой в ту сторону, где скрывался Каменный Пес в малодушном стремлении остаться незамеченным. Его кривой лохаберский топор довольно комично торчал из укрытия.

— Мика, — произнесла Бронвин, помахав ему рукой, — мы оба знаем, что ты там. Пожалуйста, выходи.

Юный воин из Отряда Призраков высунул голову из-за дерева и, прищурившись, смерил Драгнила подозрительным взглядом. Затем неторопливо подошел к тому месту, где сидели собеседники.

— Чтоб ты знал, воин, — произнес Каменный Пес, — я не отойду от этой женщины. Хоррок попросил меня следить за ней — вот этим я и занимаюсь.

— Тогда ты отправишься с нами, — ответил Драгнил с еще одной мальчишеской улыбкой.

— Нет, — сказал Мика со своим обычным бесстрастным выражением, — это ты пойдешь с нами.

Драгнил рассеянно постучал по своему деревянному костылю и смерил взглядом юного воина.

— Ты вообще умеешь пользоваться этим топором, паренек?

Каменный Пес не дрогнул ни одним мускулом на лице и плюхнулся на траву.

— Однажды я срубил дерево… сойдет?

— Это было агрессивное дерево? — Драгнил не отводил взгляд от Мики. Бронвин показалось, что мужчины сразу невзлюбили друг друга.

— Нет, — мотнул головой Каменный Пес. — Просто дерево. А теперь перестань задавать глупые вопросы и сам дай несколько ответов. — Он вытащил топор из перевязи и положил себе на колени. — Правда, что ты двоюродный брат Доминика Черного Когтя?

Бронвин слышала о Черном Когте. Он был капитаном Отряда Серого Леса и могучим воином Ранен Гара, великой крепости Свободных Отрядов. Из всех вождей южных земель раненов он был ближе всего к статусу короля и вторым по значимости после верховного вождя Фьорлана.

— Нет, неправда, — ответил Драгнил. — Меня приняли в его семью, когда я был еще совсем юным. Вроде бы я ему почти брат, хотя и не видел его с тех пор, как услышал зов Бритага.

Мика повернулся к Бронвин.

— Хоррок хочет, чтобы мы отправились на север. Он пытается собрать достойную силу и не может пожертвовать ни одним из воинов, так что поедем только я, ты и этот идиот.

— А как же Хасим? — спросила леди Канарна, неожиданно почувствовав себя неуютно при мысли о разлуке с бесшабашным каресианцем.

— Он нужен здесь. Хасим — крепкий ублюдок, а крепкие ублюдки будут очень нужны, когда появятся рыцари. — Мику явно расстраивало, что он не присоединится к защитникам Южного Стража, но прежде всего он имел чувство долга, а его преданность и готовность выполнить приказ своего капитана были несомненны.

— Первые, кого мы позовем на помощь, — племена Лунного Леса. Мужчины и женщины — воины полумесяца — страшны в гневе, и они нам понадобятся, чтобы сдержать рыцарей, — сказал Драгнил, театрально жестикулируя.

— Ты мне не нравишься, — ответил Мика с каменным лицом. — Ты меня раздражаешь.

Воин Бритага надулся, приняв обиженный вид, хотя Бронвин не могла точно сказать, действительно ли он обижается.

— Вот почему ты нам нужен, юный Каменный Пес, — произнес Драгнил с несколько самодовольной усмешкой. — Я не могу раздражать наших врагов до смерти.

— А ты пробовал? — сухо ответил Мика. — Думаю, ты сам удивишься тому, насколько сильно раздражаешь.

— Прошу вас, господа, — вмешалась Бронвин, — это не самое продуктивное начало.

Она опечаленно нахмурилась и повернулась к Мике.

— Получается, в ближайшее время я не попаду обратно в Канарн?

Он покачал головой:

— Нет. Боюсь, что нет. Помни — ты аристократка. Твое слово имеет вес, а твой брат — предположительно наш союзник.

Драгнил возбужденно хлопнул в ладоши.

— Я с нетерпением жду, когда мы отправимся. Это будет замечательное приключение в диких дебрях страны раненов.

— Если ты не заткнешься, то не выберешься даже из Южного Стража, — терпеливо заметил Мика. — Этот чудак из гнезда Бритага меня утомляет.

— Тебе стоило бы относиться к Мировому Ворону с большим уважением, юноша, — ответил воин. — Он отнимает так же легко, как и дает.

Бронвин нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.

— А что же дает Бритаг, мастер Драгнил?

— Удачу, моя дорогая леди, — нахально ответил он. — Он дает удачу.

— Человек сам создает себе удачу, — вмешался Мика, — и мне не нужна птица, чтобы направлять мой топор.

— Но тебе нужно, чтобы Лунные племена и Отряд Серого Леса отправились на юг, правда же? — Ответ одноногого воина прозвучал резко, и Бронвин уловила в его голосе серьезность, словно он пытался оказать какое-то влияние на Каменного Пса.

— Твоя птица сможет отнести нас на север? — спросил Мика. — Если нет — тогда заткнись.

Драгнил улыбнулся, возвращаясь к своему беспечному поведению, и снова повернулся к Бронвин.

— Неужели мне придется сносить оскорбления всю дорогу до Ранен Гара?

— Не думай, будто он будет делать то, что я ему прикажу. Он из Отряда Призраков. Как мне показалось, они очень упрямы. — Бронвин улыбнулась Мике, принимая его сторону в споре.

— Очень хорошо — пока я знаю, на чьей я стороне, — весело ответил воин из Насеста Бритага.

— Ну так что — две лошади и тачка? — спросил Мика с непроницаемым выражением лица.

Глава втораяХалла Летняя Волчица во владениях Медведя

Воительница из Тиргартена была в бодром расположении духа, когда они перебрались через последний фьорд Хаммерфолла и вошли в длинное скалистое ущелье, ведущее к Медвежьей Пасти. За прошедшую неделю пути местность стала более неровной и труднопроходимой, и Падающее Облако начал указывать отряду точное направление на Джарвик. В ближайшие несколько дней им предстояло выйти к развилке реки, обозначавшей южную границу города, и все воины отряда Халлы начали готовиться к битве.

Медвежью Пасть удерживал Грамма Черные Глаза, и у него было огромное преимущество перед любой военной силой, которая пожелала бы прорваться через ущелье. Пастью назывался самый узкий проход ущелья, с естественными уступами, поднимавшимися по ледяным стенам от поверхности замерзшей реки к бесплодным равнинам наверху. Не существовало надежного способа обойти это место, и Грамме для защиты нужна лишь малая часть своих воинов, чтобы удержать ущелье, ведь сверху можно метать топоры и кидать камни на всех, кто проходит внизу, причем защитники при этом остаются в надежных укрытиях.

За последний месяц отряд Халлы увеличился — к раненам присоединялось все больше простых жителей Хаммерфолла, а также несколько разрозненных групп братьев по оружию, которые сумели выжить и пробраться вглубь страны после гибели флота драккаров. Рексель и Олефф стали еще более ценными помощниками, когда мужчины и женщины, чьи дома и деревни сгорели, спрашивали, что им теперь делать и есть ли хоть какая-то надежда. На такие вопросы Летняя Волчица предпочитала не отвечать — ведь все они медленно, но неуклонно приближались к битве, в которой погибнут очень многие.

Отряд сейчас насчитывал почти пять сотен человек, хотя некоторые из них были слишком старые или слишком юные, или им не хватало опыта, чтобы стать настоящими братьями по оружию. К ним прибилось несколько женщин, но они были простыми крестьянками — их смущал вид грозной воительницы так же, как и их мужчин. Дочь Летнего Волка оставалась единственной женщиной с топором и пыталась не мешать своим капитанам разбираться с теми, кто ставил под сомнение ее лидерство.

— Халла! — прокричал Олефф из головы их колонны. — Тебе стоит на это посмотреть.

— Почему стоим?! — крикнула она, когда Олефф вновь показался в тесном проходе.

— Тут… на пути препятствие, — сказал он со странной неуверенностью в голосе.

За плечом Халлы возник Вульфрик.

— Ну, попробуй убрать его с дороги… становится холоднее, и мы не можем разбить лагерь в этом ущелье.

Халла послала вперед Падающее Облако и еще несколько человек, чтобы найти участок с ровной поверхностью, укрытый от ветра, где они могли бы поставить лагерь на ночь. Сейчас отряд растянулся длинной цепью, держась поближе к ледяным скалам, чтобы не сорваться на лед замерзшей реки на дне ущелья.

— Я пытался его убрать, — ответил Олефф, его голос звучал все так же странно, — но оно не хочет.

Халла покачала головой и начала быстро продвигаться вперед мимо мужчин и женщин к началу колонны. Каждый третий человек принадлежал к ее отряду, и многие из них бурно приветствовали ее. Новички стали понимать, что, какие бы проблемы ни несла женщина во главе отряда, более опытные воины беспрекословно слушались ее приказов, а это что-нибудь да значило.

Вульфрик следовал за предводительницей, добавляя внушительности присутствию Халлы, пока они шли до места, где стоял Олефф.

С оружейником было еще несколько воинов, все они смотрели на что-то за поворотом ущелья. Колонна остановилась, и, насколько поняла Халла, препятствием оказался человек. Он сидел посреди тропы, скрестив ноги и сгорбившись.

— Что происходит? — спросила она.

Олефф нахмурился, его лицо исказилось в гримасе растерянности и досады.

— Она просто сидит посреди тропы, — сказал он, — и не двигается.

— Она? — переспросил Вульфрик. Он вышел вперед, чтобы посмотреть на сидящего спиной к ним человека.

Халла присоединилась к нему, они осторожно обошли препятствие и увидели, что это старая женщина. Она съежилась на снегу, но не похоже было, будто она терпит бедствие: она завернулась в несколько слоев толстого меха, а на ноги надела тяжелые кожаные сапоги. Женщина плотно стиснула ладони и, казалось, что-то крепко в них сжимала. Когда Халла наклонилась, стараясь получше ее рассмотреть, женщина резко вскинула голову и уставилась на воительницу странно пронзительным взглядом темных глаз.

— Они всегда говорят одно и то же, — скрипуче пробормотала старуха.

Олефф крякнул.

— Вот и все, что она твердит. Женщина совсем выжила из ума, если просто вот так сидит на снегу.

Старуха разжала кулак, и на ее ладони оказалась кучка небольших костей серо-коричневого цвета, к которым были привязаны мелкие камешки. Она потрясла ладонью из стороны в сторону, и кости издали глухой перестук. Халла уже встречала мудрых женщин, которые по костям могли узнать волю Рованоко.

— Послушай меня, женщина, — попросила Халла, опускаясь перед ней на колени, — если у тебя есть мудрость, мы выслушаем тебя… если же нет, пожалуйста, освободи нам путь.

Женщина потрясла кости и кинула их на снег. Затем посмотрела на них.

— Они всегда говорят одно и то же, — повторила она.

Олефф изумленно фыркнул.

— Никогда не видел, чтобы в Ордене Молота бросали кости для предсказания будущего. Она сошла с ума, просто вышвырни ее с дороги.

Воительница отмахнулась от него и снова повернулась к старухе.

— Что они говорят? — спросила она.

Ответ прозвучал неразборчиво. Вульфрику, Олеффу и Халле пришлось наклониться ближе к ней, чтобы его расслышать.

— Ледяной Гигант больше не может говорить с нами… кровь почти растрачена… кровь почти растрачена… но грядут тени.

Она снова и снова повторяла несколько коротких фраз, пока Халла не встала и не повернулась к Вульфрику.

— О чем она говорит?

Воин покачал головой.

— Понятия не имею. Но звучит зловеще.

— Эй, женщина, — рявкнул Олефф, — прочь с нашего пути!

— Хватит! — оборвала его Халла. — Эта дорога принадлежит ей в той же степени, что и нам.

Она снова опустилась на колени перед женщиной.

— Брось их еще раз, — попросила она.

Женщина еще раз посмотрела на нее странно пронзительным взглядом и кивнула. Она подняла церемониальные кости, потрясла их и снова бросила на землю.

— Они всегда говорят одно и то же, — повторила она визгливо.

Халла удивленно подняла брови, глядя на кости. Они действительно легли в точно таком же порядке, что и в первый раз.

— А вот это уже жутковато, — заметил Вульфрик Олеффу. — Алдженон рассказывал, будто некоторые женщины могут предсказать будущее по рыбьим потрохам или по птичьему полету… хотя не думаю, что он доверял предсказаниям на костях.

— Все зависит от того, кто предсказывает, — раздался над ними громкий голос.

Халла и ее капитаны посмотрели вверх и увидели приметную фигуру Рекселя Падающее Облако. Воин Хаммерфолла стоял на плато на высоте в десять футов над узкой, покрытой льдом тропой.

— Не стоит так подкрадываться к людям, — укорил его Олефф. — Вульфрик мог обосраться от страха.

— Смотри, как бы я тебя за это в реку не столкнул, болван, — ответил Вульфрик с хохотом.

Халла посмотрела вверх, прикрыв глаза от сияния снега.

— Как там земля, наверху?

Падающее Облако огляделся с высоты и надул щеки.

— Ну, здесь можно найти укрытие, но пяти сотням человек будет тесновато. Нам лучше начать поднимать всех наверх из ущелья.

— Верно, — согласилась воительница. — И еще, Рексель…

— Да, госпожа? — откликнулся тот.

— Ты знаешь эту женщину?

Он кивнул.

— Ее зовут Ания Колдбейн. Мы называли ее Колыбельная… из-за того напитка, который она готовила, — он помогал заснуть.

Он ненадолго замолчал и улыбнулся женщине. Услышав свое имя, она подняла голову и сощурила глаза от света, чтобы увидеть, кто говорит.

— Она была стара, еще когда мой отец бегал мальчишкой, — сказал Рексель. — Хотя я не поручусь за ее здравый рассудок.

Ания нахмурилась и сварливым тоном произнесла что-то неразборчивое.

— Большая наглость с вашей стороны, господин Падающее Облако.

Это был первый признак сознательности: оказалось, женщина понимала, кто она такая и что ее окружает. Она собрала кости и поднялась с места. В спине у нее что-то скрипнуло. Выпрямившись, она едва доставала Халле до плеча.

— Ты знаешь Рекселя?

— Конечно! — рявкнула она. — Глупая девчонка.

Олефф и Вульфрик приглушенно рассмеялись.

Халла скрестила на груди руки.

— Какая дорога привела тебя сюда… старуха? — спросила она, разозлившись, что ее назвали девчонкой — неважно, глупой или еще какой-нибудь.

Ания уставилась на нее, похоже, не замечая, как за ее спиной в нетерпении ожидают пять сотен фьорланцев.

— Где твой отец, юная госпожа? Мне нужно серьезно поговорить с ним о твоем воспитании.

Вульфрик и Олефф перестали смеяться. На долю секунды им показалось, что Халла придет в ярость при упоминании Алефа Летнего Волка.

— Мой отец мертв… как и мать, — ответила Халла. — Если хочешь поругать кого-то — ругай меня.

— Я знала юного Рекселя, когда он еще был плачущим розовым комочком на руках матери, — отрезала Ания, уставившись на Халлу черными бусинками глаз.

Все трое посмотрели на Рекселя, который смущенно притоптывал ногами.

— Она была советником Орека Красноречивого еще в те времена, когда на месте верховного вождя сидел Рагнар Слеза, — пояснил Падающее Облако.

— Хорошо, она идет с нами, — сдалась Халла. — Мы не можем оставить ее сидеть на снегу так близко к Медвежьей Пасти.

Ания Колыбельная окинула хмурым взглядом окружающих воинов. Вульфрик и Олефф исполинами возвышались над ветхой старухой, но она, похоже, не придавала этому никакого значения и смотрела на воинов как на непослушных детей.

— Где мы находимся, молодые люди? — спросила она.

Они переглянулись, и Олефф, который из них двоих был немного старше, заметил Вульфрику:

— Думаю, она тебя спрашивает.

— Это Медвежья Пасть, матушка, — сказал помощник вождя из Фредериксэнда. — Плато Медведя.

Ания скривилась и посмотрела на небо.

— Хм-м, похоже, я забрела дальше, чем хотела.

Солнце катилось к закату, и Халла знала: в ближайшие несколько часов станет еще холоднее. Она посмотрела на Рекселя, но не увидела легкий путь, каким можно было бы подняться наверх.

— Можем обсудить это позже, госпожа Колыбельная, — сказала она. — Нам нужно вытащить всех из ущелья и разжечь костры.

С удивительной резвостью Ания залепила Халле пощечину.

— Ты не будешь обращаться ко мне по этому имени… мой чай очень питательный и полезный!

Все застыли на месте. Халла замерла, ощущая привкус крови на нижней губе.

— О да, еще она сварливая старая сука, — рассмеялся Рексель. — Халла, не принимай близко к сердцу.

— Я и тебя могу ударить, господин Падающее Облако, — огрызнулась Ания, потрясая кулаком в сторону воина из Хаммерфолла. — Я в вас, молодых, вобью немного уважения!

— Мне уже почти пятьдесят, жалкая старая карга, — прорычал Олефф. — Не думай, будто я не смогу ударить тебя в ответ, женщина. — Оружейник возмущенно фыркнул и зашагал прочь обратно к колонне. — Я скажу остальным пошевеливаться.

Рексель кивнул:

— А я организую костры.

Он исчез из виду и отправился к лежащему выше Плато Медведя.

Вульфрик остался с Халлой и Анией. Огромного воина из Фредериксэнда, в отличие от Олеффа, старуха скорее позабавила, и он мягко обнял ее за плечи.

— Не волнуйтесь, матушка, мы научим их уважению. А сейчас давайте уйдем от этой непогоды и погреемся у замечательного теплого огня.

— Да, благодарю вас, молодой человек, — ответила Ания, прижавшись к могучему воину.

Вульфрик вел старушку, и вместе они смотрелись забавно. Халла дотронулась до капли крови на губе.

— Ну, по крайней мере, она не называла меня одноглазой.

Мудрая женщина из Фьорлана была настолько странной, насколько это вообще возможно. Старый отец Кроу заявлял, будто мудрых женщин слишком много, поэтому связь их с Ледяным Гигантом слаба и они узнают его волю через знамения и неясные знаки. Они были полной противоположностью жрецов Ордена Молота, малых числом, но несравненно более могущественных.

Старый жрец из Тиргартена думал, что если Ледяной Гигант одаривал силой большее число своих последователей, то эта сила становилась меньше. За свою жизнь Халла встречала несколько мудрых женщин и считала их в равной мере как полезными, так и надоедливыми. Кем бы они ни были на самом деле, они разбирались в травах и часто лечили больных и применяли свои настои для помощи при рождении и смерти. Тяжелее оказывалось уважать их страсть к рыбьим кишкам и чтению костей. Как говорил Вульфрик, к старым языческим верованиям раненов, зародившимся до появления Ордена Молота, в основном относились с пренебрежением.

Анию, казалось, нисколько не заботило, что остальные фьорланцы считают ее выжившей из ума старухой. Она держалась поближе к Вульфрику. Они быстро нашли общий язык, и старуха удобно устроилась возле костра рядом с его огромной фигурой. Остальные люди из отряда Халлы расположились вокруг костров, усеявших невысокую равнину. Они были недалеко от ущелья, спинами к небольшой и неровной линии скал. Пришлось потесниться, зато равнина оказалась хорошим укрытием для всех пяти сотен человек. Они расположились довольно высоко над замерзшей рекой, которая шла по дну ущелья. Плато Медведя было одной из самых высоких точек Фьорлана. Только горы страны троллей и несколько вершин Глубокого Перевала превосходили эти горы по высоте. Хорошо, что на подобной земле с отрядом был Падающее Облако, ведь его воспитание и путешествия по диким местам Хаммерфолла и Волчьего леса выработали у него навыки выживания в дикой природе — искусство, давно утерянное в городах и среди живущих там фьорланцев.

— Как думаешь, сколько? — спросил Вульфрик, возвращая Халлу к реальности.

— Что? — переспросила она, плотнее завернувшись в толстый плащ и потирая ладони перед огнем.

— Сколько наших новых спутников сможет сражаться? — повторил он вопрос. — У некоторых из них есть топоры, но я не думаю, будто в Медвежьей Пасти от них будет толк. Две сотни воинов из нашего отряда да еще, может, сотня из жителей долины реки, но что нам делать с женщинами и детьми?

Они старались не слишком задумываться о простых людях, что присоединились к отряду. Их спасли из горящих деревень, или они сами примыкали к отряду, когда тот проходил мимо их мертвого скота и сгоревших посевов. Шансов на выживание в Хаммерфолле у них почти не было, но и путь через Медвежью Пасть сулил не меньше опасностей.

— Если мы с тремя сотнями воинов выбьем из ущелья Грамму Черные Глаза и его людей, то они смогут последовать за нами, когда им не будет угрожать опасность, — ответила она.

Вульфрик недоверчиво поднял бровь и передал ей деревянную миску с дымящейся похлебкой. Падающее Облако соорудил что-то съедобное из сушеных овощей и лап Горланских пауков — ужасное на вкус, но горячее и относительно питательное.

— Я понимаю, нами движет страсть и желание отмстить, но они не помогут, когда Грамма Черные Глаза начнет закидывать нас камнями. — Вульфрик нечасто проявлял свою мудрость, и Халле время от времени приходилось напоминать себе, что распорядитель собраний Фредериксэнда не был шальным берсерком. — Медвежья Пасть — как крепость, и у нас недостаточно людей для ее штурма… со страстью или без, — продолжил Вульфрик, прихлебывая из миски.

Халла думала. У нее не хватало свободного времени, чтобы продумать план, она никогда не видела Медвежью Пасть и чувствовала: ее возможности исчерпаны. Вульфрик и другие капитаны смотрели на нее с доверием и преданностью, и ей не хотелось признать, что из нее плохой тактик. Еще ей было немного страшно. Она стала предводителем смешанного отряда из братьев по оружию, женщин, детей и стариков. Когда ее вынесло на берег после столкновения с кракенами Фьорланского моря, она и подумать не могла о таком будущем.

— Как думаешь, сколько людей у Граммы? — спросила Халла у Вульфрика. Она помешивала похлебку деревянной ложкой и пыталась опознать коренья и овощи, которые плавали на поверхности. — Рулаг не знает, что мы выжили, полагаю, он вряд ли направил туда много воинов.

Надежда на это была слабой.

Вульфрик выплюнул что-то похожее на кость из ноги Горланского паука.

— Это южная граница Джарвика… где еще он может разместить своих людей?

— Мы пробудем здесь несколько дней — думаю, мы это узнаем, — ответила она. — Может быть, Рексель сможет подобраться достаточно близко и выяснить численность их гарнизона.

Вульфрик поднял бровь и кивнул, хотя в его поведении чувствовалась доля сарказма.

— И может, нас не убьют, — ответил он, бросив взгляд в ту сторону, где рядом с Олеффом и Генрихом Кровавым, послушником Ордена Молота, сидел Рексель.

— Пессимизм — вот что нам поможет, — произнесла Халла с улыбкой.

— Маленькая глупышка, — заметила Ания с гортанным смехом. Мудрая женщина до этого молчала, наслаждаясь похлебкой Рекселя.

Сейчас Халлу не обидели ее слова. Вместо этого она с трудом подавила смех. Действительно, она — маленькая глупышка, с мудрой старухой нельзя было не согласиться.

— Ты нашла свое потерянное чувство юмора, моя госпожа Летняя Волчица, — произнес Вульфрик, удивившись ее реакции.

— Может быть, она права, — ответила Халла, широко улыбаясь. — Я понятия не имею, что нам делать, куда идти, кого искать… ничего не знаю. Знаю только, как махать топором.

Вульфрик улыбнулся в ответ, и на мгновение атмосфера стала такой умиротворяющей, какой не была со времени отплытия флота драккаров из Фредериксэнда. Время мало что значило, и Халла не знала точно, как долго они шли на север или сколько дней минуло с тех пор, как они отпустили короля. Осознание удивило ее еще больше, и пока они развлекались печальными шутками возле костра, Халла размышляла о том, что не создана быть лидером.

— Ты лучше, чем думаешь, — сказала Ания, не отворачиваясь от костра. — Эти люди тебе верны. — Она посмотрела на Халлу необычно пристальным взглядом. — Верь в Ледяного Отца, юная леди.

Воительница медленно повернулась и уставилась на старуху. Вульфрик нависал над ней, защищая от холодного ветра, и на его фоне она казалась совсем крохотной.

— Ты что-то знаешь, Колыбельная, — с подозрением заметила Халла. — То, чего тебе знать не положено.

Ания занесла руку, желая дать Халле пощечину, но воительница ухватила ее за запястье, удерживая руку.

— Полегче. — Вульфрик встал на ее защиту. — Она просто немного вспыльчивая, не нужно ее обижать.

— Она знала, о чем я думаю, — ответила Халла, не отводя взгляд от Ании.

Мудрая женщина улыбнулась — неприятный оскал, из-за которого на ее лице, казалось, стало еще больше морщин.

— Я знала… и знаю… если ты хочешь знать как… или почему, — ответила она загадочно. И с озорством прищурилась: — Ты же последуешь моему совету, Халла Летняя Волчица?

Вульфрик посмотрел на воительницу, и в его глазах вдруг отразилась тревога. Он отстранился от мудрой женщины.

— Объяснитесь, матушка.

— Не нужно страха, воин. — Ания неожиданно напряглась. — Я говорю только то, что появляется у меня в голове, что говорит мне Ледяной Отец. — Взгляд ее метался между Халлой и Вульфриком. — Он больше не может говорить с нами, поэтому распространяет свои мысли, чтобы они дошли до мужчины, женщины или ранена.

Ее лицо смягчилось. Вульфрик и Халла, увидев, как подобрело выражение ее лица, тоже расслабились.

— Я слышу очень мало, но вы, молодежь, должны меня послушаться. Я знаю путь.

Халлу вдруг перестал тревожить холод. Она нахмурилась, и ее разум невольно успокоился. Слова старой женщины превратились из непонятных причитаний в мудрые рассуждения. Неожиданно к ней стали прислушиваться. С другого конца лагеря юный послушник Рованоко, Генрих Кровавый, широко распахнув глаза, посмотрел в их сторону. Он все еще учился на жреца, но уже несколько раз продемонстрировал свою глубокую преданность Ледяному Гиганту.

— Мы знаем наш путь, матушка, — сказал Вульфрик, все еще настороженно, но стараясь мягко произносить слова. — К добру или к худу, но мы атакуем Медвежью Пасть.

Ания покачала головой, удовлетворенно улыбнувшись на мягкость Вульфрика.

— Нет, нет, нет. Ваш путь лежит под ней, молодой человек. — Она протянула руки и потерла ладони перед огнем. — В ледяных пещерах вы потеряете многих, но в Медвежьей Пасти вы потеряете всех.

— Люди не возвращаются из ледяных пещер, матушка, — возразил Вульфрик.

Халла никогда не слышала о пути, лежащем под Медвежьей Пастью. Она склонилась к мудрой женщине и внимательно ее слушала.

— Ты почти такой же глупенький, как и девчонка, молодой человек, — огрызнулась Ания. Она снова повернулась к Халле и лукаво улыбнулась. — Ваш путь лежит ниже. Послушай старую женщину, кто знает больше, чем ты можешь себе представить, воительница Рованоко.

Халла на секунду задержала взгляд на старухе, затем посмотрела на лагерь и крикнула Рекселю, чтобы тот подошел к ним. Падающее Облако резко вскинул голову и направился к их костру. Он не отрывал взгляда от старухи. Что бы ни сказал им Генрих — это его явно насторожило.

— Холодная ночь, — произнес он, чтобы завязать разговор, и присел у огня, согревая руки. — При первых лучах рассвета я возьму с собой десять воинов и посмотрю, что мы сможем найти.

Ания захихикала и крепче прижалась к груди Вульфрика, чтобы защититься от холода.

— Я не поведусь на игры мудрой старухи, Колыбельная… и даже не думай ударить меня, — рявкнул Падающее Облако.

Ания ухмыльнулась.

— Не позволяй тому, чего ты не понимаешь, доводить тебя до глупостей.

— Держи свое мнение при себе, — ответил Рексель, затем повернулся к Халле и спросил более уважительно: — Вы что-то хотели, госпожа?

Она кивнула и отмахнулась от возражений, которые Вульфрик собирался сделать на замечание Рекселя. Несмотря на мудрость женщины, он имел право на подозрения, и она ценила в нем это качество.

— Ледяные пещеры — что ты о них знаешь? — неожиданно спросила она.

Рексель наморщил лоб в раздумьях.

— Ты имеешь в виду паучьи пещеры?

— А я их имею в виду? — спросила она у Ании, которая радостно кивнула.

— Дерьмо, — просто сказал Рексель. — Только безумец или дурак посчитает их более легким путем, чем Медвежью Пасть.

— Я не дура и не безумная, юный Рексель. — Ания не смотрела на него, все так же протягивая слабые руки к огню. — У вас недостаточно воинов, чтобы пройти через Медвежью Пасть. Вы все умрете.

Она говорила так, будто это само собой разумелось.

— Давайте не будем торопиться, — вмешался Вульфрик. — Нас тяжело убить. — Он произнес это с гордостью, которую, очевидно, разделял и Рексель.

Ания снова захихикала.

— Вы убьете многих и умрете с честью.

Воины промолчали и поглядели на Халлу. Она рассмотрела все варианты. Один лишь боевой пыл не поможет их отряду победить Грамму Черные Глаза и неизвестное число воинов. К тому же ей стоило побеспокоиться и о женщинах с детьми. Если воинов убьют — то они, несомненно, вскоре тоже погибнут. Но она доверяла Падающему Облаку и надеялась, что он сможет дать какой-нибудь мудрый совет насчет ледяных пещер.

— Ледяные пещеры, — настойчиво напомнила она. — Ты знаешь о них хоть что-нибудь полезное?

Рексель кивнул и слегка нахмурился.

— Их легко найти — если ты это имела в виду. — Он ненадолго замолк и посерьезнел. — Да. Ледяные пещеры. Они идут от Джарвика до… не знаю, возможно, до самого моря. Там полчища Горланских пауков — я имею в виду огромных, которые действительно опасны. Даже тролли туда не спускаются — а это о чем-то говорит.

По дороге на север им часто встречались гнезда Горланских пауков, но Халла еще никогда не видела огромных чудовищ, которых так боялись простые жители Фьорлана. Говорили, будто они мгновенно выскакивают из своих ловушек и утаскивают в них людей.

— Через них можно пройти? — спросила она.

— Можно, но я предпочту прорываться с боем через Медвежью Пасть, — ответил он, губа у него слегка подергивалась от нетерпения: так он хотел ринуться в драку.

— У вас нет выбора! — фыркнула Ания, хлопнув в ладоши и подпрыгнув на месте от переполнявшего ее возбуждения.

— Заткнись, Колыбельная, — огрызнулся Падающее Облако.

— Рексель, держи себя в руках, — прорычал Вульфрик.

— Ты не знаешь эту старую каргу. Когда я был еще мальчишкой, она уже наполовину спятила… — Рексель с вызовом поднялся. — Халла, если ты прикажешь — я последую за тобой даже в ледяные пещеры, но скажи мне, что ты идешь не только из-за слов сумасшедшей старухи.

За плечом Рекселя вдруг возник Генрих Кровавый, и воин вздрогнул от неожиданности.

— Вам нужно внять ее совету, — произнес послушник. — Она может показаться безумной, но ее устами говорит Потрясатель Земли.

Ания снова улыбнулась — и все расслабились, даже Рексель, чье вызывающее поведение быстро испарилось. Кем бы ни была старуха, Халла знала: она не враг.

— Генрих, — спросила предводительница юного послушника, — ты доверяешь ее словам?

Он посмотрел на огонь, глубоко задумавшись.

— Я недостоин называться жрецом Ордена Молота — пока еще недостоин, а может быть, и никогда им не стану, — но я чувствую следы Ледяных Гигантов, я посвятил свою жизнь Рованоко. — Он ненадолго замолк и чуть ли не благоговейно посмотрел на Анию. — Кровь почти растрачена, матушка. Самсон Лжец мертв, пал последний из потомков древней крови Ледяных Гигантов, и грядут тени.

Генрих повторил слова Ании, хотя у него не было костей, по которым он мог это прочесть, — два последователя Рованоко просто обменялись взглядами.

— Да, — уверенно произнес Генрих. — Я верю ее словам, и вы тоже должны ей поверить.

— Значит, ледяные пещеры, — с неохотой проговорил Падающее Облако. — В любом случае мы закончим только тем, что положим больше раненов, если пойдем через Медвежью Пасть.

— Наша цель не изменилась, — сказала Халла. — Нам нужен Джарвик и туманный камень — мы всего лишь пойдем туда другим путем.

— И не все при этом умрут, — с хихиканьем добавила Ания, так тесно прижимаясь к Вульфрику, что гигантский воин выглядел смущенным.

По отряду быстро прошла весть о том, что дорога пойдет под Медвежьей Пастью, а не через само ущелье. Халла слышала разное мнение об этом как от братьев по оружию, так и от простых людей, которые путешествовали вместе с ними. Большинство радовалось: не нужно будет скрещивать топоры с Граммой Черные Глаза, но Вульфрик считал радость преждевременной: ведь на самом деле они не знали, что ждет их в ледяных пещерах. Халла тоже не знала, когда повела свой отряд в темную, зловещую пещеру, открывшуюся перед ними.

Ее капитаны шагали во главе колонны, и все, кроме Вульфрика, держали оружие наготове. Колыбельная тащилась позади, и они шли вперед тесной группой.

Следуя указаниям Рекселя, небольшой исследовательский отряд покинул ущелье; ранены шагали почти весь день, пока не нашли узкий каньон, уходящий в глубину ледяных плато Медведя. Большая часть колонны, простые люди из Хаммерфолла, ждала наверху на равнине, пока опытные воины исследовали внизу вход в пещеры. Как только путь был свободен, Халла повела всех людей сквозь ледяные пещеры, надеясь, что их будут атаковать лишь в таком месте, где они смогут защитить себя.

Олефф Твердолобый и еще несколько воинов держали пылающие факелы, они сделали первые шаги вглубь пещеры. Халла и Вульфрик шли на шаг позади и видели открывавшийся перед ними во льдах простор. Пещера была похожа на лес из сталактитов, они свисали с потолка, на пол пещеры с них капала теплая вода. Проходы неправильной формы разбегались от основного коридора во все стороны, заканчиваясь темными пещерами, куда уже не доходил свет факелов. Если здесь и жили Горланские пауки, они находились глубже под землей. У Халлы по коже поползли мурашки, когда она представила себе безмолвную атаку ледяных чудищ.

— Вперед, — тихо приказала она, свободно помахивая топором.

Олефф глубоко вздохнул и повел первую группу людей в пещеры. Огонь от факелов освещал путь, и медленно за предводителями последовала вся колонна. Халла убедилась, что она идет рядом с Олеффом. Вульфрик, который еще не вытащил топор, шел следом за ней.

В течение нескольких минут первая сотня братьев по оружию вошла в ледяные пещеры, и Халла могла различить за собой их напуганные взгляды. Она стала свидетельницей их великой храбрости и силы с тех пор, как они спаслись от морских кракенов, но никогда еще не видела у них на лицах такой страх.

— Держимся вместе. Нам нужно найти место, где мы могли бы разместить пятьсот человек, и нас при этом бы не съели. — Халла старалась, чтобы ее слова прозвучали легкомысленно, но ей было известно: с каждым шагом в глубь пещер все ощущали только страх.

Процесс оказался очень медленным. Когда сотни простых жителей вошли в пещеру, их шаги замедлились настолько, что колонна буквально поползла по тоннелям. Поначалу определить направление на север не составляло труда, и Халла с опаской шагала по волнистой поверхности скользкого льда. По обеим сторонам с потолка пещеры свисали сталактиты разной длины. Чем дальше по тоннелю уходили фьорланцы, тем больше удлинялась колонна, иначе было не миновать самые узкие участки.

Пещеры вскоре перестали отличаться друг от друга, и через несколько часов лишь безошибочное чувство направления Колыбельной вело их на север и только факелы Олеффа позволяли видеть дорогу. Халла расставила людей с факелами на равных интервалах колонны, и тот, кто оглядывался назад, мог увидеть, как сквозь ледяную тьму медленно ползет светящаяся змея.

Халла не заметила признаков Горланских пауков. Падающее Облако заверил их, что они минуют Медвежью Пасть за день, а затем выйдут к наружному водопаду, который обозначает северную границу ледяных пещер. Если они смогут идти быстрее и потратят на сон всего несколько часов. Халла же надеялась увидеть небо в ближайшие два или три дня.

Когда то там, то тут в колонне уже стали раздаваться жалобы на усталость, ранены спустились в обширную пещеру. Халла скомандовала остановиться, увидев размеры пещеры и паутину, которая покрывала все поверхности. Со времени спуска они еще ни разу не видели настолько огромного помещения, и несколько факелов не в силах были разогнать тьму ледяных просторов.

— Что за… — произнес Олефф. Он поднял факел — и все увидели сотни наполненных паутиной туннелей, расходящихся в разных направлениях. Вход в каждый туннель закрывала странная, похожая на кислоту, жидкость, и хотя они не видели ни одного паука, Халла знала, что те должны быть близко.

— Мы разве не туда повернули? — спросила она Анию, которая стояла в тени Вульфрика.

— Нет, все верно, юная леди, нам вперед и наверх. — Голос старухи стал дрожащим и хриплым.

— Нужно соблюдать тишину, — заметил Падающее Облако, пригибаясь к земле. — Старайтесь ступать так тихо, как только сможете.

— Рексель, я тебе, знаешь ли, не мотылек, — ответил Вульфрик. — Еще тише я стать не смогу.

Бойцы посмотрели на свои металлические доспехи и тяжелое оружие. За ними сотня воинов переговаривалась тревожным шепотом, следуя в пещеры за Халлой и ее капитанами.

— Они чувствуют вибрацию и никогда не издают никаких звуков, — прошептал Падающее Облако.

— Ледяной Отец говорит, что многие погибнут, — серьезно заметила Ания. — Но в Медвежьей Пасти погибли бы все. Помни об этом, юная леди.

За их спинами прозвучал тревожный вскрик.

Рядом с выходом из туннеля, из которого люди все еще выбирались на открытое пространство. Халла увидела, как голова одного из мужчин быстро скрылась в одном из густо оплетенных паутиной боковых проходов. Две нелепые, похожие на лезвия лапы обхватили голову ранена и заглушили его крик, струя крови брызнула на факел. Лапы чудовища были кипенно-белыми и раздутыми, при виде их у Халлы по коже поползли мурашки и пересохло во рту. Остальные туннели над и под пещерой словно зашевелились, и все больше и больше ледяных пауков стало выскакивать из своих убежищ и утаскивать к себе ближайших людей.

Халла подняла топор и, больше не пытаясь вести себя тихо, прокричала:

— Все вперед! Бегом!

Вульфрик встал рядом с ней, глядя вперед, и судорожно вздохнул.

— Нам нужно выбираться отсюда! — произнес он дрогнувшим голосом. — Смотри! — последнее слово он пробормотал гробовым шепотом, и Олефф, Рексель, Ания и Халла уставились вперед, в том направлении, куда им нужно было идти.

Сверху, из почти вертикального туннеля, густо заплетенного паутиной, спускался гигантский белый паук. Горлан растопырил зазубренные, раздутые лапы, опустил их на пол пещеры и приподнял свое гротескное брюхо. На фоне льда его бледное тело выглядело почти матовым. Слово «паук», казалось, совсем ему не подходило — липкая, вязкая жидкость, которая капала с его огромных клыков, растворяла лед под чудовищем.

На мгновение все застыли в невыразимом ужасе. Со времени встречи с кракенами Халла никогда не чувствовала себя столь ничтожной перед лицом врага, и все ее братья по оружию крепче обхватили рукояти топоров.

Горланский паук вселял панический страх, но Халла набралась решимости и закричала:

— Освободим дорогу!

Она побежала к ледяному пауку, за ней с ревом бросились Вульфрик и остальные капитаны.

Чудовище, очевидно, было слепым, и розовые шары глаз вращались на клейкой поверхности его головы. Халле пришлось двигаться медленнее, чтобы не упасть на льду, и она почти въехала в массивного паука, используя топор как боевой таран.

Зарычав от напряжения, воительница ударила паука топором между двух из его восьми глаз. Он пошатнулся и выпустил клейкие, студенистые щупальца. Одно из них немедленно отсек Вульфрик своим двуручным топором, а Падающее Облако ухватился за второе.

— Насадим на топоры эту тварь! — проревел Рексель, а Олефф прыгнул вперед и вогнал топор в брюхо чудовища.

Халла вытащила свой топор и снова ударила им по голове паука. Лезвие покрылось вязкой кровью, которая выплеснулась на лед. Горланский паук мерзко забулькал и встал на дыбы, оскалив клыки.

— Халла! — раздался голос позади нее. — Уходи влево!

Она убрала топор и отшатнулась в сторону, когда Генрих Кровавый выстрелил из-за ее плеча и попал Горланскому пауку стрелой между его огромных клыков. Тварь упала, издала еще одно шипящее бульканье и начала бешено перебирать лапами. Олефф, Вульфрик и Халла все как один выступили вперед и погрузили оружие в тело паука.

Падающее Облако пробежал мимо мертвого паука и метнул пылающий факел в сторону выхода.

— Проход освободился ненадолго. Подгоняйте людей! — крикнул он, присел на корточки и стал изучать пещеру перед ними.

Халла тяжело дышала, она еще не совсем отошла от потрясения. Но теперь она убедилась, что ледяных пауков Фьорлана можно убить, и быстро обернулась, желая узнать, как обстоят дела у ее людей.

Мертвые пауки, такие же нелепые, как и первый, но намного мельче, усеивали пещеру. Не хватало нескольких воинов, но остальные стояли на страже рядом с пустыми туннелями и ранеными соратниками. Часть из них покусали пауки, они казались очень бледными, почти при смерти. Глубокие отверстия от клыков напоминали раны от кинжала или стрелы. По крайней мере двести их лучших воинов уже находились в пещере, и Халла видела, что остальные в ужасе столпились у ее входа.

В пещере стало тихо, и ни один паук больше не показывался. Мертвые пауки съежились, словно уродливые карикатуры на смерть, а воздух рядом с ними наполнило ядовитое зловоние.

— Быстрее! — торопил их Падающее Облако. — Они снова будут нападать.

Халла утерла с лица пот и паучью кровь.

— Рексель, Генрих — ведите колонну вперед. Поторопитесь. Вульфрик, ты и Олефф остаетесь со мной.

Она махнула первым нескольким рядам воинов, и те стали быстро тянуть за собой остальных. Ее братья по оружию стояли на страже по обеим сторонам пещеры, пока простые жители Хаммерфолла торопливо пробирались по устланному паутиной полу, следуя за Рекселем и Генрихом.

— Ания, иди с Падающим Облаком. — Старуха съежилась, стараясь держаться как можно дальше от боковых туннелей.

Колонна продвигалась медленно, и Халла оставалась в напряжении, пока они с Вульфриком и Олеффом стояли над самым большим из паучьих туннелей. Раненых несли следом за остальными. Рексель и Колыбельная уже не были видны в начале колонны, которую через несколько минут можно было различить только по призрачному шару света внутри ледяной пещеры. Генрих вскоре тоже скрылся из виду.

Когда на входе в пещеру показались женщины и дети и вступили на паутину, Халла задержала дыхание. Как только первый ребенок пошел через пещеру, появилась белая паучья лапа, а Вульфрик чуть запоздал с предупреждающим криком.

— Назад! — заревел он, но ребенка не старше десяти лет уже схватил большой паук, бесшумно выпрыгнувший из бокового туннеля.

За ним выбежали еще пауки, и пещеру наполнили щелкающие звуки, когда чудовища начали сбиваться в стаю.

— Бегите! — крикнула Халла, когда уже десятки тварей размером с собаку наводнили пещеру. За ними вскоре последовали другие, еще крупнее, и множество крошечных паучков. Она метнулась через ледяную гладь туда, где паук схватил ребенка, и пинками отбросила двух тварей поменьше с дороги. Олефф поспешил за ней, пока Вульфрик прикрывал их отход.

— Она сказала «бегите», глухие ублюдки! — повторил Олефф.

Остальные братья по оружию помогали людям из хвоста колонны войти в пещеру и по льду толкали их к Вульфрику. Один из пауков схватил пожилую женщину, затем появился монстр еще крупнее и поймал двух воинов, такая же участь постигла юношу, завывающего от ужаса — все его тело ковром покрывали мелкие пауки.

Мужчины и женщины умирали от боли, а пауки вгрызались в неожиданный обед. Халла вращала топор, она держала лезвие поближе к себе, отрезая чудовищам лапы и сокрушая их тела. Рев Вульфрика раздавался возле выхода, его гортанные крики эхом разносились по пещере, пока он убивал всех пауков, которые пытались помешать им уйти.

Еще больше людей погибло, пока последние несколько рядов вышли на ковер из ядовитых пауков, а те, кто был в передних рядах, отчаянно сражались, чтобы добраться до Вульфрика и живыми вырваться из пещеры.

— Халла, пора уходить! — проворчал слева от нее Олефф. — Нас одолевают числом.

При этих словах в пещеру вошел последний из их отряда. Халла повернулась, чтобы уйти, — и увидела, как Олеффа внезапно пригвоздил к земле одинокий большой паук. Твердолобый яростно заревел, пытаясь побороть раздутое, белое чудовище, но у него не было возможности ударить его топором. Халла бросилась к нему и пнула тварь в глаза, чтобы Олефф сумел встать на ноги — и тут два больших клыка пронзили ей плечо.

Она издала резкий, сдавленный крик. Горланский паук, укусивший ее, обхватил ее лапами за туловище и потянул за собой.

— Ни один проклятый паук не убьет эту женщину! — Голос, казалось, доносился откуда-то издалека, и все, что она чувствовала, когда теряла сознание, а яд паука парализовал ее, — обжигающую боль.

Халла проснулась от боли, не чувствуя ни рук, ни ног. Ей было холодно — но она выжила. Глаза не могли сфокусироваться, и она понятия не имела, где находится и что за неясные формы ее окружают. Она вспомнила Горланского паука и как он ее укусил. Боль в груди напоминала о клыках чудовища, а туман в голове — о его яде.

— Вульфрик, она открыла глаза, — глухо прозвучало рядом с ней.

Всё вокруг потемнело, и она ощутила присутствие огромного воина, склонившегося над ней.

— Не чувствую ни рук, ни ног, — пробормотала она. В горле саднило. — И ничего не вижу.

— Ты жива, моя госпожа Летняя Волчица, — ответил Вульфрик. — На зрение все равно сильно полагаться нельзя, а юный Рексель с радостью станет твоими руками и ногами.

— Он прав, — подтвердил Рексель. — Ты не настолько тяжелая, как я думал.

— Где мы? — пробормотала она. — Мы в безопасности… мы вышли из пещер?

— Ты что, не видишь небо? — спросил Падающее Облако, хотя Халла все еще не могла различить его лицо.

— Дай ей время, — проворчал Вульфрик, на этот раз более мягко. — Генрих и Колыбельная сказали, уже через несколько дней ты встанешь и снова будешь на нас орать.

— Пауки… сколько наших людей выжило? — Халле казалось, она до сих пор видит раздутых белых чудовищ. Их ядовитое зловоние останется с ней надолго.

На секунду повисло молчание, и она почувствовала, что Вульфрик и Падающее Облако о чем-то безмолвно переговариваются. Колыбельная предупреждала о гибели многих в ледяных пещерах, но Халла надеялась, что большая часть воинов ее отряда выберется из них живыми.

— Сто пятьдесят человек остались в паучьих пещерах, — сухо ответил Падающее Облако тихим голосом. — Возможно, один или двое отставших еще выберутся наружу, но большинство из них мертвы.

— Но вместе с тем есть и хорошие новости, — быстро добавил Вульфрик. — Мы миновали Медвежью Пасть и через день или два доберемся до Джарвика.

Глава третьяАлахан Алджессон Слеза в городе Тиргартен

Алахану стало легче на душе, когда он увидел город Летнего Волка. Их путешествие было трудным, холодным, несколько раз даже угрожало их жизням. После встречи с троллем Алахан убедился, что чудовища Фьорлана стали более активными, чем раньше. Возможно, они разделяли боль Рованоко, ведь его земля оказалась в руках предателя.

Тимон Мясник, странный спутник Алахана, не стал более разговорчивым и отказался объяснять, каким образом и почему его обнял один из Ледяных Людей Рованоко. Загадочные кристаллы, которые он хранил в мешочке на поясе, тоже были запретной темой, и Алахан больше не пытался узнать, что же именно там лежит.

— Примут ли меня в человеческом городе? — спросил берсерк, когда они подошли к высоким монолитным стенам Тиргартена. — Я не хочу никого напугать.

Алахан посмотрел на него и улыбнулся. Берсерк снова обмотал свою огромную, непропорциональную голову кожей и выглядел скорее необычно, чем пугающе.

— Все будет хорошо, друг. Я дам пощечину любому, кто косо на тебя посмотрит, — ответил он.

— Ты поступишь так ради меня, друг Алахан? — Губы Тимона скривились в странной пародии на улыбку. В глазах его светилось ликование: он нашел друга, который может за него заступиться. Алахан снова порадовался, что встретил такого спутника.

— Ты в этом мире мой единственный друг, дорогой Тимон, — ответил юный вождь, — хотя я могу обрести еще друга или двух в Тиргартене.

Берсерк снова улыбнулся и прибавил шаг, почти вприпрыжку помчавшись по заснеженной дороге в сторону Тиргартена. Город Летнего Волка — самый древний во Фьорлане или даже в землях раненов и, возможно, — во всех землях, населенных людьми. Его воздвигли преимущественно из камня на склоне горы с учетом ее высоты. Низкие гавани были меньше, чем в родном для Алахана Фредериксэнде, они располагались прямо перед тремя низкими входами, хотя сейчас они пустовали: если драккары где и стояли, то их спрятали от любопытных глаз.

Поднимаясь от медленных волн Фьорланского моря на равнины, покрытые льдом и снегом, город следовал естественной кривизне отвесных скал. Толстые каменные стены, предположительно, построили самые первые ранены Фьорлана. Скалы выравнивались, и город разрастался все больше, а на самой высокой каменной платформе стояли чертоги Летнего Волка и часовня Рованоко. Алахан мог разглядеть Ступени Калалла, широкую лестницу, которая пересекала все уровни, с нее можно было попасть во все районы города, несмотря на его вертикальное устройство. На самом верху виднелась Башня Орека — укрепленная сторожевая башня, которая смотрела на почти бесконечные южные равнины земель Летнего Волка.

— Выглядит как гора, — заметил Тимон. — Ее построили люди?

— Вероятно, да, — ответил Алахан. — Хотя мой дядя часто говорил, что его в качестве подарка раненам оставили последние Ледяные Гиганты.

— Варорг — самый щедрый отец, — с искренней верой произнес Тимон.

— Тогда будем надеяться, что его щедрость распространяется и на помощь свергнутому верховному вождю, — ответил Алахан, шуткой пытаясь смягчить благоговейную серьезность друга.

Они хорошо оторвались от Калага Медведя и воинов, которых послал за ними его отец, и Алахан надеялся, что в Тиргартене хватит братьев по оружию отразить их атаку. Наследник вождя не был уверен, сколько преследователей за ними гонится, но знал людей из Джарвика достаточно хорошо, чтобы понимать: они пошлют значительное войско за сыном Алдженона Слезы и будут готовы приступом взять любое место, где он найдет укрытие.

Он не знал, в каком состоянии город, что с ним случилось после потери флота драккаров — оказался ли он полностью в упадке, или в нем остался могучий воин, способный возглавить людей. В любом случае лучше всего было начать со старого отца Бриндона Кроу, жреца Ордена Молота. Старый жрец из Тиргартена не отправился в поход на драккарах и, разумеется, взял на себя руководство и закрыл город, когда узнал о действиях Рулага Предателя.

Ни одного путешественника не было на дороге, которая протянулась вдоль побережья с севера на юг. В действительности Алахан не встречал других людей с тех пор, как почти месяц назад убил воинов Медведя. Путешествовать по землям Фьорлана было нелегко, но все равно удивительно, что никто не бродил по землям Летнего Волка. Если старый отец Кроу созвал простой люд за стены Тиргартена, Алахан был уверен, они останутся преданными дому Слезы и по своей воле не подчинятся Рулагу и его мерзкому сыну.

— У них есть дозорные на скале, — сказал он Тимону, когда они достигли самой пологой части тропы, которая вела прямо к северным воротам Тиргартена.

Путники сильно выделялись на фоне белых снегов Фьорлана, и вблизи не было ни одного укрытия. Алахан не питал иллюзий по поводу того, чтобы незаметно проникнуть в город, но он чувствовал себя как-то глупо, рассеянно шагая по дороге, когда его преследовало столько врагов.

— Нужно ли мне подать им сигнал? — спросил берсерк из Нижнего Каста. — Чтобы они не подумали, что мы пришли с дурными намерениями.

— Мы же не армия. Я уверен, их не слишком обеспокоит наша прямая атака. — Алахан прикрыл глаза от слепящего блеска и оглядел поверхность скалы над ними. Он не мог рассмотреть людей, но если они там и были — они очень хорошо укрывались от чужих глаз.

Он замедлил шаг, чтобы те, кто следит за ними, смогли хорошо разглядеть его и Тимона, и они пошли дальше по дороге вдоль низкой береговой линии к плоским равнинам и самому нижнему уровню Тиргартена. Ворота были закрыты, и баллисты, установленные по обеим сторонам от входа, прикрывали большую часть заснеженной равнины. Если на город соберутся напасть, то люди Тиргартена узнают об этом заблаговременно, и у них есть все основания верить в свою способность продержаться достаточно долгое время.

Открывшаяся панорама города поразила Алахана. Внешние здания странной, неправильной конструкции были построены из камня. Жилые деревянные дома, крытые соломой, стояли ближе к середине каждого уровня, и на всех ранены изобразили герб города — воющего волка на фоне восходящего солнца. Ступени Калалла были хорошо различимы, и Алахан увидел сновавшие по ним вверх и вниз крохотные фигурки. Люди вовсе не забросили город, хоть и закрыли ворота, отгородившись от остального мира.

— Эй, внизу! — раздался крик над массивными деревянными воротами.

Вход в крепость был единственной его частью, сделанной не из камня.

Ранены укрепили ворота огромными стальными балками, а дерево казалось толще самых больших бревен.

— Кто идет? — прокричал голос.

— Друг Тиргартена, — ответил Алахан. — Я ищу отца Бриндона Кроу.

Пока стражник негромко переговаривался с кем-то позади него, спутники достигли подножия ворот и остановились.

— Кто ты такой? И кто твой друг? — Голос звучал настороженно, но не враждебно.

Алахан повернул голову и тихо сказал Тимону:

— По тому, как они отреагируют на мои слова, можно будет судить, есть у нас тут друзья или нет. — Он криво усмехнулся. — Мое имя — Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана и наследник чертогов Фредериксэнда.

Сверху стало тихо, и юный ранен исчез за зубцами стены. Можно было расслышать неясный шепот. Алахан услышал, как кто-то произнес:

— Приведи сюда Ледяного Клыка, он захочет на него посмотреть.

— Ждите… вы, внизу, подождите, — прозвенел юношеский голос со стены, хотя человека видно не было.

— Ну, топоры в нас еще не летят, — заметил Алахан, лениво рассматривая грубые зубцы крепостной стены.

Тимон поморщился и выпятил губу.

— Не хочу, чтобы в меня метали топоры, — сказал он. — Они острые.

Алахан рассмеялся.

— Да, да, так и есть… тупые топоры не слишком-то полезны.

Они ждали до тех пор, пока за стеной не раздались шаги. Появление Алахана вызвало небольшой переполох внутри крепости. Кто бы ни был этот Ледяной Клык, он шумно жаловался, пока поднимался на крепостную стену.

— Да уж, Алахан Слеза здесь… ну конечно, это он, — раздался сверху скрипучий голос.

Тимон улыбнулся и радостно воззрился на стену, из-за зубцов которой высунулась чья-то рыжая голова. Ее обладателю было около сорока пяти лет, хотя точно рассмотреть черты лица мешала большая окладистая борода. Приподняв бровь, он разглядывал двух мужчин, стоявших перед воротами.

— И кто ты? — спросил он.

— Твой человек не сказал тебе? — ответил вопросом на вопрос Алахан.

Рыжего ранена по прозванию Ледяной Клык, видимо, возмутил такой ответ.

— Не отвечай вопросом на вопрос… так ты становишься похож на болвана. Ты кто такой?

Алахан решил, что пора отбросить излишнюю настороженность.

— Я Алахан Слеза, и я ищу союзников против Рулага Предателя.

Ледяной Клык медленно кивнул и прищурился, глядя на молодого вождя. У него на груди висела массивная цепь, обозначающая звание оружейника, ответственного за защиту поселения. Эта должность считалась очень уважаемой — второй после распорядителя собраний, значит, этот человек был одним из лидеров Тиргартена.

— А ты? — спросил Алахан, пытаясь быть более нахальным и установить контакт с незнакомцем.

— Я Трикен Ледяной Клык, оружейник Тиргартена и верный брат по оружию Летнего Волка! — рявкнул ранен, очевидно рассердившись из-за наглости Алахана. — Я верен Фьорлану и честно служу ему, но именно я решаю, кто пройдет через ворота, юнец.

Тимон нахмурился, пока Алахан боролся с желанием бросить вызов собеседнику.

— Поосторожнее, Трикен Ледяной Клык, я не в том настроении, чтобы спорить с союзником… — Алахан помедлил, губы искривились от возмущения: его назвали юнцом! — Если хочешь, я докажу свою мужественность. Вытащи топор — и я убью тебя.

Ледяной Клык неожиданно улыбнулся и помахал кому-то за своей спиной.

— Откройте ворота! — прокричал он. — К нам прибыл верховный вождь, и ему нужно согреться.

Подъем с нижнего уровня города по Ступеням Калалла оказался таким же изматывающим, как и побег из земель Слезы, но Алахан радовался ревущему огню очага перед ним и кружке медовухи, которая как раз была на пути к нему. Они сидели в дальнем конце зала Алефа Летнего Волка, единственный очаг грел им спины, а Трикен Ледяной Клык в две большие кружки набирал медовуху, бочки с которой стояли у стены огромного здания. Зал собраний был меньше, чем во Фредериксэнде, но не намного, и похожие украшения висели на деревянных стенах. На стальных крюках красовались тролльи черепа и массивные боевые топоры, а по всей длине зала в два параллельных ряда были выставлены деревянные столы.

Тимон восторгался городом и постоянно повторял, что не знал даже о существовании таких мест на землях людей. Нижний Каст мог похвастаться несколькими впечатляющими зданиями и большим необычным поселением, но у них не было городов, подобных Тиргартену. Берсерк удивился, что камень — такой полезный в строительстве материал, и отметил, что его трудно сжечь. Алахан принял его замечание за шутку, но не знал, действительно ли берсерк решил пошутить.

Их появление в городе вызвало небольшой переполох. Трикен настоял, что им нет нужды волновать и без того запуганное население новостями о том, что сын Алдженона Слезы жив. Они быстро шагали по вздымающимся к вершине каменным ступенькам, не задерживаясь на нижних уровнях. В любом случае внимание, которое они привлекли, относилось больше к чудовищному берсерку, чем к сыну Слезы.

— Этот зал в последнее время не видел громких праздников, — сказал Трикен Ледяной Клык и поднес им две огромные кружки с медовухой. — С тех пор как погиб флот драккаров, почти все люди сидят по домам. Напряжение витает в воздухе.

— Вас можно понять, — согласился Алахан. — Как много братьев по оружию осталось в городе?

Он окинул взглядом пустой зал и не заметил признаков того, что его недавно использовали. Сейчас в зале находились лишь они трое.

Трикен поднял бровь и почесал окладистую рыжую бороду.

— Ты подобрался к самой сути… почему бы нам сейчас не выпить, мой вождь? — Алахану показалось странным, что Трикен обратился к нему с таким почтением.

— Это не вождь, — прогудел низкий голос из задней части зала. — Это сын вождя.

Говоривший был высоким и широкоплечим, но ходил слегка вразвалку из-за старой раны на ноге. Его седые волосы уже редели на висках, а резкие черты лица придавали ему суровый вид. На боку у него висел старый боевой молот с грубыми, истертыми от частого употребления краями и изношенной кожаной рукоятью.

Старый отец Бриндон Кроу прошел к ним от конца зала и остановился рядом с Алаханом, глядя на него сверху вниз, как учитель на трудного ученика.

— Ты вырос, мальчик, — сказал он без тени юмора, — и ты носишь топор мужчины. Становишься ли ты от этого мужчиной?

Алахан знал Бриндона Кроу с тех пор, как сам был еще мальчишкой. Отец отправил его в Тиргартен узнать об учении Рованоко. Магнус путешествовал по Тор Фунвейру со своими друзьями и не мог обучить племянника, поэтому обучение у старого отца Кроу заняло существенную часть юности Алахана.

— Я им убивал и защищал свою жизнь, — ответил Алахан честно. Он ничего не имел против, когда именно этот человек называл его мальчиком.

Кроу никак не отреагировал на эту фразу, а продолжил:

— И если ты мужчина — ты можешь стать вождем, так?

— Могу, — просто ответил Алахан.

— Ты дурак, мальчик. — Кроу отвернулся от них и быстрым шагом направился к бочкам с медовухой.

Тимон кашлянул, чтобы уведомить Алахана, что хочет высказаться.

Молодой воин улыбнулся.

— Если ты желаешь спросить, ведет ли он себя так все время… да, да, он всегда такой. — Он старался говорить тихо, чтобы Кроу его не услышал, и снова почувствовал себя ребенком.

— Сожалею о твоем дяде, — сказал Кроу через плечо, набрав большую кружку медовухи. — Туманный камень из Южного Стража поведал нам о том, что произошло в Канарне… грязное дело. Похоже, Рованоко испытывает всех истинно верующих… Ро Хейл, Фредериксэнд… даже Южный Страж готовится к тому, что Красные рыцари сотрут его с лица земли. — Он повернулся и еще раз пристально посмотрел на Алахана, затем продолжил: — Возможно, самым лучшим решением будет сесть в этом зале и выпить.

Отец Кроу тяжело опустился на конец скамьи и охнул, когда что-то щелкнуло у него в спине. Он вздрогнул от боли и сделал большой глоток из кружки, прежде чем разогнул спину и проворчал:

— Нечего сказать, мальчик?

— Для меня важным было добраться до Тиргартена. — Алахан не составлял далеко идущих планов, он просто надеялся, у Тиргартена хватит воинов, чтобы продержаться против сил Медведя. — Как ты и сказал — я не вождь. Я всего лишь сын вождя.

Алахан не пытался острить, но получил от жреца уничтожающий взгляд. Он отхлебнул медовухи, чтобы успокоиться.

— Как надежно защищен Тиргартен? — спросил он, не глядя на старого жреца.

Трикен Ледяной Клык кашлянул.

— Стены такие же крепкие, как и в других городах Фьорлана. А вот людей нам не хватает.

— Может, пара сотен воинов наберется, — сказал отец Кроу, осушил свою кружку и поднялся, чтобы набрать другую. — Двести воинов и еще два после того, как пришел мальчик со своим питомцем.

Тимон Мясник, возможно, был простоват, но он понимал, когда его оскорбляют. Берсерк опустил голову и надулся, будто его отчитали.

— Я могу уйти, если так будет проще, — сказал он Алахану.

— Останься, берсерк Варорга, — возразил Кроу своим громовым голосом. — Вы сказали, что вы — друзья Тиргартена… а Тиргартену нужны друзья, кем бы они ни были.

Он повернулся к Алахану.

— Рад тебя видеть, юный Алахан, — произнес он, протягивая руку.

Молодой вождь не знал, что на это ответить, но, когда увидел, как Трикен кивает и подмигивает ему, пожал руку старого жреца. Отец Бриндон Кроу чуть улыбнулся — в первый раз с тех пор, как они вошли в зал, и снова сел на скамью с очередной кружкой медовухи. Он произнес на этот раз более спокойно:

— Я боялся, тебя взяли в плен, когда Рулаг захватил Фредериксэнд… об Ингрид что-нибудь известно?

Алахан пытался не зацикливаться на мыслях о сестре и о том, где она сейчас может быть. Он просто ничего о ней не знал.

— Она может быть мертва или в плену, — тихо произнес он. — Она хитрая девчонка, но когда я видел ее в последний раз — ее утащили в сетях.

— Не грусти, парень, — сказал Кроу. — Рованоко любит умненьких детишек, он позаботится о ее безопасности. В ней, как и в тебе, течет кровь Алдженона. Она делает вас сильными.

— Не настолько, чтобы отстоять свои чертоги перед захватчиками. Ублюдок в эту минуту восседает на троне моего отца! — рявкнул Алахан, неожиданно позволив вырваться накопленной месяцами злости. — Он продал свою честь колдунье, а сейчас провозглашает, якобы превыше всего Рованоко ценит силу.

— Он ошибается, — сказал жрец, — и ты это знаешь. Его люди наверняка тоже знают, но они продали свою честь за богатство и власть… Ну а мы с тобой повыше ее ценим, разве не так?

Трикен грохнул кружкой по деревянному столу и громко заявил:

— Предатель никогда не получит Тиргартен. К тому времени, как он сюда доберется, мы мобилизуем всех воинов с наших земель, и каждый фермер и кузнец с топором будут стоять на этих стенах.

Алахан встревоженно посмотрел на него.

— Калаг Медведь скоро будет здесь… возможно, в течение нескольких недель.

— Гонится за тобой? — спросил Кроу. — Сколько людей у сына Предателя?

— Этого я тоже не знаю. У лорденыша во Фредериксэнде была пара тысяч воинов. Я понятия не имею, взял ли он их всех с собой.

Молодой вождь устал, у него начала болеть голова. Первый раз за последние месяцы он находился в тепле, внутри нормального дома, и только перспектива наконец снять с себя броню из плотных шкур не давала ему уснуть.

Он потер глаза и увидел, как Трикен и Кроу обеспокоенно переглянулись.

Жрец отхлебнул из кружки и произнес:

— Мы не сможем продержаться против такой армии. У нас есть люди, но среди них нет опытных воинов. Они смелые, они умрут за Тиргартен, но против армии они не выстоят. Нам нужно время, чтобы укрепить защиту.

— Лучше бы ты бежал дальше — лорденыш приведет армию Предателя под стены города раньше, чем мы сможем приготовиться к защите. Это последняя свободная земля Фьорлана… мой вождь.

Оружейник внимательно смотрел на Алахана и почесывал густо заросший подбородок.

— Полегче, Трикен, ты же говоришь с сыном Слезы, — произнес Кроу, допивая вторую кружку медовухи. — У меня для тебя хорошие новости, мальчик.

Жрец снова слабо улыбнулся.

— Халла Летняя Волчица и Вульфрик Взбешенный выжили в море кракенов.

Алахан резко выпрямился и заулыбался. Распорядитель собраний Фредериксэнда жив — лучшей новости Алахан не слышал с тех пор, как покинул дом. Лицо Тимона заметно просветлело, когда он узнал о Халле.

— Дочь Волка жива? — нетерпеливо спросил берсерк.

— Ты уже вручил свою судьбу, берсерк? — ответил вопросом на вопрос жрец. Сразу было видно, что он знает больше о традициях Нижнего Каста, чем Алахан.

— Да, при благословении Варорга, — ответил Тимон.

Кроу засмеялся — самое живое выражение, которое они увидели у него на лице со времени встречи.

— Это имя Гиганта не из тех, что я часто слышу. Скажи мне, как тебя зовут, человек из Нижнего Каста, — спросил он, наливая очередную кружку медовухи.

Берсерк выпрямился на стуле, возвышаясь над сидящими рядом мужчинами. Даже Кроу, который снова сел около кружки с выпивкой, казался маленьким по сравнению с другом Алахана.

— Я Тимон по прозванию Мясник, и я вручил свою судьбу дому Летнего Волка.

Отец Кроу чуть наклонился и посмотрел на пояс берсерка. Увидев странный мешочек, который так оберегал Тимон, он снова улыбнулся.

— Так ты из этих берсерков, — произнес он загадочно. — Я слышал, голова у вас не прекращает расти, как только вы начинаете пробовать этот порошок.

Тимон, казалось, смутился.

— Я очень редко его нюхаю. Только когда без этого не обойтись, — сказал он с легким сожалением.

Он посмотрел на Алахана. Они молча переглянулись, вспоминая встречу с троллем. Что бы ни было в мешочке у берсерка, оно несомненно увеличивало его привлекательность для Ледяных Людей Рованоко.

— Тебе нужно поспать, Алахан, — произнес Кроу. — У тебя есть один дом, который нужно вернуть, и другой, который нужно защищать. Тебе необходим хороший отдых.

Сын вождя видел более яркие сны, чем обычно. Алахану выделили уютную комнату и кровать с меховыми одеялами, но когда его голова коснулась подушки, его разум заполнили образы. Он чувствовал присутствие своего отца. Алдженон стоял, гордый и высокий, в окружении Ледяных Гигантов, но лицо его оставалось таким же грустным. Алахан ожидал, что в его сне возникнет темная женщина, но не думал, что именно в это время появится его дядя. Присутствие отца Магнуса Вилобородого из Ордена Молота, жреца Рованоко, казалось более ощутимым, чем обычно.

Он стоял за гирляндой щупалец, вывалившихся изо рта темной женщины, и после его появления злобное видение уже не так сильно тревожило Алахана. Он услышал, как низкий, гулкий голос зовет его по имени. Он не знал, кто говорит, но был уверен, что источник голоса — Ледяной Гигант. Воплощение Рованоко, Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана, внезапно проснулся.

По луне, ярко светившей в окно, он понял, что проспал не больше двух часов. Он лежал в скромно обставленной комнате, но горящий очаг и толстые меховые одеяла казались приятной переменой после сна под открытым небом, и впервые за долгие месяцы он чувствовал приятное тепло, разливающееся по телу. Перед тем как добраться до постели, он помылся и очистил усталое тело от дорожного пота.

Воздух был свежим и холодным, и он быстро оделся, чувствуя странную и непреодолимую тягу к часовне Рованоко. Что-то проснулось на задворках его разума, и теперь он сосредоточился на Ледяном Гиганте и своем долге перед раненами. Что бы ни предстояло ему сделать, он знал, в первую очередь нужно посетить Камень Рованоко.

Тимон отказался от отдельной комнаты и лежал, свернувшись калачиком как верный пес, на полу комнаты Алахана. Судя по всему, он чувствовал себя неуютно, когда с ним хорошо обращались, и он настоял на том, чтобы остаться рядом с другом. Тимон быстро уснул и даже не проснулся, когда Алахан покинул комнату. Он закрыл за собой дверь и оглядел каменный коридор. В чертогах Тиргартена было тихо, и только свист ветра сопровождал Алахана, пока он шел до главной двери. Как и во Фредериксэнде, чертоги состояли из множества уровней и бесчисленного количества спален, готовых принять свободных людей города. Большинство пустовали — молчаливое свидетельство потери флота драккаров. Кроу не сказал, сколько людей из Тиргартена погибло, когда Рулаг Медведь предал Алдженона Слезу, но судя по тому, что осталось всего двести опытных воинов, город потерял несколько тысяч братьев по оружию.

Алахан прошел в главный зал и согрел руки возле единственного горящего очага. Многие жены и дети остались без мужей и отцов. Скорее всего, залы Летнего Волка будут пустовать еще долго. По крайней мере, если Рованоко им поможет, город останется свободным и верным дому Слезы, даже если сам Алахан пока не чувствовал себя достойным занять место отца. Странное ощущение несоответствия своих притязаний возникло у него только после встречи с отцом Кроу. До этого он был слишком зол и сосредоточен на выживании, чтобы задуматься над своим новым положением, ведь теперь он стал верховным вождем Фьорлана.

— Ты более чем вождь, — произнес голос у него в голове.

Алахан упал на колени и с трудом подавил крик боли — его череп разрывался от давления. Кто бы ни говорил, голос не был громким, но, казалось, шел сразу со всех сторон.

— Тебя ждали, избранник. Камень Рованоко ожидает тебя. — Как только утихла боль, Алахан подумал, что глубокий голос кажется ему смутно знакомым.

Шатаясь, он поднялся на ноги и сосредоточился на деревянной двери, ведущей из зала к верхнему уровню города. В несколько больших шагов, нетвердо держась на ногах, он дошел до дверей и распахнул их. Заскрипели стальные петли. Снаружи он едва заметил пронизывающий ветер, а резкая боль в голове утихла до терпимой. Он инстинктивно повернул направо и увидел низкий купол часовни Рованоко. Как и все часовни Ледяного Гиганта, она была построена из камня и частично уходила под землю, из-за чего увенчанное куполом здание казалось едва различимым по сравнению с массивными чертогами рядом с ним.

Алахан приостановился и постарался держаться как можно более прямо, не желая входить в часовню, обхватив голову руками. Он чуть не упал на спину, когда массивная каменная дверь, частично скрытая за ступенями лестницы, неожиданно распахнулась. Вряд ли это сделал ветер, и все, о чем Алахан мог подумать, когда голос позвал его внутрь, — что он напоминает голос его дяди, Магнуса Вилобородого.

Оказавшись в укрытии от холодного ветра, Алахан прислонился к каменной стене коридора, затем начал медленно спускаться по ступеням во тьму. У подножия лестницы горел светильник.

— Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана и избранник Рованоко, — прогремел голос снизу, — войди в Камень.

Даже если бы он захотел воспротивиться, то не смог бы, он был вынужден повиноваться голосу. Алахан спустился к подножию лестницы, вошел в часовню и остолбенел. Перед ним, гордо выпрямившись, над пылающей стальной жаровней стояла призрачная фигура. Ее формы расплывались, но общие контуры и неясные черты принадлежали его дяде Магнусу. Массивный боевой молот, висевший у того на боку, — Скельд, любимое оружие его дяди. Но тень не обладала твердым физическим телом, и сквозь призрак можно было увидеть камни часовни.

— Добро пожаловать, избранник, — сказала тень. В голосе почти не слышалось эмоций, в них не было ни следа характерных интонаций Магнуса. Призрак выглядел как бывший жрец Ордена Молота, но голос только отдаленно напоминал его.

— Что ты такое? — выпалил Алахан.

— Тот, кем я был, застрял между мирами, без тела, в которое можно вселиться, и без пути, который привел бы в ледяные чертоги за пределами мира. Я не более чем воспоминание. — Алахан чувствовал слова всем телом не слабее, чем слышал их, и вздрагивал от боли каждый раз, когда тень заговаривала.

— Ты Магнус? — спросил он, не зная, что еще сказать.

— Я тень Магнуса, хоть я его и не помню. Кровь почти растрачена, и я нужен здесь. — Призрак облетел пылающую жаровню и встал перед Алаханом. — Ты — воплощение Рованоко. Слуга Ледяного Гиганта в Долгой Войне. Я здесь для того, чтобы помочь тебе советом.

Алахан тяжело прислонился к каменной стене и уставился на призрака. Он никогда не слышал о людях, после смерти снова появлявшихся таким образом. Но что бы ни происходило в часовне Рованоко, Алахан знал: Ледяной Гигант пытается дотянуться до него, простирая руку из своих чертогов за пределами мира, чтобы защитить народ раненов.

— У нас высокие стены, но мало людей, — произнес молодой вождь, чувствуя необходимость высказать свои тревоги. — Силы, которые собрались против нас, слишком многочисленны, чтобы этот город выстоял. Предатель хорошо сделал свою работу.

Призрак неожиданно взвился в воздух, а его глаза засверкали холодной как лед яростью, из-за чего стены покрылись инеем, а по часовне пронесся порыв пронзительного ветра.

— Это была ведьма Шаб-Ниллурата, — пророкотал призрак, от его голоса сотряслись камни, и Алахан отшатнулся, прижавшись спиной к стене. — Лесной Гигант пробудился, и Долгая Война стала яростней и жестче.

— Я всего лишь человек, — сказал Алахан, когда ледяной ветер от призрака покрыл его снегом и инеем. — Я с радостью отдам свою жизнь за Рованоко, но мне нужны десять тысяч воинов, готовые на такую же жертву…

Тень отступила, и температура быстро вернулась к прежней. Борода Алахана заиндевела, а руки тряслись, хотя он и стоял вызывающе прямо.

— Ты не твой отец, — сказал призрак, его слова эхом разносились по каменной комнате. — Ты думаешь только о людях.

От этих слов стало больнее, чем от всего остального, что вызывал призрак, и молодой вождь склонил голову и стиснул зубы.

— Мой отец мертв… твой брат мертв, помнишь ты его или нет. — Алахан больше не был ребенком и пытался сохранить достоинство перед всеобъемлющим присутствием призрака. — Я могу никогда не стать таким, как он, но мое имя — Слеза.

Призрак Магнуса попятился, пока не оказался по другую сторону очага. Его взгляд становился все мягче, пока он снова не стал похож на дядю Алахана.

— Ты справишься, — просто сказал он. — Но тебе нужен совет.

— Я с радостью выслушаю, каким образом смогу победить.

— У Ледяного Гиганта много слуг, не только люди. Тебе стоит обратить внимание на других ледяных чудовищ.

Алахан пристально смотрел в сияющие глаза призрака. Волна печали прокатилась по нему, когда он вспомнил своего дядю. Из всех, кого он знал, Магнус Рагнарссон Вилобородый был одним из лучших людей, жрецом Ордена Молота, никогда не поступался своими принципами, не отступал и не отказывался от того, что считал верным. Но призрак — не его дядя. Голос тени был гораздо более глубоким и более древним.

— Колдуньи почти победили. Их планы претворялись в жизнь быстрее, чем наши, — заявил призрак. В первый раз в его голосе промелькнули признаки гнева. — Но мы не беспомощны. На всех землях, населенных людьми, верующие все еще сражаются. У Одного Бога тоже есть верные последователи, как и у Джаа… три Гиганта еще не побеждены, и приходят тени.

Волосы на руках Алахана встали дыбом, а по спине пробежала дрожь — он ощутил уверенность в глубокой преданности Ледяному Гиганту и землям раненов.

— Что ты прикажешь мне сделать? — спросил он, шагнув к тени.

Тень торжественно подняла свой призрачный молот к туманному лицу. Жест, казалось, нес в себе нечто большее, чем простую демонстрацию силы. Голова Алахана снова начала пульсировать, когда он почувствовал чудовищное, непознаваемое время, текущее от призрака его дяди.

— Ты удержишь Фьорлан… ты дашь отпор силам Лесного Гиганта… ты будешь служить Рованоко до последнего вздоха, избранник.

Он не вернулся в постель и остался сидеть на каменной скамье на верхнем уровне Тиргартена, на холодном ветру, наблюдая за Фьорланским морем. За его спиной находились Чертоги Летнего Волка, а слева — часовня Рованоко. Перед Алаханом расстилались просторы города, поля с пшеницей и пастбища на южных равнинах земель Летнего Волка. В прозрачной утренней дымке он мог различить западную кромку Волчьего леса.

Море тихо катило свои волны от берега, и он задумался, где же на тех серых просторах погиб его отец. Пучина Калалла была дальше на юг, а море кракенов располагалось возле островов Самнии, но с вершины Тиргартена все воды выглядели одинаково. Где-то там мог найтись способ отомстить за Алдженона Слезу. Возможно, однажды Алахан почувствует себя достойным его имени.

— Ты так рано проснулся или засиделся допоздна? — спросил отец Бриндон Кроу позади него.

Хмурое утро отбрасывало тени и туман на каменные очертания Тиргартена. Алахан удивился: он совсем не чувствовал усталости. Он повернулся и оперся на каменную скамью, чтобы лучше видеть жреца.

— Полагаю, я испытал что-то вроде духовного пробуждения, — ответил он.

Отец Кроу остановился перед молодым вождем и зловеще нахмурился, плотно сжав губы. Он очевидно протрезвел, и, как следствие, настроение его было мрачным.

— Ну, как жрец я прекрасно подхожу в качестве того, с кем можно обсудить подобные события.

— Мне нужно узнать одну вещь, Бриндон, — сказал Алахан, слишком взволнованный, чтобы правильно к нему обратиться. — Она должна быть тебе известна.

— Я прощу тебе невежливость, парень, — ответил Кроу и присел рядом с бывшим учеником. — После духовного пробуждения у тебя остались вопросы?

— Пока только один… думаю, другие появятся позже, — сказал Алахан. — Что это за порошок, который вдыхает Тимон? Почему тролли на него не напали?

Кроу удивленно хмыкнул и бросил непроницаемый взгляд на город. Он не выказал больше никаких эмоций и признаков интереса и ответил тоже не сразу.

В конце концов старый отец Кроу сказал:

— У берсерков Нижнего Каста… свои способы воевать. Они входят в состояние такой боевой ярости, которую ты никогда не видел.

— Я видел, как один жрец из вашего Ордена впадал в боевую ярость Рованоко… вообще-то это был мой дядя. — Молодой вождь невольно взглянул на часовню Ледяного Гиганта и вспомнил призрак Магнуса.

— Юный Вилобородый по сравнению с берсерками Варорга — сопливый младенец, — ответил Кроу. — Берсерки используют кристаллы, найденные в глубинных льдах Нижнего Каста. Когда их вдыхаешь, они… изменяют твое тело.

— Это не ответ на мой вопрос, отец, — заметил Алахан. — Что это такое и как оно действует на троллей?

Отец Кроу прищурился и пристально посмотрел на юношу.

— Почему ты так хочешь узнать? — спросил он. — Тимон не захотел тебе рассказывать — почему же я должен это делать?

— Потому что из всех, кто у тебя есть, я больше всего похож на своего отца. Он мертв — а я жив. Смирись с этим… — Алахан примолк и опустил взгляд на камни под ногами. — Я же смирился… — сказал он, больше не опасаясь своего бывшего учителя.

— Хорошо, мой вождь, я отвечу на твой вопрос, — ответил Кроу с легкой тенью улыбки. — Ледяные Люди Рованоко производят кристаллическую субстанцию. Все, что они едят, — камни, деревья, люди — все выходит наружу в виде этих прекрасных белых кристаллов.

Алахан поднял бровь.

— Моча троллей? Они нюхают мочу троллей?

— Я даже не знаю, есть ли у них для нее какое-то имя, — ответил Кроу, — но она воняет хуже, чем мертвые Горланские пауки, и оказывает странное влияние на других обитателей льдов. Я слышал истории о том, как тролли месяцами ходили вместе с отрядами воинов, потому что принимали раненов из Нижнего Каста за семью Ледяных Людей.

Алахану показалось это забавным.

— И их это не смущало?

— Я не думаю, что их это заботит, парень. Полагаю, они используют порошок, чтобы впасть в безумие, чтобы у них лопнули головы. На все остальное — воля Варорга. — Он закашлялся и сплюнул мокроту себе под ноги. — Можешь использовать это знание, но Тимон тебе спасибо не скажет.

— Если у тебя есть более верный способ защитить Тиргартен, я тебя выслушаю… — Алахан обрел решимость. Если для того, чтобы вернуть Фьорлан, можно использовать других ледяных чудовищ — он так и сделает, и Рованоко это одобрит.

Кроу повернулся и с размаху залепил Алахану пощечину. Кровь выступила у того на губе, а щеку пронзило сильной болью.

— Ты не твой отец, мальчишка. Ты храбрый дурак… в лучшем случае. В худшем — ты обуза, и я не собираюсь тебе потворствовать.

Алахан покраснел от гнева. Не раздумывая, он протянул руку и взял старого жреца за горло.

— Тот, кто ударит меня, — пожалеет, и мне неважно, жрец это будет, король или мудрая женщина. Я Слеза — и прошу прощения, если мое имя не Алдженон.

Кроу почти никак не отреагировал на то, что его пригвоздили к каменной скамье. Старый жрец не отводил взгляда от Алахана, но в нем было больше любопытства, чем досады. Он поднял руку и похлопал по запястью Алахана, чтобы успокоить разгневанного молодого вождя.

— Наши стены не так-то легко сломать, — произнес он, когда Алахан ослабил хватку. — Но с имеющимся числом защитников мы не сможем держаться бесконечно.

— Как я уже сказал, если ты можешь предложить что-то получше… — Алахану не нравилась идея отправлять Тимона за семьей троллей и звать их в Тиргартен, но слова призрака все еще гремели у него в ушах, и он почувствовал: выбора нет.

— Если у лорденыша Джарвика несколько тысяч воинов и осадные тараны… — Кроу не стал договаривать, но в его глазах было сомнение: вряд ли Тиргартен сможет выстоять против Калага.

Алахан вернулся к своему стулу. Он пытался успокоиться и не воспринимать слова старого жреца слишком серьезно. Кроу многие годы оттачивал свою язвительную манеру общения, от которой съеживались даже смелые воины. Юный вождь решил, что больше не даст ему себя запугать.

— Ты жрец Ордена Молота, отец. Из всех людей в тебе должно быть больше всего веры в мудрость Рованоко, — убежденно произнес Алахан. — Или хотя бы доверься мне в том, что я собираюсь сделать.

Глава четвертаяРэндалл из Дарквальда в лесу Фелл

— Мы будем терпеть, — сказал Витар Ксарис в семьдесят пятый раз с тех пор, как солнце скрылось за горизонтом. — Ваше желание ускорить наш поход на юг не изменит неизбежного.

Доккальфар преувеличенно резко склонил голову набок, и Рэндаллу показалось, что хозяин с трудом держит себя в руках, пытаясь не натворить глупостей.

— Вы ведь понимаете, что за нами идет погоня? — спросил священник, прикусив губу от разочарования. — Или это понятие, которое вы не можете принять?

Витар медленно повернул голову, но больше не сделал никаких движений. Глаза смотрели прямо, лицо ничего не выражало.

— Я понимаю больше, чем ты можешь познать за всю жизнь, Ута Тень, — ответил обитатель леса.

— Возможно, нам стоит повременить с разговором, пока вы не сможете сказать что-нибудь дельное, — вмешался Рэндалл. Он потянул Уту прочь и адресовал тупому шаману ехидную гримасу.

Когда к их компании прибавилось еще двадцать доккальфаров, путешествовать легче не стало, да и настойчивость Ксариса, который убеждал их не спешить с походом к Феллу, отнюдь не улучшала настроение Черного священника.

Опушка леса показалась на горизонте еще несколько дней назад, но до Фелла было всё равно далеко. К утру они, скорее всего, дойдут до самых крайних деревьев и в ближайшее время окажутся в безопасности внутри поселения доккальфаров.

С тех пор как они покинули Козз, за ними по пятам шел отряд каресианских Псов и ублюдков Певайна, и только необходимость опережать преследователей вынуждала доккальфаров поторопиться.

— Псы отстают от нас не больше чем на день, — произнес Ута, когда они отошли от костра и присоединились к Тир Васиру.

— Значит, завтра нам рано или поздно придется повернуть назад и сражаться, — ответил Рэндалл. — Думаю, здесь осталось немного похлебки Васира.

Оруженосец показал на небольшой костер с медленно булькающим котлом.

Доккальфары были немногословны и не проявляли эмоций. Рэндаллу они казались не самыми лучшими спутниками, а его попытки подружиться с ними остались решительно отвергнутыми. Хотя Васир не изменился и по-прежнему предпочитал находиться с людьми, чем со своими сородичами.

— Он Витар, — сказал Васир, когда Ута и Рэндалл сели рядом с котлом. — Он не привык разговаривать с людьми… хотя большинству Тиров вы тоже кажетесь утомительными.

Он продолжил помешивать похлебку, и от костра поплыл чарующий аромат.

— Если я еще раз услышу «мы будем терпеть», я вернусь к своей работе крестоносца, — заявил Ута, сжимая и разжимая кулаки.

— Прошу — не надо такого говорить! — вскинулся Тир, невольно наклоняя голову в характерном жесте доккальфаров. — Витару Ксарису двести лет. Я уверен, ты можешь простить небольшую туманность его речей при разговоре с теми, чья жизнь так коротка.

Ута и оруженосец обменялись вопросительными взглядами.

— Если он живет уже двести лет, мог бы и научиться готовить за столь продолжительное время, а не заставлять тебя постоянно этим заниматься, — заметил Рэндалл.

Васир, очевидно, не понимал, в чем тут проблема.

— Он же Витар, — сказал он, будто это все объясняло.

Рэндалл начал постепенно постигать странную иерархию доккальфаров. Тир — похож на воина, но определение слова у доккальфаров было более сложное. Витар — кто-то вроде священника или жреца, но почти не обладающие властью, и, по словам Васира, к ним обращались в основном за советом. Рэндалл слышал о том, что у доккальфаров есть и другие специализации, но им не нравилось их обсуждать.

Все немного посидели в тишине, пока Васир помешивал похлебку из кролика и Горланского паука, Ута тряхнул головой и попытался успокоиться, а Рэндалл задавался вопросом, сколько еще ему суждено прожить. Что бы ни произошло и где бы они ни оказались, за последние месяцы юный оруженосец принял несколько важных решений. Он знал: он привязан к Уте, скорее всего, до его смерти, и понимал всю глупость доброго и светлого отношения к миру, но хорошие намерения и дружелюбие — это все, что ему оставалось.

Он больше не юноша, чьи взгляды на мир проходят через призму наивного оптимизма, но у него не получалось стать таким же пресыщенным и циничным, как его хозяин. Рэндалл улыбнулся, когда понял, что его предназначение — по большему счету уравновешивать своим оптимизмом сурового Уту Призрака.

— Они ударят по нам еще до того, как мы доберемся до деревьев, — сказал Ута после того, как Васир дал ему миску с похлебкой. — И по моим предположениям, вскоре после этого мы будем мертвы.

— Какова вероятность, что ваши люди выбегут из леса и спасут нас? — спросил Рэндалл, улыбнувшись Васиру.

Доккальфар не понял шутку.

— Я считаю, вероятность очень мала, Рэндалл из Дарквальда, но за нами уже два дня следует черный ястреб.

Ута почти не обращал внимания на их разговор и прилег на походную постель, глядя через южные равнины на относительно безопасный Фелл.

— Ну, если только у ястреба нет отряда крепких друзей, я бы назвал скорость нашим лучшим оружием, — заметил Рэндалл, надеясь, что они смогут поднять доккальфаров после всего нескольких часов отдыха.

Спутники уже почти неделю отводили на сон всего по два часа в день, и каждый раз, когда Витара Ксариса будили ото сна, он заявлял, он не спит, но нуждается в дальнейшем отдыхе. Что доккальфары делали вместо сна, оставалось для Рэндалла загадкой, но он чувствовал: останавливаясь на ночлег в конце дня, они устраивали что-то вроде медитаций.

— Ястреб наблюдает за нами… мы не одиноки. — Васир посмотрел на небо и изо всех сил попытался изобразить человеческую улыбку.

— Меня это радует, — сухо ответил Рэндалл.

Ута растянулся на одеяле и подложил руки под голову. Солнце уже зашло, и они могли успешно спрятаться посреди равнины — темные тени среди других темных теней, они добавляли к местности дополнительную фактуру, но наблюдатель не различил бы их на общем фоне.

Рэндалл перестал чувствовать усталость, он уже действовал в странном состоянии настороженного изнеможения, появившегося у него после побега из Козза. Он не жаловался, не требовал дольше спать, но каким-то образом стал разумным центром их причудливой компании. Он помог доккальфарам освоить ятаганы, которые они забрали при побеге, и постоянно заверял их, что теперь они свободны и в относительной безопасности. Неизвестно, оценили они по достоинству его старания или нет, он даже не знал, понимают ли они его. Если бы не необычайное почтение, с которым доккальфары относились к Уте, они бы с еще большей неохотой следовали на юг. Рэндалл не знал, что такое древняя кровь Теневых Гигантов, но, похоже, для доккальфаров это было очень важное понятие. Он слышал, как они с грустью говорили о тех, кого любили, и смотрели на Уту так, будто он был гораздо больше, чем человек.

— Рэндалл, — обратился к нему Черный священник, которого еще не совсем сморил сон, — завтра тебе разрешается убить любого, кто поднимет на тебя оружие. Понятно?

Оруженосец вымученно улыбнулся.

— Но Васир говорит, что за нами следует ястреб! Все будет в порядке.

Они рассмеялись, и на секунду все вернулось на свои места. Рэндалл надеялся, ему удастся выжить и сохранить жизнь хозяину, чтобы узнать, какие еще приключения приготовила для них судьба.

Когда Ута уснул, Рэндалл повернулся к Васиру и улыбнулся.

— Я признателен тебе за то, что ты остался с нами, — сказал он их странному спутнику.

Доккальфар выпрямился и ответил на улыбку Рэндалла.

— Мне не слишком нравятся Стражи Фелла — доккальфары южных лесов.

Рэндалл нахмурился.

— А ты сам откуда? — Странно было осознавать, что он никогда не спрашивал Васира ни о чем, относившемся к нему самому.

Обитатель леса попытался улыбнуться.

— Я был рожден за пределами Земель Тишины, рядом с Темными Глубинами.

— Я не слышал об этих местах, — заметил Рэндалл. — Полагаю, в тех краях не очень много людей?

— Насколько я знаю — ни одного. Я родился в клане погонщиков верблюдов. Простая жизнь — но мой путь лежал дальше, и я прошел на север до Нарланда. В Жутком лесу меня захватили Пурпурные священники… вот тогда я впервые столкнулся с людьми.

— Думаю, это было не самое приятное знакомство с нашей расой, — ответил Рэндалл, усаживаясь на постели. — Хотя я когда-то знал Пурпурного священника, который мне очень понравился.

— Ты и Ута — гораздо более приятная компания. Каким-то образом вы привели в равновесие мое мнение о людях. — Сейчас, разговаривая с юным оруженосцем, Васир начал выражаться понятнее, но Рэндалл все еще не мог определить, шутит он или нет. В любом случае, замечание Васира его рассмешило.

— Мне нужно поспать… если я не проснусь раньше хозяина, он, скорее всего, отчитает меня за лень, — произнес Рэндалл. Учитывая обстоятельства, он чувствовал себя удивительно мирно.

— Спокойного сна, Рэндалл из Дарквальда, — ответил доккальфар.

— Я уверен, что усну, друг мой, но сомневаюсь, что сон будет спокойным, — заметил Рэндалл.

Утренний свет не давал хорошо рассмотреть открывающийся перед ним вид, но Рэндалл был уверен, что различает в отдалении горящий Фелл. Доккальфары никак не отреагировали на панораму пылающего леса, они просто стояли на травяной возвышенности, с непроницаемым видом глядя на юг. Тяжело было сказать точно, что происходит на южных равнинах, но множество безликих солдат, построившихся примерно в миле от Фелла, заставляли думать о войне, объявленной кем-то лесу доккальфаров. Нападающие были одеты в черные доспехи, сияющие на утреннем солнце.

— Псы, — сообщил Ута, когда их маленькая компания затаилась за небольшой возвышенностью в пределах видимости опушки леса, — их там целые полчища.

Рэндалл был уверен: воины Каресии их не заметили, ведь они пока еще далеко, хотя столько иноземных войск в Тор Фунвейре — необычное зрелище. Силы, которые захватили Козз, были лишь малой частью развернувшейся здесь армии, черные пятна усеивали равнину до самого горизонта, а катапульты, вместо того чтобы рушить крепостные стены, метали горящие валуны в лес Фелл. Пламя распространялось по деревьям на опушке леса между гигантскими дубами, которые отмечали его западную границу. Множество мелких трупов усеивали ландшафт, но Псы их не трогали — вместо этого они выставили вокруг них охрану. Рэндалл не видел ни одного защитника-доккальфара, готового сражаться за свои деревья.

— Почему они решили напасть на лес? — спросил он, ошеломленно глядя на толпу людей, построенную на равнинах Вейра.

— Может, им просто не нравятся деревья, — ответил Ута, окинув взглядом развернувшуюся перед ними сцену. — Ну, или им не нравятся обитатели леса.

И Уте, и Рэндаллу рассказывали об участи доккальфаров после смерти превращаться в темные деревья, и они видели, как Псы перевозят с собой пленных обитателей леса. Однако оруженосец не мог себе даже представить нападение на лес размером с Фелл только для того, чтобы набрать пленников. Он не знал, сколько доккальфаров в нем живет, но от одной мысли о подобном количестве темных деревьев его пробрал озноб.

Их нечеловеческие спутники рассыпались за ними, скрывшись за естественной возвышенностью в остальном достаточно плоской равнины. Если они и почувствовали что-то при виде горящих деревьев, то не показали, их серые лица и черные глаза оставались такими же бесстрастными.

Кроме того, Тир Васир заметил, что их преследователи быстро приближаются. Отряду Уты было негде спрятаться, и получалось, они застряли между молотом и наковальней. Певайн и его люди доберутся до них раньше, чем они добегут до деревьев. К счастью, они находились достаточно далеко от Псов, и звуки неминуемой битвы те не услышат. Жалкое утешение — если это вообще можно было считать утешением, — но сражаться с пятьюдесятью воинами будет легче, чем с десятком тысяч.

— Фелл не беспомощен, — сказал Ута, оценивая их положение. — Чаща леса — это не замок и не город… это не Козз… но доккальфары не смогут держаться вечно, особенно с их проклятым терпением.

Черный ястреб пролетел над их головами, и все доккальфары посмотрели на небо. К ним на передний край подошел Тир Васир.

— Мы не одиноки, — сказал он.

— Вот только не надо про ястреба, — заметил Рэндалл. Он повернулся к Уте: — Мы останемся здесь или сразимся с Певайном в лесу?

— Мы не сможем добраться до леса, а в тех рощах нам никак не укрыться, — ответил Ута, когда с высоты раздался громкий птичий крик.

— Они идут, — сказал Васир, когда с равнины послышались звуки приближающихся шагов.

— Как вы управляетесь с ятаганами? — спросил Ута у Васира.

— Они тяжелее, чем клинки в форме листьев, и не так хорошо сделаны, но вполне подойдут.

У Васира по-прежнему были два коротких лезвия, но остальные вооружились ятаганами, отобранными у Псов. Вместе их было двадцать три человека и обитателя леса, и Рэндалл очень сомневался, что они долго продержатся против пятидесяти воинов.

— Спорим, я умру раньше тебя, парень, — сказал Ута, криво ухмыльнувшись оруженосцу, — и если я скажу тебе «беги» — ты побежишь.

Рэндалл улыбнулся в ответ и обнажил меч Большой Клык. Руки у него не дрожали, и он чувствовал себя сосредоточенным, каким ни разу не был за прошедшие месяцы. Он устал, но оставался настороже и собирался как можно дольше быть среди живых. Руки у него окрепли, он чувствовал себя сильнее, чем когда-либо прежде. Рэндалл даже начал считать себя обычным воином с мечом, а не мальчишкой с оружием, который смутно представляет, как им махать.

— Эй, вы там! — крикнул Ута на Васира и остальных доккальфаров. — Не будете ли вы так любезны перебраться к другой стороне холма и достать оружие? — Его язвительные слова никак не тронули обитателей леса. Они просто остались стоять, равнодушно глядя на Черного священника.

— Васир, заставь их двигаться, — тихо произнес Ута доккальфару.

За пять минут звук приближающихся людей стал гораздо громче, и обитатели леса хоть и медленно, но все же собрались за травяным холмиком. Они пригнулись к земле, и их тяжело было разглядеть. Ута, Рэндалл и Васир с оружием наготове встали на пути у наемников и Псов, их силуэты чернели в свете утреннего солнца. Ута держал меч и булаву, Васир взял на изготовку два своих клинка в форме листьев.

— Не трогайте Певайна, — низким голосом прорычал Ута. — Он мой.

— Можно я убью одного из этих белобрысых близнецов? — спросил Рэндалл, на что хозяин ответил ему озадаченным взглядом.

— Я вижу перед собой мужчину, мой оруженосец, — произнес Ута с оттенком гордости в голосе. — И ты можешь убить любого, кто поднимет на тебя оружие… кроме Певайна.

Черный ястреб сделал круг над их головами, и Васир проследил за его полетом на север, к приближающимся противникам. Среди них не было всадников — похоже, именно из-за этого Псы не сразу их догнали, — но уже получалось различить самого Певайна и с десяток его ублюдков. Каресианские Псы шли с флангов их отряда, и из центра их построения слышались боевые кличи.

Рыцарь наемников собрал волосы в хвост, а его аккуратно подстриженная борода говорила о том, что человек старается выглядеть более благородно, чем позволяет его происхождение. В одной руке он держал обшитый металлом щит, в другой — раненский боевой молот, которым он взмахнул над головой, подавая сигнал для атаки.

— Призрак — мой! — проревел наемник.

Псы обнажили ятаганы и ринулись в атаку.

— Мы не одиноки, — повторил Васир, глядя на черного ястреба. Он откинул голову назад и звучным голосом, который отдавался эхом, прокричал: — Тир Нанон! Нам нужна твоя помощь.

Ута и Рэндалл посмотрели на него, на мгновение отвернувшись от наступающих Псов. Они быстро перевели взгляд на небо. Черный ястреб стал снижаться и, все еще высоко в воздухе, превратился в фигуру, напоминающую человеческую, затем снова стал ястребом и взмыл вверх.

Три взрыва в гуще наступающих врагов чуть не сбили Рэндалла с ног, а с десяток Псов разорвало на части. Остальные воины неопрятными кучами повалились на землю, у многих из них не хватало рук или ног.

— Это черная бородавка, — с изумленной улыбкой заметил Ута. — Похоже, что мы действительно не одиноки.

Громкий, почти насмешливый крик, раздавшийся в высоте, заставил их снова посмотреть на небо. Ястреб кружил над их головами, и доккальфары взирали на него с понимающим благоговением.

Псы так и не оправились от взрыва черной бородавки, хотя нескольких из них Певайн с наемниками волокли вперед, возглавив атаку. После того как большая часть отряда из тридцати Псов оказалась убита либо выведена из строя, шансы уравнялись, и Рэндалл почувствовал изменения в настрое Уты. Черный священник больше не собирался оставаться в глухой обороне, и на его лице появилось выражение жестокого предвкушения.

Мощная фигура Певайна выделялась среди остального сброда, а его взгляд сосредоточился на Уте. Некоторые из ублюдков посматривали на небо в страхе, что ястреб может снова на них напасть.

Птица приземлилась рядом с Васиром. И снова превращение оказалось быстрым. В одну секунду на траве сидел черный ястреб, уже в следующую — рядом с ними стоял низкорослый доккальфар с длинным мечом народа ро в руках. Обитатель леса был ниже ростом, чем доккальфары, которых видел Рэндалл, и улыбка на его лице походила на человеческую гораздо больше, чем у Васира.

— Привет! — радостно воскликнул он. — Ты Ута Тень… очень приятно познакомиться. — Доккальфар по имени Нанон с энтузиазмом протянул ладонь Уте.

— Возможно, стоит отложить рукопожатие на потом, но спасибо за помощь, — сухо ответил священник.

— Ты здесь главный, — послушно кивнул новичок и пригнулся к земле, готовый к битве.

— Давайте убьем немного наемников, — произнес Рэндалл более храбро, чем на самом деле себя чувствовал.

Время будто замедлилось, когда два отряда бросились друг на друга. Больше не скрываясь, Витар Ксарис и остальные доккальфары стояли на травяной возвышенности в пределах видимости своих врагов.

Рэндалл увидел в толпе наемников знакомые лица. Светловолосые близнецы, Параг и Брут, и еще один наемник, которого избил Ута. Сэр Халлам Певайн среди них выглядел самым опасным. Ростом больше шести футов, он бежал к ним, напрягая мускулы на мощных руках.

Ута двумя большими прыжками приблизился к противнику — и два отряда сошлись, булава Черного священника просвистела первой. Певайн принял его удар на щит, но попятился из-за вложенной Утой силы. Рэндалл оказался лицом к лицу с Парагом, и, если бы не шаг в сторону, наемник врезался бы в него.

— Пришло время умереть, Призрак! — выплюнул Певайн, его боевой молот просвистел над головой Уты. Тот выставил щит, пытаясь при этом продвинуться вперед.

С помощью длинного меча Рэндалл старался держать Парага на расстоянии, хотя он и не привык сражаться против воина с двумя короткими мечами и вынужден был понемногу отступать. Вокруг него доккальфары бились с людьми, грациозно и быстро взмахивая ятаганами. Им не хватало силы, но их ошеломляющие движения сбивали с толку наемников. Васир был по-прежнему опасен, низко пригнувшись к земле, он молниеносно уклонялся от многочисленных атак и резко наносил удары своими клинками, оставляя глубокие порезы и рассекая артерии. Настоящим же сюрпризом оказался Тир Нанон, и Рэндалл с трудом отвел взгляд от того, как их новый знакомый виртуозно косит ряды наемников длинным мечом.

Рэндалл получил глубокий порез на предплечье и с напряженным рычанием ринулся на Парага. Длинный меч сошелся с коротким, и сила удара отбросила наемника назад. Оруженосец кинулся на него и сделал ложный выпад в бок, а затем неожиданно пнул противника в пах.

Только Рэндалл подумал, что побеждает, как брат-близнец наемника, Брут, обхватил его сбоку и заставил выронить меч, когда они покатились вниз с травяной возвышенности. При падении Рэндалл успел заметить, что Ута получил серьезный удар в грудь боевым молотом Певайна. Ута ответил мощным выпадом, но было видно: он едва держится против наемника.

— Это мой брат, мальчишка! — рявкнул Брут, ударив Рэндалла кулаком по лицу, другой рукой он пытался пригвоздить его к земле. Рэндалл вырывался, ощутив зловонное дыхание наемника на своем лице, но Брут снова его ударил и дал локтем по ребрам. Рэндалл яростно пинался, но не мог одержать верх и чувствовал, как его покидают силы, когда тяжелый кулак в третий раз опустился ему на челюсть.

По обеим сторонам от себя Рэндалл видел, как мертвые люди и обитатели леса скатываются с возвышенности, и слышал рев Певайна и Уты. Брут продолжал избивать его, и картина перед глазами начала расплываться. Только ускользающая мысль о последней надежде на спасение или проявление новоприобретенного инстинкта выживания помогли Рэндаллу вытащить небольшой кинжал, который он носил на поясе, и вонзить его Бруту в шею.

Давление на его тело ослабло, Рэндалл тряхнул головой и спихнул тело наемника на землю. Брут широко раскрытыми глазами смотрел на него, сжимая горло в тщетных попытках остановить кровь. Рэндалл не стал медлить и вытащил длинный меч. Голова у него кружилась, но ему хватило сил погрузить меч в грудь Брута.

Пошатываясь, Рэндалл поднялся обратно на холм и увидел сцену отвратительной бойни. Все притязания на культурный поединок исчезли, оставшиеся воины яростно рубились, пытаясь нанести удар до того, как противник нанесет свой. Псы и наемники привыкли сражаться с нелюдями, а недостаток силы у доккальфаров был слишком очевиден. Одной скоростью не одержать верх над опытным воином. Рэндалл тяжело дышал и утер кровь с лица. Они проигрывали.

Ута потерял булаву, но не уступал ни дюйма в яростной схватке с сэром Певайном. Оба воина были покрыты кровью и сражались с мрачной решимостью на лицах. Ута согнул руки и плечом поддел Певайна под ребра, пользуясь своей силой, чтобы сбить его с ног.

Рэндалл не мог разглядеть Васира, хотя рядом с тем местом, где он сражался, лежали два мертвых доккальфара. Нанон был жив, но в бедственном положении — его окружали трое Псов, а число остальных обитателей леса неуклонно сокращалось. Он снова повернулся к Уте и увидел, что Певайн выронил молот и получил удар коленом в лицо. Черный священник не стал церемониться и лезвием меча провел по горлу наемника. Певайн забился в конвульсиях, схватившись за глубокий порез на горле, но был все еще жив. Ута поспешил к другим противникам, и это позволило рыцарю наемников выжить.

— Рэндалл, беги к деревьям! — проревел Ута, в горле у него пересохло. — Ты… Нанон! — Он показал на низкорослого доккальфара. — Отступай!

Рэндалл устал, у него кружилась голова и текла кровь из раны, но он ухватился за ближайшего обитателя леса и повернул прочь от поля боя. К ним присоединились остальные, и через считаные секунды их отряд бежал на юг. Шаман потерял руку ниже локтя. Он стискивал зубы и прижимал обрубок к груди, но больше не выказал ни единого признака боли, уводя прочь своих товарищей.

Нанон и Ута прикрывали отступление, когда оставшиеся наемники и Псы сообща набросились на них. Приказы отдавал Параг. Нанон подобрал короткий меч и вращал вокруг себя оба лезвия, удерживая врагов от стремительной атаки. Ута на пределе своих легких выкрикивал оскорбления и вызовы на бой и грубо отшвыривал в сторону любого из воинов, кто осмеливался к нему приблизиться.

— Я Ута Призрак! — ревел он. — Ты запомнишь это или умрешь… тебе решать!

Его голос все больше отдалялся. Рэндалл, спотыкаясь, петлял по траве, пытаясь сосредоточиться на ближайшей роще у лесной опушки. Он чувствовал, что остальные бегут вместе с ним, но сознание уплывало, и он не мог различить их лица. Звуки битвы все еще звенели в его ушах, когда он увидел смутные силуэты деревьев, возникшие перед ним на равнине.

— Рэндалл, стой! — крикнул кто-то позади него дрожащим голосом. Он добежал до дерева и повернулся.

Оглянувшись, он ожидал увидеть, что доккальфары торопятся присоединиться к нему, а остатки отряда Певайна пустились за ними в погоню. Вместо этого он увидел, как два десятка людей и доккальфаров застыли словно вкопанные и широко распахнутыми от ужаса глазами смотрели туда, где стоял Рэндалл. Они больше не сражались, и даже раненые остолбенели на месте. Несколько обитателей леса упали на колени и шептали что-то неразборчивое.

— Жрец и алтарь, жрец и алтарь, — начал повторять Витар Ксарис, а остальные доккальфары подхватили его слова вслед за ним.

Дерево рядом с Рэндаллом шевельнулось.

Он медленно поднял взгляд. Казалось, что все звуки исчезли, когда больше десятка Темных Отпрысков вырвалось из земли. Роща до этого момента выглядела совершенно обычной, а сейчас он стоял между темных деревьев, которые оперлись самыми толстыми ветвями на землю и медленно вытягивали из нее корни.

— Беги! — проревел Нанон.

Наемники и Псы побежали на север, забыв о стремлении убить Уту.

Рэндалл попытался шагнуть, только ноги не слушались. Все, что ему оставалось, — смотреть на ближайшее чудовище: оно отряхнуло землю с пасти, наполненной острыми, будто иглы, зубами, и наклонило вперед ствол. Остальные деревья сделали то же самое, и, стряхнув с себя оцепенение, Темные Отпрыски стремительно побежали вперед, используя отдельные ветви как ноги, а другие — как хватательные щупальца. Кора у них не была такой грубой, как у существа, которое Рэндалл видел в подземной темнице Ро Тириса, и он предположил, что эти чудовища только недавно родились из тел погибших доккальфаров.

Ута застыл на месте, а обитатели леса простерлись ниц перед чудовищами, хотя Тир Нанон, похоже, испугался меньше других своих сородичей.

— Не двигайся, парень, — крикнул Нанон, устремляясь в сторону Темных Отпрысков.

Только твари начали понимать, что в их гуще стоит почти парализованный человек, Тир Нанон издал глубокий, отдающийся эхом крик, и понесся вперед на четвереньках. На этот раз доккальфар обратился в другое существо, большее по размеру. Крик не прекращался, но перешел в рев крупного животного. Существо, в которое превратился Нанон, было одновременно восхищающим и ужасающим, с телом льва и головой, когтями и крыльями гигантского орла. В легендах оно называлось грифоном, но Рэндалл даже не думал, будто они действительно существуют.

Нанон, продолжая реветь, взмыл в воздух, направляясь прямо на Темных Отпрысков, он хлопал гигантскими крыльями и обнажил на каждой из лап огромные когти. Чудовища забили по воздуху ветвями, когда грифон атаковал их и начал яростно клевать ближайшее дерево, пригибая его к земле. Его когти рвали темное дерево, бешеная атака грифона оставила Отпрыска без щупалец, и тот не смог подняться над землей. Грифон издал оглушающий рев и взлетел, оказавшись вне досягаемости остальных Темных Отпрысков.

Рэндалл закрыл глаза. Его яростно толкали монстры, пытаясь догнать Нанона, они тянулись в небо черными щупальцами и пастями со множеством игл-зубов. Спустя мгновение смертельного ужаса он открыл глаза и обнаружил, что в одиночестве лежит на траве, а роща из Темных Отпрысков пустилась в погоню за раздразнившим их грифоном.

— Вставай! — крикнул Ута, подбегая к Рэндаллу. Он поднял его на ноги и потащил за собой на юг.

Никто из них не оглядывался. Только по продолжающемуся пению Витар Ксариса они могли сказать, что оставшиеся обитатели леса тоже бегут в Фелл.

В лесу было темно. Редких проблесков дневного света едва хватало Рэндаллу, чтобы разглядеть тех, кто сбился в кучу рядом с ним. Ута только отдышался и сейчас смотрел назад сквозь деревья, напрягая слух.

Шесть оставшихся доккальфаров, без Нанона и Васира, притаились в зарослях недалеко от них. Они вели себя тихо, и их тяжело было различить в наступающих сумерках. Витар Ксарис увел их в самую чащу Фелла, подальше от горящего леса, оцепеневших темных деревьев и Псов.

Похоже, Тир Васир погиб, хотя никто не мог с уверенностью заявить, что видел его мертвым, и у Рэндалла оставалась слабая надежда: может, их спутник все же нашел способ ускользнуть в общей суматохе. Если он ранен и остался на земле, когда наемники убегали от Темных Отпрысков, то, возможно, он до сих пор жив.

Все тихо ждали чего-то, лихорадочно обмениваясь возбужденными, взволнованными взглядами. Разум Рэндалла прояснился. Хотя его трясло и болела челюсть, он все еще был жив и очень надеялся, что таким и останется, по крайней мере, в ближайшее время.

— Ксарис, — прошептал Ута, оглянувшись через плечо. — Похоже, мы никуда не идем. Почему ты не расскажешь нам о своем друге… невысоком, который умеет превращаться в животных?

Шаман доккальфаров наклонил голову, но, похоже, решил, что это справедливый вопрос.

— Он из Сердца нашего народа, с ваших северных земель.

— А ястреб и грифон? — напирал Ута. Он произнес название второго животного с недоверчивостью в голосе. — Я льстил себя надеждой, что много знаю о вашем народе, но о таком я никогда не слышал.

Ксарис и остальные обитатели леса обменялись настороженными взглядами. Рэндалл почувствовал, что им, вероятно, нельзя об этом рассказывать, даже если хочется.

— Тир Нанон, Оборотень, очень стар… возможно, он один из древнейших доккальфаров, которые дожили до этого дня, — сказал Ксарис. — Он провел большую часть своего всегда в путешествиях. Он видел дальние восточные земли, по которым все еще бродят джекканы. Он советовался с Волком Северных Льдов и летал с всадниками грифонов Имрии.

Рэндалл ничего не понял. Витар Ксарис заставлял людей чувствовать себя несмышлеными детьми, и оруженосец подозревал, что он делает это специально. Однако Витар говорил о Наноне с уважением и смущением, словно Оборотень и для него был загадкой.

— Способность принимать форму чудовищ — древняя, древняя магия… она редко практикуется, — продолжит шаман, — и часто рассматривается как оскорбление того, кого мы любили. — Он помедлил, глядя в глаза своим соплеменникам. — Но никто из нас даже не подумает усомниться в Тир Наноне.

— Почему? — спросил Ута. — Что в нем такого особенного?

— Он солдат Долгой Войны и потомок последнего избранника Теневых Гигантов. — Шаман говорил с истовой убежденностью. — Если Тир Нанон говорит, вам следует слушать… его слова исходят из таких глубин времени, которых ваш вид даже не может себе представить.

— Давайте не будем преувеличивать, — раздался голос из темноты.

Ута от неожиданности вздрогнул и выхватил меч.

— Спокойно, мой дорогой Ута, — произнес Нанон и вышел из-за дерева. Похоже, он стоял там уже некоторое время, и удивительно, как никто из них не заметил его приближения. — Я бы раньше к вам вернулся, но требовалось сжечь погибших. Меньше всего нам нужно, чтобы появились еще Темные Отпрыски.

Рэндалл вскочил с места.

— Ты видел Васира? Он жив? — выпалил он.

Нанон улыбнулся и вытащил из-за дерева обмякшее тело Тир Васира.

— Его здорово ударило по голове, но он жив.

Рэндалл подбежал к своему другу, который растянулся на земле без сознания. На левой стороне головы виднелась серьезная рана, и сквозь кожу сочилась черная кровь, но в целом он казался невредимым.

— Он поправится, парень. Мы быстро исцеляемся. Просто дай ему отдохнуть, — жизнерадостно сказал Нанон, более искусно подражая людям, чем оруженосец считал возможным для доккальфаров.

Витар Ксарис и другие доккальфары не поднялись с места, почтительно глядя на низкорослого Тира. Рэндалл удивился, что никто из них не помог ему тащить Васира, и вспомнил, что обитатели леса так же настороженно относятся друг к другу, как и обычные люди.

Ута вложил меч в ножны и с опаской разглядывал Нанона.

— Ты объяснишь, что произошло? — спросил он.

— Что тебе объяснить? — весело ответил Нанон. — У меня в запасе много впечатляющих объяснений. Какое ты хочешь услышать первым?

Ута нахмурился, качая головой. Рэндалл почувствовал нарастающее раздражение хозяина и решил вмешаться.

— Думаю, он хочет знать, откуда ты, как ты узнал, что мы здесь, и почему ты нам помог, — пояснил оруженосец. Он приподнял Васира и придал ему более достойное положение, усадив его спиной к дереву.

— Не спрашивай! — рявкнул Ксарис. — Просто поблагодари его.

Нанон поднял брови в совершенно человеческом выражении легкой досады.

— Стражи Фелла, — сказал он, будто это все объясняло. — Не волнуйся, парень, вот что случается с теми, кто никогда не покидает дерево, под которым был зачат.

Он перевел взгляд черных глаз на шамана.

— Ксарис, ты этим не поможешь.

— Как скажешь, самый почитаемый Тир, — ответил Витар.

Ута потер глаза и издал разочарованный стон.

— Хочу выпить, — устало заявил он. — Сойдет что угодно.

Нанон тепло улыбнулся.

— Как насчет крапивного чая?

— Как насчет отвалить от меня? — огрызнулся Черный священник.

Доккальфары дружно застонали в ответ на оскорбление Уты, но Нанон поднял руку — и они умолкли. Старый Тир улыбнулся и шагнул к Уте.

— Знаешь, а ведь твое желание исполнится, Ута Тень… довольно скоро мне нужно будет отправиться на восток.

— Он просто злится, — сказал Рэндалл, он поднялся от Васира и встал между Утой и Наноном. — Он всегда ругается, когда злится.

— Ты мне не мамочка, Рэндалл, — рявкнул Черный священник. — Но спасибо.

Последние слова прозвучали искренне, он с благодарностью смотрел на оруженосца, радуясь, что у него все еще есть человек, с которым можно общаться.

— Я не обижаюсь, — произнес Нанон. — Ругательства — любопытная особенность людей… у нас нет для нее равноценной замены.

Ута резко отвернулся от него.

— Куда ты пойдешь? — спросил Рэндалл у обитателя леса.

Нанон ободряюще положил ладонь на его плечо.

— Темная Кровь нуждается во мне, — сказал он загадочно.

— Что? — переспросил Рэндалл.

— Среди людей он известен как Рам Джас Рами.

Рэндалл зарычал от гнева. Кирин, убивший брата Ториана!

— Без Темной Крови мы проиграем, — сказал Нанон. — У вас есть свои обязанности, у меня — свои.

Затем он повернулся к доккальфарам.

— Витар Ксарис, отведи Тень и его оруженосца на Тропу Фелла и оберегай его. Я встречусь с вами там, когда спасу Рам Джаса Рами, Темную Кровь.

Глава пятаяКейл Гленвуд в городе Ро Лейт

Шесть холмов Лейта оставались такими же, какими их помнил Гленвуд, а настолько свежий воздух он не вдыхал уже много лет. Тирис пах деньгами и потом, Арнон — высокомерием и жадностью, а Лейт словно лучился радушием.

Вокруг города не было ни стен, ни сторожевых башен, ни частокола, чтобы следить за жителями герцогства, кто въезжает и выезжает из города. Фермеры и землевладельцы, работавшие на южных плодородных равнинах Лейта, не слишком заботились о безопасности, но разделяли чувства общей необходимости и коллективного духа, который взращивался здесь долгие годы. Жители Лейта гордились своим городом и герцогством. Город выделялся из множества других не большим собором или значительной армией, но любовью своих обитателей к природе и чувством смены ее сезонов. Даже Гленвуд, который уже давно покинул свой дом, ощутил странную наполненность, когда снова увидел шесть холмов.

— Откуда родом твоя семья? — спросил Рам Джас, по всей видимости, наслаждаясь теплой погодой южной части Тор Фунвейра. — Где-нибудь поблизости есть родовой замок Гленвудов?

Пока они ехали от Арнона на юг через предгорья Когтей, киринский наемный убийца находился в относительно хорошем расположении духа. На малонаселенных землях, которые они проезжали, редко приходилось избегать людей, зато дичи там водилось много. Гленвуд следил за тем, чтобы не приближаться к горам чересчур и при этом оставаться как можно дальше от Джекканских пустошей, и путешествие выдалось на удивление спокойным.

— Последний страж долины был всего лишь нашим дальним родственником, — ответил Гленвуд. — Сомневаюсь, что он ухаживал за домом моего отца… когда я уехал, дом уже разрушался.

Рам Джас снял плащ и остался только в кожаном жилете без рукавов, прочие свои пожитки он завязал в узел и перекинул через плечо. Солнце ярко светило в последние несколько недель их путешествия, и, хотя свежесть в воздухе говорила о начале зимы, все равно здесь было гораздо теплее, чем в Тирисе или Арноне.

Очень жаль, — произнес кирин, добродушно улыбаясь. — Я бы с удовольствием познакомился с твоими родными.

Гленвуд удивленно поднял брови.

— Может быть, как-нибудь в другой раз.

Они добрались до первого холма Лейта уже после полудня, и Кейл был рад, что ничего не изменилось. На самом холме и у его подножия беспорядочно располагались небольшие, уютные домики, разделенные садами и цветниками.

Гленвуд глубоко вдохнул чистый воздух. Лейт был далек от идеала, зато преступники считались здесь редким сортом людей, и убийства случались нечасто. Шагая по булыжным мостовым, соединяющим холмы Лейта, даже Рам Джас впечатлился безмятежностью города. В отличие от других великих городов Тор Фунвейра, Лейт уберегла его изоляция от влияния священников.

— Посмотри-ка туда, — произнес Рам Джас.

Пятый холм подозрительно хорошо охранялся. У его подножия со старинными деревянными зданиями и аллеями, обсаженными деревьями, они увидели патрули городской стражи и каресианцев в странной броне. Охрана стояла у всех четырех лестниц, ведущих от подножия холма к его вершине. Людей пропускали наверх, но каждого при этом обыскивали.

— Что это за каресианцы? — спросил Гленвуд. — Я никогда раньше не видел таких доспехов и кинжалов с волнистым лезвием.

— Это Черные воины Каресии, — ответил Рам Джас, глубоко задумавшись. — Верные последователи Джаа.

Гленвуду во время его жизни в Лейте ни разу не выпадала возможность посетить пятый холм, и он его побаивался. Леди Аннабель пользовалась славой великодушной герцогини, но она все равно чувствовала потребность в том, чтобы ее богато украшенная резиденция находилась выше, чем остальной город. Здание, которое она называла домом, на самом деле было настоящим дворцом со шпилями и арочными окнами, и оно придавало холму сказочный вид.

Канцелярия рыцаря-маршала и дом Аннабель стояли рядом на ровном участке почвы с фундаментами, глубоко вкопанными в холм. Вокруг двух огромных зданий располагались богатые особняки и часовни. Гленвуд про себя усмехнулся: они напомнили ему о том, что он может сколько угодно играть в благородного господина и даже претендовать на благородный титул, но в действительности он такое же дерьмо, как и Рам Джас.

— Вон то здание с высоким шпилем, — сказал Рам Джас, указывая на дом леди Аннабель, — там живет герцогиня?

— Ага… а оно ничего так, да? — спросил Гленвуд, ухмыльнувшись.

Убийца внимательно изучал лестницу, ведущую к вершине холма.

— Тяжело, — произнес он спустя несколько секунд.

— Ты шутишь? — недоверчиво спросил Гленвуд. — Я видел, как в Арноне ты забрался на гладкую золотую колонну. Эта лестница для тебя — пустяк.

— Что только я не отдал бы за гладкую золотую колонну, чтобы забраться на холм… — Рам Джас не улыбался, а взгляд его беспокойно метался из стороны в сторону, выдавая напряженную работу ума.

— Эти Черные воины все усложняют, — произнес он наконец.

— Испугался? — спросил Гленвуд с ехидной усмешкой.

Кирин устало надул щеки.

— Каждую секунду каждого дня я чего-то боюсь. Но сейчас вопрос не в этом. Вопрос в том, почему в Тирисе или Арноне не было Черных воинов? Насколько я знаю, Госпожа Боли никогда особо не выделяла ни одну из своих сестер — почему же именно эту так охраняют? И не похоже, чтобы Лейт был жемчужиной Тор Фунвейра или чем-то в этом роде.

— Я уверен, у тебя есть кое-какие мысли по этому поводу, — произнес Гленвуд, покосившись на ближайшую таверну.

— Я все еще на ранних этапах планирования, дорогой мой Кейл, — ответил Рам Джас. — Однако самая вероятная причина — они ищут нас… а точнее — меня.

— Может, пойдем, пропустим стаканчик и забудем об убийствах на часок-другой? — спросил мошенник. — За это время сучка никуда оттуда не денется.

Рам Джас обдумал его предложение, не отрывая взгляда от Черных воинов у подножия пятого холма.

— Хорошо, выпивка будет как раз кстати. — Он снова улыбался. — У них есть дарквальдское красное?

Гленвуд скривился в притворно оскорбленной гримасе.

— Это Лейт, мой дорогой Рам Джас. За дарквальдское красное тебя могут арестовать… ты что, не слышал о виноградных войнах?

Убийца покачал головой и на этот раз выглядел растерянным.

— Семья Коркосон, аристократы, которые производят твое любимое вино, отказались поставлять его в Лейт. Видимо, у них произошла ссора из-за какого-то сорта винограда, используемого в Резерве Шестого Холма. В Ро Лейте виноделие — очень серьезный бизнес.

Рам Джас пожал плечами и неспешно направился в сторону гостеприимных объятий таверны.

Присутствие кирина не беспокоило местных жителей, и спутники присели в углу тихой таверны и заказали бутылку Резерва. Бармен, общительный мужчина среднего возраста, заметил, что давно уже не видел киринов и какое же это удовольствие — снова повстречать одного из них. Рам Джаса смутила его реакция: обычно в Тор Фунвейре ему приходилось скрывать лицо от окружающих, но он быстро успокоился, когда на столе появилась бутылка вина с насыщенным фруктовым вкусом.

— С тобой гораздо легче путешествовать, если ты перестаешь волноваться из-за всего на свете, — произнес кирин после того, как на столе появилась вторая бутылка красного вина. — Разве не лучше просто позволить жизни нести тебя на волнах случая и неопределенности?

— Я, безусловно, предпочту сидеть в таверне, чем прятаться по темным закоулкам, — ответил Гленвуд, наполняя вином два больших кубка.

Убийца пожал плечами.

— Боюсь, это часть работы.

— Твоей работы, — поправил Гленвуд. — Для меня такая работа похожа на своеобразное передвижное тюремное заключение с тобой в качестве стражника.

Рам Джас рассмеялся.

— Я… хм, в общем, благодарен за твою помощь, — сказал он неуклюже.

Гленвуд разразился хохотом и стукнул ладонью по столу.

— Чтоб тебя, Рам Джас! — произнес он, широко улыбаясь. — Могу поспорить, тебе тяжело дались эти слова.

Кирин съежился в кресле. По привычке он оглянулся по сторонам, чтобы посмотреть, не привлекло ли поведение Гленвуда к ним излишнее внимание.

— Мне нелегко заводить друзей, — сказал он.

— Да ладно? Ты один из самых неприятных людей, которых я встречал в своей жизни… но, по крайней мере, ты не пытаешься скрыть, что ты ублюдок. — Мошенник осмотрел таверну. Несколько насмешливых взглядов было направлено в их сторону, а остальные люди занимались своими делами. Гленвуд про себя порадовался этому. — И тебе не стоит слишком беспокоиться о простолюдинах, которые могут тебя узнать. Насколько я помню, леди Аннабель не славится исполнением королевских декретов, и вряд ли плакаты «Разыскивается…» добрались так далеко на юг.

Рам Джас снова ухмыльнулся и откинулся на спинку деревянного стула.

— Меня беспокоят именно Черные воины, — сказал он. — Саара не идиотка, она могла вычислить, что наша будущая цель здесь. Тирис, Арнон… Логично выходит, Лейт — следующая остановка.

Гленвуд мало знал о последователях Джаа, кроме их легендарной жестокости, и его беспокоило, как Рам Джас на них отреагировал.

Что особенного в Черных воинах? — спросил он.

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть, — ответил убийца. — Отец Аль-Хасима был Черным воином — наверное, величайшим среди них — и в то же время одним из самых отвратительных людей, кого я знаю.

— Они хуже Пурпурных священников? — Гленвуд считал, что человек вряд ли может стать противней аристократа-священника.

— Есть черта, которую не пересекают даже Пурпурные. Ошибочно или нет, но они верят в благородство своего бога. А Черные воины понимают наставления Джаа буквально — это означает, они любят вызывать страх. Если они здесь, чтобы охранять Изабель Соблазнительницу, мне придется действовать изобретательно.

— Может, мой вопрос покажется глупым, — начал Гленвуд, — но они выбирали себе имена только для того, чтобы их боялись, или нам стоит ожидать от Изабель какого-то… ну не знаю… соблазнения?

— Трудно сказать, — ответил убийца. — Я точно не видел рядом с Повелительницей Пауков никаких пауков.

Он задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Хотя, когда я в последний раз видел Госпожу Смерти, она действительно была мертва.

Они одновременно рассмеялись, и на секунду Гленвуд даже перестал так сильно ненавидеть Рам Джаса. Более того, он ненадолго позабыл, что нужно выдать кирина властям. Странно — Гленвуд не испытывал угрызений совести, мечтая сдать своего спутника стражникам или священникам, но ему казалось неправильным предать кирина в руки Черным воинам. Кем бы ни был Гленвуд — он прежде всего из народа ро, и ему подсознательно не нравилось присутствие в Ро Лейте каресианцев.

Краем глаза он уловил какое-то движение, и Рам Джас мгновенно насторожился. В дальнем конце таверны из-за барной стойки вышли двое мужчин и сели возле двери. Они были хорошо одеты и старались выглядеть непринужденно, но едва уловимо изменившееся поведение остальных посетителей таверны подсказывало, что вряд ли те двое здесь завсегдатаи. И еще они зашли в таверну не через главный вход.

— Ты их видишь? — спросил Гленвуд, понизив голос.

Рам Джас кивнул и поставил кубок с вином подальше, чтобы, не оборачиваясь, рассмотреть в отражении двоих мужчин.

— Вижу, — ответил он. — Они оба вооружены, но пытаются изобразить, будто оружия у них нет… вот что, мой дорогой Кейл, мы в нашей профессии называем подозрительным.

Гленвуд сидел лицом к вошедшим. Он отхлебнул вина, исподтишка наблюдая за ними. У обоих мужчин на ногах были прочные кожаные сапоги военного покроя, одежда — самая обычная, но, несмотря на это, она явно сидела очень плохо.

Оба мужчины были из народа ро, а их оружие скрывалось под длинными дорожными плащами — чистыми и без малейших признаков износа.

— Они священники? — спросил он шепотом.

— Один из них, — ответил Рам Джас, возвращаясь к своей спокойной профессиональной манере разговора. — Другой — стражник… возможно, сержант — если судить по рукам.

Гленвуд нахмурился.

— По рукам? Как ты это определил?

— Забавы с мечом не для нежных рук, Кейл. Священники носят перчатки или латные рукавицы, но такая роскошь недоступна простолюдинам. У этого мужчины руки все в шрамах, значит, чем бы он ни занимался, он не новичок в этом деле, поэтому — сержант.

Мошенник кивнул, его невольно впечатлили способности наемного убийцы. Он пытался выглядеть расслабленным, улыбнулся и налил себе и Рам Джасу еще вина. Он поставил бутылку обратно на стол, и тут дверь таверны отворилась, и внутрь вошли еще трое мужчин.

— Я глупец, — буркнул Рам Джас, рассматривая новоприбывших в отражении на кубке. — Разумеется, у нее есть свои люди в городе.

Он улучил момент и оглянулся через плечо на заднюю часть таверны, пытаясь найти другой выход.

— Кто-то сообщил, что видел кирина.

Трое мужчин сели за стол напротив священника и сержанта, прикрыв обе стороны главного входа. Ни один из них не выказал явных признаков того, что они пришли за Рам Джасом, но даже Гленвуд мог сразу сказать: это не просто посетители таверны заглянули за выпивкой. Постоянные клиенты таверны были совершенно другими — около двадцати человек, они потягивали вино и рассуждали о погоде, даже не подозревая об ожидающей их в скором времени заварушке.

Один из вошедших был каресианцем, хотя капюшон скрывал половину его лица. У двух других руки были тоже в шрамах, как и у сержанта, но не настолько сильно — Гленвуд подумал, что они, вероятно, простые стражники.

— Я полагаю, здесь трое стражников, священник и каресианец, — проговорил он сквозь зубы.

— Снаружи их должно быть больше, — ответил Рам Джас, все еще не поворачиваясь, чтобы посмотреть на вошедших. — Скорее всего, сторожат оба выхода.

Гленвуд сглотнул и глянул вниз, желая удостовериться, что его меч все еще при нем. Шансы уйти из этой западни и получить награду быстро улетучивались.

— У тебя есть план? — спросил он.

Рам Джас держал одну руку под плащом на рукояти катаны, но внешне казался спокойным.

— Здесь мы не сможем с ними драться, — сказал он, обшаривая взглядом таверну.

— Что ты имеешь в виду под «мы»?

— Мой дорогой Кейл, — произнес убийца и снова улыбнулся, — в лучшем случае — ты мое орудие, в худшем — соучастник преступления. Если бы я был тобой, то обнажил бы меч тогда, когда я обнажаю свой, а если я побегу — бежал бы вместе со мной.

Гленвуд отрицательно помотал головой и утер пот, заливавший глаза.

— Ты сможешь побить пятерых? — Он готовился услышать в ответ «нет», но смутно надеялся, что способности убийцы настолько сильны.

— Мы в переполненной таверне. Из-за чего возникают некоторые технические сложности. Снаружи… не знаю, возможно. Но нам все еще нужно найти путь к отступлению. — Кирин нахально поднял брови. — Давай вообразим, будто у воинов снаружи нет арбалетов.

— Звучит неутешительно, — проворчал Гленвуд.

Только Рам Джас напрягся всем телом, готовясь к какому-то — несомненно, впечатляющему — боевому маневру, каресианец поднялся из-за стола и подошел к ним. Убийца и мошенник посмотрели на него, и подошедший приветствовал их не внушающей доверия улыбкой. Он посмотрел на пустой стул рядом с Гленвудом.

— Можно к вам подсесть? — Сильный акцент указывал на то, что мужчина недолго пробыл в Тор Фунвейре.

— Вне всякого сомнения, — непринужденно ответил кирин, краем глаза продолжая следить за остальными в отражении на кубке.

— Вы — Рам Джас Рами? — спросил каресианец, усевшись рядом.

Гленвуд заметил два кинжала с изогнутыми лезвиями, закрепленных в ножнах на груди, и предположил, что собеседник из Черных воинов.

— Нет, я король Себастьян Тирис, идиот, — язвительно ответил убийца. Он не стал понижать голос, и остальные четверо поднялись и направились к их столу.

— Я спрошу еще раз, — сказал Черный воин. — И от твоего ответа будет зависеть, как мы с тобой обойдемся.

Рам Джас широко улыбнулся каресианцу и внимательно осмотрел таверну — на этот раз более нагло. За ним встали четверо мужчин, и они больше не прятали оружие. Священник — может быть, Черный, а может, и Пурпурный, высокий мужчина чуть старше тридцати лет — небрежно держал на плечах длинный меч. Трое стражников вытащили тяжелые булавы.

Гленвуд вытянул шею, пытаясь выглянуть наружу из окна таверны. Его дыхание участилось: он увидел на улице отряд стражников с арбалетами наготове. Еще несколько Черных воинов стояло возле главного входа.

— Как твое имя, Черный воин? — спросил наемный убийца, рука его все еще лежала на рукояти меча.

— Меня называют Кэл Вараз, и я — правая рука Саары Госпожи Боли. — Каресианец произнес это с гордостью, и в его глазах мелькнул проблеск безумия.

Рам Джас захихикал — Черного воина это, похоже, оскорбило. Затем убийца сделал большой глоток вина.

— Ну, если когда-нибудь вернешься в Вейр, скажи этой суке, что я собираюсь ее убить. — Он швырнул кубок прямо в лицо каресианцу.

Кэл Вараз схватился за нос и упал на спину. Рам Джас оттолкнулся от стола, и два стражника за его спиной оступились и неопрятной кучей повалились на пол. Кирин перекатился и встал на ноги, со свистом выхватив из ножен катану.

Обычные клиенты таверны замолкли и со страхом наблюдали за тем, как кирин с молниеносной скоростью орудует катаной. Он раскроил мечом голову одному из стражников, а правой ногой с размаху ударил священника между ног.

— Пришла пора вытаскивать свой меч, Кейл, — задыхаясь, произнес Рам Джас, пока Кэл Вараз поднимался на ноги.

Двое оставшихся стражников атаковали разом, полагаясь больше на силу, чем на умение, и нацелили булавы на голову кирина. Рам Джас поднырнул под неуклюжую атаку и полоснул клинком по груди одного из мужчин, затем перекувырнулся вперед до двери.

Двое из стражников были мертвы, а священник катался по земле, держась за промежность. Кэл Вараз быстро оправился, но кубком ему сломало нос, и каресианца качнуло, когда он выхватил из ножен кинжалы.

Гленвуд обнажил длинный меч и двинулся к Рам Джасу, пока оставшиеся стражники попытались изобразить что-то вроде контратаки. Уже много лет мошенник не использовал в бою меч, и ему здорово не хватало практики. Рам Джас взял на себя Кэл Вараза, а Гленвуду достался стражник.

Он парировал первый удар, но отдача от оружия прошила ему руку и чуть не заставила согнуться от боли. Второй удар он отбил скорее благодаря удаче, чем умению. Гленвуд увидел, как Рам Джас заехал Кэл Варазу ногой по лицу, и почувствовал спиной дверь таверны.

— Стража! — крикнул Черный воин, сплевывая кровь. — Ко мне!

Снаружи таверны остальные стражники и каресианцы выдвинулись к ним.

Гленвуд крутанулся на месте, и булава стражника врезалась в пол. Вспомнив несколько уроков Рам Джаса, мошенник с размаху ударил противника в бок. Струя крови стала для него удивительно приятным зрелищем, когда меч глубоко врезался в уязвимую часть туловища стражника.

Однако Кейл Гленвуд не успел даже порадоваться победе, как дверь распахнулась настежь и в проеме возник тяжелый арбалет. Справа Рам Джас продолжал уклоняться от кинжалов Кэл Вараза и уже нанес тому серию быстрых, но неглубоких порезов на груди и животе. Арбалетчик скоро сориентировался в ситуации и переместил прицел с Гленвуда на кирина. Не особо задумываясь, Гленвуд оттолкнул мужчину, и болт ушел в сторону.

Затем в таверну ринулись остальные воины. Гленвуд метнулся назад и перепрыгнул через барную стойку, чтобы укрыться за деревянной перегородкой, потом и Рам Джас освободился и попытался сделать то же самое. Но мошенник был ближе к бару, а кирина быстро окружили.

Арбалеты — не самое лучшее оружие против Рам Джаса, однако тем не менее два болта в него попали. Убийца вздрогнул, когда болты пробили бедро и плечо, но раны не стесняли его движений. Изящным выпадом он убил еще одного стражника, крутанулся на месте и нанес впечатляющий удар ногой с разворота в голову Черному воину. Гленвуд подумал было перебежать в заднюю часть таверны, но, быстро оглядевшись, понял, что на подходе еще десять человек и его, скорее всего, смогут загнать в угол так же, как и кирина.

Кэл Вараз отступил в сторону, позволив своим людям окружить Рам Джаса. Как бы ни был силен убийца, ему не удалось победить двенадцать противников в тесном помещении. Он пригнулся, свободно удерживая в руках катану, но бежать ему было некуда, и на ловкость он тоже положиться не мог. Вместо этого он сосредоточился на защите. Гленвуд изумленно наблюдал, как кирин парировал выпады, уклонялся, отступал в сторону, будто догадываясь заранее, откуда на него нападут, и избегал таких ударов, которые уже прикончили бы любого нормального человека.

Большинство клиентов таверны сбились в угол общего зала и укрылись за перевернутыми столами. Бармен притаился недалеко от Гленвуда, в руках он держал дубинку в защитном жесте, прикрывая коробку с наличностью, словно его пытались ограбить. Гленвуд выглянул из-за бара и увидел, как со всех сторон в таверну заходят вооруженные люди в зеленых рыцарских плащах с гербом Лейта поверх кольчуги. Они заняли такие позиции, чтобы отсечь любую возможность побега. Как ни странно, они вовсе не обратили внимания на перепуганного мошенника за барной стойкой. Совсем рядом он увидел крышку винного погреба таверны, а его самого пока никто не замечал.

— Он просто человек… взять его! — крикнул Кэл Вараз, когда Рам Джас обдуманно упал на пол и перекатился, подсекая трем воинам ноги под коленями. Была секунда — казалось, убийце удастся уйти, но затем появился священник. Гленвуд не знал, кто это и почему он сражается вместе с Черными воинами, но как только боль от удара в пах начала проходить, священник оттолкнул со своего пути двух стражников и атаковал Рам Джаса. Сейчас стало очевидным, что он священник Смерти — его глаза горели злой яростью.

— Элиас, он нужен нам живым, — приказал Кэл Вараз, когда священник сверху вниз замахнулся на кирина.

Рам Джас поднял катану и парировал удар, но получил сильный пинок в грудь мгновение спустя и еще один арбалетный болт в спину, когда упал на сломанный стол. Стражники кинулись на него, пинками и ударами кулаков вымещая свой гнев.

Когда Гленвуд пробрался к люку и тихо ускользнул из таверны, он был уверен, что Рам Джас еще жив. Как долго он будет пребывать в таком состоянии — этот вопрос оставался открытым.

У Гленвуда не получалось напиться, сколько бы вина ни заливал он себе в глотку. Он хотел освободиться от Рам Джаса, он хотел, чтобы тот страдал, но желудок заворачивался в узел, и Гленвуд не мог выкинуть из головы окровавленное лицо наемного убийцы. Кейл смыл кровь с меча в фонтане и несколько часов бесцельно бродил вокруг пятого холма Лейта. Никто из тех, кто пытался схватить Рам Джаса, не заинтересовался мошенником. Черный воин, Кэл Вараз, всего лишь бегло осмотрелся возле таверны и потащил прочь бесчувственное тело кирина. Гленвуд видел их, когда был на задворках таверны — он выбрался туда из винного погреба.

Он пытался успокоиться, но даже сейчас, сидя на покрытой травой обочине дороги с бутылкой Резерва Шестого Холма в руках, он чувствовал головокружение. Темнело, ему негде было переночевать, и он не мог даже подумать, что же делать дальше. Свидетельствовало о растерянности Гленвуда и его решение напиться в пределах видимости четвертого холма, где находились темницы Лейта.

Четвертый холм — самый маленький из всех, а каменное строение на его вершине — одно из самых уродливых зданий в Ро Лейте. Его построил особенно воинственный лорд-маршал, который пытался повторить внешний вид казармы Красной церкви. Он замечательно преуспел в этом деле, и здание получилось похоже на приземистую глыбу с зубчатыми стенами снаружи и сотнями тюремных камер внутри.

Гленвуд как бы невзначай несколько раз обошел вокруг холма и уже нашел камеру, куда поместили Рам Джаса, и желоб для кормления, ведущий к ней. Мошенник никак не мог воспользоваться этими сведениями, но ему казалось, что, когда он смотрит на слабый свет, исходящий из камеры Рам Джаса, он каким-то образом сочувствует печальному положению своего спутника. Но если отбросить сентиментальное дерьмо, на самом деле единственным его желанием было собраться с духом и вернуться в Ро Тирис.

Когда Гленвуд выпил последнюю бутылку вина и сел спиной к дереву, он подумал, что нервозность кирина может сказываться и на нем. Он видел с десяток Черных воинов, дежурящих у подножия холма, и заметил небольшое слепое пятно в движении их патрулей. Если бы кому-то захотелось, этот кто-то мог бы дождаться, пока один патруль скроется из виду и не появится другой, и просто дойти до желоба для кормления. Более того, последователи Джаа, похоже, следили только за дорогой, и вряд ли они заметят того, кто укроется в самом желобе.

Мошенник из Лейта улыбнулся про себя и посмотрел на пустую бутылку в руках. Он прекрасно понимал, что обострению своих криминальных наклонностей он обязан легкому притуплению чувств под действием алкоголя и, если он соберется претворить свой глупый план в жизнь, ему понадобится опрокинуть в себя еще бутылку. К несчастью, еще одной бутылки у него не было, и мошенник мысленно обругал себя: зачем он обдумывает такой идиотский план, вместо того чтобы возблагодарить судьбу и как можно быстрее убраться из Ро Лейта.

Черные воины продолжали патрулировать холм. Когда один из воинов исчез с подножия четвертого холма, Гленвуд начал обратный отсчет от десяти. Почти бездумно он встал с травяного газона и медленно направился к улице.

— Восемь, семь, — прошептал он про себя, когда вышел на темную мощеную улицу.

— Шесть, пять, — продолжил он, сворачивая с дороги к каменным стенам темницы.

— Четыре, три, — пробормотал он, уповая на верный расчет и надеясь, что в тени его будет не видно.

— Два, один, ноль, — с этими словами он дошел до верхней части желоба для кормления. Он прижался к каменной стене, которая являлась продолжением внешней стены темницы и разделяла разные желоба. Шаги людей в латных доспехах снова приблизились, и он увидел, как второй Черный воин вышел с другой стороны холма и продолжил дозор. Волна страха и эйфории захлестнула чуть пьяного мошенника. Последователи Джаа продолжали патрулировать улицу, не замечая того, что Гленвуд прячется в верхней части наклонного желоба.

В нижней части наклонного желоба было окошко, закрытое решеткой из толстых стальных прутьев, из которого пробивался тусклый свет от факела. Желоба остались от тех времен, когда таким образом кормили пленников — сбрасывали еду им в камеры. Лорд-маршал, построивший темницу, подошел к ее конструкции с великим вниманием к деталям и бесчисленным ненужным мелочам. Из-под крыши здания выступал большой навес, под которым в прошлом вешали преступников. В эти дни осужденные на смерть встречали чуть более достойный конец.

Снизу доносились голоса. Отдельных слов Гленвуд различить не мог, и ему пришлось спуститься ниже, ведь требовалось выяснить, что происходит внутри камеры кирина. Медленно спускаясь по наклонному желобу, мошенник все еще чувствовал привкус вина на губах. Освещения здесь не было, слабый свет шел только снизу, а навес над камерами хорошо скрывал Гленвуда.

Он несколько раз споткнулся, но не упал, ухватившись за стены желоба. Присев на корточки, он притаился сбоку от зарешеченного окошка. Рам Джас висел в центре тюремной камеры с каменными стенами, его руки цепью приковали к потолку, а кандалы на ногах — к полу. Рядом с ним в углу камеры стояло кресло с кожаными и металлическими удерживающими устройствами. Гленвуд решил, что это какое-то орудие пыток, не слишком распространенное в Тор Фунвейре. Рядом с креслом пылала жаровня, и в ней сквозь пламя лезвием вверх торчал хорошо закаленный нож.

Раны кирина совершенно исчезли, но и ухмылка исчезла тоже, он был почти полностью обнажен, и только небольшой кусок ткани прикрывал область паха. Единственный шрам, который у него остался, проходил через левое плечо и напоминал старую рану от арбалетного болта. Рам Джас был мускулистым, но худощавым, и сейчас, когда он беспомощно висел посреди тюремной камеры, он выглядел жалко. Вместе с ним в помещении находились двое людей, они разговаривали между собой в отдалении от него.

Один — Черный священник, облаченный в черные доспехи, он носил длинный меч в простых ножнах. Во взгляде служителя смерти читалась тревога, но он не проявлял ни единого признака эйфории, которая отмечала заколдованных. Хотя рядом с ним в облегающем фигуру красном платье стояла Изабель Соблазнительница. Гленвуд никогда раньше ее не видел, но внешне она достаточно напоминала Катью, чтобы он сразу узнал в ней одну из Семи Сестер. Прекрасно выполненная татуировка на ее щеке изображала змею, свернувшуюся кольцами, хотя красота женщины как-то терялась из-за гневного выражения лица.

Преступник отвернулся от зарешеченного окна, вспомнив совет наемного убийцы: не смотреть долго ни на одну из Сестер.

— Ты ответишь на ее вопрос, кирин, — равнодушно прогудел Черный священник. — Или ты испытаешь такую боль, которую не сможешь вынести.

Рам Джас издал страдальческий смешок.

— Почему бы этой дряни просто не заколдовать меня? Ах, да, верно — она же не сможет!

Раздался серебристый смех колдуньи. Гленвуд тряхнул головой, отчаянно пытаясь сохранить в памяти, что она была настолько же злобной, насколько прекрасной.

— Мой дорогой Рам Джас, — произнесла Изабель, — тебе незнакомы настоящие страдания… пока незнакомы.

На секунду повисло молчание. Убийца с яростью смотрел на колдунью. Как видно, она к такому не привыкла — другие мужчины никогда не смотрели на нее прямо, опасаясь, что она проникнет к ним в разум.

— Мне нечего сказать тебе, сучка. — Убийца сплюнул на пол. — Просто убей меня. Если сможешь.

Еще одна трель мелодичного смеха, и Изабель шагнула ближе.

— Госпожа, — предостерег ее Черный священник, — будьте осторожны, он очень коварен.

— Я не боюсь его, — ответила она и провела пальцем по груди кирина. — Как и он не боится меня.

Она казалась воплощением чувственности. «Вполне соответствует имени Соблазнительница», — подумал Гленвуд.

— Ты склонишься перед моей волей, Темная Кровь, займет это час, день или год. Ты станешь моим верным слугой, ты не будешь способен мыслить самостоятельно. Ты будешь думать только о том, как доставить мне удовольствие… Я буду называть тебя своей зверюшкой. — Она прикусила нижнюю губу, и Гленвуд почувствовал, что ему стало жарко. — Я спрашиваю еще раз — где потомок древней крови?

Рам Джас сузил глаза и огрызнулся:

— Пошла ты!

Священник выступил вперед и кулаком в латной рукавице ударил кирина в челюсть. Из угла рта у того брызнула кровь.

— Ударь меня еще раз, трусливый подлец, — прорычал Рам Джас. — Давай… ударь так сильно, как только сможешь… ответ будет тем же — пошла ты!

Упорство кирина не имело себе равных, но даже знаменитый Рам Джас Рами сломается под пытками. Гленвуд не знал, кто такой потомок древней крови или почему колдунья называла Рам Джаса Темной Кровью, но он все больше укреплялся во мнении, что кирин — самый сильный человек из всех, кого он знал.

Черный священник вытащил меч и прижал к шее пленника.

— Знаешь, а ведь я могу тебя убить, — произнес он равнодушно. — Это будет легко… медленно вспороть тебе шею — и оставить тебя истекать кровью.

Рам Джас улыбнулся мощному священнику.

— Ты же Элиас, так?

Священник кивнул.

— Я брат Элиас из Дю Бана, Черный священник Одного Бога, — ответил он официально.

— Так скажи мне, брат Элиас, ты насовсем перешел в последователи Мертвого Бога или только на время? — Ухмылка стала дерзкой.

— Молчи! — прорычала Изабель, первый раз показав свое волнение.

— Почему? — возразил убийца. — А если не послушаюсь — что ты со мной сделаешь?

Элиас ударил его еще раз, уже сильнее, и кирин выплюнул полный рот крови.

— Ой, — произнес он уголком рта.

— Где Ута Призрак?! — провизжала колдунья.

— Пошла ты! — ответил Рам Джас.

Брат Элиас с размаху пнул убийцу в пах. Удар вышиб из кирина дух, заставив его корчиться в подвешенном состоянии, стиснув зубы от боли.

— Ну что ж, значит, в ближайшее время мне не удастся позабавиться с твоей матерью, — рявкнул он, страдальчески усмехнувшись.

Еще один удар в пах, и Рам Джас взвыл от боли.

— Сильнее, грязная сука! — крикнул он, хотя глаза у него наполнились слезами, а по ноге стекала струйка крови.

Только когда Элиас поднял ногу в третий раз, Изабель выступила вперед и мягко положила руку на его плечо.

— Довольно, мой дорогой Элиас, — сказала она нежным девичьим голосом.

Кровь быстро прекратила течь, и она недобро прищурилась.

— Все твои раны заживают так же быстро? — спросила она.

— Воткни мне в лицо нож — и мы узнаем об этом, — язвительно ответил пленник.

Она усмехнулась и оглянулась через плечо на кресло в углу тюремной камеры.

— Ты знаешь, что такое «дюймовка», мой дорогой Рам Джас Рами?

Убийца явно знал, хотя Гленвуду это слово и было неизвестно, но ничем не выказал испуга.

— Я видел, как пытали так одного человека в Кессии, — ответил кирин. — Пока меня не выкинули оттуда за то, что я пустил стрелу в лицо одной из твоих сестер.

— Ты убил четырех моих сестер, Темная Кровь. — Угол рта у Изабель хищно скривился, свидетельствуя, что она вовсе не так спокойна, как пытается показать.

— Верно, — равнодушно согласился Рам Джас. — Одну из них уже очень давно… Вообще говоря, мне сейчас пришло в голову, что я убил двух разных женщин по имени Лиллиан Госпожа Смерти. Это имя им действительно подошло.

Выражение лица Изабель не изменилось, но она дала кирину пощечину. Удар не был сильным и не принес значительных повреждений, но Гленвуд улыбнулся. Рам Джас мог вывести из себя даже самых сдержанных людей.

— Элиас, прошу тебя, переведи пленника на кресло, — произнесла Изабель, в глазах у нее плескалось подчиняющее безумие.

Черный священник освободил цепь, которая приковывала Рам Джаса к потолку. Руки у него все еще были закованы, и Элиас потянул за цепь, чтобы удержать его, пока соединял ручные и ножные кандалы. Убийца упал лицом вперед и охнул от боли, ударившись о каменный пол. За мгновение его согнули пополам, не давая возможности двигаться, потащили по полу и бросили на большое металлическое кресло. Руки и ноги поместили в удерживающие оковы из кожи и стали, надежно прикрепленные к креслу, голову оттянули назад и привязали прочным кожаным ремнем, заставив сесть прямо.

— За последние несколько часов мне ни разу не было настолько удобно, — сказал Рам Джас, пытаясь размять шею — он долго висел в цепях, и все тело затекло.

Изабель обошла его, скромно постукивая пальцами по своей груди.

— Знаешь, что мы нашли твою дочь? — тихо произнесла она, и убийца сразу насторожился.

— Юная Кейша была рабыней для удовольствий в Рикаре. До того как моя сестра ее купила, она обслуживала жестокого богатого торговца. — Колдунья глубоко вздохнула и закрыла глаза. На ее лице появилось выражение наслаждения, и она начала раскачиваться из стороны в сторону в чувственном танце.

Рам Джас сжал кулаки и напрягся всем телом. В первый раз Гленвуд увидел настоящее сомнение на его лице, будто новости о дочери — единственное, чего кирин на самом деле боялся. Скорчившись на дне желоба для кормления, Гленвуд внимательно слушал разговор — и обнаружил, что очень удивился тому, что у Рам Джаса были дети.

— Она жива? — спросил кирин без дальнейшей бравады.

— Да… и останется в живых, пока ты будешь послушным, — ответила Изабель, снова открывая глаза и улыбаясь с выражением глубокого удовлетворения. — Мы можем стать… замечательными союзниками.

Она обошла кресло, встала перед убийцей и соблазнительно провела пальцем по его голым плечам и груди.

— Возможно, тебе даже понравится быть моим… союзником.

— У меня хватает друзей, — ответил Рам Джас.

— Но дочь всего одна, — парировала Изабель. — Не позволяй ей умереть — как позволил своему сыну. Знаешь, я ведь видела смерть Зелдантора.

Кирин склонил голову, насколько позволяли его оковы, и слезы появились у него на глазах. Напускная бравада исчезла, сменившись горем отца, которому рассказали о смерти сына. Он сжимал и разжимал кулаки, пытаясь сохранить спокойствие. Гленвуд подумал, что убийца скоро сломается. К наилучшим результатам приводили чувства, а не боль.

— Зелдантор и Кейша поймут меня, — произнес кирин, закрывая глаза.

Изабель снова рассмеялась: прекрасные звуки глубоко проникали в разум Гленвуда. Он на секунду отвернулся, пытаясь собраться с мыслями.

— Знаешь ли ты, Рам Джас, что в Кессии опытный мастер пыток за такую работу получает громадное жалованье. Хитрость в том, чтобы за один раз отрезать дюйм, и только дюйм.

Мошенник снова повернулся к ним и увидел, как Элиас вытащил из жаровни рядом с креслом раскаленный докрасна нож. Жаровня была устроена особым образом: нож погружался в пламя и нагревался равномерно. Черному священнику пришлось запустить руку под пламя, чтобы забрать нож из держателя.

— Мне довелось это делать только однажды, — холодно произнес священник.

— Я собираюсь убить вас обоих, — ответил кирин, не открывая глаз. Он стиснул зубы.

Дымящееся лезвие опустилось на кончики его пальцев. Рам Джас завыл в муках, когда одним плавным движением нож отделил от его левой руки дюйм живой плоти. Он потерял кончики трех пальцев, но Гленвуд полагал, что после первого дюйма пытка не остановится.

— Думаешь, они снова отрастут? — спросила Изабель, радостно хлопая в ладоши, пока кирин пытался вырваться из пут. — Уверена, у тебя не было достаточно времени, чтобы проверить свои способности к исцелению.

Рам Джас дрожал, все его тело напряглось. Элиас из Дю Бана отрезал второй дюйм от его пальцев, выравнивая первый удар. Кончики пальцев упали на пол в небольшую лужу крови. Нож раскалился недостаточно, чтобы раны запеклись, и тлеющая плоть прилипла к лезвию.

— Гораздо лучше, чем во время первой попытки, — довольно равнодушно произнес Элиас.

— У тебя получается так хорошо! — сказала Изабель, зловеще посмеиваясь. — А теперь третий дюйм — большинство ломается именно на нем.

Элиас крепко прижал запястье убийцы к креслу. Рам Джас закрыл глаза. Лезвие прошло по тыльной стороне пальцев и отрезало третий дюйм, но на этот раз кирин не закричал. Вместо этого он яростно забился в оковах, и пот заливал его лицо и покрывал все тело.

— В этот раз даже больно не было, — сказал Рам Джас, открыв налитые кровью глаза.

Элиас засунул нож обратно в жаровню, оставив лезвие торчать из горящих углей, и повернулся к колдунье.

— Наверное, нам стоит на время освободить кирина… от своего общества. Посмотрим, сможет ли он вылечить отрезанные пальцы, — произнес он безо всякого удовольствия.

— Замечательная мысль! — ответила Изабель, взмахнув ресницами. Они взглянули на дрожащего пленника. И Элиас, и Изабель пытались посмотреть ему прямо в глаза, но Рам Джас упрямо отводил взгляд, и палачи покинули камеру.

Гленвуд сидел на дне желоба для кормления, сбоку от зарешеченного окна, и, тяжело опершись о каменную стену, чувствовал: его сейчас стошнит. Одержимость колдуньи, равнодушие священника, не говоря уже о запахе горящей человеческой плоти, — его желудок будто завязался узлом, и ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы его не вырвало.

Сквозь решетку на окне Кейл видел Рам Джаса — человека, которого, как он думал, он ненавидит больше всего на свете. Но теперь, когда он узнал о его детях и увидел, как жестоко его пытают, мошенник начал сомневаться в своей ненависти.

Рам Джаса трясло, пот струился по его почти обнаженному телу. Он не знал, что за ним наблюдают, и неудержимо разрыдался.

— Мне жаль, Кейша… Мне так жаль, — шептал он сквозь слезы.

Глава шестаяФэллон из Лейта во владениях Алого Отряда

Пленника держали в палатке на восточном краю лагеря. С того времени, как прибыли Тристрам, Мобиус и король, Фэллону было запрещено покидать его импровизированную тюрьму, и общаться он мог только с тремя слугами.

Брат Джакан чрезвычайно настойчиво требовал, чтобы пленника казнили при первой же возможности. Командующий Тристрам не стал слушать нытье идиота-священника и решил разобраться с Фэллоном после того, как они захватят Южный Страж. Его обвинили в богохульстве — в этом обвиняли тех, кто разозлил Пурпурных священников. Свидетелей было много, а вероятность избежать наказания — мизерная, даже с учетом поддержки воинов его отряда, да и сам Тристрам не хотел казнить Фэллона. Терон и Омс оставались верны своему капитану и настаивали, что Джакан начал первый и вывел его из себя, но Мобиус отмахнулся от их слов и встал на сторону друга-священника.

Фэллон вместе с армией дошел до крепости Южный Страж. Его посадили на лошадь под охраной отряда из слуг, и вслед за громыхающей доспехами массой воинов они продвигались по владениям Алого Отряда. Как только на горизонте показался Лес Волка, Тристрам приказал добровольцам Дарквальда выставить стражу на поросшей травой равнине, пока механики сооружают требушеты, а рыцари готовятся к осаде.

Фэллону этого никто не рассказывал, он почерпнул сведения из своих познаний в тактике боя. Рыцарям из его отряда запретили с ним общаться, и только подслушанные разговоры и интуиция подсказывали ему, что происходит.

С него сняли доспехи, сковали руки за спиной, и он сидел и через развевающийся полог палатки смотрел на раскинувшийся вокруг военный лагерь. Десять тысяч добровольцев и пять тысяч рыцарей. Такая сила могла справиться с любым противником на землях, населенных людьми, — одна из крупнейших армий, в составе которых воевал Фэллон. Он даже слышал разговоры о том, что к ним из Арнона направляется Красный кардинал, генерал рыцарей Малаки Фрит. Если это правда, то король Себастьян стягивает сюда почти все военные силы Тор Фунвейра, оставив для поддержания порядка в стране только местные гарнизоны. Городские стражники и армия Ро Хейрана не придут сюда, но их не хватит на противостояние Псам Каресии, которые, по-видимому, сейчас бесчинствуют на землях Ро.

Странным образом Фэллон совсем не усомнился в своих действиях с тех пор, как его взяли под стражу. Наоборот, сейчас его гораздо больше занимали вопросы собственной чести. Будто бы после первого шага — как выразился Джакан, после пересечения черты — дальнейшее неповиновение дается легче. Он со всей серьезностью решил, что больше не будет убивать людей, не причинивших ему вреда. Ранены — простые люди, они не заслужили той смерти, которая к ним приближалась. Фэллон больше не хотел слепо выполнять приказы, и его не волновало, что благородство может привести его к смерти.

Полог палатки распахнулся, и вошел командующий рыцарей Тристрам с гневным взглядом и стиснутыми зубами. Он махнул рукой, отсылая прочь слуг.

— Идите, поешьте. Мне нужно поговорить с этим дурнем.

Они убедились, что оковы Фэллона достаточно надежны, затем отсалютовали и вышли наружу.

Тристрам сел напротив рыцаря и подался вперед, оперев подбородок на кулак.

— Как один человек, который даже никого не убил, может вызвать столько проблем? — спросил он. — Большинству из тех, кого я казнил, хотя бы хватило здравого смысла сделать что-нибудь жестокое. А ты всего лишь спас предателя от смерти.

— Я разошелся во мнениях с Пурпурным священником — неужели это настолько плохо? — спросил Фэллон, не торопясь отыскать для себя способ избежать наказания. — Я убил тысячи людей, но вы арестовали меня за то, что я спас чью-то жизнь… Вам не кажется это глуповатым?

— Да какая муха тебя укусила? Вереллиан был хорошим человеком, но не настолько, чтобы за него умирать. — Тристраму в подробностях рассказали о произошедшем до и после дуэли, но от рассуждений о чести он отмахнулся как от наивных и глупых. — Значит, в Ро Хейле у него случилось духовное перерождение… как бы ты это ни называл, он предал свои обеты. Ты помог ему бежать — значит, помог клятвопреступнику.

— Ну так казните меня, — с вызовом заявил Фэллон.

— Ты же знаешь, я не могу, — рявкнул командующий. — Если я казню сэра Фэллона из Лейта — как отнесутся к этому остальные рыцари? Они и так злятся на то, что находятся далеко от дома, и большинство из них тебя уважает… как и Вереллиана.

— Месяц назад вы говорили мне, будто Мобиус может убить меня, если захочет. Положение изменилось? — Фэллон знал: что-то важное произошло после их ухода из Ро Хейла. Он слышал, как в лагере приглушенно перешептываются насчет сумасшествия короля.

Тристрам опустил взгляд на траву под ногами и нахмурился.

— Я просто хочу завершить эту кампанию и вернуть своих людей домой.

— А ранены? — спросил Фэллон.

— Если, для того чтобы как можно быстрее убраться из Свободных Земель, мне нужно будет закидать их большими камнями — я так и сделаю. — Тристрам потянулся рукой за спину и открыл полог палатки, намекая Фэллону посмотреть налево. — Двадцать требушетов в боевой готовности, наведены на цель, — пояснил командующий. — Мы начнем обстрел с заходом солнца, и я надеюсь, в ближайшие несколько недель мы сможем вернуться в Тор Фунвейр… вероятно, оставив часть добровольцев в качестве оккупационных сил.

Фэллон поднял бровь и повел плечами, пытаясь сесть поудобнее с закованными в кандалы руками.

— Ты действительно в это веришь? — спросил он. — Что на Южном Страже все закончится?

— Не тебе задавать такие вопросы, — огрызнулся Тристрам. — Ты Красный рыцарь.

Фэллон склонил голову и глубоко вздохнул. Он говорил то же самое Уильяму из Вереллиана. Как и его прежний командир, молодой рыцарь знал ответ.

— Больше нет… не думаю, что я смогу им остаться, — тихо сказал он.

Командующий рыцарей поднялся и гневно уставился на своего подчиненного. Он несколько раз открывал и закрывал рот, будто пытаясь что-то сказать, но, только подумав полминуты, решился заговорить:

— Тебя вздернут на виселице, капитан Фэллон. Когда мы захватим Южный Страж, у меня не будет иного выхода.

Он не стал дожидаться ответа, стукнул кулаком в нагрудник и вышел из палатки.

Фэллон следил за тем, как Тристрам уходит, и, когда командующий исчез в океане красных знамен, ему на глаза снова попались требушеты. Фэллон не был уверен, что же беспокоит его больше — неминуемая казнь или предстоящая атака на Южный Страж.

Он сочувствовал Владимиру Коркосону и добровольцам из Дарквальда, людям, которых заставили служить и кто наверняка еще меньше заботился о выполнении приказов, чем Фэллон. Капитану нравился Владыка Топей, и он надеялся, что тот будет держать язык за зубами, выполнять приказы и вернется в Дарквальд с небольшими потерями. По крайней мере, у Красных рыцарей имелось преимущество — они могли опираться на слепое повиновение приказам, чего были лишены простолюдины из добровольческой армии.

Фэллону никогда не нравилась мысль о том, что людей принуждают воевать по команде их лорда. Те простолюдины, кто поступал на службу к отрядам Красных рыцарей, как правило, были жестокими идиотами, кому нравилось играть в войну и задирать других. Но добровольцы из Дарквальда и Охотничьего Перевала — обычные люди, которых заставили служить под угрозой того, что король заберет их дома и разрушит привычный жизненный уклад. По крайней мере, им не нужно было находиться в войсках постоянно, и после войны они могли вернуться домой к своим фермам и виноградникам и забыть о Тор Фунвейре до того времени, пока их снова не призовут на службу.

Фэллону хотелось изменить ситуацию. Он страстно желал, чтобы Тристрам услышал голос разума, чтобы храбрых людей, собравшихся снаружи, не заставляли убивать врагов, которые не сделали им ничего плохого. Это была его единственная мечта, и пока он пытался устроиться поудобнее в своей палатке-тюрьме, ему совсем не хотелось молиться Одному Богу. Только не после всего, что произошло.

Фэллон нечасто видел сны. Вереллиан говорил, будто после того, как человек убьет больше сотни врагов, его разум больше не пускает их в его сон. Рыцарь из Лейта никогда особо не задумывался над этой теорией. С годами он стал практичен до той степени, когда неясные сны и знамения превратились в давно забытые слабости. Однако за несколько часов, выдавшихся на отдых перед бомбардировкой Южного Стража, Фэллон успел погрузиться в глубокий и полный раздумий сон, который увлек его в мир видений.

Капитан снова оказался в Ро Арноне, он шагал по пыльным учебным площадкам Красного собора и смотрел на ржавый черный скипетр аристократии, возвышавшийся над городом. Он был не одинок, хотя безликие рыцари вокруг него не узнавали Фэллона. Судя по солнцу, день только перевалил за середину, но воздух уже хорошо прогрелся. Фэллон был в полном парадном облачении: чистый красный рыцарский плащ, нетронутый плюмаж на шлеме, доспехи без единого пятнышка.

Он быстрым шагом шел к статуе, которая возвышалась над окрестными землями — Красный рыцарь лицом к лицу с Пурпурным священником. Фэллон хорошо ее помнил. Он смотрел на две каменные фигуры, каждая из которых сжимала предплечье другой в воинском приветствии, и чувствовал странную опустошенность.

На постаменте была выбита надпись: «Честь рождается там, где встречаются воинское искусство и благородство». Старый девиз Пурпурных священников, еще с тех времен, когда душевное благородство было важнее благородного происхождения. За много лет Фэллон ни разу не видел Пурпурного священника хотя бы с зачатками благородства. Люди чести среди них встречались еще реже.

— Почему ты не молишься? — спросил голос, идущий откуда-то издалека. Он был похож на наречие ро, но отдавался эхом, и в нем ощущались глубина и настойчивость, от которых Фэллон заворочался во сне. — Конец твой близок — в такое время разве ты не должен обратиться к Богу?

Сон сменился, и тренировочные площадки исчезли, Фэллон стоял на траве. Он огляделся вокруг и увидел перед собой армию Красных рыцарей, а за спиной — внешние укрепления Южного Стража. Больше на нем не было рыцарских доспехов, меч в руке тоже ему не принадлежал.

Однако Фэллон чувствовал, что говоривший все еще здесь.

— От молитвы мне еще горше. Хорошие люди умирают, дураки — благоденствуют… а Одному Богу не осталось тут места.

При этих словах сотряслась земля, и армия рыцарей понеслась к нему. Фэллон не чувствовал опасности, но ощущал гнев того, кто говорил с ним. Он смотрел на множество красных рыцарских плащей, которое надвигается на него, но не дрогнул, пока в самое последнее мгновение они не замерли на месте. Перед ним, выстроенные на равнинах земель Алого Отряда, застыли тысячи воинов, каждый из них был неподвижен, словно статуя, лица искажены яростью.

— Скажи мне, рыцарь, — произнес голос, — ты знаешь, почему появились Пурпурные священники?

От каждого его слова голова Фэллона пульсировала.

— Аристократы Одного Бога, — ответил он, вздрогнув. — Верховный орден священников… тех, кто станет править всеми остальными.

— Нет! — проревел голос, и Фэллон упал на колени и закричал от боли. — Такими их сделали люди!

Фантастический пейзаж снова сдвинулся — и Фэллон оказался в Ро Канарне. Город только что пал, и внутренняя территория наполнилась рыцарями и их слугами. Уильям из Вереллиана сопровождал Магнуса Вилобородого в главный зал, готовясь присутствовать на казни герцога Эктора. Фэллон не видел самого себя, но знал, что он где-то неподалеку, возможно, возмущается тем, как наемники обходятся с населением захваченного города.

— Что тебе от меня нужно? — спросил он небеса, глядя на знамя с перекрещенными длинными мечами, развевающееся над Канарном. — Я всего лишь человек.

— Ты Красный рыцарь, — ответил говоривший.

Фэллон не мог возразить или даже кивнуть, его голова горела от непостижимости голоса, который с ним говорил.

— Ты следуешь приказам тех, кто облечен благородством и честью. Пурпурные священники должны были обладать этими качествами.

— Кто ты? — Капитан исторг из себя слова и увидел отдаленный образ священника в полном доспехе и рыцарском пурпурном плаще.

— Я призрак брата Ториана из Арнона, — ответил голос, — а ты — избранник Одного Бога.

Фэллон проснулся с головной болью, во рту пересохло. Он совсем не чувствовал себя отдохнувшим, а его сон сохранился в памяти до мельчайших деталей — Фэллон даже не думал, что такое возможно. Имя, которое он услышал во сне, было ему знакомо, но он не видел брата Ториана со времен юности в Ро Арноне и очень смутно помнил его лицо. Они никогда не разговаривали, и Фэллон не знал, каким стал Ториан.

Приближалась ночь, и, вспоминая свой сон, Фэллон еще больше укреплялся в правильности своего решения — спасти Вереллиана и бросить вызов Джакану. Ему позволили сесть на входе в палатку и наблюдать за сценой сражения. Как только зашло солнце, требушеты начали обстрел города, и с наступлением темноты они три часа подряд метали большие валуны в Южный Страж. Боевой дух армии был на высоте, обязанностей у них осталось немного, и солдаты наблюдали за тем, как механики разрушают деревянные укрепления города. Добровольцы Дарквальда добродушно перешучивались, предвкушая скорую победу.

Фэллон видел, как Владимир Коркосон расхаживает туда-сюда вдоль рядов своих воинов, и несколько раз пытался привлечь его внимание. Капитан чувствовал: из всех присутствующих лучше всего будет поговорить о его сне с низшим аристократом из Дарквальда. Он не мог посоветоваться с Вереллианом, но новообращенный в веру рыцарь нуждался в чьем-то совете. Это был всего лишь сон — но Фэллон не мог избавиться от ощущения: что-то изменилось. Теперь, Фэллон знал, он является земным воплощением Одного Бога, но не понимал значения свершившегося — чувствовал только его величие и знал, что единственная его защита — честь.

Он снова повернулся к Южному Стражу и заметил, что ранены хорошо укрепили город. Устроили ворота и зоны для обстрела, назначением которых было загнать наступающую армию в ловушку. Издалека не получалось различить защитников города, но Фэллон подозревал, что они, конечно, не смогли подготовиться к дальности осадных орудий народа ро и предпочли остаться в укрытии, надеясь встретить захватчиков лицом к лицу.

Люди Алого Отряда были известны как грозные воины, и, если им дадут возможность помахать топорами, они точно смогут проредить королевскую армию. К несчастью, по стратегии кардинала Мобиуса армия ро не должна позволить раненам найти цель для атаки или в открытом бою скрестить оружие с врагом. На западных укреплениях города установили катапульты, но дальность стрельбы оружия раненов была недостаточной, чтобы преодолеть расстояние до армии, разбившей лагерь на равнинах владений Алого Отряда. В итоге им пришлось просто пережидать бомбардировку.

Отряда Фэллона не было видно поблизости, и он заключил, что их разместили на другом конце построения, подальше от прежнего капитана. Хотя он стал больше уважать своего адъютанта, он сомневался, будто верность Терона настолько велика, что тот поможет ему бежать. У рыцарей было крепкое братство, и люди Фэллона будут верны своему капитану до конца, вот только этот конец очень быстро приближался. Если ему и удалось бы сбежать, он чувствовал, его рыцари не должны пятнать свою репутацию из-за него — хотя сама возможность побега была призрачной, и он недоумевал, почему тень Ториана обратилась к нему именно сейчас, когда он мог принести Одному Богу так мало пользы.

В сторону города полетели еще камни, и Фэллон очнулся от раздумий. Он слышал отдаленные вопли и видел ликующих рыцарей, выкрикивающих смертельные угрозы раненам. Требушеты сломали внешнюю стену города и убили какое-то количество защитников крепости. Пурпурные священники возносили шумные молитвы, а сам Мобиус стоял на помосте, обращенном к полю боя. Кардинал казался слегка безумным и севшим голосом призывал своих священников к молитве. Короля нигде не было видно, но его телохранитель, Клеот Монтегю, стоял рядом с Мобиусом, присоединившись к молитве. Фэллон чувствовал себя неуютно, слушая аристократов Одного Бога, в их словах присутствовал тот же оттенок опустошенности, который он ощутил в своем сне.

Голова снова начала пульсировать, и в его разуме возник брат Ториан. Фэллон не спал, а лицо тени появилось будто сразу со всех сторон, но большей частью в реальном мире.

— Я должен просто наблюдать? — спросил Фэллон, не отрывая взгляда от Пурпурного священника.

— Ты должен следовать голосу чести, — ответил призрак Ториана. — Ты не одинок, и умереть в палатке — не твоя судьба.

Фэллон усмехнулся.

— Не может быть, что ты Пурпурный священник — ты сумел меня рассмешить, — сказал он.

— Я только воспоминание о Пурпурном священнике, и ты — первый из служителей церкви Одного Бога, кто смог взглянуть на давно позабытую истину — благородство без чести бессмысленно.

— Ты это ему скажи, — ответил Фэллон, кивая в сторону Мобиуса.

— Его воля ему не принадлежит. Кардинал следует чужим приказам. — В голосе призрака слышались ярость и глубокое сожаление.

— Семь Сестер, — прорычал Фэллон.

— Эта армия выступает не под знаменем Одного, — ответил призрак. — Они, сами того не ведая, следуют за другим богом — Лесным Гигантом наслаждений и крови.

— А я — один в палатке и без меча, — сухо добавил Фэллон, глядя на пятнадцать тысяч вооруженных воинов. — Может быть, мне стоит просто выждать. И потом застать их врасплох.

Командующий рыцарей Тристрам не присоединился к бурным молитвам, он стоял со старшими рыцарями снаружи командного шатра и руководил бомбардировкой города, направляя ее на ключевые точки защиты. Внешние ворота лежали в развалинах, обломки дерева усеивали первую площадку между укреплениями. Требушеты сосредоточили огонь на вторых воротах.

Отдаленные крики становились громче. Люди выли от боли и страданий, мертвых и раненых уносили от разрушенных ворот. Несколько раненских катапульт безрезультатно стреляли по равнинам — жест чистого отчаяния со стороны защитников города. После нескольких залпов, сосредоточенных на вторых воротах, Южный Страж стал выглядеть угрожающе открытым. Два деревянных частокола превратились в груду обломков, оставляя незащищенным широкий проход. По открытому пространству сновали люди. Поднимались щиты, и проход пытались спешно забаррикадировать повозками и деревянными балками.

Люди Алого Отряда были далеко, но Красные рыцари все равно насмехались над ними и выкрикивали проклятья через темные равнины земель раненов. По рядам рыцарей передавали горящие факелы, создавая эффектный вид армии, предвкушающей победу. Через несколько мгновений обстрел прекратился. Брешь в защите Южного Стража, по мнению Фэллона, была вполне достаточной для лобовой атаки.

В центре построения проревел горн, Фэллон резко повернулся и увидел, что король Себастьян Тирис вышел из своего шатра. Крики в рядах рыцарей прекратились. Клеот Монтегю и отряд королевских гвардейцев сопроводили монарха на помост, где стоял кардинал Мобиус.

Владимир Коркосон находился недалеко от палатки Фэллона, и капитану показалось, будто Владыка Топей с беспокойством и раздражением наблюдает за происходящим. Каким бы ни был приказ, который Джакан отдал добровольцам, их командиру он не понравился. Простые люди из Дарквальда по приказу Пурпурного священника встали в шеренги перед помостом, за линией требушетов. Их выстроили перед рыцарями, и Фэллону стало нехорошо — он узнал характерные признаки приготовлений к наступлению.

— Мои рыцари… Мои добровольцы! — прокричал король хриплым, полубезумным голосом.

Пурпурные священники ударили кулаками по стальным нагрудникам и громко поприветствовали короля. Красные рыцари отреагировали с гораздо меньшим энтузиазмом, и Фэллон снова услышал перешептывания о том, что король не в своем уме.

Рядом с ним возник призрак Ториана. В ореоле тусклого света костров священник был в полных доспехах, окутанный величием регалий аристократии. Призрак сиял ярче, чем остальные Пурпурные священники, вот только его никто не видел, кроме Фэллона.

— Нужно ли мне просто пойти и убить его? — спросил Фэллон. Шутил он только отчасти.

— Этим ты почти ничего не добьешься, кроме своей смерти, избранник. — Ответ снова отдался сильным эхом, и Фэллон вздрогнул от боли. — Ты должен ждать.

— Я теряю терпение, а без меча от меня мало пользы для тебя… или для Одного Бога. — Фэллон начинал злиться. За надменные речи и жажду крови, которые он сейчас видел перед собой, множество людей — и ро, и раненов — заплатят своими жизнями.

Король вышел к передней части помоста в сопровождении Мобиуса и Тристрама и вытащил богато украшенный длинный меч.

— Этой ночью мы отобьем нашу землю у этих жалких невежд и плебеев!

Он жестом указал на брата Джакана, который стоял в стороне с Владимиром Коркосоном. Пурпурный священник с истовой верностью смотрел на короля, когда его самого вызвали вперед. Он был в полном облачении, а его плащ с пурпурным скипетром заменили на новые после дуэли с Вереллианом.

— Вашим силам предоставляется честь нанести первый удар по врагу, брат Джакан! — почти провизжал король. — Перед вами пролом в стене — пусть же люди Дарквальда прольют первую кровь!

— Так и будет, мой король, — ответил брат Джакан. — Во имя короля мы убьем этих жалких невежд и плебеев.

— …И во имя Одного Бога. — Король выпучил налитые кровью глаза.

Добровольческая армия Дарквальда насчитывала десять тысяч человек и делилась на отряды по пять сотен воинов. Из оружия они использовали копья и булавы, реже — арбалеты и мечи. Из доспехов они носили кольчуги гораздо худшего качества, чем латные нагрудники рыцарей. Странно, что именно их кинут на брешь в защите, и еще более странно — что в первую атаку посылают всего четыре отряда.

Две тысячи солдат дрожали от волнения, когда брат Джакан приказал им встать смирно перед остальной армией. Владыка Топей находился в чрезвычайном волнении и гневно настаивал, чтобы ему разрешили поговорить с командующим Тристрамом. Его возражения были отклонены, и Коркосону оставалось только стоять рядом, пока его капитанам отдали команду на штурм.

— Среди них есть несколько опытных военачальников, — сказал Фэллон призраку Ториана. — Так почему они позволяют слабоумному детине вроде Себастьяна Тириса разрабатывать стратегию?

— Ты полагаешь, будто у них есть выбор, — беспомощно ответил призрак.

— В таком проломе в стенах у вспомогательных двух тысяч воинов нет шансов. Им нужно медленное наступление, чтобы дюйм за дюймом захватывать землю, а не лобовая атака.

Фэллон отметил, что Джакан не собирается лично вести отряды добровольцев к Южному Стражу. Благородный священник не седлал коня, он произносил пустые воодушевляющие слова своим новым солдатам — плохо подобранные речи об их служении Одному Богу и ответственности перед Тор Фунвейром.

Сквозь толпу рыцарей, добровольцев и священников Фэллон мельком увидел лейтенанта рыцарей Терона. Он стоял на страже в хвосте колонны. Они вместе с сержантом Омсом охраняли небольшую палатку — там держали нескольких добровольцев, которых застали за выпивкой, и тех, кто уснул на дежурстве. Рыцари Фэллона, похоже, скучали, они явно не были в восторге от такой обыденной работы.

— По крайней мере, Терону не придется смотреть, как вырезают воинов из Дарквальда, — произнес пленный рыцарь по большей части самому себе.

— Этой ночью будет много убитых, избранник, — ответил призрак Ториана, — и тебе придется на это смотреть.

Фэллон только хотел ответить, но тут протрубил горн, и четыре отряда добровольцев пошли к городу. Они торопились, стремясь как можно быстрее пересечь земли Алого Отряда, чтобы избежать снарядов из катапульт Южного Стража. Добровольцы были плохо организованы, копьеносцы смешались с арбалетчиками и знаменосцами без какого-либо очевидного построения. Как только они пересекли радиус действия раненских катапульт, несколько залпов попали в плотные ряды добровольцев, и многие воины пали, даже не достигнув внешней стены города. Когда остальные прошли через первые разрушенные ворота в узкий пролом, звуки их армии стали почти неразличимы.

После секунды относительной тишины оглушительный рев раздался со стороны раненов. Защитники города выбежали из укрытий и атаковали добровольцев с трех сторон разом. Жестокая, но эффективная тактика, которая заставила простолюдинов Дарквальда попасть в бутылочное горлышко, где их порубили на куски топоры воинов Алого Отряда. За считаные секунды раздробленные отряды атакующих отошли назад. Отход был нелегким, большинство просто натолкнулись на воинов собственного отряда. Они встретили быструю смерть, когда ранены продолжили свою атаку с флангов, отрезая путь неорганизованным добровольцам и запирая их внутри.

— Отзовите их! — крикнул Владимир Коркосон, его лицо побледнело от ярости. Он бешено махал руками на брата Джакана и распихивал стоящих вокруг Пурпурных священников, чтобы добраться до командного помоста.

— Тише, милорд, — ответил кардинал Мобиус. Он поднял руку, отмахнулся от Владыки Топей и повернул безумный взгляд к стенам Южного Стража. — Они предстанут перед лицом Одного Бога.

— Пусть Один Бог идет в задницу! — проревел Владимир. — Это мои люди, я не хочу, чтобы они погибали вот так! — Он не слишком тщательно выбирал слова, и с десяток Пурпурных священников окружили его с обнаженными мечами.

Фэллон повернулся к городу и увидел, как из разлома ковыляют всего несколько добровольцев. Ранены не преследовали отступающих, но вновь разбежались по своим укрытиям.

— Лорд Коркосон, мы не потерпим вашего богохульства! — закричал кардинал Мобиус, его лицо стало зловеще похоже на лицо короля. — Священники, арестуйте Владыку Топей!

Владимир подумал о сопротивлении, но он не был профессиональным воином, и при встрече с гвардией Пурпурных священников ему осталось только подчиниться. Толпа добровольцев возмущенно загудела, когда у Владимира отобрали меч и заковали ему руки, но несколько строгих замечаний от брата Джакана их утихомирили. Командиры отрядов обменялись взглядами со своим лордом, но Владимир взмахом руки успокоил их.

— Терпение, избранник… еще не пришло твое время, — сказал призрак Ториана.

— Они его убьют, — ответил Фэллон.

— Собираются твои союзники, — загадочно промолвил призрак.

С Владимира сорвали доспехи и подтащили к помосту. Кардинал Мобиус и король с высокомерием смотрели на низшего аристократа. Клеот Монтегю вытащил длинный меч и вышел на траву. Крякнув, он пнул Коркосона по ноге, и тот упал на колени.

— Ты преклонишь колени перед теми, кто выше тебя! — крикнул королевский телохранитель.

— Выше меня? — недоверчиво спросил Владимир. — Часу не прошло, как они отправили на смерть сотни моих людей… что мне теперь делать? — Ему явно было больно, он потирал ногу.

Когда отступающая колонна добровольцев вернулась в строй, король приказал Клеоту избить Владыку Топей. Пурпурный священник стал бить Коркосона по голове и груди рукояткой длинного меча, и, казалось, он наслаждается своим делом все больше с каждым ударом. Тех из добровольцев, кто попытался вмешаться, остановили вооруженные священники.

— Я не потерплю неповиновения ни от одного из моих лордов! — провизжал король. — Это моя земля! Я отберу ее у любого, кто думает, будто может бросить мне вызов! — Он вел себя как обиженный ребенок.

Коркосон, весь в крови, лежал лицом вниз на траве. Клеот Монтегю прекратил его избивать и вернулся к королю на помост, а другие священники подняли Владыку Топей на ноги.

— Кто еще посмеет бросить мне вызов? — крикнул король Себастьян с диким и безумным взглядом. — Я смешаю с землей ваши дома и вырежу всех ваших людей, если вы поднимете руку, пытаясь остановить мою справедливую кампанию! Я — король!

Слова были обращены к добровольцам из Дарквальда. Они находились далеко от дома и без лорда, который смог бы их защитить, люди оказались во власти сумасшедшего монарха. Если бы они попытались протестовать и не выполнять приказы Джакана, их бы казнили без суда и следствия или вернули домой — только для того, чтобы вместо Дарквальда они увидели дымящиеся руины.

Командующий рыцарей Тристрам, который стоял на дальнем конце построения и руководил бомбардировкой города, приблизился к помосту вместе с несколькими капитанами рыцарей. Остальные Красные рыцари следовали за ним к Владыке Топей с предвкушением на лицах.

— Расступитесь, — приказал Тристрам священникам, окружившим Владимира.

— Что это значит, мой рыцарь? — возмутился король Себастьян.

— Я всегда буду вашим скромным слугой, ваше величество, но лорд Коркосон должен быть заключен под стражу до вынесения приговора. — Тристрам подошел к монарху и заговорил громче, чтобы его услышали все: — Суд над ним и казнь должны состояться после того, как мы захватим город, так все убедятся в правосудии Одного Бога… и в вашей мудрости, которая предаст его смерти за богохульство.

Тристрам повел себя очень умно.

Себастьян Тирис обдумал его слова, положив руку на плечо рыцаря.

— Конечно же, мой рыцарь, ты, как и всегда, дал мудрый совет. Брат Клеот Монтегю, уведи Владыку Топей в палатку для заключенных, пусть ждет нашего справедливого суда.

— Пожалуйста, позвольте мне, мой король, — произнес Тристрам.

Командующий рыцарей приказал своим людям поднять Владимира и увести его от помоста.

— Отведите его к Фэллону — у них будет довольно времени, чтобы жаловаться друг другу на недостаток чести и мудрости. — Сквозь толпу воинов Фэллону показалось, что его бывший командующий слегка ему кивнул.

— Представление окончено, парни! — крикнул Тристрам собравшимся рыцарям и добровольцам.

Оставшиеся воины четырех отрядов уже смешались с остальной армией, а раненым начали оказывать помощь. Многие из них лишились рук или ног, другие в спешке побросали оружие, убегая от защитников крепости. Остальные добровольцы выглядели испуганными, но Фэллон не чувствовал в их рядах непосредственной угрозы бунта. Слова короля, по всей видимости, еще звенели у них в ушах.

Красный рыцарь швырнул Владимира возле входа в палатку, там его подобрал один из слуг и затащил внутрь.

— Дай ему хоть немного воды и ткань, чтобы вытереться, — сказал Фэллон. — Он ужасно выглядит.

— Потому что, наверное, стоило держать язык за зубами? — ехидно заметил охранник.

Призрак Ториана исчез. Привидение выглядело поразительно реальным, и пленный рыцарь подумал, что это странно — он ни на секунду не усомнился в словах призрака. Он доверял Ториану, и, когда помог Владимиру принять сидячее положение, Фэллон почувствовал себя в согласии со своей честью.

— Все с тобой будет в порядке, — обнадеживающе заметил Фэллон.

— Правда? — прохрипел Владыка Топей. — Ведь мерзавец, похоже, подпортил мне то, что я предпочел бы сохранить в неизменном виде… нос, челюсть… уши. Как он меня стукнул, что у меня теперь так болят уши?

— Он ударил тебя сбоку по голове рукоятью меча, и теперь в ушах какое-то время будет звенеть. — Фэллон пережил множество всяких ран и знал, что побои, нанесенные Владимиру, не оставят долговременных повреждений — если только несколько некрасивых шрамов.

— Этот королевский ублюдок уничтожит всех моих людей, да? — спросил Владимир, морщась от боли.

Фэллон поразмыслил над ответом.

— Не знаю. Зависит от того, как долго ранены смогут удерживать крепость и когда Тристраму дадут применить правильную тактику. Вся беда в Джакане. Он идиот. Он даже на свой хрен не смог бы организовать атаку.

Владимир сплюнул и пощупал языком шатающиеся зубы.

— Больно мне, — устало сказал он. — Не думаю, будто здесь найдется чего-нибудь выпить…

— Полагаю, тебе не повезло — если только ты не можешь напиться праведностью этих святош, — ответил Фэллон.

Владыка Топей усмехнулся.

— Не смеши меня, сэр Фэллон, это больно. — Он еще немного приподнялся и выглянул из палатки. — Войска снова готовятся к атаке, да?

— Похоже на то, — ответил бывший Красный рыцарь, — и не называй меня «сэр».

— Да, точно, мы же с тобой два предателя… ну теперь тебе хотя бы можно напиться… слава Одному Богу и все такое.

Даже после побоев, весь в синяках, в плену у короля Владимир сохранял философский взгляд на мир, который Фэллону казался занятным. К несчастью, язвительный юмор не спасет жизни его людей, да и его шею не сбережет от петли сразу после захвата Южного Стража.

— И что нам делать? — спросил Владимир.

Фэллон подался к нему и постарался улыбнуться.

— Ждать, — тихо ответил он. — Боюсь, ничего лучше я предложить не могу.

Владимир вглядывался в ряды дарквальдских добровольцев. Еще четыре отряда построились в боевом порядке, и снова брат Джакан произносил напыщенную речь о долге перед домом Тириса и честью умереть за Одного Бога.

— Я могу сделать что-нибудь и заодно избежать неминуемой казни? — спросил Владимир. — Лучше бы ты сказал мне об этом сейчас, пока я не напился до такой степени, что попытаюсь помочиться на короля.

— Можешь ждать… как и я, — ответил Фэллон.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что для того, кто осужден за богохульство, ты не самая подходящая компания? — сказал Владимир.

— Тяжело вообразить, как реагировать, если отворачиваешься от того единственного, что составляло смысл всей жизни, — ответил Фэллон. — Думаю, я стал немногословным и жалким.

— Да, тебе это подходит, — согласился Владыка Топей, — но если тебе все равно, то моей реакцией будет напиться. — Он огляделся в палатке и задрал нос. — В этом лагере где-то должен быть алкоголь… Ты! — рявкнул он на одного из стражников. — Достань мне спиртное.

Слуга не знал, что на это ответить. Он нахмурился и посмотрел на второго стражника.

— Не думаю, будто нам позволено…

— На вашем месте я бы достал выпивку, — вмешался Фэллон. — Он все еще аристократ, и ему явно нужно выпить.

— А это сэр Фэллон из Лейта, — добавил Владимир. — Наверное, крепкий парень… может освежевать вас обоих голыми руками.

Стражники переглянулись.

— Выпить! — крикнул Владыка Топей. — Быстро!

Неожиданные командные ноты в голосе Владимира заставили их выполнить его приказ. Первый стражник обыскал обозы с продовольствием и наткнулся на ящик с бутылками, пока его друг утащил бочку от входа в шатер.

— Ты что, волшебник? — спросил Фэллон. — Или просто врожденная способность получить выпивку, когда она тебе понадобится?

— Они идиоты. Легко слушаются, когда кто-нибудь рядом им прикажет. — Владимир нахмурился, ощупывая те части тела, которые приняли на себя худшие удары Монтегю. Тощий аристократ, похоже, не привык к боли, а его челюсть и шея сильно распухли. — Я бы хотел сейчас сделать какое-нибудь смелое заявление о вассальной верности, мой друг, но в голову мне приходит только одно — сказать, что я хочу вернуться домой, — произнес Владимир. Он размял шею и зашелся в утробном кашле.

— Еще никогда я не чувствовал себя так далеко от дома, — устало ответил Фэллон. Он запоздало попытался показаться спокойным и сдержанным, хотя его мир рушился на глазах. Сейчас, как и второй узник, Фэллон чувствовал просто усталость.

— Ты же из Лейта, да? — спросил Владимир.

— Я уже давно там не был, но да, я оттуда родом… — Ему не нравилось вспоминать родной город, и уже давно он решил думать только о том, что он принадлежит Красной церкви. — Я помню только деревья… много деревьев.

— Я там однажды побывал, — сказал Владыка Топей. — Посетил пару виноделен. Они хотели узнать, почему на почвах Дарквальда у нас получается самое лучшее вино, и предлагали тележку с монетами, если я выдам им наш секрет.

Он улыбнулся.

— Я не знаю, поняли ли они меня, когда я сказал, что все дело в удаче.

Фэллон прищурился.

— Твое вино сделало тебя лордом… немногие из людей могут похвастаться таким путем в аристократию.

— А твоя рука, которая держит меч, сделала тебя рыцарем. Разве не то же самое? В любом случае, это удача… или жизненные обстоятельства, называй как хочешь.

Владимир вытянул шею и кивком подозвал одного из слуг. Тот принес с собой две бутылки медовухи и нерешительно сунул их в палатку. Владыка Топей зубами вытащил пробку и предложил бутылку Фэллону.

— Твое первое пойло за… сколько времени?

Он взял бутылку.

— Это было ночью в Арноне, около четырех лет назад, сразу после того, как Вереллиана сделали капитаном. Мы ускользнули из казармы и раздобыли спиртное во дворе рядом с борделем. — Фэллон улыбнулся, вспомнив тот случай. — Самый бунтарский поступок, который он совершил на моей памяти.

Он облизнулся и сделал большой глоток медовухи.

— Хорошо, — сказал он, передавая бутылку обратно.

— Сойдет, — ответил Владимир, тоже отхлебнув из бутылки.

Снаружи прозвучал горн, и пленники выглянули из палатки на темнеющие равнины земель Алого Отряда. Добровольцы Дарквальда двигались за остальной армией, построившись в боевом порядке. Они шли неохотно, подгоняемые братом Джаканом, и спотыкались о свое оружие.

— Так что же нам делать? — спросил Владыка Топей.

Фэллон потер глаза. У него заболела голова. Призрак Ториана исчез, и усталый рыцарь подумал, что у него просто начались головные боли. После всего случившегося с ними на Свободных Землях раненов единственное, чего он хотел, — выспаться.

— Мы — армия всего из двух человек, — ответил он. — Пока будем наблюдать.

Часть вторая