Но что-то в интонации, с которой Аль Зет задал свой последний вопрос, подсказало мне: он не имел понятия о том, что Тони орудовал в том же городе без его ведома. И тут же стало ясно, что старый мафиози занимался оценкой своего нынешнего положения еще до того, как мы появились. Для этого и был нужен здоровяк на диване. Вот почему его не попросили выйти из комнаты при нашем приходе. Да он и не относился к тем людям, кого можно запросто попросить выйти за дверь. Толстяк как раз принадлежал другой категории — к тем, кто сами распоряжались, кому выйти, а кому остаться. Похоже, вопрос с Тони был решен. Впечатление это закрепили последовавшие затем слова Аль Зета.
— В сложившихся обстоятельствах вам было бы неразумно вмешиваться в это дело, — без нажима произнес он.
— При каких обстоятельствах? — поинтересовался я.
Аль Зет выпустил колечко дыма:
— Пусть частные дела таковыми и останутся. Если вы будете в них соваться, нам, возможно, придется оттолкнуть вас.
— Мы можем не поддаться.
— Вы не сможете сопротивляться, если будете мертвы.
Я пожал плечами:
— Вероятно, не так просто это осуществить.
Несмотря на расплывчатость выражений Аль Зета, содержавшаяся в них угроза прозвучала вполне отчетливо. Я обратил внимание и на то, как он тушил окурок в стеклянной пепельнице на столе — с усилием явно чрезмерным.
— Так вы не собираетесь держаться подальше от наших дел? — спросил Аль Зет.
— Меня ваши дела не интересуют. У меня есть другие заботы.
— Девчонка? Или Билли Перде?
На секунду он меня ошарашил. Но не более. Стало яснее ясного: Аль Зет ни на мгновение не снимал руки с пульса и намеревался поступать так до последнего момента, пока пульс не замрет.
— ...Потому что если речь идет о Билли, то здесь могут начаться трудности.
— Пропавшая девушка — мой друг, а Рита Фэррис, бывшая жена Билли, была моей клиенткой.
— Твоя клиентка мертва.
— Дело не только в ней.
Аль Зет скривил губы. Здоровяк на диване оставался невозмутимым, как Будда.
— Значит, ты человек принципов, — проговорил Аль Зет, и слово «принципов» прозвучало в его устах так, будто кто-то наступил на скорлупу фисташкового ореха. — Ну, я тоже человек принципов.
Я так не думал. Принципы — дорогая вещь, а по Аль Зету не скажешь, что у него в наличии моральный ресурс для этого. Я даже представить себе не мог, чтобы он, скажем, бросился тушить горящий детский приют.
— Не думаю, что наши с тобой принципы схожи, — произнес я вслух.
Он улыбнулся:
— Может, и так. — И повернулся к Луису:
— Ну, а ты тут при чем?
— При нем, — ответил тот, мягко кивнув головой в мою сторону.
— В таком случае нам нужен компромисс, — заключил Аль Зет. — Я прагматик. Если вы не будете глубоко лезть в это дело, я не стану вас убивать, пока не буду вынужден это сделать.
— Мудрый подход, — одобрительно заметил я, — с учетом того, что ты был гостеприимен и все такое.
На этом разговор закончился, и мы удалились.
Снаружи было хмуро и холодно.
— И что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовался Луис.
— Похоже, Тони действует на свой страх и риск, и, возможно, полагает, что успеет со всем этим бардаком разобраться до того, как Аль Зет потеряет терпение. Думаешь, он захватил Эллен?
Луис ответил не сразу, и взгляд у него при этом сделался очень жестким:
— У него она или нет, не имеет значения. Все каким-то образом связано с Билли Перде. А это значит, что кому-то в конечном итоге несдобровать.
Мы дошли до Бойлстона и жестом подозвали таксиста. Когда он подкатил, Луис скользнул в машину и произнес:
— Логан.
Я жестом остановил его:
— Мы можем поехать объездным путем и заскочить кое-куда?
И Луис и водитель по очереди пожали плечами. Это выглядело со стороны нелепо, словно плохая пантомима.
— Гарвард, — сказал я. И взглянул на приятеля. — Тебе не обязательно ехать. Можем встретиться в аэропорту.
Бровь Луиса характерно взметнулась:
— Ну-у, нет, я уж потащусь. Если, конечно, ты не боишься, что я испорчу впечатление.
Таксист высадил нас возле монолита «Уильям Джеймс Холл», что неподалеку от Куинси и Киркленда. Я оставил Луиса в вестибюле и поднялся на лифте. Офис факультета психологии располагался в комнате 232. На ладонях у меня выступил пот, живот сводило. В офисе вежливая дама-секретарь сообщила мне, где находится кабинет Рейчел Вулф. Но добавила, что ее самой сегодня не будет: она в командировке до завтрашнего утра, поехала на семинар.
— Ей что-нибудь передать? — поинтересовалась секретарь.
На секунду мне захотелось развернуться и немедленно уйти. Но вместо этого я достал из бумажника одну из моих визиток. На оборотной стороне написал свой номер телефона в Скарборо и отдал визитку секретарю.
Она улыбнулась. Поблагодарив ее, я вышел из офиса.
Вместе с Луисом мы направились на Гарвард-сквер опять ловить такси. Всю дорогу до Логана мы не разговаривали.
— А раньше ты так поступал? — с едва заметным намеком на улыбку поинтересовался он.
— Однажды. Но в последнее время так далеко я еще не заходил.
— То есть ты ее как бы преследуешь?
— Какое там преследуешь, мы же знакомы.
— О-о! — он многозначительно кивнул. — Ну, спасибо, что просветил. Я раньше так отчетливо не понимал всех различий...
Некоторое время он молчал, а потом снова задал вопрос:
— Ну и что ты пытаешься этим самым добиться?
— Пытаюсь дать понять, что готов извиниться.
— Хочешь к ней вернуться?
Я забарабанил пальцами по стеклу.
— Просто не хотелось бы, чтобы все было между нами так, как сейчас. Вот и все. Откровенно говоря, я не совсем уверен в правильности того, что сейчас делаю. И, как уже говорил, даже не уверен в своей готовности к переменам.
— Но ты любишь ее?
— Да.
— Ну, тогда сама жизнь покажет, когда ты будешь готов.
После этого Луис до самого аэропорта молчал.
Глава 17
Эйнджел встретил нас в аэропорту. Перед тем как отправиться на север, мы поехали перекусить в торгово-развлекательный центр, где было множество продуктовых лавочек.
— Черт, — выругался Эйнджел, пока мы катили по Мэйн Молл-роуд. — Вы только посмотрите! Тут тебе и «Бургер Кинг», и «Международный дом блинчиков», и твой «Данкин Донатс», и всевозможные пиццерии. Да у тебя под боком все четыре основные группы еды! Поживешь тут подольше, так они вообще будут тебя перекатывать с рук на руки.
Подкрепляясь в китайском ресторанчике, мы рассказали ему о нашей стычке с Аль Зетом. В свою очередь он передал нам помятое письмо на имя Билли Перде, адресованное Рональду Стрейдиру.
— Копы и федералы хорошо поработали, но к старине Рональду они не нашли правильного подхода.
— Ты поговорил с ним о его собаке? — поинтересовался я.
— И о собаке говорил, и даже попробован жаркое... — На его лице появилось отвращение.
Я знал, что Рональд не брезговал добычей на дорогах, несмотря на законы штата, запрещающие использовать сбитых на магистралях животных. Сам я не видел никакого преступления в том, чтобы употребить в пищу тушу оленя или тушку белки. Не стоило оставлять их пропадать и разлагаться на обочине. Рональд делал отличные стейки из дичи и подавал с картофелем и морковью, которые сохранял в песке всю зиму.
— Он сказал мне, что это была белка, — заявил Эйнджел, — но пахло оно скунсом. Было не очень-то вежливо уточнять... Похоже, это письмо пришло около недели назад, но Рональд не смог его передать, так как не видел Билли.
На письме имелась марка со штампом Гринвилла. Оно оказалось коротким: в основном содержало приветы, пожелания, что-то насчет ремонта дома, какую-то ерунду о старой собаке, которая все еще жила в доме автора письма, а адресат якобы мог помнить ее еще щенком. Все это было подписано стариковскими каракулями: «Мид Пайн».
— Значит, они поддерживали связь все эти годы, — прокомментировал я.
Судя по всему, подтверждались мои предположения: если Билли и стал бы искать у кого-нибудь помощи, то этим человеком мог быть в первую очередь Мид Пайн.
Мы ехали до Темной Лощины без остановок, Эйнджел и Луис вовсю гнали свой «меркурий». Чем дальше мы продвигались на север, тем гуще становился туман, так что вся поездка из Портленда в Темную Лощину представляла собой передвижение в странном, призрачном мире, где огни домов не светились ярко, а тускло мерцали и свет от фар проезжающих автомобилей разрезал лишь пространство перед ними, где придорожные указатели называли имена городов, которые представали перед нами в виде вытянутых вдоль дороги построек, без ярко выраженного центра. В метеопрогнозах обещали снегопады, и это означало, что скоро прибудут снегоуборочные машины — зарычат, заработают вдоль федеральной трассы. Но пока Гринвилл оставался спокойным, тихим, на обочинах лежал снег вперемежку с песком. За все время пути до Темной Лощины я обогнал только две машины на неровной, ухабистой дороге Лили-Бэй.
Когда мы заехали в знакомый мне мотель, та же самая, что и в прошлый раз, женщина с тщательно уложенной прической внимательно рассматривала заполненные бланки; рядом, свернувшись почти в клубок, спал на стойке коричневый кот. Переговоры с ней вел Эйнджел, а Луис сосредоточился на разглядывании туристических буклетов на стойке. Когда я вошел, он бросил на меня быстрый взгляд — вот и вся реакция на мое присутствие.
— Джентльмены будут проживать в одном номере? — поинтересовалась дама с ухоженной прической.
— Да, мадам, — ответил Эйнджел с выражением вековой мудрости на лице, — сэкономленный доллар — все равно, что найденный.
Дама перевела взгляд на Луиса, одетого в черный костюм, белую рубашку и черное пальто.
— Ваш друг — священник?
— Почти. Он строго придерживается Ветхого Завета. Око за око, и все такое.
— Как мило. У нас нечасто останавливаются религиозные служители.
На лице у Луиса появилось тоскливое выражение мученика, который вдруг узнал, что пытка будет более суровой, чем он ожидал.