Даже если бы он очень постарался, он все равно не смог бы никому описать те чувства, которые владели им. Его существо превратилось в смесь воспоминаний, надежд, чувств, которые омывали его бесконечным, неподдающимся управлению потоком. Самое главное чувство, как он решил про себя, была признательность богине Амаре. Без Матери-Богини они по-прежнему влачили бы жалкое существование в Чадаре.
В сознании ярко вспыхнуло воспоминание об открытом им на далеком севере каменном храме, и он неожиданно решил, что племя начнет создавать свои новые законы и порядки прямо сейчас. Они соорудят памятник Амаре, символ проделанного ими пути и благодарности, которая вечно будет жить в их поколениях. Возможно, что это широкое плато как нельзя лучше подходило для этой цели.
В этот самый момент вокруг него закружился нежный ветерок, вздымая гриву Хуннула и развевая одежду Валориана. Он принес с собой непередаваемый аромат сладости и нежности, который Валориан уже чувствовал однажды. Цветок, который раздвинул камни. Сила жизни.
— Амара, — выдохнул он.
Ветерок пролетел мимо, лаская кожу лица. Он ощутил знакомое чувство полного комфорта и уверенности, которое наполняло его раньше в присутствии Амары, и он завертел по сторонам головой, пытаясь разглядеть ее.
Хуннул замотал головой, издавая приветственное ржание.
— Ты преуспел, сын мой, — прошептал ветер ему на ухо.
— Благодаря тебе, — отозвался Валориан.
Голос рассмеялся, словно ветер тронул листву деревьев.
— Я дала тебе в руки инструменты. А уж ты сам должен был решать, как ими воспользоваться.
Валориан почувствовал, как внутри у него потеплело от похвалы богини, но все же ему нужно было спросить у нее одну вещь.
— Правда ли, что мой дар ты передала и моему сыну?
— Им всем. И всем детям твоих детей тоже.
Слезы, неведомые до той минуты Валориану, наполнили глаза охотника. Богиня вручила ему великий дар, а он своей слабостью и глупостью разрушил его.
— Значит, горфлинг был прав, — прошептал охотник.
— Да, сын мой, и его проклятие нельзя изменить, потому что оно было произнесено бессмертным. Но я обещаю тебе. Не все из твоих потомков будут уничтожены. Нескольких я могу спасти, и когда придет надлежащее время, они вернут племени твой дар.
Он склонил голову и прошептал:
— Благодарю тебя.
И неожиданно закрутившись в порыве, ветер улетел, унося с собой аромат и чувство покоя. Валориан и Хуннул остались одни на перевале.
Вождь поднял руку в прощальном приветствии, а затем он верхом на черном жеребце навсегда оставил позади империю Тарниша и направился вперед, чтобы присоединиться к племени.
ЭПИЛОГ
Последние слова предания, рассказанного Габрией, мягко упали в тишину. Очень бережно она коснулась рукой щеки золотой маски, лежавшей у нее на коленях, а потом подняла голову и обвела глазами слушателей. Ее предание заняло несколько часов, но люди смотрели на нее внимательно, все еще находясь под впечатлением. Кое-кто начал потягиваться. Кто-то протер глаза, и приглушенные голоса прорезали тишину.
Но один человек продолжал смотреть на нее с таким выражением, словно вдруг понял правду, которую всегда знал, но не верил до этого самого момента.
Она нежно взглянула на него сверху вниз:
— В чем дело, Саварон?
Молодой человек сел, переводя глаза с нее на отца и обратно.
— Ведь это вы, правда? — с каким-то благоговейным страхом спросил он. — Это предание о вас.
Габрия взглянула на Этлона, и их глаза встретились. В них светилось понимание. В прошлом им самим не раз приходила в голову подобная мысль, но они не были настолько самоуверенны, чтобы поверить в такую возможность. Желания богов порой непостижимы и таинственны для простых смертных.
Но Саварон был совершенно ошеломлен подобной идеей.
— Все сходится, — вскричал он, вскакивая на ноги. Мама, ты и отец — прямые потомки Валориана. Вот почему вы обладаете даром творить чудеса. И это вы вернули магию назад в племя. Обещание Амары свершилось!
Габрия склонила голову, чтобы скрыть румянец, выступивший у нее на щеках.
— Возможно, — сказала она в ответ, приподняв пальцами маску Валориана так, что она была устремлена на Саварона. — Но если это так, сын мой, то наследие Валориана перешло и к тебе. — Она снова посмотрела на него, ее зеленые глаза сверкали, как два драгоценных камня. — Отнесись к нему с заботой и уважением, ибо это дар богов.
Саварон был больше не в силах сдерживать себя. С громким криком восторга он пролетел по залу и широко распахнул двери, чтобы приветствовать всех. Внутрь зала ворвался свежий воздух, и огонь факелов и ламп заплясал в его волнах. Снаружи раздалось ржание черной лошади породы хуннули, которая приветствовала молодого человека, торопясь ему навстречу. Помахав родителям рукой, Саварон вскочил в седло.
Всего лишь на одно мгновение Габрия подумала, что он очень похож на Валориана, когда сын скакал прочь по склону холма. А потом она улыбнулась сама себе и отложила в сторону маску глубоко почитаемого героя-воина.
Мэри Х. Герберт
Крылатая магия
Пролог
Меара поднял голову, навострил вперед свои стройные уши и повернул нос навстречу ночному ветру. Его ноздри широко раздулись от холодных запахов, доносившихся с ветерка. Зимний лагерь клана располагался неподалеку, в укрытии между двумя высокими, пологими холмами. Тяжелые запахи кожи, дыма, собак и людей были ясны во всех деталях чувствительному носу жеребца. Люди мирно спали, за исключением всадников, которые дежурили на страже вокруг рассеянных стад и большого скопления палаток, загонов, небольших хозяйственных построек и бревенчатого зала вождя, обозначавшего трелд, или зимний лагерь. Всадник возле стада меары, похоже, тоже дремал, потому что его голова склонилась на грудь, а лошадь стояла расслабленно.
Большой жеребец раздраженно фыркнул, его бока тряслись, как расплавленная бронза, от напряжения, которое он не мог определить.
Его выбрали на роль меары, или королевского жеребца, не только из-за его телосложения, красоты и скорости, но и из-за его страстного желания защитить своих кобыл. Какое-то неопознанное чувство в его разуме подсказывало, что что-то не так. Он еще не мог понять, что это такое, и это настолько встревожило его, что он побежал вверх по пологому склону и прочь от треда к месту, откуда он мог обозревать луга.
На подъеме он поднял голову навстречу холодному ветру. Весна пришла только по названию, и в воздухе висел толстый мороз. На восточном горизонте бледно-золотая полоса света возвещала наступающий день. Ветер снова зашевелился, шевеля тяжелую гриву меары.
Он глубоко вдохнул пронизывающий холод и уловил вкус чего-то нового на дуновении ветра. Появился намек на мягкость, слабый лучик тепла, которого не было раньше. Ветер подул с юга, и его кружащийся прилив нес пряный аромат Турических пустынь далеко за пределами реки Алтай и лугов Руад-эль-Башира. Жеребец почувствовал предстоящую перемену погоды так же отчетливо, как и холод, покалывающий в ноздрях.
Но он понял, что ветер не был предметом его беспокойства. Ветер был естественной частью его существования; чего-то другого там в ночи не было. Он снова вдохнул и на этот раз уловил другой запах. Оно было слабым и южнее трелда, но теперь его можно было безошибочно узнать: лошади, многие из них, и все чужие. Низкий звук прогремел глубоко в его груди.
Его шея выгнулась, как натянутый лук, он гарцевал по краю луга, где паслось его стадо, до другой вершины холма к югу от лагеря. Он остановился там, потому что запах стал сильнее и приближался. Он чувствовал и другие запахи: кожу, металл и тяжелый запах людей. Не члены клана. Эти мужчины пахли по-другому, пряно, как пустыня.
Теперь меара могла их слышать. Шаг странных лошадей внезапно перешел в галоп, а топот копыт стал все ближе. В предрассветном свете жеребец увидел, как лошади поднялись по дальнему склону длинной шеренгой и понеслись вниз по склону к спящему треду. Мягкий свет блестел на лезвиях множества мечей и на полированных наконечниках копий.
Повернувшись, меара проревел предупреждение своим кобылам. Он поскакал обратно к своему стаду, пока странные лошади грохотали по замерзшей траве. Где-то в лагере крикнул охранник. Потом еще один. Рог издал безумную высокую ноту. В прохладном утреннем воздухе раздались новые крики, и среди палаток начали появляться люди.
Все лошади на лугах теперь были начеку, подняв головы, наблюдая за приближающимися неизвестными всадниками. Новоприбывшие издали громкий крик, когда их лошади достигли первых палаток в южной части лагеря. Внезапно послышались крики, а ветер стал пропитан запахом крови. Лошади испугались. Только меара не обратила на это внимания. Его единственная мысль была о своем стаде. Подобно торнадо, он пронесся по пастбищу, ревя и огрызаясь на кобыл, заставляя их двигаться.
Их не нужно было уговаривать. Ржав от страха, они галопом помчались впереди своего короля, прочь от крови и паники, к открытым лугам. Ни один всадник не пытался их остановить, поскольку стражники лихорадочно скакали обратно к трелду.
Еще один звук рожка прервал нарастающий шум криков, визгов и звона оружия. Меара колебался, вызванный смутными воспоминаниями о своих молодых годах, когда его готовили к бою. Песня рога вождя когда-то была важным сигналом для его разума. Его шаги замедлились, и он повернулся, чтобы оглянуться назад. В рассветный день он увидел, как трелд погрузился в хаос. Незнакомцы были повсюду, их мечи поднимались и опускались среди борющихся людей клана.
Женщины и дети разбросаны повсюду, и люди яростно сражались, защищая свои дома. Уже дым и пламя поднялись из зала вождя.
Жеребец протрубил о вызове. Он ждал, пока рог вождя прозвенит снова, не подозревая, что рог сломан в кровоточащей руке умирающего вождя. Ожидание стало невыносимым, страх за кобыл слишком велик. Жеребец отвернулся от убийства и поскакал за убегающими лошадьми, вед