— Я рад слышать, что ты это говоришь. Ты можешь рассчитывать на мою помощь! — Ша Умар кивнул им и вышел вместе со своими воинами.
— Не хочешь ли ты изменить свою ставку в пари? — спросил Сэврик у Кошина.
Тот тряхнул головой:
— Если я буду не прав, это будет стоить семи кобыл. Я посмотрю завтра утром. — И он тоже вышел.
Сэврик с Этлоном и сопровождавшие их стражники возвращались в лагерь Хулинина. Они не разговаривали, все их мысли были сосредоточены на завтрашнем утре. Когда они пришли в лагерь, Сэврик удалился в свой шатер, а Этлон отправился переговорить с Габрией.
В течение двух дней, что заседал Совет, Габрия мучилась в шатре Пирса. Ожидание казалось бесконечным. Сэврик приказал девушке скрываться, и Габрия знала, что его планы рухнут, если ее преждевременно распознают. Но это мало облегчало ее беспокойство. Этот момент, к которому она страстно стремилась и которого с трудом достигла, момент, когда она сможет встать против Медба и швырнуть свои обвинения ему в лицо, был так близок. Скоро она увидит его, сломленного и истекающего кровью, умирающего от боли — как ее семья в зимнем лагере.
Габрия наслаждалась воображаемой сценой. О, она могла умереть в этой попытке, но теперь смерть ее не пугала. Она победит, и ее клан будет всегда жить в прославляющих сказаниях, которые будут рассказывать о ней. Ее ничто не остановит. Сейчас Габрия может ждать в согласии с кланом вождя, но когда придет время, она будет бороться с Медбом любым оружием, которое у нее есть. Даже Совет не сможет остановить ее. Кровная месть БУДЕТ оплачена.
Настроение Габрии беспрерывно изменялось от безграничного гнева к беспокойству, раздражению и нетерпению, она не могла сидеть спокойно. Она беспрерывно хваталась то за одно, то за другое и вздрагивала от каждого неожиданного голоса. Вдобавок ко всему Кор взялся слоняться вокруг шатра. Когда он не был занят едой или работой, он валялся в тени под деревом рядом с шатром знахаря и говорил гадости о Габрии всякому, кто мог его слышать, или насмехался над ней через войлочные стены. Габрия не знала, что бы стал делать Кор, если бы она выскочила и схватилась с ним, но они оба знали, что Сэврик запретил ей покидать шатер. Кор сделал все возможное для этого.
Пирс снова и снова старался заставить его уйти, но Кор возвращался и продолжал, сидя под деревом, издеваться над Корином. Габрия старалась не замечать его, так как его бестелесный голос звучал потусторонне в полумраке шатра, а его оскорбления только усиливали ее возбуждение. Во время коротких затиший, когда он уходил, она старалась успокоить свои расходившиеся нервы. Но это мало помогало. Вскоре голос Кора снова врывался в тишину шатра, заставляя ее кидаться на стены.
К концу второго дня Габрия почти не сознавала себя от напряжения и тревоги. Вошедший, чтобы переговорить с ней, Этлон напугал ее. Она схватила нож и чуть не бросилась на него прежде, чем узнала его в вечернем полумраке.
— Прости, — потрясенно произнесла она, — я думала, это Кор.
Этлон взял нож из ее рук и положил на лечебный сундук Пирса.
— Его нет. Я извиняюсь перед тобой. Я должен был раньше заняться Кором. — Он следил, как она металась по коврам шатра. — Отец собирается завтра взять тебя на Совет, — наконец произнес он.
Габрия подняла взгляд, и ее губы искривились в зловещей улыбке:
— Я буду готова.
— Габрия, не очень-то надейся, — постарался предостеречь Этлон. — Есть слишком много обстоятельств, о которых ты не знаешь.
Девушка тряхнула головок:
— Не беспокойся обо мне, вер-тэйн. Со мной все в порядке.
Этлон следил за ней и знал, что это не так, но теперь он не мог ничего поделать. Ни у кого бы ни хватило хладнокровия или мужества сказать Габрии, что Медб слишком искалечен, чтобы сражаться с ней в личном поединке. Нельзя было предугадать, как поведет она себя, даже если она примет истинное положение вещей. Этлон хотел было сказать ей правду, но потом решил не делать этого. В ее настроении она бы ни за что не поверила ему.
Он пожелал ей спокойной ночи и вышел. Около шатра он встретил Пирса. Знахарь нес полный вина бурдюк и одеяло.
Пирс поднял бурдюк и встряхнул его содержимое.
— Поверишь ли ты, что это вода? — спросил он. — Я не думаю, что буду хорошо спать этой ночью. Не хочешь ли присоединиться ко мне?
Этлон согласился, и они удобно устроились под ближайшим деревом. Вместе они всю ночь охраняли шатер и его взволнованного постояльца. Кор держался подальше от них.
Габрия плохо спала этой ночью. Тени, которые посещали ее после резни, вернулись с новой силой и витали вокруг нее, когда она погружалась в сон и снова выплывала из него. Она кипела от раздражения, вызванного двухдневным ожиданием, а горло перехватывало от непролитых слез. Завтра утром это закончится, напоминала она себе. Утром она пойдет на Совет с Сэвриком, и к заходу солнца тяжелое испытание будет окончено. Как будто в насмешку над ее невезением, ее сновидения окружали ее, и кружащиеся фантомы смеялись над ней голосами ее братьев. Она беззвучно кричала, обращаясь к ним.
Затем из пустоты теней и воспоминаний пришел сон, такой же четкий, как и видение, которое она видела в племени той ночью в холле Хулинина. Корин Трелд. Габрия видит себя стоящей на холме и смотрящей вниз на останки когда-то оживленного лагеря. Стоящее высоко солнце пригревало, и пустые пастбища покрывала густая трава. Сорняки бурно разрослись на пожарище и покрывали руины зеленым ковром. С одной стороны располагался большой могильный холм, окруженный камнями. На его свежей насыпи только начала пробиваться трава. Мрак поглотившего ее горя слегка отступил, когда она увидела могильный холм. Кто-то позаботился и показал свое уважение, с почестями похоронив клан. Она не могла сделать этого сама, и она возблагодарила того, кто похоронил Корин.
Видение пропало, и Габрия проснулась. Она лежала на постели, глядя в темноту и раздумывая, был ли ее сон действительным видением, или просто плодом ее собственного воображения, вызванным ее желанием. Но потом, источник сна на самом деле не имел значения. Видение могильного холма дало ей покой и оставалось с ней в самые глухие ночные часы, помогая облегчить ее ужасное напряжение.
К тому времени, когда утренний свет просочился в шатер, Габрия собралась. Ночные тени исчезли, ее нервозность прошла. Напряжение ушло из ее тела и сознания. Ничего не осталось, кроме единственного чистого огня решимости. Только воспоминание о могильном холме осталось, чтобы напомнить ей о ее долге.
Габрия натянула одежду и одела ботинки. Ее доспехи, теперь составляющие часть ее, были аккуратно отложены в сторону до того момента, когда снова понадобятся. Меч был уже остро наточен, а кинжал ее отца блестел от постоянных прикосновений. Она сложила свой золотой плащ и поразилась тому, с каким сожалением ее пальцы прикасались к светлому льну. Ей стало хорошо с хулининами. Ей будет тяжело, если по какой-либо причине она будет вынуждена покинуть и их.
Отвернувшись от золотого плаща, Габрия достала из кожаного сундучка свой алый плащ и встряхнула его. Алая шерсть каскадом спадала до земли. Какой верный цвет, размышляла она, ясный и чистый, как драгоценный камень, а не мутнеющий, как кровь. Она накинула на плечи плащ и заколола его брошью, которую ей дала мать. Она улыбнулась про себя. Медб будет поражен.
Пирс с беспокойством наблюдал, как она заканчивает одеваться. Ему хотелось сказать что-нибудь, чтобы облегчить собственное напряжение, но он не мог найти нужных слов. Знахарь узнал напряженный взгляд, появившийся на лице Габрии. Ее глаза горели ярким светом, а темные круги вокруг них делали ее взгляд устрашающим. Она раскраснелась, а ее движения были скупыми, как будто она старалась сберечь силы. Пирс хотел заговорить с ней, предостеречь, что ее надежда сразиться с Медбом напрасна, но, взглянув в ее лицо, он не смог произнести ни слова. Девушка не была расположена кого-либо слушать. Только вид покалеченных ног Медба убедит ее, что ее вызов на поединок невозможен.
Пирс надеялся, что это не сломит ее. Габрия так давно выжидала и так долго планировала уничтожить лорда Вилфлайинга на дуэли, что для нее может оказаться трудно увидеть другие возможности для мести.
Когда Габрия собралась, она молча сидела с Пирсом и ждала. Совет должен был начаться в полдень, поэтому у нее было время до того, как Сэврик придет за ней. Она не могла есть и старалась не думать, так она отстраняла от себя все, кроме своей решимости. Пирс смирился с ее отстраненностью и просто сидел вместе с ней, демонстрируя молчаливую поддержу.
Этим утром Сэврик и Этлон поднялись еще до рассвета. Когда луна уже заходила, их разыскал посланец и к их удивлению вручил им тонкий длинный хлыст с венчающей рукоятку серебряной головой смерти. Только одна небольшая группа людей пользовалась таким странным оружием, и они не участвовали во встречах бессчетное число лет.
Сдерживая свое любопытство, оба Хулинина перепоясались мечами и молча отправились мимо стражи к слиянию двух рек и священному острову. В ночной прохладе раздавалось только журчание двух рек. Порывы ветерка шевелили их одежды. Посланник остановил их у края воды и тихо свистнул. Три фигуры показались из тени стоящих камней и пересекли течение. На них не было плащей, только простые туники и подпоясанные ремнем мантии до земли. У них не было заметно никакого оружия, за исключением хлыстов, обернутых вокруг талии. Темно-серые камни позади них стояли как стражи, наблюдающие, но не слушающие. Этлон поежился под их пристальным взглядом.
Один из мужчин подошел к Сэврику и поднял руку в жесте миролюбия.
— Доброй тебе охоты, брат, — произнес он.
Он был одного роста с вождем, и они несколько минут смотрели друг другу в глаза.
Сэврик наклонил голову набок. Постепенно на его лице появилась улыбка: