Габрия не могла видеть лицо Кантрелла, но она почувствовала, как его тело напряглось.
— Все нормально, — прошептала она. — Это просто Габрия.
Он полежал минуту, прислушиваясь, затем понимающе пробормотал:
— Ты уходишь.
— Да. Пожалуйста, скажи Этлону, чтобы не беспокоился. Я вернусь.
Он мягко засмеялся:
— Вер-тэйн будет очень занят следующие несколько дней, но я скажу ему. Пожалуйста, будь осторожна. Мои советы не всегда достойны похвалы.
— Хуннули позаботится о моей безопасности. Пока.
Она скользнула прочь.
Пирс обернулся:
— Итак, она наконец ушла.
— Да. Я только молю, чтобы это принесло больше пользы, чем вреда.
— Бард, у нее не было выбора.
Кантрелл вздохнул:
— Я знаю. Но Женщина болот может оказаться опасной, и она может не взять ее в ученики.
— Иметь среди нас необученного носителя магических сил еще опаснее.
Бард откинулся на свои одеяла.
— Скоро мы это увидим, — печально произнес он.
Пирс снова улегся и взглянул на звезды.
— Боги помогут тебе быть быстрее, Габрия, — пробормотал он про себя.
Нэра ждала Габрию в конце лагеря. Безмолвные, как гонимые ветром тени, они проскользнули мимо стражи и скрылись в темноте. Немного отойдя, хуннули поскакала к югу по тропе, которой следовал клан, затем она повернула на восток и перешла в галоп. Как туча, несущаяся по ночному небу, она оставляла позади лиги степи, выбрасывая вперед ноги в бесконечном ритме. Она бежала легко, без усилий, и только воздух трепетал позади нее. Габрия крепко вцепилась в гриву Нэры и поражалась той скорости, которую выдерживала хуннули. Девушка наклонилась вперед. Ветер бросал ей в лицо черную гриву лошади.
Нэра чувствовала удовольствие своего всадника и в ответ скакала еще быстрее. Ее ноздри раздувались, уши были плотно прижаты, а мышцы переливались под черной шкурой. Бескрайние равнины распахнулись перед ними. Далеко впереди гроза перечеркивала молниями горизонт. Высоко подняв голову, кобыла мчалась навстречу буре.
Они свернули далеко к востоку, чтобы не двигаться навстречу армии Медба, стараясь по возможности направлять свой путь к югу, в сторону моря Танниса и болот Голдрин. Буря осталась позади. Спустя какое-то время Габрию усыпило покачивание поступи Нэры, и она задремала на шее кобылы, наблюдая через полузакрытые веки, как под ними проносилась земля размытыми пятнами. Постепенно эти неясные очертания начали светлеть и наливаться цветом. Наконец Габрия проснулась и, взглянув вокруг, увидела взошедшее над краем земли солнце. Холмы слегка выровнялись, поднимаясь медленными пологими куполами, и их безлесные склоны скоро оказались покрытыми густыми травами, которые образовали упругий ковер под копытами Нэры.
День быстро стал жарким, и ветер увял. В вышине ястреб кружил в сверкающем синем небе, но это было единственное живое существо, которое Габрия увидела за весь день. Все животные попрятались от дневной жары или разбежались при виде скачущей хуннули. К полудню вдали стали возникать миражи в дрожащем жарком мареве. Габрия окостенела и хотела пить, и наконец она почувствовала, что Нэра начала уставать.
Хуннули отыскала колодец с водой в понижении между холмами, и они отдохнули в тени небольшой купы деревьев. Несколько часов спустя Габрия с Нэрой снова тронулись в путь, и кобыла галопом помчалась к югу со скоростью ветра. В сумерках они добрались до границы болот Голдрин.
Поздним утром Этлон узнал, что Габрия ушла. Возглавляя часть верода, идущего впереди каравана, он постепенно осознал, что уже несколько часов не видел девушки и хуннули. Когда он спросил об этом Борея, он узнал, что Габрия ушла ночью, но куда она направилась, жеребец не сказал. Пылая гневом, вер-тэйн галопом поскакал назад к каравану. Были только два человека, которые могли знать, куда она подевалась, и Этлон намеревался выяснить, что им известно.
Пирс, идущий рядом со своей повозкой, увидел несущегося на него вер-тэйна и тихонько предупредил сидящего на узлах Кантрелла. Лекарь причмокнул на свою старую кобылу и начал беззаботно насвистывать.
— Где этот негодный Корин? — потребовал Этлон, после того как Борей, резко затормозив, остановился около них.
Люди вокруг с интересом уставились на них. Пирс старался иметь невинный вид.
— Мальчик скоро вернется, вер-тэйн, — ответил Кантрелл.
Лицо Этлона было мертвенно-бледным:
— Где он? — закричал он, чуть не забыв употребить это выражение в мужском лице перед заинтересованными зрителями. Борей отпрыгнул в сторону под своим взволнованным всадником.
Бард пожал плечами. Его забинтованное лицо ничего не выражало. Он сказал спокойным и рассудительным голосом:
— Причины его поступка очень существенны, и он вернется. Давай на этом остановимся.
— Я на этом не остановлюсь. Этот юноша находится под моей опекой и… прекрати этот адский свист, — раздраженно прикрикнул он на Пирса. Знахарь метнул на него обиженный взгляд, который Этлон проигнорировал. — У Габрэна не было причин уходить одному в такое время! Это слишком опасно. — Его глаза внезапно сузились: — Если… он не был все это время под влиянием Медба!
— Этлон, загляни в свое сердце, — сказал Кантрелл. — Ты знаешь, что это не так.
— Когда он ушел? И почему вы позволили ему уйти? — закричал Этлон на обоих.
— Нам нечего было сказать на решение Габрэна, — ответил Пирс, — но мы не должны были его останавливать.
Борей мягко произнес в сознании Этлона.
«Нэра ушла с Габрией, Этлон. Они скоро вернутся».
Этлон немного успокоился.
— Я уповаю на милость богов, что юноша вернется, — с чувством произнес он, — потому что, если Медб или бандиты не убьют его, я сам могу это сделать.
Борей развернулся и галопом ускакал, оставив успокоившихся Пирса и Кантрелла.
— Ты заметил, — произнес Пирс, — что вер-тэйн проявляет больше заботы о Корин, чем сам сознает?
Кантрелл кивнул:
— Интересно, не правда ли? Но трагический парадокс заключается в том, что, если она убьет Медба, чтобы спасти Хулинин, закон клана приговорит ее к смерти за использование магии. Этлон, как вер-тэйн принявшего ее клана, должен будет выполнить этот приговор.
— Такова ее судьба? — печальна спросил Пирс.
— Только если она сможет найти ответ на загадку Медба.
— А если она не сможет…
Кантрелл закончил за него:
— Никому из нас не нужно будет тревожиться о трудностях с законом клана.
Высокие туманные облака после обеда плыли в небе и затеняли солнце равнодушной пеленой. По рядам пронеслась весть, что до крепости осталось всего несколько миль, и те, у кого острые глаза, уже могли разглядеть черные башни, как крошечные зубцы на фоне красных откосов. Эта новость подбодрила караван. Заставляя свои утомленные ноги двигаться быстрее, они продвигались вперед, надеясь достичь укрепления к сумеркам.
Внезапно в хвосте каравана возник переполох. Со сверхъестественной быстротой он охватил всех, когда хулинин с плечом, перевязанным промокшей от крови повязкой, проскакал мимо на взмыленной лошади. Два конных стража скакали по бокам его. Раздались полные ужаса голоса, так как хулинины узнали в нем одного из разведчиков, посланных следить за силами Медба. Люди следили за тем, как он остановился перед вождями во главе каравана. Многие головы обернулись, чтобы взглянуть назад, ожидая увидеть армию волшебника, обрушивающуюся на них. Многие руки потянулись к оружию.
Разведчик утомленно оперся о свое седло и отдал приветствие вождям. Его лицо было покрыто коркой из пыли и пота, брови были сведены от боли:
— Они уже близко, лорд, — сказал он, стараясь сохранять голос спокойным. — Не более чем в трех днях.
Люди разразились восклицаниями. Сэврик остановит их:
— Где?
— Они двигались в сторону Хулинин Трелд, но повернули за нами несколько дней назад.
— Я понял. Вы видели банду изгнанников?
Разведчик сердито кивнул:
— Они гнались за нами некоторое время. Застрелили второго следопыта, Дорлана.
Сэврик тихо выругался:
— Где они сейчас?
— Изводят Дангари. Синие плащи тоже следуют за нами.
Сэврик сухо улыбнулся:
— Меня интересует, кто первый нас догонит.
Построенная во время правления восьмого императора Тарниша, крепость Аб-Чакан являлась вершиной архитектурной мысли и умения. Создатель выбрал для нее место на полпути в горы Химачал, где долина Айзин открывается на равнину. В верховье долины холмы смыкаются, образуя глубокое ущелье, проникающее в самое сердце гор, в котором скалы вздымаются неприступными кручами, а река вырывается на волю у лишенных света подножий гор.
В устье ущелья, где река вытекала в долину, склоны резко обрывались высокими откосами. В этом месте архитектор императора построил Аб-Чакан на маленьком гребне скалы, который выступал из южных скал и частично перекрывал вход в ущелье.
Строитель воздвиг восьмиугольную крепость с черными башнями на каждом углу. Башни соединялись стенами в тридцать футов высотой и такой ширины, что по их верху могли пройти бок о бок две лошади. Над парапетами выступали зубцы и амбразуры, через которые могли стрелять лучники. Огромные камни стен были уложены с таким искусством, что между ними нельзя было вбить никакого клина.
Осознав значение ущелья позади крепости, люди древности построили также толстую стену от угла Аб-Чакана до северных утесов, перекрыв вход в ущелье. Айзин протекала под стеной по трубе. Течение реки было слишком сильным, чтобы ее можно было переплыть или запрудить, и поэтому, огибая подножие крепости, Айзин обеспечивала еще одну природную защиту Аб-Чакану.
Было почти темно, когда повозки наконец достигли пересечения дорог, где широкая, хорошо мощеная дорога пересекала их путь и вела к главным воротам крепости. Караван остановился, и все глаза обратились к неуклюжей, темной массе, возвышающейся над ними. Ее пустые стены и лишенные окон башни были мрачны и, казалось, маячили перед кланами в тусклом свете.