— Прошу прощения, — произнесла она, не зная, что еще сказать.
Легкая улыбка коснулась губ Тунголи:
— Может быть, я глупая, самонадеянная мать, но я не верю, что он мертв.
Габрия посмотрела на жену вождя.
— Я думаю, что это всего лишь интуиция, — продолжала Тунголи, — но я чувствую, что он еще жив. По крайней мере, сейчас. — Ее губы дрогнули, и слезы блеснули на веках. — Я бы все отдала, чтобы спасти его.
Крохотный росток надежды появился в душе девушки:
— Если это так, леди, я сделаю все, что смогу, чтобы спасти его.
Тунголи взяла ее за руку:
— Я верю тебе, Габрэн. Спасибо.
Они в молчании продолжили свой путь во дворец.
Пирс был в восторге, когда Габрия вошла в большой зал. Он ожидал ее рядом с воином, за которым ухаживал, и радостно следил, как высокая, обожженная солнцем девушка пробиралась к нему через толпу. Она двигалась с неуловимой грацией и несла дух уверенности в себе, который большинство женщин клана старались скрыть.
Пирс горячо пожал ей руку:
— Приветствую твое возвращение, Габрэн. Твое путешествие было успешным, — он произнес это утвердительным тоном, так как видел правду в ее глазах.
Габрия кивнула, почувствовав невысказанное словами понимание в жесте Пирса:
— Но вот какой ценой…
Знахарь понял многое из того, что она не высказала.
— Выбор сделать всегда трудно, — мягко произнес он, — но не думаешь ли ты, что твой выбор уже сделан?
— Я думаю, что никакого выбора и не было. Я скачу единственной дорогой, которая осталась мне открытой. — Она улыбнулась, слегка расслабившись, — И все же иногда мне кажется, что я совсем не подхожу для этой задачи. Почему боги так тщательно проложили путь, но затратили так мало времени на подготовку того, кто должен последовать этим путем?
— О таком парадоксе говорится в некоторых из наших лучших сказаний, Корин, — произнес позади нее Кантрелл.
Габрия обернулась и поприветствовала слепого барда:
— Я сомневаюсь, что кто-нибудь будет распевать сказания о моих деяниях. Все, что я сделала, было незаконным.
— Истории часто имеют такой конец, — ответил он.
Сет вошел в двери дворца и увидел Габрию. Он подошел к ней:
— Корин, мне нужно поговорить с тобой. Ты сейчас занят?
Пирс взглянул на служителя культа с явным отвращением:
— Иди, Габрэн. Мы позже поговорим.
Сет распахнул двери, ожидая, когда Габрия выйдет вслед за ним.
Она заколебалась. Ее глаза встретились с глазами Пирса, и она увидела в них несомненную поддержку и любовь. Успокоившись, она побежала догонять Сета.
Первое, что заметила Габрия, когда они с Сетом миновали последние строения и оказались в виду внутренних стен, была тишина. Они остановились, и Габрия оглянулась вокруг с растущим подозрением, что что-то неладно. У внутренней стены никого не было, поэтому они прошли через первые ворота в пространство между стенами.
Вверху на стене Сэврик, Кошин, Рин и толпа воинов перевесились через каменный парапет, глядя вниз. Никто не двигался. На стенах крепости царило полное молчание. Снизу не доносилось ни звука.
Следом за Сетом Габрия пробралась через утоптанный мусор и обрушившиеся камни к ступеням. Они присоединились к вождям на парапете и выглянули в долину. Армия волшебника была в полном сборе. Люди застыли в шеренгах, расположенных большим полумесяцем на выходе из долины. Все было совершенно неподвижно.
Внезапно лорд Кошин шевельнулся и указал на что-то:
— Смотрите.
Большая повозка, везущая много людей и влекомая четырьмя лошадьми, выкатилась из рядов в сторону крепости. Защитники с растущим подозрением наблюдали, как она пересекла мост и остановилась у остатков катапульт. Она тяжело развернулась, и люди сбросили с нее что-то большое и черное. Когда повозка укатила, гневные вздохи и стоны раздались среди наблюдающих воинов. Это был Борей, стрела все еще торчала в его груди.
Медб не дал кланам времени оправиться от этого потрясения. Внезапно со всех концов поля зазвучали горны, и четыре всадника с совершенно белыми флагами в руках выехали из лагеря. Они остановились около мертвого хуннули. Горны продолжали трубить, пока эхо этих звуков не заполнило крепость. По дороге медленно катила вторая повозка. За ней следовала процессия воинов Вилфлайинга; среди них ехал волшебник на большой белой лошади.
Габрия изумленно уставилась на волшебника, так как не знала, что он вылечил свои искалеченные ноги.
Медб сменил свой коричневый плащ на длинную белую мантию — цвет смерти, цвет обладателя магической силы. Он поднял руку, и процессия остановилась. Медб повторил жест. Три солдата вилфлайинга вытащили человека, который не держался на ногах, и подтащили его к телу Борея. Они отступили, и Этлон упал на колени. Горны замолкли.
Люди кланов немедленно узнали вер-тэйна, и яростный крик донесся из крепости.
Лорд Медб засмеялся и послал своего коня вперед. Воин вилфлайинг схватил голову Этлона, запрокинул ее назад, открыв горло и держа кинжал в нескольких дюймах от яремной вены. Кланы замолчали, глядя на эту картину.
— Хулинин, Дангари, Багедин, Джеханан. Слушайте меня! — закричал Медб. — Я желаю поздравить вас с вашим успехом. Вы оборонялись превосходно. Однако удача не будет больше сопутствовать вам, и я боюсь, что, когда крепость падет, я не смогу удержать моих людей. Их нетерпение и злость возрастают. Большинство из вас не уцелеют. Ко я не желаю терять четыре клана, поэтому у меня есть к вам предложение. Есть среди вас кто-нибудь, кто желает выслушать его?
После гневной паузы Сэврик, Кошин и Рин поднялись на верх парапета и встали бок о бок. Когда к горлу Этлона приставлен нож, особенно выбирать не приходится.
Лорд Медб вытянулся вперед, как змея, высматривающая свою жертву:
— Условия простые. В обмен на благополучное возвращение Этлона я желаю хуннули, мальчишку Корина и четырех вождей. Если заложники будут выданы быстро, я отзову свою армию и позволю вашим кланам уйти с миром.
Вожди обменялись взглядами.
— А что, если мы откажемся? — крикнул Кошин.
Медб произнес какое-то слово. Вилфлайинг отступил от Этлона. Едва прозвучало другое слово, невидимая сила подняла Этлона на ноги и удерживала его распростертым в воздухе. Из земли взметнулись бледные языки красного и золотого огня и охватили его. Этлон корчился от боли, но волшебная сила Медба безжалостно удерживала его в этом положении.
— Этлон очень медленно умрет на ваших глазах. А затем наступит очередь и ваших кланов, — ответил колдун.
Мгновение Сэврик колебался. Он бы все отдал, чтобы спасти сына от смерти. Он бы с радостью отдал себя в руки Медба, если бы думал, что Этлон будет жить. К сожалению, уверенным можно было быть в одном: нельзя верить в то, что лорд Медб сдержит свое слово. Его коварство было так же безгранично, как и его безбожие. Не испытывая никаких угрызений совести, колдун убьет своих заложников, вырежет кланы и тем или иным способом уничтожит Этлона. Голосом, за которым скрывалось разрывающее его сердце горе, Сэврик крикнул:
— Твои условия неприемлемы. Мы не можем согласиться с ними.
Лорд Медб запрокинул голову и засмеялся:
— Не бросайся так быстро навстречу своей судьбе, Сэврик. Дай себе время подумать. У тебя есть один час. К концу этого времени ты сдашь крепость или умрешь.
Внезапно Медб поднял руку и направил ее на огромные бронзовые ворота крепости. Синее пламя вырвалось из его пальцев. Оно ударило в ворота, рассыпавшись сверкающей вспышкой, опалило края бронзовых створок и обожгло каменный свод. Древние колдовские камеры на входе какое-то время держались, потом под давлением ужасной силы рассыпались, и ворота рухнули на землю.
Люди кланов в ужасе смотрели, как пыль медленно оседает вокруг разрушенных ворот.
— Один час! — воскликнул Медб. — Потом Этлон умрет.
Он уничтожил пламя вокруг вер-тэйна и подождал, пока вилфлайинги вкопают столб и подвесят Этлона за руки. Затем Медб развернул лошадь и направился к своей армии.
Габрия следила за Этлоном. Оттуда, где она стояла на парапете, она не могла видеть его лица, а только подвешенное на столбе тело. Она почувствовала какое-то движение позади себя и, обернувшись, увидела Сэврика, глядящего на сына. Руки вождя с такой силой вцепились в края каменной кладки, как будто он хотел проломить парапет.
— Ты собираешься что-нибудь предпринять, чтобы спасти его? — спросила Габрия, хотя уже знала, каким будет ответ.
Вождь тряхнул головой, даже не глядя на нее:
— Мы ничего не можем сделать. Медб не освободит его, а я не принесу в жертву кланы.
Девушка понимающе кивнула. Она молча спустилась с парапета и пошла по дороге в сторону дворца. Нэра ожидала Габрию во дворе и подошла к ней, когда та уселась на край фонтана.
Долгое время Габрия не обращала внимания на проходящих мимо людей и разглядывала кобылу, терпеливо ожидающую рядом с ней. Великолепные хуннули, думала Габрия, они так же умны, как люди, являются телепатами, не поддаются колдовскому воздействию, быстрее и умнее любого другого существа и полностью преданы тем немногим из людей, которые оказались достаточно счастливыми, чтобы завоевать их дружбу. Они являются магическими созданиями.
Все, что Габрия узнала за свою жизнь, учило ее отвергать магию в любой форме, и все же кланы не отвергли хуннули. Габрия начала понимать, какую, значительную часть жизни кланов все еще составляет магия. Магия была скрыта под различными именами, но эта сила была повсюду. Она сквозила в традициях и ритуалах жрецов и жриц; она охранялась Нарушившими клятву; о ней пели барды; она олицетворялась в хуннули; и талант владения магией все еще передавался из поколения в поколение.
И все же кланы в своем страхе и неприятии смотрели невидящими глазами на эти силы внутри себя. Даже спустя двести лет предубеждение не позволяло им увидеть правду. Магия не была ужасной, развращающей силой. Она была просто силой, которая существует, силой, которая могла превратиться во что-то такое доброе, или такое ужасное, как захочет ее владелец. Первый раз в своей жизни Габрия поняла, как глупы были люди вокруг нее, не желая замечать магии.