ормалиста», Сидор Поликарпович занял бы там все призовые места. Сидор Поликарпович оказался педантом в кубе.
Переворачивая страницы, я с полчаса привыкала к манере повара вести дневник трудовых достижений, и вникала в суть.
Когда, наконец, вникла, раскрыла страницу, обозначенную как «12 апреля». Обед присутствует, количество едоков — хозяева два человека, Рената и Михаил Петрович, — прислуга стоит отдельно, на месте ужина прочерк.
Решила проверить еще раз. Записки Сидора Поликарповича выстраивались в строгом порядке, каждая графа на каждой странице стояла на своем месте, список едоков был обязателен, даже если за столом ожидалось присутствие одного человека.
Двенадцатого апреля присутствие за ужином Ренаты даже не ожидалось. Вероятно, именно по этому, если вспомнить слова Андрея, повар ушел из дома пятнадцать минут шестого. И если судить по книге, он не нарезал для девушки даже бутербродов.
Получается, что, пообедав, дочь Кутепова шесть часов сидела дома, писала реферат и ни разу не попросила чашки чаю. Это за работой-то? Редкое упорство. А если верить записям Сидора Поликарповича, то вообще небывалое. Как любитель «перекусов» Рената чаще всего встречалась в его отчетах.
Рената была сыта? Она собиралась ужинать вне дома?
Или ее вообще там не было?
Вопросы. Предположить можно всякое. Например, голодную забастовку или визит к няне Нюсе за чебуреками…
Нет. Нюся говорила, что она вообще два дня Ренату не видела.
Значит ужин с друзьями? Ресторан? Забегаловка? День рождения?
Черт, как же это выяснить?!
Пригласить Кутепова, сунуть ему под нос талмуд и потребовать ответа, почему-то не хотелось.
Ренату и Наталью Александровну тоже не спросишь. Для них я бедная итальянская племянница, а не резвый, российский сыщик.
Слепо глядя перед собой, я нашарила на столе сотовый, все так же, не глядя на телефон, пробежала большим пальцем по кнопкам, и после возникновения в трубке глухого баритона, поздоровалась:
— Привет, Антон. Как дела? Мне нужна твоя помощь. Очень нужна. — Андрея я отослала на другой конец страны и кроме как к Антону мне обратиться было не к кому.
Начальник личной охраны Туполева, почему-то всегда очень серьезно относился к моим словам и потому, произнес деловито:
— Какая конкретно?
— У тебя есть связи в службе противоугонного спутникового слежения за автомобилями?
— Разумеется.
Кто бы сомневался. Дорогие, охраняемые тачки олигарха, думаю, обеспечивают неплохую прибыль этой службе.
— Ты не мог прямо сейчас съездить к этим ребятам и узнать, где находилась машина дочери Кутепова двенадцатого апреля в шесть часов вечера? Я слышала, что ее «Рено» снабжен этой системой, и, по-моему, у них какое-то время хранятся записи передвижения объектов…
— За ограниченный период времени, — вставил Антон. — Хорошо, съезжу. Прямо сейчас?
— Если можно. А то я рехнусь от скорбных мыслей, и решу, что меня тут все дурят.
— Уже поехал, — сказал Антон и отключился.
Начальник личной охраны Туполева был показательно немногословен. Говорливость, на моей памяти, нападала на него трижды, и каждый раз по моему поводу. Его необыкновенно удивляло, почему разгадка некой тайны давалась неопытной Софье, существу с помадой на губах, а не ему или ребятишкам из нормальных органов?! Мне трижды удавалось удивить этого, пожалуй, единственного друга Туполева. И как мне кажется, Антон начал питать ко мне некие ч у в с т в а.
Как я пережила час до его ответного звонка, рассказывать не буду. Я с трудом отучилась от детской привычки грызть ногти, и весь этот час только и дела, что уговаривала зубы не вцепиться в ноготь большого пальца.
Говорливость Антона била все рекорды. Он был неплохо осведомлен о ситуации вокруг убийства в гостинице и поэтому имел повод снова впасть в стыдливое недоумение:
— Ты не поверишь. Но все записи относительно передвижения машины дочери Кутепова не просто сохранены, а фиксируются по личному распоряжению папаши. И указание это поступило именно двенадцатого апреля. Каково, а?
— Где была машина Ренаты? Дома? — почти крикнула я.
— Нет. Пиши адрес. — Пока я записывала, Антон продолжил разговор вопросом: — Почему ты решила еще раз проверить алиби дочери Кутепова?
— Была причина. Встретимся, расскажу.
— Кстати, хочу добавить, Кутепов позвонил на пульт в девять вечера. Примерно через полчаса, после того, как его отпустил следователь из гостиницы. Мне повезло, двенадцатого апреля дежурил знакомый оператор, он принял звонок, и, по его словам, Кутепов был в ярости.
— А этот твой знакомый не догадался стукнуть куда следует об этом пришествии? Очень бы парень следствию помог…
— Шутишь? Как он мог связать звонок взбешенного клиента с каким-то убийством в гостинице? И как ты догадалась о том, что дочери Кутепова не было в тот вечер дома?
— Ох, до чего ж ты, Антоша, парень въедливый, — усмехнулась я. — Ладно, слушай. — Я быстро рассказала о наказании Ренаты, об отсутствии в поварском талмуде записей относительно ужина и закончила словами: — Недавно я услышала, что машину Ренаты уже угоняли, и сейчас Кутепов поставил ее на спутниковое слежение. В общем, все просто.
— Понятно, — протянул Антон. — Пробить для тебя полученный адрес?
— Если можно. Я завтра же туда съезжу.
— Одна? Может быть лучше сообщить следователю о новых обстоятельствах, а он оперов пошлет?
— Антон, — медленно начала я, — я живу в этом доме. Я разговариваю с его обитателями. Хоть и не радушно, но меня приняли в семью. Михаил Петрович твердо сказал — наказание Ренаты не имеет отношения к убийству Коваленко. Как я буду выглядеть, если настучу следователю, заложу семейку, а история выеденного яйца не стоит и наказание Ренаты лишь постыдная семейная тайна?
— Думаешь? — задумчиво пробормотал Антон.
— Скажем так — предполагаю. Будет лучше, если прежде чем бежать с докладом к следователю, я все проверю сама. Договорились?
— Хорошо. Только в адрес я поеду с тобой.
— Буду рада. Действительно. А Туполев отпустит?
— Отпустит. С тобой, отпустит.
— Тогда договорились. У тебя есть список приятелей Ренаты, сравни на всякий случай…
— Учи ученого. Сегодня уже поздно, завтра утром позвоню ребятам из опергруппы и узнаю, не живет ли кто из знакомых дочери Кутепова в означенном месте. Когда за тобой заехать?
Я задумалась. Ехать в незнакомое место и расспрашивать соседей лучше всего после десяти утра. Самый словоохотливый контингент — старушки-кумушки-нянюшки, — появляется во дворах не раньше, чем весеннее солнце качественно прогреет скамейки.
— Встретимся в сквере у дома Кутеповых в десять. Устроит?
— Устроит.
— Тогда до завтра.
Мы распрощались, и я на цыпочках поволокла талмуд в конторку повара. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отвыкнут от стыда за подобные деяния, но в ту ночь, пробираясь на кухню, я чувствовала себя засланным казачком.
Возле дома, к которому меня подвез Антон, не было ни нянюшек, ни кумушек. Частный сектор почти в центре города, избушки вперемешку с дворцами, и никаких соседей у плетней. Я сама не так давно жила в похожем месте, о чисто деревенской подозрительности обитателей одноэтажной России знала не понаслышке и, говоря честно, — приуныла. Тут с расспросами близко не подпустят. Предпочтут спустить собаку и лично облаять из-за забора.
Однокурсница и подруга Ренаты с напевным именем Любава жила в одном из кирпичных, но не чрезмерно шикарных домов. Оштукатуренное здание не изобиловало башнями и минаретами, на крыше не стоял букет из ромашек спутниковых антенн, в общем, впечатление домик производил приятное и ненавязчивое. Тихий переулок впечатление усиливал. О Любаве я уже неоднократно слышала от Ренаты.
— Ну, что будем делать? — выплескивая голосом уныние, сказала я.
— Закон нарушать, — буркнул Антон.
— Серьезно?
— Сейчас увидишь, — ответил бодигард, вышел из машины и направился к пожилой женщине, медленно бредущей по переулку с огромной сумкой в руке, из которой торчал пучок зелени и перья зеленого лука. Судя по направлению и запасам, тетушка топала от Центрального Рынка и явно была местной — она на ходу доставала из кармана жакета связку ключей.
Когда один из них был вставлен в скважину замка ворот нужного нам дома, Антон встал у нее за спиной:
— Добрый день. Следователь городской прокуратуры Антон Сергеевич Ковальчук.
Женщина охнула и едва не выронила сумку. Прижавшись спиной к воротам, она испуганно смотрела на красную корочку, предъявленную глазам, и заметно бледнела:
— Я так и думала, — вздохнула, наконец. — Долго же вы до нас добирались…
Антон сурово оглядел тетушку, забор и прилегающую территорию:
— Однако добрались, — буркнул.
— Ну, проходите, коли так, — оправившись от неожиданности, пропела женщина и пригласила нас в дом.
Поднимаясь по крыльцу за спиной «следователя прокуратуры Антона Сергеевича», я уткнулась носом в его воротник и ехидно прошептала:
— Где удостоверение спер?
— Где спер, там уже нет, — в тон ответил охранник и, сняв куртку, повесил ее на оленьи рога, прибитые над шеренгой тапочек в прихожей. — Вы, если я не ошибаюсь, тетя Любавы, Антонина Яковлевна?
— Не ошибаетесь, — вздохнула женщина.
Как приятно работать за спиной профессионала! Я только успела выстроить извилины в боевой порядок, а Антон уже выбрал из списка жильцов наиболее подходящую кандидатуру и штурмует бастион.
Антонина Яковлевна провела нас в гостиную, обставленную с шиком расцвета брежневского застоя, и усадила в кресла, расставленные вокруг журнального столика. Потом вдруг спохватилась и предложила:
— Чаю, кофе? Или сока хотите?
— Спасибо, не стоит беспокоиться, — с суровой мужественностью (сериал «Следствие ведут знатоки» рыдает от зависти) сказал Антон. — Думаю, вам не надо напоминать о неразглашении и конфиденциальности нашей беседы?
— Не надо, — опять таки вздохнула Антонина Яковлевна. Каждое слово и даже знак препинания вылетали из нее на выходе и полу выдохе.