Глава 4
Стук передней двери застигает Дэниелу в тот момент, когда ее руки погружены в теплую мыльную воду. Она оставляет в покое кастрюлю, которую с ожесточением трет последние полминуты, выпрямляется и, услышав приближающиеся шаги, оглядывается через плечо.
Джейсон появляется в проходе между кухней и столовой с дурацкой – как сказала бы ее мать – ухмылкой на губах.
Дэниела снова поворачивается к раковине.
– Твоя тарелка в холодильнике.
Поглядывая в запотевшее стекло окна над мойкой, она видит, как муж ставит на столешницу сумку с покупками и направляется к ней.
Он обнимает ее за талию.
– Если думаешь откупиться парой пинт мороженого, то я даже не знаю, что и сказать, – говорит женщина полушутливо.
Мужчина прижимается к ней и, обжигая ухо горячим дыханием с запашком виски, шепчет:
– Жизнь так коротка! Не злись. Не трать время впустую.
– Так как же сорок пять минут превратились в почти три часа?
– Точно так же как один стаканчик превращается в два, а два – в три, и дальше в том же духе. Чувствую себя прескверно.
От губ Джейсона, прижавшихся к шее Дэниелы, у нее по спине пробегает легкая, трепетная дрожь.
– Легко ты не отделаешься, – говорит она.
Теперь он целует ее под ухом. Когда такое было в последний раз? Дэниела уже и не помнит.
Он опускает руки в воду.
Переплетает свои пальцы с ее.
– Тебе надо поесть, – говорит женщина. – Я разогрею.
Она пытается пройти мимо него к холодильнику, но он не пропускает, встает у нее на пути.
Теперь они стоят лицом к лицу. Она смотрит ему в глаза, и, может быть, от того, что оба они выпили, воздух сгущается, как будто каждая молекула зарядилась энергией.
– Господи, как же я по тебе соскучился!
– Признайся-ка честно, сколько ж ты выпил с…
Он снова целует ее, прижимает к шкафчикам так, что столешница режет ей спину, шарит по бедрам, рвет рубашку из джинсов, и его ладони обжигают кожу…
Она отталкивает его к столу.
– Господи, Джейсон!
В приглушенном свете кухни Дэниела смотрит на него пристально, пытаясь понять, что это за энергия, с которой он вернулся домой.
– С тобой там что-то случилось, – заявляет она.
– Ничего не случилось. Просто потерял счет времени.
– Ничего? И ты не заболтался с какой-нибудь девчушкой из компании Райана и не почувствовал себя двадцатипятилетним? И не заявился домой с пружиной в штанах, притворяясь…
Джейсон смеется. Весело.
– Что?
– Так ты думаешь, все дело именно в этом? – Мужчина снова наступает. – Я вышел из бара – голова на плечах, а мысли в разлете. Вообще ни о чем не думал. Ступил с тротуара на проезжую часть, а там такси. Повезло, что он еще не размазал меня по всей дороге. Напугал до смерти. Не знаю, как это объяснить, но с того момента – в бакалейном, пока шел домой, и вот теперь в кухне – я чувствую себя по-другому. Живым. Как будто впервые взглянул на жизнь ясными глазами. Взглянул и увидел все, за что должен ее благодарить. За тебя. За Чарли.
Злость в душе Дэниелы начинает таять.
– Мы так погрязли в рутине, так привыкли идти в колее, что перестали видеть наших любимых такими, какие они есть, – продолжает Джейсон. – Но сегодня, прямо сейчас, ты для меня та же, что и тогда, когда мы только встретились, когда твой голос и твой запах были целой новой страной… Я, наверное, несу бред.
Дэниела подходит к нему, берет его лицо в ладони, целует.
А потом, взяв за руку, ведет наверх.
В коридоре темно, и она не может вспомнить, когда муж делал что-то такое, отчего ее сердце колотилось вот так, как сейчас.
У комнаты Чарли Дэниела останавливается на секунду, прикладывает ухо к двери и слышит приглушенную, ревущую в наушниках музыку.
– Горизонт чист, – шепчет она.
Осторожно, едва ли не на цыпочках, они проходят по скрипучему коридору.
В спальне Дэниела запирает двери и выдвигает верхний ящик комода, чтобы поискать свечу, но Джейсону не терпится. Он тянет ее к кровати, толкает на постель и наваливается сверху, целует, запускает руки под одежду, шарит жадно по телу.
Она чувствует что-то влажное на щеках, на губах.
Слезы.
Его слезы.
Она сжимает ладонями его лицо.
– Почему ты плачешь?
– У меня было такое чувство, будто я тебя потерял.
– Ты не потерял меня, Джейсон. Я здесь, малыш. С тобой. Я – твоя.
Он раздевает ее в темноте спальни, а она думает, что никогда и никого не хотела так отчаянно, как его сейчас. Злость и раздражение ушли. Сонливость рассеялась. Дэниела как будто вернулась в тот день, когда они впервые занимались любовью у нее в лофте. Бактаун мерцал за огромными окнами, и она приоткрыла их, чтобы впустить бодрящего октябрьского воздуха, и вместе с ним в комнату проникли голоса людей, возвращающихся домой из баров, далекий вой сирен и гул машин громадного отдыхающего города – притихшего, но не умолкнувшего до конца, не отключившегося полностью, лишь сбавившего обороты до уютного, успокаивающего ворчания.
На пике экстаза Дэниела изо всех сил старается не вскрикнуть, но сдержаться не получается. Ни у нее, ни у Джейсона.
Сегодня не получается.
Потому что сегодня что-то изменилось. Изменилось к лучшему.
Нет, они не были несчастны эти несколько последних лет. Даже наоборот.
Но она давно-давно не испытывала этого ощущения сумасшедшей, головокружительной любви, которое вскипает в самом низу живота и опрокидывает мир навзничь.
Глава 5
– Мистер Дессен?
Я вздрагиваю и просыпаюсь.
– Привет. Извините…
Сверху вниз на меня смотрит женщина – невысокая, зеленоглазая, с рыжими волосами и в белом лабораторном халате. В одной руке у нее чашка кофе, в другой – планшет.
Сажусь.
За окном, которое рядом с моей кроватью, день, и первые пять секунд я совершенно не представляю, где нахожусь.
Низкие тучи окутали город, отрезав его профиль на высоте в тысячу футов. Глядя через стекло, я вижу озеро и две мили чикагских кварталов, заполняющих пространство между больницей и озером, – под мрачной, среднезападной серостью все выглядит приглушенным и размытым.
– Мистер Дессен, вы знаете, где находитесь?
– В больнице «Чикаго-Мёрси».
– Верно. Прошлой ночью вы, будучи в состоянии дезориентации, обратились в службу экстренной медицинской помощи. Вас принял один из моих коллег, доктор Рэндольф. Уходя сегодня утром по окончании смены, он передал мне вашу карту. Я – Джулианна Спрингер.
Из моего запястья к пластиковому мешочку, подвешенному к металлической стойке, тянется тонкая трубка.
– Что вы мне даете? – интересуюсь я.
– Всего лишь аш-два-о. У вас было сильное обезвоживание. Как самочувствие сейчас?
Провожу экспресс-самодиагностику.
Тошнота.
Голова раскалывается.
Во рту – как будто ваты наелся.
Показываю пальцем в окно.
– Как там. Хмурое похмелье.
За физическим дискомфортом таится сокрушительное ощущение пустоты, которая будто низвергается прямо на мою душу.
Меня словно выпотрошили.
– Готовы результаты магнитно-резонансной томографии, – говорит врач, включая планшет. – Показатели нормальные. Был неглубокий кровоподтек, но ничего серьезного. А вот токсикологический скрининг пролил некоторый свет. Мы нашли следы алкоголя, и это вполне соответствует тому, что вы рассказали доктору Рэндольфу, но есть и кое-что еще.
– Что?
– Кетамин.
– Не сталкивался с таким.
– Это анестетик. Применяется при хирургических вмешательствах. Среди побочных эффектов значится краткосрочная амнезия. Вот вам и объяснение дезориентации. Но токсикологический скрининг показал не только кетамин, а еще нечто, чего я никогда прежде не видела. Некое психоактивное соединение. Сказать по правде, необычный коктейль. – Джулианна отпивает кофе. – Должна спросить – вы сами эти средства не принимали?
– Разумеется, нет.
– Прошлой ночью вы назвали доктору Рэндольфу имя вашей жены и пару телефонных номеров.
– Да, номер ее сотового и нашего домашнего.
– Я пыталась дозвониться до нее все утро, но мобильный, номер которого вы назвали, принадлежит некоему парню по имени Рэй, а звонок по наземной линии сразу переводится на голосовую почту.
– Можете прочитать мне ее номер?
Спрингер называет номер сотового Дэниелы.
– Все правильно, – говорю я.
– Уверены?
– На сто процентов.
Врач снова смотрит на планшет, и я, воспользовавшись паузой, спрашиваю:
– Эти вещества, что вы нашли у меня в крови, они могли вызвать длительное измененное состояние?
– Вы имеете в виду бредовые идеи? Галлюцинации?
– Да.
– Буду с вами откровенна, я не знаю, что это за соединение, и, следовательно, не могу с уверенностью сказать, как оно могло подействовать на вашу нервную систему.
– То есть оно может действовать и сейчас?
– Я не знаю, каков период его полураспада и сколько времени может потребоваться организму, чтобы избавиться от него. Но в данный момент вы не кажетесь мне человеком, находящимся под воздействием чего-либо.
Память о событиях прошедшей ночи начинает понемногу восстанавливаться.
Я вижу, как вхожу, голый и под дулом револьвера, в какое-то заброшенное здание.
Вспоминаю укол в шею.
И другой, в ногу.
В памяти всплывают фрагменты странного разговора с человеком, лицо которого скрывала маска гейши.
Помещение со старыми генераторами, наполненное лунным светом.
Мысль о прошлой ночи несет эмоциональный вес реальной памяти, но присутствует в ней и фэнтезийная подкладка сна или кошмара. Что со мной сделали в том старом здании?
Спрингер пододвигает стул поближе к кровати и садится. Теперь я вижу веснушки на ее лице, отчего оно выглядит так, словно его посыпали песком.
– Давайте поговорим о том, что вы сказали доктору Рэндольфу. Он записал… – Она вздыхает. – Извините, у него жуткий почерк. «Пациент говорит: Мой дом – не мой дом». Вы также сказали, объясняя, откуда у вас на лице синяки и царапины, что за вами гнались, но когда вас спросили, почему за вами гнались, ответа дать не смогли. – Женщина поднимает глаза от экрана. – Вы – преподаватель?