Ее обрывают огненная вспышка и глухой хлопок выстрела.
На мгновение меня ослепляет легкий красный туман, а когда он рассеивается, Дэниела сидит на диване, и между ее большими, темными глазами зияет мертвая точка.
Я с криком бросаюсь к ней, но парализующая боль сковывает все тело, зажимает мышцы, и я падаю на кофейный столик, круша стекло и говоря себе, что всего этого не может быть.
Незнакомец поднимает мои беспомощные руки, заводит их мне за спину и связывает запястье крест-накрест кабельной стяжкой.
Слышу рвущийся звук. Он накрывает мой рот полоской плотной клейкой ленты и садится поблизости в кожаное кресло.
Я кричу сквозь ленту, умоляю, прошу, чтобы всего этого не было, но оно есть, и с этим ничего не поделать, ничего не изменить.
Рядом, за моей спиной, звучит мужской голос – спокойный и занимающий более высокий регистр, чем я мог бы представить.
– Привет, я здесь… Нет, почему бы тебе не заглянуть… Вот именно. Там, где мусорные баки. Ворота и задняя дверь открыты. Двоих должно хватить. Мы в неплохой форме, но лучше не задерживаться. Да… Да… О’кей, мысль хорошая.
Парализующий эффект тазера начинает ослабевать, но пошевелиться не хватает сил.
С того места, где я лежу, мне видны ноги Дэниелы ниже колен. Тонкая струйка крови стекает по правой лодыжке, ползет по подъему, между пальцами и собирается в лужицу на полу.
У незнакомца звонит телефон.
– Да, малышка, знаю… не хотел будить тебя… Да. Кое-что подвернулось. Не знаю, может быть, утром. А что, если я, как только вернусь, угощу тебя завтраком в «Голден эппл»? – Он смеется. – О’кей. Тоже тебя люблю. Сладких снов.
В глазах дрожат слезы.
Я снова кричу через ленту. Кричу, пока не срываю голос, и думаю, что лучше бы он застрелил меня или вырубил, сделал что угодно, чтобы только унять эту жуткую боль.
Но ему, похоже, нет до меня никакого дела.
Он просто сидит, не обращая внимания на мои вопли и рев.
Глава 6
Дэниела сидит на открытой трибуне под самым табло, над увитой плющом стеной. Сегодня суббота, последняя домашняя игра регулярного сезона, и она вместе с Джейсоном и Чарли наблюдает за тем, как гости надирают задницу чикагским «Кабз» на их собственном, забитом до предела стадионе.
Теплый и безоблачный осенний денек.
Ни ветерка.
Время как будто остановилось.
Воздух благоухает запахом жареного арахиса.
Попкорна.
Пластиковых стаканчиков, наполненных до краев пивом.
Рев толпы, как ни странно, действует на Дэниелу успокоительно. Они далеко от домашней базы и не замечают отставания щелчка биты от удара – скорость света против скорости звука, – когда игрок отправляет мяч за пределы поля.
Ходить на стадион Дессены начали, когда Чарли был еще мальчишкой, но последний поход на «Ригли филд» случился, наверное, сто лет назад. Когда прошлым вечером Джейсон подбросил эту идею, Дэниела подумала, что их сын не воспылает энтузиазмом, но предложение, должно быть, задело ностальгическую струнку в душе подростка, потому что он тут же согласился пойти – и теперь выглядит счастливым и довольным.
Такая вот идеальная семья, греющееся под солнышком трио, поглощающее хот-доги по-чикагски и наблюдающее за носящимися по яркой зеленой травке игроками.
Сидя между двумя самыми главными в ее жизни мужчинами, потягивая теплое пиво, Дэниела в какой-то момент ловит себя на том, что день воспринимается как-то не так. Связано ли это ощущение с Чарли, Джейсоном или ею самой, она не знает. Чарли весь в игре и, по крайней мере, не проверяет свой телефон каждые пять секунд. Джейсон тоже выглядит довольным, каким она не видела его несколько последних лет. Беззаботность и невесомость – вот какие слова приходят на ум, если наблюдать за ним достаточно долго. Он и улыбается сегодня шире, веселее и непринужденнее.
А еще он постоянно ее трогает.
Но, опять-таки, может быть, это с ней что-то не так.
Может, причиной тому пиво, или особенная кристальная прозрачность осеннего света, или коллективная энергия толпы.
А может, это и есть ощущение жизни, возникающее на бейсбольном матче в отличный осенний денек на стадионе в центре родного города.
У Чарли на вечер свои планы, так что они забрасывают его к приятелю на Логан-сквер, заезжают домой переодеться, а потом отправляются в центр – без какой-либо программы в уме, не имея в виду какой-либо определенной цели.
Субботняя прогулка.
Старенький, десятилетней давности, «Субурбан» плывет в плотном вечернем потоке машин.
– Кажется, я уже знаю, что хочу сделать в первую очередь, – говорит Дэниела, поглядывая через приборную панель.
Полчаса спустя они сидят в кабинке увешанного цветными гирляндами колеса обозрения.
Неспешно поднимаясь над впечатляющим Военно-морским пирсом, Дэниела любуется изысканной картиной – вычерченным на горизонте профилем их города. Джейсон крепко ее обнимает.
Вагончик достигает высшей точки – сто пятьдесят футов над карнавалом, – когда она, почувствовав прикосновение его пальцев к подбородку, поворачивается к нему лицом.
Кроме них, в кабине никого больше нет.
Даже здесь, на высоте, вечерний воздух напитан сладкими запахами «муравейника» и «сахарной ваты».
Детский смех доносится с карусели.
Радостный женский вскрик раздается со стороны миниатюрной площадки для гольфа далеко внизу.
И настойчивый прорыв Джейсона через все это.
Он целует Дэниелу, и она чувствует, как его сердце громыхает отбойным молотком под ветровкой.
Потом они обедают в симпатичном и не вполне подходящем им по финансам ресторанчике, и все это время разговаривают и разговаривают, чего не случалось давным-давно.
Они никого не обсуждают, не предаются воспоминаниям в духе «А вот когда…», но обмениваются идеями.
Приканчивают бутылочку «Темпранильо».
Заказывают другую.
Подумывают о том, чтобы провести ночь в городе.
Дэниела думает, что уже давненько не видела своего мужа таким страстным, таким уверенным в себе.
В нем снова горит огонь. Он снова влюблен в жизнь.
Где-то на середине второй бутылки Джейсон ловит ее в тот момент, когда она смотрит в окно, и спрашивает:
– О чем думаешь?
– Опасный вопрос.
– Понимаю.
– О тебе.
– А что такое?
– У меня такое чувство, будто ты пытаешься переспать со мной. – Женщина смеется. – В том смысле, что ты стараешься там, где стараться вовсе не обязательно. Мы – старая пара, а ты ведешь себя так, словно… э…
– Ухаживаю за тобой?
– Точно. Пойми меня правильно, я не жалуюсь. Вовсе нет. Это так восхитительно! Наверное, проблема в том, что я не понимаю, откуда это все идет. Ты в порядке? Не случилось ли чего, о чем ты мне не говоришь?
– У меня все хорошо.
– Значит, причина в том, что тебя на днях едва не сбило такси?
– Не знаю, промелькнула ли у меня тогда вся жизнь перед глазами, но, когда я пришел домой, все вдруг предстало в ином свете. Более реальном. В особенности ты. Даже сейчас я как будто вижу тебя впервые, и у меня живот сводит от волнения. Думаю о тебе каждую секунду. Думаю обо всех тех решениях, которые и создали этот момент. Благодаря которым мы сидим сейчас здесь, вдвоем, за этим прекрасным столиком. Думаю о тех событиях, которые могли бы помешать этому случиться, и о том, как все… не знаю…
– Что?
– Как все хрупко. – Джейсон ненадолго замолкает. Лицо у него задумчивое. А потом он снова начинает говорить: – Даже страшно становится, когда понимаешь, что каждая наша мысль, каждое решение, каждый выбор создает ответвление, новый мир. Вот сегодня, после бейсбола, мы пошли сначала на Военно-морской пирс, а потом отправились сюда, на обед – так? Но это только одна версия случившегося. В другой реальности вместо пирса мы могли пойти на симфонический концерт. Или остались бы дома. Или попали бы в автоаварию на Лейкшор-драйв и вообще никуда не доехали бы.
– Но ведь никаких других реальностей не существует.
– Вообще-то они столь же реальны, как и та, в которой в данный момент существуем мы.
– Разве такое возможно?
– Это загадка. Но ключи есть. Большинство астрофизиков считают, что источником силы, удерживающей вместе звезды и галактики – того, благодаря чему работает вся вселенная, – является некая теоретически существующая субстанция, ни измерить, ни наблюдать которую непосредственно мы не можем. Нечто, называемое темной материей. И именно из темной материи состоит большая часть известной вселенной.
– И все-таки что она собой представляет?
– Никто толком не знает. Физики продолжают выстраивать новые теории, стараясь объяснить ее происхождение и суть. Мы знаем, что она обладает гравитацией, как обычная материя, но при этом состоит, должно быть, из чего-то совершенно нового.
– Новая форма материи.
– Совершенно верно. Некоторые сторонники теории струн полагают, что она может быть ключом к существованию мультивселенной.
Дэниела на секунду задумывается, а потом спрашивает:
– Все эти реальности, где они?
– Представь, что ты – рыба, плавающая в пруду. Ты можешь двигаться вперед и назад, из стороны в сторону, но никак не вверх, из воды. Если за тобой наблюдает кто-то, стоящий у пруда, ты даже не догадываешься о его существовании. Для тебя вся вселенная – твой маленький пруд. А теперь представь, что кто-то наклоняется и вынимает тебя из воды. Ты видишь, что весь твой мир – лужица. Ты видишь другие пруды. Деревья. Небо. Ты понимаешь, что являешься всего лишь частичкой огромной, намного более загадочной реальности, чем та, которую представляла себе.
Дэниела откидывается на спинку стула. Отпивает вина.
– Значит, все эти тысячи других прудов здесь, вокруг нас, прямо сейчас, но нам они не видны?
– Совершенно верно.
В таком духе Джейсон говорил и раньше. Не давал ей уснуть допоздна, излагая самые необычайные теории, иногда проверял на ней какие-то мысли, по большей части пытаясь просто произвести впечатление.