Я открываю кожаную сумку. Каждая капсула лежит в отдельном миниатюрном карманчике. Начинаю пересчитывать.
– Их там пятьдесят, – говорит Аманда. – Точнее, теперь уже сорок восемь. Я бы взяла два рюкзака, но…
– Ты же не планировала, что пойдешь со мной.
– Насколько все хреново? Только честно.
– Не знаю. Но это – наш космолет. И нам надо научиться летать на нем.
Я начинаю укладывать все в рюкзак, а Лукас открывает набор для инъекций.
На этот раз мы, обломав горлышки ампул, выпиваем содержимое. Оно сладкое на вкус и немного неприятно-едкое.
Теперь у нас остается сорок шесть ампул.
Я включаю таймер на часах Аманды.
– Сколько раз можно глотать эту гадость, не опасаясь поджарить мозги?
– Вообще-то тестирование проводилось.
– Ловили бездомных на улице?
Моя спутница почти улыбается.
– Никто не умер. Выяснилось, что неоднократное употребление вызывает напряжение в функционировании нервной системы и повышает толерантность к нему. С другой стороны, период полувыведения у него короток, и если не глотать одну ампулу за другой, опасности нет. – Аманда надевает туфли и смотрит на меня. – Ну что, доволен собой?
– В каком смысле?
– Ну, ты же построил эту штуку!
– Да, построил, но все еще не знаю как. Теорию я понимаю, но создание стабильного квантового состояния для человека…
– Невероятный прорыв?
Конечно, прорыв. При мысли о том, что казавшееся невероятным и невозможным вполне реально и достижимо, у меня по спине идет холодок.
– Шансов – один на миллион, но мы имеем дело с мультивселенной, – говорю я Аманде. – С бесконечностью. Может быть, в миллионе других, похожих на ваш миров у меня ничего не получилось. Но важен только один, в котором я сделал это.
На тридцатой минуте я замечаю первый признак действия средства – вспышку эйфории.
Восхитительную расторможенность.
Хотя, пожалуй, в кубе лаборатории ощущение было поострее.
Смотрю на Аманду.
– По-моему, включилось.
– По-моему, тоже, – говорит она.
Мы снова в коридоре.
– У тебя часы идут? – спрашиваю я.
Лукас подтягивает рукав свитера и включает зеленую тритиевую подсветку циферблата.
31:15.
31:16.
31:17.
– Итак, мы приняли состав тридцать одну минуту назад. А ты знаешь, на какое время он меняет химию мозга? – интересуюсь я.
– Примерно на час, как я слышала.
– Засечем, чтобы знать наверняка.
Я возвращаюсь к двери, которая выходила на многоэтажную парковку, и открываю ее.
Теперь передо мной лес.
Только в нем нет ни следа зелени.
Ни малейшего признака жизни.
Лишь обугленные стволы деревьев.
Картина жутковатая – тонкие и кривые ветки, как черная паутина на угольно-сером небе.
Я закрываю дверь.
Замок защелкивается автоматически.
Куб исчезает у меня на глазах, растворяясь в бесконечности, и голова идет кругом.
Я снова открываю дверь.
Коридор снова пропадает.
За дверью тот же мертвый лес.
– О’кей, – говорю я. – Теперь мы знаем, что связь между дверью и миром сохраняется только на протяжении одного сеанса. Вот почему никто из ваших испытателей не вернулся в лабораторию.
– Значит, как только препарат начинает действовать, коридор переустанавливается?
– Думаю, что да.
– Тогда как мы вернемся домой?
Аманда прибавляет шагу.
И еще… еще…
Она уже почти бежит.
А потом бежит по-настоящему.
Убегает в темноту, которая не меняется.
Не кончается.
Закулисье мультивселенной.
Я обливаюсь по́том и уже умираю от жажды, но ничего не говорю. Может быть, моей спутнице нужно это. Сжечь какую-то часть энергии. Понять, что как бы далеко ты ни убежал, коридор не кончится никогда.
Наверное, нам обоим надо очень постараться, чтобы примириться с ужасом бесконечности.
Аманда наконец выдыхается.
Сбавляет шаг.
Некоторое время в тишине слышен только шорох наших шагов, эхом улетающий вперед, в темноту.
Голова кружится от голода и жажды, и все мои мысли только о тех двух литрах воды в нашем рюкзаке, но я знаю, что мы должны беречь их.
Идем дальше по коридору.
Я держу фонарь и осматриваю каждую стену каждого куба, хотя и плохо представляю, что именно ищу.
Может быть, какой-то обрыв в бесконечной цепи единообразия.
Что-то такое, что могло бы дать нам некоторый контроль над выбором пункта выхода.
И все это время мысли мечутся в темноте…
Что будет, когда кончится вода?
Что будет, когда кончится пища?
Что будет, когда сядут батарейки – наш единственный источник света?
Как мне найти путь домой?
Сколько часов прошло с тех пор, как мы в первый раз вошли в куб в ангаре лаборатории «Скорость»?
Я теряю ощущение времени.
Я теряю уверенность.
Усталость наваливается с такой силой, что сон уже кажется соблазнительнее воды.
Бросаю взгляд на Аманду – в синеватом свете черты ее лица холодны, но прекрасны.
Выглядит она испуганной.
– Проголодался?
– Близко к тому.
– Жутко хочется пить, но воду ведь надо экономить, да?
– Разумное решение.
– Я совершенно дезориентирована и с каждой секундой чувствую себя только хуже. У нас, в Северной Дакоте, вьюга – дело привычное. На равнине снег метет так, что теряешь ощущение направления. Головокружение начинается, даже если просто смотришь в ветровое стекло. Если такое случается, надо съехать на обочину и переждать пургу. Сидишь в холодной машине, и впечатление такое, словно мир уже исчез. Вот так я и сейчас себя чувствую.
– Мне тоже страшно. Но над этой проблемой я сейчас работаю.
– Как?
– Прежде всего надо вычислить, сколько времени в коридоре дает нам препарат. Вычислить точно, до минуты.
– На сколько ты хочешь завести часы?
– Если, как ты говоришь, у нас есть примерно час, давай установим дедлайн – девяносто минут. Сюда войдет тридцать минут ожидания эффекта и шестьдесят минут под действием состава.
– Я вешу меньше тебя. Что, если у меня эффект будет сохраняться дольше?
– Не важно. Как только действие заканчивается у одного из нас, он декогерирует квантовое состояние и редуцирует коридор. И на всякий случай давай договоримся, что двери мы начинаем открывать на восемьдесят пятой минуте.
– С надеждой на что?
– На мир, который не сожрет нас заживо.
Аманда останавливается и смотрит на меня.
– Я знаю, что эту машину построил не ты, но должно же у тебя быть какое-то представление о том, как она работает!
– Послушай, до чего-то подобного мне все равно что до луны пешком…
– То есть «нет ни малейшего понятия»?
– О чем ты меня спрашиваешь?
– Мы заблудились?
– Мы собираем информацию. Работаем над проблемой.
– Но проблема заключается в том, что мы заблудились. Так ведь?
– Мы этим занимаемся.
– Господи!
– Что?
– Мне вовсе не улыбается провести остаток жизни, шатаясь по этому бесконечному коридору.
– Этого я не допущу.
– Как?
– Пока не знаю.
– Но ты над этим работаешь?
– Да. Я над этим работаю.
– И мы не заблудились.
Заблудились, да еще как. Вляпались по уши. Зависли в ничейном пространстве между двумя вселенными.
– Мы не заблудились, – вздыхаю я.
– Хорошо. – Аманда улыбается. – Тогда я и беситься пока не стану.
Некоторое время мы идем молча.
Металлические стены гладкие и однообразные, одна ничем не отличается от другой, а другая – от следующей.
– Как думаешь, к каким мирам у нас есть доступ? – спрашивает Лукас.
– Это я и пытаюсь вычислить. Предположим, мультивселенная началась с некоего события – Большого взрыва. Это исходный пункт, основание ствола огромного дерева. Самого огромного, какое ты только можешь представить. По мере того как разворачивается время и материя начинает организовываться в звезды и планеты, это дерево выпускает ветви, которые выпускают другие ветви, и так далее, и так далее, пока, по прошествии четырнадцати миллиардов лет, мое появление на свет не дает новую веточку. И с этого момента каждый мой выбор, сделанный или не сделанный, и действия других людей, которые так или иначе влияют на меня, – все они дают новые и новые ветви, рождая бесчисленное множество Джейсонов Дессенов, живущих в параллельных мирах, как очень похожих на тот, который я называю домом, так и совершенно на него непохожих. Всё, что может случиться, случится. Всё. Где-то в этом коридоре есть мир, в котором другие мы с тобой не смогли добраться до куба, когда ты пыталась помочь мне спастись. И сейчас нас пытают, или мы уже мертвы.
– Спасибо. Поднял настроение.
– Могло быть хуже. Не думаю, что у нас есть полный доступ к мультивселенной. То есть если в каком-то мире солнце выгорело в тот момент, когда на Земле появились прокариоты – первые жизненные формы, – то в такой мир, как мне думается, двери не откроются.
– Значит, мы можем попасть только в миры, которые…
– …которые, как я предполагаю, так или иначе примыкают к нашему. Миры, отделившиеся в недавнем прошлом и находящиеся по соседству с нашим. Те, в которых мы существуем или существовали в какой-то точке. Насколько далеко в прошлом произошло разделение, я не знаю, но полагаю, что здесь срабатывает некая форма обусловленного выбора. Это всего лишь моя рабочая гипотеза.
– Но мы все равно говорим о бесконечном множестве миров, так?
– Да, так.
Я беру Лукас за запястье и включаю подсветку.
Светящийся зеленый квадратик показывает…
84:50.
84:51.
– Действие препарата заканчивается минут через пять. Думаю, пора.
Я подхожу к следующей двери, отдаю Аманде фонарь и берусь за ручку.
Поворачиваю. Приоткрываю дверь на дюйм.
Вижу бетонный пол.
Знакомое стеклянное окно напротив.
Дерево за окном.
– Это ангар, – говорит Аманда.