В субботу, двадцать третьего августа, Гути Блай неторопливо шел по раскаленной Кедровой улице, когда Джейсон Боутмен, запарковав грузовой микроавтобус с надписью «Держи вора. Безопасность и охранные услуги», выходил из него. Поскольку Ботик дважды навестил Гути в Ламонте до переезда в Дес-Плейнс, они тепло обнялись, похлопав друг друга по спине. Точнее, Ботик похлопал Гути по спине; Гути же никогда никого не хлопал.
Вот моя попытка воссоздать их диалог.
— Если где увижу этот слоган, — сказал Гути, — буду знать, что это ты.
— Точно, — ответил Ботик, и лицо его разрезали морщины: следы многолетних тревог и страхов. — Представляешь, я не видел Миногу с тех пор, как мы закончили школу. Вдобавок тогда мы с ней уже не разговаривали друг с другом.
— На этот счет не переживай, — посоветовал старый друг. — Ее-то это точно не особо озаботит.
— Что-то особенное, м-м?
— «Погоди, Генри Хиггинс, погоди».
— Она всегда была чертовски привлекательной.
Бесенок комичного упрямства проснулся в Гути Блае, и он искусно изобразил невозмутимую мину:
— То тогда, а то сейчас.
— В смысле?
Будто с сожалением, Гути опустил глаза и покачал головой. Боутмен покрутил плечами и встряхнул руками:
— Все, завязали.
И легонько надавил локтем на кнопку дверного звонка. Донесся трезвон, кто-то подошел к двери. Ботик глянул на Гути, тот важно и сочувствующе кивнул в ответ.
— О господи, — вздохнул Ботик.
— «Не будь как Чарли Браун, Чарли Браун».
Дверь распахнулась. С улыбкой я пожал руку Ботику и обнял Гути:
— Денек обещает быть интересным?
— «…Но все разрешится, и все сделается хорошо»[46], — сказал Гути.
Боутмен спросил:
— Ли, неужели все действительно?..
Я поднял брови, немало озадаченный.
— Извини… — проговорил Ботик.
— На этот счет не волнуйся, — посоветовал я. — Давайте входите, пожалуйста. Ботик, ты ведь у нас впервые? После того как мы закончим, я проведу небольшую экскурсию, если тебе интересно.
Ботик выглядел воодушевленным и немного напоминал себя прежнего:
— А если тебе интересно, я могу рассказать, как сделать твой дом стойким ко всякого рода взломам. Ты наверняка полагаешь, что уже все для этого сделал, но, уверяю тебя, на самом деле ты и не начинал.
— Серьезно?
— Ты даже не подозреваешь.
— Мы совместим это с экскурсией по дому, — сказал я, сопровождая их через прихожую в гостиную.
Дон Олсон встал с дивана и протянул руку Боутмену.
— Ну вот, наконец, и ты здесь, — проговорил он. — Добирался нормально?
— Пока не подъехал к Чикаго, тут всю дорогу бампер в бампер. Как вы ездите в такой толчее, ума не приложу.
Боутмен окинул цепким взглядом комнату, проверил двери, оглянулся на хозяина.
— Порядок? — спросил я. — Принести тебе что-нибудь?
— Мне бы отлить… Не подскажешь, где…
— Вот сюда, — показал я. — Ли подойдет через пару минут. Она очень хочет увидеться с тобой.
Ботик живо направился в сторону уборной.
— С ним все в порядке? — спросил я.
— «Чарли Браун, Чарли Браун», — пропел Гути.
— Ты делаешь большие шаги в области популярной культуры, — отметил я.
— Все дело в грошиках.
— Скажи мне, Дон, — попросил я. — Наш Гути открыл для себя иронию? Он сегодня какой-то не такой…
— По-моему, он изобрел собственный вид иронии, — ответил Олсон. — Как первобытному обществу пришлось изобрести огонь или подковы и все такое.
Послышались легкие шаги, и трое мужчин обратили взгляды на дверь.
— А, ну да… — проговорил я.
Шаги достигли нижней ступени лестницы. Я сунул руки в карманы и чуть подался вперед, не в силах сдержать улыбку. Двое мужчин, не женатых на Миноге, развернулись к двери, как флюгеры.
Миниатюрная, стройная, в черной блузе без рукавов и черных льняных брюках, с длинным цветастым шарфиком вокруг шеи, Ли Труа уверенно вошла в гостиную. Как и всегда дома, Ли была без белой палочки. Неувядающее великолепие этой женщины, озарявшее ее изнутри, неотлучно двигалось вместе с ней, как фамильное привидение.
— Ли, — позвал я, подавая ориентир.
— Здравствуйте, мои дорогие, — произнесла она, подплывая к нам. — Простите, что немного опоздала. Никак не могла решить, надевать ли этот шарфик.
— Решение правильное, — сказал Гути.
А Дон одновременно с ним:
— Отличный выбор.
— Ты очень красивая, — сказал я, утверждая очевидное.
Остальные мужчины забормотали одобрительно.
Интересно, как ей удалось, удивился я. Хотя сам тысячу раз видел это, никогда не понимал, как она умудряется меняться от привлекательной до блистательной без человеческой или сверхъестественной помощи. Ли почти не пользовалась косметикой и никогда не наряжалась. Она обернула шарфик вокруг шеи, подправила руками волосы, тронула помадой губы, и снова случилось чудо.
— Что-то вы больно смирные. А где Джейсон Боутмен? Я слышала, как позвонили в дверь, слышала голоса. Думала, Джейсон с вами.
— Сейчас придет, — ответил я.
— Он по-прежнему в охранном бизнесе?
— Его компания называется «Держи вора», — сообщил Гути.
Она рассмеялась:
— Потрясающе. Радикальная перемена. Я горжусь им.
— Почему бы тебе не сказать это ему лично? — спросил Дон. — Вот он идет.
Джейсон Боутмен вошел в комнату с другой стороны и остолбенел, увидев хозяйку дома.
— Он не двигается, — заметила Минога. — В чем дело?
— Несчастная слепая старушка требует еще одной жертвы, — сказал я.
— Заткнись. Тут что-то другое.
Гути произвел глубокий горловой скрипучий звук, означавший у него выражение радости.
— Не смейся над нами, Гути. Что он сейчас делает? Ага. Вот он пошел к нам, да?
— Как ты это делаешь? — спросил Дон. — В смысле, ты чувствуешь это или слышишь?
— Останешься без глаз и за двадцать-тридцать лет научишься всему.
— Прости, — покаялся Дон. — Ну, в общем, вот он, наш старый приятель и исправившийся злодей, Джейсон Боутмен. Малость притомившийся, малость одураченный, если простишь мне эти слова, Ботик.
— Что мне прощать, — ответил Ботик, не отводя взгляда от лица Миноги, — если я не понимаю, о чем ты.
Гути разглядывал потолок.
— Ерунда, не обращай внимания, — сказала Минога. — Как ты выглядишь, решу я.
— И вовсе я не был злодеем, — возразил Ботик. — Я был профессиональным вором.
— Тонкое отличие, — заметила Минога. — Но позволь мне сказать кое-что. Я очень рада тебе и хочу принимать тебя таким, каков ты есть.
— Минога, ты можешь принимать меня таким, каким захочешь.
Ли Труа подошла и остановилась перед ним: голова поднята, не понять, то ли улыбается, то ли нет. Чуть помедлив, сказала:
— Да, я поняла. Здравствуй, Джейсон.
— Можешь по-прежнему звать меня Ботиком.
— Я тут говорила, что очень горжусь тобой. Хотя это немного странно, что ты свернул на прямую дорожку.
— Езда по кривым дорожкам утомила систему.
— Что ни говори, а я никогда не хожу по прямой.
Я обнял ее за плечи.
— И слава богу, это нам всем испортило бы жизнь. Но как по-твоему, может, пора начинать? Поскольку все собрались?
— Тогда за дело, — согласилась Минога.
— Итак, народ. Выпивка, кофе? Все что пожелаете, ребята. Давайте начинать. Милая, ты готова?
— Абсолютно, — ответила она. — Принесешь мне водички?
— Мне текилы со льдом.
— Кофе.
— Виноградный сок, пожалуйста, — попросил Гути.
Когда я вернулся с напитками, мы расселись в креслах и на диване лицом к Миноге. Она ждала, сохраняя видимость глубокого душевного спокойствия. Но поза, угол наклона головы и задумчивое выражение лица выдавали ее.
— Все готовы, — доложил я.
— Я знаю.
Она повела головой, как бы обводя нас взглядом, и я предположил, что она попросит не прерывать ее рассказа.
— И я готова.
Она всецело завладела нашим вниманием.
— Дон, Гути, Ботик и ты, Ли, пожалуйста, постарайтесь понять то, что сейчас здесь произойдет. Я собираюсь описать настолько детально, насколько смогу, что видела и чувствовала перед, в процессе и после церемонии Спенсера Мэллона на лугу. Что бы ни случилось, прошу меня не перебивать. Не делайте и не произносите ничего, что могло бы остановить мой рассказ. Я не шучу. Даже если вас что-то сильно встревожит или страшно возмутит, пожалуйста, приберегите эмоции и дайте мне продолжить. Я в силах сделать это лишь один раз и повторять не собираюсь, как не собираюсь объяснять то, чего никто объяснить не сможет, так что не просите меня даже пытаться. Вы поняли меня, ребята? Хорошо поняли?
— Поняли, — ответил я.
Остальные, будто эхо, подхватили.
— Тогда я начну.
Минога протянула руку за стаканом с водой и сомкнула вокруг него пальцы в чуть заметной попытке нащупать его. Сделав глоточек, удовлетворивший бы колибри, она опустила стакан точно на прежнее место. Сложив руки на коленях, она адресовала всем нам ободряющую улыбку.
— И начать я хочу там, где мы начали тот день, в кинотеатре. Помнит ли кто из вас причудливый комментарий Спенсера перед тем, как органист нырнул под сцену и стало гаснуть освещение, а занавес пошел в стороны? Бьюсь об заклад: не помнит никто.
— Можно нам ответить? — спросил Дон.
— В этот раз — да.
— Не помню ни единого слова, кроме того, что он обещал встретить нас на другой стороне улицы после сеанса. Но ты ведь не об этом?
— Нет, я о том, что он сказал о фильмах и зашифрованных сообщениях. Спенсер полагал, что определенные фильмы скрытно передавали информацию, которая предназначалась только для немногих, способных ее понимать. В то утро он хотел рассказать нам о тайне, скрытой в концовке «Шейн», одного из его любимых фильмов.
Жаворонок
Все, кроме Ли, рассказывала Минога, наверняка помнят, как Спенсер провел их вниз по проходу ко второму ряду, но кто знает, почему он сделал это? Экран излучал собственный свет, вот почему, и даже когда все остальное пространство кинозала утопало в полной темноте, первые три или четыре ряда освещались слабым серебристым свечением, напоминавшим лунное. Мэллон посадил их там, чтобы их было видно.