– Я тоже рад тебя видеть, – Димка невольно хмыкнул, узнав обоих охранников. В прошлый раз, когда они спасались бегством через Мертвый Перегон на ганзейском электровозе, именно эти типы впустили их на станцию с Северной. Учитывая, что морлоки уже дышали в затылок и вот-вот готовы были сожрать залетных гостей, Димка был даже благодарен этим парнягам за спасение. – Что с Кренделем, Штопор? Кто ему так шею ободрал?
– Морлоки, падлы! – тоскливо выругался Штопор. – Опять нюх потеряли, давно их не жгли…
Димка глянул через плечо и, убедившись, что Наташа уже спрятала шприц обратно в коробку, попросил:
– Наташ, посмотри бедолагу.
– Конечно, сейчас…
Глухо хрястнув, дверь снова резко распахнулась, едва не слетев с петель. Человек, который с нею обошелся так бесцеремонно, похоже, препятствия просто не заметил в силу своих впечатляющих габаритов. Целеустремленно выставив правое плечо вперед, которое и послужило импровизированным тараном, в лазарет ворвался сам пахан Новокузнецкой.
Стать его троллеобразной комплекции словно возмещала недостаток в небольшом росте – кожаная куртка, казалось, вот-вот затрещит по швам на широченных плечах. Учитель никогда не застегивался – полы куртки просто не сошлись бы на выпуклой бочкообразной груди и солидном пузе. И при этом – совершенно обычного размера голова с сухим морщинистым лицом, смотревшаяся на фоне могучего торса как-то инородно, будто ее приставили к плечам от совершенно другого человека.
Судя по хмуро сведенным к переносице кустистым бровям, Учитель определенно искал, на ком бы сорвать плохое настроение. Тут он увидел в помещении гостей и остановился как вкопанный. Гнев сменился искренним удивлением: выцветшие от старости губы растянулись в щербатой ухмылке:
– Ну вот, Федя, а ты говоришь, что не знаешь, где твои приятели.
– Так я и не знал. – Фёдор Кротов с озабоченным видом выглянул из-за спины Учителя. – Интересно, и что это вы тут делаете, а, Димон?
Глава 10Перерождение
Ему снились черные сны.
Не было ни осознания себя, ни мира вокруг.
Пустота и тьма, и он в этой тьме – в полном одиночестве. Он бродил вслепую, не понимая, что происходит и где он находится. Никаких ориентиров – ни звуков, ни образов, ни движения… Он не чувствовал ничего – ни холода, ни жара, ни биения сердца. Призрак бывшей личности, поглощенный тьмой. Душа, заблудившаяся посреди реки Забвения, между миром Живых и Мертвых – наверное, нерадивый Перевозчик напился вдрызг и все-таки опрокинул Лодку.
Но в какой-то момент наметилось внешнее движение, а пустота вокруг оказалась не такой уж пугающе бесконечной. Глаза словно наконец привыкли к этой тьме, и он что-то начал видеть, хотя еще долго не осознавал, что именно. Тени. Мир мертвых оказался населен – по нему бродили тени, такие же, как он. Бесцельно, хаотично, бесконечно. Мельчайшие частицы броуновского движения, абсолютно похожие друг на друга сгустки серого ничто. Они попадались ему навстречу, бесследно исчезая в бесконечной перспективе, обгоняли его и пересекали путь, ведущий в никуда. Что они здесь искали? То же, что и он? Но что ему требовалось найти, чтобы прекратить это путешествие без конца и начала?
Цель.
Ему нужна какая-то цель.
Он должен что-то сделать. Что-то очень важное. Настолько важное, что даже здесь, в вечной тьме, он все-таки об этом вспомнил.
Мысль показалась верной.
А тени – не такими уж безликими.
Кажется, он даже начал узнавать некоторых из тех, кого рука судьбы на краткий миг вырывала из хаоса, чтобы тут же отбросить обратно в забвение. Смутные воспоминания о прежней жизни, поначалу робкие и отрывочные, постепенно обретали плоть, и мир начал изменяться, оживать. Тьма расступилась, растопленная сумерками, мелькнули пока еще робкие краски. Тени замедлились и обрели лица, возраст, личную историю. Мужчины и женщины, дети и старики. Не все из них теперь продолжали путь – некоторые, в таком же смятении, как и он, оглядывались, тщетно пытаясь найти что-то знакомое в незнакомом.
В какой-то момент появился источник света.
Далекий огонек быстро приблизился, вырос, превратился в яркий сгусток пламени в форме человеческого силуэта, неумолимо надвигающийся на…
Вспышка дикого страха заставила его вспомнить свое имя.
Сергей Поляков попытался отпрянуть в сторону, но ничего не вышло: чтобы оттолкнуться, нужна точка опоры, которой у него по-прежнему не имелось. А огненный силуэт уже очутился рядом, приблизился вплотную, протянул руку и коснулся его груди. Сердце Полякова вдруг забилось – и он только сейчас понял, что все это время оно молчало. Шум крови, бегущей по артериям, оглушил ревом Ниагарского водопада. Опустив взгляд, он увидел, как на груди в месте прикосновения разгорается такой же всепоглощающий огонь, как у того существа, которое его коснулось, как пламя рвется по его телу, распространяясь по кровеносным сосудам, охватывает руки и ноги, вспыхивает внутри черепа, выжигая глазницы…
Боль. Он вспомнил, что это такое.
Но он горел и не чувствовал ничего, кроме… кроме жуткого голода. Неожиданно он осознал, что огненного человека больше нет рядом, а сам он уже давно быстро движется сквозь сумеречный мир, напролом, исступленно выискивая то, чего жаждала его плоть, но еще не понимая, что именно это будет. Призраки, не успевая уклониться с его пути, с беззвучным криком вспыхивали и исчезали, сгорая дотла и рассыпаясь неощутимым прахом.
Не то. Все не то.
Он наконец увидел искомое. Тень была не такой, как остальные. В груди призрака – пожилого мужчины, робко билось сотканное из пламени сердце, не сжигая все его существо, как это случилось с самим Поляковым. Он протянул руку и обхватил огненными пальцами чужое сердце. Но вместо того, чтобы зажечь в нем огонь жизни, вырвал его из груди жертвы, втянул в себя, впитал, восстанавливая собственные силы.
Вот теперь боль, которой он ожидал, наконец пришла.
И память начала оживать, разматываясь рваной нитью из его прошлого.
…Почувствовав неладное, пожилой мужчина попытался перейти на другую сторону улицы, такую же темную, как и та, по которой он шел. Свора отреагировала живо, рассыпалась, заступая дорогу. Свора молодых, крепких и дерзких от безнаказанности подростков. Окружили, отрезая путь к отступлению, пьяно посмеиваясь и отпуская остроумные, как им казалось, оскорбления по поводу внешности и национальности жертвы. В руках – всего лишь пивные бутылки. Но и они могут быть оружием при умелом подходе. Мужчина это понимал и нервно оглянулся, оценивая ситуацию. С одной стороны виднелись отсветы из зашторенного окна частного дома, с другой – слепо горели равнодушные глазницы многоквартирного здания. И ни одного прохожего, способного вмешаться в драку. Впрочем, таких прохожих давно уже нет, повывелись.
Полякова абсолютно не интересовало, что именно этот нерусь делает ночью на улицах его родной Москвы. Наверное, спешит на работу или, наоборот, возвращается в грязную нору, где его дожидается жена-обезьяна и куча сопливых слабоумных детишек. Да какая, нахрен, разница? Сергея интересовал лишь адреналин, животное ощущение силы и удали, бурлившее в крови после бара, где он и знакомые ребята отлично провели время. И перед тем как начать расходиться по домам, вернуться к скучным серым будням и миру, где их все еще не считали взрослыми, не признавали их силу, хотелось что-нибудь сделать – засейвить ночь в памяти.
Поняв, что его не выпустят, а помощи со стороны ждать бессмысленно, мужчина вежливо предложил разойтись по-хорошему. Нерусский акцент был едва заметен, видимо, «гость столицы» уже много лет жил в Москве, но сама его попытка заговорить и предательски дрогнувший голос лишь послужили сигналом к атаке.
Свора была натренированной.
Один взмахнул рукой перед лицом жертвы, отвлекая внимание, другой тут же врезал ногой под колено сзади. Когда мужчина упал, тут же набросились остальные, азартно вбивая носки кроссовок в скорчившееся тело. Били со всей дури, не экономя силы. Слышалось лишь сосредоточенное сопение и сдавленные крики, заглушаемые жесткими ударами.
Совершенно неожиданно мужчина вскочил и попытался прорваться сквозь кольцо подростков. Отчаяние и страх на короткое мгновение придали ему сил. Не раздумывая ни мгновенья, Поляков атаковал. Короткий резкий замах, удар по затылку, хруст. Удивленный взгляд на совершенно целую бутылку в руке. И обмякший человек на асфальте с проломленным, окровавленным черепом…
Вой сирены, полицеский «УАЗик», вылетающий на перекресток, – кто-то из жильцов многоэтажки все же позвонил ментам.
Свора бросилась врассыпную…
…Отяжелевший рюкзак приятно оттягивал натруженную спину, правая рука небрежно сжимала охотничье ружье. Несмотря на усталость, по обветренным губам Полякова блуждала довольная улыбка. По скрипучим ступенькам эскалатора он спускался на станцию, где проживал с семьей. Неизвестно, насколько хватит продуктов из того магазинчика, в котором он с двумя приятелями помародерствовал, но вполне возможно, что в ближайшие несколько дней ему не придется рисковать жизнью на поверхности.
Поход вышел удачным, хотя и опасным.
…Одичавшая стая изуродованных радиацией собак возникла у них за спиной внезапно, когда сталкеры двигались по коридору между двух полуразрушенных зданий, внимательно поглядывая по сторонам. Поляков обернулся первым, не столько услышав мягкий шорох крадущейся поступи многочисленных лап, сколько получив сигнал об опасности каким-то шестым чувством. Обернулся и на долгое мгновенье остолбенел от увиденной картины.
Стая замерла, в свою очередь изучая людей.
Тварей было не меньше сорока, и до них – всего полтора десятка метров. Звери стояли неподвижно и молча, не издавая ни звука, и чего-то ждали, сбив в тесную кучу истощенные тела, прижавшись плечом к плечу. Клочьями вылезающая шерсть, кровоточащие проплешины и язвы, выпирающие сквозь кожу ребра. И безумный от голода взгляд. С клыков капала мутная слюна, пенясь при соприкосновении с покрывающей асфальт грязной коркой мусора и земли. И у Полякова в тот момент, когда волосы на макушке под противогазом вставали дыбом, мелькнула безумная мысль, что он очутился прямо в одном из тех дебильных киношных зомбятников, где умершие воскресают лишь для одного – чтобы рвать плоть живых. И что это совсем не так смешно, как в кино, где по экрану бегают ожившие по воле режиссера и обработанные компьютерной графикой нежизнеспособные создания, а ты сидишь в уютной полутьме с ведерком попкорна в руке и ржешь над непроходимым тупизмом главных героев, вечно вляпывающихся в совершенно дурацкие ситуации по собственной вине.