о Лешка погибнет еще в СИЗО. Это будет выглядеть так, будто он не выдержал ломки и повесился. Наташенька, мой сын, мой Лешик!
В маршрутке – рядом со мной, напротив – сидели люди. Они смотрели на меня, и я чувствовала, что мое взволнованное состояние кажется им ужасно интересным: надо же, смотри – у тетки такой офигевший вид! Я старалась говорить тише и не смотреть на окружающих.
– Кто пришел?
– Дмитриев! Он пришел, чтобы вытребовать у меня взятку.
– Сколько?
– Десять миллионов рублей.
Я попросила водителя маршрутки остановиться и вышла в прохладную темноту города. Здесь можно было поймать такси, чтобы добраться до Соньки.
В такси я набрала Дольче. Он был уже в курсе событий, предлагал изловить Дмитриева и прижать его к стене. Пусть, скотина, отвянет со своими миллионами! Иначе мы накатаем такую телегу куда повыше, что… У нас же есть знакомый прокурор!
Я ответила, что мы не можем ловить следователя или жаловаться прокурору, у Дмитриева в руках заложник. Если мы сдадим его в прокуратуру, этого чертова козла, возможно, посадят, но он передаст Лешкино дело в суд. И я верю, что уже из СИЗО наш Леша живым не выйдет.
Дольче неуверенно предложил собирать деньги. Только где мы столько возьмем, да и времени, наверное, Дмитриев много не даст.
Мы стали считать. Два с половиной миллиона стоит квартира Сони. Она сама может жить у своего отца за городом, хоть это и не праздник. «Опель» Дольче можно продать за шестьсот тысяч, не больше. Моя квартира – это еще два с половиной миллиона. Дольче подвел итог – пять миллионов и шестьсот тысяч. Он все-таки тоже продаст свою хату… А лучше – квартиру матери в доме, который на сорок лет моложе дома нашего детства. Так будет больше денег – миллиона полтора, наверное.
Продать бизнес? Эта моя идея Дольче не понравилась абсолютно. Во-первых, мы получим не больше миллиона, а во-вторых, как будем на жизнь зарабатывать? Дольче слабо представлял себя снова в роли парикмахера в салоне за углом.
Соня встретила меня с бокалом мартини. Она не собиралась напиваться, она принесла алкоголь для меня, чтобы мне было проще взять себя в руки.
– Мы решили все продать, – сказала я. – Наши квартиры, бизнес, тачку Дольче. Он не хочет Центр терять, но выхода нет.
– Я спрячу Лешку. – Сонька переплела пальцы на уровне груди и сжала их так, что они побелели. – Увезу за границу. Или пусть Яков поможет. Мы спрячем его в той общине, тайно…
Идея была не такой уж плохой. Только нужны поддельные документы, вдруг Дмитриев догадается о наших планах и сможет как-то поймать Лешу с помощью таможенных постов? Или у нас уже паранойя?
Мы позвонили Дольче, рассказали ему, что придумали. Он сказал, что, возможно, документы удастся раздобыть. Вот только действовать надо будет быстро. И еще: надо убедиться, что Дмитриев нас не разводит. Пусть докажет, что у него есть что-либо на Лешку. Вот тогда мы и будем искать деньги, документы и прочее.
– И ложитесь спать, пацаны, – добавил он.
Мы решили так и сделать. Я позвонила Варьке, предупредить, чтобы она меня не ждала. Дочь говорила со мной как с врагом народа. Ладно, разберемся с Лешиком – и я займусь дочерью.
Глава 5
В девять утра Сонька набрала номер Дмитриева и сказала, что ей необходимо удостовериться, что у следствия вообще что-то есть, что можно предъявить Алексею. На удивление следователь прокуратуры по особо важным делам не стал ломаться. Он пообещал объявиться в ближайшее время.
И объявился. Дольче обогнал его всего на несколько минут.
Увидев нас троих, Дмитриев криво усмехнулся, словно мы оправдали какие-то его особенно мерзкие ожидания.
– Вот, девочки. – Василий Иванович задержался взглядом на тесных кожаных штанах Дольче. – Вот это – папка с копиями документов по делу, которое я заведу официально, если только вы, Софья Алексеевна, не оплатите мне мои труды по изобличению вашего отпрыска.
– Так что же он натворил? – Мой вопрос прозвучал так, как я и хотела: очень вежливо.
– Без сомнения, его деяния квалифицируются 162-й статьей Уголовного кодекса Российской Федерации как разбой. А именно ваш милый Алексей Геннадьевич совершил вооруженное нападение на человека с целью овладения его частным имуществом. В результате чего пострадавший погиб. Вадим Забелин скончался неделю назад в городской больнице номер два.
Дольче пожелал уточнить:
– Так когда же все произошло?
– Десятого сентября этого года восемнадцатилетний гражданин по имени Алексей Геннадьевич Пламеннов шел темной ночью по парку Менделеева. Ему навстречу шел другой молодой человек – двадцатилетний Вадим Александрович Забелин. Алексей Геннадьевич в тот вечер очень мучился от героиновых ломок. Это не секрет, Софья Алексеевна, что ваш сын – наркоман и сейчас находится в одной больнице за городом, где проходит уже, наверное, сотый курс лечения. Так вот, у вашего Лешеньки были не только ломки, но и пистолет, который, как я установил, он попросил у своего наркодилера. Пистолет ему понадобился, чтобы с помощью угроз отобрать деньги у кого-нибудь, кто подвернется на пути. Когда Алексей поравнялся с пострадавшим, то есть Вадимом Забелиным, он достал оружие и схватил Вадима за руку. Алексей потребовал у парня денег, но Вадим возмутился наглостью наркомана, попытался освободить свою руку. Почувствовав, что жертва сопротивляется, Алексей выстрелил. Вадим упал. Алексей обшарил карманы раненого и сбежал с места преступления. У меня есть свидетель. Это еще один парень, который справлял нужду за кустом, в пяти метрах от места событий. У меня есть портмоне Забелина с отпечатками пальцев вашего тупого сына, который вытащил деньги и выкинул портмоне прямо возле тела раненого. У меня есть заключения баллистической экспертизы, которая подтверждает, что пуля, смертельно ранившая Забелина, была выпущена из пистолета, украденного у офицера милиции. На этом пистолете висят еще два убийства… Вот копии документов: свидетельских показаний, заключения специалистов. Прошу вас!
– А вот еще вопрос, господин следователь, – вмешался Дольче. – У нас в Центре взорвалась бомба. Вы что-то об этом знаете?
Господин следователь хмыкнул:
– Представьте, знаю. Что, испугались? Так это только шутка, а если вы у меня будете снова прокурорам жаловаться, я вас с лица земли смету.
– Господи, господи, господи! – тем временем плакала Соня. Она и не разобрала последних слов Дмитриева, потому что думать сейчас могла только о сыне.
Дольче, не сводя глаз со следователя, обнял Соню и положил ее голову к себе на плечо.
Дмитриев премерзко ухмыльнулся:
– Интересная какая сейчас жизнь. Проститутки дружат с гомиками, и все довольны.
Дольче на удивление промолчал. Зато я не собиралась оскорбления выслушивать:
– Я бы на вашем месте не пыталась других людей воспитывать, а о себе больше думала. Вы же представитель власти, а сами вымогательством занимаетесь!
– Ах ты, сука! – выкрикнул мне в ответ Дмитриев. Его лицо даже перекосилось. – И ты, сука, получишь то, что заслужила!
Выплеснув ядовитую злобу немыслимой концентрации, Дмитриев вдруг взял себя в руки. Но не надолго. Дольче, аккуратно вытащив свою руку из-под Сониной головы, взвился с места и одним ударом сбил следователя с ног. А потом быстро прижал его лицом к паркету.
– Тварь, тебя удушить надо!
И тут я действительно испугалась! Дмитриев нам не простит мордобоя! Мы попали. А я еще и виновата больше всех, спровоцировав драку.
– Нет, Дольче, отпусти его! Отпусти!
– Да, щас! – ответил он, перемещая свои длинные цепкие пальцы к горлу следователя. – Если он сдохнет сию минуту, да мы хорошенько труп спрячем – всем будет лучше.
– Не будет, идиот! – просипел Василий Иванович. – Оригиналы документов у моего напарника, и он знает, куда я поехал.
– Брешет ведь! – рычал Дольче. – Зачем ему напарник? С напарником делиться придется!
Я подбежала к другу и положила руки на его напряженные запястья. Он поднял на меня злые карие глаза, а потом резко отпустил Дмитриева и предусмотрительно отскочил в сторону, толкнув меня в кресло.
Следователь действительно развернулся, как пружина, чуть не засадив Дольче ногой в пах. Мой друг скрипуче рассмеялся.
– Так вот, проститутки, – объявил Василий Иванович, поднимаясь с пола и отряхиваясь от несуществующей в доме Соньки пыли. – Вы мне теперь не десятку, а пятнарик торчите!
Он вышел из квартиры, конечно не забыв хлопнуть дверью.
– Что теперь будет? – сказала Соня. Она перестала плакать, поскольку пребывала в ступоре.
Дольче тихо ругнулся, потирая руки.
Я смотрела на своих друзей, понимая, что все стало с ног на голову, в результате чего мы совершили невероятную глупость. Возможно, и вправду лучше бы мы убили Дмитриева.
Неожиданно Соня заговорила. Ее голос звучал спокойно, она вообще выглядела как нормальный человек, но слова ее были словами совершенного безумца:
– Дольче, Ната, милые. Я хочу, чтобы вы сейчас же ушли отсюда. И ушли из моей жизни вообще. Я любила вас, я люблю вас, я буду всегда любить вас. Но мой сын мне дороже. Вы ведете себя как какие-то ковбои. Как дети, играющие в бандитов и полицейских. Вы рискуете жизнью моего ребенка. Ната, ты же должна меня понять.
– Но мы оба понимаем тебя, – сказал Дольче. – Мы хотим тебе только помогать. Всегда и во всем. И мы твоя семья…
– Не надо, Дольче. Уходите.
– Но где ты деньги возьмешь? А мы тебе поможем…
– Я не могу и ваши деньги взять! Это же детский сад какой-то! Вы продадите свои квартиры и машины! Так не бывает. И даже если вы так поступите – я эти деньги не возьму. Потому что никогда не смогу отдать вам долг. И буду чувствовать себя…
Я тоже попыталась поспорить с ней:
– Соня, а разве ты не поступила бы так же? Я точно знаю…
– А я – не знаю… Я не могу сейчас размышлять по поводу ситуаций, которые не произошли. Мне надо решить эту свою проблему. Уходите.
И мы ушли.