Я не могу сказать, что мечтала, чтобы Люций меня убил. Но вот это чувство — это было именно оно. Пронзительное, захватывающее дух ощущение исполненного заветного желания. В самый его пик. И если он меня сейчас убьет — я умру как никогда счастливой.
Господи, надеюсь, он меня убьет. Потому что другие варианты у меня даже сил нет представлять.
Боже, как ему идет окровавленная рубашка! Зря, кстати, работники отеля, где я остановилась, так не думали. Наоборот, они прямо в ужасе от нас шарахнулись, тыкая пальцем в испятнанную красным рубашку. Люцию, казалось, было пофиг. Он зачем-то остановился у информационного стенда и решил почитать рекламу экскурсий. Меня продолжал крепко держать за руку, не вырвешься.
Не знаю, из каких соображений, мне вообще-то должно быть пофиг, я покойница, я все равно решила отмазать Люция:
— Мы с вампирского шоу, — и улыбнулась утомленно и вежливо. Служащие сразу успокоились и свалили. Молодцы какие, не то что я.
Но я не собиралась сбегать. У меня стокгольмский синдром, и не волнует. Ну и очевидно бесполезно, если Люций спокойно ведет меня прямо в мой номер, ничего не спрашивая, только протягивая руку за ключом. Ну, то есть, спряталась одна такая, ага.
Он запер за нами дверь и наконец выпустил мое запястье. Я принялась растирать его, огромными глазами глядя на то, что он начал раздеваться. Полностью. То есть совсем полностью, догола. И с размаху упал на двуспальную кровать. И сказал:
— Иди сюда.
Что делать, пошла. Только босоножки сняла. Он притянул меня к себе, обнял за плечи и принюхался:
— Фу, от тебя воняет этим мудаком. Раздевайся, быстро.
Я было дернулась в ванную, но была остановлена ледяным:
— Куда? Нет, из поля зрения не выходить. Нагулялась.
Пришлось стаскивать с себя помятую футболку и джинсы под насмешливым темным взглядом. И оставаться в том самом вычурном нижнем белье, что я купила несколько недель назад в аэропорту. Ну некогда мне было заехать в нормальный магазин, а в туристических местах продавались только купальники и куда более… кхм… причудливые вещи. Так что полупрозрачный черный топ, держащийся на одном плече и такие же шортики с неожиданными вырезами в разных местах — это было самое приличное, что я могла надеть под джинсы. Вообще-то не планировалось, что это кто-нибудь увидит.
А теперь видит Люций. И в черноте его глаз рассыпаются насмешливые искры. И он не выдерживает:
— Ждала? Готовилась? — издевательски спрашивает эта вампирская скотина. — Если бы знал, что ты так скучаешь, нашел бы тебя раньше.
Вот тот самый случай, когда стесняешься того, что на тебе надето, а не того, что с тебя снято.
— Я смотрю, ты тоже скучал, — мрачно отзываюсь я, кивая на его вставший член и остервенело стаскивая с себя все, что осталось.
Ухмылка сползает с его лица, а в глазах загораются уже совсем другие искры. Опасные.
И я иду им навстречу, потому что бежать от них — страшнее.
Люций ловит меня ледяными пальцами, притискивает к себе. От него пахнет кровью и холодом. А еще опасностью и красотой, и я никогда и ни за что не смогу сформулировать чем пахнет красота или опасность, но точно знаю, что — вот так.
Когда жесткие губы касаются тонкой кожи за ухом, а клыки прикусывают ее до крови, а ты думаешь — ну наконец-то. Когда светлые волосы шелковой кистью стирают с кожи любые воспоминания о прикосновениях кого-то другого.
Когда длинные пальцы стискивают бедро и одно это неласковое касание сразу заводит на тысячу оборотов и зажигает кровь.
Его прохладное тело не теплело подобно человеческому, как у Маэстро, но мне и не надо было. Все, что происходило, меня совершенно устраивало: то, как острый язык слизывал текущую из укуса каплю крови, как пронзительно черные глаза смотрели с насмешкой и темной страстью и какой шелковой твердостью ощущался его член под моими пальцами — чуть теплее всего остального тела.
Что меня не устраивало — это то, как он отстранился и убрал мои пальцы от своего самого дорогого.
— Наркоманочка, мы уже разговаривали на эту тему? — ласково напомнил Люций. — Ну, про то, что с пирожными целуются, но с жареными курицами не ебутся. Ты все забыла за время своего добровольного уединения? Пройти все с начала, в ускоренном темпе?
Только ведь я изменилась за это время. Мог бы уже догадаться.
— Не знаю, как у вас принято обращаться с жареными курицами и пирожными, — так же ласково улыбнулась я. — Но я их к себе в постель не беру и не обнимаюсь с ними в свободное от поедания время, ага? А те, кто берет, те, может, и ебут, откуда мне знать, у людей разные есть предпочтения.
Он изумленно посмотрел на меня. Да, надо было убивать сразу, теперь поздно.
— Чертова метка, — прошипел Люций. — Боялся тебя без нее не найти, а теперь вижу, что ее действие тебе не на пользу. Дерзкая стала. Смелая. Думаешь, что особенная и что-то значишь!
Он обнажил клыки и смотрел на меня, сощурив свои глаза цвета глубин ада. Я должна была бояться. Но я возбуждалась. Я бросила взгляд на него — и он тоже.
А может, это он возбуждался, а уж я — тоже. Метка, значит. Двухсторонняя дорога.
Я перекатилась на него, уперевшись ладонями в кровать по обе стороны от злобного оскалившегося вампира и нагнулась, прикусывая его шею.
— А что, часто тебя пирожные в ответ кусают? — спросила, тоже сощурившись.
Люций приподнялся на локтях, но я толкнула его обратно, а потом прикусила сильнее. Мои зубы так легко кожу не прокалывали, но ощущение было неимоверно приятным, каким-то животным, как будто ставишь свою метку, действительно присваиваешь себе. И еще я чувствовала жажду. Я чувствовала пульсацию текущей под бледной кожи крови, и меня тянуло к ней, тянуло попробовать ее на вкус.
— Это тоже метка, — на губах Люция расползалась какая-то злая улыбка. — Нравится?
— Нравится, — ответила я, глядя ему в глаза и сжала зубами его сосок.
Люций зашипел, и моей шеи коснулись острые когти:
— Не заигрывайся…
— Какие уж тут игры, — пробормотала я, спускаясь еще ниже и очерчивая языком круги по его животу.
— Всем вам только этого и надо, — сообщил наконец догадавшийся о моих намерениях Люций, и откинулся на подушки. — Ну давай.
2.9 Постельные беседы
— А вообще-то я просто хотела с тобой поговорить, — я так и остановилась в районе живота, водя по нему пальчиком и не обращая внимания на то, что там ниже напряженно ждет моего внимания. И на горячий черный взгляд Люция, который обычно быстро соображает, но тут что-то не торопился с убийством меня за провокацию. — Что там происходит с Костиком и Эшем? Во что ты меня втянул? Давай играть в открытую. Раз уж я все-таки такое особенное пирожное.
— Курица, — сквозь зубы сообщил Люций. Он попытался протянуть руку и направить меня в желаемую сторону, но я увернулась и пробежалась пальцами от живота до паха, так и не коснувшись напряженного члена.
— Тебе же нравится беситься, я чувствую, — сообщила ему и провела пальчиком по стволу. — Хорошая вещь эта ваша метка.
Люций сделал быстрое движение, наматывая мои волосы на руку и подтащил меня наверх. Впился губами в рот, прикусил острыми клыками, скользнул языком внутрь, жестко и резко, но нам обоим это нравилось. Я это чувствовала, он это чувствовал, но мы продолжали делать вид, что тут страшный вампир издевается над безвольной жертвой.
— Нет, — ответил он, отпуская мои волосы с явным сожалением.
— Лжец, — отозвалась я, устраиваясь рядом и перекидывая свою ногу через его. Водить пальцами по его груди мне нравилось не меньше, чем по животу.
— Если отсоса мне сегодня не обломится, задавай свои вопросы.
Неожиданно. Но сегодня все неожиданно, начиная с Маэстро и кончая этой жестоко-нежной возней в постели вместо ожидаемой смерти.
— Что ты задумал с Костиком?
— Ты нормально себя чувствуешь разговаривая в постели с мужиком о другом мужике?
— Я — да. А тебя что-то смущает? — я прошлась пальцами по его груди, твердой и холодной. Мне начинает это нравиться. Так, глядишь, теплых мужчин перестану любить. Фу, какой-то ты разогретый, милый.
— Опизденеть, как ты обнаглела, — возмутился Люций лениво, прикрывая глаза. Может быть, ему нравилось, что я делала. А может, просто устал.
— Что происходит в Москве?
— Одна старая игра. Не лезь пока.
«Пока». И неожиданно спокойный ответ. Прямо вселяет надежду.
— Мы туда вернемся?
— О, уже появилось «мы»? — Люций приоткрыл один глаз, насмешливо улыбаясь.
Я фыркнула. В моем возрасте на такое уже не ведутся.
— Это такое местоимение. Появилось в русском языке довольно давно.
— Не раньше меня.
— Так сколько тебе лет? — заинтересовалась я. Он так упорно избегает этого вопроса, но намеки Маэстро возбудили мое любопытство. Он-то хотел унизить Люция, но я услышала в них то, что ему гораздо больше лет, чем существуют аристократы и их привычка к складированию родственников в склепах.
— Я же лжец. Я солгу.
— Ну допустим. Допустим, я поверю.
— Много.
— Насколько много? — я настаивала. И даже убрала руку с его груди, но бледные пальцы поймали ее и вернули обратно. Тонкий намек. Я провела по выступающим ключицам и потрогала острый кадык. Люций показал клыки. Я потрогала их тоже. И он поймал мои пальцы ртом, прикусил их слегка как разыгравшийся кот, а я снова ощутила эту… жажду. — Так насколько?
— Так много, что уже неважно, сколько точно, — недовольно проворчал он, выпуская мою руку.
— Вампиры древнее человечества?
— Дура, — фыркнул Люций. Ну слава богу, а то я уж решила, что он заболел и больше ругаться не будет. — Вампиры и есть человечество.
— В смысле?
— В смысле мы были до так называемой истории, мы, вероятно, будем и после.
— Значит древнее?
— Люди — часть нас.
— А ты древнее человечества?
— А тебе не похуй, пять тысяч мне лет или пять миллионов? Это настолько больше твоей жизни, что не имеет значения, — Люций открыл глаза и пронзил меня раздраженным взглядом. Медовые сны закончились, возвращается старый добрый хам?