Сегодняшнюю ночь Люций провозгласил ночью истинного вампира. Что бы это ни значило, оно включало модный прикид. Примерно парувековой давности моды. Люций тщательно расправлял кружева на манжетах белой рубашки, смахивал пылинки с черного бархатного пиджака, придирчиво выбирал две или три пуговицы расстегнуть на груди… и переодевался в черную рубашку, отвергая пиджак. Снова регулировал степень доступности своей белоснежной кожи и менял цвет одежды на алый. После пятого переодевания у меня закружилась голова, и я пошла заниматься своим гардеробом.
Моя роль не была озвучена и я немного поколебалась между образом невесты Дракулы и компаньона безумного маньяка. Правда в отличие от невест Дракулы летать я не умела и длинная белая ночнушка как основа костюма была отвергнута. Пришлось стать компаньоном. То есть собой. То есть одеться как обычно — в футболку и джинсы. Правда белые — в честь торжества.
Люцию, который в итоге остановился на нижней рубашке начала двадцатого века (я предложила ее намочить и поиграть в мистера Дарси, но не встретила и проблеска понимания) и кожаных штанах, мой выбор понравился. Он вообще был поклонником простых цветов, что меня неизменно удивляло: ему явно не тридцать и не пятьдесят лет и за свои вампирские годы он мог бы научиться подбирать что-нибудь более интересное, чем наряд официанта-пингвина.
Услышав стук каблуков за спиной, я обернулась и хихикнула. Кажется, не только Эш стеснялся своего роста — Люций вырядился в туфли, которые делали его выше сантиметров на пять, правда еще и стройнее и изящнее. Волосы он связал в хвост и даже подкрасил глаза. Что было совершенно лишним ночью, но раз образ требует, настоящий мужчина пойдет на любые жертвы.
На улице уже стемнело, а Люций все сидел в кресле на балконе и думал. Он постукивал пальцами по столу и смотрел куда-то в небо уже пару часов, я давно заскучала и взяла почитать книжку. Время близилось к полуночи.
— Да! — вдруг вскочил он. — Хорошая идея! Я часть той силы и так далее!
Он улыбался. Это выглядело странно и зловеще. Я еще никогда не видела его настоящей улыбки — ухмылки, кривые усмешки, хохот и саркастически поджатые губы — в ассортименте. Улыбки — нет. Это немного пугало.
Люций повернулся ко мне и с торжественным видом щелкнул пальцами.
Фонари на улице погасли. Вывески гостиниц стали светить тусклее. Я выглянула на балкон и убедилась, что луны сегодня тоже нет.
— Что ты задумал?
— Песня вампира. Изысканное развлечение высших слоев общества первой четверти девятнадцатого века. Позже стало использоваться в сугубо практических целях, отчего быстро всем надоело и забыто большинством по сей день.
— А ты помнишь, стало быть?
— Ну да. Не тупи, я тут типа просто так выебываюсь, что ли?
— Так тебе двести лет?
Люций рассмеялся.
— Ну да, можно и так сказать. Двести есть.
— Больше?
— О, заткнись, это скучная тема! Ты даже не спросила, что за песня, сразу полезла со своими тупыми вопросами. Вечно тебя всякая херня интересует.
Окей. Улыбка больше не пугала, старый добрый Люций вернулся.
— Мне кажется, херня не то слово, которое ты любишь использовать. Что за неуместные приличия?
— Если бы я хотел сказать другое слово, я бы его сказал, не сомневайся. Твоя тема не заслуживает соседства с великим словом хуй. Все. Ты проебала свой шанс на спойлеры и теперь будешь смотреть как все, из зрительного зала.
Люций подхватил меня на руки, спрыгнул с балкона и выпустил.
Сексуальные игры сегодня не входили в программу. Окей. Я немного разочарованно смотрела, как он оглядывается, прислушивается и втягивает носом воздух. Вокруг было довольно темно, но его вампирская кожа слегка светилась, будто отражая невидимый сейчас лунный свет.
— Он здесь… — прошипел Люций и мне пришлось поторопиться, чтобы успеть за ним, белой вспышкой метнувшимся в сторону одной из узких улиц.
2.15 Чезаре и ночь
Стемнело сегодня как-то слишком быстро или он просто увлекся? Чезаре понял, что солнце давно закатилось, только споткнувшись о невидимый в темноте камень. Мать, должно быть, уже начала волноваться. Надо поспешить. Чезаре чудовищно не хотелось идти домой в темноте, но придумывать, где бы остаться на ночь прямо сейчас было как-то глупо.
До дома полчаса по людным улицам, хорошо освещенным ибезопасным даже ночью, а сейчас только-только время ужина и наверняка толпы туристов гуляют, придирчиво выбирая, где им сегодня оставить свои деньги за безвкусную еду. Чезаре и сам был голоден, но считал ниже своего достоинства есть в туристических кафешках. К тому же ужинать надо дома. К тому же темно…
Сначала все было хорошо. Действительно широкие людные улицы, туристы и яркие витрины, Чезаре даже поймал себя на мысли, что надо почаще выходить на вечерний променад — столько красоток из всех стран мира, столько смеха, доносящегося из баров, столько интересных мест, которые становятся привлекательнее, освещенные яркими огнями! Но постепенно и незаметно яркие веселые улицы становились пустыннее и темнее, пока Чезаре не пришлось свернуть на совсем неосвещенную улицу. Не горели даже фонари. И как назло, другого пути домой не было — ему нужно было на другую сторону железной дороги и этот тоннель был единственным на километр вправо и на километр влево.
Чезаре ускорил шаг. Даже темнота его уже волновала меньше, чем угроза ограбления или чего похуже. В этих тоннелях явно собираются не компании мальчиков из церковного хора. По крайней мере, судя по надписям. Сюда не доносилось звуков веселья с оживленных улиц, торопливые шаги Чезаре сопровождались лишь шумом листвы и эхом.
И ни одной машины. Чезаре не знал, радоваться или огорчаться этому.
Хорошие люди тоже ездят по ночам, но отморозков, не любящих глушители и наоборот, любящих громкую музыку после полуночи можно было встретить чаще. И все же ему было бы спокойнее, появись хоть ненадолго живая душа и проблеск света.
Тоннель под железной дорогой уже было видно и Чезаре даже подумал, не пробежаться ли, но достоинство натянуло поводок и он даже немного замедлил шаг.
Автодорога спускалась глубже под землю, но переход для велосипедистов и пешеходов был на поверхности. Темный свод тоннеля надвигался неумолимо. Освещения там не было никогда, кому оно нужно, там не больше десяти метров, но сейчас Чезаре предпочел бы более безрассудную трату своих налогов на транспортную систему.
К счастью, никого в тоннеле видно не было. Чезаре отпустило так внезапно, что почти подкосились ноги. Пришлось напомнить себе, что это всего лишь одна из опасностей, впереди еще полпути, но хотя бы этот этап он преодолеет легче, чем мог бы ожидать. В тоннеле было совсем темно и гулко. И пусто, хотя эта пустота и смотрела на него из темноты и пугала до одури. Десять метров, тринадцать шагов и снова свежий воздух. Чезаре нашарил сигареты и закурил.
Внезапно позади него начал нарастать шум. Шум и лязг, будто железное цунами неслось в погоню. Звук накрывал усиливающейся волной, вызывающей ужас и нарастающую панику. Чезаре похолодел и опустил руки.
Оно пришло.
Шум рос и рос, чудовище настигало жертву, голова готова была взорваться от накатившей волны, железные пальцы воткнулись в мозг и Чезаре закричал. Он кричал и кричал, пять секунд, десять, пока волна не откатилась так же, как накатила, оставляя его мокрым от пота и стоящим на коленях посреди улицы. Чезаре оглянулся, едва заставив себя повернуть одеревеневшую шею.
Огоньки поезда удалялись в сторону центрального вокзала.
Такого позора он не переживал с глубокого детства, когда в последний раз в шесть лет не успел добежать до туалета и стоял перед всем двором в грязных штанишках. В этот раз свидетелей не было, но от того все казалось еще хуже. Позор, о котором никто не знает кажется ужаснее позора известного. Неоткрытый позор каждый день будет спрашивать тебя — а что бы подумали все эти люди, если бы узнали?
Чезаре встал с колен и подумал, что вряд ли когда-нибудь еще испугается темноты. Настоящий мужчина должен бояться совсем других вещей.
Например того, что только что случилось с ним. Сигарета в руке все еще горела, но он брезгливо стряхнул ее на асфальт. Полпути до дома казались ему теперь легче, чем закурить следующую. Не поднимая глаз, строго глядя под ноги, он продолжил путь.
Мельком подумалось, что возможно теперь в его музыке появится искра.
Или он совсем перестанет ее писать. Ведь что-то же должно было измениться! Ну, кроме того, что он теперь знает, что в темноте нет никаких чудовищ.
2.16 Когда встречаешь чудовищ
Но чудовища были.
Вдали уже снова показался свет оживленных улиц, когда перед бодро шагающим Чезаре возник призрак. В первый момент он даже не поверил.
Бледный мужчина в старомодной рубашке, белые волосы, изуродованное свирепым оскалом лицо — наверное кто-то узнал о его позоре и просто шутит, пытается вернуть его ужас перед темнотой. Чезаре улыбнулся и шагнул вперед, но тут же отлетел к витрине. Тонкие пальцы щелкнули и Чезаре впечатался в стекло. Оно легко выдержало это испытание. Люций прильнул к юноше, почти не касаясь его, но давая почувствовать ледяной холод, исходящий от своей кожи. Он не отрывал взгляда от испуганного Чезаре, заставлял его смотреть себе в глаза, не отрываясь даже когда ужас наконец добрался до его сердца.
В тот момент, когда Чезаре уже был готов заорать, Люций нежно провел рукой по его щеке. Крик замерз в горле. Глаза остекленели. Вот теперь-то и наступил самый страшный момент его жизни — куда там поезду и детским позорам. Из глаз Люция смотрела ночь, яростный черный свет проникал изнутри него и выжигал образ убийцы-вампира на сетчатке жертвы. Руки пылали холодом, каждое касание причиняло боль, отложенную из-за ледяной анестезии.
Люций продолжал прижимать Чезаре к витрине. За ней были выставлены сувенирные кубки, ножи и перья. Не отрывая взгляд от испуганных глаз Чезаре, Люций ударил ладонью в витрину и та рассыпалась в мелкую крошку. Чезаре не удержался на ногах и упал прямо на кучу каких-то украшений. Люций упал сверху. Он осторожно выудил из груды сувениров тонкий стилет и приставил его острие к горлу жертвы.