— Сделай погромче и открой балкон.
— Ты переоцениваешь динамики моего телефона.
— Просто. Блять. Сделай.
Что-то у нас напряженные какие-то отношения стали.
Я пожала плечами, отнесла телефон на балкон и положила на столик. Врубила песенку и поставила на повтор. А потом вернулась, потому что Люций там уже скинул халат и начиналось что-то интересное.
Высокий, стройный, очень гибкий, бледная кожа настолько безупречна, что почти светится. Длинные белоснежные волосы небрежно рассыпались по плечам, черные глаза смотрят в никуда, в яркое синее небо Италии. Люций. Вампир. Древний как пиздец. И вся нынешняя мода на загорелых коротко стриженых качков внезапно кажется уродливой и противоестественной. Вот эта изящная эльфийская красота — вот она реально вызывает странную смесь из восхищения, страха и желания подчиняться. А это очень, очень опасный коктейль рядом с голым мужчиной…
Но голый мужчина игнорирует мои жадные взгляды. Он надрезает запястье и начинает прямо в воздухе чертить знаки, похожие на те, что он чертил на Чезаре. И рубиновые капли крови, подрагивая, висят в косых солнечных лучах, сохраняя рисунок. И песня сплетается с ними и начинает звучать глубже, ярче, объемнее, словно даже громче. И я ощущаю ее так глубоко в своих костях, как не ощущала все те сотни тысяч раз, что слушала… но теперь вряд ли буду. Она была моей, а становится чужой. Страшной. Как объяснение в любви между Чезаре и Люцием. Мне тут места нет.
Я только несколько тревожно слежу за тонкой струйкой крови из запястья вампира. Он не ослабеет опять? Не хотелось бы повторения вчерашнего перфоманса. Жаннетт у него на один раз была заказана или как захочется? И что я буду делать, если он снова… попросит. Я же сдохну, разрываясь между болью и гордостью. Не сумею выбрать — дать ему то, что он хочет и признать его власть или отказать и снова пережить что-то подобное вчерашнему.
— Хватит думать о всякой херне! Мешаешь! — горящий чернотой взгляд Люция пронзил меня смертным ужасом. Не думать о белой обезьяне, ага. Я стала мысленно подпевать.
«Убежать от своих страхов… от своих слез…» Черные глаза все еще впивались в меня, я чувствовала, хоть и не смотрела на Люция. Зачем я выбрала эту песню? «Выпьем же за то, что нам дала жизнь, за свободу и ощущение любви, выпьем за то, как нас сломала жизнь, потому что так мы научились быть счастливыми…»
Черт, если бы не я сама, своими руками включила эту песню Люцию, я была бы уверена, что он поставил ее мне, чтобы сказать что-то, что не может сказать прямо. Но он не мальчишка, чтобы стесняться и ставить песенки. И я — выбрала ее сама. С каждым «в огне…» я чувствовала как мне становится все жарче, как мурашки разбегаются по телу. И еще я чувствовала, что…
— Вот это, — сказал Люций, притягивая меня к себе и наклоняясь, чтобы обжечь огненным дыханием губы, а потом потянуть за волосы, наклоняя так, чтобы ему удобнее было целовать.
Я была все еще одета в то, в чем мы гуляли вчера, он был обнажен, но именно это делало меня уязвимой. Когда встречаются хищник, одетый лишь в то, что дала ему природа и полностью экипированный человек, убегает не хищник. В опасности не хищник. Будет располосован когтями, убит и сожран — нет, не хищник. Он облизнется и пойдет дальше — без одежды, наслаждаясь свободой.
Я хотела дотронуться до него, до его светящейся кожи, но Люций перехватил мои запястья одной рукой, второй продолжая тянуть за волосы и продолжил целовать. Я была…
В огне.
В страхе.
В жажде.
Он включил меня в свою песню — и она жидким огнем проливалась по венам вместе с кровью, пульсировала во мне. Я чувствовала как мы — мы! — зовем трусливого черноволосого мальчика к себе. Обещая ему огонь.
И он…
…отзывается.
— Все! — Люций выпустил меня, толкнул в сторону балкона. — Вырубай шарманку. Ждем до вечера. Висящие в воздухе капли дождем осыпались на пол, расплескались красным.
Я забрала телефон, выключила песню и вернулась в комнату.
Люций возлежал на диване, лениво щуря черные как ад глаза. Все еще обнаженный. Я восхищенно пробежала взглядом по его телу и наткнулась на ехидную улыбку.
— Иди ко мне, — сказала эта вампирская сволочь. — Чем займемся, пока ждем?
2.22 Холодные длинные пальцы (очень 18+)
У меня было несколько интересных предложений.
Простила ли я его? Нет!
Я прислушалась к себе. Нет, конечно. Но жгучей обиды больше не было. Боль растворилась в музыке, проникшей ко мне в кровь. А потом музыка ускользнула и унесла эту боль с собой.
Я бы хотела продолжать ненавидеть Люция, но у меня уже не получалось. Головой я все понимала, но эмоций просто не было. Нечем было ненавидеть.
И я подошла к нему, села рядом и прижалась. Подняла глаза — встретила мерцающий черный взгляд.
— Какая-то ты слишком одетая… — задумчиво сказал вампир. — Мне не нравится.
— А зачем тебе я раздетая? Ты все равно этим не пользуешься.
Люций поднял одну бровь.
— Что? — возмутилась я. — Неправда?
— Завидуешь рыжей шлюшке Жаннетт? — кривая улыбка расползалась по губам. — Интересуешься, что сделать, чтобы я не только пил твою кровь, но и трахал?
Я не ответила. Но он ведь был прав?
— Как я и говорил однажды, — Люций приподнял мой подбородок, чтобы я смотрела ему в глаза и наклонился так близко, что я чувствовала его дыхание при каждом слове. — Это неимоверно забавно. Ты так за мной бегаешь…
Я зашипела и начала отодвигаться. Но расслабленно лежащая до этого момента на спинке дивана рука железными оковами сдавила мне плечи, а Люций зарычал, обнажая белоснежные клыки. Я застыла в неудобной позе и только и могла, что прожигать его взглядом в ответ.
Хотя нет. Я могла кое-что еще.
Он до сих пор был слишком близко. И я потянулась к его губам, скользнула языком по острым кончикам клыков, прижалась, углубляя поцелуй.
И Люций ответил! Сжал меня сильнее, ворвался языком в мой рот, перехватывая инициативу, навалился, почти опрокидывая на диван…
И я со всей силы впилась зубами в его нижнюю губу! У меня нет острых вампирских клыков и даже сверх-силы, но я была очень, очень злая и даже успела почувствовать привкус остро-сладкой вампирской крови прежде чем Люций отодрал меня от себя и таки швырнул на диван. Он облизнул собственную кровь, глядя на меня уничтожающим черным взглядом, в котором сейчас не было никакого мерцания. Там была дыра в черную пустоту космоса. И бешеная ярость.
В одно мгновение он оказался сверху — поставив колено между моих ног и упираясь руками в диван по обе стороны от меня.
— Совсем охуела? — поинтересовался Люций. — Или у тебя от недоеба бешенство уже?
Он обнял пальцами мое горло и вглядывался мне в глаза, будто всерьез ожидая ответа.
Я попыталась лягнуть его ногой и по-честному целилась в пах, но когда тебя душит вампир, это не очень удобно.
Люций дернулся и сжал пальцы на моем горле сильнее. Навалился всем телом, прижал так, что я уже не могла пошевелиться. Черные глаза смотрели в упор, и плескалась в них черная-черная тьма:
— Нравится, когда с тобой пожестче? Нравятся мудаки? Устроить?
Я могла только хрипеть, но от его змеиного голоса где-то внутри все сжималось — и если бы от ужаса…
Люций отклонился, расслабил пальцы, чтобы я могла набрать в грудь воздуха и сглотнуть сухой комок в горле, а потом глаза его сверкнули так нехорошо, что узел внизу живота скрутился сильнее — и там теперь был и страх тоже.
Когти полоснули по джинсам, раскраивая их на узкие полосы, как тогда, с Чезаре. Я же мечтала быть на его месте? Я рефлекторно сжала колени, но вампир мгновенно силой развел их обратно. Он не отрывал взгляда от моих глаз, а я не знала, куда спрятаться — когда лежишь в одной футболке под очень злым обнаженным вампиром, шансов на хороший исход мало.
Люций сощурился и наклонился ко мне, так что светлые волосы упали на лицо:
— Мечтала вчера, чтобы я тебя выебал? Ну?!
Я задыхалась от ужаса и возбуждения. И черт, его это все тоже заводило — сбоку к бедру прижимался вставший член. И…
— Но обойдешься и без хуя, не заслужила, — прошипел он, и в этот момент в меня вонзились холодные твердые пальцы. Люций, конечно, не забыл прокомментировать: — Текучая шлюшка.
Я закусила губу — это все было и страшно, и возбуждающе и… снова страшно, потому что пальцев мгновенно стало три. Я задержала дыхание и приоткрыла рот. Люций жадно наблюдал за моим лицом. Почувствовав, что я приподняла бедра, он ухмыльнулся и развел пальцы внутри меня.
Я ахнула. Они были невыносимо ледяными, твердыми, жестокими, растягивали меня изнутри. А потом Люций сделал несколько движений, и мне показалось, что все мое тело сжалось вокруг этих холодных пальцев, свернулось в едином спазме.
Вампир наконец отпустил мое горло.
Мне уже было все равно.
Он провел большим пальцем по моим губам, нажал, заставляя облизнуть его.
— Закуси, а то разорешься сейчас, — посоветовал Люций.
Я сжала зубами его палец, и в этот момент с каким-то непристойным хлюпаньем в меня вошла вся узкая вампирская кисть. Дыхание перехватило, в глазах заплясали звездочки, и я застонала, сама не понимая, от какого чувства — ощущения опасного, невыносимого, растягивающего, жестокого наслаждения. Меня била крупная дрожь и этого хватало для подрагиваний внутри, которые не давали привыкнуть к тому, что происходит, смириться, приспособиться. Люций потянул руку обратно, и я открыла рот, то ли собираясь закричать, то ли попросить, то ли все-таки набрать в легкие воздуха, но не получалось ни того, ни другого, ни третьего, потому что спазм закручивал внутренности спиралью, не оставляя просвета даже для глотка кислорода.
И когда холод меня покинул, оставляя ощущение пустоты, Люций сладко улыбнулся, глядя в мои расширившиеся глаза, и вогнал внутрь всего два пальца. Но не задержавшись ни на секунду, чтобы дать влагалищу сократиться, он принялся жестко трахать меня ими, вгоняя так до упора, что почти снова проскальзывал кистью внутрь.