Он… Он оказался не жестоким садистом. Он оказался самым светлым волшебником на все времена.
К счастью, он даже не подозревал, о чем я думала.
Заблокированная метка прятала от него даже те эмоции, которые он чувствовал бы у обычного человека. Иначе за такие мысли мне бы выдали столь же волшебных и светлых пиздюлей. Так, чтобы я миллион раз пожалела, что подумала о нем подобное.
2.26 Еще
Я провела еще раз гребнем по волосам Люция, постаралась спрятать от него свои мысли — что ему стоит и без меток понять, о чем я думаю?
— Мммм… — простонал он. — А знаешь, в чем особенный кайф?
Я промолчала. Судя по ехидному тону, будут говорить гадости. И оказалась права.
— Когда на тебе нет метки, я могу наслаждаться, не чувствуя постоянно твое елозенье — ой, могу ли я, ой, хочу ли я, ой, какой он красивый, ой, какой он опасный, ой-ой! — сволочь Люций, увы, довольно точно воспроизвел всю чертову рефлексию из моей головы. Поэтому я помолчала еще немножко.
— Ты хоть раз трахалась без этих идиотских мыслей?
Вообще мне понравилось молчать. Он достает — я молчу. Он оскорбляет — я молчу. Он говорит правду — я все еще молчу и просто счастлива по этому поводу. Пока я молчу — я даже практически неуязвима. Он ведь не может заставить меня говорить, если метка не работает.
— Эх, не было бы столько дел, разблокировал бы метку и вытрахал бы тебе все мозги, пока с твоей стороны нашей связи не остались бы только стоны, — как-то лениво и мечтательно проговорил Люций. Почти романтично. Ну, то есть, в его представлении романтично.
Как в моем — не знаю, у меня захватило дух и я промолчала уже по другой причине. Во рту пересохло. Зато в других местах увлажнилось. Какие у него дела? Какие у него, черт возьми, могут быть дела, если альтернатива такая? Я, может, чем-то помочь могу?
— Тебе чем-нибудь помочь? — я все-таки открыла рот.
— Нет, я просто обдумываю альтернативные методы нематериальной стимуляции персонала, — беззаботно откликнулся Люций. — Немного затратно, конечно. Но забавно. И эффективно.
Сука.
— Иди спи, кстати, — не открывая глаз, посоветовал он. — Завтра у нас будет интересный денек.
— А ты? — я все еще сидела на коленях возле ванны, вся такая в мокром облепляющем платье, а он советовал спать?! Это нормально вообще?
— А я схожу пожрать и тоже приду. И кончай уже ерзать, я уже сказал, что ничего не будет, мне нужны все силы на твоего протеже. Сама попросила.
Только я уже поняла, что попросила о том, чего он сам хотел. Но какие варианты?
Я поднялась, с сожалением покосившись на то, что совсем не скрывала слегка голубоватая вода в ванне. Я могла бы… я прикусила губы. Ну уж нет, обойдется.
— Стой, — черные глаза плеснули тьмой из-под век. — Наклонись.
Я послушалась несколько быстрее, чем успела придумать, как именно послать его нахер с его приказами.
И была вознаграждена — крепким поцелуем прохладных губ, дразнящим языком в моем рту, ледяным выдохом, кружащим голову почище графина сангрии в жару, пальцами, запутавшимися в моих волосах и тихим «мммм…» напоследок, как раз перед тем, как он меня отпустил.
И после этого я ушла в спальню, скинула на пол мокрое платье и свернулась клубочком под одеялом.
Спать мне стоило побольше, это правда, потому что проснулась я только от хлопнувшей двери и музыкального голоса Чезаре, довольно громко по-итальянски трещавшего о чём-то с Люцием. На меня магия, вероятно больше не действовала.
А вот жестковатый и все время будто напряженный голос моего вампира этот язык преобразил. Перекатывающиеся во рту бубенчики округлых звонких итальянских слов шли ему куда сильнее шипящего русского. Но как будто этот язык тоже не был для него родным. Хотя гораздо ближе к нему. Хотела бы я послушать те слова, которые формировали его гортань, губы, нёбо в детстве.
Это было бы круче детских фоточек, которые показывает мама возлюбленного в старых фотоальбомах.
Возлюбленного.
Я закрыла лицо руками и выдохнула.
Вот я уже официально называю так своего хозяина, мучителя и мудака.
2.27 Как все испортить за пять секунд
— Чего ты хочешь? О чем мечтаешь? Чем грезишь? — прошипел мне Люций в лицо, выворачивая руку. Кажется, я это уже слышала.
Телефон выпал из пальцев, и я так и не успела нажать Отправить. Люций подхватил его на лету и со всей силы запустил в надгробие. Вот и снова я без связи.
А все началось так хорошо! Люций где-то — не хочу даже думать, где — раздобыл белую сверкающую новизной Ауди, зашвырнул туда наши вещи и нас с Чезаре, откинул крышу и мы пролетели несколько часов до Венеции, почти их не заметив. Я продолжала досыпать, иногда поглядывая на проносящиеся мимо древнеримские развалины и оливковые рощи в темно-синем вечернем свете, Чезаре с Люцием о чем-то трепались с бешеной скоростью на итальянском, воздух пах сумасшедше и романтично и все было прямо-таки идеально.
От стоянки, где Люций бросил машину, забрав оттуда только свой рюкзак, отходил обычный городской вапоретто, который довез нас до острова-кладбища Сан-Микеле и забрал оттуда последних туристов. На нас троих поглядывали странно.
Совсем стемнело, и на могилах зажглись тусклые фонарики на солнечных батарейках. Все кладбище осветилось призрачными огнями. Стало немного жутко. Но только немного — потому что самое жуткое существо в окрестностях, ночной кошмар и монстр из темноты шел как раз рядом со мной. И у нас даже почти был секс. Не каждый может похвастаться таким опытом со своими ночными кошмарами. Вот Чезаре тоже может, например. Но вообще-то мы собрались здесь для того, чтобы и его превратить в ночной кошмар.
Люций скинул рюкзак рядом с огромным надгробием с печальным плачущим ангелом, достал из него несколько толстых желтых свечей, расставил на траве, зажег, а потом вынул из кармана кольцо и надел его. На серебряной морде зверя сверкнули желтые глаза.
И вот что меня дернуло вспомнить предупреждение Макса и пока вампир настоящий и вампир будущие о чем-то шушукались в центре круга огней, настучать сообщение на оставленный им номер?
И теперь я стояла, холодея смотрела на осколки телефона и думала, что среди хит-парада моих глупостей эта была коронной. Откуда он узнал, что мне говорил Макс?
— Тупая сука, — выплюнул Люций, глядя на меня с презрением. — Он хоть трахнул тебя для закрепления эффекта или ты повелась на одни обещания?
Если он знает дословно, что говорил Макс, то к чему эти вопросы. Я не поднимала голову. Сзади стоял Чезаре и я спинным мозгом чуяла, что этот милый трусливый мальчик, не задумываясь, свернет мне шею, если ему прикажет его господин. Все верно, музыку ему подарил Люций, а я так, мимо проползала.
— Ах, милый Макс, он все тот же… — издевательски протянул вампир. — Такой обаятельный, такой весь не при чем. Чезаре, не маячь там, иди сюда. Надеюсь, ты-то будешь более верным. О, женщины, вам имя вероломство и прочая херня.
Чезаре отодвинул меня с дороги как мебель и шагнул в круг свечей. В ту же секунду на его смуглой шее раскрылся второй улыбкой алый разрез. Люций слизнул пролившуюся кровь с кинжала и отступил, чтобы не испачкаться.
Чезаре успел посмотреть на него испуганно и недоуменно и упал на колени, а потом мешком повалился в траву кладбища, заливая кровью чью-то старую могилу.
Я прочитала надпись на ней — Stefano Serra. Прости, умерший два века назад мужик, мы тут немного напачкали. И если сейчас я полечу вслед за Чезаре, то напачкаем еще.
А тот уже перестал дергаться, и даже лужа не сумевшей впитаться в траву крови больше не расползалась. Над трупом мальчика стоял Люций, скрестив на груди руки и строго на меня смотрел.
— Это такая сцена ревности, только убиваешь ты не изменщицу и не подлеца, а посторонних мужиков? — нервно поинтересовалась я, ибо взгляд у него был совершенно непроницаемый.
2.28 Страсти на Сан-Микеле
Люций поднял бровь.
— Сцена ревности? С чего мне тебя ревновать?
— Осмелюсь напомнить про Маэстро, — осмелилась напомнить я.
— С Маэстро у нас были совершенно иные разборки.
— Ну, так что ты сделаешь с тупой сукой? — я устала ждать и бояться, поэтому просто хотела, чтобы все закончилось — так или иначе.
— Что я сделаю… — Люций перешагнул через тело Чезаре и подошел ко мне. Я отступила на шаг. Он приблизился на тот же шаг. Я отступила еще. Он усмехнулся и вновь подошел. Я отскочила и уперлась спиной в плачущего на могиле ангела. Люций одним движением преодолел расстояние между нами и наклонился, глядя мне в глаза. — Что я сейчас с тобой сделаю…
Тон у него был угрожающий и предвкушающий одновременно. Он провел кончиком кинжала по моему горлу, заставив запрокинуть голову, и улыбнулся.
— Боишься? — он почти шипел.
— Неа, — я смотрела на него в упор.
Бледное лицо с черными пронзительными глазами, светлые волосы, шелковый яд которых я все еще ощущаю своими пальцами. Тонкие бледные губы искривлены улыбкой, в которой как обычно ни грамма радости. Расстегнутая белая рубашка открывает сияющую кожу груди, к которой так и хочется прикоснуться, провести ладонями.
— Умнеешь, — шепчет Люций, перехватывая одной рукой мои руки, тянущиеся к еще застегнутым пуговицам рубашки. Во второй руке у него все еще кинжал и его острие у моего горла. Если я двинусь — я порежусь онего. И я делаю это.
Совсем не больно — наверное, очень острый. Я чувствую только стекающую по шее кровь и вижу жадный взгляд вампира, следящий за ней.
И потом кинжал летит на землю, я лечу на могилу, Люций оказывается сверху, его язык слизывает кровь, его рот присасывается к моей шее, его руки задирают подол длинного черного платья, его пальцы хозяйничаюту меня между ног, его член сквозь плотные джинсы чувствуется так сильно, что я боюсь, что он их прорвет. Кажется, это именно я расстегиваю пряжку тяжелого ремня и тяну молнию вниз. Кажется, это именно Люций отодвигает в сторону мое белье — зачем я его ношу? — и я чувствую как непривычно горячая для вампира плоть касается внутренней сторонымоего бедра, раздвигаю ноги…