В тот же вечер, чуть позже
1
Они отнесли спящих близнецов в детскую и начали сами готовиться ко сну. Тэд разделся до трусов и майки — его вариант пижамы — и пошел в ванную. Тошнота подкатила к горлу, когда он чистил зубы. Тэд уронил щетку, выплюнул в раковину белую пену и наклонился над унитазом, совершенно не чувствуя своих ног. Они были как деревянные.
Он попытался срыгнуть — жалобный, сухой звук, — но ничего не получилось. Желудок начал успокаиваться… по крайней мере пытался.
Когда Тэд обернулся, в дверях стояла Лиз в синей нейлоновой ночнушке, на пару дюймов не доходившей до колен, и спокойно смотрела на него.
— Ты что-то скрываешь, Тэд. Это нехорошо. Очень нехорошо.
Он резко вдохнул и выставил руки перед собой, растопырив пальцы. Руки все еще дрожали.
— Давно ты заметила?
— Ты весь вечер какой-то странный. С тех пор как вернулся шериф. А когда он задал тот последний вопрос… насчет надписи на стене у Клоусона… с тем же успехом ты мог бы повесить себе на лоб неоновую вывеску.
— Пэнгборн ничего не заметил.
— Шериф Пэнгборн не знает тебя так, как я… но если ты не заметил, какой он бросил взгляд на тебя в конце, значит, ты вообще не смотрел. Даже он углядел, что здесь что-то не так. Это было понятно по его глазам.
Уголки ее губ слегка опустились. Из-за этого стали виднее морщинки. Впервые Тэд их заметил у Лиз после несчастного случая в Бостоне и выкидыша, а потом они сделались глубже, пока она наблюдала, как он бьется над тем, чтобы зачерпнуть хоть немного воды из колодца, который, казалось, полностью высох.
Примерно тогда он пристрастился к алкоголю. Все это вместе: несчастный случай с Лиз, ее выкидыш, провал «Пурпурного тумана» вслед за бешеным успехом «Пути Машины» под именем Старка, внезапная тяга к спиртному — вогнало его в глубочайшую депрессию. Он понимал, что это был эгоистичный, вывернутый вовнутрь настрой духа, но понимание не помогало. В конце концов он проглотил горсть снотворных таблеток, запив их половиной бутылки «Джека Дэниелса». Это была вяленькая попытка самоубийства… но все же попытка самоубийства. Так продолжалось три года. Но в то время казалось, что дольше. В то время это казалось вечностью.
И конечно же, ничего или почти ничего из этого не попало на страницы «Пипл».
Но теперь Тэд увидел, что Лиз смотрит на него так, как смотрела тогда. Он ненавидел, когда она так смотрела. Беспокойство — это плохо; недоверие — еще хуже. Он подумал, что лучше уж неприкрытое отвращение, чем этот странный, настороженный взгляд.
— Я ненавижу, когда ты мне врешь, — просто сказала она.
— Я не врал, Лиз! Ради Бога!
— Иногда люди врут, когда просто молчат.
— Я все собирался тебе рассказать. Просто пытался придумать, с чего начать.
Но сказал ли он правду? Так ли это на самом деле? Он сам не знал. Да, творится какая-то хрень, странная и сумасшедшая, но причина, что он врал молчанием, заключалась в другом. Он молчал из тех же побуждений, из которых молчит человек, заметивший кровь в своем стуле или обнаруживший плотное вздутие в паху. Молчание в таких случаях неразумно… но страх тоже иррационален.
И было еще кое-что: он писатель, а значит, выдумщик. Тэд еще не встречал ни одного литератора — включая себя самого, — который знал бы, почему делает что бы то ни было. Иногда ему казалось, что непреодолимая тяга сочинять вымышленные миры — это не более чем баррикада против растерянности, может быть, даже безумия. Отчаянное возведение порядка людьми, способными найти эту великую драгоценность только в своем рассудке… и никогда в сердце.
Невесть откуда взявшийся голос прошептал у него в голове, впервые в жизни: Кто ты, когда пишешь, Тэд? Кто ты тогда?
И Тэд не знал, что ответить.
— Ну и?.. — спросила Лиз голосом резким, на грани ярости.
Он вздрогнул, оторвавшись от собственных мыслей.
— Что?
— Ты придумал, с чего начать?
— Слушай, Лиз, мне не понятно, почему ты так злишься?
— Потому что мне страшно! — крикнула она с яростью… но теперь он заметил слезы в уголках ее глаз. — Потому что ты что-то скрыл от шерифа, и я не уверена, что ты это не скроешь и от меня! Если бы я не видела, какое у тебя было лицо…
— Да? — Теперь он и сам разозлился. — И какое же у меня было лицо?
— Виноватое, — чуть ли не рявкнула Лиз. — Точно такое же, как тогда, раньше… когда ты всем говорил, что бросил пить, а на самом деле не бросил. Когда… — Она резко умолкла. Тэд не знал, что она увидела у него на лице сейчас — и, наверное, не хотел знать, — но вся ее ярость сошла на нет. — Прости. Это было нечестно, — проговорила она с совершенно убитым видом.
— Почему же нечестно? — мрачно ответил он. — Это правда. Было правдой на тот момент.
Он вернулся в ванную и смыл остатки зубной пасты ополаскивателем для рта. Ополаскиватель не содержал спирта. Как и микстура от кашля. И заменитель ванильной эссенции в кухонном шкафчике. Тэд не брал в рот ни капли с тех пор, как закончил последнюю книгу Старка.
Лиз подошла и легонько прикоснулась к его плечу.
— Тэд, мы оба злимся. Нам обоим от этого плохо, и это никак не поможет делу. Ты говорил, что, может быть, этот убийца… этот психопат… считает себя Джорджем Старком. Он убил двух человек, которых мы знаем. Один из них был отчасти виновен в том, что псевдоним Старка раскрылся. Тебе же наверняка приходило в голову, что в списке врагов этого человека твое имя стоит явно одним из первых. И тем не менее ты что-то скрываешь. Какая там была фраза, про воробьев?
— Воробьи снова летают. — Тэд посмотрел на свое отражение в зеркале под резким светом белой флуоресцентной лампы. Все та же старая добрая физиономия. Может, круги под глазами немного темнее, но все равно это его лицо. Что не может не радовать. Рожа, конечно, не кинозвездная, но зато своя собственная.
— Да. Она для тебя что-то значила. Что?
Он выключил свет в ванной и обнял Лиз за плечи. Они пошли в спальню и легли в кровать.
— Когда мне было одиннадцать лет, — начал он, — мне сделали операцию. Удалили небольшую опухоль из лобной доли… то есть я думаю, что из лобной… головного мозга. Об этом ты знала.
— И?.. — Лиз озадаченно смотрела на него.
— Я ведь тебе говорил, что у меня были жуткие головные боли до того, как мне диагностировали эту опухоль?
— Говорил.
Он принялся рассеянно гладить ее бедро. У нее были очень красивые длинные ноги, а ночнушка и вправду была коротенькой.
— А про звуки?
— Какие звуки?
— Кажется, не говорил… просто мне это казалось неважным. Все это было давным-давно. У людей с мозговыми опухолями часто бывают головные боли, иногда судорожные припадки, иногда и то и другое. Часто у этих симптомов есть свои собственные симптомы. Их называют сенсорными предвестниками. Чаще всего это запахи: карандашной стружки, свеженарезанного лука, заплесневелых фруктов. А у меня были предвестники слуховые. Это были птицы.
Он повернулся к Лиз, так что теперь кончики их носов почти соприкасались. Почувствовал, как тонкая прядка ее волос щекочет ему лоб.
— Воробьи, если точнее.
Он сел на постели, не желая смотреть на лицо Лиз, выражавшее потрясение. Потом взял ее за руку:
— Пойдем.
— Тэд… куда?
— В кабинет, — сказал он. — Я тебе кое-что покажу.
2
Почти весь кабинет занимал огромный дубовый стол. Не фешенебельно антикварный, не фешенебельно модерновый. Просто очень большой, очень удобный письменный стол. Он стоял, как динозавр, под тремя круглыми подвесными лампами, чей тройной свет, падавший на рабочую поверхность, был ослепительно ярким, но тем не менее не резал глаза. Самой же рабочей поверхности было почти не видно под завалами рукописей, почтовых конвертов, книг, корректур и прочих бумаг. На белой стене за столом красовался плакат с изображением самого любимого сооружения Тэда: небоскреба «Утюг» в Нью-Йорке. Тэд не уставал восхищаться его невероятной клинообразной формой.
Рядом с пишущей машинкой лежала рукопись его новой книги, «Золотого пса», а на машинке — работа, сделанная сегодня. Шесть страниц. Его обычная норма… когда он работает за себя самого. За Джорджа Старка он делал по восемь, а иногда и по десять страниц в день.
— Перед тем как пришел Пэнгборн, я возился вот с этим. — Тэд взял с машинки тонкую стопку листов и протянул их Лиз. — Потом появился звук. Чириканье воробьев. Уже второй раз за сегодняшний день, только громче. Посмотри, что написано на первой странице.
Лиз смотрела очень долго. Тэд видел только ее макушку и волосы, свисавшие вниз. Когда она подняла голову, все краски исчезли с ее лица. Губы были сжаты в тонкую серую линию.
— Та же самая фраза, — прошептала она. — Та же самая. Тэд, что происходит? Что…
Она пошатнулась, и Тэд бросился к ней, на миг испугавшись, что она и впрямь потеряет сознание. Он схватил ее за плечи, но зацепился ногой за Х-образную ножку кресла и едва не упал на стол вместе с Лиз.
— С тобой все в порядке?
— Нет, — сказала она слабым голосом. — А с тобой?
— И со мной как-то не очень. Прости. Бомонт, как всегда, неуклюж. Да уж, рыцарь в сияющих доспехах из меня никакой.
— Ты написал это раньше, чем пришел Пэнгборн. — Лиз, похоже, никак не могла этого осознать. — Раньше.
— Да.
— И что это значит? — Ее взгляд был отчаянным и напряженным, зрачки — просто огромными, несмотря на яркий свет.
— Не знаю. Я думал, вдруг у тебя будут какие-то мысли.
Она покачала головой и положила листы обратно на стол. Потом вытерла руку о подол ночнушки, как будто притронулась к чему-то мерзкому. Тэд подумал, что она этого даже не осознает, и не стал ей говорить.
— Теперь ты понимаешь, почему я промолчал? — спросил он.
— Да… наверное.
— Что на это сказал бы Пэнгборн? Наш практичный шериф из самого маленького округа штата Мэн, который верит в компьютерные распечатки БДВС и показания свидетелей? Шериф, который считает более правдоподобным, что я где-то прячу брата-близнеца, чем то, что кто-то придумал способ, как подделать чужие отпечатки пальцев? Что он сказал бы на это?
— Я… я не знаю. — Она пыталась взять себя в руки, пыталась справиться с потрясением. Тэд и раньше такое видел, но все равно не переставал восхищаться женой. — Я не знаю, что он сказал бы, Тэд.
— Я тоже не знаю. В худшем случае он бы подумал, что я знал о готовящемся преступлении. Но скорее всего он бы решил, что я написал это после его ухода.
— Но зачем бы ты стал это делать? Зачем?
— Первое, что приходит на ум: сумасшествие, — сухо проговорил Тэд. — Думаю, полицейский вроде Пэнгборна скорее поверит в психическую невменяемость, чем в совпадение, которое иначе как сверхъестественным не назовешь. Но если ты думаешь, я не прав, что не хочу ничего говорить, пока мне не представится случай хоть что-то понять самому — а я все же попробую разобраться, — то так и скажи. Мы позвоним в Касл-Рок, в офис шерифа, и оставим ему сообщение.
Она покачала головой:
— Я не знаю. Я слышала — кажется, на каком-то ток-шоу — об экстрасенсорных связях…
— И ты в это веришь?
— Да я как-то об этом не думала, — сказала она. — Мне это было без надобности. Но теперь, кажется, надо задуматься. — Она протянула руку и взяла лист с надписью. — Ты написал это одним из карандашей Джорджа.
— Просто он первым попался под руку, — раздраженно проговорил Тэд. На мгновение вспомнил о ручке, но тут же прогнал эту мысль. — И это не карандаши Джорджа. И никогда не были карандашами Джорджа. Они мои. И меня как-то задрало, что о нем говорят как о какой-то отдельной личности. Может, когда-то это и было забавно, но теперь уже нет.
— И все-таки сегодня ты употребил одно из его выражений: «Сварганить мне алиби». Раньше я от тебя такого не слышала, разве что читала в книгах. Это обычное совпадение?
Он хотел ответить, что да, конечно, но промолчал. Возможно, это действительно совпадение, но в свете того, что он написал на этом листе бумаги, можно ли утверждать наверняка?
— Я не знаю.
— Ты был в трансе, Тэд? Когда ты это писал, ты был в трансе?
Пусть медленно и неохотно, но он ответил:
— Да. Кажется, да.
— И это все? Или было что-то еще?
— Я не помню. — Он помолчал и добавил еще неохотнее: — Кажется, я еще что-то сказал, но я, честно, не помню.
Она долго смотрела на него, а потом проговорила:
— Пойдем спать.
— Лиз, ты думаешь, мы сможем заснуть?
Она невесело рассмеялась.
3
Однако минут через двадцать Тэд уже почти спал, но голос Лиз вернул его обратно.
— Тебе надо к врачу, — сказала она. — В понедельник.
— Сейчас нет головных болей, — возразил он. — Только птичий щебет. И эта странная фраза, которую я написал. — Он помедлил и с надеждой добавил: — А ты не думаешь, что это просто совпадение?
— Я не знаю, что это, — ответила Лиз. — Но скажу тебе честно, Тэд, я не очень-то верю в совпадения.
Почему-то ее слова показались обоим смешными, и они захихикали, но очень тихо, чтобы не разбудить близнецов. Теперь они обнимались, и между ними опять воцарилось согласие — в своем теперешнем состоянии Тэд уже почти ни в чем не был уверен, но в этом он был уверен на сто процентов. У них с Лиз все хорошо. Гроза миновала. Мрачное прошлое вновь похоронено, хотя бы на данный момент.
— Я запишу тебя к доктору, — сказала Лиз, когда они оба перестали смеяться.
— Нет. Я сам.
— И не будешь потом отговариваться забывчивостью в творческом запале?
— Нет. В понедельник прямо с утра запишусь, первым делом. Честное слово.
— Хорошо. — Лиз вздохнула. — Если мне удастся заснуть, это будет настоящее чудо. — Но уже через пять минут она задышала тихо и ровно, а еще через пять минут Тэд тоже заснул.
4
И ему снова приснился сон.
Все тот же сон (или очень похожий), только конец отличался. Но сначала все было так же: Старк привел Тэда в пустой дом, и всегда оставался у него за спиной, и вновь сказал Тэду, что тот ошибается, когда Тэд пытался доказывать совершенно убитым дрожащим голосом, что это его собственный дом. Ошибочка вышла, вновь сказал Старк за его правым плечом (или за левым? и есть ли разница?). Хозяин этого дома мертв. Хозяин этого дома отправился в то легендарное место, где заканчиваются все рельсы, в место, которое здесь (где бы ни было это здесь) называется Эндсвилем. Все было точно так же. Пока они не добрались до прихожей у задней двери, где Лиз была уже не одна. Теперь к ней присоединился Фредерик Клоусон. Он был голым, если не считать совершенно нелепого кожаного плаща. И он тоже был мертв, как Лиз.
Старк за плечом Тэда задумчиво произнес:
— Вот так оно и бывает со всякими стукачами. Их пускают на фарш. О нем уже позаботились. Я обо всех позабочусь, по очереди. Только смотри, чтобы мне не пришлось позаботиться о тебе. Воробьи снова летают, Тэд, запомни. Воробьи летают.
А потом — не в доме, снаружи — Тэд их услышал. Не тысячи, а миллионы, может быть, миллиарды воробьев. День обернулся ночью, когда огромная стая сначала затмила солнце, а потом закрыла его совсем.
— Я ничего не вижу! — закричал Тэд, и Джордж Старк прошептал у него за спиной:
— Они снова летают, дружище. Не забывай. И не вздумай встать у меня на пути.
Он проснулся в холодном поту, сотрясаясь от дрожи, и на этот раз еще долго не мог заснуть снова. Он лежал в темноте и думал, насколько бредовой была эта мысль — мысль, которую оставил после себя сон. Возможно, и в первый раз было так же, но теперь мысль проявилась гораздо отчетливее. Совершенно абсурдная мысль. Да, Тэд всегда представлял себе Старка похожим на Алексиса Машину (и почему нет, ведь, по сути, они появились одновременно, вместе с «Путем Машины»), оба высокие, широкоплечие, крепкие, здоровенные амбалы, словно вырубленные из цельного куска какого-то твердого материала, и оба блондины… и все равно это был полный бред. Псевдонимы не оживают и не убивают людей. Утром, за завтраком, он скажет Лиз, и они оба посмеются… ну, может, и не посмеются при настоящем положении дел, но усмехнутся уж точно.
Назовем это комплексом Вильяма Вильсона, подумал он, засыпая. Но утром давешний сон показался уже не таким важным, чтобы рассказывать о нем жене, — у них было много других забот. Так что Тэд ничего не сказал… но в течение дня вновь и вновь вспоминал этот сон, мысленно возвращался к нему и лелеял, как черный бриллиант.