Он открыл дверь пошире, схватил Мириам за волосы и затащил внутрь.
Буквально через секунду он услышал лязганье отодвигаемого засова и скрип открывшейся двери. Ему даже не нужно было выглядывать в коридор, чтобы увидеть лицо, высунувшееся из соседней квартиры, — маленькую безволосую кроличью мордочку с почти подергивающимся носом.
— Ты не разбила его, Мириам? — спросил он громким голосом. Потом сменил тембр на более высокий, не то чтобы прямо фальцет, но близко к тому, сложил ладони чашечкой вокруг рта, чтобы создать акустический отражатель, и голос стал женским. — Кажется, нет. Ты мне поможешь его поднять? — Убрал руки и крикнул своим нормальным голосом: — Конечно. Сейчас.
Он закрыл дверь и посмотрел в глазок с круглой линзой, дававшей пусть и искривленный, но широкий обзор коридора. Увидел именно то, что ожидал увидеть: белое личико, высунувшееся в щелку приоткрытой двери в квартире напротив — точно как кролик, выглядывающий из норки.
Лицо исчезло.
Дверь закрылась.
Не захлопнулась, а просто закрылась. Глупенькая Мириам что-то уронила. Мужчина, пришедший с ней — может, любовник, может, бывший муж, — помогает ей это поднять. Беспокоиться не о чем. Все спокойно, крольчата.
Мириам застонала, приходя в себя.
Блондин достал из кармана опасную бритву и открыл ее, тряхнув рукой. Лезвие сверкнуло в тусклом свете единственной лампы, которую он оставил включенной на столе в гостиной.
Мириам открыла глаза. Посмотрела вверх и увидела его перевернутое лицо, склонившееся над ней. Ее рот был испачкан красным, как будто она ела клубнику.
Он показал ей бритву. Ее затуманенные глаза враз прояснились, широко раскрывшись. Влажно-красный рот открылся.
— Только пикни, сестренка, и я тебя порежу, — сказал он, и ее рот закрылся.
Он снова схватил ее за волосы и потащил в гостиную. Ее юбка шуршала по лакированному паркету. Ягодицами она зацепила коврик, и тот смялся под ней. Она застонала от боли.
— Не надо, — сказал он. — Я тебя предупреждал.
Они добрались до гостиной. Комната была маленькой, но симпатичной. Очень уютной. Репродукции французских импрессионистов на стенах. Вставленная в рамку афиша мюзикла «Кошки» с подзаголовком «ОТНЫНЕ И ВОВЕК». Сухие цветы. Небольшой диванчик, обтянутый буклированной материей цвета спелой пшеницы. Книжный шкаф. На одной полке в шкафу он увидел обе книги Бомонта, на другой — все четыре книги Старка. Бомонт стоял выше. Это было неправильно, но он уже понял, что сучка вообще ни во что не въезжала.
Он отпустил ее волосы.
— Садись на диван, сестренка. На тот конец. — Он указал на край дивана, рядом с которым стоял маленький столик с телефоном и автоответчиком.
— Пожалуйста, — прошептала она, даже не пытаясь подняться. Ее рот и щека начали распухать, и слово прозвучало нечетко: Пасалыста. — Все, что угодно. Деньги в казане. — Дейги ф касане.
— Садись на диван. На тот конец. — На этот раз он поднес бритву к ее лицу.
Она вскарабкалась на диван и вжалась в подушки. Ее темные глаза были широко раскрыты. Она вытерла рот рукой, изумленно уставилась на кровь у себя на ладони, потом опять посмотрела на человека с бритвой.
— Что вам нужно? — Што вам нушно? Она говорила как будто с набитым ртом.
— Мне нужно, чтобы ты кое-кому позвонила, сестренка. Вот и все.
Он взял телефон и рукой, державшей бритву, нажал кнопку «ВЫЗОВ» на автоответчике. Потом протянул трубку Мириам. Это был старомодный аппарат, с трубкой, похожей на слегка оплывшую гантель. Очень тяжелой, намного тяжелее трубки аппарата «Принцесса». Он это знал, и по тому, как напряглась Мириам, когда взяла трубку, понял, что и она это знает. Он улыбнулся. Одними уголками губ. В этой улыбке не было тепла.
— Думаешь, что сумеешь проломить мне башку этой штукой, да, сестренка? — спросил он. — Скажу тебе одно: это не самая счастливая мысль. А знаешь, что бывает с людьми, которые теряют счастливые мысли? — Она не ответила, и он продолжил: — Они падают с неба. Это точно. Я видел в мультфильме. Так что положи трубочку на колени и сосредоточься, чтобы вернуть счастливые мысли.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. По ее подбородку медленно текла кровь. Сорвавшаяся капля упала на платье. Теперь уже не отстираешь, сестренка, подумал он. Говорят, кровь отстирывается, если сразу промыть пятно холодной водой, но это не так. У них есть технологии. Спектроскопы. Газовые хроматографы. Ультрафиолет. Леди Макбет была права.
— Если эта плохая мысль вдруг вернется, я сразу пойму по твоим глазам, сестренка. У тебя такие большие темные глаза. Ты же не хочешь, чтобы один из них стек по щеке, правда?
Она замотала головой так быстро, что волосы взвились вихрем вокруг лица. И все время, пока она мотала головой, ее красивые темные глаза ни на миг не отрывались от его лица, и блондин почувствовал шевеление в паху. Сэр, у вас в кармане складной метр, или вы просто рады меня видеть?
На этот раз улыбка коснулась не только его губ, но и глаз, и ему показалось, что Мириам немного расслабилась. Совсем чуть-чуть.
— Я хочу, чтобы ты набрала номер Тэда Бомонта.
Она лишь смотрела на него огромными глазами, блестевшими от потрясения.
— Бомонта, — терпеливо повторил он. — Писателя. Давай, сестренка. Время мчится вперед, как Меркурий, обутый в крылатые сандалии.
— Моя книжка, — сказала она. Ее рот так распух, что уже не закрывался, и понимать, что она говорит, становилось все сложнее. Слова прозвучали, как ая кышка.
— Ая кышка? — нахмурился он. — Какая еще кишка? Не понимаю, о чем ты. Говори толком, сестренка.
Осторожно, мучительно, четко выговаривая каждое слово:
— Моя книжка. Книжка. Записная книжка. Я не помню его номер.
Опасная бритва метнулась в воздухе по направлению к лицу Мириам. Казалось, лезвие издало свист, похожий на человеческий шепот. Возможно, это была игра воображения, но они оба услышали этот звук. Мириам еще глубже вжалась в подушки, ее распухшие губы скривились. Он повернул бритву так, чтобы свет лампы упал на лезвие и пробежал по нему, как вода. Посмотрел на Мириам, словно приглашая ее вместе с ним восхититься такой удивительной вещью.
— Не езди мне по мозгам, сестренка. — Теперь он заговорил с мягким, тягучим южным акцентом. — Этого делать не нужно, особенно если общаешься с парнем вроде меня. Давай набирай этот хренов номер. — Возможно, она не помнила номер Бомонта, не такое уж это большое дело, но номер Старка она должна помнить. Благодаря Старку она изрядно поднялась в книжном бизнесе, и так уж вышло, что номер у этих двоих один и тот же.
У нее из глаз потекли слезы.
— Я не помню, — простонала она. — А нэ пому.
Блондин уже было решил ее резануть — не потому, что рассердился на нее, а потому, что если позволить даме солгать один раз, она неизбежно солжет и потом, — но передумал. Вполне возможно, решил он, что у нее на время отшибло память о таких пустяках, как телефонные номера, даже если это номера важных клиентов вроде Бомонта/Старка. Она была в шоке. Если бы он попросил набрать номер ее собственного агентства, она, вероятно, тупила бы точно так же.
Но поскольку речь шла не о Рике Каули, а о Тэде Бомонте, он мог ей помочь.
— Ладно, — сказал он. — Ладно, сестренка. Сейчас ты расстроена. Я понимаю. Не знаю, поверишь ты или нет, но я даже сочувствую. Но тебе повезло, потому что я знаю номер. Можно сказать, знаю его, как свой собственный. И я тут подумал… Я даже не буду тебя заставлять набирать этот номер. Отчасти потому, что не хочу сидеть здесь до утра и ждать, пока ты наберешь его правильно, но еще и потому, что я правда тебе сочувствую. Я сейчас дотянусь до телефона и наберу номер сам. Знаешь, что это значит?
Мириам Каули покачала головой. Казалось, будто у нее на лице остались одни глаза.
— Это значит, что я доверюсь тебе. Но только в этом и ни в чем другом, старушка. Ты меня слушаешь? Ты понимаешь?
Мириам бешено закивала, волосы вновь взвились в воздух. Черт, он любил женщин с пышными волосами.
— Хорошо. Это хорошо. А пока я набираю номер, сестренка, ты будешь смотреть прямо на это лезвие. Очень помогает сосредоточиться на счастливых мыслях.
Он протянул руку и принялся набирать номер на старом аппарате с вращающимся диском. Каждое движение диска отзывалось усиленными микрофоном щелчками в динамике автоответчика. Похожие звуки издает ярмарочное «Колесо фортуны», когда замедляет свое вращение. Мириам Каули сидела с телефонной трубкой на коленях и переводила взгляд с лезвия бритвы на плоские, грубые черты лица этого страшного незнакомца.
— Поговори с ним, — приказал блондин. — Если трубку возьмет жена, скажи ей, что это Мириам из Нью-Йорка и что тебе нужно поговорить с ее мужем. Я знаю, что у тебя распух рот, но постарайся, чтобы тот, кто возьмет трубку, понял, что это ты. Постарайся ради меня, сестренка. Если не хочешь, чтобы твое лицо стало похоже на портреты Пикассо, ты постараешься изо всех сил, — последние два слова прозвучали как «сех си».
— Что… что мне сказать?
Блондин улыбнулся. Все-таки привлекательная штучка. Очень даже аппетитная. Эти волосы… В паху снова зашевелилось. Там вообще становилось весьма оживленно.
На том конце линии зазвонил телефон. Звонки было слышно через автоответчик.
— Ты сама сообразишь, сестренка.
Раздался щелчок, на том конце сняли трубку. Блондин дождался, пока не раздалось «алло» голосом Бомонта, а потом резко нагнулся — молниеносно, как атакующая змея, — и полоснул бритвой по левой щеке Мириам Каули, срезав большой кусок кожи. Кровь хлынула потоком. Мириам закричала.
— Алло! — раздался в трубке голос Бомонта. — Алло, кто это? Черт, это ты?
Да, это я, подумал блондин. Это я, и ты, сукин сын, знаешь, что я.
— Скажи ему, кто ты и что здесь происходит! — рявкнул он Мириам. — Давай! Не заставляй меня повторять дважды!