Уэнди падает
1
Ситуация так или иначе разрешится — в этом Тэд был уверен. Джордж Старк не мог просто взять и исчезнуть. Однако Тэд начал подозревать, причем не без оснований, что падение Уэнди с лестницы через два дня после звонка Старка в «Дейвз-маркет» раз и навсегда определило, в каком именно направлении будут развиваться события.
И только после этого случая Тэд наконец понял, как надо действовать. Эти два дня он провел в каком-то бездыханном затишье. Он совершенно не воспринимал даже самые идиотские телепрограммы, не мог читать, а мысль о том, чтобы писать, казалась такой же нелепой, как мысль о путешествии со скоростью света. Он беспрестанно ходил из комнаты в комнату, присаживался на пару минут, снова вставал и опять ходил. Путался под ногами у Лиз и действовал ей на нервы. Она ничего ему не говорила, но он догадывался, что она изо всех сил сдерживает себя, чтобы не высказать все, что думает.
Дважды он собирался рассказать ей о втором звонке Старка, когда хитрый лис Джордж сообщил ему о своих планах на ближайшее будущее, пользуясь тем, что линия не прослушивается и о его угрозах никто не узнает. Но оба раза так и не решился заговорить, зная, что это никак не поможет, а лишь еще больше расстроит Лиз.
И дважды он ловил себя на том, что сидит в кабинете, держа в руке один из тех чертовых бероловских карандашей, к которым обещал больше не прикасаться, и смотрит на новую, еще запечатанную в целлофан стопку блокнотов, в которых писал Старк.
У тебя была задумка… Помнишь, насчет свадьбы и бронированного автомобиля?
Да, это правда. Тэд даже придумал название, неплохое название: «Стальная Машина». И вот еще одна правда: в глубине души Тэд и вправду хотел написать эту книгу. Он уже чувствовал зуд, как это бывает, когда у тебя зачесалась спина, а ты никак не можешь дотянуться до нужного места.
Джордж тебе его почешет.
О да. Джордж только и ждет, как бы его почесать. Но тогда с Тэдом что-то случится, потому что теперь все изменилось, правда? Тэд не знал, что именно с ним случится. Возможно, и не мог знать, но ему никак не давал покоя один пугающий образ. Сцена из милой, расистской сказки для детей «Негритенок Самбо». Негритенок Самбо забрался на дерево, где тиграм было его не достать, и те так разъярились, что вцепились друг другу в хвосты и принялись бегать вокруг дерева все быстрее и быстрее, пока не превратились в масло. Самбо собрал масло в глиняный горшок и отнес домой маме.
Джордж — великий алхимик, размышлял Тэд, сидя у себя в кабинете и постукивая по краешку стола незаточенным бероловским карандашом «Черный красавец». Превращает солому в золото. Тигров — в масло. Книги — в бестселлеры. Тэда — в… во что?
Он не знал. Ему было страшно узнать. Но его больше не будет, Тэда больше не будет, в этом он был уверен. Может быть, в мире останется кто-то, кто выглядит в точности как Тэд Бомонт, но за внешностью Тэда Бомонта будет скрываться другой разум. Больной, блестящий ум.
Он почему-то не сомневался, что этот новый Тэд Бомонт будет уже не таким неуклюжим… и очень опасным.
А Лиз и детишки?
Оставит ли Старк их в покое, когда возьмется за руль?
Только не он.
Тэд задумывался и о побеге. Посадить Лиз с близнецами в «субурбан» и просто уехать. Но какой в этом смысл? Что толку бежать, если хитрый лис Джордж может видеть глазами простодушного кролика Тэда? Они могут сбежать хоть на край света; приедут туда, оглянутся и увидят, как Джордж Старк подъезжает к ним на собачьей упряжке, с опасной бритвой в руке.
Он задумывался и о том, чтобы позвонить Алану Пэнгборну, но отказался от этой мысли еще быстрее и решительнее. Алан сказал им, где сейчас доктор Притчард, и решение шерифа не пытаться связаться со старым хирургом прямо сейчас, а дождаться, когда они с женой вернутся домой из похода, сразу же выдало Тэду все, что ему надо знать о том, во что верит Алан… и самое главное, во что он не верит. Если рассказать ему о звонке в «Дейвз», Алан решит, что Тэд это выдумал. Даже если Розали подтвердит, что Тэду кто-то звонил в магазин, Алан все равно не поверит. И никто не поверит. Ни Алан, ни все остальные полицейские, собиравшиеся на эту конкретную вечеринку.
Дни тянулись мучительно медленно, словно канув в какое-то странное вневременье. На второй день Тэд записал в дневнике: «Я себя чувствую штилевой полосой в Атлантическом океане». Это была единственная запись за всю неделю, и Тэд уже начал думать, что она же станет последней. Его новый роман «Золотой пес» застрял в мертвой точке. В общем, этого и следовало ожидать. Очень сложно выдумывать истории, когда ты живешь в постоянном страхе, что плохой человек — очень плохой человек — явится к тебе в дом, перебьет всю твою семью, а потом примется и за тебя.
Что-то похожее на эту растерянность он уже чувствовал раньше, но лишь однажды: в течение нескольких недель после того, как бросил пить. Когда он все-таки вынул затычку из ванны со спиртным, где барахтался после выкидыша Лиз и до появления Старка. Тогда, как и теперь, его не покидало стойкое ощущение, что есть большая проблема, но к ней никак не подступишься. Она так же недостижима, как мираж водной глади впереди на шоссе в жаркий день. Чем сильнее стараешься, чем быстрее бежишь к этой проблеме, надеясь схватить ее, смять, уничтожить, тем быстрее она отступает все дальше и дальше, и в конце концов ты уже просто не можешь бежать и стоишь, задыхаясь, а фальшивая рябь на воде у самого горизонта по-прежнему насмехается над тобой.
Он плохо спал по ночам, ему снова снилось, как Джордж Старк водит его по его же собственному дому, где вещи взрывались, едва он к ним прикасался, и где в дальней комнате его ждали трупы жены и Фредерика Клоусона. И когда он входил в эту комнату, птицы взлетали в небо, срываясь с деревьев, проводов и столбов, тысячи, миллионы птиц — темное облако, застилавшее солнце.
Пока Уэнди не упала с лестницы, Тэд чувствовал себя фаршем, дожидавшимся, когда придет кто-то голодный и страшный, заткнет салфетку за ворот, возьмет в руку вилку и примется за еду.
2
Близнецы уже давно научились ползать, а в последний месяц пытались вставать на ножки, держась за ближайший устойчивый (а иногда и не очень устойчивый) предмет. Лучше всего подходили журнальный столик и ножка стула, но годилась и пустая картонная коробка, по крайней мере пока кто-то из близнецов не наваливался на нее всем весом и она не ломалась или не опрокидывалась вверх дном. Способность доводить себя до беды хорошо развита у малышей в любом возрасте, но в восемь месяцев, когда ползать уже неинтересно, а ходить еще лишь предстоит научиться, дети переживают золотой век напастей и катастроф.
Под вечер, где-то без четверти пять, Лиз выпустила малышей на пол, чтобы они поиграли в ярком квадрате света под окном. Минут десять они уверенно ползали и нетвердо стояли (последнее сопровождалось радостным гуканьем, обращенным к родителям и друг к другу), а потом Уильям поднялся на ножки, держась за край журнального столика. Оглядевшись по сторонам, он торжественно помахал правой рукой. Это напомнило Тэду кадры старой кинохроники, где дуче обращается к народу с балкона, выходящего на площадь. Потом Уильям схватил со столика мамину чашку и вылил на себя остатки чая, прежде чем шлепнулся на попку. К счастью, чай был холодный, но Уильям не выпустил чашку и умудрился так стукнуть себя по нижней губе, что на ней показалась кровь. Он громко расплакался. Уэнди тут же присоединилась.
Лиз подхватила его на руки, осмотрела, закатила глаза на Тэда и унесла Уилла наверх, чтобы успокоить его и промыть рану.
— Присмотри за принцессой, — сказала она, уходя.
— Ага, — отозвался Тэд, но он давно понял (и сейчас ему предстояло в этом убедиться), что в золотой век напастей и катастроф подобные обещания не стоят практически ничего. Уильям ухитрился схватить чашку буквально под носом у Лиз, а Тэд увидел, что Уэнди вот-вот грохнется с третьей ступеньки лестницы, когда уже ничего нельзя было сделать.
Тэд рассматривал журнал — не читал, а просто лениво листал, глядя на фотографии. Закончив с одним журналом, он пошел взять другой, из плетеной корзины, стоявшей рядом с камином и служившей газетницей. Уэнди ползала по полу, забыв о слезах еще прежде, чем они высохли на ее пухлых щечках. Она тихонько пыхтела себе под нос — пф-пф-пф, — как всегда делали близнецы, когда ползали. Иногда Тэд задумывался, что, возможно, любое передвижение ассоциируется у малышей с легковыми и грузовыми автомобилями, которые они видят по телевизору. Он присел на корточки, перебрал журналы, лежавшие в корзине, и наконец вытащил «Харперс базаар» месячной давности, просто так, безо всякой причины. Ему вдруг пришло в голову, что он ведет себя как человек в приемной у стоматолога в ожидании, когда его позовут в кабинет, чтобы вырвать зуб.
Он обернулся, и Уэнди уже была на лестнице. Она забралась ползком на третью ступеньку и теперь поднималась на дрожащие ножки, держась за столбик перил. Заметив, что Тэд на нее смотрит, она улыбнулась ему и сделала величавый жест рукой. При этом все ее тельце опасно наклонилось вперед.
— Господи, — выдохнул Тэд и поднялся так резко, что в коленях хрустнуло. Уэнди шагнула вперед с края ступеньки и отпустила столбик. — Уэнди, не надо!
Он перелетел через всю комнату одним прыжком и почти успел. Но он был неуклюжим и зацепился ногой за ножку кресла. Оно опрокинулось, и Тэд растянулся на полу. Уэнди сорвалась со ступеньки с испуганным тоненьким криком. Ее тельце слегка повернулось в воздухе. Тэд попытался схватить ее, стоя на коленях, и промахнулся на добрых два фута. Правая ножка Уэнди задела нижнюю ступеньку, а головка с глухим стуком ударилась о пол, покрытый ковром.
Она закричала, и прежде чем подхватить ее на руки, Тэд еще успел подумать о том, как страшно звучит детский крик боли.
Сверху донесся испуганный голос Лиз:
— Тэд?
Потом послышались торопливые шаги.
Уэнди пыталась заплакать. Первый крик боли вытолкнул весь воздух у нее из легких, и сейчас наступил этот страшный, растянувшийся в вечность момент, когда она пыталась разомкнуть грудь и набрать воздух для следующего крика. Когда этот крик прозвучит, у всех полопаются барабанные перепонки.
Если он прозвучит.
Он держал ее, тревожно вглядываясь в ее сморщенное, налитое кровью личико. Оно стало почти лиловым, за исключением красной отметины в форме большой запятой на лбу. Господи Боже, а если она умирает? А если она задохнется, не сумев сделать вдох и выдавить крик, застрявший в легких?
— Кричи, черт! — заорал он на нее. Господи, это лиловое личико! Эти вытаращенные изумленные глазенки! — Кричи!
— Тэд! — Теперь голос Лиз звучал очень испуганно, но словно откуда-то издалека. В эти бесконечные секунды между первым криком Уэнди и ее напряженной борьбой, когда она силилась закричать снова и задышать, Джордж Старк начисто вылетел из головы Тэда, впервые за последние восемь дней. Уэнди сделала судорожный вдох и завопила во весь голос. Тэд, дрожа от облегчения, прижал ее к плечу и принялся ласково гладить по спинке, стараясь успокоить.
Лиз бежала по лестнице вниз, прижимая Уильяма к боку, словно вертлявый мешочек с зерном.
— Что случилось? Тэд, с ней все в порядке?
— Да. Она грохнулась с третьей ступеньки. Теперь все хорошо. Она закричала. Сначала мне показалось… как будто ее замкнуло. — Он с дрожью в голосе рассмеялся, отдал Уэнди жене, а себе забрал Уильяма, который тоже расплакался за компанию с сестренкой.
— Ты что, не смотрел за ней? — с упреком проговорила Лиз, качая Уэнди на руках и пытаясь ее успокоить.
— Да… нет. Я пошел взять журнал. А потом — раз — и она уже была на лестнице. Мгновенно. Как с Уиллом и чашкой. Они такие… чертовски проворные. Как думаешь, с ней все в порядке? Она ударилась о ковер, но ударилась сильно.
Лиз рассмотрела лоб Уэнди, держа ее перед собой на вытянутых руках, и бережно поцеловала красную отметину. Крики Уэнди уже понемногу затихали.
— Думаю, все в порядке. Шишка будет, но быстро пройдет. Слава Богу, что здесь ковер. Прости, что набросилась на тебя, Тэд. Я знаю, какие они проворные. Просто я… у меня ощущения, как перед месячными, только теперь постоянно.
Рыдания Уэнди сменились всхлипами. Соответственно, Уильям тоже стал затихать. Он протянул пухлую ручку и схватился за белую футболку сестры. Она повернулась к нему. Он что-то заворковал, обращаясь к ней. Тэда всегда немного пугало это воркование близнецов, как будто они говорили друг с другом на каком-то иностранном языке, ускоренном настолько, что нельзя было понять, что это за язык, не говоря уже о том, чтобы разобрать слова. Уэнди улыбнулась брату, хотя ее слезы по-прежнему лились в три ручья. Она что-то пробормотала в ответ. На мгновение Тэду показалось, что его дети и вправду беседуют друг с другом в своем собственном мире — в мире близнецов.
Уэнди протянула ручонку и погладила Уильяма по плечу. Они смотрели друг на друга и продолжали ворковать.
С тобой все в порядке, моя хорошая?
Да, милый Уильям. Я ударилась, но не сильно.
Дорогая, может быть, тебе лучше остаться дома, а не ходить в гости к Стэдлеям?
Думаю, лучше пойти, но спасибо за заботу.
Ты уверена, ненаглядная Уэнди?
Да, Уильям, мой родной, со мной все хорошо, хотя, боюсь, я обкакалась.
Ой, солнышко, как ДОСАДНО!
Тэд улыбнулся своим мыслям и взглянул на ножку Уэнди.
— Тут будет синяк, — сказал он. — На самом деле он уже есть.
Лиз слегка улыбнулась.
— Пройдет, — сказала она. — И это будет не последний ее синяк.
Тэд наклонился и поцеловал Уэнди в кончик носа, думая о том, как быстро и яростно начинаются эти грозы — еще три минуты назад он боялся, что она задохнется, — и как быстро они проходят.
— Да, — согласился он. — Видит Бог, не последний.
3
Около семи вечера, когда близнецы проснулись после позднего дневного сна, синяк на ножке Уэнди стал темно-лиловым. Он был странной формы — в виде гриба.
— Тэд, — позвала Лиз от своего пеленального столика. — Иди посмотри.
Тэд снял с Уэнди чуть влажный, но не промокший насквозь подгузник и бросил его в корзину. Потом взял голенькую дочурку на руки и подошел к пеленальному столику сына. Он взглянул на Уильяма, и у него глаза полезли на лоб.
— Как тебе? — тихо спросила Лиз. — Странно, да?
Тэд долго смотрел на Уильяма.
— Да, — сказал он наконец. — Очень странно.
Уильям ворочался и извивался, и Лиз придерживала его рукой, чтобы он не свалился со столика. Она резко повернулась к Тэду.
— С тобой все в порядке?
— Да. — Он сам поразился тому, как спокойно звучит его голос. Исчез ослепительно белый свет, не застилавший глаза, а горевший за ними. Тэду вдруг показалось, что он кое-что понял о птицах — совсем немного — и о том, каким должен быть следующий шаг. Он понял это, глядя на ножку сына, где красовался синяк, точно такой же, как на ножке Уэнди: по цвету, по форме и местоположению. Когда Уилл схватил чашку и опрокинул ее на себя, он плюхнулся на попку. Насколько Тэд помнил, ножкой он не ударялся. И все-таки у него на ноге был синяк — симпатический синяк в форме гриба.
— Точно в порядке? — переспросила Лиз.
— Они и синяками своими делятся, — сказал Тэд, глядя на ножку Уильяма.
— Тэд?
— Со мной все в порядке. — Он легонько поцеловал жену в щеку. — Давай-ка уже одевать наших Психо и Соматику.
Лиз рассмеялась.
— Тэд, ты сумасшедший.
Он улыбнулся, но улыбка вышла странной, какой-то далекой.
— Да. Сумасшедший и хитрый, как лис.
Он отнес Уэнди обратно на ее пеленальный столик и принялся надевать на нее подгузник.