Все сроки вышли
1
День, когда истекла неделя, данная Тэду Бомонту, был больше похож на конец июля, чем на середину июня. Тэд проехал восемнадцать миль до Университета штата Мэн под тускло-желтым небом, кондиционер в «субурбане» работал на полную мощность, несмотря на изрядный расход бензина. Следом за ним ехал темно-коричневый «плимут». Он никогда не подъезжал ближе, чем на два автомобильных корпуса, но и не отставал больше, чем на пять. Он редко когда позволял другим автомобилям вклиниться в этот промежуток между собой и «субурбаном»; а если кто-то влезал между ними на перекрестке или в школьной зоне в Веази, коричневый «плимут» тут же шел на обгон… Если же этот маневр не удавался сразу, один из охранников Тэда снимал чехол с синего спецсигнала на приборной доске. Пары вспышек обычно хватало.
Тэд вел машину правой рукой, пользуясь левой только тогда, когда без этого было никак не обойтись. С рукой было уже получше, но она все равно адски болела, если неосторожно ее напрячь или согнуть, и Тэд постоянно ловил себя на том, что считает последние минуты последнего часа перед тем, как уже можно будет принять очередную таблетку перкодана.
Лиз не хотела, чтобы он сегодня ездил в университет, и полицейские, приставленные охранять Бомонтов, тоже не были в восторге от этой мысли. Ну, с полицейскими все понятно: они не хотели разбивать бригаду охраны. С Лиз все было сложнее. Она говорила о его руке; если держаться за руль, рана может открыться, сказала она. Но в глазах у нее было другое. В глазах был Джордж Старк.
«За каким чертом тебе тащиться сегодня в университет?» — спросила она, и к этому вопросу ему пришлось подготовиться заранее, потому что семестр закончился, а летних курсов у Тэда не было. В конце концов он остановился на дополнительном курсе.
Шестьдесят студентов записались на дополнительный курс по писательскому мастерству. В два раза больше, чем в прошлом семестре, но (элементарно, Ватсон) в прошлом семестре никто на свете, включая студентов факультета английского языка в Университете штата Мэн, не знал, что старый зануда Тэд Бомонт — это еще и крутой Джордж Старк.
Так что он сказал Лиз, что хочет уже сейчас просмотреть заявки и отобрать из шестидесяти желающих ровно пятнадцать — максимальное количество учеников, которых он может взять (и все равно это, наверное, человек на четырнадцать превышает количество тех, кого он сможет реально чему-нибудь научить) на дополнительный курс по писательскому мастерству.
Она, конечно, спросила, почему нельзя отложить это дело хотя бы до июля, и напомнила (разумеется), что в прошлом году он тянул с этим до середины августа. Он снова посетовал на большое число желающих и благонравно добавил, что не хочет превращать прошлогоднюю лень в привычку.
В конце концов она перестала его отговаривать — не потому, что его аргументы ее убедили, подумал Тэд, а потому, что она поняла: он, хоть ты тресни, намерен ехать. К тому же они оба знали, что рано или поздно им придется начать выходить из дома — сидеть взаперти, пока не поймают или не убьют Джорджа Старка, — это явно не самый привлекательный вариант. Но в ее глазах все равно стоял страх.
Тэд поцеловал жену и близнецов и быстро уехал. У Лиз был такой вид, словно она сейчас заплачет, а если она заплачет при нем, пока он еще не уехал, он точно останется дома.
Дело было, конечно, не в дополнительном курсе.
Сегодня истекал крайний срок.
Утром Тэд проснулся с ощущением страха, от которого буквально сводило живот. Джордж Старк звонил вечером 10 июня и дал Тэду неделю, чтобы тот начал писать роман об ограблении с бронированным автомобилем. Тэд до сих пор даже не приступил… хотя с каждым днем все яснее видел, как могли развиваться события в книге. Пару раз она ему даже снилась. И это было приятное разнообразие после блужданий во сне по собственному опустевшему дому, где все предметы взрывались, как только он к ним прикасался. Но сегодня утром он проснулся с мыслью: Сегодня закончится крайний срок. Я завалил все сроки.
Это значит, что пришло время снова поговорить с Джорджем, как бы Тэду ни претила эта мысль. Пришло время выяснить, сильно ли Джордж разозлился. Хотя… на этот вопрос Тэд и так знал ответ. Но, с другой стороны, не исключалась возможность, что если Джордж разозлился по-настоящему сильно, взбесился так, что утратил контроль над собой, и если у Тэда получится подначить его и разъярить еще больше, хитрый лис Джордж может сделать ошибку и сболтнуть лишнего.
Теряю силу сцепления.
Тэд чувствовал, что Джордж уже сболтнул лишнего, когда позволил захватнической руке Тэда написать эти слова в дневнике. Знать бы еще, что имелось в виду. У Тэда была одна мысль… но он не был уверен. А в данном случае ошибка могла стоить жизни не только ему одному.
Так что он ехал в университет, в свой кабинет на факультете английского языка. Ехал туда не затем, чтобы просматривать заявки на дополнительный курс — хотя он все равно их просмотрит, раз уж выдался случай, — а потому что там есть телефон, который не прослушивается, и потому что ему было нужно хоть что-то сделать. У него все сроки вышли.
Взглянув на свою левую руку, лежащую на руле, он подумал (не в первый раз за эту долгую-предолгую неделю), что телефон — не единственный способ связаться с Джорджем Старком. Он доказал это на опыте… но слишком дорогой ценой. И дело не только в мучительной боли, когда остро заточенный карандаш со всего маху вонзается в руку, не только в ужасе, когда ты наблюдаешь, как твое тело выходит из-под контроля и наносит себе увечье, повинуясь воле Старка — хитрого лиса Джорджа, призрака человека, которого не было вовсе. Настоящую цену он заплатил у себя в голове. Настоящей ценой было пришествие воробьев; ужас от понимания, что действующие здесь силы были намного мощнее и непостижимее, чем сам Джордж Старк.
Воробьи, он уже в этом не сомневался, означали смерть. Но чью смерть?
Его ужасала сама мысль о том, что для того, чтобы связаться со Старком, ему снова придется позвать воробьев.
Он почти видел, как они прилетают, как они собираются в том мистическом месте на середине пути, где у него с Джорджем Старком была точка соприкосновения, в том месте, где ему в конечном итоге придется сразиться со Старком за единоличную власть над душой, которую они делят на двоих.
И он боялся, что уже знает, кто победит в этой схватке.
2
Алан Пэнгборн сидел у себя в кабинете, в самом дальнем углу окружного полицейского управления, занимавшего одно крыло здания муниципалитета округа Касл. Неделя выдалась напряженной, впрочем, ничего нового в этом не было. Так происходит всегда, как только в Касл-Роке наступает лето. Время отпусков. От Дня поминовения павших до Дня труда полиция Страны каникул стоит на ушах.
Пять дней назад на Сто семнадцатом шоссе случилась большая авария. Столкнулись четыре машины. Большая пьянка, ставшая причиной аварии, унесла жизни двоих человек. Два дня спустя Нортон Бриггс ударил жену сковородкой. За двадцать лет бурной семейной жизни Нортон не единожды избивал дражайшую супругу, но в этот раз он был уверен, что приложил ее насмерть. Он написал короткую записку, хоть и неграмотную, но зато полную сожалений, после чего свел счеты с жизнью посредством револьвера 38-го калибра. Когда его жена, тоже не образец кротости и смирения, очнулась и обнаружила рядом с собой остывающий труп своего мучителя, она включила в духовке газ и сунула туда голову. Врачи «Скорой помощи» из Оксфорда откачали ее. С трудом.
Двое детишек из Нью-Йорка ушли из дома на озере, принадлежавшего их родителям, и заблудились в лесу, прямо как Гензель и Гретель. Через восемь часов их нашли, изрядно напуганных, но целых и невредимых. Джону Лапуанту, второму помощнику Алана, повезло меньше; сейчас он сидел на больничном из-за тяжелого отравления ядоносным сумахом, на который напоролся во время поисков. Двое отдыхающих подрались из-за последнего экземпляра воскресной «Нью-Йорк таймс» в закусочной «Завтрак у Нэн»; еще одна драка случилась на автостоянке у бара «Пьяный тигр»; рыбак, приехавший на выходные, оторвал себе половину правого уха крючком, когда пытался картинно закинуть удочку в озеро; три магазинные кражи; и мелкая партия легких наркотиков, изъятая во «Вселенной», городском развлекательном центре с бильярдной и залом игровых автоматов.
Обычная июньская неделя в маленьком городке, вроде как торжественное открытие летнего сезона. Алан с трудом выкраивал время, чтобы выпить целую чашку кофе в один присест. И тем не менее он постоянно ловил себя на том, что думает о Тэде и Лиз Бомонт… и о человеке, который за ними охотится. О человеке, который к тому же убил Гомера Гамиша. Алан несколько раз звонил в главное полицейское управление Нью-Йорка — там был некий лейтенант Риардон, которого, вероятно, уже подташнивало от Пэнгборна из Мэна, — но они не могли сообщить ему ничего нового.
Сегодняшний день выдался неожиданно тихим. Когда Алан пришел в контору, у Шейлы Бригем не было никаких экстренных сообщений из диспетчерской, а Норрис Риджуик тихонько похрапывал в кресле у себя в закутке, положив ноги на стол. Вообще-то Алану следовало его разбудить — если Дэнфорт Китон, глава городского управления, войдет к ним и увидит, как Норрис дрыхнет, то распсихуется не на шутку, — но у него не хватило духу. У Норриса тоже была непростая неделя. Он отвечал за расчистку дороги после аварии на Сто семнадцатом шоссе и замечательно справился с этой задачей, проявив поразительную стойкость духа и крепость желудка.
Алан сидел у себя за столом, изображал теневых зверюшек в пятне солнечного света, падавшего на стену… и снова думал о Тэде Бомонте. С разрешения Тэда доктор Хьюм из Ороно позвонил Алану и сообщил, что неврологическое обследование Бомонта не выявило никаких патологий. Размышляя об этом теперь, Алан вспомнил о докторе Хью Притчарде, который прооперировал Тадеуса Бомонта, когда тот был никому не известным одиннадцатилетним мальчишкой.
По пятну желтого света на стене запрыгал кролик. За кроликом — кошка; за кошкой — собака.
Не бери в голову. Это безумие.
Да, конечно, безумие. И конечно, он мог выбросить это из головы. Уже совсем скоро ему предстоит разбираться с очередным происшествием; тут и к гадалке ходить не надо. Летом в Касл-Роке шерифу всегда хватает забот. Ты так загружен, что даже некогда думать, а иной раз действительно лучше не думать.
Следом за собакой протопал слон, покачивая теневым хоботом, который на самом деле был средним пальцем левой руки Алана Пэнгборна.
— Да хрен бы с ним, — сказал он и пододвинул к себе телефон, другой рукой доставая бумажник из заднего кармана брюк. Нажал кнопку автоматического набора номера полицейского управления в Оксфорде и попросил диспетчера соединить его с Генри Пейтоном, начальником оксфордского отдела уголовного розыска, если тот на месте. Пейтон был на месте. Похоже, у полиции штата тоже в кои-то веки выдался тихий денек. Пейтон взял трубку.
— Алан! Могу я тебе чем-то помочь?
— Да я тут подумал… может, позвонишь от моего имени управляющему Йеллоустонского национального парка? Я дам тебе номер. — Алан с удивлением уставился на визитку у себя в руке. Он сам не заметил, как достал из бумажника карточку, на обороте которой был записан номер Йеллоустонского парка. Его руки вытащили ее сами.
— Йеллоустон! — оживился Генри. — Это там, где живет мишка Йоги?
— Нет, — улыбнулся Алан. — Он живет в Джеллистоне. И медведя ни в чем не подозревают. Ну, насколько я знаю. Мне нужно поговорить с человеком, который сейчас там отдыхает, Генри. На самом деле… на самом деле я даже не знаю, нужно мне с ним поговорить или нет, но так мне будет спокойнее. А то у меня ощущение незавершенного дела.
— Это связано с убийством Гомера Гамиша?
Алан перенес трубку к другому уху и принялся рассеянно вертеть в пальцах визитку, на которой был записан номер управляющего Йеллоустонского парка.
— Да, — сказал он, — но если попросишь меня объяснить, ты решишь, что я чокнулся.
— Просто предчувствие?
— Да. — Алан с удивлением понял, что у него и впрямь было предчувствие — он только пока еще не понимал, насчет чего. — Человека, с которым мне надо поговорить, зовут Хью Притчард. Он пенсионер, бывший врач. Он там вместе с женой. Управляющий парка, возможно, знает, где их найти — как я понимаю, там надо зарегистрироваться по приезде, — скорее всего это будет какой-нибудь туристический лагерь, где есть телефон. Им обоим уже за семьдесят. Если ты позвонишь управляющему, возможно, он передаст Притчарду, что его ищут.
— Иными словами, ты думаешь, что управляющий парка отнесется серьезнее к начальнику следственного отдела полиции штата, чем к какому-то сраному окружному шерифу.
— Умеешь ты высказаться дипломатично, Генри.
Генри Пейтон искренне рассмеялся.
— Да, я такой! Ладно, Алан, скажу тебе так: я ничего не имею против того, чтобы оказать тебе небольшую услугу, при условии, что ты не будешь просить меня копать глубже и что ты…
— Нет, конечно, — с благодарностью проговорил Алан. — Ни о чем другом я не прошу.
— Погоди, я еще не закончил. При условии, что ты понимаешь, что я не могу позвонить по нашей региональной линии. Шеф проверяет звонки, друг мой. Очень тщательно проверяет. И когда он увидит счет за этот звонок, он, конечно, захочет узнать, почему я трачу деньги наших налогоплательщиков, чтобы расхлебывать твою кашу. Понимаешь, о чем я?
Алан смиренно вздохнул.
— Можешь использовать мою личную кредитную карту, — сказал он. — И скажи управляющему в Йеллоустоне, чтобы Притчард перезвонил мне за мой счет. Пусть набирает номер для экстренных сообщений, я оплачу этот звонок из собственного кармана.
В трубке возникла пауза, а когда Генри снова заговорил, его голос звучал намного серьезнее:
— Для тебя это действительно важно, Алан?
— Да. Сам не знаю почему, но да. Важно.
Возникла еще одна пауза. Алан чувствовал, как Генри Пейтон борется с желанием пуститься в расспросы. Его лучшая сторона все-таки победила. Или, подумал Алан, победила практичность.
— Хорошо, — сказал Генри. — Я позвоню и скажу управляющему, что ты хочешь поговорить с этим Хью Притчардом в связи с расследованием предумышленного убийства в округе Касл, штат Мэн. Как зовут его жену?
— Хельга.
— Они сами откуда?
— Форт-Ларами, штат Вайоминг.
— Ладно, шериф. А теперь самое трудное. Давай номер своей кредитки.
Тяжко вздохнув, Алан продиктовал ему номер.
Минутой позже по стене снова замаршировал парад теней.
Добрый доктор скорее всего не перезвонит, размышлял Алан. Но даже если и перезвонит, то все равно не скажет ничего такого, что может мне пригодиться, — а как же иначе?
И все-таки Генри был прав: у него было предчувствие. Насчет чего-то. И оно никак не проходило.
3
Пока Алан Пэнгборн беседовал с Генри Пейтоном, Тэд Бомонт припарковался на университетской стоянке у здания факультета английского языка. Он выбрался из машины, стараясь ничего не задеть левой рукой. Первые пару секунд просто стоял на месте, наслаждаясь погожим днем и непривычной сонной тишиной в кампусе.
Коричневый «плимут» припарковался рядом с его машиной, и двое крепких парней, выбравшихся наружу, мгновенно развеяли грезы о безмятежном покое, которые уже начали формироваться в голове Тэда.
— Я поднимусь ненадолго к себе в кабинет, — сказал он. — А вы, если хотите, подождите здесь. — Он проводил взглядом двух молоденьких девушек, прошедших мимо. Возможно, они направлялись в восточный корпус записываться на летние курсы. Одна была в коротенькой майке с бретелькой через плечо и голубых шортах, другая — в почти исчезающем мини-платье с открытой спиной, таком коротком, что оно едва прикрывало роскошную задницу. — Наслаждайтесь пейзажем.
Двое полицейских проследили за проходящими мимо девицами, словно их головы крепились на невидимых шарнирах. Старший в паре — Рэй Гаррисон или Рой Гарримен, Тэд точно не помнил — с сожалением проговорил:
— Мы бы с радостью, сэр. Но нам лучше подняться с вами.
— Но это всего лишь второй этаж…
— Мы подождем в коридоре.
— Вы, парни, даже не представляете, как меня все это удручает, — сказал Тэд.
— У нас приказ, — ответил Гаррисон-или-Гарримен. Было ясно, что огорчение Тэда — равно как и радость, уж если на то пошло — его нисколько не волнует.
— Да, приказ. — Тэд уже понял, что спорить бесполезно.
Он направился к служебному входу. Полицейские двинулись следом, держа дистанцию в дюжину шагов. Тэд подумал, что штатское облачение выдает в них полицейских гораздо более явно, чем если бы они были в форме.
В здании работал кондиционер, и после душной, влажной жары впечатление было такое, что ты зашел в холодильник. Тэду показалось, что рубашка примерзает к коже. Здание факультета, шумное и оживленное во время учебного года с сентября по май, сейчас казалось настолько пустым и тихим, что это было слегка жутковато. В понедельник начнется летняя сессия и факультет вновь оживет, но сегодня здесь было так странно тихо, что Тэд даже почувствовал смутное облегчение от присутствия рядом полицейской охраны. Он подумал, что на втором этаже, где располагался его кабинет, возможно, не будет вообще ни единой живой души, и это по крайней мере избавит его от необходимости объяснять, почему его сопровождает эта парочка крепких ребят.
Этаж оказался не совсем безлюдным, но Тэд, как говорится, отделался легким испугом. По коридору брел Роули Делессепс, направляясь из комнаты отдыха к себе в кабинет. Он передвигался в своей обычной роули-делессепской манере… то есть шел с таким видом, словно его крепко треснули по голове, отчего у него напрочь отшибло память, а также способность к регуляции мелкой и крупной моторики. Он сонно дрейфовал от одной стены коридора к другой, выписывая мягкие петли и разглядывая картинки, стишки и объявления, прикрепленные к доскам на закрытых дверях кабинетов его коллег. Скорее всего он шел к себе в кабинет, со стороны именно так и казалось, но даже тот, кто хорошо знал Делессепса, вероятно, не стал бы за это ручаться. В зубах у него был зажат мундштук огромной желтой трубки. Сами зубы были не такими желтыми, как трубка, но близко к тому. Трубка не зажигалась с конца 1985 года, когда врачи запретили Роули курить после легкого сердечного приступа. Да я вообще не особо любил курить, объяснял Роули своим тихим, рассеянным голосом, если кто-то спрашивал его о трубке. Но без трубки в зубах… джентльмены, я бы не знал, куда идти — и что делать, если бы по счастливой случайности все-таки добрался до цели. В большинстве случаев он все равно производил впечатление человека, который не знает, куда идти и что делать… вот как сейчас. Иногда проходили годы, прежде чем люди, знавшие Делессепса, вдруг понимали, что он отнюдь не такой рассеянный, ученый чудак, каким кажется. Причем понимали это далеко не все.
— Привет, Роули, — сказал Тэд, перебирая ключи на брелоке.
Роули моргнул, глядя на Тэда, перевел взгляд на двух крепких парней у него за спиной, тут же выбросил их из головы и снова уставился на Тэда.
— Привет, Тадеус, — поздоровался он. — Я думал, что в этом году у тебя нет никаких летних курсов.
— А их и нет.
— Тогда что тебя дернуло примчаться сюда, в это мрачное место, в первый настоящий день лета?
— Хочу просмотреть заявки на дополнительный курс, — ответил Тэд. — И уж поверь мне, я не задержусь здесь дольше, чем необходимо.
— А что у тебя с рукой? Она вся синяя аж до запястья.
— Ну… — Тэд смутился. Выдуманная история выставляла его либо пьяницей, либо кретином, либо и тем и другим одновременно… но все равно это было проще, чем сказать правду. Тэд искренне поразился тому, как легко полицейские скушали эту сказку — точно, как сейчас Роули, — никто даже не задался вопросом, как Тэд умудрился прищемить себе руку дверцей платяного шкафа.
Он интуитивно выбрал самую подходящую ложь — сочинил ее сразу, когда еще мучился болью. От него ждали всяческих неуклюжестей, это было вполне в его духе. В каком-то смысле это было все равно что рассказывать журналисту из «Пипл» (царствие ему небесное), что Джордж Старк был придуман в Ладлоу, а не в Касл-Роке, и что Старк писал от руки, потому что так и не научился печатать на машинке.
Он даже и не пытался врать Лиз… но очень настойчиво попросил никому не рассказывать о том, что произошло на самом деле, и она согласилась. Ее беспокоило лишь одно, и она вытребовала у Тэда обещание, что он не будет пытаться снова связаться со Старком. Он охотно ей это пообещал, хотя понимал, что, возможно, не сможет сдержать обещание. Он подозревал, что в глубине души Лиз тоже это понимает.
Теперь Роули смотрел на него с искренним интересом.
— Дверцей шкафа, — сказал он. — Великолепно. Вы там что, в прятки играли? Или то были некие странные сексуальные игрища?
Тэд ухмыльнулся.
— Со всеми странными сексуальными игрищами я завязал еще в тысяча девятьсот восемьдесят первом. По рекомендации докторов. На самом деле я просто задумался и поэтому был невнимателен. Досадно так вышло.
— Да уж… — сказал Роули и… подмигнул Тэду. Подмигнул почти незаметно, просто чуть дернул припухшим морщинистым веком… но именно что подмигнул. Мол, неужели ты думал обмануть старика Роули? Бывает, и свиньи летают.
Тэду в голову вдруг пришла свежая мысль.
— Слушай, Роули, а ты еще ведешь семинар по фольклорной мифологии?
— Каждый семестр, — ответил Роули. — Ты что, не читаешь учебный план собственного факультета, Тадеус? Лозоискательство, ведьмы, волшебные зелья, колдовские символы богатых и знаменитых. Темы по-прежнему популярны. А почему ты спросил?
У Тэда был давно заготовлен универсальный ответ на этот вопрос. И Тэд давно понял, что быть писателем очень удобно хотя бы потому, что у тебя всегда есть ответ на вопрос: «А почему ты спросил?»
— Да родилась тут одна идея для рассказа, — сказал он. — Пока еще очень сырая, но из нее может выйти кое-что интересное.
— И о чем ты хотел узнать?
— Ты не знаешь, есть ли у воробьев какое-то особенное значение в американском фольклоре или суевериях?
Сморщенный лоб Роули теперь напоминал топографию некоей иной планеты, явно не приспособленной для человеческой жизни. Он задумчиво погрыз мундштук трубки.
— Прямо так с ходу ничего не скажу, Тадеус, хотя… мне все-таки любопытно, чем вызван твой интерес. Только ли литературными изысканиями.
Бывает, и свиньи летают, снова подумал Тэд.
— Ну… может быть, и не только, Роули. Может быть, и не только. Может быть, я так сказал лишь потому, что не могу объяснить это в спешке. — Он быстро взглянул на охранников. — У меня сейчас мало времени.
Уголки губ Роули сложились в еле заметную улыбку.
— Кажется, я понимаю. Воробьи… самые обыкновенные птицы. Слишком обычные, чтобы иметь какое-то особенное значение в суевериях. И все же… когда я об этом задумался… кажется, что-то такое есть. Если я только не путаю их с козодоями. Надо проверить. Ты здесь пробудешь еще какое-то время?
— Боюсь, не больше получаса.
— Ну, может быть, сразу что-нибудь и найдется у Барринджера. В его «Американском фольклоре». На самом деле это не более чем поваренная книга суеверий, но и она тоже сгодится. И если что, я же могу позвонить тебе по телефону.
— Да, конечно.
— Хорошую вы с Лиз устроили вечеринку для Тома Кэрролла, — сказал Роули. — Хотя вы с Лиз всегда устраиваете самые лучшие вечеринки. Твоя жена слишком очаровательна для жены, Тадеус. Ей бы следовало стать твоей любовницей.
— Спасибо. Наверное.
— Гонзо Том, — продолжал Роули чуть ли не с нежностью. — Даже не верится, что Гонзо Том Кэрролл отплыл в серую гавань пенсии. Больше двадцати лет я слушал, как он громоподобно пердел в соседнем кабинете. Надеюсь, его преемник будет потише. Или хотя бы чуть сдержаннее.
Тэд рассмеялся.
— Вильгельмине тоже очень понравилось. Она получила огромное удовольствие, — сказал Роули, шаловливо уставившись в пол. Он прекрасно знал, как Тэд с Лиз относятся к Билли.
— Это радует, — отозвался Тэд. С его точки зрения, Билли Беркс и удовольствие были вещами несовместимыми… но поскольку от нее и Роули зависело алиби Тэда, в котором он так нуждался, наверное, он и вправду должен был радоваться тому, что она пришла на вечеринку. — И если ты что-нибудь вспомнишь насчет…
— О воробьях и их месте в Невидимом мире. Да, конечно. — Роули кивнул полицейским за спиной Тэда. — Доброго дня, джентльмены. — Он обогнул их и направился к своему кабинету чуть более целеустремленно. Не намного, но все же.
Тэд озадаченно смотрел ему вслед.
— Что это было? — спросил Гаррисон-или-Гарримен.
— Делессепс, — пробормотал Тэд. — Наш главный филолог и фольклорист-любитель.
— Похоже, он из тех парней, кто не в состоянии добраться до дому без карты, — заметил второй полицейский.
Тэд подошел к двери в свой кабинет и отпер ее.
— Он не такой недотепа, каким кажется, — сказал он и открыл дверь.
Пока Тэд не включил верхний свет, он даже не осознавал, что Гаррисон-или-Гарримен стоит у него за спиной, держа руку в кармане спортивной куртки, явно сшитой на заказ для парней великанской комплекции. На мгновение Тэд ощутил запоздалый страх, но кабинет, конечно, был пуст — пуст и так чисто прибран, что после хаоса и бедлама, царивших здесь весь учебный год, казался чуть ли не мертвым.
Без всякой причины на Тэда вдруг накатила волна почти тошнотворной тоски, пустоты и ощущения потери — смесь чувств, подобных глубокой, внезапной печали. Как будто все происходило во сне. Как будто он пришел сюда попрощаться.
Не глупи, сказал он себе, но его сознание тихо отозвалось: Ты нарушил все сроки, Тэд. Ты нарушил все сроки, и мне кажется, ты совершил очень большую ошибку, даже не попытавшись сделать то, что хотел от тебя этот урод. Кратковременная передышка — это все-таки лучше, чем вообще никакой передышки.
— Если хотите кофе, можете выпить по чашке в комнате отдыха, — сказал он полицейским. — Кофейник наверняка полон, или я совершенно не знаю Роули.
— А где эта комната? — спросил напарник Гаррисона-или-Гарримена.
— В том конце коридора, третья дверь отсюда. — Тэд открыл ящик стола и достал папку с заявками. Потом поднял голову, улыбнулся полицейским и сам почувствовал, что улыбка вышла натянутой. — Думаю, вы услышите, если я закричу.
— Вы, главное, закричите, если что-то случится, — сказал Гаррисон-или-Гарримен.
— Можете не сомневаться.
— Я мог бы послать за кофе Манчестера, — сказал Гаррисон-или-Гарримен, — но у меня ощущение, что вы вроде как намекаете, что вам хочется побыть одному.
— Ну да. Раз уж вы сами сказали.
— Это нормально, мистер Бомонт. — Он очень серьезно посмотрел на Тэда, и тот вдруг вспомнил, что полицейского звали Харрисон. Как Джорджа Харрисона из «Битлов». Надо быть идиотом, чтобы такое забыть. — Только не забывайте, что те люди в Нью-Йорке погибли от передозировки одиночества.
Да неужели? А я думал, что Филлис Майерз и Рик Каули погибли в компании полицейских. Он хотел произнести это вслух, но промолчал. В конце концов, эти ребята просто стараются выполнять свой долг.
— Не волнуйтесь, патрульный Харрисон, — сказал он. — Сегодня на факультете так тихо, что даже если пройти босиком, все равно будет эхо.
— Ладно. Мы будем поблизости. В этой… как вы ее называете?
— В комнате отдыха.
— Точно.
Они ушли, и Тэд открыл первую папку с надписью «Заявки на доп. курс». Однако думал он о другом. Перед мысленным взором стояла картина, как Роули Делессепс едва заметно ему подмигнул. А внутренний голос твердил, что он завалил все сроки, переступил невидимую черту и оказался на темной стороне. На той стороне, где обитали чудовища.
4
Телефон стоял перед ним и не звонил.
Ну давай, думал он, выкладывая папки с заявками на стол рядом с университетской электрической пишущей машинкой «Ай-би-эм Селектрик». Давай, вот он я, жду у телефона, который не прослушивается. Давай, Джордж, звони, говори, что хотел сказать.
Но телефон не звонил.
Тэд заглянул в ящик, где лежали заявки, и увидел, что тот совершенно пуст. В глубокой задумчивости он вытащил оттуда все папки, а не только заявки студентов, интересовавшихся курсом по писательскому мастерству. Даже копии заявлений тех, кто записывался на трансформационную грамматику — это Евангелие от языка, как называл его Ноам Хомский, благую весть, переведенную апостолом Мертвой трубки, деканом Роули Делессепсом.
Тэд подошел к двери и выглянул в коридор. Харрисон и Манчестер стояли в дверях факультетской комнаты отдыха и пили кофе. В их кулачищах размером с хороший окорок большие кружки казались крошечными кофейными чашечками. Тэд поднял руку. Харрисон в ответ тоже взмахнул рукой и спросил, сколько он еще здесь пробудет.
— Пять минут, — сказал Тэд, и оба копа кивнули.
Он вернулся к столу, отделил заявки на курс по писательскому мастерству от остальных бумаг и принялся укладывать последние обратно в ящик, делая это как можно медленнее, чтобы дать телефону время зазвонить. Но телефон молчал. Зато где-то на этаже зазвонил другой телефон; звонок, приглушенный закрытой дверью, прозвучал как-то странно и призрачно в непривычной летней тишине. Может быть, Джордж набрал не тот номер, подумал Тэд и невесело хохотнул. Скорее всего Джордж и не собирался звонить. Скорее всего он, Тэд, ошибся. Очевидно, что Джордж задумал какую-то другую хитрость. А чему удивляться? Всяческие ухищрения — это spécialité de la maison Джорджа Старка. И все же Тэд был настолько уверен, настолько, черт побери, уверен…
— Тадеус?
Он вздрогнул и едва не вывалил на пол содержимое последних папок. Убедившись, что бумаги не выскользнут у него из рук, обернулся к двери. На пороге стоял Роули Делессепс. Его большая трубка всунулась в комнату, словно горизонтальный перископ.
— Извини, — сказал Тэд. — Ты меня напугал, Роули. В мыслях я был далеко-далеко.
— Тебе кто-то звонит на мой телефон, — приветливо проговорил Роули. — Наверное, номер не так набрали. Удачно вышло, что сегодня я здесь.
Тэд почувствовал, как медленно и тяжело бьется сердце — словно у него в груди был барабан и кто-то принялся колотить в него с размеренной, сдержанной силой.
— Да, — сказал он. — Очень удачно.
Роули внимательно взглянул на него. Голубые глаза под припухшими, слегка красноватыми веками были настолько пытливыми и живыми, что казались почти нахальными и уж явно не соответствовали облику веселого, недотепистого, рассеянного профессора.
— У тебя все в порядке, Тадеус?
Нет, Роули. В последнее время тут появился сумасшедший убийца, который отчасти я сам, — убийца, который может завладевать моим телом и заставлять меня делать разные смешные штуки, например втыкать себе в руку карандаши, и каждый день, когда мне удается не сойти с ума, я считаю своей маленькой победой. Реальность явно пришла в расстройство. Так-то, дружище.
— Все в порядке? А почему что-то должно быть не в порядке?
— Кажется, я улавливаю слабый, но безошибочно едкий запах иронии, Тэд.
— Ты ошибаешься.
— Правда? Тогда почему ты похож на оленя, застывшего в свете фар?
— Роули…
— И человек, с которым я сейчас разговаривал, похож по голосу на продавца, у которого ты покупаешь что-то ненужное по телефону, лишь бы только он не заявился к тебе домой.
— У меня все в порядке.
— Ну хорошо, если так, — сказал Роули, явно не убежденный.
Тэд вышел в коридор и направился к кабинету Роули.
— Вы куда? — окликнул его Харрисон.
— Мне позвонили, но в кабинет Роули, — объяснил он. — Здесь номера телефонов идут подряд. Парень, наверное, ошибся. Набрал не ту цифру.
— И совершенно случайно попал в кабинет единственного из сотрудников факультета, кто сегодня на месте? — скептически уточнил Харрисон.
Тэд пожал плечами и вошел в кабинет Роули Делессепса.
Кабинет был захламленным, уютным, и здесь по-прежнему пахло трубкой — два года воздержания не могли отменить тридцати лет потворства маленьким слабостям. На стене висела большая мишень для дартса с пришпиленной к ней фотографией Рональда Рейгана. На столе лежала раскрытая книга. Огромный, энциклопедического формата том. «Американский фольклор» Франклина Барринджера. Снятая телефонная трубка располагалась поверх стопки синих папок. Тэд смотрел на эту трубку и чувствовал, как прежний, хорошо знакомый страх сжимает его в своих удушающих объятиях. Словно тебя закутали в одеяло, которое давно пора постирать. Тэд повернул голову, почти уверенный, что все трое — Роули, Харрисон и Манчестер — стоят в дверях, выстроившись рядком, как воробьи на проводе. Но в дверях не было никого, а из коридора слышался мягкий, но в то же время слегка скрипучий голос Роули. Он задерживал охранников Тэда. И Тэд сомневался, что это вышло случайно.
Он взял трубку:
— Привет, Джордж.
— Твоя неделя прошла, — прозвучал голос в трубке. Это был голос Старка, но Тэд подумал, что теперь их образцы голоса вряд ли совпадали бы настолько точно. Голос Старка стал другим — грубым и хриплым, как у человека, который долго орал на спортивном матче. — Твоя неделя прошла, а ты даже не приступал, засранец.
— Все верно. — Тэду вдруг стало холодно. Пришлось сознательно приложить усилия, чтобы унять дрожь. Холод, казалось, исходил от телефонной трубки, просачиваясь сквозь отверстия в крышке динамика крошечными кусочками льда. Но Тэд еще и разозлился, очень разозлился. — И не буду приступать, Джордж. Неделя, месяц, десять лет — мне все едино. Почему бы тебе не смириться? Ты мертв и таким останешься.
— Ты ошибаешься, дружище. А если не хочешь, чтобы ошибка была смертельной, ты будешь писать.
— Знаешь, Джордж, как звучит твой голос? — спросил Тэд. — Он звучит так, словно ты распадаешься на части. Поэтому ты и хочешь, чтобы я снова начал писать, да? Потому что теряешь силу сцепления, как ты сам написал. Ты распадаешься в прямом смысле слова, да? В смысле биологического распада. И уже очень скоро ты рассыплешься на кусочки, как чудесный фаэтон Оливера Холмса.
— Это не твое дело, Тэд, — ответил ему хриплый голос. Он то гудел, то дробно шуршал, словно гравий, сыплющийся из кузова самосвала, то срывался на скрипучий шепот, как будто голосовые связки переставали действовать через каждую фразу, а потом снова хрипел и гудел. — Что происходит со мной — это не твое дело. Тебе нельзя отвлекаться. Так что берись за работу и начинай прямо сегодня, а если до ночи так и не соберешься, то ты, сукин сын, очень о том пожалеешь. И не ты один.
— Я не буду…
Щелк! Старк отключился. Тэд задумчиво посмотрел на трубку, потом положил ее на место. Когда он обернулся, в дверях стояли Харрисон и Манчестер.
5
— Кто это был? — спросил Манчестер.
— Студент. — Тэд сам не знал, зачем он солгал. Сейчас он был уверен только в одном: у него внутри все сжималось от дурного предчувствия. — Просто студент. Я так и думал.
— А откуда он знал, что вы здесь? — спросил Харрисон. — И почему он позвонил по номеру этого джентльмена?
— Сдаюсь, — смиренно проговорил Тэд. — Я тайный русский агент. Это был мой связной. Я пойду сам, без лишнего шума.
Харрисон не рассердился — а если и рассердился, то не подал виду. Он посмотрел на Тэда с усталым укором, который был красноречивее любой ярости.
— Мистер Бомонт, мы пытаемся вам помочь. Вам и вашей жене. Я понимаю, как это должно доставать, когда за вами всюду таскаются какие-то посторонние люди, но мы правда стараемся вам помочь.
Тэду стало стыдно… но все-таки не настолько, чтобы сказать правду. Дурное предчувствие не проходило. Ощущение, что все будет плохо — что, может быть, все уже плохо. И было кое-что еще. Легкий озноб по коже. Какое-то странное шевеление под кожей. Тяжесть в голове, словно что-то сдавило виски. Это не воробьи; по крайней мере он думал, что нет. И все же некий внутренний барометр, о существовании которого Тэд даже не подозревал, стремительно падал. И это было уже не в первый раз. Что-то похожее он ощущал, пусть и не столь сильно, по дороге в «Дейвз-маркет» восемь дней назад. И сегодня — здесь, в кабинете, когда вытаскивал папки с заявками. Нервная дрожь внутри.
Это Старк. Каким-то образом он сейчас рядом. С тобой, в тебе. Если ты скажешь что-то не то, он узнает. И кто-то потом из-за этого пострадает.
— Прошу прощения, — сказал он и увидел, что позади двух полицейских стоит Роули Делессепс, стоит и смотрит на него со спокойным любопытством. Сейчас надо будет солгать, и солгать складно, и ложь пришла на ум так легко и естественно, словно ему подсказывал сам Джордж Старк. Тэд не был уверен, что Роули купится на эту сказку, но теперь уже поздно об этом тревожиться. — Просто я на пределе.
— И вас можно понять, — сказал Харрисон. — Но я хочу, чтобы и вы тоже поняли, что мы вам не враги, мистер Бомонт.
— Парень, который звонил, знал, что я на факультете, потому что как раз выходил из книжного магазина и видел, как я проехал мимо. Он хотел узнать, буду ли я вести летний курс по писательскому мастерству. Телефонный справочник факультета разделен по кафедрам, сотрудники каждой кафедры идут в алфавитном порядке. Шрифт там мелкий, убористый. Это вам подтвердит всякий, кто хоть раз пытался пользоваться этим справочником.
— Мерзопакостный справочник, да, — согласился Роули, не выпуская изо рта трубки. Оба полицейских на миг обернулись к нему, чуть ли не вздрогнув от неожиданности. Роули одарил их серьезным, почти церемонным кивком.
— Роули стоит в списке сразу за мной, — продолжал Тэд. — В этом году у нас нет сотрудников, чьи фамилии стояли бы между нами в справочнике. — Он покосился на Роули, но тот вертел в руках трубку, сосредоточенно ее разглядывая. — Поэтому наши с ним номера постоянно путают. В общем, парню не повезло. В этом году я не брал никаких летних курсов. Так что до осени я отдыхаю. О чем я ему и сообщил.
Ну вот. У него было чувство, что он слегка переусердствовал с объяснениями, но больше всего его волновало другое: когда именно Харрисон и Манчестер подошли к двери в кабинет Роули и много ли им удалось услышать. Студентам, желающим записаться на летний курс по писательскому мастерству, обычно не говорят, что они распадаются в биологическом смысле и уже очень скоро рассыплются на кусочки.
— Я бы тоже хотел отдохнуть до осени, — вздохнул Манчестер. — Вы закончили свои дела, мистер Бомонт?
Тэд мысленно вздохнул с облегчением.
— Надо только убрать папки на место.
(и записку, надо написать записку секретарю)
— И еще надо оставить записку миссис Фентон, — услышал он собственный голос. Он понятия не имел, зачем говорит это вслух, но знал, что надо сказать. — Это секретарь факультета английского языка.
— Мы успеем выпить еще по чашечке кофе? — спросил Манчестер.
— Да, конечно. Там должно быть печенье. Если что-то еще осталось после нашествия варварских полчищ. — Ощущение, что реальность пришла в расстройство и рушится на глазах, что все идет совершенно не так, как надо, и с каждой минутой становится только хуже, вернулось с удвоенной силой. Оставить записку миссис Фентон? Господи, смех да и только. Роули, наверное, подавился бы собственной трубкой.
Когда Тэд вышел из кабинета Роули, тот спросил:
— Тадеус, можно тебя на пару слов?
— Да, конечно. — Он хотел попросить Харрисона и Манчестера оставить их наедине, но быстро сообразил, что подобная просьба как раз и вызовет подозрения. Харрисон уже и так навострил уши. Если еще не в полную силу, то близко к тому.
Как бы там ни было, молчание сработало лучше. Когда он повернулся к Роули, Харрисон и Манчестер неторопливо двинулись по коридору в сторону комнаты отдыха. Харрисон что-то сказал своему напарнику и встал в дверях, пока Манчестер охотился за печеньем. Харрисон видел Тэда и Роули, но Тэд полагал, что он их не услышит.
— Это ты хорошо сочинил насчет факультетского справочника, — заметил Роули, вновь сунув в рот обгрызенный мундштук трубки. — Как я смотрю, у тебя много общего с той малышкой из «Открытого окна» Саки. Ты, как та юная леди, с легкостью сочиняешь самые фантастические истории.
— Роули, это не то, что ты думаешь.
— Я понятия не имею, что это может быть, — мягко проговорил Роули, — и хотя человеческое любопытство мне нисколько не чуждо, я все-таки не уверен, что хочу это знать.
Тэд слегка улыбнулся.
— Но зато я уверен, что ты нарочно забыл Гонзо Тома Кэрролла. Хоть он и вышел на пенсию, но когда я в последний раз заглядывал в наш факультетский справочник, его фамилия стояла как раз между нашими.
— Роули, мне надо идти.
— Ну да. Тебе же надо написать записку миссис Фентон.
Тэд почувствовал, как у него горят щеки. Алтея Фентон, бессменный секретарь факультета английского языка с 1961 года, умерла в апреле от рака горла.
— Я задержал тебя лишь потому, — сказал Роули, — что хотел сообщить: кажется, я нашел то, что ты ищешь. Насчет воробьев.
Сердце Тэда забилось чаще.
— Что ты имеешь в виду?
Роули завел Тэда обратно к себе в кабинет и взял со стола «Американский фольклор» Барринджера.
— Воробьи, гагары и особенно козодои — психопомпы, — заявил он победным тоном. — Я знал, что с козодоями что-то связано.
— Психопомпы? — озадаченно переспросил Тэд.
— Это из греческого, — пояснил Роули, — означает «те, кто сопровождает или провожает». В данном случае — провожают людские души из страны живых в страну мертвых и обратно. Согласно Барринджеру, гагары и козодои — проводники живых; обычно они собираются в тех местах, где совсем скоро кто-то умрет. Их не рассматривают как дурное знамение. Их дело — сопровождать души недавно умерших к надлежащему месту в загробном царстве.
Он внимательно посмотрел на Тэда.
— А вот сборище воробьев — это признак зловещий. Во всяком случае, по Барринджеру. Воробьи — проводники мертвых.
— Что означает…
— Что означает, их дело — сопровождать заблудшие души обратно в мир живых. Иными словами, они — провожатые живых мертвецов.
Роули вынул изо рта трубку и мрачно взглянул на Тэда.
— Не знаю, что у тебя происходит, Тадеус, но я бы тебе посоветовал соблюдать осторожность. Предельную осторожность. Ты похож на человека, попавшего в крупную передрягу. Если я могу чем-то тебе помочь, просто скажи.
— Спасибо, Роули. Ты и так очень мне помогаешь. Уже тем, что держишь язык за зубами.
— Думаю, в этом мои студенты с тобой согласятся, — пошутил Роули, но в его взгляде читалось искреннее беспокойство. — Береги себя, ладно?
— Договорились.
— И знаешь, Тадеус, если эти люди стараются поддержать тебя в этом начинании, наверное, было бы разумнее им довериться.
Это было бы замечательно, если бы он мог им довериться, но тут вопрос заключался не в его нежелании доверять. Если он им все расскажет, они сами ему не поверят. И даже если бы он доверял им настолько, чтобы все рассказать, он все равно не решился бы заговорить, пока не пройдет этот озноб, это нервное шевеление под кожей. Потому что Джордж Старк за ним наблюдал. Потому что он, Тэд, завалил все сроки.
— Спасибо, Роули.
Роули кивнул, сказал еще раз, чтобы Тэд был осторожен, и уселся за стол.
Тэд вернулся к себе в кабинет.
6
И мне еще надо оставить записку миссис Фентон.
Он помедлил, так и не убрав до конца все папки, которые вытащил по ошибке, и уставился на свою бежевую «Ай-би-эм Селектрик», стоявшую на столе. В последнее время его стало тянуть как магнитом ко всем пишущим приспособлениям. На протяжении всей прошлой недели он не раз задумывался о том, а не прячутся ли внутри каждого из них различные версии Тэда Бомонта, наподобие злых духов, что таятся на донышках бутылок.
Мне надо оставить записку миссис Фентон.
Но чтобы связаться с миссис Фентон, варившей такой крепкий кофе, что казалось, он сейчас выберется из чашки и заживет собственной жизнью, нужна была не электрическая пишущая машинка, а доска для спиритических сеансов. И почему он вдруг вспомнил о миссис Фентон? Вот уж о ком он не думал, так это о ней.
Тэд убрал в ящик последние папки и посмотрел на свою левую руку. Скрытый под повязкой участок кожи между большим и указательным пальцами вдруг зачесался и начал гореть. Тэд потер рукой о штанину, но зуд только усилился. Теперь рука еще и разболелась. Ощущение жжения усилилось.
Тэд посмотрел в окно.
Телефонные провода на той стороне бульвара Беннетт были облеплены воробьями. Воробьи сидели на крыше медпункта, и буквально на глазах у Тэда еще одна стая приземлилась на один из теннисных кортов.
Казалось, они все смотрели на него.
Психопомпы. Предвестники живых мертвецов.
Еще одна стая воробьев спустилась с неба, словно тайфун обгоревших листьев, и уселась на крышу Беннетт-холла.
— Нет, — прошептал Тэд дрожащим голосом. По спине пробежал холодок. Рука горела и чесалась.
Пишущая машинка.
Избавиться от воробьев и от невыносимого, сводящего с ума зуда можно только с помощью пишущей машинки.
Тяга сесть за машинку была слишком сильной, чтобы ей противиться. Это казалось вполне естественным, даже правильным — как сунуть обожженную руку под струю холодной воды.
Мне надо оставить записку миссис Фентон.
Так что берись за работу и начинай прямо сегодня, а если до ночи так и не соберешься, то ты, сукин сын, очень о том пожалеешь. И не ты один.
Зудящее шевеление под кожей усилилось. Казалось, это ощущение исходит из дырки, пробитой в руке. Вырывается волнами жара. Его глазные яблоки словно пульсировали в ритме этих волн. Перед мысленным взором возникла картина: воробьи. Воробьи в Риджуэйской части Бергенфилда; под бледным, белым весенним небом, в 1960 году. Весь мир словно вымер. В мире не было никого, кроме этих ужасных, самых обыкновенных птиц, психопомпов, и пока Тэд смотрел, они разом взлетели. От их огромной, взвихренной массы потемнело все небо. Воробьи снова летали.
За окном кабинета Тэда воробьи, сидевшие на проводах, на крыше медпункта и Беннетт-холла, одновременно с шумом вспороли воздух. Несколько студентов, проходивших по университетской площади, остановились и проводили взглядом огромную птичью стаю, взявшую курс на запад.
Тэд этого не видел. Он видел только квартал своего детства, каким-то образом превратившийся в потустороннее мертвое пространство из кошмарного сна. Тэд сел перед пишущей машинкой, погружаясь все глубже и глубже в сумеречный мир транса, но все-таки одна мысль зацепилась в его сознании. Хитрый лис Джордж мог заставить его сесть за машинку и стучать по клавишам — да, — но он не станет писать книгу, что бы ни случилось, не станет… и если он будет тверд в этом решении, хитрый лис Джордж либо распадется на части, либо просто исчезнет, как пламя задутой свечи. Он это знал. Он это чувствовал.
Теперь его рука как будто вибрировала, и он чувствовал, что если бы смог увидеть ее под повязкой, она была бы похожа на лапу какого-нибудь мультяшного персонажа — например Хитрого Койота, — когда по ней долбанули кувалдой. Это была не боль, не совсем боль; это было то самое сводящее с ума ощущение, когда у тебя начинает чесаться место на спине между лопатками, куда никак не дотянуться. Причем чешется не кожа, а где-то глубже — и так, что приходится стискивать зубы.
Но даже это казалось далеким, неважным. Тэд склонился над пишущей машинкой.
7
Как только он включил машинку, зуд тут же прошел, а вместе с ним и видение воробьев.
Но транс продолжался, и в самой его сердцевине вызревала настоятельная необходимость: надо было что-то написать, и все его тело кричало об этом, требовало, чтобы он взялся за дело, сделал его и довел до конца. В каком-то смысле это было гораздо хуже, чем видение воробьев или болезненный зуд в руке. Этот зуд исходил откуда-то из глубин его собственного сознания.
Он заправил в машинку лист бумаги и на мгновение замер, чувствуя себя потерянным и отстраненным. Потом положил пальцы на средний ряд клавиш — в исходное положение для слепой печати, хотя печатать вслепую он так и не выучился.
Секунду пальцы лежали на клавишах, чуть подрагивая, а потом поднялись — все, кроме двух указательных. По всей видимости, Джордж Старк печатал точно так же, как Тэд, двумя пальцами, неумело. Оно и понятно; пишущая машинка была не самым любимым его инструментом.
Когда Тэд убирал с клавиш пальцы левой руки, рука отзывалась глухой болью, но не более того. Печатал он медленно, но ему все равно не понадобилось много времени, чтобы на белом листе появилась фраза. Короткая, хлесткая фраза. Пять слов заглавными буквами:
УГАДАЙ, ОТКУДА Я ЗВОНИЛ, ТЭД?
Внезапно мир снова обрел четкость и резкость. Никогда в жизни Тэд не испытывал такого ужаса и смятения. Господи, ну конечно… это же ясно, это же очевидно.
Сукин сын звонил из моего дома. Он добрался до Лиз и близнецов!
Он рванулся из-за стола, не зная, куда бежать и что делать. Он даже не сознавал, что пытается встать, пока рука не вспыхнула болью, как тлеющий факел, которым резко взмахнули в воздухе, чтобы он полыхнул огнем. Он оскалил зубы и с глухим стоном упал обратно в кресло перед пишущей машинкой. Прежде чем он успел понять, что происходит, его пальцы вновь застучали по клавишам.
На этот раз шесть слов:
НИКОМУ НИ СЛОВА, ИНАЧЕ ОНИ УМРУТ
Тэд тупо уставился на лист бумаги. Как только он напечатал последнюю «Т», все как будто отрезало: словно он был электрической лампой и его кто-то выключил. Никакой боли в руке. Никакого зуда. Никаких шевелений под кожей. Никаких ощущений, что за тобой наблюдают.
Птицы исчезли. Исчезло и ощущение сумеречного выпадения из реальности. Старк тоже исчез.
Только на самом деле он никуда не исчез, верно? Да. Пока Тэда не было, Старк проник в его дом и принялся там хозяйничать. Дом охраняли двое полицейских, но это уже не имело значения. Каким надо было быть идиотом, чтобы поверить, что парочка полицейских сможет остановить Старка. Его не смогла бы остановить и бригада спецназовцев, даже «зеленые береты» из отряда «Дельта». Потому что Джордж Старк — вообще не человек, а что-то вроде тяжелого танка «Тигр» в человеческом обличье.
— Ну что, как дела? — спросил у него за спиной Харрисон.
Тэд аж подскочил, словно ему в шею воткнули булавку… и это заставило его вспомнить о Фредерике Клоусоне. О Фредерике Клоусоне, который влез не в свое дело… и, рассказав то, что знает, подписал себе смертный приговор.
НИКОМУ НИ СЛОВА, ИНАЧЕ ОНИ УМРУТ —
буквально кричала фраза на листе бумаге, заправленном в пишущую машинку.
Тэд протянул руку, вытащил лист и смял его. Он не обернулся, чтобы посмотреть, далеко ли стоит Харрисон, — это было бы ошибкой. Он старательно изображал беззаботный вид, хотя настроение было отнюдь не беззаботным. Ему казалось, что он сходит с ума. Он ждал, что Харрисон спросит, что он печатал и почему так поспешно вытащил лист из машинки. Но Харрисон не сказал ни слова, и тогда заговорил Тэд:
— Я уже все закончил. Черт с ней, с запиской. Все равно я верну эти папки раньше, чем миссис Фентон их хватится. — По крайней мере хоть это было правдой… если только Алтея не смотрит на них с небес. Тэд поднялся, моля Бога, чтобы ноги не подвели и не заставили его рухнуть обратно в кресло. Он с облегчением увидел, что Харрисон стоит в дверях и вообще на него не смотрит. Еще секунду назад Тэд готов был поклясться, что Харрисон дышит ему в затылок, но тот грыз печенье и смотрел мимо Тэда в окно на нескольких студентов, ошивавшихся на площади перед зданием.
— М-да, это место и вправду как будто мертвое, — произнес коп.
И моя семья тоже может стать мертвой еще до того, как я доеду до дома.
— Ну что, едем домой? — спросил Тэд.
— Я только «за».
Тэд направился к двери. Харрисон удивленно взглянул на него.
— Надо же, — сказал он. — Может, не зря ходит столько рассказов о рассеянных профессорах.
Тэд нервно заморгал, потом опустил взгляд и увидел, что по-прежнему сжимает в руке смятый лист бумаги. Он швырнул его в корзину, но нетвердая рука подвела. Бумажный шарик ударился о край корзины и отскочил. Тэд наклонился, чтобы его поднять, но Харрисон успел первым. Он подхватил с пола бумажный шарик и принялся небрежно перебрасывать его из руки в руку.
— Вы решили оставить здесь эти папки, за которыми приходили? — Харрисон указал на перетянутую красной резинкой стопку папок с заявками, лежавшую на столе рядом с пишущей машинкой, после чего снова принялся перебрасывать из руки в руку бумажный шарик с двумя последними сообщениями Старка — правая-левая, левая-правая, туда-сюда, — следя за ним взглядом. Тэду была видна часть строки: «ОВА, ИНАЧЕ ОНИ УМ».
— А, да. Спасибо.
Он схватил папки и чуть их не уронил. Сейчас Харрисон развернет смятый лист. Развернет и увидит, что там напечатано. И хотя Старк не следил за ним прямо сейчас — в этом Тэд был уверен, — он скоро вернется проверить. И когда он вернется, то сразу узнает. А когда узнает, он сделает с Лиз и детишками что-то очень плохое.
— Не за что. — Харрисон бросил бумажный шар в мусорную корзину. Тот прокатился почти по всему ободку и упал внутрь. — Два очка, — сказал он и вышел в коридор, чтобы Тэд мог закрыть дверь.
8
Он отправился на первый этаж в сопровождении полицейского эскорта. Роули Делессепс высунулся из своего кабинета и пожелал Тэду хорошо провести лето — на случай если они не увидятся до сентября. Тэд пожелал ему того же, и его голос звучал нормально, во всяком случае, на его собственный слух. У него было такое чувство, словно он движется на автопилоте. Оно не покидало его до тех пор, пока он не уселся в «субурбан». Он швырнул папки на пассажирское сиденье, а потом его взгляд случайно наткнулся на платный телефон-автомат на другой стороне стоянки.
— Позвоню жене, — сказал он Харрисону. — Спрошу, не надо ли чего купить.
— Позвонили бы из кабинета, — заметил Манчестер. — Сэкономили бы четвертак.
— Я забыл, — отозвался Тэд. — Наверное, и вправду не зря ходит столько рассказов о рассеянных профессорах.
Копы смешливо переглянулись и забрались в «плимут», где можно было включить кондиционер и наблюдать за Тэдом через лобовое стекло.
У Тэда было такое чувство, словно его живот набит осколками стекла. Он выудил из кармана четвертак и опустил его в прорезь. Рука дрожала, и вторую цифру он набрал неправильно. Он повесил трубку, дождался, когда вывалится четвертак, и попробовал еще раз, подумав при этом: Господи, все, как в тот вечер, когда умерла Мириам. Все точно так же, как было тогда.
Лучше бы он обошелся без этого déjà vu.
Со второй попытки он набрал номер правильно и так крепко прижал трубку к уху, что оно заболело. Он постарался расслабиться. Нельзя, чтобы Харрисон и Манчестер заподозрили, что что-то не так — ни в коем случае. Но мышцы словно свело судорогой.
Старк взял трубку после первого гудка.
— Тэд?
— Что ты с ними сделал? — Слова приходилось выталкивать, как комья сухой ваты. Ему было слышно, как на заднем плане вопят близнецы. Как ни странно, но эти крики его успокоили. Когда Уэнди упала с лестницы, она кричала иначе. Это были вопли недоумения, возможно, злости, но не боли.
Но Лиз… где Лиз?
— Ничего я с ними не сделал, — отозвался Старк, — ты же сам слышишь. Я не тронул ни единого волоска на их драгоценных головках. Пока не тронул.
— Лиз, — сказал Тэд. Его вдруг захлестнул леденящий ужас. Словно его накрыло огромной холодной волной.
— А что — Лиз? — Дразнящий голос звучал так нелепо, так невыносимо.
— Дай ей трубку! — рявкнул Тэд. — Если хочешь, чтобы я написал хоть одно чертово слово под твоим именем, дай ей трубку! — Но какая-то часть его разума, не затронутая даже таким беспредельным ужасом и яростью, оставалась спокойной и рассудительной. Следи за лицом, Тэд. Ты стоишь вполоборота к копам. Обычно люди не орут в трубку, когда звонят жене, чтобы спросить, не надо ли купить еще яиц.
— Тэд! Тэд, дружище! — В голосе Старка звучала искренняя обида, но Тэд ни капельки не сомневался, что сукин сын ухмыляется. — Ты обо мне плохо думаешь, друг сердечный. Прямо-таки огорчаешь меня, сынок! Остуди радиатор, вот она.
— Тэд? Тэд, это ты? — Голос Лиз звучал испуганно и торопливо, но в нем не было паники. Почти совсем не было.
— Да. Солнце, с тобой все в порядке? А с малышами?
— Да, мы в порядке. Мы…
Последнее слово прозвучало неясно, словно трубку отодвинули ото рта. Тэду было слышно, как Старк, этот мерзавец, говорит что-то Лиз, но что именно — не разобрать. Она ответила: «Да, хорошо», — и опять взяла трубку. Теперь она говорила так, словно вот-вот заплачет.
— Тэд, ты должен сделать то, что он хочет.
— Да. Я знаю.
— И еще он хочет, чтобы я сказала тебе, что происходить это будет не здесь. Сюда скоро приедет полиция. Он… Тэд, он говорит, что убил тех двоих, которые следили за домом.
Тэд закрыл глаза.
— Не знаю, как он это сделал, но он говорит, что убил… и я… я ему верю. — Теперь она плакала. Старалась сдерживать слезы, зная, что это расстроит Тэда, и зная, что если он сильно расстроится, то может сделать что-то опасное. Он сдавил трубку, прижал ее к уху и постарался принять беззаботный вид.
Старк опять что-то бубнил на заднем плане. Тэд расслышал одно слово. Сотрудничество. Невероятно. Дико невероятно.
— Он собирается нас увезти, — продолжала она. — Говорит, что ты знаешь, куда мы поедем. Помнишь тетю Марту? Он говорит, ты должен сбросить с хвоста тех людей, которые сейчас с тобой. Говорит, он знает, что ты это можешь, потому что он смог бы. Он хочет, чтобы ты приехал сегодня, до темноты. Он говорит… — Она испуганно всхлипнула и чуть было не всхлипнула еще раз, но смогла взять себя в руки. — Он говорит, что ты будешь сотрудничать с ним и что вы совместно напишете самую лучшую книгу. Он…
Бу-бу-бу, бу-бу-бу.
Больше всего на свете Тэду хотелось сдавить пальцами шею Старка и душить его до тех пор, пока пальцы не проткнут кожу и не вонзятся прямо в глотку этого подонка.
— Он говорит, что Алексис Машина восстал из мертвых, и теперь он силен как никогда. — Она на секунду умолкла, а потом почти закричала: — Пожалуйста, Тэд, сделай, как он говорит! У него пистолет! И газовая горелка! Он говорит, если ты попытаешься выкинуть что-то не то…
— Лиз…
— Пожалуйста, Тэд, сделай, как он говорит.
Голос Лиз отдалился и затих — Старк отобрал у нее трубку.
— Скажи мне кое-что, Тэд. — Теперь в голосе Старка не было насмешки. Теперь он звучал очень серьезно. — Скажи мне кое-что, дружище, и постарайся сказать это искренне и убедительно, иначе они за это заплатят. Ты меня понимаешь?
— Да.
— Ты уверен? Потому что она говорила правду про газовую горелку.
— Да! Да, черт возьми!
— Что она имела в виду, когда спросила, помнишь ли ты тетю Марту? Что за тетка такая? Какого хрена тебе о ней помнить? Или это было какое-то зашифрованное сообщение, Тэд? Она пыталась меня одурачить?
Тэд вдруг увидел, что жизни его жены и детей висят на тоненьком волоске. И это была не метафора; он действительно это увидел. Волосок льдисто-синего цвета, тонкий, как паутинка, почти незаметный среди неоглядной вечности. Сейчас все сводилось лишь к двум вещам: что скажет Тэд и чему поверит Джордж Старк.
— Телефон еще прослушивается или уже нет?
— Конечно, нет! — сказал Старк. — За кого ты меня принимаешь, Тэд?
— Лиз знала об этом, когда ты дал ей трубку?
После короткой паузы Старк сказал:
— Ей достаточно было взглянуть. Вот они, вырванные провода. Валяются на полу.
— Она взглянула? Она их видела?
— Отвечай прямо, Тэд, не юли.
— Она пыталась сказать мне, куда вы поедете, не называя это место вслух. — Тэд очень старался, чтобы его голос звучал ровно и терпеливо, как голос лектора, терпеливо и чуть снисходительно. Ему самому было трудно судить, получается у него или нет, но он подумал, что если что-то не так, Джордж так или иначе на это укажет, причем не откладывая. — Она имела в виду летний дом. Наш дом в Касл-Роке. Марта Теллфорд — тетка Лиз. Мы ее очень не любим. Каждый раз, когда она звонила и сообщала, что собирается в гости, мы предавались мечтам, что хорошо бы сбежать в Касл-Рок, спрятаться от нее в летнем домике и дождаться, пока она не отбросит коньки. Вот, я это сказал, и если они там поставили какие-то аппараты беспроводного прослушивания, то это уже твои трудности, Джордж.
Он ждал, обливаясь потом, купится Старк или нет… оборвется ли тоненький волосок, не дающий его любимым сорваться в вечность.
— Ничего они тут не поставили, — наконец сказал Старк, и теперь в его голосе не было напряжения. Тэд едва поборол желание привалиться плечом к стене телефонной будки и с облегчением закрыть глаза. Если я когда-нибудь снова увижу тебя, Лиз, подумал он, я собственноручно сверну тебе шею за такой безумный риск. Хотя на самом деле, когда и если он снова увидит ее, он первым делом расцелует ее и будет целовать, пока у нее не перехватит дыхание.
— Не трогай их, — сказал он в трубку. — Пожалуйста, не трогай их. Я сделаю все, что ты хочешь.
— Конечно, сделаешь. Я даже не сомневаюсь, что сделаешь, Тэд. Вернее, мы сделаем это вместе. По крайней мере вместе начнем. В общем, тебе пора отправляться. Стряхни с хвоста своих сторожевых псов и двигай в Касл-Рок. Постарайся быстрее, но все-таки не так быстро, чтобы привлекать внимание. Это будет большой ошибкой. Можешь попробовать пересесть на другую машину, но это уже детали, ты сам разберешься — в конце концов, это ты у нас господин сочинитель. Ты должен приехать до темноты, если хочешь застать их в живых. Только не облажайся. Все ясно? Не облажайся и не пытайся меня наколоть.
— Не буду.
— Это верно. Не будешь. Ты, дружище, сыграешь по правилам. А если нет, то найдешь только трупы и пленку с записью голоса твоей жены. Как она проклинает тебя перед смертью.
Раздался щелчок. Связь оборвалась.
9
Когда Тэд вернулся к своей машине, Манчестер приспустил стекло «плимута» и спросил, все ли дома в порядке. По глазам парня Тэд понял, что это не просто вопрос из вежливости. Значит, коп все-таки разглядел что-то в его лице. Но ничего страшного; с этим Тэд справится, должен справиться. В конце концов, он — господин сочинитель, и его мысли сейчас мчались со страшной скоростью, как бесшумные японские поезда-пули. Опять встал вопрос: солгать или сказать правду? И как прежде, ответ был вполне очевиден.
— Все хорошо, — сказал он естественным, непринужденным голосом. — Малыши раскапризничались, вот и все. А из-за них и Лиз тоже капризная. — Он слегка повысил голос. — С тех пор как мы выехали из дома, вы, ребята, какие-то беспокойные. Может, что-то происходит, о чем мне следует знать?
Даже в такой отчаянной ситуации ему хватило совести, чтоб почувствовать себя виноватым. Что-то действительно происходило — и только он знал, что именно. Знал и молчал.
— Нет, — ответил Харрисон, сидевший за рулем. — Мы просто не можем связаться с Чаттертоном и Эддингсом, которые дежурят у дома. Может, они зашли внутрь.
— Лиз сказала, что приготовила им свежий чай со льдом, — соврал Тэд, не краснея.
— Ясно. — Харрисон улыбнулся Тэду, и тот ощутил очередной укол совести, на этот раз чуть сильнее. — Может, и нам что-то останется, когда вернемся, а?
— Все возможно. — Тэд захлопнул дверцу и вставил ключ в замок зажигания, совершенно не чувствуя своей руки, которая словно одеревенела. В голове вертелись вопросы, исполняя свой собственный сложный и не слишком красивый гавот. Старк с его семьей уже выехал в Касл-Рок? Он очень на это надеялся — он хотел, чтобы они были уже далеко, когда сообщение о похищении его семейства разойдется по полицейским каналам связи. Если они едут в машине Лиз и кто-то ее заметит или если они еще не выехали из Ладлоу, все может закончиться очень плохо. Убийственно плохо. Да, по жуткой иронии судьбы Тэду приходилось надеяться, что Старк сможет сбежать, не оставив следа, — но сейчас было нельзя иначе.
Кстати, насчет сбежать. Как ему самому оторваться от Харрисона и Манчестера? Тоже хороший вопрос. Тягаться с ними в скорости — дохлый номер. Хотя их «плимут» похож на старого облезлого пса с его пыльным корпусом и черными шинами, судя по ровному рычанию мотора, под капотом у этого песика скрывалось немало лошадиных сил. Тэд думал, что мог бы сбросить их в кювет — у него даже была идея, где и как это можно проделать, — но как потом незаметно проехать все сто шестьдесят миль до Касл-Рока?
Он совершенно не представлял себе, как это сделать… но знал, что сделать придется. Так или иначе.
Помнишь тетю Марту?
Насчет этой фразы он накормил Старка враньем, и тот это вранье проглотил. Значит, подонок знает не все, что творится у Тэда в голове. Марта Теллфорд и вправду была теткой Лиз, и они часто шутили, обычно — в постели, как бы сбежать от нее подальше, но сбежать на край света, куда-нибудь на Арубу или на Таити… потому что тетя Марта прекрасно знала о летнем доме в Касл-Роке. Там она навещала их даже чаще, чем в Ладлоу. И в Касл-Роке у тети Марты Теллфорд было любимое место. Городская мусорная свалка. Тетя Марта Теллфорд состояла в Национальной стрелковой ассоциации, имела членский билет и исправно платила взносы, а на свалке в Касл-Роке она с упоением стреляла в крыс из «винчестера» Тэда.
Тэд вспомнил, как однажды сказал Лиз:
— Если хочешь, чтобы она уехала, тебе придется сказать ей об этом самой. — Тот разговор происходил тоже в постели, незадолго до окончания затянувшегося визита тети Марты летом… 79-го или 80-го? Впрочем, какая разница. — Она твоя тетка. К тому же, боюсь, если я заведу разговор, то она и меня прикончит, как крысу.
Лиз ответила так:
— Я сомневаюсь, что кровное родство сыграет какую-то роль. У нее такой взгляд… — Она шутливо поежилась, а потом, Тэд хорошо это помнил, хихикнула и ткнула его пальцем в ребра. — Давай. Бог любит смелых. Скажи ей, что мы убежденные борцы за охрану природы, даже когда речь идет о крысах на свалке. Давай, Тэд, подойди к ней и скажи прямо: «Убирайтесь прочь, тетя Марта! Это была ваша последняя крыса на нашей свалке! Собирайте вещички и убирайтесь ко всем чертям!»
Конечно, никто из них не сказал тете Марте, чтобы она убиралась прочь; она продолжала совершать свои ежедневные вылазки на городскую свалку, где отстреливала крыс десятками (а когда крысы прятались, то не брезговала и чайками, как подозревал Тэд). И вот наконец наступил благословенный день, когда Тэд отвез тетю Марту в Портлендский аэропорт и посадил на самолет в Олбани. У выхода на посадку она крепко, по-мужски пожала Тэду руку — словно завершала деловую встречу, а не прощалась с мужем родной племянницы — и сообщила, что, возможно, почтит их визитом на будущий год.
— Хорошо, черт возьми, постреляла, — сказала она. — Дюжин шесть или семь паразитов есть.
Больше она к ним не ездила, хотя один раз чуть было не приехала (от той угрозы их спасла лишь счастливая случайность: в последний момент тетя Марта получила приглашение в Аризону, где, как она сообщила им по телефону, еще остались недострелянные койоты).
С тех пор вопрос «Помнишь тетю Марту?» стал в семействе Бомонтов кодовой фразой взамен «Помнишь Мэн?». Она означала, что кому-то из них надо взять спрятанный в сарае «винчестер» 22-го калибра и пристрелить особенно несносного или занудного гостя, как тетя Марта отстреливала крыс на свалке. Сейчас, размышляя об этом, Тэд вспомнил, что Лиз, кажется, упомянула тетю Марту во время фотосессии для «Пипл». Она тогда повернулась к нему и сказала:
— Эта Майерз не напоминает тебе тетю Марту, Тэд?
И захихикала, прикрыв рот ладошкой.
Очень смешно.
Только теперь это была не шутка.
И речь шла не о крысах на свалке.
Если он понял правильно, Лиз пыталась ему сказать, чтобы он приехал за ними следом и убил Джорджа Старка. И если она хотела, чтобы он убил Старка — Лиз, которая плакала всякий раз, когда слышала, что бездомных собак и кошек усыпляют в приюте для животных в Дерри, — значит, она уверена, что это единственный выход. Значит, она считает, что есть только два варианта: либо смерть Старка… либо смерть для нее самой и близнецов.
Харрисон и Манчестер с любопытством уставились на него, и Тэд только сейчас понял, что уже почти минуту сидит, погруженный в раздумья, за рулем своего «субурбана» с включенным двигателем. Он легонько махнул им рукой, потом сдал назад и поехал к выезду со стоянки. Он пытался думать о том, как ему оторваться от этих двоих, прежде чем им сообщат по рации, что их сослуживцы, охранявшие дом Бомонтов, мертвы. Он честно пытался об этом думать, но в голове звучал голос Старка, говоривший, что если Тэд облажается или попробует сыграть не по правилам, то по приезде в Касл-Рок он найдет только трупы и пленку с записью голоса Лиз, проклинавшей его перед смертью.
А перед мысленным взором стояла картина: тетя Марта Теллфорд целится из «винчестера» — который явно крупнее калибром, чем тот, что хранится в запертом сарае в летнем доме в Касл-Роке, — целится в жирных крыс, снующих среди гор мусора и чадящих костров на свалке. Тэд вдруг понял, что хочет застрелить Старка, причем не из «винчестера».
Хитрый лис Джордж заслуживал большего.
Гаубица подошла бы ему в самый раз.
Крыс сначала подбрасывало вверх над осколками битых бутылок и смятых жестянок, а потом их тела разрывало в клочья, так что шерсть и кишки летели во все стороны.
Да, очень хотелось бы посмотреть, как что-то подобное происходит со Старком.
Тэд так крепко сжимал руль, что его левая рука буквально разрывалась от боли. Эта боль была похожа на стон, отдававшийся глубоко в костях и сухожилиях.
Он расслабился — по крайней мере попытался расслабиться, — нащупал в нагрудном кармане таблетку перкодана и проглотил ее всухую.
Потом задумался о перекрестке в школьной зоне в Веази.
О том перекрестке, где движение без остановки запрещено.
И еще он задумался о том, что сказал Роули Делессепс. Психопомпы, так назвал их Роули.
Эмиссары живых мертвецов.