Пришествие психопомпов
— Поэты говорят о любви, — сказал Машина, водя бритвой по ремню туда-сюда, в размеренном, гипнотическом ритме, — и это нормально. Любовь существует. Политики говорят о долге, и это тоже нормально. Долг существует. Эрик Хоффер говорит о постмодернизме, Хью Хефнер — о сексе, Хантер Томпсон — о наркотиках, Джимми Сваггерт — о Боге Отце Всемогущем, создавшем небо и землю. Все это существует, и тут все нормально. Ты понимаешь, о чем я, Джек?
— Вроде бы да, — сказал Джек Ренджли, хотя вообще ни черта не понимал. Но когда Машина пребывал в таком настроении, лишь сумасшедший стал бы с ним спорить.
Машина резко взмахнул бритвой и разрезал ремень пополам. Длинная полоска упала на пол, как отрезанный язык.
— А я говорю о неотвратимой судьбе, — сказал он. — Потому что в конечном итоге только она и имеет значение.
Глава 22Тэд в бегах
1
Просто представь, что это книга, которую ты пишешь, подумал он, выезжая из университетского городка и сворачивая налево, на Колледж-авеню. Представь, что ты персонаж этой книги.
Это была волшебная мысль. Его рассудок переполняла ревущая паника — вроде мысленного торнадо, в котором фрагменты возможного плана действий неслись, как куски развороченного бурей пейзажа. Но от мысли, что можно хотя бы попробовать притвориться, будто все это — лишь безобидная выдумка, и он может управлять не только собой, но и другими героями этой истории (например, Харрисоном и Манчестером) точно так же, как он управлял персонажами на бумаге, сидя в тиши и безопасности своего кабинета, под яркими лампами над головой, со стаканом холодной пепси или чашкой горячего чаю… от этой мысли буран, бушевавший в его голове, разом стих. Или, вернее, умчался прочь и унес с собой все посторонние мысли, так что остались только фрагменты плана… фрагменты, которые, как ему представлялось, он мог собрать воедино без особых трудов. Он обнаружил, что у него есть идея, которая даже может сработать.
И лучше бы ей сработать, подумал Тэд. Потому что в противном случае тебя упекут за решетку, а Лиз и дети скорее всего умрут.
Но что насчет воробьев? Какова их роль в этой истории?
Он не знал. Роули сказал, что они — психопомпы, провожатые живых мертвецов, и в данном случае это подходит, так? Да. В каком-то смысле. Потому что хитрый лис Джордж снова жив, но в то же время и мертв… мертвец, разлагающийся на ходу. Так что воробьи здесь к месту… но не совсем. Если они проводили Джорджа обратно из
(страны мертвых)
того места, где он был раньше, почему Джордж о них ничего не знает? Почему он не помнит, как написал эту фразу — «ВОРОБЬИ СНОВА ЛЕТАЮТ» — кровью на стенах в двух квартирах?
— Потому что ее написал я, — пробормотал Тэд, и его мысли вернулись к тем записям в дневнике, которые он сделал у себя в кабинете, на грани транса.
Вопрос: Птицы — мои?
Ответ: Да.
Вопрос: Кто написал о воробьях?
Ответ: Тот, кто знает. Тот, кому принадлежат воробьи… Я знаю. Они принадлежат мне.
Внезапно ему показалось, что он почти знает ответы на все вопросы — ужасные, немыслимые ответы. Он услышал долгий, дрожащий звук, вырвавшийся у него изо рта. Это был стон.
Вопрос: Кто вернул Джорджа Старка к жизни?
Ответ: Тот, кому принадлежат воробьи. Тот, кто знает.
— Я не хотел! — выкрикнул он.
Но было ли это правдой? Вот если по-честному? Разве какая-то частичка его души не любила простой, буйный нрав Джорджа Старка? Разве какая-то частичка его души не восхищалась Джорджем, человеком, который никогда ни обо что не спотыкался и ни на что не натыкался, который никогда не выглядел идиотом или слабаком, который не боялся чертей, запертых в ящике со спиртным? Человеком, не обремененным женой и детьми, с которыми надо считаться, или любовью, которая свяжет его и ограничит его свободу? Человеком, который никогда не возился с говенными студенческими курсовыми и не парился по поводу собраний бюджетной комиссии? Человеком, у которого всегда были острые, прямые ответы на самые трудные жизненные вопросы?
Человеком, не боявшимся темноты, потому что владел тьмой?
— Да, но он СВОЛОЧЬ! — выкрикнул Тэд в жаркой кабине своего экономичного, сделанного в США, полноприводного автомобиля.
Верно — и как раз этим он тебя и привлекает, разве нет?
Возможно, он, Тэд Бомонт, на самом деле не создавал Старка… но ведь возможно и то, что какая-то истосковавшаяся частичка его души позволила Старку воссоздаться?
Вопрос: Если воробьи принадлежат мне, могу ли я их использовать?
Ответ не пришел. Он хотел прийти; Тэд чувствовал, как что-то брезжит на краешке сознания. Но далеко — не дотянуться. Тэд вдруг испугался, что это он сам — какая-то частичка его души, всегда любившая Старка, — удерживает ответ на расстоянии. Какая-то частичка его души, которая не хочет, чтобы Старк умирал.
Я — тот, кто знает. Тот, кому принадлежат воробьи. Я — провожатый.
Он остановился на светофоре в Ороно, а потом свернул на шоссе № 2, в сторону Бангора и Ладлоу.
Его план включал в себя Роули — та его часть, которую он хоть как-то понимал. Но что ему делать, если он все-таки сумеет оторваться от полицейских, а Роули уже уйдет из кабинета?
Этого Тэд не знал.
Что ему делать, если Роули будет на месте, но не захочет ему помочь?
Этого он тоже не знал.
Эти мосты я сожгу, когда и если до них доберусь.
И это будет довольно скоро.
Он уже проезжал мимо «Голдса», длинного здания, похожего на трубу из алюминиевых секций и выкрашенного в исключительно неприятный для глаза оттенок цвета морской волны. На прилегающей территории располагалась стоянка для старых, сданных в утиль автомобилей. Их лобовые стекла блестели белыми искрами в белесом солнечном свете. Суббота перевалила за полдень — сейчас было, наверное, минут двадцать первого. Лиз и ее темный похититель уже должны выехать в Касл-Рок. В самом здании наверняка сидел кто-то из продавцов, чтобы механики, работающие на выходных, могли прикупить нужные им детали, но можно было надеяться, что сама свалка будет безлюдной. Тэд рассудил, что среди двадцати тысяч автомобилей разной степени изношенности, небрежно расставленных неровными рядами, он сможет спрятать свой «субурбан»… причем его надо именно спрятать. Широкий, коробкообразный, серый с ярко-красными боками, он торчал, как воспаленный большой палец.
Впереди показался знак «ВНИМАНИЕ! ШКОЛЬНАЯ ЗОНА!». Тэда как будто ударило током. Сейчас или никогда.
Он взглянул в зеркало заднего вида и увидел, что «плимут» по-прежнему держится в двух корпусах позади. Не самый лучший расклад, но лучше, возможно, все равно не будет. В остальном придется положиться на удачу и фактор внезапности. Полицейские не ожидают, что он попытается оторваться; да и зачем бы ему отрываться? На мгновение он подумал, что, может, и правда не стоит. Допустим, он сейчас остановится на обочине. Они остановятся тоже, и Харрисон выйдет и спросит, что случилось, а Тэд ответит: Много всего случилось. Старк захватил мою семью. Воробьи снова летают.
Тэд, он говорит, что убил тех двоих, которые следили за домом. Не знаю, как он это сделал, но он говорит, что убил… и я… я ему верю.
Тэд тоже верил. В том-то и весь ужас. Поэтому он и не может просто остановиться и попросить помощи. Если он попытается сделать что-то подобное, Старк об этом узнает. Тэд не думал, что Старк способен читать его мысли, во всяком случае, так, как это делают инопланетные пришельцы в комиксах и научно-фантастических фильмах, но он может «настроиться на волну» Тэда… и почувствовать, что тот задумал. Возможно, Тэду удастся приготовить для Джорджа маленький сюрприз — если сумеет прояснить свои мысли по поводу этих чертовых птиц, — но пока что он собирался играть по сценарию.
Если получится.
Он уже подъезжал к перекрестку, где движение без остановки запрещено. Как обычно, здесь было весьма оживленно; из года в год на этом пересечении улиц постоянно случались аварии, в основном из-за того, что некоторые особо одаренные личности просто не понимали, что на перекрестках с четырьмя стоп-знаками все должны ехать по очереди, а не переть напролом. За каждой аварией следовал поток гневных писем, по большей части — от обеспокоенных родителей, с требованием установить на перекрестке светофор, и каждый раз городские власти Веази отвечали, что вопрос о светофоре «находится на рассмотрении»… после чего о нем благополучно забывали до следующего происшествия.
Тэд встал в ряд машин, движущихся на юг, взглянул в зеркало заднего вида, убедился, что «плимут» по-прежнему держится сзади, отставая на два автомобильных корпуса, и принялся следить за сложным ритуалом проезда перекрестка: моя очередь ехать, твоя очередь ехать, спасибо, пожалуйста. Он увидел, как машина, набитая дамочками с синими волосами, чуть не врезалась в «датсун-зед» с молодой парой; увидел, как девушка в «зеде» сделала гневный жест в сторону синеволосых дамочек; увидел, что он сам пересечет перекресток с севера на юг как раз перед тем, как длинная молочная цистерна перечет его с востока на запад. Очень удачно.
Машина, стоявшая перед ним, проехала перекресток. Следующей была очередь Тэда. В животе снова кольнуло, словно в него ткнули проводом под напряжением. Тэд в последний раз глянул в зеркало. Харрисон и Манчестер по-прежнему были в двух корпусах позади.
Две машины проехали перекресток прямо перед ним. Молоковоз слева занял исходную позицию. Тэд сделал глубокий вдох и спокойно проехал через перекресток. По соседней полосе ему навстречу проехал маленький грузовичок, направлявшийся в сторону Ороно.
На той стороне его охватило почти неодолимое желание — настоятельная потребность — вдавить педаль газа в пол и умчаться вперед. Но он продолжал ехать все так же медленно и спокойно, с положенной в школьной зоне скоростью пятнадцать миль в час, не отрывая глаз от зеркала заднего вида. «Плимут» все еще ждал своей очереди на переезд, на две машины позади.
Эй, молоковоз! — подумал он, сосредоточив всю свою волю и даже слегка наклонившись вперед, словно мог заставить цистерну сдвинуться с места одной силой мысли… как он заставлял действовать персонажей у себя в книгах. Давай поезжай, молоковоз!
И тот поехал, медленно покатился через перекресток со степенным, серебристым достоинством, как механическая вдовствующая королева.
И в ту секунду, когда цистерна загородила темно-коричневый «плимут» в зеркале заднего вида, Тэд вдавил педаль газа в пол.
2
Через полквартала Тэд свернул направо и помчался по короткой улочке на скорости сорок миль в час, моля Бога, чтобы именно в эту секунду никто из детишек не побежал за мячом, выкатившимся на проезжую часть.
Он пережил неприятный момент, когда ему показалось, что улочка заканчивается тупиком, но потом разглядел, что там все-таки есть поворот направо — его частично загораживала высокая изгородь у дома на углу.
Он чуть притормозил у Т-образного перекрестка и резко свернул направо, так что шины скрипнули по асфальту. Через сто восемьдесят ярдов он опять повернул направо и поехал к пересечению этой улицы с шоссе. Таким образом, он выехал обратно на шоссе № 2 примерно на четверть мили севернее перекрестка в школьной зоне. Если молоковоз заслонил его, когда он сворачивал направо — а Тэд очень надеялся, что так и было, — то коричневый «плимут» сейчас по-прежнему едет на юг по шоссе. Может, они еще даже не поняли, что произошло… хотя Тэд всерьез сомневался, что Харрисон настолько тупой. Манчестер — возможно, но только не Харрисон.
Он свернул налево, проскочив в такой узкий просвет в потоке машин, что водителю «форда» на полосе в южную сторону пришлось вдарить по тормозам. Он погрозил Тэду кулаком, когда тот проехал прямо у него перед капотом, выруливая на северную полосу. Вновь поддав газу, Тэд помчался обратно к свалке у «Голдса». Он не просто превышал скорость и нарушал правила, он их вообще для себя упразднил. Если его остановит дорожная полиция, ему несдобровать. Но медлить нельзя. Надо как можно скорее убрать с дороги этот драндулет, слишком заметный и яркий.
До автосвалки осталось полмили. Тэд проехал это расстояние, почти не отрывая взгляд от зеркала заднего вида. Он все высматривал «плимут», но его по-прежнему не было видно. Тэд свернул к «Голдсу».
Он медленно въехал в открытые ворота, над которыми висел знак с надписью «ВЪЕЗД ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ!» поблекшими красными буквами на грязно-белом щите. В будний день его засекли бы и развернули обратно практически сразу. Но сегодня была суббота, да и время — как раз обеденное.
Тэд поехал по проходу между рядами разбитых машин, сложенных штабелями в два, а то и в три этажа. Те, что были внизу, давно утратили свою изначальную форму и, казалось, медленно просачивались под землю. Земля вся почернела от масла, и просто не верилось, что на ней может хоть что-то расти, но тут и там виднелись полоски зеленой сорной травы, и большие, молча кивающие подсолнухи желтели яркими островками, как уцелевшие счастливцы, пережившие ядерную катастрофу. Один гигантский подсолнух пророс сквозь разбитое лобовое стекло хлебного автофургона, лежащего кверху днищем, как дохлый пес. Пушистый зеленый стебель обернулся вокруг ступицы, как узловатый кулак, второй зеленый кулак вцепился в эмблему на капоте старого «кадиллака», лежащего поверх фургона. Казалось, подсолнух уставился на Тэда как черно-желтый глаз какого-то мертвого чудища.
Это было огромное, тихое кладбище автомобилей, от которого Тэда бросало в дрожь.
Он свернул направо, потом — налево. И вдруг увидел воробьев. Они были повсюду: на капотах, на крышах, на засаленных, выдранных с мясом двигателях. Три маленькие птички купались в заполненном водой колесном колпаке. Они не улетели, когда он приблизился, а просто бросили свои дела и наблюдали за ним своими черными глазками-бусинами. Воробьи сидели рядком на краю лобового стекла, прислоненного к окну старого «плимута». Тэд проехал буквально в трех футах от них. Птицы беспокойно забили крылышками, но остались сидеть на месте.
Провожатые живых мертвецов, подумал Тэд. Его рука потянулась к маленькому белому шраму на лбу и принялась нервно его растирать.
Проезжая мимо «датсуна», он заглянул в круглую дырку на лобовом стекле, как будто пробитую метеоритом, и увидел на приборной панели большое пятно засохшей крови.
Нет, эту дырку пробил не метеорит, подумал он, борясь с тошнотой, подступавшей к горлу.
На переднем сиденье «датсуна» тоже сидели воробьи.
— Что вам от меня нужно? — хрипло спросил Тэд. — Что вам нужно, во имя всего святого?
И ему показалось, что он услышал ответ. У него в голове прозвучал тонкий, пронзительный голосок этого общего птичьего разума: Нет, Тэд. Ставим вопрос по-другому. Что тебе нужно от нас? Ты — провожатый. Ты — тот, кому принадлежат воробьи. Тот, кто знает.
— Ни хрена я не знаю, — пробормотал он.
В конце этого ряда нашлось свободное место, перед «катлэсс-суприм» последней модели с отрезанной напрочь передней частью.
Тэд поставил машину и выбрался наружу. Огляделся по сторонам, чувствуя себя в этом узком проходе словно крыса в лабиринте. Свалка пропахла машинным маслом и пропиталась едким насыщенным духом трансмиссионной жидкости. Кроме далекого гула движения на шоссе номер 2, не было слышно ни звука.
Воробьи смотрели на него отовсюду — молчаливое сборище коричнево-черных птиц.
А потом они резко взлетели, все разом — сотни, может быть, тысячи воробьев. На мгновение воздух как будто взорвался хлопаньем крыльев. Они взмыли в небо и устремились на запад — в сторону Касл-Рока. И Тэд вдруг почувствовал уже знакомый зуд, словно по телу бежали мурашки… но не по коже, а где-то под ней.
Что, Джордж, пытаешься подглядеть?
Он принялся напевать себе под нос песню Боба Дилана:
— «Джон Уэзли Хардинг… был друг бедняков… не выпускал револьверов из рук…»
Зуд как будто усилился и сосредоточился вокруг ранки на левой руке. Конечно, Тэд мог ошибаться и выдавать желаемое за действительное, но ему показалось, что он чувствует ярость… и раздражение.
— «И повсюду, где был телеграф, его имя гремело…» — напевал Тэд вполголоса. Впереди на залитой маслом земле валялась ржавая подвеска двигателя, напоминавшая искореженные остатки какой-то стальной статуи, на которую никто никогда и не хотел смотреть. Тэд поднял ее и вернулся к своему «субурбану», продолжая тихонько напевать отрывки из «Джона Уэзли Хардинга» и вспоминая старого приятеля-енота с такой же кличкой. Жизнь Лиз и детишек сейчас зависела от того, сумеет ли он раздолбать «субурбан» и выиграть время — хотя бы пару часов.
— «По всей стране он бродил…» Прости, друг, мне это даже больнее, чем тебе… «Пред ним открывались все двери…» — Он со всей силы швырнул подвеску в дверцу водительского сиденья, оставив на ней вмятину глубиной с умывальный таз. Потом поднял подвеску, обошел свою машину спереди и долбанул по решетке радиатора так, что у него самого заболело плечо. Пластик раскололся и брызнул осколками. Тэд открыл капот и слегка приподнял его, отчего «субурбан» приобрел улыбочку дохлого аллигатора, вполне в стиле автомобильного от-кутюр на свалке у «Голдса».
— «…но честных людей он не тронул ни разу…»
Тэд опять поднял с земли ржавую железяку и заметил, что на повязке, закрывавшей рану на левой руке, начала проступать свежая кровь. Но сейчас он не мог ничего с этим сделать.
— «…на пару с верной подружкой он стоял на своем…»
Он швырнул подвеску в последний раз, прямо в лобовое стекло, и этот удар — как это ни абсурдно — отозвался болью в сердце.
Он рассудил, что теперь его «субурбан» вполне сойдет за раздолбанную машину, предназначенную на слом.
Тэд прошел вдоль ряда и на первом же перекрестке свернул направо, устремляясь обратно к воротам и магазину подержанных запчастей рядом с ними. Заезжая на свалку, он приметил на стене магазина телефон-автомат. На полпути он остановился и прекратил напевать. Замер, склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Во всяком случае, так это смотрелось со стороны. На самом же деле он прислушивался к собственным ощущениям.
Зуд и мурашки под кожей исчезли.
Воробьи улетели, и Джордж Старк тоже исчез, по крайней мере на данный момент.
Слегка улыбнувшись, Тэд зашагал быстрее.
3
После второго гудка Тэда бросило в пот. Если бы Роули был у себя, он бы уже подошел к телефону. Кабинеты на факультете не такие большие. Кому еще он мог позвонить? Кто еще, черт возьми, мог быть в здании? Да вроде никого.
На третьем гудке Роули взял трубку:
— Делессепс слушает.
При звуке этого хриплого, прокуренного голоса Тэд на секунду закрыл глаза и прислонился к холодной металлической стене магазинчика запчастей.
— Алло!
— Привет, Роули. Это Тэд.
— Привет, Тэд. — Роули, кажется, ни капельки не удивился его звонку. — Ты что-то забыл?
— Нет. Роули, у меня неприятности.
— Да, — произнес Роули, и это был не вопрос. Больше он ничего не сказал, просто ждал.
— Помнишь тех двоих… — Тэд на секунду замялся, — тех двоих ребят, которые были со мной?
— Да, — спокойно ответил Роули. — Полицейская охрана.
— Я от них смылся. — Тэд быстро оглянулся через плечо на звук машины, въезжавшей на площадку из затвердевшей грязи, которая служила стоянкой для клиентов «Голдса». В первый миг он был так уверен, что это коричневый «плимут», что буквально увидел его… но это была какая-то иномарка, и не коричневая, а темно-красная, просто покрытая толстым слоем дорожной пыли. — По крайней мере надеюсь, что смылся. — Тэд снова умолк. Он дошел до той точки, когда ты либо шагаешь дальше, либо поворачиваешь назад, и у него не было времени тянуть с решением. Впрочем, когда ты доходишь до этой точки, уже не надо ничего решать. Выбора просто не остается. — Мне нужна помощь, Роули. Нужна машина, которую они не знают.
Роули молчал.
— Ты говорил, я могу обратиться к тебе, если мне понадобится твоя помощь.
— Я помню, что говорил, — мягко ответил Роули. — И еще, помнится, я говорил, что если те люди пытаются обеспечить тебе защиту, с твоей стороны было бы разумнее им доверять. — Он помолчал. — Как я понимаю, ты не внял моему совету.
Тэд едва не сказал: Я не мог, Роули. Человек, захвативший мою жену и детей, просто убил бы их. И их тоже. Дело не в том, что он не решался рассказать Роули всю правду из опасения, что тот посчитает его сумасшедшим; у университетских профессоров гораздо более гибкие взгляды на вопрос ненормальности, чем у большинства людей, а зачастую они вообще не озадачиваются данным вопросом и считают, что есть люди скучные (но нормальные), в меру эксцентричные (но нормальные) и весьма эксцентричные (но тоже вполне нормальные, старина). Он молчал потому, что Роули Делессепс был из породы людей, настолько нацеленных внутрь, что молчание Тэда как раз и могло бы его убедить… а все, что он скажет, могло бы, напротив, лишь повредить делу. Но, несмотря на замкнутость, у Роули было доброе сердце… и по-своему он был храбрым… и Тэд даже не сомневался, что старому профессору грамматики действительно интересно, что происходит с Тэдом, и почему ему определили полицейскую охрану, и с чего бы он вдруг выспрашивал о воробьях. И это не просто праздное любопытство. К тому же Тэд верил — или только надеялся, — что в его интересах держать рот на замке.
Но ждать все равно было тяжко.
— Хорошо, — наконец сказал Роули. — Я дам тебе мою машину, Тэд.
Тэд закрыл глаза. Ему пришлось напрячь колени, чтобы они не подогнулись. Он вытер шею под подбородком, и рука стала мокрой от пота.
— Но, надеюсь, ты любезно оплатишь ремонт, если она вернется ко мне… не в лучшей сохранности, — продолжил Роули. — Поскольку ты у нас скрываешься от правосудия, я сомневаюсь, что страховая компания возьмет на себя все издержки.
Разве он скрывается от правосудия? Он всего-навсего ускользнул от двух полицейских, которые все равно не смогли бы его защитить. Тэд не знал, можно ли расценивать его действия как бегство от правосудия. Вопрос интересный, и позже ему придется над ним задуматься. Но не сейчас, когда он почти сходит с ума от страха и беспокойства.
— Конечно, я все оплачу.
— У меня есть еще одно условие, — сказал Роули.
Тэд снова закрыл глаза. На этот раз — от досады.
— Какое условие?
— Когда все закончится, ты мне расскажешь. Я хочу знать, что происходит, — сказал Роули. — Я хочу знать, почему ты вдруг воспылал интересом к фольклорному значению воробьев и почему ты весь побелел, когда я рассказал тебе о психопомпах и их предполагаемой роли.
— А я побелел?
— Как полотно.
— Я все тебе расскажу, — пообещал Тэд и невесело улыбнулся. — Может, ты даже чему-то поверишь.
— Ты сейчас где? — спросил Роули.
Тэд объяснил и попросил приехать как можно быстрее.
4
Он повесил трубку, прошел обратно на свалку и уселся на широкий бампер школьного автобуса, зачем-то разрезанного пополам. Отличное место для ожидания, раз уж все равно приходится ждать. С дороги его не видно, а если чуть наклониться вперед, то отсюда прекрасно просматривается стоянка у магазинчика запчастей. Тэд огляделся в поисках воробьев и не увидел ни одного — только большую, жирную ворону, равнодушно клевавшую блестящие кусочки хрома в одном из проходов между рядами брошенных машин. Мысль о том, что он закончил свой второй разговор с Джорджем Старком чуть больше получаса назад, наполняла его ощущением нереальности. Ему казалось, что с тех пор прошло много часов. Несмотря на непрестанную тревогу, его одолевала сонливость. Как будто был уже вечер, и пора спать.
Минут через пятнадцать после разговора с Роули Тэд вновь ощутил уже знакомое зудящее шевеление под кожей. Он вновь принялся напевать те отрывки из «Джона Уэзли Хардинга», которые помнил, и через пару минут ощущение прошло.
Может быть, это психосоматика, подумал он, хотя сам понимал, что нет. Ощущение свербящего зуда происходило из-за того, что Джордж пытался проковырять смотровое отверстие у него в голове, и чем больше Тэд это осознавал, тем чувствительнее становился к попыткам Старка проникнуть в его мысли. Он полагал, что это должно сработать и в другую сторону. И он полагал, что рано или поздно ему придется заставить это сработать в другую сторону… но тогда надо будет попробовать призвать птиц, чего ему уж никак не хотелось. И было еще кое-что. В последний раз, когда Тэд попытался пробраться в сознание Джорджа Старка, дело закончилось тем, что он пробил себе руку карандашом.
Время тянулось мучительно медленно. Прождав двадцать пять минут, Тэд уже начал всерьез опасаться, что Роули передумал и не приедет. Он поднялся с бампера разрезанного пополам автобуса и встал в воротах между кладбищем автомобилей и стоянкой у магазина, хотя отсюда его было видно с дороги. Он уже начал подумывать о том, чтобы попробовать поймать попутку.
Когда Тэд решил еще раз позвонить в кабинет Роули и был уже на полпути к телефону-автомату, на стоянку заехал пыльный «фольксваген-жук». Тэд узнал его сразу и бросился к нему бегом, потешаясь про себя над тревогами Роули насчет страховки. Возмещение любого ущерба, причиненного этой жестянке на колесах, можно было бы обеспечить, сдав пустые бутылки из-под содовой.
Роули поставил машину в самом дальнем конце стоянки и выбрался наружу. Тэд слегка удивился, когда увидел, что его трубка раскурена и испускает огромные клубы дыма, который в закрытом пространстве был бы просто убийственным.
— Тебе же нельзя курить, Роули, — брякнул Тэд первое, что пришло в голову.
— Тебе тоже не стоит пускаться в бега, — мрачно отозвался Роули.
Они уставились друг на друга и расхохотались.
— Как ты доберешься до дома? — спросил Тэд. Теперь, когда ему оставалось только забраться в крошечную машинку Роули и доехать до Касл-Рока по длинной извилистой дороге, ему, кажется, отказала способность вести нормальную беседу. Он выдавал исключительно алогизмы.
— Вызову такси, надо думать. — Роули оглядел сверкающие холмы и долины выброшенных на свалку автомобилей. — Как я понимаю, они сюда ездят довольно часто. Забирают ребят, присоединившихся к великой армии безлошадных.
— Давай я дам тебе пятерку…
Тэд вытащил из кармана бумажник, но Роули только махнул рукой.
— Для преподавателя английского языка на летних каникулах я несметно богат, — сказал он. — У меня с собой долларов сорок, если не больше. Даже странно, что Билли отпускает меня без охраны. — Он с большим удовольствием пыхнул трубкой, вынул ее изо рта и улыбнулся Тэду. — Но я возьму чек у таксиста и при случае предоставлю его тебе, уж будь уверен.
— Я уже начал бояться, что ты не приедешь.
— Я по пути заскочил в магазин, — сказал Роули. — Прикупил пару вещичек, которые, как мне кажется, могут тебе пригодиться, Тадеус. — Роули забрался обратно в «жука» (заметно просевшего влево на пружине, которая либо уже сломалась, либо вот-вот сломается), принялся шарить на заднем сиденье, что-то неразборчиво бормоча и пыхая трубкой, в конце концов вытащил большой бумажный пакет и вручил его Тэду. Заглянув внутрь, Тэд увидел темные очки и бейсболку «Бостон Ред Сокс», которая очень даже неплохо замаскирует его прическу. Он посмотрел на Роули, тронутый почти до слез.
— Спасибо, Роули.
Тот небрежно махнул рукой и лукаво улыбнулся.
— Может быть, это я должен благодарить тебя, — сказал он. — Последние десять месяцев я только и делал, что искал предлог вновь раскурить эту старую дуру. Вроде и были удобные случаи — развод младшего сына или когда мы играли в покер у Тома Кэрролла и я продул пятьдесят зеленых, — но все как-то… я бы сказал, недостаточно апокалипсично.
— Ну, тут уж точно полный апокалипсис, можешь не сомневаться, — сказал Тэд и невольно поежился. Взглянул на часы. Почти час дня. Старк опережал его как минимум на час. — Мне надо ехать, Роули.
— Да… Это срочно, как я понимаю?
— Боюсь, что да.
— У меня есть еще одна штука. В карман его положил, чтобы не потерять. Это не из магазина. Нашел у себя в столе.
Роули принялся методично обшаривать карманы своего старого клетчатого пиджака, который носил и зимой, и летом.
— Если загорится сигнал низкого давления масла, заскочи на ближайшую заправку, возьми банку «сапфира», — сказал он, все еще роясь в карманах. — Это масло вторичной переработки. Ага! Вот он где! А то я уже испугался, что оставил его в кабинете.
Он вытащил из кармана какую-то полую деревянную трубку длиной примерно с указательный палец и с прорезью на одном конце. Судя по виду, вещь была старая.
— Что это? — спросил Тэд, когда Роули вручил ему странную деревяшку. Впрочем, он уже знал ответ. Еще один кирпичик той немыслимой постройки, которую он сооружал у себя в голове, встал на место.
— Это птичий манок, — сказал Роули, пристально глядя на Тэда поверх мерцающей чаши трубки. — Если он может тебе пригодиться, возьми.
— Спасибо, — ответил Тэд, нетвердой рукой убирая манок в нагрудный карман. — И вправду, вдруг пригодится.
Роули вдруг вытаращил глаза и вынул трубку изо рта.
— Кажется, он тебе и не нужен, — произнес он тихим, дрожащим голосом.
— Что?
— Оглянись.
Тэд уже знал, что именно Роули увидел у него за спиной. Знал еще до того, как обернулся и увидел сам.
Уже не сотни и даже не тысячи воробьев; все машины на свалке, на сколько хватал глаз, были буквально устланы воробьями. Воробьи были повсюду… а Тэд даже не слышал, как они прилетели.
Два человека смотрели на воробьев в две пары глаз. Воробьи смотрели на них в десять тысяч… или, может быть, в двадцать тысяч пар глаз. Птицы не издавали ни звука. Они просто сидели на крышах, капотах, багажниках, окнах, выхлопных трубах, решетках, блоках цилиндров, карданных валах и рамах.
— Господи Боже, — хрипло проговорил Роули. — Психопомпы… что это значит, Тэд? Что это значит?
— Пока не знаю, но, кажется, начинаю понимать, — отозвался Тэд.
— Господи. — Роули поднял руки над головой и громко хлопнул в ладоши. Воробьи даже не шелохнулись. Они вообще не замечали Роули; они смотрели только на Тэда Бомонта.
— Найдите Джорджа Старка, — тихо проговорил, почти прошептал Тэд. — Джорджа Старка. Найдите его. Летите!
Воробьи черной тучей взмыли в синее небо, подернутое легкой белесой дымкой. Треск крыльев слился в раскат грома, превращенного в тончайшее кружево. Двое мужчин, стоявших на выходе из магазина, выбежали наружу посмотреть, что происходит. Черная плотная масса в небе накренилась, развернулась и взяла курс на запад — как и та, предыдущая стая.
Тэд смотрел на них, запрокинув голову, и на мгновение реальность соединилась с видением, которое предшествовало началу трансов; прошлое и настоящее слились воедино, сплелись в некую странную, витиеватую косу.
Воробьи исчезли из виду.
— Боже правый! — воскликнул мужчина в сером рабочем комбинезоне. — Вы видели этих птиц? Откуда, на хрен, взялись эти птицы?
— У меня есть вопрос поинтереснее, — сказал Роули, глядя на Тэда. Он уже взял себя в руки, но все равно было заметно, как он потрясен. — Куда они полетели? Ты ведь знаешь, да, Тэд?
— Да, конечно, — пробормотал Тэд, открывая дверцу «фольксвагена». — Мне пора ехать, Роули… Правда, пора. Не знаю, как тебя благодарить.
— Будь осторожен, Тадеус. Очень осторожен. Никто не может повелевать посланниками с того света. Даже если и может, то очень недолго. И за это всегда надо платить.
— Я постараюсь.
Рычаг коробки передач заартачился, но все-таки сдался и переключил механизм. Тэд задержался еще на пару секунд — только чтобы надеть темные очки и бейсболку, — потом поднял руку, прощаясь с Роули, и тронулся с места.
Выруливая на шоссе, он увидел, как Роули бредет, еле переставляя ноги, к телефону-автомату, и подумал: Теперь мне НЕЛЬЗЯ подпускать к себе Старка. Потому что теперь у меня есть секрет. Даже если я не могу повелевать психопомпами, но сейчас, пусть ненадолго, они принадлежат мне — или я принадлежу им. Как бы там ни было, он не должен об этом узнать.
Он переключился на вторую передачу, и старенький «фольксваген-жук» Роули Делессепса задребезжал и затрясся, уносясь в неизведанные просторы скоростей больше тридцати пяти миль в час.