В окружавшую меня группу входило трое скептиков, которые вставали и начинали расхаживать туда-сюда всякий раз, когда дискуссия — как вот сейчас — углублялась в технические дебри, и я оказалась перед непредвиденной загадкой, как разобраться, кто же из троих — Коупелап.
Мы находились в том самом здании, где я ночевала, в большом, почти круглом помещении, формой и обстановкой как две капли воды напоминавшем вчерашний амфитеатр, только в миниатюре. Меня усадили на почетное место в самом центре площадки под двумя кольцами рядов драпсков.
На собрание правительства это было не похоже. Оранжевые драпски, которым, насколько я поняла, принадлежали все рестораны в городе, сновали вокруг, предлагая разнообразные закуски и напитки. Я от угощения отказывалась, слишком взвинченная, чтобы у всех на глазах сражаться со слоеной выпечкой или управляться с липкой пеной.
Вчерашняя атмосфера всеобщего радостного предвкушения рассеялась. Драпски тихо сидели на скамейках, лишь изредка поднимаясь, чтобы выразить свое мнение или высказать какую-нибудь идею. В общей сложности их насчитывалось три десятка — здесь, как в свойственной ему обрывочной манере сообщил мне Коупелап, собрались члены всех жизнеспособных в настоящий момент племен Драпскии. На каком основании племя могло бы считаться нежизнеспособным, я не знала, а спросить опять-таки не осмелилась.
В самом начале, когда я только вошла в зал вместе с Коупелапом и капитаном Макайри, было заявлено, что все обсуждения будут вестись на общем диалекте. Благовонный путь намеренно вызывать не станут — я поблагодарила их за эту любезность, хотя понять, сдержали они свое обещание или нет, так или иначе не могла.
Значит, это и были те самые драпски, которые могли рассказать мне о красноватом порошке, хотя пока они что-то не торопились это делать. Сейчас заветная шкатулка находилась в боковом кармане моего комбинезона — Коупелап едва не лишился разума при мысли, что я могу оставить ее в комнате без присмотра.
— Весь этот разговор о гаечных ключах, датчиках и прочей дребедени вести бесполезно, если подобное окажется ей не под силу!
Я навострила уши — и ведь не заметила, как мои мысли отвлеклись от голосов спорщиков, которые до хрипоты ругались о каких-то совершенно непонятных мне вещах Я была совершенно согласна с обладателем возмущенного голоса, одного из пятерых ниакиев, мирно соседствовавших с четырьмя представителями макиев. А ведь кто-то из них, подумала я праздно, вполне мог сам быть одним из ниакиев — прежде чем сделать ставку на Великого Бендини. Да, забавное общество, ничего не скажешь.
— А что скажет Непостижимая?
В наступившей после этого дельного предложения от одного из макиев выжидательной тишине я могла расслышать, как кто-то выбивает по спинке скамейки нетерпеливую дробь пальцами.
— Я… — Закашлявшись, я начала снова, удивляясь, как это у меня получилось стоять перед грозным Советом Клана и волноваться куда меньше, чем в этот раз. — Пожалуй, стоит попытаться. Хотя я не знаю, что именно.
Теперь утихла даже дробь. Я поднялась на ноги, мой голос окреп.
— Я здесь потому, что хочу попытаться победить в вашем Состязании. — Помолчав, я обернулась, чтобы поглядеть каждому из них, гм… в рот. — Похоже, вы тоже не представляете, чего ожидать. Как я могу обещать совершить то, что может оказаться невыполнимым? Но я попытаюсь. Если… — Я снова запнулась. — Если вы пообещаете что, каков бы ни был исход, завтра я буду вольна покинуть Драпскию.
Несмотря на все их прежние заверения, после этого некоторые хохолки заколыхались так, что начался настоящий сквозняк. Щупальца скрывались во ртах и снова показывались, отчего лица драпсков стали похожи на миниатюрные видеоэкраны, где, сменяя друг друга, мелькали изображения.
Я снова уселась. На это могло уйти какое-то время.
ИНТЕРЛЮДИЯ
— Ты шутишь? — недоверчиво осведомился Барэк, у которого к горлу подступила тошнота, и не только от того, что он никак не мог не пытаться поймать взгляд нескольких десятков вращающихся глаз разом.
Гвидо отрицательно прищелкнул.
— Не придется придумывать, как от него избавиться.
— Нет, — покачал головой садд Сарк.
Вообще-то, идеальным решением было бы переместить тело в м'хир — во всяком случае, клановцы поступали со своими усопшими именно так. К несчастью, Барэк был всего лишь саддом и без посторонней помощи не мог бы переместить никуда даже обломок пластика.
Но предложение каресианина, хотя и сделанное от чистого сердца и без намерения подразнить его, было столь же неосуществимым.
— Ты не можешь включить его в меню, — повторил клановец твердо.
Четыре руки взметнулись вверх и с грохотом упали вниз — пожатие плечами в каресианском исполнении выглядело впечатляюще.
— Нельзя же навечно оставить его в морозильнике, — возразил Гвидо. — Там совсем нет места. И мои люди переживают.
Не продвинулись они ни на йоту и в других, куда более важных вопросах, а именно каким образом и почему Луамер ди Сонда'ат встретил свой последний час среди замороженных продовольственных запасов «Когтя и Челюсти». Что же касается того, кто принял за него это решение, — обсуждать эту подробность они оба тщательно избегали. Обоим было прекрасно известно, кто тайно носил под одеждой силовые ножи. И оба знали о теперешнем отношении Моргана к Клану, хотя садд Сарк, например, совершенно не ожидал от него такого зверства и так скоро. Однако у Барэка хватило ума не делиться своими заключениями с преданным и вспыльчивым каресианином.
— Может быть, удастся незаметно сплавить его вместе с мусором? — предложил он.
Ни один из них даже не заикнулся о том, чтобы обратиться к службе безопасности станции или к блюстителям. У садд Сарка имелись на то свои причины, и главным образом глубоко укоренившееся нежелание вмешивать не-клановцев в дело, касающееся исключительно Клана. Это была не просто его выучка первого разведчика, это был инстинкт самосохранения. Вздумай он предать огласке внутренние дела Клана, реакция Совета неминуемо была бы крайне неодобрительной, а скорее всего, и враждебной.
Разумеется, существовало еще одно, весьма своеобразное затруднение — как Клан в целом и Совет в частности отреагирует на гибель своего члена, который уже считался мертвым? Луамер ди Сонда'ат был одним из тех, кого признали погибшим многие годы назад при взрыве лайнера «Дестариан» — вместе с Йихтором ди Караатом. В последний раз Барэк видел Луамера живым на первобытной планете Экренем, во владениях Йихтора, где тот вместе с другими своими сородичами скрывался от деспотического правления Совета. На этом скромном фундаменте Йихтор намеревался возвести собственную клановскую империю, но если то, что садд Сарк слышал о непомерном честолюбии Луамера, было правдой, вероятно, он с готовностью поддержал бы это начинание.
Так как же один из экренемских мятежников оказался на Плексис, в морозильнике Гвидо? Ответ прост: следил за Морганом. Зачем? Барэк ни на секунду не поверил, будто Сонда'ат явился просить человека убедить Сийру ди Сарк вступить в борьбу за контроль над Советом Клана. Чего он или тот, кого он представлял, надеялся достичь? Каждому клановцу было известно, что Сийра знать ничего не желала о своих сородичах, а с Советом все обстояло еще хуже. Барэк признавал, что у нее были на то все основания.
Скорее уж Луамер надеялся отыскать Сийру в каких-то своих целях. «Что ж, если все именно так, — с мрачным удовлетворением подумал садд Сарк, — это объясняет теперешнее состояние отступника».
— Мы на Плексис, Барэк. Все потоки мусора отслеживаются, — упрямо продолжал гнуть свое каресианин. — Такой метод пытались применить уже не раз. Я продолжаю утверждать, что мое предложение куда лучше.
Клановец знал: заботясь о том, чтобы найти надежный способ избавиться от неудобного трупа, Гвидо преследует одну-единственную простую цель, которая не имеет совершенно ничего общего ни с политикой, ни с душевным равновесием его работников.
Каресианин был готов пойти на все, чтобы защитить своего побратима, Моргана, от любой опасности. Включая и неприятные вопросы со стороны администрации станции.
Даже если Джейсон и впрямь — а садд Сарк именно так и думал — подбросил тело в кухню Гвидо, отстыковал свой корабль от станции, как следовало из документов, и смылся без единого предупреждения и объяснения, каресианин принял его выходку как должное, несмотря на свой всем известный крутой нрав. Вот что значит дружба.
Клановец вздохнул. Виновен Морган или нет, сейчас им надлежало решить более существенную проблему.
— Если мы поступим по-твоему, — неохотно выдавил он, подавив жестокий приступ тошноты и поклявшись себе, что больше никогда в жизни ни крошки в рот не возьмет в «Когте и Челюсти», — я хочу, чтобы ты пообещал мне, что Луамер ди Сонда'ат не попадет в меню для гуманоидов.
ГЛАВА 29
На свету, проникающем в окно — нечастый элемент в драпскской архитектуре, — порошок казался коричневым, с блестящими, почти золотыми вкраплениями. Я бы без сомнения приняла его за простой песок, если бы мне не объяснили ошибочность моих взглядов. Но реальность оказалась такой устрашающей, что я уже в третий раз тупо переспрашивала:
— Это из м'хира?
— Да, — горделиво ответил Левертап. — С Благовонного пути, который ты зовешь м'хиром. Как видишь, там тоже есть физическая материя.
Он был главным из скептиков, но поняла я это лишь по тому, что именно его голос пытался заставить меня поверить в эту идею, как и во множество других, столь же немыслимых. Остальные сидели молча, время от времени кивая хохолками, как будто соглашаясь с тем, что он говорил.
Я уставилась на крошечный флакончик. Я держу в руках частицу м'хира? Пожалуй, я изумилась бы меньше, вздумай драпски уверять меня, что во флаконе находится тот самый сон, который я видела прошлой ночью. Я раскрыла свой разум, но ответом мне была лишь знакомая чернота и хаос, притягательная энергия и предостерегающая безжизненность. К чему тут прикасаться?