Милошевич понимал, что придется пролить кровь, но вряд ли догадывался, в каких чудовищных масштабах это произойдет. Он плохо просчитал свой План В. Во-первых, он переоценил поддержку сербов: в августе 1991 г. опросы показали, что 78 % сербов хотят мира любой ценой, 55 % заявили, что «не хотят воевать, но если деваться будет некуда, то воевать будут» (Vreme, 18 нояб. 1991). Войны ждали немногие, и правительство не смогло подготовить к ней народ. Чтобы раздуть дух милитаристского патриотизма нужно и время и специфические условия. Декларации о независимости Словении и Хорватии прогремели, как гром среди ясного неба. Милошевич отдал приказ о мобилизации резервистов, но через несколько дней стало ясно, что сербы уклоняются от призыва. На повестки откликнулось не более 50 % призывников, возможно, чуть больше 30 %. Лишь 15–20 % призванных в Белграде и Воеводине явились в военкоматы. На демонстрации выходили женщины, матери, протестующие против мобилизации своих сыновей (Gordy, 1999: 126; Vreme, 30 сент. 1991; Zabka, 1994: 41). Какие бы опасения не томили сербов, свыше половины из них не желали отдавать жизнь на войне.
Поскольку на всех сербов надежды не было, Милошевич обратился к двум основным группам поддержки. Первой была государственная партия, на самом деле — две партии (подробности см.: Williams & Cigar, 1996). Крупнейшей из них была СПС Милошевича, 50 тысяч ее членов занимали ключевые позиции в государственном управлении и национализированной промышленности, необходимых для ведения войны. Союзником СПС была лишь одна партия, в которую было позволено вступать государственным служащим — SK-PJ, партия коммунистической ориентации, которую волею судеб возглавляла жена Милошевича Мирьяна. Семейный тандем был важен для офицерского корпуса ЮНА и для руководителей государственных предприятий, которым предстояло субсидировать эту авантюру. Опровергая обвинения в том, что он расхищал государственные средства для личного обогащения, Милошевич утверждал, что эти деньги пошли на поддержку сторонников Сербии в Боснии и Хорватии. Его адвокат заявил: «И по сей день на эти средства содержится армия Республики Сербской» (Los Angeles Times, 3 апр. 2001). На суде прямое участие Милошевича в этих финансовых операциях подтвердил эксперт Торкильдсен.
Милошевич многое держал в тайне, считая, что большая часть народа и некоторые государственные лица его действий не одобрят. Большинство федеральных чиновников не были посвящены в эту затею. Главным каналом было Министерство внутренних дел, через него шло развертывание и финансирование «Красных беретов». Некоторые генералы ЮНА были допущены к проводимой операции, с ними обсуждались ее технические детали. Впоследствии война укрепила позиции Милошевича как лидера государства. Две трети аппарата МВД были отправлены в досрочную отставку. В октябре 1992 г. полиция безопасности Сербии захватила все отделения МВД. Два министерства слились в одно суперведомство, в распоряжении которого были три дивизии, 35 тысяч сотрудников полиции безопасности и, по сути, целая частная армия.
И вся Югославия не была ни тоталитарным, ни даже чрезмерно бюрократизированным государством. Парламент оставался непокорным, оппозиционная пресса не склоняла головы, администрация и армия были расколоты. Vreme постоянно публиковало информацию о фракционной борьбе в армейском Верховном командовании, хотя увольнения, отставки и перестановки постепенно укрепляли единство в его рядах. В парламенте Милошевич опирался на неустойчивую партийную коалицию. В 1992 г. выборы принесли ему лишь 29 % голосов избирателей и 40 % мест в парламенте. Чтобы завоевать большинство, лидер страны был даже вынужден блокироваться с ультранационалистической Сербской радикальной партией Шешеля. На выборах 1993 г. под давлением США Милошевич поддержал план Вэнса — Оуэна и оставил на произвол судьбы боснийских сербов. Потеряв поддержку Шешеля и не имея сильных конкурентов среди центристов, он начал играть роль миротворца. Поддержка избирателей выросла до 37 %, а число парламентских голосов возросло до 49 %. Используя административный ресурс, Милошевич купил голоса нескольких оппозиционных депутатов (Gordy, 1999: 43–51). Лавируя и играя на противоречиях между политическими соперниками, он не склонялся под ударами и продержался у власти до 2000 г.
Второй опорой Милошевича были националистические партии и парамилитарные формирования. Хотя большинство сербов уклонилось от призыва, немалая часть на него откликнулась. Некоторые отправились на фронт в подразделениях ЮНА, другие присоединились к парамилитарным националистическим формированиям, носившими звонкие имена «Четники», «Сербская гвардия», «Душан Могучий» (средневековый сербский князь), «Белые орлы», «Сербская добровольческая гвардия» (больше известная как «Тигры Аркана»). В основном это были сербы из сельской местности, часто — precanis (этнические сербы). Некоторые отмечают их крайнюю бедность (Mueller, 2000). Сообщалось, что в боевых рядах сражались и уголовники, ради этого выпущенные из тюрем (Vasic, 1996). Сикавика пишет, что командирами добровольческих формирований были мелкие предприниматели (владельцы баров, водители частных грузовиков), а рядовой состав шел из «низов» (Sikavica, 1997: 140). Все это весьма сомнительно, поскольку достоверных сведений об их социальном происхождении мы не имеем. Система всеобщей воинской повинности и армейского резерва позволяла в кратчайшие сроки развернуть обученные парамилитарные формирования даже из немногочисленных добровольцев. Сила армии зависит не от числа призванных под ружье. Всего несколько тысяч сербов могли создать народную армию, сформированную из ура-патриотов, авантюристов, безработных или мародеров.
В отличие от Милошевича, полевые командиры открыто призывали к чисткам. Командир отряда «Белый орел» Мирко Йович говорил: «Нам нужна не просто Сербия, а христианская, православная Сербия, где не будет мечетей и мусульман, я всем сердцем жду очищения нашей земли. Я видел этих красавцев (красавцев, хотя они и хорваты), которые смеялись над нами. Они никогда не знали геноцида, теперь они узнают, что это такое. Убивать хорватов — что может быть лучше! И чем больше у них будет оружия, тем нам приятнее. Тогда они будут дольше сопротивляться, и у нас появится шанс уничтожить их всех раз и навсегда». Командир «Четников» Шешель, он же лидер Сербской радикальной партии, заявил: «Мы перережем горло хорватам не ножом, а ржавой ложкой». В парламенте он устрашал несербских депутатов: «Когда в Сербии будет другая власть, мы вас выгоним… Мы не будем вас убивать, мы просто посадим вас на грузовики и до свидания. Хорваты должны уехать из Сербии». Депутаты от СПС дружно кричали: «Пусть убираются!» Другой радикал заявил: «Моя цель — не только защита Сербии. Это еще и защита чистоты Сербии. Мы хотим жить в этнически чистом государстве» (Grmek, 1993: 302–309; Vreme, 9 дек. 1991, 6 апр. 1992; Williams & Cigar, 1996: 17).
Эти две группы поддержки принадлежали к одной и той же общественной формации, где слились авторитарный коммунизм и органический национализм. Их связывали и общие материальные интересы. «Тигры Аркана» прошли подготовку в органах Министерства внутренних дел Сербии, там же они получили и оружие. Четников Шешеля натаскивала ЮНА. Секретарша Аркана (свидетель В-129) во время суда над Милошевичем призналась, что, когда были нужны деньги, она поднимала трубку и говорила «паук». Этот пароль позволял ей немедленно связаться с командиром «Красных беретов». Через нее начальник элитного спецназа передавал указания Аркану вкупе с мешками, набитыми миллионами немецких марок. Шешель не постеснялся рассказать на Би-би-си о помощи Милошевича: «Милошевич организовывал все. Он размещал наших добровольцев в казармах… снабжал униформой, оружием, продовольствием, техникой, транспортом. Наши отряды находились в подчинении Краины или Республики Сербской или Югославской армии» (Би-би-си, 1998; Silber & Little, 1995: 230). Рон (Ron, 2000) рассматривает парамилитарные формирования как «государственных полунаемников», работавших по заказу Милошевича, но снимавших с него ответственность за все, что делали они. Рон также указывает, что в сербских анклавах боевики были связаны с местной властью. Миличевич (о нем позже) сообщает о том, что SDB курировала сербских боевиков. Нежелательные лица таинственным образом отправлялись на тот свет — так в 1991 г. случилось с криминальными авторитетами Бели и Гишка. Парамилитарные отряды, созданные «не той» партией, быстро распускались. Но полного контроля все же не было. Парамилитарные части формально входили в структуру ЮНА, но на самом деле ей не подчинялись и действовали автономно. Милошевич оказался в роли и крестного отца и заложника национал-экстремистов. Масла в огонь подливали и беженцы. К 1992 г. в Сербии скопилось свыше 550 тысяч беженцев из разных краев Югославии — отчетливый знак неизбежности крушения режима. Милошевич отчаянно старался расселить их по разным районам республики. В 1995 г., когда Хорватия захватила Краину, их число снова выросло. Возможно, наплыв беженцев стал одной из причин чисток в Косово; для Милошевича это стало бы решением проблемы их расселения. Но сопротивление в Хорватии, Боснии и Косово вынудило его обратиться к еще более радикальным решениям.
Бабич свидетельствует о том, что Милошевичу подчинялись две структуры: Югославская народная армия и полиция безопасности в тандеме с отрядами боевиков. Эти силы должны были взаимодействовать и в боевых условиях. Без ЮНА у националистов не было бы артиллерийской и танковой поддержки. Возникла патовая ситуация. В перехваченном телефонном разговоре Караджич просит помощи у Милошевича:
Милошевич: «Поговори с Узелацом (начальник штаба Вооруженных сил Сараево). Будут проблемы, снова позвонишь мне».
Караджич: «У меня проблемы в Купресе (центральная Босния). Поднялась значительная часть сербского населения».
Милошевич: «Не бойся, мы об этом позаботимся. Позвони Узелацу… И не волнуйся, у тебя будет все. Сил у нас хватает».