Vreme, 18 мая 1992). У радикалов была и экономическая власть. Боевики захватывали военные арсеналы ЮНА, трофейное оружие, оружие солдат ООН, часть присваивали себе, часть оставляли местной общине. Они контролировали бизнес, жилой фонд, трудовую занятость. Без всего этого беженцы с трудом могли бы выжить. Участие в военной операции давало им и хлеб, и кров, и деньги.
Все это вызывало противоречивые чувства. Бабич, сербский командир в Книне, приказал боевикам обойти окрестные дома. Упрямцам задавали простой вопрос: «Почему ты до сих пор не доброволец?» Гленни (Glenny, 1993: 20) рассказывает: «Вся округа тряслась от страха. Бабич знал, как устанавливается власть и порядок». Страх смешивался со стыдом («Ты трус или настоящий серб?»). При этом Бабич был очень популярной фигурой в городе. В общине Теслич насилия не наблюдалось до мая 1992 г., хотя мусульмане и хорваты там разделились. Потом там появился сербский отряд из 23 человек. Этих патриотов за все их непотребства местные власти выгнали из города Баня-Лука. «Микас» (название отряда) терроризировали Теслич, грабили жителей, насиловали женщин, убивали хорватов и мусульман. Сербская армия, верная Краине, вышвырнула бандитов из города. В городке водворился порядок, но ненадолго — там обосновались сербские беженцы, и снова разгорелись страсти. И все же сербы защищали своих соседей, некоторые даже женились на хорватках, чтобы уберечь их от беды. За месяц в городе заключили 100 смешанных браков, что привело в ярость радикалов и с той, и с другой стороны. У полукровок жизнь была несладкой. Профессор Сараевского университета был черногорцем по отцу и хорватом по матери. Коллеги профессора звонили этой женщине и обзывали ее «матерью усташей». Группа «сердитых и крепких сербов», включая друга детства нашего профессора, вломилась в его дом. Один из погромщиков хотел убить женщину, к счастью для нее, дело ограничилось лишь арестом. С нею обращались так же, как и «с мусульманскими заключенными за другой решеткой: одна смена тюремщиков их била, другая кормила». Один заключенный мусульманин сказал: «В тюрьме и сербы, и мусульмане, и хорваты жили как братья — гораздо дружнее, чем на свободе, — я даже просил, чтобы мою жену и детей тоже посадили к нам» (Vreme, 13 апр., 29 июня, 10 авг. 1992).
Футболист Душко Тадич был первым, кого признал виновным Гаагский Трибунал. Этот боснийский серб родился в 1955 г. в городе Козарач, где жило много мусульман. Его отец, дед, дяди во время Второй мировой войны воевали партизанами у Тито. Тадич получил среднее техническое образование в Белграде, работал на стройках, обосновался в Козараче, где давал уроки карате и держал бар. Этот крепкий мужчина был крут на руку, что хорошо знали и его ученики, и жена. В 1989 г. он заявил, что его 16-летнюю племянницу изнасиловали мусульманские парни. Тадич вошел в их дом в 3 часа ночи, забрал девушку, избил ребят и спустил их с лестницы. Позже девушка призналась, что дядя заставил ее придумать историю об изнасиловании. На самом деле он просто страшно разозлился, когда увидел родственницу в компании выпивающих и танцующих мусульман. По версии полиции Тадич все это придумал, чтобы вызвать у местных сербов ненависть к мусульманам. Дела в баре шли неудачно, и Тадич много задолжал — опять-таки мусульманским кредиторам. В 1990 г. он вступил в сербскую СПС. Собрания партийной ячейки проходили у него в доме. Тадич запретил мусульманам появляться в его баре — не слишком мудрое решение, учитывая его финансовую ситуацию. В мае 1992 г. сербские части атаковали Козарач. Не исключено, что Тадич был у них корректировщиком огня. Когда сербы взяли город, он выдал на расстрел самых уважаемых боснийских старейшин, возглавил местное отделение СПС и устроился на работу в полицию. На суде он признал, что выдавал сербов, женатых на мусульманках, и что участвовал в отвратительной бойне в концентрационном лагере Омарска. Сознался он и в том, что лично уничтожил пятерых мирных босняков, подвергнув их предварительно «крайнему насилию» (то есть пыткам). Тадич был приговорен к 20-летнему тюремному заключению. Этот преступник не представлял из себя ничего особенного — обычный человек из рабочей среды, старавшийся подняться повыше, ярый ксенофоб, очень жестокий человек, прирожденный боевик (ICTY, IT-94-1; Scharf, 1997).
Дражен Эрдемович первым признался в преступлениях и проявил раскаяние. Этот боснийский хорват родился в 1972 г. в католической рабочей семье. У него не было связей ни с националистами, ни с преступным миром. Он выучился на слесаря, но работы не нашел и вступил в армию Боснии и Герцеговины в 1990 г. Потом он завербовался в СВА, армию боснийских хорватов, но, не успокоившись на этом, переметнулся в сербскую армию Боснии, чтобы жениться на любимой девушке и жить с нею на отвоеванной земле. Это был профессиональный вояка, армия была для него надежной, высокооплачиваемой работой, а больше других платили все-таки сербы. Будучи хорватом в сербской армии, он страдал от постоянных придирок со стороны старших начальников. Дражена произвели в сержанты, но через месяц разжаловали за неподчинение командиру. Именно этот офицер приказал отделению Дражена расстрелять на футбольном поле Братунач автобусы, набитые мирными мусульманами. «Ты в своем уме? Ты понимаешь, что творишь?» Офицер ответил: «Не хочешь стрелять — становись вместе с ними… и мы с тобой покончим; или дай оружие им, чтобы они убили тебя». Дражен говорил, что, если бы у него не было семьи, ребенка, он бы убежал. Но он подчинился приказу и убил 70 человек в тот день. Когда экзекуция подходила к концу, офицер сунул автоматы Калашникова ошарашенным водителям и сказал: «А теперь от каждого по выстрелу, чтобы вы все об этом молчали». Эрдемович отказался от расстрела второй партии заключенных, его поддержали еще три человека. Четверо согласились исполнить приказ. К ним примкнули еще 10 человек из сербского подразделения, чьи деревни были разорены мусульманами. Добровольцев хватало, и неповиновение сошло Эрдемовичу с рук. Этот человек не похож на Тадича — он сопротивлялся, но страх оказался сильнее. Его приговорили к 25 годам тюрьмы (Honig & Both, 1996: 62–63; ICTY, IT-96-22; Rohde, 1997).
Горан Елисич руководил лагерем для интернированных в городе Лука. Он родился неподалеку, работал механиком на ферме. В 1991 г. его приговорили к трем годам тюрьмы за мошенничество. А в мае 1992 г. он уже носил форму полицейского. Свидетели показали, что «это был человек, которому поручили задание очистить территорию от мусульман для расселения там сербов». Елисич говорил: «Тех мусульман, которые по случайности уцелеют, мы превратим в рабов». Мусульманским заключенным он объяснял: «Ваши жизни в моих руках, из вас выживет от силы 5-10 %». «Он постоянно носился, как умалишенный, надсаживал глотку, угрожал, вел себя так, как будто этот мир принадлежит ему. Чтобы показать нам свою власть, он приказал привести задержанного и избил его на наших глазах». Он убил мусульманских активистов СДА и боснийских боевиков, которые терроризировали всех, он «относился к нам, как к животным, зверям… он хотел сломить нас морально. Он застрелил сербского охранника за то, что тот жалел заключенных». Елисич любил называть себя «серб Адольф», ему хватило ума повторить эти слова и перед Гаагским Трибуналом. Его приговорили к 40 годам тюремного заключения за военные преступления, преступления против человечности, но геноцид в вину ему не ставили. Психиатры пришли к заключению, что он был вменяемым, но «страдал расстройством личности, был антисоциален, имел склонность к нарциссизму» (ICTY, IT-95-10-A, Предварительное заключение суда, 14 дек. 1999). Елисич относится к типу преступных садистов, легитимированных радикальным национализмом в военное время.
Милан Лукич — серб из деревни с преобладанием боснийского населения недалеко от Вышеграда на границе Боснии с Сербией. Во время Второй мировой войны его семья активно участвовала в движении четников. Они убивали местных мусульман в отместку за смерть деда, погибшего от рук усташей. Милан родился в 1967 г. Он был красавец, атлет, душа компании. Он не смог получить высшее образование и отправился в Белград на поиски удачи. Родственники подыскали ему работу в сербской полиции, потом он бросил ее, ездил по Европе, возможно, был замешан в ограблении ювелирного магазина в Швейцарии. Помогал полиции безопасности в акциях против хорватских эмигрантов. Участвовал в уличных побоищах, прикрыл друга-мусульманина от удара ножом. В апреле 1992 г. вернулся в Вышеград бойцом добровольческого парамилитарного отряда. Связи с полицией и жажда власти помогли ему стать вожаком вооруженной банды «Белые орлы», самой страшной из всех криминально-националистических организаций в городе. Бандиты убивали и топили мусульман, насиловали женщин, грабили и сжигали дома. Они так зачистили Вышеград, что из города, где жило две трети мусульман, он превратился в город с практически чистым сербским населением (96 %). Лукич приобрел немецкую машину и пиццерию. Сербы относились к нему по-разному. «Многим было за него стыдно, но другие говорили, что мусульмане получают по заслугам», — отметил один из жителей. Лукич признался одному врачу, что он гордится всеми этими убийствами и собирается убивать и дальше. МТБЮ рассмотрел дело Лукича, но он все еще на свободе. В 2003 г. Белградский суд заочно приговорил его к 20 годам заключения. Суд «неопровержимо установил», что Лукич и его банда похитили 12 мусульман, «пытали их, издевались, потом отвели на берег Дрины и убили» (Amnesty International, News Service, 1 окт. 2003; ICTY, IT-98-32, Lukic and Vasiljevic; Sudetic, 1998: 66, 120–121, 355–356). Это был молодой человек рабочего происхождения, физически сильный, добивавшийся власти и денег, не щадя никого.
Милан Ковачевич весил 225 фунтов и был похож на ожиревшего боксера-тяжеловеса. Он и дрался, как боксер, пишет Маас (Maas, 1996: 36–39). Ребенком он жил в Ясеноваце, главном лагере смерти усташей во время Второй мировой войны. По мрачной иронии судьбы в 1992 г. он стал комендантом концлагеря Омарска. Его любимая присказка звучала так: «Они совершили военные преступления, теперь пришел наш черед сделать то же самое». У него было хорошее образование, до войны он работал анестезиологом. В сербскую СДП он вступил в 1990 г. и быстро пошел в гору. В 1991 г. он стал заместителем начальника Кризисного штаба партии в Приедоре, курировал полицию безопасности и местный военный гарнизон. В апреле 1992 г. он разработал и возглавил сербское восстание в городе. Вуллиами ссылается на два интервью, которые Ковачевич дал в 1992 и 1996 г. В 1992 г. он предстал в рубашке морского пехотинца США, «с глазами, горящими энтузиазмом», ибо пробил «звездный час в истории сербской нации». В 1996 г., будучи директором городской больницы, он все еще был «гордым националистом», мечтающим о «Сербии, свободной от мусульман». Вуллиами спросил: «То, что вы делали, вы одобряете и сейчас или это был миг безумия?» Тот ответил: «И то и другое. Нас вынудили к борьбе в момент безумия. Люди жгли д