Ю приговорил его к 20 годам за два убийства, пытки и многочисленные изнасилования. «Пытки доставляли ему садистское наслаждение, он смеялся, слыша мольбы о пощаде». «Ты все равно умрешь» — было его любимой фразой. Насилуя женщину, он пояснил ей: «Во всем, что сейчас происходит виноваты четники, и твои родители тоже четники». Охранник Эсар Ланджо, босняк, получил срок 15 лет, виновен в трех убийствах и пытках, совершенных с «изощренной жестокостью». Его досрочное освобождение объясняется «крайней молодостью» (ему было 19 лет), «трудным детством», отсутствием правильного воспитания, впечатлительностью и незрелостью. Он мстил за близких, погибших от рук сербов во время артобстрела. Четвертый обвиняемый Зелил Делалич, мусульманин-босняк, был признан невиновным. Он был весьма сомнительным «бизнесменом-патриотом», занимавшимся военными поставками, не исключено, что и сербам тоже. Когда дело касается прибыли, национальные чувства умолкают (Celebici, ICTY, IT-96-21-Т).
Война в провинции Коньич была жестокой, это был стратегический важный район, там же находилось и несколько военных объектов ЮНА. Немногочисленные этнические сербы были хорошо вооружены. Босняки и хорваты укрепились в самом городе, их поддерживали беженцы, изгнанные из соседних деревень. Сербы начали обрабатывать городские кварталы артиллерией, но хорваты и босняки стойко оборонялись, им удалось захватить несколько деревень и взять в плен нескольких сербов. Победители обошлись с ними крайне жестоко: сербов начали избивать еще по дороге к лагерю. «Пытки, побои, издевательства были нормой в концлагере Челебичи». «Охране было все равно, выживут заключенные или умрут». На территории лагеря появлялись солдаты, чтобы поучаствовать в расправах. Праведный гнев и накопившаяся ненависть обрушились на головы сербов точно так же, как совсем недавно ненависть сербов изливалась на хорватов и босняков. Насер Орич родился в 1967 г. в Боснии, недалеко от Сребреницы. Во время войны его дед был усташем. Орич получил диплом инженера-металлурга, но работы не нашел. Здоровяк, штангист и каратист, он переехал в Белград и начал служить вышибалой в ночном клубе. Был принят в полицию безопасности и назначен телохранителем Милошевича. Карьера складывалась прекрасно., но началась война, и Орич откликнулся на зов крови предков. Он вернулся в Боснию и устроился на работу полицейским в Сараево. Босняки оценили его усердие и отправили в родную деревню создавать добровольческий отряд. Карьера пошла в гору — вскоре Орич стал главным организатором сил территориальной обороны в Сребренице, героем мусульман. Был обвинен в сожжении 50 сербских деревень, расстрелах пленных во время карательных операций. Он не щадил и своих, если они пытались ему перечить. Он и его «офицеры» в глазах голландских миротворцев «не сильно отличались от обычных гангстеров, терроризировавших беженцев и промышлявших мародерством». Орич пытался спровоцировать голландцев на ответный огонь по сербам. Для этого он подошел вплотную к сербским позициям и обстрелял оттуда миротворцев. В 2003 г. был арестован и экстрадирован в Гаагу по обвинению в военных преступлениях (Hakanowicz, 1996: 77; Honig & Both, 1997: 132–133; ICTY, IT-03-68-1; Sudetic, 1998: 150–151). Умеющие убивать быстро достигают постов и званий, когда начинается этническая война.
Мушан Топалович (Цацо) родился в 1950 г. Был солистом в ночном клубе в Сараево, имел связи с криминальным миром. В 1990 г. свел знакомство с мусульманскими политиками и полицейскими чинами. В 1991 г., когда в воздухе уже пахло грозой, Цацо активно участвовал в организации подпольной парамилитарной «Патриотической лиги мусульман» и «Зеленых беретов». Примерно 20 бывших уголовных преступников встали во главе мусульманских отрядов самообороны. Весной 1992 г. Мушан стал командующим 10-й горной бригады армии Боснии и Герцеговины. Жители Сараево с благодарностью говорят, что без Цацо и его «тигров» в городе не уцелело бы ни одного мусульманина. Другим же он внушал только ужас. Он стал всесильным владыкой округи, он насильно вербовал рекрутов в свою «армию», держал под личным контролем весь черный рынок, похищал богачей с целью выкупа, участвовал в массовых изнасилованиях, проводил рейдерские захваты, расстреливал пленных сербских бойцов и мирных граждан (не менее 400 убитых). Один из бывших «тигров» сказал: «Я никогда не сомневался, что Цацо будет номером 1 в списке военных преступников Гаагского трибунала».
Выдачи военного преступника потребовала ООН. Наконец, в 1993 г., когда Цацо оскандалился с ограблением похоронного бюро, у раздраженного боснийского правительства кончилось терпение. Его штаб-квартиру штурмовала целая группа спецназа. Цацо погиб при неясных обстоятельствах — или в перестрелке или потом, под пытками. В 1996 г. его тело было перезахоронено Союзом ветеранов Боснии. На похороны пришли 5 тысяч человек (Domovina Net, 10 июня 1999).
ЮГОСЛАВИЯ: ОБЫЧНЫЕ ПРЕСТУПНИКИ
Об этих преступниках нам известно мало, поставщиком информации, как правило, являлась скандальная, сенсационная пресса. Но некоторые общие тенденции все-таки проследить можно.
1. В своем большинстве это были жители пограничных районов со смешанной этничностью. Большинство осужденных МТБЮ совершили преступления там, где и жили. Наблюдатели обратили внимание на «интимность» совершенных зверств: «палачи хорошо знали своих жертв», — пишет Шарф (Scharf, 1997: 216). Четверть из 126 хорватов, переживших ужасы Книнской тюрьмы, лично знали своих мучителей-сербов (Botica et al., 1992). В списке жертв, составленных боснийским правительством, имеет место примерно та же пропорция. Обершолл (Oberschall, 1998) дает заниженную оценку. По его сведениям, боснийские мусульмане признали знакомых сербов лишь в двух нападениях из 16, совершенных в провинции Приедор. В погромах особенно активно проявили себя беженцы из тех же районов. Косовские свидетели показывают, что в актах насилия участвовало много сербских беженцев и местных сербов. И те и другие действовали в составе полицейских сил или парамилитарных формирований. С другой стороны, сербские полицейские и солдаты спасали от погромщиков боснийских мусульман — есть и такие свидетельства (Judah, 2000: 241–248; Los Angeles Тimes, TL дек. 1999). Баррикады разрезали города на очаги противостояния, провокации, обоюдная месть вели к еще большему ожесточению. Границы между этническими сообществами проходили обычно в сельской местности, но вряд ли стоит утверждать, что селяне более подвержены радикальному национализму, чем горожане, хотя некоторые исследователи югославских событий считают, что это именно так. Скорее всего, такая корреляция объясняется этнической напряженностью на границах и относительной бедностью крестьян, полагавшихся на сильное государство, которое олицетворял Милошевич.
2. Насилия совершали люди из силовых структур — бывшие армейские офицеры, полицейские, агенты спецслужб. Военными преступниками чаще становились сотрудники тайной полиции или бойцы парамилитарных формирований, чем обычные солдаты. Выжившие вспоминают необычно пеструю униформу, жертвы насилий говорят о странных шевронах в виде черепов или истекающих кровью животных, о боевых ножах — неизбежном атрибуте спецназа или парамилитарных формирований. Свой грозный облик боевики позаимствовали у героев Голливуда, у суперменов типа Рэмбо или Терминатора. Единственная дочь Караджича, стильно одетая девушка, не расставалась с «береттой» («Для меня пистолет важнее макияжа») и говорила: «Нас вдохновляют на подвиги такие герои, как Безумный Макс, Терминатор, Рэмбо, Молодые Пистолеты» (Rogel, 1998: 132).
Вуллиами (Vulliamy, 1994: 19, 45–49) вспоминает, что солдаты югославской армии выглядели «испуганными и потрясенными» в отличие от сербских боевиков, «в лучшем случае просто пьяных, в худшем — разъяренных и беспощадных, полных ненависти к хорватам и презрения к мусульманам». Косовская полиция безопасности, давно набившая руку на репрессиях против албанцев, была главным исполнителем чисток. Выжившие уверяют, что боевики были еще страшнее: «Полицейские хотя бы были спокойны, а эти беспрестанно на нас орали». «Это была волчья стая», — говорит еще один свидетель (Daniszewski, 1999: S2-3). Один журналист делится таким замечанием: «Хорватские боевики выглядели так, как будто кинорежиссер назначил их на роли отъявленных головорезов», кроме одного милого юноши, который сказал: «Я к мусульманам отношусь спокойно, но пришли такие времена, когда их всех придется убить» (Block, 1993: 10).
Возможно, все это просто разыгравшаяся фантазия журналистов. Миличевич (о нем позже) составляет сейчас более подробную и достоверную выборку преступных исполнителей. От себя я бы добавил, что сложившийся стереотип боевика-добровольца далек от истины. Харт (Hart, 1998: гл. 7, 8) доказал, что вопреки всеобщему убеждению ИРА (Ирландская республиканская армия) рекрутировалась не из низших и не из высших социальных страт. В нее входили в основном горожане, квалифицированные рабочие, мелкие торговцы, «белые воротнички», если это были фермеры, то вполне состоятельные. Ирландские националисты были молодыми неженатыми мужчинами, и у них были более доверительные отношения с матерью, чем с отцом. Югославские боевики тоже были добровольцами, они лезли в самое пекло, чего не делали солдаты ЮНА, при этом они никогда не сражались в террористическом подполье, а значит, дисциплина у них была гораздо слабее, чем в ИРА. Одно это делало их более разнузданными и неуправляемыми.
3. Возрастная и гендерная структура парамилитарных формирований в Югославии тоже была иной. Преступными исполнителями были молодые мужчины до 30 лет. Были и женщины, призывавшие к чисткам, как Мирьяна Маркович и Билана Плавшич, но лишь немногие лично совершали преступления, равно как и немногие протестовали против того, что творили их мужья и братья. Одна женщина предостерегла мусульманскую соседку: «Он злой человек… Не верь тому, что он говорит. Никогда не проси у него помощи. Он вечно пьян сейчас. Они все пьют… Береги себя, не ходи в одиночку по улицам. И дочь свою не улицу не пускай» (Sudetic, 1998: 111; Hukanowicz, 1996: 41). В ноябре 1995 г. хорватский суд приговорил сербскую супружескую пару Душана и Ягоду Болевич за убийство 18 человек (Kovacevic