[93], тутси стали полицейскими, дворниками, рабочими национализированных предприятий, они были допущены к кормушке, лишь потому что принадлежали к избранной нации. Жилось им небогато, но все же лучше, чем тем, кто к избранным не принадлежал. Патрональное государство могло дать рабочие места многим тысячам. Этническое неравноправие было особенно заметно в Бурунди, где тутси монополизировали политическую, экономическую и военную власть. В рассматриваемом случае не стоит переоценивать важность этнической идеологии применительно к этническим чисткам. Существовала и этническая экономика. Этничность не замещала в чистом виде социальные отношения, скорее, это было смешением и того, и другого — классовые интересы были завуалированы этнонационалистической идеологией.
Кровопролития 1959 г. вызвали первый поток беженцев, дискриминация и насилие сделали его непрекращающимся. Среди эмигрантов было много солдат-тутси, приверженцев имперского реваншизма, они были готовы к войне с Руандой. Два неудачных вторжения в 1963 и 1967 гг. вызвали ответные репрессии против тутси в Руанде. 20 тысяч тех, кого посчитали пособниками врага, было уничтожено. Еще одна вспышка насилия произошла в 1973 г., когда режим Хабиаримана запретил тутси занимать административные должности. К концу 1970-х почти полмиллиона тутси уехали из страны. Они были вычищены из административного аппарата, но прямого кровавого насилия между 1979 и 1990 г. практически не было. Если бы оба народа согласились бы с новым распределением социальных ролей — в распоряжении хуту государственные и экономические прерогативы, в распоряжении тутси негосударственный частный бизнес — могла бы сложиться интересная конфигурация отношений, напоминающая социальную стратификацию белого и черного населения в большинстве стран постколониальной Африки. Но теперь два народа оказались разобщенными. Радикалы хуту даже требовали лишить тутси гражданства, поскольку те не были коренным народом страны. Режим Хабиариманы позволил тутси сохранить свой гражданский статус, он даже выступил за национальное примирение при условии, что хуту сохранят привилегии титульной нации, а эмигрантам тутси будет запрещено возвращение в страну. Тутси, оставшиеся в Руанде, спокойно приняли это условие. Реальных предпосылок для геноцида тогда не было.
ЭСКАЛАЦИЯ ЭТНИЧЕСКОГО КОНФЛИКТА В 1985–1993 ГОДАХ
Далее Руанда перенесла три последовательных дестабилизирующих удара извне — от Бурунди, от вторжения тутси и от международного сообщества. В Бурунди правящий класс тутси прочно удерживал власть, не гнушаясь кровавыми репрессиями, прикармливая при этом часть хуту теми или иными политическими привилегиями. Лишь немногие хуту могли служить в армии — армия оставалась главным бастионом тутси. Радикализация национального сознания захватила обе группы, этот процесс начался в городах, потом перекинулся и на село. В отличие от Руанды, репрессии в Бурунди имели эффект бумеранга: беспощадные восстания хуту подавлялись еще более беспощадно, при этом основной удар приходился по образованному слою — интеллектуалов надо было сломить в первую очередь, чтобы в зародыше подавить политическую оппозицию. Это был этнический политицид, проводимый армией, молодежным движением тутси, беженцами из Руанды, студентами и даже школьниками. Правящая верхушка тутси не стремилась к тотальной этнической чистке, хуту хотели отвести роль низшего класса и не более. Радикалы хуту, в свою очередь, стремились опрокинуть владычество тутси и присвоить себе власть в стране. В некоторых районах массовые беспорядки переросли в восстания и локальный геноцид. Многие хуту, укрывшиеся в Руанде, осуществляли партизанские рейды на территорию Бурунди, другие укрепились во власти и резко радикализировались (Lemarchand, 1995а, 1995b; Reyntjens, 1994). Интервенция тутси в 1990 г. стала тяжелейшим ударом по межэтническому примирению. Она пришла из Уганды, страны, которая и не собиралась лезть в драку, но очень хотела избавиться от беспокойных тутси. Эмигранты тутси стали главной боевой силой армии Мусевени, победившей в гражданской войне 1970—1980-х гг. Тутси могли преспокойно жить и в Уганде среди других народов той же языковой группы, но местное население их не любило и всячески препятствовало им войти в политическую элиту и в особенности завладеть землей. Тутси начали вытеснять назад в Руанду. Президент Мусевени, опытный политик, избрал соломоново решение: чтобы избавиться от проблемного (и вооруженного!) народа, он помог создать РПФ (Руандийский патриотический фронт). (Mamdani, 2001: гл. 6; Otunnu, 1999). Повстанческая армия перешла границу в октябре 1990 г. (см. карту 14.1). Этот рейд был скверно подготовлен, армию разбили, но в 1991 г. РПФ перегруппировался вдоль угандийской границы и нанес успешный удар по Руанде в 1992–1993 гг. Режим хуту тогда устоял лишь благодаря военной помощи французов.
Война сделала идеологию хуту более расистской. Тутси Руанды снова демонизировались как страшные иноземные захватчики, отобравшие родину у коренного народа хуту. Сумбур и ожесточение боевых действий укрепили позиции радикальных хуту в особенности на северо-западе страны, где народ больше всего боялся происков тутси. Военная цензура, полевые суды, угар милитаристского патриотизма ожесточили многих. Тутси, сочувствовавшие РПФ, и тутси как таковые становились жертвами, обреченными на заклание. Молодежь бросилась на север, чтобы вступить в армию своих соплеменников. В 1990–1992 гг. хуту хлынули на юг, к 1993 г. число беженцев достигло миллиона человек. Почти седьмая часть населения осталась без крова и собственности. Если народы и смешивались, то только в одной форме: тутси, отрезанные от своих наступавшими хуту (Mamdani, 2001: 186–192; Melvern, 2000: 57; OAU, 2000: 6.20). Война шла между двумя старыми традиционными режимами. РПФ считался мультикультурной организацией, но Хабиаримана не хотел терять власть над тутси. Под международным давлением (за примирение были обещаны крупные кредиты) обе стороны в 1992 г. сели за стол переговоров в Аруше, Танзания, где они подписали временные договоренности о взаимных полномочиях (1993 г.).
Но не всякое вмешательство извне шло во благо в политическом или экономическом аспектах. После падения мировых цен на сырье в 1985 г., цена на кофе снизилась вдвое, так же как и цены на олово и чай. Экономика рухнула, и Хабиаримана был вынужден согласиться на жесткую программу структурных реформ, предложенную МВФ и Всемирным банком в обмен на кредиты. Неолиберальная шоковая терапия драматически ухудшила ситуацию, резко сократив доходы населения (OAU, 2000: гл. 5; Uvin, 1998: гл. 4). Недовольство режимом росло. Крестьянство разорялось, что вынуждало сельскую молодежь ехать в города на поиски хоть какого-то пропитания. Национальное революционное движение за демократию (MRND) пыталось создать новые рабочие места, развернув многочисленные национальные проекты. Экономические тяготы усиливали народное раздражение, но не было никакой причины винить в этом тутси, хотя косвенно это угрожало их положению. Неурядицы в экономике ослабляли и дестабилизировали режим, и, как мы знаем, именно такая ситуация является питательной средой этнических конфликтов. Крах коммунизма в мировом масштабе усилил политическое давление западного мира, требовавшего всемерного развития демократии по западному лекалу. Режимы Бурунди и Руанды — в том числе и под внутренним давлением — были вынуждены разрешить другим партиям участвовать в выборах. Как я уже говорил, демократия может усилить этническую напряженность и развязать насилие, если политические партии формируются по национальному признаку. Под давлением Запада в Бурунди в 1993 г. тутси пошли на риск президентских выборов. Партия тутси, возглавляемая президентом, лоб в лоб столкнулась с партией хуту. Элиты тутси были уверены, что «их хуту» не пойдут на поводу у «экстремистов», увы, избиратели поддержали этнически близкого избранника, и кандидат от хуту одержал уверенную победу. Президент тутси честно признал поражение и уступил сопернику бразды правления, чего не сделала армия тутси. Рядовой армейский состав из народных низов очень боялся потерять погоны — свою единственную работу. Им было нельзя уступать хуту на йоту. Президент был убит, в стране произошел военный путч, началось систематическое истребление и хуту, и верных правительству тутси. Политицид вызвал очередную волну эмиграции хуту в Руанду, породив еще одно поколение радикалов, готовых воевать за национальную идею. В 1991 г. в обстановке экономического кризиса и под международным давлением Руанда приняла новую конституцию, где оговаривалась многопартийность. Государство обладало высокоразвитым гражданским обществом, сложными социальными связями, что способствовало созданию политических альтернатив. Ассоциации, партии, журналистика, публицистика процветали и множились (Nsengimana, 1995). Хабиаримана создал свою партию MRND (Национальное республиканское движение за демократию и развитие). Появились и радикальные партии хуту, среди которых выделилась Коалиция защиты республики. Тутси вызывали серьезные опасения у MRND, и в партии вскоре обозначилось радикальное крыло. Политические партии умеренных опирались на классовый интернационализм, в свои ряды они принимали и хуту, и тутси в надежде отвести угрозу войны. Классовой самосознание могло объединить хуту и тутси, повести их на борьбу против эксплуататорских классов, но это расставляло ловушку для умеренных, вовлекая их в опасные игры с враждебным РПФ. В течение многих десятилетий социалистическая модель была привлекательной и полезной для черного континента, но эти времена прошли — коммунизм проигрывал историческую битву в мировом масштабе. Африканский социализм пошел на спад, по мере того как левые политические партии теряли свою классовую сущность, перерождались в клиентелы и вступали в этнорегиональные коалиции в надежде сохранить последние крупицы власти.
В Африке межпартийная борьба часто выливается в уличные беспорядки, где главными зачинщиками бывают молодежные политические движения. Правящая MNRD отпочковала свою молодежную организацию, созданную на основе клубов футбольных фанатов. Их главным предназначением были марши, митинги и разгон антиправительственных сборищ. Засучив рукава, молодые взялись за дело, быстро прошли школу уличного насилия, избиения оппозиционеров и всех, кто мог бы считаться пособниками в