рагов (Reyntjens, 1995: 57–58; Wagner, 1996: 30–33). Тамбиа (Tambiah, 1996) и Брасс (Brass, 1997) установили корреляцию между альтернативными выборами и общественными беспорядками в Индии, Шри-Ланке и Пакистане, когда в качестве предвыборного аргумента используется толпа наемников, набранная из агрессивных молодых людей. Руандийское общество поляризовалось на фоне внешней агрессии, развала однопартийной системы и укоренившегося насилия. Бациллу насилия несли с собой и избирательные кампании, когда оголтелая молодежь разной политической ориентации вступала в уличные бои в разных городах и провинциях. Тысячи руандийцев поверили в то, что насилие может стать решением всех проблем. Авторитарный режим Хабиариманы был далек от либерализма, но с приходом демократии стало еще хуже (см. тезис 1в.)
Под давлением извне режим начал фрагментироваться (тезис 5). В 1992 г. оппозиционные партии создали коалиционное правительство, в результате чего министерства начали отстаивать свои узковедомственные интересы. Президент, испуганный близостью военного поражения, пошел на уступки во время переговоров в Аруше (Танзания), а в его делегации начался разброд и шатания. «Малый дом» (о нем позже) прекрасно понимал, что дележ власти с противником, прекратит их существование в качестве правящей элиты; члены оппозиции стремились к миру; президент метался между теми и другими. Разногласия привели к падению коалиционного правительства в июле 1993 г. Сколоченный на скорую руку новый кабинет с сомнительным мандатом тем не менее подписал Арушские соглашения, и прожил после этого только один день. РПФ, уверенный в скорой победе, выдвинул самые жесткие требования. Хабиаримана, чувствуя свою обреченность, согласился на ультиматум. Хуту непросто было смириться с Арушскими соглашениями. Хотя правительство так и не пустило во власть радикалов. Вероятно, это была ошибка (хотя это ясно только сейчас, а не тогда). Если бы соглашения вступили в силу, MRND потерял бы контроль над правительством. Но хуже всего пришлось бы армии. Она стала бы на 60 % хуту, на 40 % РПФ, а офицерский корпус разделился бы 50 на 50, что означало бы демобилизацию с последующей безработицей для более 20 тысяч военнослужащих хуту всех званий, большинство из которых были детьми из неимущих семейств. Против этого возражали не только «ястребы» хуту, сам Хабиаримана обращался за помощью к радикалам, чтобы те помогли ему разорвать соглашения, которые только что подписали его же дипломаты (Jones, 1999). В политическом споре участвовали не две стороны, а три: расколотый оппозицией режим, столь же разношерстная оппозиция хуту и армия эмигрантов-тутси (Gasana, 1995; OAU, 2000: гл. 8; Prunier, 1995: 99). Имплементация договора зависела от способности каждой стороны навязать свою волю электорату. Это мог сделать РПФ с его военной дисциплиной, но к этому были неспособны ни руандийское правительство, ни оппозиционные партии, погрязшие во фракционной борьбе, что напрочь исключало возможность консенсуса. Соглашения предусматривали создание в Руанде умеренного политического центра, но этот центр стремительно разрушался под давлением этнической мобилизации и милитаризации (Khadiogala, 2002: 492). Совет безопасности ООН тоже не поддержал соглашения военной силой. В очередной раз угрозой стало не стабильное и сплоченное или тоталитарное государство, а слабеющая и, в нашем случае, демократизирующаяся страна, вступившая в период раскола и радикализации.
ПЛАНИРОВАЛСЯ ЛИ ГЕНОЦИД?«МАЛЫЙ ДОМ» И ЕГО НАМЕРЕНИЯ
Большинство исследователей считают, что геноцид, начавшийся в апреле 1994 г., был четко организованной и хорошо спланированной акцией радикальных элит хуту. Хелен Хинтженс (Hintjens, 1999) обращает внимание именно на планирование, которое она упорно сравнивает с нацистским планом Холокоста. Элисон де Форж (Des Forges, 1999: 95-128) утверждает, что генеральный план уничтожения был разработан в 1990–1994 гг., и его отправной точкой послужила агрессия 1990 г. Филипп Рейнтженс (Reyntjens, 1996) указывает, что создание «эскадронов смерти» в 1991–1992 гг. стало генеральной репетицией геноцида. Джерард Пруньер (Prunier, 1995: 168–169) считает, что к середине 1992 г. «план геноцида был вчерне разработан» радикальными конспираторами. Тимоти Лонгман (Longman, 1999: 352) тоже уверяет, что генеральный план существовал, но датирует его начало 1994 г. Схожего мнения придерживался и Международный трибунал по Руанде в Аруше. Поскольку нам хорошо известно, чем все закончилось, появляется искушение задним числом интерпретировать фазы эскалации конфликта как этапы разработанного плана. Но это ошибка. То, что случилось на самом деле, объясняется иначе. Вначале правящий режим потерял сплоченность, а потом и своего главу — президента. Далее был переворот и восстановление власти. Радикализация, о которой раньше никто и не думал, стала неизбежной. Радикальные настроения затронули не только верхи, но распространились и на весь народ хуту. Последовавший геноцид стал вынужденной импровизацией радикальной элиты под давлением сложившихся обстоятельств. Планом А (ассимиляцией) никто всерьез не занимался. Я не одинок в своем мнении (Mamdani, 2001; Mbonimpa, 1999; OAU, 2000: гл. 7). Но прежде чем вынести окончательный вердикт, нам следует поэтапно проследить развитие геноцида.
Большинство исследователей продолжают считать геноцид в Руанде преступлением лидеров MRND — верхушки тоталитарной власти, известной как «Аказу» или «Малый дом» (позже к ним присоединились радикалы движения хуту)[94]. В 1998 г. Трибунал ООН по расследованию военных преступлений вынес обвинительный акт против 18 высших должностных лиц из президентского окружения, виновных в организации заговора. С 1990 по июль 1994 г. они якобы «втайне разрабатывали план по уничтожению гражданского населения народа тутси и руководителей оппозиции, чтобы остаться у власти» (Ubutabera, 28 сент. 1998).
Вторжение тутси заставило радикалов пойти на крайние меры. Некоторые призывали к ликвидации всех тутси как пособников врага: три агрессии тутси за 15 лет требовали более крутых мер, чем принудительная эмиграция, учитывая, что эти эмигранты имели обыкновение возвращаться в страну, но уже с оружием в руках. Только массовое уничтожение могло помочь делу. Радикалы понимали, что они нарушают моральное табу «не убий», но считали эти действия самообороной — защитой мажоритарной демократии коренного «пролетарского» народа.
Принадлежа к классу имущих, заговорщики имели и экономические мотивы. «Малый дом», возник как патрон-клиентская группировка вокруг клана жены президента Хабиариманы. Исследователи древней истории находят оправдание этому феномену, возводя его к традициям Королевства хуту доколониальной эпохи (Hintjens, 1999: 259). «Малый дом» имел своей вотчиной префектуру Гисени, откуда вышла одна треть высших должностных лиц, офицерства, службы безопасности, университетской профессуры. Соседняя провинция Русенгери тоже считалась инкубатором правящей касты (Des Forges, 1999: 47, 71). «Малый дом» не видел для себя угрозы даже в возможном военном поражении, поскольку многопартийная система предусматривала часть властных полномочий и для оппонентов.
Идеологическая власть
Отчасти по идеологическим убеждениям, отчасти следуя инстинкту сохранения власти, члены «Малого дома» радикализировали все четыре ветви власти после вторжения тутси в 1990 г. Резкое поправение политической ситуации произошло после заключения соглашений в Аруше в августе 1993 г. Радикалы (в том числе и заговорщики) рассматривали радикализацию хуту как ответ на прямую угрозу тутси. В сфере идеологии радикализация стала ответом на агрессию врага в октябре 1990 г. В предательстве начали обвинять всех тутси вкупе с теми хуту, которые находились в оппозиции к президенту. Вскоре после событий 1990 г. информационный бюллетень «Кангура», принадлежавший личному секретарю Хабиариманы и начальнику Генерального штаба, обнародовала «Десять заповедей хуту». Эти заповеди запрещали хуту вступать в сексуальные контакты с представителями других рас, требовали «захватить командные посты» в стране и «прекратить щадить тутси». В сентябре 1992 г. новый начальник Генерального штаба (тоже происходивший из Гисени) вместе с полковником Теонесте Багосора (о нем позже) выпустили меморандум, призывавший народ помочь армии «найти врага». Военные не отделяли РПФ от всех тутси, которые «пытаются отвлечь общественное мнение от этнических проблем, подменяя их социально-экономическими проблемами бедноты». Врагами государства были названы тутси, армия Уганды, «свои» тутси, иностранцы, женатые на тутси, «нильско-хамитские племена», «недовольные хуту», безработные, преступники в розыске. В меморандуме не указывалось, какие меры предпримет армия против этих отщепенцев, но между строк можно было прочитать многое. Угрожающая риторика все же была достаточно расплывчатой и неконкретной. Но в ноябре 1992 г. вице-председатель MRND выступил ç поистине уничтожающей речью. Он обозвал руандийских тутси и оппозиционеров «тараканами, которые снюхались с другими тараканами». Он призвал: «Уничтожить эту нечисть!.. Почему мы затягиванием с исполнением приговоров?… Почему мы не рубим им головы? Уничтожить их! Не важно как, но главное — не выпустить их из наших рук. Мы сделали фатальную ошибку в 1959 г. — мы позволили им уйти… Они появились из Эфиопии, туда же мы их отправим кратчайшим путем — сбросим их трупы в реку Ньябаронго… Мы должны действовать. Надо уничтожить всех». Речь Мугусеры распространялась в кассетных записях, но недолго. Министр юстиции пригрозил ему судебным преследованием, и Мугусера бежал за границу. Он живет в Канаде под угрозой экстрадиции. Хотя радикалы и не скупились на угрозы, ничего страшного пока не происходило. Тутси оставались спокойными и не впадали в панику (Braeckman, 1994: 153; Chrétien, 1997: 93; Des Forges, 1999: 62–63, 84–85; Kakwenzire & Kamukama, 1999: 74–77; Melvern, 2000: гл. 6; OAU, 2000: 9.9) Радикалы начали захватывать контроль над СМИ (Chrétien et al., 1995). 66 % населения Руанды не умели читать, 29 % семей не имели радио в домах, чтобы узнать новости, люди собирались на площадях. 11 из 42 журналов принадлежали «Малому дому» (включая бюллетень «Кангура»). В июне 1993 г. начала вещание динамичная и популярная радиостанция KTLM (радио «Семи холмов»). В эфире были перемешаны юмор, музыка и радикальная риторика. Эту станцию с охотой слушали сторонники MRND и радикалы-хуту. Государственные средства информации проявляли большую сдержанность. Радикальные журналисты называли хуту «демократами», «народным большинством», «великим народом», которому угрожают тутси — «тараканы» (иногда «змеи» или «крысы»). Им помогают «приспешники» тутси и «предатели» хуту, которые хотят вернуть времена «феодализма и рабства». Метисов часто называли «гибридами» или «существами о двух головах». Тутси были частью всеафриканского заговора «народов хима», которому должны были противостоять хуту и повести за собой все «народы банту». С 1993 г. радикалы твердили как мантру: «Не повторим ошибки 1959-го… Доведем дело до конца». Изгонять тутси смысла не имело, они все равно возвращались. «Работа», «очистка» или «зачистка» в устах радикалов были синонимами убийства. Любая вылазка РПФ нагнетала патриотическую истерию, проклятия обрушивались на головы умеренных хуту и руандийских тутси.
Нелегко оценить воздействие СМИ в отсутствии детальных социологических исследований. Многим ученым свойственно переоценивать влияние пропаганды на людские умы. Люди — не зомби, у них есть критический разум и способность противостоять экстремистской идеологии. Если она противоречит настроениям большинства, ей не суждено стать массовой идеологией. Но когда приходит война, многое меняется.
Политическая и экономическая власть
Появление многопартийной системы привело к тому, что MRND утратил часть контроля над государством, в особенности на юге и в центре страны. Все партии выстраивались по клановому принципу, поэтому их сторонники могли придерживаться самых разных убеждений. В 1992–1994 гг. почти все партии разделились на фракции умеренных и радикалов. Многие оппозиционеры рвались к кормушке MNRD, которое искало опоры на юге (большая часть севера была в руках у врага) и находило ее благодаря большему административному ресурсу. Тутси бежали на север к РПФ, многие из них обладали ценной разведывательной информацией — они действительно были пособниками врага. Пришел момент, когда лидеры хуту всерьез задумались: что случиться с ними, если война будет проиграна? Многие со страхом смотрели на Бурунди — там тутси подчистую разделались с хуту. Радикальная идеология начала проникать во все поры общества. «Малый дом», Свободное радио и телевидение «Тысяча холмов» пытались расколоть единство оппозиции, создать что-то похожее на рыхлую коалицию радикальных партий движения «Власть хуту». Эта стратегия вела к поляризации всех политических сил, включая МБЛМВ. Государство-партия вступило в фазу радикализации и раскола. Неофиты, допущенные к экономической и политической власти, попадали в зависимость от радикального крыла политического истэблишмента.
Военная власть
Военная сила включала в себя армию и парамилитарные формирования. С началом войны численность вооруженных сил выросла с 5 до 30 тысяч человек. В середине 1992 г. радикалы (возможно, под руководством полковника Багосоры) создали тайную парамилитарную организацию AMASASU[95]. Это была группа «ястребов», партия войны и эскадрон смерти одновременно. В результате радикализации часть офицеров с умеренными взглядами была выведена в отставку, но и после этого армия оставалась политически расколотой. Характерный инцидент произошел в августе 1993 г., когда группа полковников (включая Багосору) попыталась взять под арест премьер-министра. Тогда новый глава Генерального штаба не позволил им это сделать. Как бы то ни было, армия сражалась на фронте с РПФ, и ей не было дело до внутренних политических коллизий.
Радикализация военных началась с молодежных около-партийных групп (Reed, 1996: 496). Они были созданы для охраны партийных митингов. Главной среди них была молодежная организация MNRD, помогавшая кроме всего прочего крестьянам в сельских работах. Изнурительный крестьянский труд всегда был уделом хуту (но не тутси), добровольно-принудительная помощь селянам со стороны городской молодежи нашла положительный отклик у Запада. В 1991 г. в провинции Гисени молодежный отряд MNRD был превращен в боевое подразделение Интерахамве, дословно — «работающие» или «воюющие вместе». Коллективный труд был провозглашен краеугольным камнем идеологии хуту. Хуту были «прочными», «крепкими», в отличие от паразитов тутси, которые «снимают сливки» или в более пролетарской стилистике — «пьют нашу кровь» (Malkki, 1995: 78–80). Еще одна парамилитарная структура была создана на основе Коалиции в защиту республики, называлась она Импузумугамби (дословно — «связанные одной целью»), еще они называли себя «хуту страха и упрека». Начиная с 1991 г. боевики проходили подготовку в военных лагерях под руководством офицеров Руанды и французских военных советников. Весной 1993 г. Интерахамве превратилось в ополченческую армию, чего еще в феврале добивался полковник Багосору и другие военные. Подразделениям ополченцев вменялось в обязанность защищать территорию своего проживания — разумное решение в условиях гражданской войны, впервые апробированное в 1963 г. Командный состав был сформирован из активистов MNRD и армейских офицеров. Гражданские войны сопровождаются широчайшей мобилизацией всего населения, с не меньшим размахом ведутся и этнические войны. И для хуту, и для тутси на территории, занятой РПФ, стало практически невозможным сохранить нейтралитет. Нация растворила в себе класс, во всяком случае для молодежи. Состоятельные члены MNRD делали щедрые пожертвования поставку оружия и подготовку ополченцев. В 1993 г. за рубежом была закуплена крупная партия легкого стрелкового оружия, мачете и другого острого колюще-режущего сельхозинвентаря. В конце 1993 г. Китай поставил в Руанду свыше полумиллиона мачете — по одному на каждых трех взрослых руандийцев. Мачете для Руанды не было ни традиционным орудием труда, ни грозным оружием против хорошо вооруженного врага. Это был зловещий палаческий инструмент для уничтожения безоружного противника или, как напрямую говорит Мелверн (Melvern, 2000: гл. 6), — для геноцида. Режим хорошо знал специфику африканской войны и предпочел вооружить народную армию мачете, а не винтовками (Prunier, 1995: 243). Мужчины с тесаками не так опасны для общественного порядка после завершения геноцида. Многих добровольцев можно было считать отъявленными головорезами, но их ненависть имела цели и подчинялась определенным принципам. Вот одна из походных песен (Ubutabera, No. 38, 1998):
Мы Интерахамве MNRD.
Мы любим мир, единство и прогресс.
Мы не убийцы, мы спасители.
Мы не боимся — пусть боятся нас.
Нас не втоптать в грязь.
Мы втопчем в грязь врага.
И вырвем язык несогласным.
Хабиаримана принес нам мир,
И мы спокойно спим.
Мы независимы и служим демократии.
Поклонники мира и демократии вскоре будут травить, втаптывать в грязь и вырывать язык несогласным!
Организованное насилие против тутси и умеренных лидеров приобрело размах после вторжения РПФ в октябре 1990 г. В 17 локальных инцидентах, случившихся между октябрем 1990 и февралем 1993 г., погибло больше 2 тысяч тутси. 14 из них произошло в бастионе руандийских радикалов провинциях Гисеньи и Рухенгери. Большая часть была местью за наступление РПФ. В 1991 г. в Гисеньи был уничтожен багогве, народ родственный тутси. Началом резни послужило выступление эмиссаров из Кигали (столица Руанды), которые объявили местным жителям, что тутси помогают РПФ и заслуживают смерти. Ополченцы MNRD собрали толпу и повели ее на расправу. Местные подчинились, правда, без особой охоты. Это был пока единичный случай массового убийства, но метод был опробован и оказался вполне успешным (Des Forges, 1999: 87–91; Prunier, 1995: 136–144; Ubutabera, No. 38,1998).
Эскадроны смерти появились в середине 1992 г. Через организацию Zero Network оружие поступало солдатам-резервистам и сторонникам Интерахамве. В течение 1992–1993 гг. боевики уничтожили около 200 политических оппонентов режима, как тутси, так и хуту. Кадровые военные и боевики радикальных сил стали весомой силой в партийном государстве, их бесчинства оставались безнаказанными. (Des Forges, 1999:56–59; Gasana, 1995). Когда Брекман (Braeckman, 1994) утверждает, что радикалы были «механиками хорошо смазанной машины уничтожения», это означает, что у них уже тогда были далеко идущие, убийственные намерения, чему нет прямых доказательств. Но, по информации некоторых инсайдеров, в 1993 г. дело действительно зашло очень далеко. Каквензире и Камукана (Kakwenzire & Kamukama, 1999: 79) сообщают о трех ноябрьских совещаниях, на которых обсуждалось уничтожение всех тутси и всех несогласных хуту. На одном заседании, утверждают они, председательствовал сам Хабиаримана. Ссылок на источники этих сведений не приводится. Планы вскоре были составлены. В январе 1994 г. представитель ООН получил от надежного информатора, причастного к MNRD и Интерахамве, сведения о развертывании в столице корпуса из 1700 солдат для уничтожения всех тутси. Списки сотен противников режима, обреченных на смерть, были предъявлены иностранным дипломатам и журналистам. В следующие месяцы множились слухи о готовящихся кровавых чистках, что вызвало замешательство в рядах MNRD. С одной стороны, единство партии было поколеблено разглашением секретной информации, с другой — все чаще звучали призывы к кровавой расправе. Полковник Багосора, бесспорный организатор заговора, 4 апреля откровенно сказал представителям ООН, что «единственно верным способом разрешения кризиса в Руанде будет уничтожение всех тутси» (OAU, 2000: 9.13; Reyntjens, 1995: 662–667). Через три дня он этим и занялся.
Никакого плана заговора до 7 апреля 1994 г. нам неизвестно. Никаких изобличающих документов не найдено. В конце 1993 г. радикалы, вероятно, лишь начали подготовку к геноциду (за 6–8 месяцев до его начала). Действия «Малого дома», нити заговора, связи с политическими кругами и армией остаются невыясненными. Если план существовал, то его окружала завеса тайны, в детали были посвящены очень немногие. Радикалы развернули истошную пропагандистскую кампанию, парамилитарные группы и эскадроны смерти получили лицензию на убийство. В капкан радикалистских патрон-клиентских отношений угодили многие обычные хуту. Но планировался ли сам геноцид? Может быть, это были последовательные витки эскалации, вызванной беспорядочными боевыми действиями и конфликтными отношениями в разваливающемся государстве?
В префектуре Кибуйе мэр Игнас Багилишема предпринял такие меры, которые многие расценили как подготовку к геноциду. Он начал военную подготовку отрядов Интерахамве, составил проскрипционные списки подозреваемых в помощи РПФ, установил блокпосты на дорогах. Но мэр искренне считал, что поступает правильно и патриотично в условиях начавшейся гражданской войны, при этом он неустанно призывал тутси и хуту к миру, осуждал экстремистов, включая собственного заместителя из радикальной партии (ICTR-95-1А-I; все обвинения против него были сняты, суд поверил в искренность ответчика). Некоторые хуту, вероятно, считали такие меры подготовкой к геноциду и действовали соответственно, но много ли их было? Их имена неизвестны, и вряд ли их кто-то тогда боялся. Ни тутси, ни хуту умеренных взглядов даже не сделали попыток организовать сопротивление или спастись бегством. Резня застала их врасплох, как евреев в нацистской Германии. Это был гром среди ясного неба. Это был перст судьбы.