Достигнув Карибских островов, испанцы не обнаружили мощных государств. Каперы и корсары уничтожали племенную знать, беспощадно эксплуатировали индейцев на плантациях и в шахтах. Они принуждали к сожительству местных женщин, чтобы их дети уже не были индейцами. Свиньи и овцы разрушали экосистему, которая поддерживала жизнь аборигенов. Что хуже всего, животные, привезенные из Европы, распространяли заболевания, которые буквально выкашивали туземцев, даже тех, кто и в глаза не видел конкистадоров. Это был чудовищный этноцид; местное население было практически стерто с лица земли, не умышленно, но бессердечно.
На материке испанцы столкнулись с развитой цивилизацией. Как заметил Кортес: «Эти индейцы были гораздо умнее, чем индейцы с островов. Мы встретили людей, обладающих разумом обычного человека, живущего в христианской стране». Кортес знал, что ацтеки могут вывести на поле битвы огромное войско. Но он знал и их слабости, цитируя евангелиста Марка: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то» (Thomas, 1993: 576,245). Кортес привлек в качестве союзников города-государства, выступающие против власти ацтеков. Его План А состоял в том, чтобы, провозгласив власть испанской короны, оставить союзникам-коллаборантам часть политической автономии и безнаказанно грабить, заселять земли и крестить язычников. Хронист Берналь Диас дель Кастильо радостно писал: «Принести свет погруженным во тьму безверия и снискать себе блага земные — не это ли есть общее желание всех людей?» (Цит. по: Farris, 1984: 29.)
Во время завоевания испанцы творили зверства и устрашающие репрессии. В 20 мексиканских городах, заподозренных в измене, было вырезано все мужское население, женщины и дети обращены в рабство, дома сожжены. На жертв натравливали собак, и те рвали их в клочья. Испанцы стыдливо уводили глаза в сторону, когда их племенные союзники кромсали на части тела своих бывших господ и пожирали их. Об этом свидетельствует Бартоломе де Лас Касас, епископ Сан Кристобаля. Конкистадоры отрицали лишь детали. Один из них оправдывал разрушение города Тепеака (в ответ на гибель 12 испанских солдат) в таких словах: «Возмездие было необходимо для усмирения непокорных… и чтобы вселить в их души страх, дабы эти дикари впредь не чинили зла испанцам». Испанцы впадали в ярость, если подозревали, что кто-то скрывает от них золото. Богатых ацтеков пытали, чтобы те показали свои тайники, некоторым вспарывали животы в поисках проглоченных алмазов. Вспышки звериной жестокости шли на фоне хорошо продуманной и спланированной военной кампании. После падения столицы ацтеков Теночтитлана многие его защитники были обезглавлены. Другим разрешили беспрепятственно покинуть разоренный город (Thomas, 1995: 243–245, 262, 434–439, 459, 527, 544).
Помимо массового уничтожения испанцы прибегали и к тактическим уловкам. Они вели войну в окружении дружелюбных, нейтральных и враждебных аборигенов. Союзники были нужны как воздух. В этой войне испанцы знали, кого щадить, кого привечать и кого убивать. Бессмысленно жестоких репрессий не было, велась классическая колониальная война, далекая от преднамеренного этноцида. Поселения превращались в латифундии, где индейцы делали всю работу, при необходимости в принудительном порядке. Опыт колонизации Карибов был успешно перенесен на материк, и в Мексике возникла система энкомьенды. Испанская корона дарила поселенцам землю вместе с рабочей силой. Фактически это было крепостное право. Пеоны были привязаны к земле, формально латифундисты были обязаны о них заботиться, но условия труда от этого легче не становились.
Поселенцы были в основном мужчинами и, конечно, нуждались в женщинах. Испанцы спокойно воспринимали чуждые им народы, наложницы становились женами, в браках рождались метисы. Метизация зашла так далеко, что рождалось больше детей от смешанных браков, чем в чистокровных семьях. Уровень рождаемости среди туземцев вскоре восстановился. Колонизация проходила с благословения «Их Католических Величеств», и церковь активно участвовала в ассимиляции туземцев. Священники и церковные законы сильно влияли и на отправление правосудия. Новое испанское дворянство боролось за посты в колониальной администрации. Обвинение в дурном обращении с туземцами могло испортить им карьеру (такое обвинение было предъявлено самому Кортесу). И смешанные, и чистокровные, и туземные браки заключались в церкви. Все это помогло смягчить режим колонизации.
Испанские губернаторы опирались на туземную аристократию, которая охотно им подчинялась, стараясь сохранить богатство и власть. Они принимали крещение, но часто это был не более чем спектакль. Наедине они отправляли те обряды, какие хотели, а испанцы не сокрушали их кумиров. Коренные элиты часто участвовали в военных экспедициях испанцев, получали поместья и титулы, их дочери выходили замуж за испанских офицеров. Аборигены становились священниками, церковными певчими, они смело обращались в суды, и испанцы нередко проигрывали им иски. Их потомки уже ничем не отличались от конкистадоров ни по поведению, ни по языку (Thomas, 1995: 559–560, 577, 589–590). Региональные вариации зависели от соотношения численности пришлых и местных. В 1800 г. испанцы составляли половину жителей Мехико-Сити и управляли напрямую. На Центральном плато и в Юкатане их было не более 4 %, и управление было непрямым. Оно шло через вождей майя, которые сохраняли номинальную власть. Индейцы майя утверждают, что именно они ассимилировали испанцев, а не наоборот (Farris, 1984: гл. 1, 2). Так действительно произошло в Юкатане.
Испанский План Б — создание долговременных поселений — включал в себя аристократическую ассимиляцию, смешение элит. Южный и Центральный Юкатан был завоеван лишь в середине XIX века (индейские республики еще долго существовали по всей Южной Америке). Были и периоды мятежей, репрессий, обострения расовых фобий и борьбы за этническую чистоту. Но в конечном счете появился новый этносоциальный класс — метисы (mestizo), которые управляли индейцами (indios). Мексика, Гватемала и Перу пережили этапы этнических чисток, когда белые или метизированные элиты сгоняли с земли и даже уничтожали племена индейцев (Centeno, 2001). Тем не менее в Южной Америке выжила куда большая часть коренного населения, чем на северной части континента. Этнические группы и сословия перемешивались, как это происходит и по сей день в Мексике и в большинстве стран Латинской Америки.
Беспощадное первоначальное завоевание, ограбление, эксплуатация снискали испанцам репутацию свирепых создателей колониальных империй. В Долине ацтеков в первый век испанского владычества от болезней погибло более 90 % коренного населения. Это, безусловно, этноцид. И все же испанцы, будучи в меньшинстве, нуждались в поддержке местной элиты и в рабочей силе. Поэтому испанское правительство и католическая церковь впоследствии ограничивались умеренным принуждением. Испания ослабила свою железную хватку. Австралия и Соединенные Штаты пошли другим путем.
АВСТРАЛИЯ
Колонизация Австралии началась в 1788 г. и достигла апогея в XIX столетии. В тот период военное и политическое могущество Британии бесконечно превосходило возможность сопротивления аборигенов. Туземцы могли сколотить лишь небольшие отряды и пользовались самым примитивным оружием. План А был довольно своеобразным: каторжанские поселения с использованием труда аборигенов. Предполагалось, что туземцы будут торговать с колонистами, помогать им обрабатывать землю и приобщаться к благам цивилизации. При необходимости можно было и показать свою силу, но ни о каком уничтожении речи не заходило. Материк находился под властью британской короны. На острове каторжников размещалась и армия. Даже церковь была подчинена военным властям. Каторжники, искупившие свою вину, становились фермерами, из метрополии приезжали добровольные переселенцы. В результате новая колония почти не нуждалась в туземцах в качестве рабочей силы. Природные условия Австралии благоприятствовали скотоводству, а не земледелию, поэтому пастбища были огромными. В свою очередь, аборигены были охотниками и собирателями и нуждались в еще более обширных угодьях для поддержания жизни. Фундаментальный конфликт возник вокруг земли, в особенности рек, водоемов, дичи, съедобных растений. Туземцы не имели ни военной, ни политической организации, чтобы вести войну. Зато они совершали набеги, угоняли коров и овец, крали мешки с мукой, а иногда и убивали белых.
Эти собиратели и охотники казались европейцам чрезвычайно примитивным народом. Они ходили голыми и немытыми, у них не было закона и единого бога, не было и письменности. Некоторые поселенцы считали их разумными животными, другие — детьми в образе взрослых, более радикально настроенные видели в них просто паразитов, рассадников мерзости и болезней. В середине XIX века интерпретаторы теории Дарвина создали социал-дарвинизм, и большинство европейцев уверовали в то, что существует два вида Homo sapiens (Haebich, 1988: 54, 80; Markus, 1994: гл. 1). Социальная структура аборигенов не имела разделения на классы, никто не превосходил другого «цивилизованностью». Это не давало возможности для ассимиляции элиты. Хотя между белыми были большие классовые различия, все они стояли на голову выше аборигенов. Этничность подавила класс. Церковь на континенте была слаба и не могла гуманизировать такую идеологию. По мнению поселенцев, туземцы не трудились на земле, а значит, и не имели права ею пользоваться. Сельского хозяйства они не вели, а значит, были бесполезны для колонистов и как рабочая сила. Лишь в конце XIX века нехватка рабочих рук вынудила белых австралийцев привлечь аборигенов к фермерскому труду. А до той поры туземцев считали бездельниками, беспечными бродягами, не способными ни к какой трудовой организации. Проку от них не было, а от бесполезных вещей избавляются. И поселенцы ввели в действие План Б: коренных жителей сгоняли с их территории, это называлось рассеиванием, иными словами, это была насильственная депортация.
Вначале такая практика не казалась излишне жестокой — на огромном континенте хватало места для обеих рас. Но потом в метрополии началась индустриальная революция, потребовалось много шерсти, а значит и овечьих пастбищ, потребовался и крупный рогатый скот (войны в индустриальную эпоху требовали много ружейной смазки, для ее изготовления был нужен говяжий жир). Завезенные овцы и коровы вытаптывали луга, загаживали источники воды, вытесняли диких животных. Аборигенов оттеснили в пустыню, где их ждала голодная смерть. Утраченную землю они все равно считали своей и продолжали красть у белых коров, овец и все, что плохо лежало. Иногда они просто уничтожали имущество белых, чтобы те ушли, а то и просто их убивали. Возмездие не заставило себя ждать, европейцы повели войну на уничтожение, называлась она «истреблением черных демонов». Поселенцы убили не меньше 20 тысяч аборигенов, а возможно и гораздо больше, в пограничных стычках, часто похожих на карательные экспедиции, которые продолжались до 1920-х гг. Потери белых, скорее всего, не превысили 200 человек. Так выглядел План В, приведенный в действие поселенцами: «дикие» депортации, вылившиеся в локальный геноцид. Колонисты считали, что аборигены вынудили их к этому своим упорством и посягательствами на собственность. Это была «самозащита», на дальнем фронтире поселенцы истребляли людей превентивно, не дожидаясь разрешения свыше и с минимальным риском для себя.