Немцев обуяла неукротимая ярость, они жаждали возмездия. Как вампиры, они искали крови гереро, только и слышишь, как они говорят: «Очистим от них землю, повесим и расстреляем каждого, им не будет пощады». Я с ужасом думаю, что ждет нас в ближайшие месяцы. Немцы, без сомнения, отомстят им страшно (Drechsler, 1980: 145).
В дело немедленно вмешался Берлин, поскольку ситуация была крайне тяжелой. В правящих кругах произошел раскол во мнениях. Лейтвайн и Колониальный департамент были сторонниками показательной карательной акции и последующих переговоров. Но генералы настаивали на более жестком варианте. Халл (Hüll, 2004) пишет, что немецкая военная мысль разработала идею наступательной войны до абсолюта. Победа мыслилась как полное уничтожение противника (Vernichtung). Не совсем ясно, что вкладывалось в это понятие, тем более в контексте колониальной войны, где трудно отличить противника от нонкомбатантов того же народа. И как достичь победы в этих условиях? Ответ был прост. Немцы повторили истребительную тактику генерала Шермана, который нападал на индейские деревни, чтобы заставить воинов защищать свой дом и семьи. Сюда же добавилась и тактика колониальной войны, разработанная незадолго до того британцами и испанцами: изолировать мирное население в концентрационных лагерях и лишить инсургентов их поддержки. Шли споры о том, кто возглавит экспедиционный корпус для отправки в колонию. Умеренные имели доступ к рейхсканцлеру Бернгарду фон Бюлову, но радикалы имели непосредственный выход на кайзера через начальника Генерального штаба фон Шлиффена (Bridgman, 1981: 63). По рекомендации фон Шлиффена кайзер назначил командующим генерала фон Тротту. Африканский опыт у него был, он жестоко подавил восстание 1896 г. в Восточной Африке и утопил в крови Боксерское восстания в Китае 1900–1901 гг. Фон Тротта говорил:
Я хорошо знаю африканские племена. Между ними есть одно сходство — все они уважают силу. Это было и останется моим принципом — применение силы в неограниченных масштабах и даже террора. Я пролью реки крови и денег и приведу к покорности взбунтовавшиеся племена. Только таким способом можно посеять семена нового, из которых взойдут добрые всходы… Против нелюдей нельзя воевать по людским законам. Император сказал, что ждет от меня подавления мятежа любыми способами, чистыми или не очень чистыми (Drechsler, 1980: 154).
Народ гереро надо было устрашить кровью, сломить навсегда их боевой дух и отбить охоту у остальных племен поднимать руку против белых. Задача была страшной сама по себе, но реальность оказалась еще страшнее. Побуждаемые колонистами, отравленные расизмом, Тротта и его войска совершили акты геноцида. В октябре 1904 г. генерал объявил, что будет платить премию за каждую голову убитого гереро. В воззвании говорилось:
На территории немецкой колонии мы ликвидируем всех гереро, вооруженных или нет, состоятельных или неимущих. На немецкой территории не должно остаться их женщин и детей. Их необходимо вернуть племени или расстрелять. И пусть народ гереро знает: это последнее, что могу сказать им я, великий генерал великого императора Германии.
Войскам сообщалось: «Во исполнение моего приказа не брать в плен никого». И солдаты убивали женщин и детей. Вот что вспоминает один из свидетелей:
После сражения все женщины и дети, попавшие в руки немецких солдат, здоровые или раненые, были беспощадно убиты. Потом немцы пустились в преследование, и всех, кого они находили на дорогах, всех, кто прятался в окрестных лесах, ждала одна участь — смерть. Их расстреливали и добивали штыками.
Большинство гереро не были вооружены и не могли оказать сопротивления. Они пытались спасти свои жизни и увести с собой скот. Фон Тротта не признает, что отдавал приказ расстреливать женщин и детей, но спокойно подтверждает, что распорядился изгнать всех гереро в пустыню на верную смерть. Он считал, что среди них было много заболевших, и, скорее всего, так оно и было — люди были измучены и умирали от голода. «Я поразмыслил и решил, что пусть лучше все они сдохнут, чем заразят моих солдат… а кроме того, любой жест снисхождения с моей стороны они бы истолковали как слабость». К армии присоединились добровольческие отряды поселенцев, эти убивали с удвоенной жестокостью. Один миссионер вспоминал: «Они были злы, как все демоны ада. Многие из них лишились всего. И вот пришло время мести».
Превосходство в вооружении позволило немцам изгнать гереро (мужчин, женщин, детей) в пустыню и заблокировать их там. Отравленные колодцы принесли скорую смерть всем, кто еще был жив. Гереро умирали на глазах у немецкого оцепления. Когда племя нама, воодушевленное восстанием гереро, присоединилось к мятежу, немцы карали их столь же жестоко, хотя до прямого геноцида дело не дошло. В письме Шлиффену фон Тротта объяснял, почему он отверг совет Лейтвайна и «других знатоков Африки» вступить в переговоры с гереро. «Они считают, что аборигены могут быть полезны как рабочая сила, — писал Тротта, — я совершенно иного мнения. Я считаю, что гереро должны быть уничтожены как народ». Это утверждение он трижды (!) повторил в одном письме. Солдаты подчинялись приказам командующего безропотно, а многие и с энтузиазмом (Bley, 1971: 163–164, 179; Drechsler, 1980: 156–161; Hull, 2004).
Официальный военный отчет прозвенел победной фанфарой:
Безжалостно преследуя разгромленного врага, немецкое командование явило себя во всей решимости и отваге. В этой беспримерной кампании, не щадя своей крови и сил, немецкий солдат окончательно сломил вражеское сопротивление. Как раненый зверь, противник отползал в знакомую ему пустыню, цепляясь за каждый колодец, пока не сгинул совсем. Безводная Омахеке (пустыня) доделала то, что начала делать немецкая армия: народа гереро больше нет (Bley, 1971: 162).
Эти восторги геноцида разделяли не все. Канцлер фон Бюлов доложил кайзеру, что «кампания велась противу всех правил христианского милосердия». Он также добавил, что такая война контрпродуктивна, ибо до предела ожесточает африканские народы (Bley, 1971: 163). Фон Бюлов, Колониальный департамент, миссионеры и некоторые депутаты парламента настаивали на отставке Тротты. Ужаснулись даже некоторые поселенцы. Общественное негодование заставило фон Шлиффена отменить расстрел пленных в декабре 1904 г. В ноябре 1905 он отозвал фон Тротту.
Но все это уже не спасло гереро и нама. Выживших поместили в концентрационные лагеря, где голод, непосильная работа, болезни быстро свели их в могилу. В 1903 г. было 6080 тысяч гереро, к 1911 осталось 16 тысяч, из них лишь две тысячи мужчин. Нама повезло больше — их численность упала «только» на 50 % (Bley, 1971: 150–151; Drechsler, 1980: 244; Hull, 2004). Гереро были уничтожены как народ. Те немногие, что остались, были рассеяны и утратили способность к самоорганизации. Немцы одержали полную победу. В декабре 1905 г. кайзер подписал Указ об экспроприации, разрешив захват «всей движимой и недвижимой собственности племени» (Bley, 1971: 166). В 1907 г. все земли гереро и почти вся территория нама были объявлены государственной собственностью, а Юго-Восточная Африка провозглашена колонией. Геноцид был проведен успешно. Как выразился Рорбах, «кладбищенская тишина повисла над Юго-Восточной Африкой». Изначально германская колониальная политика предполагала принудительные депортации и соответствующий им уровень насилия. Массовое уничтожение не предусматривалось. Но многие поселенцы были радикальнее, из-за их нетерпимости происходили столкновения и чистки, их расовые предрассудки сделали невозможной ассимиляцию, их провокации подняли на восстание гереро. Зверскими убийствами отомстили белые за смерть ста своих соотечественников. Немецкая политика, скорее всего, в любом случае привела бы к экспроприации собственности и Исчезновению народа гереро, и ударной силой, острием этой политики были колонисты. После победы немецкие поселенцы быстро воспользовались ее плодами и развернули экспансию на другие африканские земли. Можно ли обвинить их в преднамеренном, спланированном геноциде? Думаю, что нельзя.
Конфликт прошел через три стадии эскалации, что и привело к геноциду. Во-первых: гереро восстали неожиданно, опрокинув сложившиеся стереотипы поселенцев, вызвав у них панические страхи, ярость и жажду мести. Во-вторых: восстание привело к фракционной борьбе в самой Германии, где партия войны оказалась сильнее, чем партия мира. Ястребы назначили главой экспедиционного корпуса генерала фон Тротту, человека, превосходно зарекомендовавшего себя в репрессиях против местного населения, но не в геноциде. Третья эскалация произошла тогда, когда фон Тротта в 1904 г. появился на театре боевых действий и понял, насколько серьезна там ситуация и сколь беспомощен немецкий гарнизон. Генерал начал закручивать гайки, и количество перешло в новое качество — геноцид. Подчиненные ему войска были дисциплинированы, настроены расистски и с охотой выполняли его приказы, а фон Шлиффен оказывал ему всемерную поддержку. Под давлением либералов кайзер и фон Шлиффен все-таки сдали Тротту, но было уже поздно. Таким образом, стремительная эскалация конфликта внезапно завершилась геноцидом. Если бы Международный военный трибунал существовал в 1905 г., фон Тротта, конечно, был бы осужден по обвинению в геноциде, причем на основе собственных признаний. На скамью подсудимых сели бы и офицеры, и некоторые поселенцы из добровольческой милиции, если бы против них нашлись весомые улики. Вряд ли бы предстали перед судом кайзер Германии и генерал фон Шлиффен.
Описанная ситуация лишь отчасти согласуется с моими тезисами. Немецкое государство оставалось устойчивым и мощным, что не вполне соответствует тезису 5. Исполнителем чисток была высокодисциплинированная, обученная современная армия, но она появилась на сцене как карательная сила лишь после того, как поселенцы жестокими притеснениями спровоцировали народное восстание. Двойственность ситуации объясняется тем, что в события были вовлечены традиционная военная авторитарная монархия с одной стороны и молодая представительная демократия с другой. Восстание гереро раскололо немецкое общество на две группы, при этом возоблад