17 июля городской мэр попытался найти хоть какое-то оправдание происходящему. Он сказал: «Это лишь малая доля того, что армяне делали с турками повсюду… а в городе Ване в колыбели не осталось ни одного живого турецкого младенца». 20 июля, пишет Морли, армянские женщины благодарили своих турецких конвоиров за то, что те защитили их от черкесских мародеров. Машина репрессий работала беспощадно, но упорядоченно. У миссии потребовали выдать других армян-протестантов (как и католиков, их вначале щадили). 18 июля власти занялись экспроприацией собственности армянских общин. В августе 1915 г. один чиновник поведал о том, что видел и казни, и трупы по берегам Евфрата. Мисс Морли ведет свой скорбный дневник еще месяц. Через месяц армян в Марсоване уже не осталось.
Из таких источников возникает картина последовательного осуществления общего плана, который родился в июне 1915 г. (может быть немного раньше). Вначале — быстрая изоляция политических и духовных лидеров и тех, кто владел оружием. Некоторые были брошены в тюрьмы, другие успели уехать и исчезли бесследно. Оставшиеся армянские мужчины призывного возраста были согнаны, построены в колонны и депортированы на юг, во внутренние районы страны. Локальные чистки были проведены в Киликии и вдоль границы с Россией. Так происходило не везде. Да, вначале это выглядело как депортации, но почему первыми жертвами всегда были мужчины? Ответ простой — их доводили до безлюдных мест и там убивали. Через несколько недель то же самое происходило с женщинами, детьми и престарелыми — их угоняли в пустыню. Прямой угрозы для Турции они не представляли, поэтому их не убивали сразу, смерть поджидала их на долгом и трудном пути. Некоторые умирали от голода и болезней, многие погибали под саблями кочевников и бандитов, нападавших на колонны. В европейских провинциях Турции все происходило иначе. Депортированных из Европы грузили в вагоны и без особых проблем довозили до пунктов назначения на юге. Проблемы начинались потом — Анатолия и прилегающие к ней районы были полностью очищены от армян-переселенцев с Запада. Их уничтожили физически.
Американский консул Лесли Дэвис был свидетелем событий в Харпуте и в провинции Мамурет-ул-Азиз, которую он назвал «скотобойней». Консульские вояжи позволили ему увидеть (и сфотографировать) до 10 тысяч, по его оценке, трупов армян, валявшихся в пустыне. Большинство из них были раздеты или полураздеты, местная голытьба не погнушалась снять одежду с убитых (Davies, 1989: 86–87; U.S. Official Documents, 1995: гл. III). Выжившие изгнанники описывают сцены бесчеловечной жестокости, иногда сменяемые приливами жалости. Молодых женщин постоянно насиловали, некоторых делали проститутками или брали во временные наложницы.
Жены турецких офицеров отбирали из маршевых колонн себе в прислугу женщин помоложе и покрепче. Нищие турки и курды угоняли армянских девушек для своих сыновей, за таких невест не надо было платить огромного калыма. Этим молодым женщинам выпала очень нелегкая доля, но им хотя бы сохранили жизнь. Многие ассимилировались и вскоре забыли, что когда-то были армянками. Потомство считалось по мужской линии, и дети от таких браков получали новую этническую идентичность. Мы не знаем, сколь; ко армянок смогло выжить таким образом. Возможно, статистику общей смертности стоит несколько пересмотреть. В этом этническом геноциде практически не прослеживается расовый подход. Полезных и неопасных армян можно было принудительно ассимилировать. Пол и возраст, как правило, решали, жить тебе или умереть. Поэтому выживали молодые женщины, мужчин и стариков уничтожали беспощадно.
Эскалация развивалась стремительно. Эпизодические убийства и тотальный геноцид разделили всего лишь три месяца, гораздо быстрее, чем решение «еврейского вопроса» Гитлером. На карте 6.1 показано, что убийства и депортации начались в районах максимального сосредоточения армян в Киликии, на северо-восточной границе, потом они распространились внутрь страны, в центральные районы Турции у черноморского побережья и на юго-восток вдоль Багдадской железной дороги. От 600 до 800 тысяч армянских мужчин были убиты в первой волне геноцида в Анатолии. Многих других в 1915 г. привезли по железной дороге из европейской части Турции. Эти не погибли сразу. Женщин, детей, стариков вывезли на юг в Сирийскую и Месопотамскую пустыни. Обратные потоки наблюдались редко, за исключением самой первой депортации из Зейтуна.
Потом прокатилась вторая волна истребления — вероятно, еще 630 тысяч человек погибли в лагерях смерти в Сирии и Месопотамии, обозначенных знаком (кружок и точка) на карте. Там большинство людей умерли от истощения и болезней (Kévorkian, 1998). В окрестностях этих лагерей убийства продолжались с апреля по сентябрь 1916 г. К тому времени армянские общины практически полностью были вырезаны. Только в Константинополе, Смирне и Алеппо армян пощадили — видимо, из-за того, что эти города были на виду у всех. Британские войска появились в Сирии в начале 1917 г., и им удалось спасти многих в южных районах. Но истребление армян шло вплоть до 1923 г., массовые расправы продолжились после отступления англичан и французов и после освобождения самых отъявленных головорезов из-под британского ареста (Marashlian, 1999).
На сей счет мы располагаем самой полной информацией. В 1916 г. лорд Брайс направил британскому Министру иностранных дел большую подборку свидетельских показаний, как армянских, так и иностранных — свидетельствовали миссионеры, медсестры, путешественники, консулы и другие люди[43]. Это лучший источник информации о ранней стадии геноцида, подкрепленный свидетельствами выживших армян (Kazanjian, 1989; Kévorkian, 1998; Miller & Miller, 1993) и другими документами, заслуживающими доверия. Отчеты независимых американских консулов, бизнесменов и миссионеров написаны в обвинительном ключе (подборка в работе Barton, 1998; U.S. Official Documents, 1993–1995). Эти свидетели находились в северной части Турции и видели в основном облавы, депортации и эпизодические убийства. Они располагали достоверными сведениями о массовых уничтожениях и маршах смерти, но сами их не видели. Иной вес имеют свидетельства тех, кто был на юге и воочию видел, как это происходило. Среди них консулы Дэвис и Джексон, а также мистер Верно, которого я цитировал в начале предыдущей главы.
Еще более впечатляют отчеты союзников — высокопоставленных немецких и австрийских офицеров, которые видели все, что происходило за кулисами большой политики. Вначале они искали оправдание союзникам, мучились сомнениями, потом они пережили шок и омерзение к тому, что сами потом назвали «истреблением», «уничтожением», «искоренением», «систематической резней» армянского народа. Большинство соглашаются с тем, что это была «сознательная политика правительства младотурков» или (как вариант) «значительной части движения “Иттихад”»[44]. Немецкий персонал Багдадской железной дороги видел все воочию. На поездах перевозили тысячи депортированных, и станции часто превращались в концентрационные лагеря и лагеря смерти. Кайзер (Kaiser, 1999b) приводит страшные свидетельства железнодорожных служащих. Высшие чины среди путейцев знали и о том, что Талаат-паша — один из руководителей геноцида. Иногда он делал вид, что прислушивается к протестам, публично он даже осуждал кровопролития, но среди своих был откровенен и требовал от подчиненных неуклонного продолжения политики геноцида.
Во время осады Вана солдат удачи из Венесуэлы майор Рафаэль де Ногалес был начальником штаба турецкой полевой жандармерии. И он потребовал отставки:
Я испытываю негодование и омерзение, когда вижу жестокое и незаслуженное истребление христиан. Эти мерзости творятся если не по приказу, то при прямом попустительстве главнокомандующего экспедиционной армии Халиль-бея. Когда он подъезжал к новому командному пункту, эскорт посоветовал скакать побыстрее, чтобы не упустить редкостное зрелище. Когда он подъехал к милым уютным белым домикам и минаретам Найрта, у него перехватило дыхание: склон холма был завален полураздетыми и все еще кровоточащими трупами, они лежали вповалку, сплетясь в последнем предсмертном объятии. Отцы, братья, сыновья и внуки лежали здесь, продырявленные пулями, иссеченные ятаганами убийц. Кто-то был еще жив, из их перерубленных глоток толчками била горячая кровь. Стая стервятников справляла пир, выклевывая глаза мертвых и умирающих, бродячие собаки клыками раздирали внутренности еще живых, содрогавшихся от мук людей (De Nogales, 1926: 122–124).
В 1919 г. турки тоже признали тяжесть совершенного преступления. Новое османское правительство инициировало судебные разбирательства в трибунале. Министр внутренних дел без обиняков написал:
Четыре или пять лет назад на нашей земле свершилось преступление, равного которому не было в истории. Это преступление заставило содрогнуться мир. Учитывая огромность этого злодеяния, в нем повинны не пять или шесть человек, а сотни тысяч… Уже доказано, что трагедия была спланирована и лежит на совести Центрального комитета «Иттихада» (Andonian, 1920: 167–168).
К сожалению, то правительство было свергнуто другим, более националистическим, и судебный процесс был остановлен. С тех пор все турецкие правительства либо отрицают геноцид, либо замалчивают его, хотя немногим мужественным турецким историкам и журналистам удается доносить до общественности свою точку зрения. Танер Акчам (Yeni Binyil, 8 окт. 2000) пишет: «Вне всякого сомнения, события 1915 г. следует квалифицировать как геноцид по Конвенции ООН от 1948 г.». Акчам добавляет, что сам Ататюрк назвал эти преступления бойней, что означает именно геноцид, поскольку тогда это слово еще не существовало. Халиль Берктай (Radical, 9 окт. 2000) столь же откровенен. Он проводит разницу между «армянскими бандами», способными на «ограниченное насилие», принесшими смерть «одной или двум тысячам» мусульман, и систематическими депортациями, которые осуществил режим с помощью кровавых карателей из Специальных войск, убивших «по меньшей мере 600 тысяч человек».