Я мало знаю о биографиях отдельных преступников. Среди тех первых, кто предстал перед английским судом, преобладали мужчины среднего возраста, женщин не было, видимо, потому что исполнители геноцида были людьми высокого статуса.
Среди членов партии «Единение и прогресс» преобладали учителя и преподаватели. Как мы знаем из предыдущей главы, они были основной социальной базой, на которую опирались младотурки. На более высоком уровне встречались офицеры, особенно военные врачи. Несколько врачей входили в Центральный комитет, из 100 главных организаторов геноцида 23 были врачами. Некоторые явно проводили над армянами бесчеловечные эксперименты (вводили им инъекции с возбудителями болезней), есть свидетельства (не вполне достоверные), что на обреченных испытывали отравляющие газы. Доктор Резид заявил:
Хотя я и врач, я помню о своей национальности. Я пришел ” в этот мир турком. Моя принадлежность к этому народу для меня превыше всего… Моя родина отогрела на своей груди армянских изменников. Они оказались вредоносными бациллами. И разве не долг врача уничтожать этих бацилл? (Dadrian, 1986b: 175).
С захваченных турецких территорий хлынул поток беженцев, в основном с Балкан, а также с Кавказа. Указ о депортациях разрешал беженцам селиться в домах депортированных армян. Штюрмер считает, что исламские беженцы (мохаджи) стали главным тараном репрессий (Stürmer, 1917: 53, 166–168). Дэвидсон (Davidson, 1985: 77–78) пишет, что начальник полиции в Адане «был родом с Балкан, и когда он встречал армянина, то впадал в ярость, как бешеный пес». Еще один уцелевший свидетель утверждает, что партию «Иттихад» заполонили турецкие чиновники, «во множестве бежавшие с Балкан в конце войны» (Merdjimekian, 1920: 5). Турецкий писатель Танер Акчам (Akçam, 1992: 77) обращает внимание на неутоленное чувство мести, которое привезли с собой турецкие беженцы после балканской войны: «Они уцелели в резне для того, чтобы обрушить еще более беспощадную кару на христиан в Анатолии, на армян прежде всего». Беженцы по этническим мотивам, появляющиеся чуть ли не в каждой главе этой книги, были участниками почти всех политических или этнических чисток. В репрессиях участвовали и турки, жившие в неспокойных приграничных областях — это стандартная ситуация при подобных обстоятельствах. Во время судов, инициированных турецким правительством после войны, одним из главных доводов защиты был примерно такой: мой подзащитный мстил за тестя, которого замучили русские солдаты, а армяне помогали этим русским (Bedrossyan, 1983: 161; Dadrian, 1996: 229; 1997Ь; Yeghiayan, 1990, 1991).
Информации явно недостаточно. Но можно сделать вывод: главными исполнителями геноцида, если не считать рядовой состав Специальных сил, были убежденные сторонники турецкого органического национализма. Эта тема нуждается в более углубленном изучении.
УЧАСТИЕ ИНОСТРАНЦЕВ. ГЕРМАНСКИЙ СЛЕД
Страны Антанты косвенно виновны в судьбе армян. Они подыгрывали армянам в их стремлении к независимости, они пытались использовать их как троянского коня в начале войны. Беспощадный ответный удар турок по армянам был в какой-то степени реакцией на взаимную симпатию армян и христианской Антанты. И когда это произошло, Антанта уже ничем не могла помочь. Для союзников это был второстепенный театр войны, ограниченное наступление России и Британии погоды не делало и жизни армян спасти не могло. Армяне, затаив дыхание, следили за ходом боевых действий, надеялись на победоносное наступление союзников, молились за успех британского десанта в Галлиполи (такая удача могла бы положить конец войне вообще). Европа дала армянам надежду, а потом бросила их на произвол судьбы. Мы еще не раз убедимся в том, что великие державы не способны остановить кровавые чистки в военное время. Вина Антанты относительно невелика, если учесть, что основные силы воюющих держав были сосредоточены на других, жизненно важных фронтах.
Куда весомее была ответственность Германии и Австрии. Германия, главный союзник Турции, была единственной страной, которая могла бы охладить ее пыл. Большинство немцев и австрийцев в Турции к концу 1915 г. прекрасно понимали, что означают депортации. Их осуждали миссионеры, офицеры, консулы. Немецкое посольство заявило формальный протест, указывая на то, что депортации обоснованны лишь тогда, когда есть военная необходимость. Турецкое правительство тут же ответило, что такая необходимость есть, и немецкое посольство вполне удовлетворилось этим ответом. Но протесты немцев в Турции продолжали поступать непосредственно в Берлин, что сильно обеспокоило Вильгельмштрассе — германское Министерство иностранных дел. Канцлер Бетманн Хольвег отверг план своего министерства хоть как-то приструнить турок. На сей счет он высказался без сантиментов, но с неопровержимой геополитической логикой: «Предложенное вами публичное осуждение союзника во время войны стало бы беспрецедентным демаршем во всей истории. Наша единственная цель — удерживать Турцию на нашей стороне вплоть до окончания войны, независимо от того, погибнут армяне или нет» (Kaiser, 1996: 43–44). Немецкий журналист Штюрмер охарактеризовал немецкую политику как «безграничное предательство» (Stürmer, 1917: 65). Тем не менее большинство немецких дипломатов и офицеров осуждали массовые репрессии, особенно когда стали понятны и их масштабы, и их очевидная бессмысленность (Dadrian, 1994а; Trumpener, 1968). Некоторые немцы продолжали демонстрировать лояльность союзнику. Впрочем, среди тех, кто был свидетелем трагедии Багдадской железной дороги, полного единодушия не было, заключает Кайзер (Kaiser, 1999b). Такие несхожие настроения были свойственны всему немецкому дипломатическому корпусу в Турции.
Имеем ли мы право изменить каузальность и возложить на младотурок часть вины за нацистский геноцид? Сходство отчетливо прослеживается (Astourian, 1995; Melson, 1992). Отношение к армянам как к политико-этнической угрозе для государства, их беззащитность в военное время, их относительно крупные состояния — все это напоминает положение евреев в нацистской Германии. Дадрян (Dadrian, 1993: 80) также обращает внимание на смертельно опасный симбиоз «политического милитаризма и милитаристской политики» младотурок — столь же отчетливо проявивший себя в войсках СС и в истребительной политике вермахта на Восточном фронте. Мелсон также указывает и на различия между двумя геноцидами (Melson, 1992). Турки не были расистами в той же степени, что и нацисты. Они не угрожали стереть с лица земли всех армян, в отличие от нацистов, которые обещали сделать с евреями именно это. Мелсон предполагает, что геноцид армян осуществлялся во имя очищения нации, но это не распространялось на незначительные и «безобидные» армянские общины в турецком Ливане и Палестине. Армянские женщины и дети имели куда больший шанс уцелеть, чем еврейские женщины и дети в нацистской Германии, а это главный индикатор того, что турки не были обесчеловечены биологическим расизмом. Исполнители геноцида свято верили, что патриархальное турецкое общество сможет поглотить и ассимилировать армянских женщин и детей. Множество богатых армян в больших городах смогли выжить — взятка открывала им путь к спасению. И все же идеология младотурок была инфицирована расизмом, достаточно вспомнить процитированные рассуждения турецкого врача. Позже националисты повели наступление на другие армянские общины, а также на греков. И армяне, и греки могли получить шанс на спасение, если бы им удалось бежать из страны, но они не успели и пали жертвой последней резни. В результате страна прошла почти через тотальный этнический геноцид (Graber, 1996: 140-50; Rummel, 1994: 233–235). Впрочем, даже если с натяжкой сравнить «Иттихад» младотурок с НСДАП Германии, а Специальные силы с Ваффен-СС, то в Турции было гораздо меньше идеологически зомбированных палачей. Лишь немногие из прямых исполнителей разделяли идеи «Иттихада», скорее, ими руководила пролетарская ненависть к армянско-иностранным эксплуататорам. Кроме того, эсесовцы сочли бы турецкие методы геноцида варварскими, в отличие от своей технологии уничтожения, упорядоченной и педантичной.
В ту эпоху технология геноцида была далека от современной. Да, с помощью телеграфа можно было отдавать распоряжения и координировать депортации. Но наряду с винтовками и пулеметами фигурировали топоры и ножи. Использовались железные дороги, но не автотранспорт (в стране его было очень мало). Большая часть депортированных брела по этапу пешком под конвоем жандармов, тоже пеших. Турецкое правительство приберегало технику уничтожения для войны, чего не скажешь о нацистах. Организаторы депортаций погрязли в коррупции и бюрократии. Очевидно, что нацисты использовали более современные методы убийства, как и положено было высокоразвитой нации поколение спустя. И все же геноцид в Турции был современен хотя бы в одном, но очень важном аспекте. Далее я постараюсь доказать, что в этом они ничем не уступали нацистам. Младотурки совершили массовые убийства, отравленные современной идеологией органического национализма, которая предстала в смешанной пролетарско-имперско-ревизионистской форме. Геноцид осуществляло характерное и для нашей эпохи партократическое государство. Так что окончательное решение еврейского вопроса — событие для истории не уникальное. Но трагедия еврейского народа, как мы вскоре убедимся, стоит особняком среди других попыток геноцида. Их общий генезис — массовые движения органического национализма, прогрессирующие в условиях национального и глобального кризиса и нарастающего антагонизма социальных и этнических групп. Переплетение таких множественных факторов часто приводило к этническим чисткам и даже к геноциду.
Так есть ли каузальная связь между турецким и нацистским геноцидом? Вряд ли. Мирный договор с Советским Союзом в 1922 г. и с Грецией в 1923 г., устойчивое правление Ататюрка привели к ослаблению внутренней напряженности и отказу от практики этноцида. Европа оказала влияние на движение младотурков, то же воздействие испытало и правительство Ататюрка, но обратной связи не было. И хотя Европа знала об армянской трагедии, она рассматривала ее в терминах «ориентализма», как порождение варварской азиатской отсталости, а не как современное политическое явление. Турцию, союзника Германии по Первой мировой войне, посетила большая немецкая делегация. В ее составе было несколько человек, ставших впоследствии убежденными нацистами, среди них — Рудольф Хёсс, будущий комендант концлагеря Освенцим (эти персоналии перечислены у Дадряна (Dadrian, 1996: 199–204), биографию Хёсса см. в главе 8 настоящей книги). Маловероятно, что турецкие события оказали на германский нацизм большее влияние, чем события на других фронтах Первой мировой. Нет у нас и доказательств того, что немецкие офицеры, наблюдавшие геноцид армян, сделали из этого некие выводы для себя. Нам известна лишь одна прямая связь между двумя явлениями, и это заставляет задуматься. В обращении к немецкому генералитету накануне нападения на Польшу Гитлер призывал к уничтожению польского гражданского населения (тогда еще не евреев!) в таких словах: