Что касается несгибаемых оппозиционеров, то те нуждались в иной, альтернативной идеологии. Окружной врач из Варшавы Вильгельм Хаген вел долгую тяжбу с эсесовской администрацией, стремясь улучшить условия жизни в гетто (хотя как немецкий врач своего времени, считал, что именно евреи виновны в распространении тифа). Некоторые консервативные офицеры тоже проявляли неповиновение. Генерал-лейтенант Мозер был командирован в Восточную Польшу. Он учуял (в прямом смысле) запах лагеря смерти и отправился выяснить, что там творится. Ужаснувшись увиденному, он сказал: «Каждый честный немец должен дезавуировать то правительство, которое отдало приказ об организованном массовом уничтожении» (Boehnert, 1981: 211–212). Генерал перешел линию фронта и сдался русским[62]. Братья Штауффенберги, осуществившие покушение на Гитлера, тоже были военными старой школы. Офицер СС Курт Герштейн остается загадочной фигурой. Выходец из Пруссии, он был глубоко верующим человеком, что давало ему опору в жизни. Он поставил на карту все, передав церкви и шведским дипломатам всю информацию об «окончательном решении». Подполковник Гросскурт, профессиональный военный, сын лютеранского священника, протестовал против расстрелов женщин и детей айнзацгруппами и был смещен с должности высшим руководством. Альберт Хартль, бывший католический священник, с отвращением отказался от своего поста в СС. Заговорщики и противники режима были людьми левых взглядов, религиозными активистами или потомственными военными (Hoffmann, 1988). Но большинство из тех, кто когда-то был в оппозиции к нацизму, держали рот на замке — нонконформистов преследовали беспощадно.
Очень немногие нацисты высшего ранга осмеливались не соглашаться с генеральной линией партии. Карл-Зигмунд Лицман был сыном генерала и сам стал офицером. После Первой мировой войны участвовала во фрайкорах, был членом союза фронтовиков «Стальной шлем». В нацистскую партию вступил в 1929 г. Был командиром обергруппы отряда СА, лишился этой должности из-за политических взглядов. Во время Второй мировой войны был назначен Генеральным комиссаром по Эстонии, политику массовых репрессий отвергал, считая, что она превращает во врагов потенциальных друзей Германии. Когда все его инициативы были отвергнуты, Лицман покорно с этим согласился (Kersten, 1956: 223–225). Вильгельм Кубе, генерал-комиссар, руководитель оккупационной администрации Белоруссии, проявил более определенное неповиновение. Его фашистские убеждения имели скорее культурную подоплеку, чем расовую, поэтому он возражал против уничтожения «культурных» евреев Запада:
Я человек жесткий, и готов содействовать решению еврейского вопроса, но эти люди принадлежат к нашей культуре и отличаются от тупого стада местных дикарей (с Востока)… Дорожа честью партии, я прошу тебя дать мне указание провести надлежащую акцию наиболее гуманным способом.
Когда штандартенфюрер Штраух расстрелял 70 «культурных» евреев, то, по его словам, Кубе принялся оскорблять его начальство:
Меня и моих людей он обвинил в варварстве и садизме, но я всего лишь выполнял свой долг. Он утверждал, что [вырывать золотые зубы у расстрелянных] — дело недостойное ни немецкого солдата, ни Германии Канта и Гете. Еще Кубе говорил, что мы виноваты в том, что репутация Германии в глазах всего мира погублена. А еще он сказал, что знает, что наши солдаты удовлетворяют свое сексуальные желания во время казней. Но я всячески протестовал против этих обвинений и подчеркивал, что это крайне прискорбно, когда людей, выполняющих и без того грязную работу, дополнительно забрасывают грязью.
Вскоре после этого диалога Кубе был убит[63]. В любом случае он бы плохо кончил. Гиммлер говорил, что его поведение «граничит с изменой». Кубе был значительно старше своего окружения и укорял молодых нацистов за то, что те утратили ранние идеалы движения. Сын сержанта пехоты, Кубе родился в Польской Силезии, получил университетскую степень по истории, проявлял интерес к довоенным националистическим движениям. Отвоевав в Первой мировой, он вступил в консервативную Немецкую национальную народную партию (DNVP). Стал нацистом в 1927 г., в уже зрелом 40-летнем возрасте. Возможно, он был слишком стар для полной социализации (Black, 1984: 175; Hilberg, 1978:233, 253–254; Höffkes, 1986: 195–198). Кубе был, скорее, исключением из правила. Классический нацист умел ненавидеть врагов, без остатка отдавать себя движению и молиться на фюрера. Это была их жизнь, жизнь в борьбе и насилии еще до начала массовых убийств. Именно таким людям была доверена роль исполнителей геноцида. Их идеология была системной и последовательной, изначально она несла в себе латентную идею геноцида. Коэл считает, что от силы 2 тысячи эсесовских офицеров принимали непосредственное участие в казнях, руководили экзекуциями менее 200 офицеров в ранге майора и выше. «Это были псы войны, великолепно вымуштрованные, специально отобранные, готовые сражаться до победного конца, это были исчадия ада, которые сломили морально и повели за собой сотни тысяч других вольных или невольных пособников» (Koehl, 1983: 167,177–186). Элите жилось проще. Они были кабинетными убийцами.
ПУТЬ К КАРЬЕРЕ № 2: ГЛАВНЫЕ ЛАГЕРЯ
В концентрационных лагерях дело обстояло иначе. Там убийцами были мужчины и женщины в невысоких чинах, а подсобный персонал — нижний средний класс и рабочие — имел надежную занятость, хороший заработок и тоже был причастен к уничтожению людей. Они не были светочами ума и плохо разбирались в нацистской идеологии. Их расистские и антисемитские взгляды были порождением слепого фанатизма. Концлагеря были трудовыми коллективами, профессиональными сообществами. Некоторые жили здесь с семьями. Дружеские вечеринки, совместные попойки, любовные интрижки — все это было сильным фактором социализации и конформизма как нормы группового поведения. Поскольку в лагерях уничтожения «Акции Рейнхардт» использовались другие методы рекрутирования, я остановлюсь на этом отдельно. Довоенные немецкие лагеря, такие как Освенцим, Майданек и многие другие, были устроены по общему принципу. Именно в довоенных лагерях обычное насилие переросло в рутинное массовое уничтожение. В них проходили службу 8 % военных преступников из моей выборки (115 мужчин). До этого никто из них не занимался уничтожением людей в массовом порядке, но там их этому научили. Все, кроме трех, были членами нацистской партии, СС или СА. По моей выборке, 286 человек служили в лагерных комплексах Освенцим и Майданек. Только 14 % были новобранцами и рядовыми, среди них — почти все этнические немцы с возвращенных территорий, призванные в 1942 г. Все остальные были эсесовцами или членами партии. 41 человек также служили в довоенных лагерях, 35 — в трудовых лагерях, 14 — в айнзацгруппах, 12 — в лагерях смерти «Акции Рейнхардт» и один в программе эвтаназии Т4. Это были очень хорошо обученные специалисты.
Всего за время войны в трудовых лагерях прошли службу 295 человек. Из них только 5 % были обычными призывниками, в массе своей — этническими немцами. 22 % до лагерной карьеры служили в дивизиях Ваффен-СС и были переведены в лагерную охрану после ранений на Восточном фронте. Еще 22 % были членами партии или СС. 44 % имели весомый опыт: 5 человек — из Т4, 14 — из айнзацгрупп, 66 — из довоенных лагерей, 40 — из лагерей уничтожения. Все они, кроме 9 человек, были также членами партии или СС. Эта подборка схожа с кадровой структурой Освенцима, за исключением раненых офицеров из Ваффен-СС. Мы снова убеждаемся, как тщательно формировался кадровый состав, в лагерную охрану переводили лишь за особые заслуги или нужные навыки и опыт.
Режим, установленный Эйке в Дахау, стал образцовым для всех лагерей. Выслужив повышение, подопечные Эйхе переводились в другие лагеря, в том числе и лагеря смерти. По меньшей мере девять комендантов крупных лагерей и восемь их первых заместителей прошли школу Дахау. С особой придирчивостью отбирались старшие офицеры для Освенцима, трагически знаменитой фабрики смерти. Три коменданта лагеря — Хёсс (уже упоминавшийся), Артур Либехеншель (нацистский ветеран из польской Силезии, мелкий чиновник, как и его отец) и Рихард Баэр (кондитер из Баварии, вступивший в НСДАП в 1930 г. в возрасте 20 лет) — все они начинали свою карьеру как унтер-офицеры в Дахау. Так же как и заместитель коменданта Ганс Аумейер (токарь из Баварии, ветеран нацистского движения и СС, впоследствии стал комендантом Освенцима), адъютант Баэра Карл Хекер (из Вестфалии, сын строительного подрядчика, банковский клерк, вступил в НСДАП в 1933 г. в 22 года), уже упоминавшийся Франц Хоффман (сотрудник политического отдела (гестапо) лагеря), Карл Фриче (судетский немец, вступил в партию и СС в 1930 г., высоко ценил эсесовское братство, семь лет прослужил в Дахау, в Освенциме первым испытал газ «Циклон Б», потом возглавил лагерь Флоссенбюрг, где «превысил полномочия», иными словами — творил зверства в степени, чрезмерной даже для лагерей). Иозеф Яролин, эльзасец, отслужил 9 лет в Дахау, потом получил пост коменданта в сублагере Аллах (филиал Дахау), вступил в нацистскую партию в 1933 г., когда ему было 29 лет, заключенные отзывались о нем как о фанатике. Карл Кох испытанный ветеран из Рура, в 1920-е гг. участвовал в уличных столкновениях с коммунистами, позже жестокий и коррумпированный комендант Бухенвальда, палаческие навыки оттачивал в довоенном лагере Заксенхаузен. Его жена Ильза Кох, Ведьма Бухенвальда, шила абажуры из татуированной кожи заключенных. Гермина Браунштайнер, домохозяйка из Вены, работала на авиационном заводе, в 1939 г. в 20 лет вступила в ряды СС. Была тюремной надзирательницей в Равенсбрюке, позже возглавила женскую зону лагеря смерти Майданек. Кроме патологической жестокости, других заслуг у этих людей не было. Баварец Иозеф Крамер, сын мелкого государственного служащего, нацист с 1931 г., по службе продвигался медленно. Практиковался в Дахау, работал писарем, потом охранником и палачом. Дорос до заместителя коменданта Маутхаузена, служил в Освенциме, был начальником лагеря Нацвейлер, руководил расстрелами в Освенциме-Биркенау. Узники называли его «бельзенским зверем». Его жена рас