Две зависимые страны, созданные немецким нацизмом, находились в межеумочном положении. Они зависели от Германии, но были благодарны ей за государственность, хорошо понимая, что победа антигитлеровской коалиции вернет им прежних хозяев — Чехию и Сербию. Обе страны пользовались ограниченной автономией и даже не старались раздвинуть эти границы, попытавшись защитить евреев от нацистского геноцида. Евреями надо было пожертвовать, чтобы разделаться с истинными врагами. Словакия освободилась от Чехии, которая отныне была в полном подчинении у немцев. Таким образом, поверженный враг переставал быть врагом. Что касается хорватов, то вместе с немцами они продолжали воевать с непокорной Сербией. Хорваты жаждали крови сербов, и немцы здесь были ни при чем.
Словакия
Между двумя мировыми войнами в Чехословакии проживали три основные этнические группы. Влияние фашизма среди чехов было ничтожным (Kelly, 1995), и даже чешский национализм был достаточно умеренным. Чехи не испытывали никаких симпатий к нацистской Германии, которая напрямую управляла чешскими землями. Чешские охранники немецкого концентрационного лагеря Терезиенштадт выполняли свои обязанности с крайней неохотой, — так считают уцелевшие узники. Судетские немцы вначале косо смотрели на Гитлера, но в 1938 г. упали в его объятия (Smelser, 1975). Но все же судетские немцы дали не так много военных преступников, что мы уже выяснили в восьмой главе.
А вот среди словаков оказалось много коллаборационистов. Старшее поколение еще помнило Габсбургскую монархию, дожившую до 1918 г., и упрямо сопротивлялось доминированию чехов. Слабая словацкая экономика проигрывала в соревновании с чешской, не имела развитой сети дорог и естественных торговых путей (Ргуог, 1973). Как и большинство стран Восточной Европы межвоенного периода, образование и уровень грамотности были индикаторами социального и культурного прогресса. Бурное развитие чешской экономики, в том числе и за счет эксплуатации Словакии, укрепление культурной и языковой идентичности словаков подпитывали словацкий национализм, как это происходило и в других странах. Глинкова словацкая народная партия, воззвав к национальной идее, набрала 40 % голосов на выборах и стала крупнейшей партией Словакии. Католические клирики и университетская профессура выдвинулись в партийные лидеры, а словацкие студенты оформили ее молодежное крыло. Церковь с сомнением восприняла демократизацию, в какой-то мере грешила антисемитизмом, но и к фашизму относилась с опаской. По мере ослабления Чехословацкой республики, словаки-националисты все более настойчиво выступали за независимость. Молодые радикалы объединились в полувоенную организацию «Глинкова гвардия». Они стали поклонниками Гитлера, что и вызвало раскол в партии. Агрессивная дипломатия рейха подорвала влияние умеренных, и в словацкой националистической партии выдвинулись лидеры, потребовавшие «очистить землю Словакии от чужеродных элементов». Манифест от 1938 г. декларировал: «Мы будем поддерживать все нации, борющиеся против жидомарксизма, его идеологии, революций и насилия». После аннексии Чехословакии Гитлер отблагодарил Глинкову партию однопартийной конституцией в новообразованной Словакии (El Mallakh, 1979; Felak, 1994; Havranek, 1971; Jelinek, 1976; Leff, 1988; Nardini, 1983; Nedelsky, 2001; Schmidt, 1983; Vago, 1987: 294–295; Zacek, 1971). Если словаки и подвергались дискриминации в Чехословакии, то она была весьма мягкой. Стоило ли заходить так далеко? Ведь теперь, после раскола страны, Словакия стала марионеткой Гитлера.
Глинкова партия содействовала «окончательному решению» до середины 1942 г. Не ослепленные идеологическим фанатизмом, не разделявшие расовую нацистскую концепцию антисемитизма, словаки, тем не менее, без особых уговоров выдали Германии евреев в качестве побочного продукта своего Плана А — национальной независимости. Были у них и вполне приземленные мотивы. Нацисты вводили налог на каждого еврея, а в случае конфискации и распродажи еврейской собственности правительство получало свою долю. Венгерские пограничники обратили внимание на то, что Глинкова гвардия не спешит с депортацией богатых евреев (получая за это взятки), щадит цыганских музыкантов, и если неким было заменить еврейских мастеровых и торговых магнатов, то и их не дает в обиду.
Со временем словаки начали уклоняться от сотрудничества в «еврейском вопросе». В середине 1942 г. немецкий дипломат писал, что «депортации стали непопулярными в широких кругах населения». Словаки ужаснулись тому, как немцы относились к русским и евреям, и стали все чаще дезертировать с фронта. Немцы же не желали отвлекать армейские части для контроля над Словакией, во всем положившись на Глинкову гвардию, особенно после совместного подавления словацкого восстания 1944 г. Но пыл националистов быстро остывал по мере того, как приближалось поражение Германии (Hilberg, 1978: 458–473; Jelinek, 1989; Rothkirchen, 1989; Schmidt, 1983: 165). Характерно, что наиболее тяжкие военные преступления совершили молодые фанатичные словаки, а не образованные радикалы и протофашисты из Глинковой гвардии.
Хорватия
В межвоенный период Хорватия была частью Югославии под управлением консервативного и авторитарного короля Александра. Хорваты боролись с гегемонией сербов, создавших в предвоенные годы незначительную протофашистскую партию, в которую входили студенты, семинаристы, священники Сербской православной церкви. Эта полуклерикальная партия ориентировалась на румынскую модель фашизма и социально опиралась на деревенскую бедноту. Куда более серьезной силой были сербские четники. Это было парамилитарное, националистическое, но не фашистское движение. По мере того как усиливалось сопротивление хорватов, король Александр все больше надеялся на враждебных им четников, что, в свою очередь, радикализировало хорватскую оппозицию режиму (Avakumovic, 1971: 138; Djordjevic, 1971: 130; Kuljic, 1998: 828; Vago, 1987: 294–295). Ультраправыми хорватскими националистамй были усташи («повстанцы»). Движение, созданное по образу и подобию итальянского фашизма, быстро набирало силу в борьбе с четниками, и вскоре его численность перевалила за 30 тысяч человек. Формально усташи считались фашистами, но по сути они были органическими националистами, провозгласившими хорватов «европейцами и готами, отличными от таких восточных славян, как сербы». Другие этнические группы могли ассимилироваться в сербскую нацию при условии принятия католицизма. В эту организацию устремилась молодежь, ее лидерами становились студенты и интеллигенция, поддержку оказывали и католическое духовенство, и молодые рабочие, необъединенные в профсоюзы. Парамилитарные формирования возникли в горном пограничье на стыке с Сербией и Боснией. В тех опасных краях у каждого хорватского крестьянина была винтовка. В Хорватии фашизм расцвел на почве национальных противоречий Югославии, где врагами считались не коммунисты и евреи, а где шла война всех против всех. Евреев убивали, чтобы ублаготворить немцев, но те же евреи сражались в движении Сопротивления.
В 1941 г. вермахт оккупировал Хорватию. Немецких солдат встречали с радостью. Лидеры усташей вернулись из эмиграции и провозгласили (марионеточное) «Независимое Государство Хорватия». Их поддержала католическая церковь и депутаты от Крестьянской партии в количестве достаточном для формирования парламентского большинства. Фашистский режим имел послушный парламент, не имевший практически никакого влияния на вооруженных усташей. За четыре года в обоюдной резне погибло много югославов. И по сей день противоборствующие стороны размахивают военной статистикой тех лет, как обоюдоострым оружием, что делал, например, Франьо Туджман, бывший президент Хорватии. Миркович (Mirkovic, 1993; цит. по: Hayden, 1996: 746–748) оценил потери сербов в 487 тысяч человек (7 % всего сербского населения), хорватов — в 207 тысяч (5 %), мусульман — в 86 тысяч (7 %), евреев — в 60 тысяч (78 %), цыган — в 27 тысяч (31 %). В этой братоубийственной войне зверства совершали все вовлеченные стороны. В Югославию вторглись сразу два государства — Германия и Италия. Каждое преследовало свои цели, каждое воевало со своими врагами. Две главные силы Сербии — партизаны Тито и праворадикальные четники — сражались друг с другом, но также и с немцами, итальянцами и усташами. Четники провозгласили идею сербского национализма, коммунисты Тито апеллировали к интернационализму. Часть хорватов из Далмации воевали вместе с партизанами против немцев и итальянцев, а итальянцы помогали отрядам четников. Боснийские мусульмане оказались в огненном кольце и воевали против всех сразу. Но поскольку мусульмане боялись сербов больше, чем хорватов, многие из них сотрудничали с гитлеровцами. Именно из них была сформирована дивизия Санджак. В общей сложности на стороне немцев воевало 140 тысяч югославов из основных этнических групп, исключая, разумеется, евреев (Völkl, 1998).
Мы должны разобраться во всех этих сложностях, не только чтобы понять ход Второй мировой войны, но и для того, чтобы дистанцироваться от схематичной послевоенной националистической трактовки событий, которая породила так много мифов, оживших во время кровавых событий 1990-х гг. Но если отбросить в сторону второстепенное, то самые чудовищные военные преступления совершили хорватские усташи, и именно хорватские сербы, если не считать евреев, стали наиболее пострадавшей этнической группой. Они смогли отомстить за себя. После капитуляции 1945 г. и последовавшей кровавой резни среди всех уничтоженных хорватов усташи составили примерно треть.
Геноциду в классическом смысле подверглись исключительно евреи и цыгане. Политика усташей в отношении сербов ограничивалась «дикими» депортациями и насильственной ассимиляцией. От 200 до 300 тысяч сербов были вывезены на территории, контролируемые немцами. Многие погибли в ходе депортаций. От 240 до 350 тысяч православных сербов были насильственно обращены в католицизм. Католические священники и францисканцы тщательно прочесали территорию компактного проживания сербов: православных крестьян ставили перед выбором — «или принять католицизм или отправиться в концентрационные лагеря». Сербы к тому времени хорошо усвоили, что концентрационный лагерь для большинства означает смерть, так что особого выбора у них не было. Эта практика напоминала немецкие кровавые чистки в оккупированной Польше, где принималось в расчет социальное и имущественное положение потенциальных жертв. Это был бесспорный политицид: предприниматели, православные священнослужители, интеллигенция, зажиточные крестьяне уничтожались в первую очередь. 38 % из 577 православных священников, проживавших на хорватской территории в апреле 1941 г., были убиты за 7 месяцев. 58 % были депортированы, 4 % оказались в тюрьме или бежали (Ramet, 1992: 150–151). В некоторых районах сербы были вырезаны подчистую. Казалось, что эта часть Европы была отброшена в эпоху религиозных войн Средневековья. Все это оправдывалось этнической идеологией усташей. Министр иностранных дел расставил все точки над i: «В Хорватии не так уж и много настоящих сербов. Большая часть православных (то есть сербов) — это на самом деле хорваты, которым иностранные завоеватели навязали чуждую им веру. Наш долг — вернуть их в лоно Римской католической церкви» (Shelah, 1990: 77). Усташи заявляли о своей цели еще откровеннее: одну треть надо изгнать, одну треть обратить в католиков, одну треть убить. На две трети их мечта сбылась. По переписи 1921 г. сербское население на территории Независимой Хорватии составляло 1,6 миллиона человек. К 1944 г. эта цифра снизилась до 600 тысяч, то есть 63 % стали жертвами чисток.
Что касается четников, то они желали видеть «гомогенную Сербию», страну, свободную от инородцев. Но коса нашла на камень. Обширный край контролировали отважные партизаны Тито, которые этнических целей не преследовали.
Самым известным концентрационным лагерем был Ясеновац. О нем мы знаем в основном по запоздалому судебному разбирательству по делу Динко Шакича, бывшего командующего системы концлагерей (публикации HINA — хорватского новостного агентства, март — октябрь 1999 г.). Один хорватский историк утверждает, что 60 % из 85 тысяч всех уничтоженных в хорватских лагерях были сербами, 15 % — евреями, 14 % — хорватами, 12 % — цыганами. Были ликвидированы практически все евреи и цыгане. Уничтожение сербов и хорватов велось менее системно. Хорватов уничтожали как политических диссидентов, среди погибших сербов преобладала интеллигенция. Свидетели рассказывают, что людей убивали самыми садистскими способами: перерезали горло ножами, в ход шли топоры и кувалды, огнестрельное оружие использовалось редко. Самыми страшными лагерными палачами считались несовершеннолетние усташи.
Были и более гуманные надсмотрщики, и некоторые из них попытались спасти заключенных от смерти. Администрация лагеря провела расследование и казнила этих охранников. Это был хороший урок остальным, и лагерный режим ужесточился до предела.
Динко Шакичу было 23 года, когда в 1944 г. его назначили комендантом лагеря. Хорватским националистом он стал еще в 11 лет, за что его исключили из школы, в 17 лет он получил запрет на образование во всех учебных центрах Хорватии. Шакич перебрался в Германию, в 1938 г. в Берлине вступил в организацию усташей. В 1942 г. он начал службу в лагерной охране Ясеноваца. По свидетельству очевидцев, он лично расстрелял нескольких заключенных. Динко Шакич был приговорен к 20 годам тюрьмы. Его предшественником на посту коменданта был бывший францисканский священник. Свидетель рассказывал, что этот палач «превращал расстрелы в мистически-религиозный обряд». Лично расстреляв заключенных, патер возглашал: «Правосудие осуществилось». После чего он служил мессу, и все хорваты молились. «В воскресной проповеди он призывал к любви к ближнему своему, а в понедельник продолжал расстрелы».
В основном усташами становились неимущие горцы из пограничных районов Боснии с Сербией, в которой они видели главную угрозу. К ним же присоединялись этнические немцы из Баната, района у северной границы Сербии. Миркович (Mirkovic, 1993) и Парис (Paris, 1961) нарисовали условный социальный портрет этих военных преступников. Парис пишет, что они были не крестьянами, а мелкими буржуа: ремесленниками, лавочниками, чиновниками самого низшего звена. Миркович утверждает, что убийцы рекрутировались из «социально деклассированных страт общества, это были парии и маргиналы без образования и социального статуса». У нас нет документированных фактов, подтверждающих столь однозначную оценку, которая, как мы знаем, расходится с реальностью геноцида в других странах, по которым ученые провели серьезную работу с архивными документами. Оценка элиты нам кажется более достоверной. Миркович представляет список юристов и католических священников, вошедших в ультраправые организации, по его мнению, там много было и врачей. Парис выдвигает на первый план студентов, семинаристов, священников, в особенности францисканцев и иезуитов. Архиепископ Загреба и Орден францисканцев сыграли активную роль в развязывании репрессий — половина из комендантов двадцати одного концлагеря были католическими священниками. Клерикальная печать провозгласила Гитлера «крестоносцем Господа» и объявила сербов «злейшими врагами хорватов, равно как евреи и масоны суть злейшие враги всей Европы». Евреи были названы космополитами и отщепенцами, которым не дано стать настоящими хорватами. Церковь еще и еще раз обличала евреев в генетической ненависти к Делу Христову, но считала, что сербы и мусульмане могут быть обращены.
Некий усташ, комендант одного лагеря так объяснил свое обыкновение убивать ежедневно по 3–4 тысячи новоприбывших лагерников: «Со временем к этому привыкаешь. Вид крови перестает тебя шокировать». Геноцид велся самым варварским способом: в дело шли ножи, топоры, кувалды. Трупы сваливали в овраги, сверху для верности бросали несколько гранат. Усташи даже не пытались скрывать массовые казни. Министр юстиции заявил:
Наше государство, наша земля предназначены для хорватов — и больше ни для кого. Мы не остановимся ни перед чем, мы пойдем на все, чтобы сделать хорватов истинными хозяевами своей родины, очищенной от православных сербов. Те, кто пришел на наши земли 300 лет назад, должны исчезнуть. И мы не скрываем наших намерений.
А вот что сказал один священник:
В нашей стране могут жить только хорваты. И мы прекрасно знаем, как надо поступать с теми, кто противится обращению в истинную веру. Лично я опустошил бы целые провинции, я бы убил там всех — и детей и взрослых. Если малое дитя встало на пути великого дела усташей, я убил бы его без малейшего раскаяния (Alexander, 1987; Avakumovic, 1971: 139–140; Hilberg, 1978: 453–458; Lauriere, 1951; Mirkovic, 1993; Paris, 1961; Steinberg, 1994; Tomasic, 1946).
Евреи и цыгане тоже беспощадно уничтожались — это была кость, брошенная немцам, чтобы они не лезли напрямую в хорватские государственные дела. Части вермахта были расквартированы в Хорватии на всякий случай. Но кровавые чистки сербов шли сами по себе, без вмешательства немецких нацистов.