После Великого китайского голода КПК и лично Мао Цзэдун в значительной степени утратили легитимность. Китайская деревня вернулась к клановым, родственным, традиционным отношениям; именно эти социальные связи помогли им выжить и противостоять враждебному и далекому от них режиму. Раскол в руководстве КПК продолжался, впоследствии это привело к братоубийственной внутрипартийной борьбе, к третьему этапу массовых насилий — «культурной революции» 1966 г. «Культурная революция» началась как движение идеологизированной молодежи, студенчества. Мао не составило труда натравить молодых фанатиков на традиционалистов и радикализировать партию, обратившись к ее рядовым членам. Китайский лидер заподозрил советское руководство в предательстве идей революции. Он считал, что внутри КПСС вырос новый бюрократический класс, поставивший страну «на капиталистические рельсы развития». Мао воззвал к «красным молодогвардейцам» (хунвейбинам), чтобы «освежить кровь революции». В каком-то смысле это был его План В. Фанатичные хунвейбины начали искать и успешно находить классовых врагов в рядах самой партии. Такое было впервые. Их теория «естественной революционности» возвратила к жизни представления о «хороших, красных классах» и «плохих, черных классах». К пяти «красным» классам относились потомки рабочих, крестьян, солдат, революционных деятелей и героев революции, которым угрожали пять «черных» классов: дети помещиков, кулаков, контрреволюционеров, уголовных преступников и правых уклонистов (Becker, 1996: 270–274). Разгорелась мини гражданская война, вынудившая и радикалов, и консерваторов взять в руки оружие. Кровавая вакханалия длилась недолго, но успела нанести сильный удар по экономике Китая, разрушив ее инфраструктуру. Революция хунвейбинов угрожала основам государственного порядка и даже единству армии, часть которой присоединилась к радикалам. Испуганный Мао задействовал План Г. Он открестился от хунвейбинов и приказал армии подавить массовые беспорядки. «Культурная революция» унесла жизни от 400 тысяч до одного миллиона человек. Главными жертвами стали члены КПК и молодые радикалы, расстрелянные при подавлении уличных беспорядков. Никто не предполагал и не желал таких результатов. Они стали следствием партийной фракционной борьбы, выплеснувшейся на улицы и подорвавшей (временно) незыблемость государства-партии. «Культурная революция» нанесла мощный удар и по партийному руководству (чистки), и по молодежному кадровому резерву партии (физическое уничтожение). После этого выплеска социальной энергии режим утратил способность к дальнейшей радикализации и мобилизации. Дефолт коммунистической идеи привел к китайскому варианту «оттепели». Трудовые лагеря «перевоспитания» остались, но количество расстрелов резко сократилось. За последние 30 лет в Китае проводились лишь выборочные полицейские репрессии — обычная практика большинства авторитарных режимов.
Гораздо хуже обстояли дела в Тибете с его клубком этнических проблем[81]. Тибетцы долгое время подчинялись Китайской империи, период их относительной независимости закончился в 1950 г. с приходом китайской армии. Сопротивление этнического меньшинства не раз подавлялось военной силой. В 1959 г. последовало масштабное восстание, беспощадно подавленное китайской армией. В Индию вслед за Далай-ламой бежали 100 тысяч тибетцев, в том числе и молодых священников. Когда голод добрался и до Тибета, реакция КПК была чрезвычайно жестокой. Беккер (Becker, 1996: 181) считает, что там погибло полмиллиона человек — одна шестая часть всего населения. Большинство умерли от голода, но проводились и массовые расстрелы, причем в значительно больших масштабах, чем в самом Китае из-за упорного сопротивления местного населения. Культурный геноцид (странноватый термин ООН) выразился в разрушении почти всех тибетских храмов и монастырей.
Национальная политика Китая по отношению к другим меньшинствам была более сдержанной. Периодически, подавлялись беспорядки в Синьцзяне (китайский Туркестан), где недовольство Китаем тлеет и по сей день. Но ни, где китайцы не пролили столько крови, как в Тибете. Монгольское население Китая возросло на 25 % с 1953 по 1964 г., в то время как численность тибетцев упала на 10 %. Именно в Тибете Китай в первый и в последний раз предпринял попытку политицида, попытавшись уничтожить весь правящий слой как социально-этническую группу. Стратегические соображения, связанные с лимитрофным положением Тибета, здесь не были главным фактором. Ханьские китайцы составляют свыше 90 % населения страны, они считают себя главным народом Поднебесной, носителями высокой культуры. У такого народа нет никаких оснований опасаться соперничества небольших и отсталых национальных меньшинств. Наоборот, Китай всегда стремился цивилизовать эти народы через частичную ассимиляцию. Тибет стал исключением из правила. Китай обнаружил там что-то похожее на квазигосударство, возможно, последнее теократическое государство в мире, управляемое Далай-ламами, реинкарнированными божествами, восседающими в своих горных монастырях. Каждый монастырь имел собственную армию, пахотные земли и был экономическим центром всей провинции. На четырех тибетцев-мужчин приходился один лама. Крестьяне вели оседлый образ жизни и безропотно работали на своих сакральных повелителей.
И по марксистским, и по любым другим понятиям это было феодальное общество, где жил невежественный, закабаленный традициями и предрассудками народ. Китайские коммунисты верили, что они освобождают тибетцев и приобщают их к цивилизации. Монастырскую собственность экспроприировали и разделили среди беднейших крестьян. Китай строил школы и больницы, о которых там и не ведали. И все же один из семи тибетцев считался классовым врагом, в отличие от Китая, где индекс «классовой враждебности» был 1 к 20. Лам, монастырскую стражу, воинов-кочевников расстреливали.
То, что происходило в Тибете, не было геноцидом (хотя беженцы думают иначе), это был политицид. Китаю надо было разгромить соперничающее государство, что и было сделано в рамках идеологии классовой борьбы. Агрессия не носила отчетливо выраженный этнический характер. КПК могла бы достичь своих целей с помощью локальных полицейских операций и современных реформ. Вероятно, в этом и заключался первоначальный китайский План А. Многие реформы были, безусловно, полезны, теократический режим действительно угнетал народ. Но реформы были изуродованы катастрофической политикой Китая в области экономики. Это был китайский План В — «большой скачок». Тибетских кочевников насильственно привязали к земле и провели коллективизацию отчасти из-за того, что они представляли определенную военную угрозу; и кочевников, и бывших монастырских крестьян заставили выращивать «большие урожаи» неведомых им сельскохозяйственных культур. Коллективизация в Тибете провалилась с треском, ее результаты оказались куда более плачевными, чем в самом Китае. Но главная угроза для Китая заключалась в том, что тибетцы, сплотившись вокруг лам, в любой момент могли поднять восстание. Репрессии набирали силу, китайское руководство с все большей безжалостностью относилось и к голодающим, и к узникам исправительных лагерей. Конфликт пошел на спад после краха «культурной революции» и последовавшей либерализации китайского режима. Последний всплеск репрессий был зафиксирован в 1989 г.
КАМБОДЖА
В начале 1970-х гг. в Камбодже шла кровопролитная гражданская война между военным режимом генерала Лон Нола и повстанческим партизанским коммунистическим движением красных кхмеров (красных камбоджийцев). Эти события были тесно связаны с войной во Вьетнаме, поскольку режим Лон Нола был марионеткой США, а красные кхмеры являлись союзниками вьетнамских коммунистов. В этой двойной войне погибло полмиллиона камбоджийцев — 8 % населения. Многие стали жертвами ковровых бомбардировок авиации США, которая пыталась уничтожить конвои с грузами, следующими во Вьетнам через территорию Камбоджи. Бомбардировки мирного населения нейтральной страны, безусловно, являются крупнейшим военным преступлением Америки.
Эти военные потери выглядят ничтожными по сравнению с тем, что произошло потом. В 1975 г. красные кхмеры вышли победителями из гражданской войны. За последующие четыре года они уничтожили от 1 до 3 миллионов человек из семи с половиной миллионов камбоджийцев. Я согласен с подсчетами Сливинского (Sliwinsky, 1995) — 1 миллион 800 тысяч погибших, или 24 % населения, хотя не раз озвучивали и более высокие цифры. Сливинский выводит свою оценку из сопоставления числа убитых с общими демографическими потерями населения Камбоджи в указанный период. От 400 до 600 тысяч человек были убиты или замучены до смерти. Из них 30 % были расстреляны, остальным раскроили голову мотыгой или прикладом винтовки — видимо, для экономии патронов. Но больше всего людей погибло от голода, который стал непредвиденным последствием безжалостного революционно-социального эксперимента (подробная статистика — в работах: Chandler, 1991: 261; Chandler, 1992: 168; Etcheson, 2000; Heuveline, 2001; Kiernan, 1996: 456–460; Kiernan, 2003; Locard, 1996: 140, 157; Rummel, 1998: Table 4.1; Sliwinsky, 1995; Vickery, 1984). Спасение пришло вместе с вьетнамской армией, вторгшейся в Камбоджу и разгромившей красных кхмеров. По иронии судьбы, именно коммунистическая страна показала самый успешный и впечатляющий пример того, что мы сейчас называем гуманитарным интервенционизмом, именно вьетнамские коммунисты положили конец самой чудовищной коммунистической этнической чистке, в которой погибла четверть населения страны, при этом треть из них была убита сознательно.
Поскольку большая часть погибших тоже была кхмерами (камбоджийцами), мы не можем считать это классическим геноцидом или даже этнической чисткой, хотя истреблению были подвергнуты некоторые религиозные и этнические меньшинства. Это был политицид (так считают Harff & Gurr, 1988; Locard, 1996), направленный против тех, кто считался классовым союзником врага в гражданской войне. Но этот термин не дает представления о масштабе истребления, который вышел далеко за пределы подавления соперничающей властной группы (Margolin, 2000). Некоторые исследователи называют это